Страница:
А.А.: (такого оборота он не ожидал). Бог с тобой, Геночка! Я и не думал с тобой хитрить! Боюсь, что ты меня слишком буквально понял. Все-таки, что ни говори, а у Лермонтова и у Булгакова - два совсем разных образа. Два разных человека! Неужели знакомство с двумя Иванами тебя в этом не убедило?
Гена: Нет, не убедило! (И тут его осеняет.) А знаете, почему не убедило?
А.А.: Почему?
Гена: Да потому, что вы мне этих Иванов по очереди показали. По отдельности. А вот если бы вы их вместе свели,-это было бы другое дело. Как только они стали бы друг с другом разговаривать, тут мы бы и увидели, разные они или не очень... (Со вздохом.) Только такое, наверно, невозможно, чтобы сразу двух вместе...
А.А.: (его честь изобретателя задета). Как это невозможно? У нас все возможно!
Гена: (с воодушевлением). Неужели вы сейчас двух Иванов вместе сведете?
А.А.: Ничего нет проще. Только, во-первых, не Иванов - они мне, признаться, уже поднадоели. И, во-вторых, не двух, а гораздо больше!
Гена: То есть как-больше?
А.А.: Очень просто. Ведь в литературе немало случаев, когда один и тот же герой предстает во множестве обличий. Вот, например, Дон Жуан... Дон Жуан есть и у Мольера, и у Байрона, и у Пушкина, и у Мериме, и у Алексея Константиновича Толстого, и у Гофмана, и у Чапека, и у Блока, и у Брюсова...
Гена: (перебивает его). Погодите, погодите... А при чем тут Дон Жуан? Иван Грозный - он ведь на самом деле жил. Это историческое лицо! А Дон Жуан-он же выдуман!
А.А.: Да как тебе сказать... Дон Жуан тоже существовал на самом деле. Он жил в Испании, в четырнадцатом веке. И подлинное его имя было Дон Хуан Тенорио. О нем сохранились кое-какие довольно достовернее сведения. Так что мы можем утверждать, что у всех Дон Жуанов был один, так сказать, первоначальный прототип.
Гена: А они сами-что, все разные?
А.А.: (загадочно). А вот сейчас увидишь...
Он включает свою машину, и перед Геной появляется несколько человек довольно неожиданного обличья. Нельзя сказать, чтобы наш Гена был большим знатоком историй про Дон Жуана, но и он понимает: что-то тут не то. Незнакомцы одеты в простонародное платье, и говор их тоже никак не аристократичен.
Первый незнакомец Я тебе доложу, братец ты мой, что хозяин мой - это величайший из всех злодеев, каких когда-либо носила земля, чудовище, собака, дьявол, турок, еретик, который живет, как гнусный скот, как эпикурейская свинья...
Второй Ишь ты, не повезло тебе! Мой-то не таков! И он, ясное дело, не без греха, но добрый барин. Обходительный такой!..
Третий (гордо). Ну, я вижу, все ваши господа ничто перед моим! Вот мой господин прямо-таки благородный сеньор! Прямо скажу, человек чести!..
Четвертый Ох, а мой, разрази его гром...
Но недоумение Гены достигает таких размеров, что он уже перестает слушать этих людей.
Гена: Кто это, Архип Архипыч? Неужели Дон Жуаны? Странные какие...
А.А.: Нет, Геночка, это пока что их слуги. Слуги ведь всегда норовят оказаться впереди своих господ...
Второй слуга (первому). Эх, бедняга ты, бедняга! Если уж твой хозяин даже жалованья тебе не платит, это последнее дело! Да как его зовут-то, мошенника такого?
Первый (мрачно). Дон Жуан, вот как...
Второй (изумленно). Быть не может! И моего так зовут!
Четвертый Ох, и моего так...
Третий Да вы что, с ума сошли? Это моего господина зовут Дон Жуан! Как вы смеете с ним своих разбойников равнять!
Первый (задет). Ну ты, потише, потише! Нечего чужих господ ругать!
Второй Поганец эдакий! Вот мы тебе сейчас покажем!
Четвертый Ох, покажем...
Вот-вот начнется потасовка. Но ее предупреждает появление господ этих слуг, то есть самих Дон Жуанов. Они и вправду очень разные: по возрасту, по внешности, по одежде.
Первый Дон Жуан Эй, Сганарель! Брось палку! Я тебе говорю!..
Второй Дон Жуан Лепорелло! Прекрати драку!
Третий (презрительно). Простой народ, бездельники и воры, А на дуэли бьются, как сеньоры...
Четвертый Ха-ха-ха! Неплохо сказано! Вашу руку, сеньор! Как ваше имя, позвольте узнать?
Третий (гордо). Я - Дон Жуан, искатель островов, Скиталец дерзкий в неоглядном море. Я жажду новых стран, иных цветов, Наречий странных, чуждых плоскогорий.
Первый Какое совпадение! И меня зовут Дон Жуан! Правда, я не ищу никаких островов. Я вполне доволен тем островом, на котором поселил меня Мольер,- Сицилией!
Второй Представьте, и я Дон Жуан! Но я живу в Севилье, в Испании! Меня так и зовут- "Севильский обманщик"! Забавно, не правда ли?
Третий (изумленно). Вам эта кличка кажется забавной? Не стыдной? Не позорной? Не бесславной?
Второй (беспечно). Ба! Пусть зовут как хотят! Тем более... между нами... они имеют кое-какие основания! Ха-ха-ха!
Четвертый (миролюбиво). Не ссорьтесь, господа! Мы все далеки от идеала! Должен вам сказать, что где бы я ни бывал - в Англии, в Турции, в России...
Третий (не дослушав). Простите, я скиталец, но впервые Я вижу побывавшего в России!
Четвертый Да, мне пришлось побывать и там, на севере! Я даже был лейтенантом русской армии и брал Измаил под водительством самого Суворова! (Таинственно.) Я был принят при дворе! И сама императрица... впрочем, молчание!
Первый Отчего же молчание? Повеселите нас рассказом о ваших приключениях!
Пятый (он не проронил до сих пор ни слова). Ради бога, не надо говорить о любви! Я все еще не могу пережить мою разлуку с донной Анной.
Второй С донной Анной? Гм... Знакомое имя...
Пятый О боже! Воспоминания мучат меня! Я так и вижу снова тот момент, когда донна Анна была готова подарить мне поцелуй...
Второй (жадно). Ну, ну, ну! И что же?
Пятый (пылко). Как-что? Ведь она же думала, что я не Дон Жуан, не убийца ее мужа, а некий дон Диего!
Первый (с искренним удивлением). Ну и что такого?
Пятый (непонимание, которое он встретил, приводит его в растерянность). Я вас не понимаю... Да ведь сама мысль, что она будет любить меня, принимая за какого-то Диего,- сама эта мысль была мне нестерпима. Нет! - решил я. Пусть лучше ненавидит! Пусть убьет! Лишь бы не лгать любимой женщине!
Второй (присвистнув). Ну и ну! Да какая вам разница, чудак! Пусть себе принимает вас за Диего! Ведь целовать-то она будет вас! Ну нет, я в таких случаях не терялся!
Первый Да, признаюсь, это какое-то чудачество. Любовь - это ложь! Это игра! Что до меня, то я всегда просто играл, холодно наблюдая за страданиями женщины, словно она всего лишь муха, попавшая в паутину...
Пятый (хватаясь за шпагу). Мерзавец! И ты еще смеешь носить благородное имя Дон Жуана?
Первый (холодно). Простите, сударь, но я имею на это имя больше прав, чем вы. Спросите у любого, что такое Дон Жуан. И вам ответят: холодный, расчетливый сердцеед. Дон Жуан-это я, а не вы!
Пятый Ты лжешь! Дон Жуаном имеет право зваться лишь тот, чье сердце горит любовью! Защищайся!
Ссора стремительно перерастает в дуэль. Скрещиваются шпаги. И Архипу Архиповичу приходится выйти из роли простого наблюдателя.
А.А.: Господа! Я умоляю вас!..
Пятый Отойдите, сударь! После того, что выяснилось, нам двоим нет места на земле!
А.А.: Я прошу вас! Подумайте обо мне! Каково мне будет сознавать, что это из-за меня одним Дон Жуаном стало меньше?
Пятый (вкладывая шпагу в ножны). Благодари этого чужеземца, презренный! Ты обязан ему жизнью.
Первый (тяжело дыша, со злобой). Мы еще встретимся...
А.А.: (словно после тяжелой работы). Уфф! Ну и дела...
Гена: Архип Архипыч, а почему Дон Жуанов только пятеро? Вы же говорили, что их больше...
А.А.: (с подлинным ужасом). Тебе мало этих?!
Гена: (жалобно). Вы же обещали!
А.А.: (смирившись, но не ожидая от этого предприятия ничего хорошего). Ну что ж, коли обещал... (Включая машину.) Так... минуточку... Гм... Что такое?
Гена: (подозревая, что это штучки Архипа Архиповича). Что, опять заело?
А.А.: Да нет, не должно бы... А, понятно! Для такой большой трансмутации, должно быть, маловато энергии, Включаю на полную мощность!
Он щелкает переключателем, и в тот же миг раздается отчаянный вой сирены.
Гена: Архип Архипыч, что это с машиной?
А.А.: (сокрушенно). Сигнал тревоги.
Гена: А почему?
А.А.: Потому, что машина за нас тревожится. (Ласково.) Она ведь у меня умная...
Гена: Почему это она вдруг тревожится?
А.А.: Потому, что мы с тобой, очевидно, решили перейти границу, допустимую техникой безопасности. Вот она нас и предупреждает, чтобы мы этого не делали.
Гена: И что же теперь?
А.А.: Думаю, что придется нам с ней согласиться.
Гена: (разочарованно). Ну почему?
А.А.: Потому, что она права. Подумай сам, если появление пятерых Дон Жуанов чуть не кончилось кровопролитием, что стало бы, если бы они появились тут все...
Гена: Подумаешь! Велика разница, пять или там десять...
А.А.: Вот как? Ты думаешь, что Дон Жуаны - такая малочисленная компания?
Гена: Ну пусть пятнадцать...
А.А.: Больше, Геночка.
Гена: Ну двадцать!
А.А.: Нет, мой друг. Мировая литература насчитывает больше ста пятидесяти Дон Жуанов!
Гена: (он просто потрясен этой цифрой). Ста... пятидесяти?
А.А.: Представь себе! И все-разные! Есть среди них и очень симпатичные: романтические герои, искатели идеальной любви. Прямо не Дон Жуаны, а Ромео! Есть настоящие рыцари. Есть даже-ты не поверишь - одна переодетая женщина...
Гена: Не может быть!
А.А.: Тем не менее это правда. Но эти-то как раз не слишком опасны. А вот большинство Дон Жуанов - те просто форменные разбойники. Ничего у них нет святого, любого они могут обмануть, а то и убить. И ведь у каждого-свои хитрости, свои уловки. От каждого жди какой-нибудь особенной каверзы... Нет, Геночка, машина правильно сделала, что не послушалась нас с тобой. Было бы этих Дон Жуанов пять или десять... да хоть бы даже и двадцать, - мы бы с тобой рискнули. А сто пятьдесят... (Безнадежно машет рукой.) Нет, тут уж ничего не поделаешь. Придется тебе поверить мне на слово.
Гена: Да я верю. Только мне вот что непонятно: а зачем писатели так поступают? Почему у них все Дон Жуаны такие непохожие?
А.А.: А ты сам как думаешь-почему?
Гена: (подумав). Ну, наверное, писатель так делает, чтобы как-нибудь пооригинальнее написать. Не так, как у других.
А.А.: Что ж, и так бывает. Но главная причина все-таки не в этом. Понимаешь, настоящий писатель ставит героя в те или иные, порою даже причудливые обстоятельства и выдумывает его на свой лад, чтобы выразить правду. Он хочет понять загадку именно этого характера, понять его тайные пружины. И он иногда так точно постигает законы, управляющие характером, что может не только вывернуть героя, как говорится, наизнанку, но больше того: может даже предсказать, что с этим человеком случится позже, к каким победам или поражениям приведет его логика развития характера...
Гена: (с сомнением). Вы что же хотите сказать? Что писатели предсказывать умеют?
А.А.: Да! Умеют!
Гена: Ну, это вы шутите!
А.А.: Не шучу. Ты сам это поймешь во время нашего следующего путешествия. (Таинственно.) А начнем мы его...
Гена: С чего начнем?
А.А.: С бала!
Гена: (уж этого он никак не ожидал). А что нам там делать? Танцевать, что ли? Да я даже и не умею...
А.А.: Ничего, дело нам там найдется. В общем - до встречи на балу!
Путешествие четвертое
Ошибка Шерлока Холмса
Бальный зал в доме Павла Афанасьевича Фамусова. Бал в разгаре. Среди гостей - Архип Архипович и Гена. Они стараются затеряться в толпе, чтобы их не обнаружили. Гена глубоко возмущен слухом о сумасшествии Чацкого, тем более что слух этот рождается прямо у него на глазах.
Гена: Архип Архипыч, может, попробуем объяснить им, что все это вранье?
А.А.: Вряд ли, Геночка, из этого что-нибудь выйдет... Но погоди, разве я тебя не предупредил? Придется нам говорить здесь только стихами. А иначе нас мгновенно выставят отсюда.
Гена: Как же так? Я ведь не умею!
А.А.: Ничего, ничего, привыкай! В Стране Литературии без этого нельзя. С Иваном Грозным ты ведь ухитрялся объясняться стихами...
К Архипу Архиповичу и Гене подбегает возбужденный Антон Антоныч Загорецкий.
Загорецкий Про Чацкого слыхали?
А.А.: Нет, не слышал!
Загорецкий А с ним такой примерный случай вышел: Его в безумные упрятал дядя плут... Схватили, в желтый дом и на цепь посадили.
А.А.: Помилуйте, да он сейчас был тут!
Загорецкий Так с цепи, стало быть, спустили. (Убегает.)
А.А.: Такого сплетника еще не видел свет!
Гена Архип Архипыч! Что за бред? Нормального назвали психопатом! Давайте их разоблачим!
А.А.: (безнадежно). Куда там! Ведь говорит комедия сама Своим названием, как дважды два-четыре, Что в подлом фамусовском мире Всем умным-горе. От ума.
Гена: (он никак не может успокоиться). Да знаю это я! Мы проходили в школе... И все-таки я им сейчас задам! Эй, вы! Послушайте! Не стыдно разве вам Так подло сплетничать?
Фамусов О чем? О Чацком, что ли?
А.А.: (решив поддержать Гену). Сомнительно, чтоб он безумным был...
Фамусов Чего сомнительно? Я первый, я открыл!..
Гена: Тогда скажите честно и правдиво: За что его вы психом стали звать?
Хлестова Сказала что-то я - он начал хохотать...
Молчалин Мне отсоветовал в Москве служить в архивах...
Графиня-внучка Меня модисткою изволил величать!..
Фамусов Давно дивлюсь я, что никто его не свяжет! Попробуй о властях - и невесть что наскажет! Чуть низко поклонись, согнись-ка кто кольцом, Хоть пред монаршиим лицом, Так назовет он подлецом!
Гена: (он вдруг все понял). Ах вот в чем дело! Вы боитесь правды!
А.А. На этот раз, мой милый Гена, прав ты. Все мстят ему. Им правда колет глаз. Давай компанию с тобой покинем эту...
Гена: Покинем! Правильно! Карету нам, карету!..
Архип Архипович и Гена в комнате профессора. Фамусовские гости, бал, сплетня - все остается где-то там, далеко. Но Гена никак не может успокоиться.
Гена: Вот подлецы, а? Такого человека оклеветали... Архип Дрхипыч, а эта история была на самом деле?
А.А.: Нет, ее не было...
Гена: (он слегка разочарован). Выдумка, значит?
А.А.: Погоди, ты меня перебил. Такой истории не было до того, как Грибоедов написал свою комедию. Она случилась после.
Гена: Как - после? После чего?
А.А.: После того как комедия "Горе от ума" была написана. И даже после того, как Грибоедов погиб.
Гена: Не понимаю... Как же так?
А.А.: А вот так. Был среди современников Грибоедова один удивительный человек - Петр Яковлевич Чаадаев. Все пророчили ему блестящую будущность. Ходили слухи, что сам император собирается сделать его своим советником, а то и министром. Пушкин, который был другом Чаадаева, сказал о нем: "Он в Риме был бы Брут, в Афинах Периклес, А здесь он офицер гусарский".
Гена: А почему Пушкин так сказал? Он, что ли, считал, что быть гусаром плохо?
А.А.: Нет, Пушкин хотел сказать, что по своим исключительным качествам Чаадаев должен был стать великим государственным деятелем - таким, как Брут или Перикл.
Гена: А он так и не стал?
А.А.: Не стал. Но не потому, что не мог, а потому, что предпочел сохранить независимость суждений, самостоятельность мысли. У него произошел разрыв с царем и его министрами. Помнишь, в "Горе от ума" Молчалин говорит Чацкому: "Татьяна Юрьевна рассказывала что-то, Из Петербурга воротясь, С министрами про вашу связь, Потом разрыв..."
Гена: (вдруг догадавшись). А! Так это его Грибоедов под именем Чацкого вывел?
А.А.: Ну, "вывел" - это, может быть, сказано чересчур сильно. Но у Чаадаева было и в самом деле немало общего с Чацким. Да Грибоедов этого и не скрывал. Даже фамилия "Чацкий" была выбрана не случайно: у нее ведь один корень с фамилией Чаадаева...
Гена: (придирчиво). Как же один корень? Ничего подобного! В фамилии Чацкого корень - "Чац", а у Чаадаева - "Чаад". Совсем другой корень!
А.А.: Да нет, все-таки один. Понимаешь, сначала Грибоедов назвал своего героя Чадским... Это только потом он решил два звука-"д" и"с" - обозначить одной буквой - "ц". Ведь Чадский и Чацкий звучат почти одинаково...
Гена: (старательно выговаривает). Чадский... Чацкий... Правда, одинаково.
А.А.: Ну вот. А фамилия Чаадаева в разговорной речи произносилась "Чадаев". Так и Пушкин писал: "Чадаев, помнишь ли былое..." Вот и выходит, что корень один - "Чад"... Впрочем, не о том речь. Главное, что с Чаадаевым через несколько лет после того, как он стал прототипом Чацкого, случилась беда, повторяющая трагедию грибоедовского героя. Его объявили сумасшедшим.
Гена: Кто объявил? Опять эти... на балу?
А.А.: Нет, на этот раз все было еще ужаснее. Его приказал объявить сумасшедшим сам царь. И только за то, что он позволил себе честно и прямо, вслух, как Чацкий, высказать правду о современном ему обществе.
Гена: А где он высказал? Прямо самому царю?
А.А.: Он написал философскую работу и напечатал ее в одном из журналов. Журнал был закрыт, а автор крамольной статьи официально объявлен безумным. То есть произошло то же, что с Чацким. Да иначе и быть не могло. В обществе, где лесть, подхалимство, карьеризм были общепринятыми, человек, который хотел жить иначе, уже казался странным. А уж тот, кто посмел прямо выступить против лжи и лакейства, против всех нравственных (а на самом-то деле - безнравственных) устоев фамусовского общества, - тот безусловно казался сумасшедшим...
Гена: Понятно... Так, значит, Чацкий-это Чаадаев...
А.А.: Ну нет, не надо ставить между ними знака равенства. Чем-то Чацкий действительно напоминает Чаадаева. А чем-то, например, - поэта и декабриста Вильгельма Кюхельбекера...
Гена: то есть как? Еще и Кюхельбекера?
А.А.: Да, об этом в ту пору немало говорили. Тем более что Чацкий так же горяч и пылок, каким был Кюхельбекер, или Кюхля, как называли его друзья. А кроме того, в жизни Кюхли было нечто очень похожее на то, что случилось и с Чацким: его тоже объявили безумцем. Так что, как видишь, литературная наука имеет основания и Кюхельбекера считать прототипом Чацкого...
Гена: (он сейчас переживает момент большого презрения к литературной науке). Наука! Тоже мне - наука! Наука-вещь точная. В физике или в алгебре такой неразберихи и быть не может.
А.А.: Ну, положим, и в алгебре есть уравнения с двумя неизвестными. А то и с тремя. А впрочем, наука о литературе действительно не принадлежит к разряду точных.
Гена: (удовлетворенно). Вот я и говорю...
А.А.: Но ведь тем она интереснее! Сколько тут простора для споров, размышлений, догадок!.. А что касается Чацкого, то есть даже мнение, что прототипом его был еще и великий английский поэт Джордж Байрон.
Гена: (возмущенно). Еще чего! Он-то тут при чем? Он ведь англичанин!
А.А.: Ну и что ж такого? Видишь ли, как раз в то время, когда Грибоедов задумал свою комедию, широко распространился слух о сумасшествии Байрона. Общество снова клеветало на человека, который не хотел считаться с его законами. И - что самое любопытное - слух этот распространяла жена Байрона. Видишь, как все похоже?
Гена: Что похоже?
А.А.: Ну как же! Кто первый пустил слух о безумии Чацкого?
Гена: Софья. Кто же еще...
А.А.: Значит, в обоих случаях это сделала женщина, которую любил тот, кого оклеветали...
Гена: Ясно... (Хотя по тону его видно, что ему еще далеко не ясно.) Кто же из них все-таки был настоящим?
А.А.: Кем-настоящим?
Гена: Прототипом.
А.А.: Я вижу, ты все еще жаждешь большей определенности... Ну что ж! Давай продолжим наше путешествие, чтобы окончательно выяснить этот вопрос.
Гена: (недовольно). Ну во-от!.. Я так и знал...
А.А.: Что такое? Тебе разонравились наши путешествия?
Гена: Ничего не разонравились. Только ведь вы еще когда обещали, что мы к Шерлоку Холмсу попадем. А теперь опять собираетесь куда-то не туда...
А.А.: Да, обещал... Что было, то было... (Задумывается. Радостно.) Ты знаешь-отличная мысль! Провести расследование относительно прототипов Чацкого! Кто сумеет провести такое расследование лучше Шерлока Холмса? Прекрасно! Едем!
И вот уже мы с вами на знаменитой Бейкер-стрит, в квартире еще более знаменитого Шерлока Холмса. Но наших героев, Гены и Архипа Архиповича, здесь пока нет. Они почему-то задержались. В квартире на Бейкер-стрит все как обычно: набор трубок, скрипка, на которой любит играть хозяин, его картотека и еще одна постоянная принадлежность Шерлока Холмса - доктор Уотсон. Сам Холмс в эту минуту стоит у окна.
Холмс Обратите внимание, Уотсон, на двух субъектов, которые торчат под нашими окнами. Что вы можете о них сказать?
Уотсон Я вижу, Холмс, вы опять хотите поразить меня своей проницательностью. Но полагаю, на этот раз ваш номер не пройдет. Даже такому профану, как я, видно, что этот почтенный джентльмен с мальчиком - по - видимому, его внуком - приехали издалека. Скорее всего с континента. Судя по внешнему виду старика, он банковский клерк. А мальчик - юнга на каком-нибудь корабле, о чем говорит шейный матросский платок ярко-красного цвета. Видимо, старик беден. Иначе он вряд ли отдал бы своего малолетнего внука в морскую службу, которая нелегка и для более взрослого человека. Судя по их растерянным лицам, у них к нам какое-то дело. Видимо, старик нуждается в вашей помощи.
Холмс И это все ваши умозаключения, дорогой Уотсон?
Уотсон Полагаю, милый Холмс, что на этот раз даже вы не сможете к ним добавить что-либо существенное.
Холмс Я должен вас поздравить, мой друг. Вы решительно делаете успехи. Старый джентльмен и подросток прибыли к нам действительно с континента. И они в самом деле направляются ко мне. Что же касается остальных ваших домыслов, то они, увы, ошибочны. Во-первых, мальчик отнюдь не является внуком старика, они даже не родственники: обратите внимание на строение их черепов и особенно на форму ушей. Далее... Мальчик вовсе не служит юнгой на корабле, скорее, он учится в колледже: пальцы его правой руки измазаны чернилами... Старик вовсе не банковский клерк. Очень жаль, что вы не читали моей статьи о характерной сутулости, присущей лицам, занимающимся этого рода деятельностью. По некоторым признакам, о которых здесь говорить излишне, могу с уверенностью утверждать, что почтенный джентльмен профессор, специализирующийся в сфере гуманитарных наук, скорее всего в филологии. Он отличается добрым нравом, и студенты его любят. Зовут этого почтенного старца Архип Архипович...
Уотсон Полноте, Холмс! Откуда вдруг здесь, на Бейкер-стрит, может взяться человек с таким удивительным именем?
Холмс Для аборигена доброй старой Англии это имя было бы действительно экзотическим. Но в России, откуда прибыли эти люди, подобные имена - не такая уж редкость.
Уотсон Вы меня изумляете, Холмс! Я готов поверить, что вы действительно каким-то непостижимым образом узнали, что эти люди приехали к нам из России. Я даже готов поверить, что вы каким-то чудом смогли догадаться о профессии старика. Но, ради всего святого, как вы могли узнать его имя?!
Холмс Если бы вы с юных лет тренировали остроту зрения, как это делал я, и если бы вы, подобно мне, потратили три года на изучение русского языка, вы без труда прочли бы на портфеле старого джентльмена монограмму с надписью: "Профессору Архипу Архиповичу от благодарных студентов 5-го курса филологического факультета".
Уотсон Холмс, я сражен! Но как вы могли судить о добром нраве профессора? Откуда вам известно, любят ли его студенты?
Холмс Нелюбимым профессорам, обладающим дурным характером, студенты не имеют обыкновения делать подарки... Ах, мой друг, научитесь ли вы наконец следовать моему методу?..
Огорчение Холмса из-за того, что Уотсон все еще никак не освоит его прославленного метода, так велико, что происходит странная вещь. Холмс, строгий и изысканный меломан, любитель Вагнера и Сарасате, в минуты отдыха берущий в руки скрипку, вдруг начинает петь. И вдобавок-петь куплеты довольно хвастливого и легкомысленного содержания. Вот что делает с человеком огорчение! Ну, а то, что Уотсон тут же начинает ему подпевать, это уже не удивительно: ведь для того Конан-Дойл и придумал доктора Уотсона, чтобы тот вечно подпевал Шерлоку Холмсу. Итак, Холмс поет...
Когда прославленный хитрец Поймет, что бита карта; Когда отчаются вконец Глупцы из Скотланд-Ярда; Когда сам дьявол не поймет, Виновен тот иль этот, Тогда на помощь вам придет Мой дедуктивный метод!
Уотсон Я помню, шли мы по следам Собаки Баскервилей. Признаться, выглядел я там Изрядным простофилей. Нам полный крах на этот раз Сулили все приметы, Но снова положенье спас Ваш дедуктивный метод!
Холмс Благодарю вас, Уотсон. А теперь, если это вас не затруднит, откройте дверь нашим гостям.
Уотсон подчиняется, и на пороге появляются наши герои.
А.А.: Добрый день, доктор Уотсон. Добрый день, мистер Холмс. Позвольте представить вам моего друга Гену, вашего страстного почитателя. Он так мечтал увидеть воочию самого Шерлока Холмса!
Гена: (он поначалу оробел). Здравствуйте...
Холмс (дружелюбно).
Добро пожаловать, господа. Однако, я полагаю, вас привело сюда не только желание поглядеть на меня.
А.А.: От вас ничего не укроется, мистер Холмс!
Холмс (скромно). Такова моя профессия.
А.А.: Вы правы, у нас к вам дело. И, надо сказать, не совсем обычное.
Холмс Право? Но ко мне ведь и не обращаются с обычными делами. На то есть инспектор Лестрейд из Скотланд-Ярда.
А.А.: Боюсь, что дело, которое привело нас на Бейкер-стрит, окажется необычным даже для вас. Мой юный друг хотел бы установить, кто именно был прототипом Александра Андреевича Чацкого, героя нашей знаменитой комедии "Горе от ума"... Позвольте, я введу вас в курс дела.
Холмс Благодарю, в этом нет необходимости. Я занимался этим вопросом.
Гена: Вот это да! Неужели и вы этим занимались? Зачем?
Холмс Никогда нельзя знать заранее, что может пригодиться профессиональному детективу.
Гена: Нет, не убедило! (И тут его осеняет.) А знаете, почему не убедило?
А.А.: Почему?
Гена: Да потому, что вы мне этих Иванов по очереди показали. По отдельности. А вот если бы вы их вместе свели,-это было бы другое дело. Как только они стали бы друг с другом разговаривать, тут мы бы и увидели, разные они или не очень... (Со вздохом.) Только такое, наверно, невозможно, чтобы сразу двух вместе...
А.А.: (его честь изобретателя задета). Как это невозможно? У нас все возможно!
Гена: (с воодушевлением). Неужели вы сейчас двух Иванов вместе сведете?
А.А.: Ничего нет проще. Только, во-первых, не Иванов - они мне, признаться, уже поднадоели. И, во-вторых, не двух, а гораздо больше!
Гена: То есть как-больше?
А.А.: Очень просто. Ведь в литературе немало случаев, когда один и тот же герой предстает во множестве обличий. Вот, например, Дон Жуан... Дон Жуан есть и у Мольера, и у Байрона, и у Пушкина, и у Мериме, и у Алексея Константиновича Толстого, и у Гофмана, и у Чапека, и у Блока, и у Брюсова...
Гена: (перебивает его). Погодите, погодите... А при чем тут Дон Жуан? Иван Грозный - он ведь на самом деле жил. Это историческое лицо! А Дон Жуан-он же выдуман!
А.А.: Да как тебе сказать... Дон Жуан тоже существовал на самом деле. Он жил в Испании, в четырнадцатом веке. И подлинное его имя было Дон Хуан Тенорио. О нем сохранились кое-какие довольно достовернее сведения. Так что мы можем утверждать, что у всех Дон Жуанов был один, так сказать, первоначальный прототип.
Гена: А они сами-что, все разные?
А.А.: (загадочно). А вот сейчас увидишь...
Он включает свою машину, и перед Геной появляется несколько человек довольно неожиданного обличья. Нельзя сказать, чтобы наш Гена был большим знатоком историй про Дон Жуана, но и он понимает: что-то тут не то. Незнакомцы одеты в простонародное платье, и говор их тоже никак не аристократичен.
Первый незнакомец Я тебе доложу, братец ты мой, что хозяин мой - это величайший из всех злодеев, каких когда-либо носила земля, чудовище, собака, дьявол, турок, еретик, который живет, как гнусный скот, как эпикурейская свинья...
Второй Ишь ты, не повезло тебе! Мой-то не таков! И он, ясное дело, не без греха, но добрый барин. Обходительный такой!..
Третий (гордо). Ну, я вижу, все ваши господа ничто перед моим! Вот мой господин прямо-таки благородный сеньор! Прямо скажу, человек чести!..
Четвертый Ох, а мой, разрази его гром...
Но недоумение Гены достигает таких размеров, что он уже перестает слушать этих людей.
Гена: Кто это, Архип Архипыч? Неужели Дон Жуаны? Странные какие...
А.А.: Нет, Геночка, это пока что их слуги. Слуги ведь всегда норовят оказаться впереди своих господ...
Второй слуга (первому). Эх, бедняга ты, бедняга! Если уж твой хозяин даже жалованья тебе не платит, это последнее дело! Да как его зовут-то, мошенника такого?
Первый (мрачно). Дон Жуан, вот как...
Второй (изумленно). Быть не может! И моего так зовут!
Четвертый Ох, и моего так...
Третий Да вы что, с ума сошли? Это моего господина зовут Дон Жуан! Как вы смеете с ним своих разбойников равнять!
Первый (задет). Ну ты, потише, потише! Нечего чужих господ ругать!
Второй Поганец эдакий! Вот мы тебе сейчас покажем!
Четвертый Ох, покажем...
Вот-вот начнется потасовка. Но ее предупреждает появление господ этих слуг, то есть самих Дон Жуанов. Они и вправду очень разные: по возрасту, по внешности, по одежде.
Первый Дон Жуан Эй, Сганарель! Брось палку! Я тебе говорю!..
Второй Дон Жуан Лепорелло! Прекрати драку!
Третий (презрительно). Простой народ, бездельники и воры, А на дуэли бьются, как сеньоры...
Четвертый Ха-ха-ха! Неплохо сказано! Вашу руку, сеньор! Как ваше имя, позвольте узнать?
Третий (гордо). Я - Дон Жуан, искатель островов, Скиталец дерзкий в неоглядном море. Я жажду новых стран, иных цветов, Наречий странных, чуждых плоскогорий.
Первый Какое совпадение! И меня зовут Дон Жуан! Правда, я не ищу никаких островов. Я вполне доволен тем островом, на котором поселил меня Мольер,- Сицилией!
Второй Представьте, и я Дон Жуан! Но я живу в Севилье, в Испании! Меня так и зовут- "Севильский обманщик"! Забавно, не правда ли?
Третий (изумленно). Вам эта кличка кажется забавной? Не стыдной? Не позорной? Не бесславной?
Второй (беспечно). Ба! Пусть зовут как хотят! Тем более... между нами... они имеют кое-какие основания! Ха-ха-ха!
Четвертый (миролюбиво). Не ссорьтесь, господа! Мы все далеки от идеала! Должен вам сказать, что где бы я ни бывал - в Англии, в Турции, в России...
Третий (не дослушав). Простите, я скиталец, но впервые Я вижу побывавшего в России!
Четвертый Да, мне пришлось побывать и там, на севере! Я даже был лейтенантом русской армии и брал Измаил под водительством самого Суворова! (Таинственно.) Я был принят при дворе! И сама императрица... впрочем, молчание!
Первый Отчего же молчание? Повеселите нас рассказом о ваших приключениях!
Пятый (он не проронил до сих пор ни слова). Ради бога, не надо говорить о любви! Я все еще не могу пережить мою разлуку с донной Анной.
Второй С донной Анной? Гм... Знакомое имя...
Пятый О боже! Воспоминания мучат меня! Я так и вижу снова тот момент, когда донна Анна была готова подарить мне поцелуй...
Второй (жадно). Ну, ну, ну! И что же?
Пятый (пылко). Как-что? Ведь она же думала, что я не Дон Жуан, не убийца ее мужа, а некий дон Диего!
Первый (с искренним удивлением). Ну и что такого?
Пятый (непонимание, которое он встретил, приводит его в растерянность). Я вас не понимаю... Да ведь сама мысль, что она будет любить меня, принимая за какого-то Диего,- сама эта мысль была мне нестерпима. Нет! - решил я. Пусть лучше ненавидит! Пусть убьет! Лишь бы не лгать любимой женщине!
Второй (присвистнув). Ну и ну! Да какая вам разница, чудак! Пусть себе принимает вас за Диего! Ведь целовать-то она будет вас! Ну нет, я в таких случаях не терялся!
Первый Да, признаюсь, это какое-то чудачество. Любовь - это ложь! Это игра! Что до меня, то я всегда просто играл, холодно наблюдая за страданиями женщины, словно она всего лишь муха, попавшая в паутину...
Пятый (хватаясь за шпагу). Мерзавец! И ты еще смеешь носить благородное имя Дон Жуана?
Первый (холодно). Простите, сударь, но я имею на это имя больше прав, чем вы. Спросите у любого, что такое Дон Жуан. И вам ответят: холодный, расчетливый сердцеед. Дон Жуан-это я, а не вы!
Пятый Ты лжешь! Дон Жуаном имеет право зваться лишь тот, чье сердце горит любовью! Защищайся!
Ссора стремительно перерастает в дуэль. Скрещиваются шпаги. И Архипу Архиповичу приходится выйти из роли простого наблюдателя.
А.А.: Господа! Я умоляю вас!..
Пятый Отойдите, сударь! После того, что выяснилось, нам двоим нет места на земле!
А.А.: Я прошу вас! Подумайте обо мне! Каково мне будет сознавать, что это из-за меня одним Дон Жуаном стало меньше?
Пятый (вкладывая шпагу в ножны). Благодари этого чужеземца, презренный! Ты обязан ему жизнью.
Первый (тяжело дыша, со злобой). Мы еще встретимся...
А.А.: (словно после тяжелой работы). Уфф! Ну и дела...
Гена: Архип Архипыч, а почему Дон Жуанов только пятеро? Вы же говорили, что их больше...
А.А.: (с подлинным ужасом). Тебе мало этих?!
Гена: (жалобно). Вы же обещали!
А.А.: (смирившись, но не ожидая от этого предприятия ничего хорошего). Ну что ж, коли обещал... (Включая машину.) Так... минуточку... Гм... Что такое?
Гена: (подозревая, что это штучки Архипа Архиповича). Что, опять заело?
А.А.: Да нет, не должно бы... А, понятно! Для такой большой трансмутации, должно быть, маловато энергии, Включаю на полную мощность!
Он щелкает переключателем, и в тот же миг раздается отчаянный вой сирены.
Гена: Архип Архипыч, что это с машиной?
А.А.: (сокрушенно). Сигнал тревоги.
Гена: А почему?
А.А.: Потому, что машина за нас тревожится. (Ласково.) Она ведь у меня умная...
Гена: Почему это она вдруг тревожится?
А.А.: Потому, что мы с тобой, очевидно, решили перейти границу, допустимую техникой безопасности. Вот она нас и предупреждает, чтобы мы этого не делали.
Гена: И что же теперь?
А.А.: Думаю, что придется нам с ней согласиться.
Гена: (разочарованно). Ну почему?
А.А.: Потому, что она права. Подумай сам, если появление пятерых Дон Жуанов чуть не кончилось кровопролитием, что стало бы, если бы они появились тут все...
Гена: Подумаешь! Велика разница, пять или там десять...
А.А.: Вот как? Ты думаешь, что Дон Жуаны - такая малочисленная компания?
Гена: Ну пусть пятнадцать...
А.А.: Больше, Геночка.
Гена: Ну двадцать!
А.А.: Нет, мой друг. Мировая литература насчитывает больше ста пятидесяти Дон Жуанов!
Гена: (он просто потрясен этой цифрой). Ста... пятидесяти?
А.А.: Представь себе! И все-разные! Есть среди них и очень симпатичные: романтические герои, искатели идеальной любви. Прямо не Дон Жуаны, а Ромео! Есть настоящие рыцари. Есть даже-ты не поверишь - одна переодетая женщина...
Гена: Не может быть!
А.А.: Тем не менее это правда. Но эти-то как раз не слишком опасны. А вот большинство Дон Жуанов - те просто форменные разбойники. Ничего у них нет святого, любого они могут обмануть, а то и убить. И ведь у каждого-свои хитрости, свои уловки. От каждого жди какой-нибудь особенной каверзы... Нет, Геночка, машина правильно сделала, что не послушалась нас с тобой. Было бы этих Дон Жуанов пять или десять... да хоть бы даже и двадцать, - мы бы с тобой рискнули. А сто пятьдесят... (Безнадежно машет рукой.) Нет, тут уж ничего не поделаешь. Придется тебе поверить мне на слово.
Гена: Да я верю. Только мне вот что непонятно: а зачем писатели так поступают? Почему у них все Дон Жуаны такие непохожие?
А.А.: А ты сам как думаешь-почему?
Гена: (подумав). Ну, наверное, писатель так делает, чтобы как-нибудь пооригинальнее написать. Не так, как у других.
А.А.: Что ж, и так бывает. Но главная причина все-таки не в этом. Понимаешь, настоящий писатель ставит героя в те или иные, порою даже причудливые обстоятельства и выдумывает его на свой лад, чтобы выразить правду. Он хочет понять загадку именно этого характера, понять его тайные пружины. И он иногда так точно постигает законы, управляющие характером, что может не только вывернуть героя, как говорится, наизнанку, но больше того: может даже предсказать, что с этим человеком случится позже, к каким победам или поражениям приведет его логика развития характера...
Гена: (с сомнением). Вы что же хотите сказать? Что писатели предсказывать умеют?
А.А.: Да! Умеют!
Гена: Ну, это вы шутите!
А.А.: Не шучу. Ты сам это поймешь во время нашего следующего путешествия. (Таинственно.) А начнем мы его...
Гена: С чего начнем?
А.А.: С бала!
Гена: (уж этого он никак не ожидал). А что нам там делать? Танцевать, что ли? Да я даже и не умею...
А.А.: Ничего, дело нам там найдется. В общем - до встречи на балу!
Путешествие четвертое
Ошибка Шерлока Холмса
Бальный зал в доме Павла Афанасьевича Фамусова. Бал в разгаре. Среди гостей - Архип Архипович и Гена. Они стараются затеряться в толпе, чтобы их не обнаружили. Гена глубоко возмущен слухом о сумасшествии Чацкого, тем более что слух этот рождается прямо у него на глазах.
Гена: Архип Архипыч, может, попробуем объяснить им, что все это вранье?
А.А.: Вряд ли, Геночка, из этого что-нибудь выйдет... Но погоди, разве я тебя не предупредил? Придется нам говорить здесь только стихами. А иначе нас мгновенно выставят отсюда.
Гена: Как же так? Я ведь не умею!
А.А.: Ничего, ничего, привыкай! В Стране Литературии без этого нельзя. С Иваном Грозным ты ведь ухитрялся объясняться стихами...
К Архипу Архиповичу и Гене подбегает возбужденный Антон Антоныч Загорецкий.
Загорецкий Про Чацкого слыхали?
А.А.: Нет, не слышал!
Загорецкий А с ним такой примерный случай вышел: Его в безумные упрятал дядя плут... Схватили, в желтый дом и на цепь посадили.
А.А.: Помилуйте, да он сейчас был тут!
Загорецкий Так с цепи, стало быть, спустили. (Убегает.)
А.А.: Такого сплетника еще не видел свет!
Гена Архип Архипыч! Что за бред? Нормального назвали психопатом! Давайте их разоблачим!
А.А.: (безнадежно). Куда там! Ведь говорит комедия сама Своим названием, как дважды два-четыре, Что в подлом фамусовском мире Всем умным-горе. От ума.
Гена: (он никак не может успокоиться). Да знаю это я! Мы проходили в школе... И все-таки я им сейчас задам! Эй, вы! Послушайте! Не стыдно разве вам Так подло сплетничать?
Фамусов О чем? О Чацком, что ли?
А.А.: (решив поддержать Гену). Сомнительно, чтоб он безумным был...
Фамусов Чего сомнительно? Я первый, я открыл!..
Гена: Тогда скажите честно и правдиво: За что его вы психом стали звать?
Хлестова Сказала что-то я - он начал хохотать...
Молчалин Мне отсоветовал в Москве служить в архивах...
Графиня-внучка Меня модисткою изволил величать!..
Фамусов Давно дивлюсь я, что никто его не свяжет! Попробуй о властях - и невесть что наскажет! Чуть низко поклонись, согнись-ка кто кольцом, Хоть пред монаршиим лицом, Так назовет он подлецом!
Гена: (он вдруг все понял). Ах вот в чем дело! Вы боитесь правды!
А.А. На этот раз, мой милый Гена, прав ты. Все мстят ему. Им правда колет глаз. Давай компанию с тобой покинем эту...
Гена: Покинем! Правильно! Карету нам, карету!..
Архип Архипович и Гена в комнате профессора. Фамусовские гости, бал, сплетня - все остается где-то там, далеко. Но Гена никак не может успокоиться.
Гена: Вот подлецы, а? Такого человека оклеветали... Архип Дрхипыч, а эта история была на самом деле?
А.А.: Нет, ее не было...
Гена: (он слегка разочарован). Выдумка, значит?
А.А.: Погоди, ты меня перебил. Такой истории не было до того, как Грибоедов написал свою комедию. Она случилась после.
Гена: Как - после? После чего?
А.А.: После того как комедия "Горе от ума" была написана. И даже после того, как Грибоедов погиб.
Гена: Не понимаю... Как же так?
А.А.: А вот так. Был среди современников Грибоедова один удивительный человек - Петр Яковлевич Чаадаев. Все пророчили ему блестящую будущность. Ходили слухи, что сам император собирается сделать его своим советником, а то и министром. Пушкин, который был другом Чаадаева, сказал о нем: "Он в Риме был бы Брут, в Афинах Периклес, А здесь он офицер гусарский".
Гена: А почему Пушкин так сказал? Он, что ли, считал, что быть гусаром плохо?
А.А.: Нет, Пушкин хотел сказать, что по своим исключительным качествам Чаадаев должен был стать великим государственным деятелем - таким, как Брут или Перикл.
Гена: А он так и не стал?
А.А.: Не стал. Но не потому, что не мог, а потому, что предпочел сохранить независимость суждений, самостоятельность мысли. У него произошел разрыв с царем и его министрами. Помнишь, в "Горе от ума" Молчалин говорит Чацкому: "Татьяна Юрьевна рассказывала что-то, Из Петербурга воротясь, С министрами про вашу связь, Потом разрыв..."
Гена: (вдруг догадавшись). А! Так это его Грибоедов под именем Чацкого вывел?
А.А.: Ну, "вывел" - это, может быть, сказано чересчур сильно. Но у Чаадаева было и в самом деле немало общего с Чацким. Да Грибоедов этого и не скрывал. Даже фамилия "Чацкий" была выбрана не случайно: у нее ведь один корень с фамилией Чаадаева...
Гена: (придирчиво). Как же один корень? Ничего подобного! В фамилии Чацкого корень - "Чац", а у Чаадаева - "Чаад". Совсем другой корень!
А.А.: Да нет, все-таки один. Понимаешь, сначала Грибоедов назвал своего героя Чадским... Это только потом он решил два звука-"д" и"с" - обозначить одной буквой - "ц". Ведь Чадский и Чацкий звучат почти одинаково...
Гена: (старательно выговаривает). Чадский... Чацкий... Правда, одинаково.
А.А.: Ну вот. А фамилия Чаадаева в разговорной речи произносилась "Чадаев". Так и Пушкин писал: "Чадаев, помнишь ли былое..." Вот и выходит, что корень один - "Чад"... Впрочем, не о том речь. Главное, что с Чаадаевым через несколько лет после того, как он стал прототипом Чацкого, случилась беда, повторяющая трагедию грибоедовского героя. Его объявили сумасшедшим.
Гена: Кто объявил? Опять эти... на балу?
А.А.: Нет, на этот раз все было еще ужаснее. Его приказал объявить сумасшедшим сам царь. И только за то, что он позволил себе честно и прямо, вслух, как Чацкий, высказать правду о современном ему обществе.
Гена: А где он высказал? Прямо самому царю?
А.А.: Он написал философскую работу и напечатал ее в одном из журналов. Журнал был закрыт, а автор крамольной статьи официально объявлен безумным. То есть произошло то же, что с Чацким. Да иначе и быть не могло. В обществе, где лесть, подхалимство, карьеризм были общепринятыми, человек, который хотел жить иначе, уже казался странным. А уж тот, кто посмел прямо выступить против лжи и лакейства, против всех нравственных (а на самом-то деле - безнравственных) устоев фамусовского общества, - тот безусловно казался сумасшедшим...
Гена: Понятно... Так, значит, Чацкий-это Чаадаев...
А.А.: Ну нет, не надо ставить между ними знака равенства. Чем-то Чацкий действительно напоминает Чаадаева. А чем-то, например, - поэта и декабриста Вильгельма Кюхельбекера...
Гена: то есть как? Еще и Кюхельбекера?
А.А.: Да, об этом в ту пору немало говорили. Тем более что Чацкий так же горяч и пылок, каким был Кюхельбекер, или Кюхля, как называли его друзья. А кроме того, в жизни Кюхли было нечто очень похожее на то, что случилось и с Чацким: его тоже объявили безумцем. Так что, как видишь, литературная наука имеет основания и Кюхельбекера считать прототипом Чацкого...
Гена: (он сейчас переживает момент большого презрения к литературной науке). Наука! Тоже мне - наука! Наука-вещь точная. В физике или в алгебре такой неразберихи и быть не может.
А.А.: Ну, положим, и в алгебре есть уравнения с двумя неизвестными. А то и с тремя. А впрочем, наука о литературе действительно не принадлежит к разряду точных.
Гена: (удовлетворенно). Вот я и говорю...
А.А.: Но ведь тем она интереснее! Сколько тут простора для споров, размышлений, догадок!.. А что касается Чацкого, то есть даже мнение, что прототипом его был еще и великий английский поэт Джордж Байрон.
Гена: (возмущенно). Еще чего! Он-то тут при чем? Он ведь англичанин!
А.А.: Ну и что ж такого? Видишь ли, как раз в то время, когда Грибоедов задумал свою комедию, широко распространился слух о сумасшествии Байрона. Общество снова клеветало на человека, который не хотел считаться с его законами. И - что самое любопытное - слух этот распространяла жена Байрона. Видишь, как все похоже?
Гена: Что похоже?
А.А.: Ну как же! Кто первый пустил слух о безумии Чацкого?
Гена: Софья. Кто же еще...
А.А.: Значит, в обоих случаях это сделала женщина, которую любил тот, кого оклеветали...
Гена: Ясно... (Хотя по тону его видно, что ему еще далеко не ясно.) Кто же из них все-таки был настоящим?
А.А.: Кем-настоящим?
Гена: Прототипом.
А.А.: Я вижу, ты все еще жаждешь большей определенности... Ну что ж! Давай продолжим наше путешествие, чтобы окончательно выяснить этот вопрос.
Гена: (недовольно). Ну во-от!.. Я так и знал...
А.А.: Что такое? Тебе разонравились наши путешествия?
Гена: Ничего не разонравились. Только ведь вы еще когда обещали, что мы к Шерлоку Холмсу попадем. А теперь опять собираетесь куда-то не туда...
А.А.: Да, обещал... Что было, то было... (Задумывается. Радостно.) Ты знаешь-отличная мысль! Провести расследование относительно прототипов Чацкого! Кто сумеет провести такое расследование лучше Шерлока Холмса? Прекрасно! Едем!
И вот уже мы с вами на знаменитой Бейкер-стрит, в квартире еще более знаменитого Шерлока Холмса. Но наших героев, Гены и Архипа Архиповича, здесь пока нет. Они почему-то задержались. В квартире на Бейкер-стрит все как обычно: набор трубок, скрипка, на которой любит играть хозяин, его картотека и еще одна постоянная принадлежность Шерлока Холмса - доктор Уотсон. Сам Холмс в эту минуту стоит у окна.
Холмс Обратите внимание, Уотсон, на двух субъектов, которые торчат под нашими окнами. Что вы можете о них сказать?
Уотсон Я вижу, Холмс, вы опять хотите поразить меня своей проницательностью. Но полагаю, на этот раз ваш номер не пройдет. Даже такому профану, как я, видно, что этот почтенный джентльмен с мальчиком - по - видимому, его внуком - приехали издалека. Скорее всего с континента. Судя по внешнему виду старика, он банковский клерк. А мальчик - юнга на каком-нибудь корабле, о чем говорит шейный матросский платок ярко-красного цвета. Видимо, старик беден. Иначе он вряд ли отдал бы своего малолетнего внука в морскую службу, которая нелегка и для более взрослого человека. Судя по их растерянным лицам, у них к нам какое-то дело. Видимо, старик нуждается в вашей помощи.
Холмс И это все ваши умозаключения, дорогой Уотсон?
Уотсон Полагаю, милый Холмс, что на этот раз даже вы не сможете к ним добавить что-либо существенное.
Холмс Я должен вас поздравить, мой друг. Вы решительно делаете успехи. Старый джентльмен и подросток прибыли к нам действительно с континента. И они в самом деле направляются ко мне. Что же касается остальных ваших домыслов, то они, увы, ошибочны. Во-первых, мальчик отнюдь не является внуком старика, они даже не родственники: обратите внимание на строение их черепов и особенно на форму ушей. Далее... Мальчик вовсе не служит юнгой на корабле, скорее, он учится в колледже: пальцы его правой руки измазаны чернилами... Старик вовсе не банковский клерк. Очень жаль, что вы не читали моей статьи о характерной сутулости, присущей лицам, занимающимся этого рода деятельностью. По некоторым признакам, о которых здесь говорить излишне, могу с уверенностью утверждать, что почтенный джентльмен профессор, специализирующийся в сфере гуманитарных наук, скорее всего в филологии. Он отличается добрым нравом, и студенты его любят. Зовут этого почтенного старца Архип Архипович...
Уотсон Полноте, Холмс! Откуда вдруг здесь, на Бейкер-стрит, может взяться человек с таким удивительным именем?
Холмс Для аборигена доброй старой Англии это имя было бы действительно экзотическим. Но в России, откуда прибыли эти люди, подобные имена - не такая уж редкость.
Уотсон Вы меня изумляете, Холмс! Я готов поверить, что вы действительно каким-то непостижимым образом узнали, что эти люди приехали к нам из России. Я даже готов поверить, что вы каким-то чудом смогли догадаться о профессии старика. Но, ради всего святого, как вы могли узнать его имя?!
Холмс Если бы вы с юных лет тренировали остроту зрения, как это делал я, и если бы вы, подобно мне, потратили три года на изучение русского языка, вы без труда прочли бы на портфеле старого джентльмена монограмму с надписью: "Профессору Архипу Архиповичу от благодарных студентов 5-го курса филологического факультета".
Уотсон Холмс, я сражен! Но как вы могли судить о добром нраве профессора? Откуда вам известно, любят ли его студенты?
Холмс Нелюбимым профессорам, обладающим дурным характером, студенты не имеют обыкновения делать подарки... Ах, мой друг, научитесь ли вы наконец следовать моему методу?..
Огорчение Холмса из-за того, что Уотсон все еще никак не освоит его прославленного метода, так велико, что происходит странная вещь. Холмс, строгий и изысканный меломан, любитель Вагнера и Сарасате, в минуты отдыха берущий в руки скрипку, вдруг начинает петь. И вдобавок-петь куплеты довольно хвастливого и легкомысленного содержания. Вот что делает с человеком огорчение! Ну, а то, что Уотсон тут же начинает ему подпевать, это уже не удивительно: ведь для того Конан-Дойл и придумал доктора Уотсона, чтобы тот вечно подпевал Шерлоку Холмсу. Итак, Холмс поет...
Когда прославленный хитрец Поймет, что бита карта; Когда отчаются вконец Глупцы из Скотланд-Ярда; Когда сам дьявол не поймет, Виновен тот иль этот, Тогда на помощь вам придет Мой дедуктивный метод!
Уотсон Я помню, шли мы по следам Собаки Баскервилей. Признаться, выглядел я там Изрядным простофилей. Нам полный крах на этот раз Сулили все приметы, Но снова положенье спас Ваш дедуктивный метод!
Холмс Благодарю вас, Уотсон. А теперь, если это вас не затруднит, откройте дверь нашим гостям.
Уотсон подчиняется, и на пороге появляются наши герои.
А.А.: Добрый день, доктор Уотсон. Добрый день, мистер Холмс. Позвольте представить вам моего друга Гену, вашего страстного почитателя. Он так мечтал увидеть воочию самого Шерлока Холмса!
Гена: (он поначалу оробел). Здравствуйте...
Холмс (дружелюбно).
Добро пожаловать, господа. Однако, я полагаю, вас привело сюда не только желание поглядеть на меня.
А.А.: От вас ничего не укроется, мистер Холмс!
Холмс (скромно). Такова моя профессия.
А.А.: Вы правы, у нас к вам дело. И, надо сказать, не совсем обычное.
Холмс Право? Но ко мне ведь и не обращаются с обычными делами. На то есть инспектор Лестрейд из Скотланд-Ярда.
А.А.: Боюсь, что дело, которое привело нас на Бейкер-стрит, окажется необычным даже для вас. Мой юный друг хотел бы установить, кто именно был прототипом Александра Андреевича Чацкого, героя нашей знаменитой комедии "Горе от ума"... Позвольте, я введу вас в курс дела.
Холмс Благодарю, в этом нет необходимости. Я занимался этим вопросом.
Гена: Вот это да! Неужели и вы этим занимались? Зачем?
Холмс Никогда нельзя знать заранее, что может пригодиться профессиональному детективу.