Каждую свободную минуту он хватался за тряпку и мыл, мыл, мыл, драил, оттирал, отскабливал, вываривал, обдавал кипятком со щелоком, кипятил и снова драил, скреб, начищал все, что попадалось под руку. Постепенно в его владениях стало меньше пахнуть мочой и кровью и больше – водой и травами. Тюфяки и простыни менялись на кроватях реже, чем больные, и их частенько приходилось отдирать от тела с кровью и гноем, а то и с намертво присохшей кожей. Раздобыть сменные простыни Кенету не удалось, но он каждый день вытаскивал простыню из-под кого-нибудь и стирал ее, не дожидаясь, пока кровь засохнет и ткань задубеет.
   – Перебесится, – говорили о нем мутноглазые служители. – Устанет – и пройдет у него эта блажь.
   Но блажь не проходила, хотя уставал Кенет смертельно. Не могла пройти. Спать стоя Кенет не умел, а сесть или лечь в подобной грязи был не в силах. Приходилось сначала все отмывать, а затем уже вкушать заслуженный отдых. Отдыха не хватало. Кенету и раньше доводилось недоедать и недосыпать, но ел он свежую пищу и спал на свежем воздухе. Три часа сна в сутки, гнилой больничный воздух, сомнительная еда… У Кенета опухли глаза, кружилась голова, руки временами теряли чувствительность. У него еще оставались силы разносить подносы с едой, мыть, стирать, чистить, подавать питье, но думать сил уже не было – только мыть, чистить, разносить… Он уже не мог думать. И хорошо, что не мог. Иначе непременно подумал бы: не слишком ли многого требует устав от будущего мага? Да что там мага, последний каторжник – и тот живет лучше.
   Конечно, можно так и не надрываться. Но деревенская чистоплотность и врожденная добросовестность не позволяли Кенету сомкнуть слипающиеся веки, пока все не будет сделано.
   Однажды в его владения забрел кто-то из лекарей. Случай редкий: врачи осматривали больных при поступлении в больницу, назначали им лечение, отправляли на свободную койку, если она была, и на пол – если нет, и больше обычно не показывались, хотя каждый день с раннего утра больные начинали ждать чего-то таинственного, именуемого словом “обход”. Как бы то ни было, лекарь все же совершил пресловутый обход и наткнулся на Кенета со шваброй. Врач не сказал ничего – ни хорошего, ни плохого, – но работы у Кенета с этого дня прибавилось. Его то и дело отзывали куда-нибудь: сортировать простыни, пересчитывать пакеты с сушеными травами, помогать растапливать кухонную печь. После посещения кухни Кенет едва не простудился: несмотря на вязкую духоту, по больнице вечно шастал неуловимый сквознячок, и Кенет из жаркой кухни вывалился прямо в его холодные объятия.
   А вечером, когда Кенет надеялся лечь пораньше и вместо трех часов поспать четыре, к нему подошел один из служителей; Кенет так и не понял – который. Он уже не первый день работал бок о бок с этими людьми, но различал их с трудом. Все они были мутноглазые, с тусклыми усами и серой кожей, решительно все: и спившиеся бродяги, и бывшие уголовники, и немногие подвижники, старавшиеся хоть как-то облегчить людские страдания. Больница быстро накладывала свой отпечаток на лицо и тело. Кенет не знал, что и его кожа начинает приобретать иссиня-серую бледность. Его деревенскому загару предстояло поблекнуть в самом скором времени.
   – Так что мертвяков носить, – сообщил служитель, пожевывая ус, – а этот поганец культю сломал.
   В переводе на человеческий язык это означало, что напарник служителя сломал ногу, а сам он не в силах перенести трупы в покойницкую. Кенет вздохнул и направился следом за служителем.
   Мертвых было трое. Иссохший старик, опухшая от водянки женщина и загорелый мужчина с глубокими ножевыми ранами. За него взялись в последнюю очередь. Приподымая тело, Кенет с изумлением скорее почувствовал, чем услышал даже не дыхание, но какое-то слабое шевеление воздуха.
   – Да он еще дышит! – вскрикнул Кенет.
   – Ща перестанет, – флегматично пообещал служитель, продолжая мусолить губами свой вислый ус. – Клади его сюда.
   – Говорят тебе, он еще живой! – возмутился Кенет.
   – Какая разница! Сейчас живой, через час все одно подохнет. Клади.
   У Кенета непроизвольно сжались кулаки.
   – Вот когда помрет, тогда и понесем, – процедил он.
   – У меня другого дела нет – сидеть и ждать, покуда он дуба врежет! – возмутился и служитель, от злости даже выплюнув свой недожеванный ус. – Да ты, парень, рехнулся! Ну не сам он помрет, прикончат его – кому от этого будет лучше?
   – Как – прикончат? Больного? – не понял Кенет.
   – Больного, больного, – передразнил служитель и поерзал губой, отлепляя от нее мокрый ус. – Тоже мне нашел дусю беззащитную. Бандюга – он и есть бандюга. Во, видал?
   Действительно, все тело умирающего оплетала причудливая сеть шрамов. Они наводили на мысль, что этот человек вряд ли зарабатывал себе на жизнь шитьем полотенец или починкой сапог.
   – Сам же он на перо не налетел, кто-то его тюкнул, верно? Значит, кому-то он насолил. Думаешь, от него так просто и отстанут? Босота ты деревенская. Как сюда эти бандюги вернутся, как нас без разбору на ножи подымут… бывало уже, и не раз. Тебе это надо? В общем, клади его на носилки, и пойдем.
   Кенет не знал, что и сказать. В словах служителя был свой резон.
   Служитель старше и знает жизнь лучше. Стоит ли спасать недорезанного бандита, который не сегодня-завтра все равно протянет ноги? Стоит ли из-за него нарываться на неприятности? Но разве можно положить еще живого человека на носилки и отнести его в покойницкую? При мысли об этом Кенета охватил ужас. Он решил, что будет защищать раненого, а если потребуется, то и драться.
   В дверь просунулась чья-то голова.
   – Поди сюда, – окликнула служителя голова. Служитель выругался и неохотно поплелся на зов.
   Выждав, пока он отойдет подальше, Кенет поднял раненого на руки и вышел. Не будь тело таким тяжелым, он бы побежал: приходилось спешить. Иначе еще живого человека равнодушно свалят с носилок среди мертвых тел, и он, Кенет, будет в этом виноват.
   Шатаясь и изнемогая, Кенет дотащил раненого до своей подсобки и пинком открыл дверь. Загремели ведра, застучали падающие швабры. Кенет кое-как распинал барахло и опустил раненого на пол.
   Веки умирающего чуть заметно дернулись.
   – Лежи здесь и жди. Только не вздумай стонать, – ровным голосом приказал Кенет. – Я буду приходить.
   Ему удалось вернуться раньше вислоусого служителя, хоть и ненамного. Едва Кенет свернул пропитанный кровью тюфяк и бросил его в угол, как вновь открылась дверь и вошел служитель, за время отсутствия успевший изрядно нагрузиться какой-то дешевой выпивкой. Перегаром от него разило неимоверно.
   – Уже? – пьяно обрадовался он и вновь закусил ус. – Ну, давно бы так.
   Кенет неопределенно кивнул.
   – Т-тяжелый был? – сочувственно осведомился служитель.
   – Тяжелый, – сдержанно согласился Кенет.
   Он вернулся в подсобку, по дороге стянув кружку уже остывшего целебного питья. Напоить раненого оказалось нелегко. Кое-как управившись, Кенет втиснулся на пол рядом с полуживым незнакомцем и мгновенно уснул.
   Теперь Кенету приходилось спать еще меньше: нужно было встать раньше, чем его придут будить. А еще надо было время от времени забегать в подсобку, обмывать раны незнакомца, менять ему повязки, поить: есть он не ел, только пил. Кенет не мог с уверенностью сказать, приходил ли раненый в сознание. Может, он молчит от слабости? А может, и вовсе ничего не чувствует и не воспринимает? А может, все труды Кенета напрасны, и в следующий раз он найдет в подсобке труп?
   На третий день Кенет с облегчением понял, что умирать его подопечный не собирается. А на четвертый, как и предсказывал Кенету любитель жевать усы, в больницу заявились вооруженные люди с решительными намерениями.
   Только-только собирался Кенет потихонечку улизнуть от вислоусого служителя и наведаться в подсобку, как дверь с грохотом распахнулась и в комнату вошли трое. Взглянув на их перекошенные от гнева лица, служитель придушенно икнул, рухнул на четвереньки и быстро-быстро пополз, отчего-то задом наперед. Мощные руки одного из незваных гостей подняли служителя за шиворот и поставили на ноги.
   – Несколько дней назад сюда был доставлен человек с ножевыми ранами, – холодно произнес высокий мужчина с чуть раскосыми глазами. – Он нам нужен.
   У Кенета помутилось в глазах. Не солгал служитель. Выходит есть на свете такие места, где трое вооруженных подонков врываются к тебе силой, чтобы убить безоружного. Беспомощного. Беззащитного.
   – Да его уж третьего дня похоронили, – хрипло пискнул служитель.
   Взгляд раскосых глаз высокого человека из холодного сделался ледяным.
   – Его не похоронили, – напряженным от ярости голосом произнес высокий. – Ни третьего дня, ни вообще. Мы проверяли. Где этот человек?
   И без того тусклые глаза служителя от ужаса подернулись мутной пленкой и почти закатились. И тут его гаснущий взгляд упал на Кенета.
   – Он, он знает! – зашелся в крике служитель.
   Высокий брезгливо отшвырнул служителя в угол и шагнул к неподвижному и безмолвному от гнева Кенету. Но еще раньше к нему подскочил второй незваный гость, угловатый юноша с умопомрачительно громадным мечом в потертых ножнах. Юноша схватил Кенета за грудки и с силой дернул на себя. Кенет только глянул в его бешеные глаза – и ощутил мгновенное желание рассказать ему все, а потом убежать куда-нибудь и спрятаться, чтоб никто не нашел. Такой ярости Кенету еще видеть не доводилось, и он испугался. И все же страх не мог заставить его выдать раненого на расправу. Стоит ему это сделать – и он никогда не сможет стать магом. И вообще никем. Потому что жить с этим он не сможет. В конце концов, чего он боится? Смерти? Но проговориться сейчас – хуже смерти.
   – Где он? – бешено выдохнул юноша прямо в лицо Кенету.
   – Не ваше дело, – зло и спокойно произнес Кенет.
   – Ах, не наше?! – Юноша тряс Кенета изо всех сил. – Нет, ты мне скажешь, мразь!
   – Все он, гад! – верещал служитель из угла. – Если бы не он, того бы гада схоронили, и порядок! Это он, гад, не позволил! Живой, видите ли! Спрятал того гада, гад! Это все он!
   И тут время словно замерло. Все застыли на долю мгновения и лишь затем возобновили свои действия. Однако дальнейшее развитие этих действий оказалось несколько непредусмотренным.
   Юноша, который так старался вытрясти из Кенета дух, снова рванул его на себя и сдавил могучими железными объятиями. Потом он оторвался от Кенета, положил ему руки на плечи, осмотрел его, как бы не вполне веря своим глазам, снова дернул к себе и с победительным рыком прижал к сердцу.
   – Так, значит, если б не он? – осведомился высокий, с нехорошей задумчивостью во взоре поглядывая на служителя.
   Третий их спутник, доселе молча стоявший на страже у дверей, тихо захохотал.
   Высокий подошел к юноше, вырвал Кенета из его объятий и, в свою очередь, крепко обхватил за плечи.
   – Значит, он жив? – спросил высокий.
   – Не ваше дело, – упрямо повторил Кенет. – Он ранен, и я никому не позволю…
   Третий у дверей снова захохотал.
   – Мы могли и не торопиться, – утирая слезы смеха, простонал он. – С таким защитником Аканэ как за каменной стеной. Даже высокий усмехнулся. До Кенета наконец дошло.
   – Так вы его не?.. – запинаясь, выговорил он.
   – Ни в коем случае, – заверил его высокий.
   До служителя тоже дошло, какую ошибку он совершил, и он завизжал, сообразив, что с ним сейчас начнут делать что-то очень и очень нехорошее.
   – Умолкни, – посоветовал ему высокий. – И без того убить тебя хочется – ну никакого терпения не хватает. Служитель покорно умолк.
   – Где раненый? – спросил высокий.
   – Пойдемте, – сказал Кенет, все еще сомневаясь. Однако сомнения мигом покинули его, когда раненый радостно распахнул глаза на тихий оклик: “Аканэ, дружище! Живой!”
   Юноша и высокий подняли раненого Аканэ бережно и осторожно.
   – А мальчик? – напомнил им третий, указав на растерянного Кенета.
   – А мальчика с собой возьмем, – немного подумав, сказал высокий. – Заедят его здесь. Собирайся, малыш.
   – Но как же? Я ведь здесь… а больные?
   – Он тоже больной, – возразил высокий. – И ему нужно менять повязки, и раны промывать, и все такое. У нас самих вряд ли получится.
   – Да у нас!.. – вскипел было юноша, но третий незаметно для Кенета основательно пнул приятеля в лодыжку. Юноша поперхнулся и уныло закончил: – Действительно, не очень получается.
   – А с той мразью что будем делать? – спросил третий.
   – Со служителем? А что с ним делать? Пусть живет, – брезгливо отозвался высокий. – Еще и руки об него марать.

Глава 3
ВОЗДАЯНИЕ

   Сборы Кенета были недолгими.
   – Я готов, – сказал он, надев куртку и, взяв в руки посох.
   – Это все? – поднял брови высокий. – Ладно, пойдем. И поскорее, пока тот мерзавец не поднял на ноги всю больницу.
   – Может, лучше его связать? – предложил юноша.
   – Нет, не лучше! Пока будем его связывать, время потеряем. Вдобавок могут заметить, как мы шастаем туда-сюда. Нет, не стоит хлопот. Нам бы до выхода добраться поскорее.
   – А зачем нам сюда? – удивился Кенет, когда высокий и юноша свернули в ближайший коридор.
   – Как это зачем? – в свою очередь нетерпеливо удивился юноша – Там выход.
   Кенет покачал головой.
   – Слишком далеко. Есть другой выход, ближе.
   – Веди скорее! – воскликнул третий. – Что за выход?
   – Через него мусор выносят, – объяснил Кенет.
   – Так его отсюда еще и выносят? – приятно изумился третий. – Вот бы никогда не подумал.
   Свежий воздух оказался нестерпимо, почти пугающе сладостным, у Кенета закружилась голова. Как давно он не дышал по-настоящему?
   – Скорее, Лим, скорее, – торопил третий. – Скорее, пока за нами нет погони. Чего ты ждешь?
   – Ищу какое-нибудь укрытие, – отозвался высокий. – С Аканэ мы не сможем идти быстро. Нас догонят.
   – Нас не догонят, – возразил третий. – Если ты хоть немного поторопишься, нас не догонят. Нам этого парнишку сама судьба послала. Он вывел нас гораздо ближе, чем я рассчитывал.
   – Ближе – куда? – спросил высокий Лим, послушно ускоряя шаг.
   – К подземному ходу, – отрезал третий. – Да поторопитесь же, ради всего святого! Сюда, скорей!
   Узкая улица оканчивалась тупиком, но третьего это не смутило. Он направлял беглецов именно в тупик.
   – Иди сюда, парень, – подозвал он Кенета. Кенет подчинился без вопросов: похоже, третий знал, что делает.
   Третий вспрыгнул Кенету на плечи, коснулся пролета небольшого моста, ощупал его, сильно стукнул, прислушался, еще ударил. Откуда-то со стороны послышался громкий натужный скрежет, почти стон, словно старый-престарый каменный великан с трудом разгибает свою гранитную поясницу. Глухая на вид стена раздвинулась, в ней образовался узкий проем.
   – Скорей туда! – воскликнул, спрыгивая наземь, третий. – Пока дверь не закрылась.
   Они едва-едва успели. Кенету сдвигающаяся стена чуть не придавила ногу, но он рванулся, и холодная каменная глыба лишь пребольно стукнула его по пятке.
   – Темно, – отчего-то шепотом сказал он, и его шепот гулким шорохом пронесся над головой и умчался в темноту.
   – Сейчас будет светло. – С этими словами третий шумно завозился. Потом послышалось многократно усиленное постукивание кремня, и через несколько мгновений факел вспыхнул. Кенет невольно прикрыл глаза ладонью.
   – За мной, – скомандовал третий, – только тихо. Сами слышите, как здесь каждый звук отдается.
   Высокий Лим и юноша, осторожно несущие Аканэ, последовали за ним. Кенет замыкал шествие. Он не очень понимал, где он находится и почему. Изнурительный труд последних недель, недостаток сна и недавнее потрясение лишили его на какое-то время способности соображать. Три человека несут четвертого, и он идет вместе с ними, только и всего. Он не мог задуматься, ни кто они такие, ни почему он, собственно, здесь, а не в больнице или где-нибудь еще. До сих пор он не знал, что усталость может возбуждать и опьянять, как крепкое вино, да и опьянение от вина не было ему знакомо. Между тем он был пьян по-настоящему, пьян усталостью, пьян настолько, что мог бы дойти до края света, не чувствуя собственного утомления – если бы не заснул на третьем шаге. Но он не спал, он не мог бы сомкнуть глаза, даже если бы и захотел, – или так ему казалось. Просто его сознание время от времени уплывало куда-то, качалось в ритме гулких шагов, и на всем свете не было ничего, кроме этих размеренных шагов и неровного дыхания, ничего, кроме шагов, ничего… Факел трещал, чадил, и все вокруг темнело. Потом он снова ярко вспыхивал; Кенет иногда замечал это, иногда – нет. Иногда он видел не только факел, но и спины идущих впереди, однако чаще он различал только подрагивающие языки пламени.
   Потом подземный переход как-то внезапно кончился. Впереди вновь возвышалась глухая стена. В углу стояла бочка с водой. Третий опустил факел в воду, и лишь затем Кенет услышал его тихие уверенные шаги. На сей раз стена отодвинулась совершенно бесшумно. Кенет понял, что путь открыт, лишь когда прозрачный ночной воздух коснулся его лица.
   – Скорее выходите, – вполголоса приказал третий. – Все здесь?
   – Все, – так же тихо ответил Кенет, ибо вопрос относился явно к нему.
   – Поторопись, парень. Скоро светать начнет.
   – Я тороплюсь, – полусонным голосом отозвался Кенет. Ночная прохлада не только не освежила его – напротив, его начало неудержимо клонить в сон.
   – Крепись, парень, – ободрил его третий. – Уже недалеко.
   – По-моему, если погоня и была, то нас потеряли, – уверенно сказал Лим.
   – Наверняка. Но если у них есть хоть капля ума, они сейчас прочесывают город просто так, положась на удачу. Так что лучше нам быть готовыми ко всему. Кенро, пусть паренек тебя сменит. Посторожи, а я пойду вперед.
   Кенет подошел и сменил юношу с мечом. Руки его почти ничего не чувствовали, и он едва не уронил Аканэ.
   Третий бесшумно растворился в ночной темноте и так же бесшумно вернулся.
   – Впереди все чисто, – объявил он. – Пошли.
   Теперь шествие замыкал Кенро со своим огромным мечом. Однако извлечь его из ножен так и не довелось. Третий свернул налево и, пройдя несколько домов, остановился.
   – Пришли, – коротко сообщил он.
   – Но, Юкенна… – растерянно запротестовал юноша Кенро, – это ведь зеленная лавка…
   – А где я, по-твоему, живу, когда не спасаю великих воинов? – огрызнулся Юкенна. – В ножнах, что ли, как твой меч?
   Он открыл дверь лавки, и Лим с Кенетом последовали за ним. Кенро вошел последним и тихо закрыл дверь за собой.
   В лавке было тихо и темно. Лунный свет еле пробивался сквозь щели в ставнях. Явственно пахло землей и свежими овощами. Юкенна, не останавливаясь, прошел через всю лавку и, пыхтя, принялся двигать что-то тяжелое. Одна из стен лавки мягко повернулась, открывая проход. Кенет сонно изумился: он был уверен, что чудеса архитектуры на сегодня уже закончились. Оказывается, нет.
   За стенкой обнаружилась довольно просторная комната. Юкенна вошел первым и зажег свечи. За ним вошли остальные, и стена вернулась на место.
   – Порядок, – с облегчением произнес Юкенна. – Здесь можно говорить. Снаружи ничего не слышно.
   Несмотря на сонную одурь, Кенет сразу понял, что комната была заранее приготовлена к приему Аканэ. На полу были расстелены мягкие тюфяки, на которые раненого тут же и опустили со всеми мыслимыми предосторожностями. В очаге горел огонь. На маленьком столике в углу стояла всяческая утварь. Пошатываясь, Кенет подошел к столику, взял маленький котелок, налил в него воды и поставил на огонь. За его спиной Лим и Юкенна обменялись красноречивыми взглядами. Кенет попытался склониться над раненым, но его ноги подкашивались, и он опустился на колени рядом с Аканэ.
   – Сменная одежда у вас есть? – спросил он, не оборачиваясь. – Его бы переодеть.
   – Найдется, как не быть, – хмыкнул Юкенна, глядя, как руки Кенета явно независимо от усталого сознания, с привычной осторожностью касаются Аканэ. Внезапно Лим и Юкенна словно по команде подошли к Кенету, подняли его и опустили на один из тюфяков. Кенро укрыл его одеялом.
   – Проспись сначала, – скомандовал он.
   – Я не сплю, – возразил Кенет, и тут сон одолел его окончательно.
   Когда Кенет открыл глаза, Юкенны в комнате не было, а Лим и Кенро спали рядом с ним. Чуть поодаль лежал умытый и переодетый Аканэ. Кенет прислушался к его дыханию. Спокойное дыхание, ровное. На всякий случай Кенет встал, тихонько подошел к нему и коснулся его лба кончиками пальцев. Лихорадочный жар схлынул, холодный пот исчез. Кенет ощутил под пальцами спокойное живое тепло. Ничего похожего на прежний горячечный полубред. Аканэ спал нормальным глубоким сном.
   Кенет постоял немного, опасаясь, что его прикосновение могло разбудить Аканэ. Но Аканэ не проснулся. Кенет вернулся в свой угол, даже не заметив, что Лим и Кенро следят за ним сквозь полуприкрытые веки: дыхание их оставалось ровным, расслабленным, сонным. Кенет юркнул под одеяло, укрылся им поплотнее и почти мгновенно уснул вновь. Несколько часов недавнего свинцово-тяжелого сонного оцепенения не освежили его. Он чувствовал себя совершенно разбитым, и тело настойчиво требовало отдыха. Тревожное беспокойство отпустило Кенета, и он заснул так глубоко, что никакие звуки не могли пробудить его.
 
   * * *
 
   Проснулся он совершенно мокрый. Холодная вода стекала с его волос и струилась по лицу. Высокий Лим держал Кенета, а Кенро и Юкенна с хохотом окунали его головой в воду. Кенет испуганно вскрикнул и проснулся окончательно.
   – Ну и здоров же ты спать! – смеялся Юкенна. – Мы тебя и умыли, и одели, а ты все спишь. Интересно, лопать ты во сне умеешь?
   – Не знаю, – мучительно покраснел Кенет.
   – Зря мы тебя разбудили, – сказал Юкенна. – Стоило сначала попробовать тебя накормить. Вдруг бы получилось? Раз готовить еду во сне ты умеешь, должно быть, и слопать бы смог.
   – Кто – я? – Кенет обалдело уставился на стол, откуда явственно доносился призывный аромат жареного мяса.
   – Конечно. Не я же все это приготовил, – ухмыльнулся Юкенна. – Меня здесь и вообще не было.
   – В первый раз вижу, – с благоговением произнес Кенро. – Смотрю – встает, идет к очагу, огонь разводит, идет к столу, режет мясо, а сам так храпит, что стены дрожат. А потом хватает мою рубашку, окунает в воду, выжимает и начинает мыть пол.
   – Я привык… – с отчаянием в голосе еле выговорил Кенет. – В больнице… я рубашку постираю, честное слово. Кенро вновь расхохотался.
   – Ради такого зрелища рубашки не жалко, – заявил он. – Я сам виноват, надо было отобрать рубашку и уложить тебя. Засмотрелся я. Иди ужинать. Тебе какое вино больше нравится?
   – Не знаю, – растерянно произнес Кенет.
   – Оставьте его в покое, – вмешался Лим. – А не то он сгорит от стыда, и нам придется выметать пепел.
   Он быстро и ловко разрезал жаркое. Кенет молча подошел к нему и принялся помогать: подавал миски, поливал мясо густым пряным соусом, наливая вино из кувшина в тяжелые чашки. По крайней мере это он умел. За работой он не чувствовал жгучего смущения, овладевавшего им всякий раз, когда он осмеливался поднять глаза.
   – Ты нас боишься? – негромко спросил Лим, принимая из его рук миску.
   Кенет неуверенно помотал головой. Ему казалось, что снаружи не только слышно, но и видно биение его сердца.
   – Ты думаешь, мы бандиты, головорезы? – продолжал допытываться Лим.
   – Нет, я так не думаю, – чуть слышно возразил Кенет. – Грабителей я уже видел. Они совсем другие.
   – Какие? – заинтересовался Юкенна. – Где ты видел грабителей?
   Кенет, поначалу запинаясь на каждом слове, рассказал, как его грабили. Под конец рассказа он почти освоился. Он даже не заметил, как в руках его оказалась миска с жарким, и продолжал говорить, умолчав лишь об уставе и о странной неспособности толстяка Сина обнаружить текст на потрепанных страницах. Окончив повествование, он принялся за еду, но обнаружил, что ест, лишь прожевав первый кусок и ощутив полузабытый вкус мяса.
   – А потом ты пошел в больницу? – хмыкнул Юкенна. – Н-да, парень. Одно могу сказать: ты не из породы искателей приключений на свою голову. Это они тебя ищут. Сами. И что ты собираешься дальше делать?
   – Не знаю, – пожал плечами Кенет. – Наверное, пойду обратно в больницу.
   – Об этом и думать забудь, – раздался тихий, но отчетливый голос. Кенет обернулся. Аканэ полусидел, опираясь на подушки. И снова привычка взяла над Кенетом верх. Он вскочил, отставил свою миску с едой, быстро отхватил ножом кусок жаркого, мелко нарезал его, переложил в чистую миску, налил в нее соуса, подошел с миской к раненому, опустился на колени и приготовился кормить его.
   – Спасибо, парень, я и сам могу. – Аканэ осторожно взял миску из рук Кенета. – Иди ешь.
   Кенет послушно вернулся на свое место.
   – А почему я не могу вернуться в больницу? – спросил он, вновь принимаясь за еду. – Там же люди остались…
   – Потому что этой больницы через несколько дней не будет, – ответил Аканэ. Голос его звучал тихо, но в нем угадывалась скрытая сила, которая не покинет Аканэ даже на смертном одре.
   – Как – не будет? А куда она денется? – опешил Кенет.
   – Увидишь, – пообещал Аканэ. Взгляд его стал на мгновение томным, словно от предчувствия какого-то жестокого наслаждения.
   – Уймись, – посоветовал ему Юкенна. – Тебе вредно впадать в такое буйство… Так что ты теперь собираешься делать? – внезапно обернулся он к Кенету.