Раткевич Элеонора. Деревянный Меч

   Наконец на четвертом – или пятом? – круге Инсанна заговорил.
   – А сейчас ты сделаешь “взмах ласточкиного крыла”, – сообщил Инсанна.
   И действительно, клинок Кенета вычертил в воздухе стремительную кривую, называемую “ласточкино крыло”. Не то чтобы Кенет хотел провести именно этот прием. Да и преимущества он не приносил ровным счетом никакого. Просто ничего другого в сложившейся ситуации Кенет и не мог сделать.
   – А теперь – “ласточка падает наземь”, – прежним тоном продолжил Инсанна.
   И “ласточка упала наземь”, едва сумев вывернуться из-под стремительного удара “ястреб устремляется к добыче”.
   – А теперь – “бабочка порхает над цветком”. – Инсанна откровенно посмеивался.
   “Будь он проклят, мерзавец, – подумал Кенет. – Да он же знает наперед, что именно я сейчас сделаю. Нет. Не знает. Вынуждает. Я дурак. Попался в такую простую ловушку. Сделал все мыслимые ошибки. Атаковал первым. Продемонстрировал свой стиль ведения боя – а заодно и все свои слабости и недостатки. И не заметил, недоучка несчастный, что Инсанна не защищается, а издевается. Все его защитные приемы, все контрудары – вынуждающие. Те, на которые существует единственно возможный ответ”.
   Прежний страх вернулся, и Кенет почувствовал, что усталые ноги почти не слушаются его. Он скользил, оступался. В бою первым делом сдают не руки, держащие меч, а ноги. Особенно у новичков.
   – Новичок, – сказал Инсанна. – Недоучка. Ты взял слишком высокий темп. Ты попросту загонял себя.
   Он по-прежнему не нападал, продолжая защищаться – защищаться! – и вынуждая Кенета нанести тот самый, полностью ошибочный, совершенно пагубный для атакующего удар. Теперь Кенет смутно угадывал, какой прием его заставляют провести, но понимание это уже ничем не могло ему помочь. Весь рисунок боя был навязан ему, от начала и до конца, с первого же выпада. Кенета словно нес могучий водоворот – брыкайся сколько хочешь, а все едино затянет.
   – Поиграли, и хватит, – тем же спокойно-насмешливым голосом произнес Инсанна. – Через четыре взмаха меча ты умрешь. Составишь компанию дохлятинке-наместнику.
   Не скажи Инсанна этих слов, так бы оно и было. Но насмешка над покойным Акейро ввергла Кенета в такое бешенство, что он и думать забыл о скорой и неминучей гибели. Правая рука Кенета все еще сжимала меч – а левая размахнулась и залепила Инсанне здоровенную плюху. Великий черный маг так и покатился кубарем. Когда он поднялся на ноги, лицо его выражало уже не притворную, а самую настоящую растерянность.
   И тут Кенет понял то, что должен был понять давным-давно, и весь его страх исчез бесследно. Да, фехтовальному опыту Инсанны без малого восемь веков. Фехтовальному – но не боевому. Он великий мастер клинка – и никудышный боец. Он никогда не сражался по-настоящему – с кем, зачем, ради чего?! Да и не осмеливался никто.
   И новую атаку Инсанны Кенет приветствовал пинком в колено и ударом слева в челюсть.
   Благословенна будь память об Аканэ! Еще два года назад он заставлял Кенета сражаться всем телом, а не только мечом, да вдобавок приговаривал: “Мастера фехтования я из тебя вряд ли сделаю – начал ты поздно, да и времени у нас маловато. Но если ты позволишь более опытному фехтовальщику себя убить, к обеду лучше не приходи – вздую”. До сих пор Кенету нужды не было прибегать в бою к подобным уловкам, вот он и забыл о них. Теперь зато вспомнил. Он почти не пускал в ход свой деревянный меч. Тело Кенета без малейшего участия его разума воспользовалось памятными с детства приемами деревенской уличной драки, и они пришлись как нельзя более кстати.
   Конечно, передышку Кенет получил, но долго так продолжаться не может. Да и не убьешь Инсанну пинками да зуботычинами. Нужно как-то нанести удар деревянным клинком по ране на виске мага – но как это сделать? Вот он уже приходит в себя от неожиданности; еще несколько мгновений – и перевес снова будет на его стороне, теперь уже бесповоротно.
   И тут внезапный порыв ветра выломал все окна. Не выбил даже, а именно выломал. Оконная рама валилась прямо на макушку Инсанне. Он дернул головой в сторону, чтобы избежать удара, и концы шелковой головной повязки метнулись совсем рядом с Кенетом. Всего какая-то доля мгновения – но Кенет, мучительно ожидавший этого самого мгновения, не упустил его. Левая рука поймала пролетающий мимо шелк и сдернула повязку с головы Инсанны, а правая нанесла долгожданный удар – не клинком даже, а рукоятью: некогда было вертеть мечом, приводя его в правильное положение, и Кенет ударил чем придется.
   Беззвучный грохот прокатился по замку. Тело Инсанны еще двигалось, но глаза его приобрели совершенно бессмысленное выражение. Да нет, не бессмысленное даже. Они были полностью пусты. Эта пустота не была ни безумием, ни смертью. Пустота в глазах покойников не пугает своей противоестественностью. Пустота пустоте рознь. Что-то подобное самым краем задело Кенета в лесу возле места средоточия. Но то, что Кенет видел сейчас в глазах Инсанны, было неизмеримо страшнее. Оно все росло и росло и наконец поглотило Инсанну без остатка.
   Кенет не очень-то и видел, как это произошло. У него потемнело в глазах: смерть одного мага очень ощутимо отзывается на всех остальных. Теперь только Кенет понял, почему маги обычно сражаются насмерть не посредством магии, а на мечах, как простые смертные. Даже и такая схватка дорого обходится победителю. А победа, одержанная с помощью магии, убила бы победителя наверняка. Потому-то и Инсанна не воспользовался магией против Кенета, хоть и сражался в собственном месте средоточия. Он хотел всего лишь уничтожить врага – но не заплатить за победу жизнью.
   Когда Кенет вновь почувствовал себя лучше и обрел утраченное ненадолго зрение, все уже окончилось. От Инсанны нигде и следа не осталось. Белый как траурная одежда Санэ стоял в дверях и беззвучно шевелил губами. По залу гулял веселый сквознячок и шевелил занавеси. Через выбитое окно снаружи доносилось изумленное ржание многочисленных лошадей. На подоконнике сидела худенькая угловатая девушка и показывала Кенету язык.
 

Глава 26
ИСЦЕЛЕНИЕ ПЕСНИ

 
   – Аритэйни!
   Кенет не обрадовался появлению Аритэйни, не испугался за нее и даже не удивился: сил не было. Он просто тихо опустился на пол. Деревянный клинок глухо стукнул о полированный крапчатый нефрит.
   Аритэйни соскочила с подоконника, подошла к Кенету и молча села рядом с ним.
   Кенету сразу захотелось сказать… сказать ей хоть что-то хорошее… ведь нужно же что-нибудь сказать… или нет?
   Трудно представить, что бы подумала о его молчании Аритэйни, будь она человеком. Но у драконов все-таки побольше здравого смысла, да и слова они умеют находить единственно верные.
   – Устал? – спросила Аритэйни. Кенет молча кивнул.
   – Очень устал, – не сразу ответил он. – Даже и не знал, что можно так устать. И испугался. Мне еще повезло, что не Инсанна меня убил, а наоборот. Если бы не ветер…
   – Я так и знала, что смогу тебе помочь! – просияла Аритэйни.
   – Помочь? – После пережитого за день соображал Кенет туго. – Ох, ну конечно! Драконы – хозяева ветра. Так это был твой ветер?
   – А как же! – кивнула донельзя довольная Аритэйни. – А меня еще пускать не хотели! Представляешь – Хараи с сыном и еще кое-кто из моих родственников полетели к месту битвы, а меня дома оставили.
   – А могли бы догадаться, что дома ты не останешься, – усмехнулся Кенет.
   – Могли бы, – подтвердила сияющая Аритэйни. – Я сначала хотела полететь за ними, а потом передумала. Все равно бы меня прогнали. Я решила, что тебе пригожусь больше.
   Губы Кенета неудержимо расплывались в улыбке – совершенно бессмысленной, но тем не менее крайне красноречивой.
   – Извини, если помешал. – Рука Санэ легла Кенету на плечо, и он непроизвольно дернулся.
   – Тебе что, опять не терпится песню сложить? – поморщился Кенет. – Может, все-таки подождешь?
   – Подождал бы, да не выйдет, – отрезал Санэ. – Петь надо прямо сейчас. Ничего ведь еще не кончено.
   Слова его достигли сознания Кенета не сразу. Какое-то время он еще продолжал улыбаться.
   – Разве Инсанна не убит?
   – Здесь – убит, – нехотя ответил Санэ. – А песен, где упоминается этот мерзавец, а легенд о нем – без счета. Он, конечно, не певец никакой. Но он маг, и он умеет ждать. В мире песен и памяти он еще жив. И когда-нибудь сумеет оттуда выбраться…
   Аритэйни охнула.
   – Это все моя оплошность, – признался Санэ. – Мне надо было сложить песню о его смерти. Сразу же. Я и пытался. Тогда он и там был бы мертв.
   Голос певца звучал необычно глухо. В нем не слышалось и отзвука былой насмешливости.
   – Про Юкайгина я успел песню сложить, и про господина наместника тоже…
   – Значит, Акейро и в том мире мертв? – не подымая головы, осведомился Кенет.
   – Нет, как же можно! Про его смерть я не пел. Там он живой.
   – Спасибо, – прошептал Кенет.
   – Было бы за что благодарить, – возразил Санэ. – Самого главного я и не успел. Я смотрел на тебя и пел тихонько… все уже почти получилось… а когда он тебя чуть не убил, я испугался… очень я за тебя испугался… и сбился. Ускользнула строка. И не получается теперь, хоть тресни. Так что придется отправиться в мир песен и памяти и убить там его еще раз.
   – Хорошо бы насовсем, – попытался пошутить Кенет. – Если мне придется по нескольку раз на дню убивать Инсанну, мне даже пообедать некогда будет.
   Он вздохнул и тяжело встал.
   – Постой, – неожиданно вмешалась Аритэйни, – ты куда собрался? А как же я?
   – Подожди меня немного, – попросил Кенет, отлично сознавая, как нелепо звучат его слова. – Я скоро вернусь.
   – В этой каменной ловушке? – возмутилась Аритэйни. – Ни за что! Мне будет страшно. А если меня здесь найдут родственники, мне здорово попадет.
   – Так, может, домой вернешься? – предложил Кенет. – Как будто ты никуда и не уходила…
   – Лучше возьми девушку с собой, – внезапно пришел ей на помощь Санэ.
   – Но там ведь будет опасно, – возразил Кенет.
   – Здесь не безопаснее, – не уступал Санэ. – Магов своих цепных Инсанна на тебя натравливать не стал, они бы ему только помешали. А ведь кто-то из них может оказаться неподалеку.
   Судя по мимолетному возмущению Аритэйни, она явно собиралась сказать, что она утворит с этими магами, если они попадутся ей под руку, но вовремя спохватилась.
   – Ты прав, – согласился Кенет. – Только как мы попадем в мир песен? Ты можешь там жить, но ведь ты певец, а я только раз в жизни песню придумал, да и то едва не надорвался с натуги.
   – Возьмите меня за руки, – улыбнулся Санэ.
   Он крепко сжал руки Кенета и Аритэйни и запел.
   У самых их ног возникла призрачная дорога. Она уходила прямо в стену. Санэ продолжал петь, и реальность дороги становилась все более несомненной, а реальность стены все более сомнительной. Когда Кенет окончательно уверился в существовании дороги, он сделал шаг вперед, потом еще и еще.
   Он испытывал необыкновенно странное ощущение. Ноги его ступали по камням, которые были словами, и меж камней росла трава мелодии. А потом трое путников прошли сквозь стену, и обычный мир исчез, а вокруг было… да, что-то вокруг, несомненно, было.
   Вокруг были слова, было неясное звучание, оплетенное мелодией и ритмом. “Вода”, – говорил Санэ – и из неназванного начинала струиться река. “Трава”, – говорил Санэ – и Кенет увидел траву под ногами. “Небо”, – говорил Санэ – и синева развернулась у него над головой.
   По мере того как первое смятение отступало, Кенет начинал слышать не только голос Санэ. Понемногу и все остальные слова этого странного мира сделались внятными. Кенет слышал землю, и земля возникала. Он улавливал звучание деревьев, и только после этого видел их. Мир песен и памяти проявлялся не сразу, а как бы по частям, и чтобы связать их в нечто единое, требовалось немалое напряжение. Кенет лишь тогда заметил, что Санэ перестал петь, когда тот заговорил с ним.
   – Голова не кружится? – заботливо спросил Санэ.
   – Нет, – с вызовом ответила Аритэйни.
   – Немного, – признался Кенет. – Странный мир.
   – Мир как мир, – пожал плечами Санэ.
   – Странный, – повторил Кенет. – Он весь как бы состоит из промежутков между словом и предметом. Даже жутко делается.
   – Верно подмечено, – усмехнулся Санэ. – А ты не бойся. Ты приглядись к этим промежуткам получше.
   – А что это за промежутки? – спросил Кенет, настороженно озираясь. – У меня от них в глазах темнеет. Почему я должен на них смотреть?
   – Должен же ты хоть раз увидеть, откуда вы, маги, свою силу берете, – ухмыльнулся Санэ.
   Кенет было не поверил, но когда присмотрелся… Санэ был прав – именно здесь, между словом и предметом, и зарождалась магия. Он смотрел во все глаза, и непонятный мир делался единым и осмысленным.
   – Насмотрелся? – ехидно спросил Санэ, когда Кенет поневоле зажмурился.
   Кенет кивнул.
   – Хорошо все-таки иметь дело с магами и драконами, – сообщил Санэ. – Вы умеете видеть. Для обычного человека мне пришлось бы петь часа два, пока он разглядит дорогу, а не то что пойти по ней сможет.
   – Ты бы лучше спел нам прямую дорогу к замку Инсанны, – заметил Кенет.
   – Куда торопишься?! – удивился Санэ. – Ты здесь сначала ходить научись. Не то еще провалишься… между словом и предметом… вытаскивай тебя потом.
   Кенет послушно сделал несколько шагов на пробу. Да, торопиться не стоит. Конечно, Санэ слегка преувеличивает опасность, но ходить по словам и звукам с непривычки нелегко даже магу. А вот Аритэйни словно родилась здесь. Идет себе как ни в чем не бывало. Он полагал, что в незнакомом мире Аритэйни может растеряться, но пока что самым неумелым ходоком оказался он сам.
   – Эй! – окликнул Кенета веселый детский голос. – А я тебя знаю! Ты мне сказку про маленький домик рассказывал. Я тебя сразу узнала!
   Кенет тоже сразу узнал Тайин. Именно таким и было ее личико, когда с него сошли пятна, оставленные черной лихорадкой.
   – Санэ, – негромко позвал он певца, – ты знаешь, кто это?
   – Знаю, – ответил Санэ. – Я же за тобой все время следом таскался. Только в Лихие Горы подыматься не стал.
   – Хорошо, что знаешь, – так же негромко произнес Кенет. – Вот и проводи девочку домой.
   – Конечно, – кивнул Санэ. – Как только все окончится…
   – Сейчас, – тихо возразил Кенет. – Ты уверен, что, когда все окончится, от тебя хоть память останется? Даже и в этом мире? И что же ей – навсегда здесь оставаться?
   – По-твоему, я должен бросить тебя одного?
   – Почему одного? – возмутилась Аритэйни.
   – Не бойся, не заблужусь, – усмехнулся Кенет.
   – Еще не хватало, чтобы ты тут без меня самовольно разгуливал! – не уступал Санэ.
   – Не буду, – пообещал Кенет. – Проводи.
   – Ладно, – смирился Санэ.
   – А вы о чем шепчетесь? – Тайин радостно смотрела Кенету в лицо, как старому знакомому. – Это секрет?
   – Нет, что ты! – улыбнулся Кенет. – Мы просто думали, как отвести тебя домой, к братику. Ты ведь хочешь домой?
   – Очень! – Тайин так и засияла. – А Лопоушу взять можно? Одновременно со словом возле девочки возникло нечто живое, смешное и симпатичное. Действительно, Лопоуша.
   – Лопоушу взять нельзя, – очень серьезно объяснил Кенет. – Он не сможет жить у тебя дома… ну, вроде как рыбка не может жить без воды, понимаешь?
   Тайин кивнула.
   – Тогда я не знаю… – задумалась она. – Лопоуша без меня будет бояться.
   Наоки был прав: его сестра оказалась очень славной девочкой.
   – Не будет, – пришла на помощь Аритэйни. – Лопоуша будет жить у тебя во сне. Ему там хорошо будет.
   – Ты его туда приведешь? – обрадовалась девочка. – Я ему там домик сделаю…
   Она подняла Лопоушу на руки, осторожно передала его Аритэйни и погладила на прощание.
   – Кто эта девочка? – спросила Аритэйни, когда Тайин и Санэ скрылись из виду.
   Торопиться, пока Санэ не воротится, было некуда, и Кенет подробно рассказал Аритэйни, когда и как он впервые увидел Тайин.
   – Хорошо еще, что я в ее сне не стал мечом махать, не разобравшись, – заключил свой долгий рассказ Кенет. – Не то убил бы ненароком этого… как его… Лопоушу.
   – Не убил бы, – возразила Аритэйни. Лопоуша подтвердил ее слова уютным сонным ворчанием.
   – А как ты отведешь это чудо в ее сон? – полюбопытствовал Кенет.
   – А никак, – ответила Аритэйни. – Лопоуша сам дорогу найдет. Верно, Лопоуша?
   Снова тихое утвердительное ворчание.
   – Вот как только Санэ малышку проводит и вернется, значит, можно отпускать Лопоушу.
   – Пора бы уже Санэ и вернуться, – произнес Кенет. – Не то, чего доброго, не мы найдем Инсанну, а он нас.
   Лопоуша неожиданно завозился на руках у Аритэйни.
   – Идет кто-то, – сказала она.
   – Может, Санэ возвращается? – понадеялся было Кенет.
   Нет, то был не Санэ. Этого человека Кенет не знал… или все же знал? Таких людей не бывает… но откуда у этого небывалого незнакомца такое смутно знакомое лицо? И почему этот облик, если к нему прислушаться, звучит голосом самого Кенета? Да так звучит, словно сила его велика, как подножие горы, а мужество слишком огромно для этого мира?
   Кенет едва не рассмеялся, сообразив, что именно таким он и спел этого человека.
   – Крепкой кровли твоему дому, Урхон Дважды Рожденный, – приветствовал его Кенет. Хороший все-таки мир: стоит Кенету пожелать Урхону, чтобы дом его никогда не рухнул – и не рухнет. Слова в этом мире крепче вековых деревьев. Они удержат кровлю.
   – И твоему дому, – сдержанно ответил Урхон. – Ты правильно сделал, что пришел сюда, Деревянный Меч.
   Кенет насторожился. Урхон, каким Кенет его знал, никогда бы не позволил себе сделать хоть малейший намек на неблагополучие или даже опасность. Урхон, каким Кенет его спел, – тем более. Значит, произошло нечто очень серьезное – и Кенет нимало не сомневался, что именно.
   – Инсанна? – быстро спросил он. Урхон кивнул.
   – Тогда пойдем. – И Кенет стремительно встал. – Показывай дорогу.
   – А дойдешь? – усомнилась Аритэйни.
   – За руку меня поведешь – дойду, – отрезал Кенет. – Некогда нам Санэ дожидаться. Потом догонит. Он ведь здесь все дороги знает, не то что мы.
   Едва взглянув на Замок Пленного Сокола, Кенет убедился, что был тысячу раз прав, решив не дожидаться возвращения Санэ. Иначе как отчаянным, подобное положение дел и не назовешь. Во всяком случае, если Кенета не обманывал слух, именно так оно себя и называло. Конечно, Аканэ и в жизни был великим воином, а в мире песен и подавно. И то худощавое и высокое слово, которое было наместником Акейро, тоже ведь боец, каких поискать, – живой Акейро и мечтать не мог об этаких подвигах. Да и князь Юкайгин стараниями Санэ творил такие чудеса боевого искусства, что даже его реальные деяния перед ними бледнели. И все же этого было недостаточно.
   Замок Пленного Сокола и в обычном мире был крепостью, взять которую не так-то легко: если бы не Санэ, Кенету даже ворота открыть бы не удалось. Но слова сотворили в этом мире обиталище Инсанны неприступной твердыней, а память поколений сделала эти слова крепче гранита. Воинство Инсанны было куда более многочисленным и умелым, чем на самом деле. Немногие одиночки, что осмелились задолго до Кенета бросить вызов великому черному магу, гибли один за другим – они ведь действительно погибли, и их смерть была подробно воспета и благоговейно возвеличена несколькими поколениями певцов, будь они трижды неладны! Хоть бы одного героя оставить в живых догадались. Навеки будь проклято желание описать врага как можно более могущественным, чтобы приукрасить собственное поражение! При жизни Инсанна представлял собой грозную силу – но восемь веков страха и ненависти людской сделали его в мире памяти и легенд непобедимым.
   Хоть бы одна душа живая догадалась, что Инсанна не испытывал страха только из неимоверного презрения к роду человеческому, а на самом-то деле он трус! Хоть бы один певец запечатлел его таким, какой он есть! Так ведь нет же – Инсанна, созданный чужим страхом, действительно ничего не боялся. Да и чего ему здесь бояться? Слова, рожденные все тем же страхом, сделали его поистине всемогущим. В его глазах полыхала такая неимоверная мощь, что поневоле хотелось отступить.
   Кенет еще успел услышать откуда-то сзади отчаянный крик Санэ, но слов разобрать не успел: Инсанна заметил его, засмеялся презрительно и шагнул к Кенету через полнеба. Нога его отшвырнула небрежно конницу массаоны Рокая. Наоки падал с лошади очень долго. На погибель ему успел Санэ заметить его и воспеть его участие в битве. Неизвестно, что случилось с ним в реальном мире, но здесь после такого падения он едва ли выживет.
   Кенет невольно вскрикнул “стой!” – и падение Наоки замедлилось. Тело его мягко коснулось земли рядом с Кенетом.
   – Опять ты этого недотепу на помощь зовешь? – загрохотал Инсанна. – Ты не переменился, как я погляжу. Но тебе это и здесь не поможет.
   И снова Кенет кинулся в атаку первым, хоть и давал себе зарок не повторять однажды совершенной ошибки. Инсанна хорошо знал, как вывести противника из себя, – а этот Инсанна знал вдобавок, когда это стоит сделать, чтобы ярость не придала противнику сил, а всего лишь ослепила его.
   Деревянный клинок сшибся со стальным. Удар, сотрясший все тело Кенета, был просто ужасен. Правая рука Кенета повисла как плеть. В этом мире не только магическая, но и мускульная сила Инсанны была не в пример больше, чем на самом деле.
   – Ну вот и все, – приятно улыбнулся Инсанна, занося меч над головой Кенета.
   Все естество Кенета возмутилось при мысли о том, что вот сейчас, вот сию минуту он встретит свою смерть от руки того, кто уже и не существует на самом деле.
   – Да тебя же больше нет! – выкрикнул Кенет. Не разум подсказал ему эти слова. Их породила горечь расставания с жизнью и лютая досада на небывало глупую гибель.
   Но они сработали.
   До этих слов Инсанна был, а после них его не стало.
   – И вас тоже! – крикнул Кенет воинству Инсанны, но нужды в том уже не было: раз Инсанны нет, то им откуда взяться? Они исчезали медленно, постепенно, но исчезали.
   Если бы Санэ не подоспел да не подхватил Кенета, тот бы, пожалуй, все-таки провалился куда-нибудь между словом и предметом: у него не хватало сил даже посмотреть, куда он падает. Он смутно слышал удаляющийся голос Лопоуши… значит, отпустила его Аритэйни… а дорогу он сам найдет… нет, но надо же было догадаться – в мире песен мечом махать… как будто меч в этом мире – оружие… сам ведь остановил словом гибельное падение Наоки, а с Инсанной едва не оплошал…
   Потом на некоторое время все исчезло.
   Кенет пришел в себя от боли в руке: Аритэйни заканчивала перевязку. Глаза открывать Кенету не хотелось. Он бы еще открыл их, чтобы в последний раз взглянуть на Акейро, князя Юкайгина, Аканэ или Наоки. Но увидеть их ему уже не доведется. Земля, на которой он лежал, не была словом.
   – Мы еще там или уже здесь? – еле ворочая языком, на всякий случай осведомился Кенет.
   – Здесь, – как-то странно усмехнулся Санэ.
   – Вот и хорошо, – вяло отозвался Кенет.
   – На твоем месте я бы все-таки открыл глаза, – тем же странным тоном произнес Санэ.
   Кенет нехотя открыл глаза – и едва не подскочил. Откуда только силы взялись!
   Но ведь и было чему дивиться!
   Солнце начинало понемногу клониться к закату. Бледный серпик дневной луны уже повис над горизонтом. Если верить их положению на небе, Кенет лежал возле Замка Пленного Сокола.
   Однако никакого замка больше и в помине не было. И ветер не пересыпал мертвый песок – насколько хватало глаз, повсюду расстилалась степь. А там, где раньше одиноко возвышались Лихие Горы, тянулась вдаль могучая горная гряда.
   – Г-где мы? – изумился Кенет.
   – Я думал, это ты мне скажешь, – невозмутимо ответил Санэ.
   Воздух над степью задрожал от рухнувших с неба золотых колес, и у Кенета немного полегчало на душе: хоть что-то знакомое осталось в этой странной незнакомой реальности. Порозовевшие от предзакатных лучей облака спустились на землю почти мгновенно.
   – А тебе бы полагалось догадаться, Санэ, – заметил Хараи, принимая человеческий облик. – Певец все-таки.
   Аори согласно кивнул. Он обменялся с Аритэйни почти заговорщическим взглядом.
   – А ты… догадалась? – ошеломленно спросил Кенет.
   – Странно, что ты и сам не додумался, – степенно сказал могучий пожилой дракон.
   – Странно, что я вообще еще способен думать, – устало возразил Кенет. – Вы уж лучше мне объясните, что произошло.
   – Ничего особенного, – заверил его Хараи. – Просто мир песен – это и мир памяти. Ты ведь не только убил Инсанну – ты сделал так, что его никогда не было. В этом мире о нем и памяти не осталось.
   – Значит, все, что он натворил, тоже исчезло! – ахнул Санэ.
   – Ну конечно, – улыбнулся дракон. – Империи никогда не было. Никто не ходил войной на степь. И вряд ли пойдет, даже если захочет: Великого Землетрясения тоже никогда не было, и Пограничные Горы стоят себе как стояли. Никто никогда не строил новую столицу. И Имбон. И уж тем более Замок Пленного Сокола. И никто о них не помнит. Их не было.
   – А вы почему помните? – выспрашивал Кенет. – А мы?
   – Ты это сделал, – последовал незамедлительный ответ. – Санэ был с тобой. А драконы ничего не забывают и не меняются. Да и Санэ скоро многое забудет. Полагаю, свои песни о битве с воинством Инсанны он уже забыл.