Роуан прижала руку ко рту. Опять подступила тошнота. Охваченная дрожью, на грани истерики, она замерла на месте, пережидая пока пройдет приступ. И услышала тихие шаги. Майкл - безошибочно определила она. Шаги направлялись из буфетной в кухню. Она заставила себя открыть глаза.
   Майкл лишь наспех натянул джинсы и пришел босой, с голой грудью.
   - Что случилось, милая? - прошептал он, поднимая и ставя в раковину стакан, блеснувший в темноте возле холодильника. - Роуан, что случилось?
   - Ничего, Майкл, - прохрипела она, пытаясь унять дрожь и подступившие слезы. - Просто меня слегка затошнило. Сегодня утром, днем, да и вчера было то же самое. Не знаю, в чем причина. Сейчас это точно от сигареты. Со мной все в порядке, Майкл, честно. Все будет хорошо.
   - Так ты не знаешь, в чем причина? - переспросил он.
   - Нет, просто... наверное, это... Хотя сигареты раньше никогда так на меня не действовали...
   - Доктор Мэйфейр, вы уверены, что не знаете?
   Она почувствовала его руки на своих плечах и прикосновение к щеке густой и мягкой шевелюры, когда он наклонился, чтобы поцеловать ее грудь. Обхватив ладонями голову мужа, погрузив пальцы в шелк его волос, она расплакалась.
   - Доктор Мэйфейр, - настойчиво продолжал Майкл, - даже я догадываюсь, в чем тут дело.
   - Не знаю, о чем это ты, - прошептала она. - Просто мне нужно отправиться наверх и немного поспать.
   - Ты беременна, милая. Пойди, взгляни на себя в зеркало. - Он очень осторожно снова дотронулся до ее груди. Только теперь Роуан почувствовала, что та набухла и слегка болит, и поняла, сразу поняла, вспомнив все другие мелкие признаки, которым не придавала значения, что он прав. Абсолютно прав.
   Роуан буквально растворилась в слезах. Она не сопротивлялась, когда Майкл поднял ее на руки и медленно понес. Тело ныло от напряжения, испытанного в те жуткие минуты, что она пережила на кухне, из горла вырывались сухие, болезненные всхлипывания. Она не предполагала, что он в состоянии отнести ее наверх по длинной лестнице, но Майкл без труда справился с задачей, и она позволила ему это, рыдая у него на груди и крепко обхватив за шею.
   Он опустил ее на кровать и поцеловал. Затуманенным взглядом Роуан следила, как он гасит свечи и направляется к ней.
   - Я очень люблю тебя, милая, - сказал Майкл. Он тоже плакал. - Очень люблю. Я никогда не испытывал такого счастья... Оно накатывает волнами, и каждый раз я думаю, что вот она, вершина... Но потом идет новая волна. Узнать такую новость именно в эту ночь... Господи, какой чудесный свадебный подарок, дорогая. Чем я заслужил такое счастье, хотелось бы мне знать.
   - Я тоже тебя люблю. Да... Какое счастье...
   Майкл забрался под одеяло, и она тесно прижалась к мужу спиной, почувствовав его колени под своими, а потом положила его руку себе на грудь и зарыдала в подушку...
   - Все складывается просто идеально, - прошептал он.
   - И ничто этого не испортит... - тем же тихим шепотом откликнулась она. - Ничто...
   2
   Роуан проснулась первой. Подождав, пока пройдет очередной приступ дурноты, она быстро упаковала чемоданы, переложив в них подготовленные стопки одежды, и спустилась на кухню.
   При солнечном свете все здесь выглядело по-иному. Везде было чисто и тихо. Ни малейшего признака ночного происшествия. За террасой сверкал бассейн. Солнце мягко просачивалось сквозь сетчатые рамы на белую плетеную мебель.
   Роуан внимательно осмотрела кухонный стол. Потом так же пристально исследовала пол. Ничего не нашла. Исполненная гнева и отвращения, она торопливо сварила кофе, стараясь не мешкать, чтобы побыстрее убраться из кухни.
   Когда она принесла кофе наверх, Майкл только-только открыл глаза.
   - Давай прямо сейчас поедем, - предложила Роуан.
   - Я думал, мы отправимся в дорогу не раньше трех, - сонно возразил он. - Впрочем, если хочешь, можно и сейчас. - Ее герой, как всегда, был сговорчив. Он нежно поцеловал Роуан в щеку, приятно царапнув небритым подбородком. - Как ты себя чувствуешь?
   - Сейчас уже хорошо. - Она дотронулась пальцами до маленького золотого распятия, запутавшегося в темных волосах на его груди. - А вот полчаса назад было неважно. Наверное, приступы повторятся еще не раз. Но я постараюсь засыпать, почувствовав их приближение. Хотелось бы добраться до Дестина до захода солнца, чтобы побродить по пляжу.
   - А как насчет того, чтобы побывать у врача до отъезда?
   - Я сама врач. - Роуан улыбнулась. - Ты еще не забыл о моей особой интуиции? Так вот она мне подсказывает, что все прекрасно.
   - А эта твоя интуиция не подсказывает, кто он будет - мальчик или девочка?
   - Кто он будет? - со смехом переспросила она. - Самой хотелось бы знать. Хотя, с другой стороны, лучше, чтобы это был сюрприз. Что скажешь?
   - А вдруг близнецы? Вот было бы здорово!
   - Да, чудесно, - ответила она.
   - Роуан, ты ведь не... расстроена из-за ребенка?
   - Да нет же. Господи! Я хочу этого ребенка, Майкл. Просто мне еще немного не по себе. Приступы дурноты замучили. Послушай, не стоит сейчас сообщать родственникам. До тех пор пока мы не вернемся из Флориды. Иначе свадебное путешествие будет загублено.
   - Согласен. - Он осторожно положил теплую руку ей на живот. - Ты еще какое-то время не будешь его там чувствовать?
   - Пока что он с четверть дюйма, - снова улыбнулась она. - И весит меньше унции. Но я уже сейчас его чувствую. Он плавает там в блаженном состоянии, а его крошечные клеточки, непрерывно размножаются.
   - И как он сейчас выглядит?
   - Как маленькое морское чудо. Он бы поместился у тебя на ногте большого пальца. У него уже есть глаза и даже маленькие конечности, хотя еще нет настоящих пальцев, и ладоней тоже нет. Но мозг есть - по крайней мере, зачатки мозга, уже разделенного на две половины. И по какой-то причине, которую никто на земле не может разгадать, крошечные клетки этого еще не рожденного существа знают, что нужно делать: они безошибочно определяют, куда следует направиться, чтобы продолжить формировать уже существующие органы, позволить им приобрести идеальный вид. Его сердечко бьется во мне уже больше месяца.
   У Майкла вырвался довольный вздох.
   - И как мы назовем малыша? Роуан пожала плечами.
   - Что, если Маленький Крис? Не будет ли это слишком... тяжело для тебя?
   - Нет, это здорово. Если будет мальчик, то Маленький Кристофер, а если девочка, то Малютка Кристина. А сколько ему исполнится на Рождество? - Майкл принялся подсчитывать.
   - Сейчас ему недель шесть-семь. Может быть, восемь. Между прочим, вполне вероятно, что восемь. Это получается... четыре месяца. У него уже будет все на месте, только глаза закрыты. А почему ты спрашиваешь? Хочешь знать, что ему больше понравится - красная пожарная машина или бейсбольная бита?
   Майкл хмыкнул.
   - Нет, просто ты мне сделала на Рождество самый великолепный подарок, о котором я только мог мечтать. Рождество всегда казалось мне особым праздником. Оно вызывало в моей душе почти языческий восторг. А это будет самое грандиозное Рождество из всех, что я праздновал до сих пор. Возможно, однако, что в следующем году, когда малыш начнет ходить по дому и стучать бейсбольной битой по игрушечной пожарной машине, будет еще более потрясающим.
   Майкл выглядел таким ранимым, таким наивным, таким доверчивым. Когда она смотрела на него, то почти забывала о ночном происшествии. Чмокнув мужа, Роуан скользнула в ванную и постояла с закрытыми глазами, прижавшись спиной к запертой двери.
   - Эй, ты, дьявол, - прошептала она. - Ты хорошо подгадал время, не так ли? И как тебе пришлась по вкусу моя ненависть? Ты о ней мечтал?
   Затем она вспомнила лицо в темной кухне и тихий печальный голос, почти осязаемый:
   "Что мне делать в этом мире, как не угождать Роуан?"
   Они выехали около десяти утра. Майкл сидел за рулем. К этому времени ей стало лучше, и она даже умудрилась поспать пару часов в дороге. Когда Роуан открыла глаза, они уже ехали по Флориде, свернули со скоростной магистрали и, миновав темный сосновый лес, катили вдоль пляжа. Она чувствовала себя отдохнувшей, с ясной головой, а взглянув на залив, обрела чувство покоя, словно не существовало больше ни темной кухни в Новом Орлеане, ни призрака, появившегося там.
   Погода выдалась прохладная, но не холоднее, чем бодрящим летним днем где-нибудь на севере Калифорнии. Надев толстые свитера, они отправились бродить по пустынному пляжу, а на закате распахнули окна навстречу морскому бризу и поужинали у камина.
   Было около восьми, когда Роуан взялась за планы Мэйфейровского медицинского центра. Она продолжала изучать проект создания огромной сети больниц, приносящих прибыль, и сравнивать ее с "бесприбыльной" моделью, интересовавшей ее гораздо больше.
   Но мысли Роуан блуждали где-то далеко, и ей никак не удавалось сосредоточиться и вникнуть в суть серьезных статей о доходах, потерях, и возможных злоупотреблениях внутри различных систем.
   Наконец она сделала несколько заметок и ушла в темную спальню, где пролежала несколько часов, слушая доносившийся в открытые двери рокот залива и подставляя тело морскому ветру, пока Майкл в соседней комнате работал над своими проектами реставрации.
   Что ей теперь делать? Все рассказать Майклу и Эрону, как обещала? Но тогда Лэшер скроется и, возможно, примется за свои козни, а напряжение в их семье будет расти с каждым днем.
   Роуан положила ладони на живот и снова подумала о малыше. Скорее всего, она зачала сразу после того, как попросила Майкла жениться на ней. Цикл у нее всегда был очень нерегулярный, и теперь ей казалось, что она точно знает, в какую именно ночь это произошло. Ей тогда еще приснился младенец. Впрочем, в этом она была не совсем уверена.
   А может быть, и сейчас внутри нее всего лишь сновидение? Она представила крошечную схему развивающегося мозга. Это уже не эмбрион, а вполне развитый плод. Она закрыла глаза, прислушиваясь к собственным ощущениям. Все в порядке. Почему-то в этот момент Роуан впервые испугалась своей сильной интуиции.
   Неужели внутренняя сила способна повредить ребенку? Мысль показалась такой чудовищной, что она сразу ее отбросила. А когда вновь подумала о Лэшере, то осознала, что он тоже представляет собой угрозу хрупкому и непоседливому существу, растущему внутри ее: раз он угрожает ей самой, значит и ребенку, для которого весь мир пока что заключен только в ней.
   Как же защитить малыша от темных сил и темного прошлого, готовых поглотить его? Маленький Крис, ты не будешь расти среди проклятий, духов и ночных призраков! Роуан постаралась отбросить тревожные и мрачные мысли, и принялась смотреть на море, катившее на берег одну волну за другой - все такие непохожие и в то же время являющиеся неотъемлемыми частями одной громады, полной сладких убаюкивающих звуков и бессчетных вариаций. "Уничтожь Лэшера, - убеждала она себя. - Соблазни его, как он пытается соблазнить тебя. Выясни, что он собой в действительности представляет, и уничтожь его! Ты единственная, кому это по Силам. Скажешь Майклу или Эрону, и Лэшер отступит, но не навсегда. Ты должна прибегнуть к обману и сделать это".
   Четыре утра. Должно быть, она заснула. Неотразимый здоровяк лежал рядом, обхватив ее большой, сильной рукой. Она заморгала, прогоняя остатки тяжелых, страшных видений. Ей приснились голландцы в широкополых черных шляпах - целая толпа, громогласно требовавшая крови Яна ван Абеля.
   - Я описываю то, что вижу! - говорил он. - Я не еретик! Как мы сможем чему-то научиться, если не отбросим догмы Аристотеля и Галена?
   Молодец. Но сон рассеялся, исчез, как и то тело на столе с внутренностями лилипута. Господи, какой ужасный сон!
   Она поднялась и, пройдя по толстому ковру, вышла из дома на деревянный настил пристани. Никогда еще небо не было таким огромным и прозрачным, заполненным мириадами крошечных мерцающих звездочек. И пена на черных волнах никогда прежде не отливала такой чистейшей белизной. И песок, поблескивавший в лунном свете, раньше не был таким светлым.
   Где-то далеко на пляже она разглядела неподвижную одинокую фигуру высокий худой человек стоял и смотрел на нее. Проклятье! Под ее взглядом фигура медленно начала таять, и постепенно совсем исчезла.
   Опустив голову, Роуан вцепилась дрожащими пальцами в деревянный поручень.
   "Ты придешь, когда я позову".
   "Я люблю тебя, Роуан".
   Она с ужасом поняла, что голос доносится отовсюду. Это был шепот внутри ее и вокруг нее, доверительный и слышный только ей одной.
   "Я жду только тебя, Роуан".
   "Тогда оставь меня. Не произноси больше ни слова, не показывайся мне на глаза, или я никогда тебя больше не позову".
   С чувством горечи и злобы она вернулась в темную спальню, быстро пробежала по теплому мягкому ковру и легла на низкую кровать рядом с Майклом, прижавшись к нему в темноте и крепко вцепившись в его руку. Ей отчаянно хотелось разбудить его и рассказать о том, что случилось.
   Но ей придется справляться одной. Она знала это. Всегда знала.
   Ее охватило предчувствие неизбежного кошмара.
   "Мне нужно всего лишь несколько дней перед битвой, - молила она. Элли, Дейрдре, помогите мне!"
   Ее тошнило каждое утро в течение недели. Затем дурнота отступила, и последующие дни были поистине чудесными. Она снова открыла для себя красоту утра, воспринимая хорошее самочувствие в начале дня как подарок свыше.
   Он больше с ней не заговаривал. И не показывался. Когда она о нем думала, то собственный гнев ей представлялся в виде испепеляющего жара, который обжигает таинственные, не поддающиеся классификации клетки этого существа, превращая их в сухую шелуху. Но чаще всего при мысли о нем она испытывала страх.
   Тем временем жизнь продолжалась, потому что Роуан тщательно хранила свой секрет.
   Она связалась по телефону с гинекологом в Новом Орлеане, который договорился, чтобы ей сделали анализ крови в Дестине, а результаты отослали ему. Как Роуан и предполагала, здоровье ее было в полном порядке.
   С ее диагностическим чутьем она давно бы знала, будь что не так с малышом. Но о ее способностях известно было далеко не всем.
   Погода не баловала молодоженов теплыми днями, зато сказочный пляж был предоставлен почти в полное их распоряжение. И тишина в одиноко стоящем над дюнами доме казалась волшебной. Если дул теплый ветер, Роуан часами сидела на пляже под огромным белым зонтом и читала медицинские журналы или документы, присланные Райеном с курьером.
   Кроме того, она штудировала все книги по уходу за детьми, какие только нашлись в местных книжных магазинах. Сентиментальное, маловразумительное чтение, но тем не менее приносящее удовольствие. Особенно фотографии малышей с крошечными выразительными мордашками, пухленькими, в складочку шейками и умилительными ручками и ножками. Ей до смерти хотелось все рассказать семье. Они с Беатрис болтали по телефону практически через день, но Роуан понимала, что разумнее будет сохранить тайну. Если что пойдет не так, им с Майклом будет очень больно, но если об этом будут знать и другие, то потеря станет горем для всех.
   В те дни, когда холодная погода не позволяла купаться, они часами бродили по пляжу. Или ходили в магазины и покупали милые пустячки для дома. Им нравилось, что в доме пустые белые стены и мало мебели. После ремонта на Первой улице этот домик стал для них чем-то вроде игровой площадки, как выразился Майкл. Он любил возиться на кухне вместе с Роуан: мелко рубить, нарезать соломкой, помешивать на медленном огне, поджаривать на углях... Все это они проделывали легко и с удовольствием.
   Они посещали лучшие рестораны, совершали короткие прогулки по сосновому лесу, заглядывали на большие курорты с теннисными кортами и площадками для гольфа. Но большую часть времени все же проводили дома, где почти у самых ног плескалось безграничное море и где они были счастливы.
   У Майкла хватало дел. Он открыл новую фирму "Большие надежды" на Мэгазин-стрит, бригада рабочих уже взялась за восстановление коттеджа на Эннансиэйшн-стрит, и ему приходилось решать все мелкие, но неотложные проблемы по телефону. Ну и, разумеется, внимания требовал и их собственный особняк. Наверху, в бывшей комнате Джулиена, до сих пор продолжались малярные работы, а в задней части дома все еще трудились кровельщики. Строительство площадки для парковки машин позади дома было пока не закончено, как и ремонт старого флигеля для прислуги. Они решили, что из него получится отличный домик для экономки. От того, что работы в особняке велись без его личного участия, Майкл буквально места себе не находил.
   Было совершенно очевидно: длинное свадебное путешествие ему сейчас ни к чему, а Роуан то и дело уговаривала остаться еще на день-другой, растягивая их пребывание во Флориде на неопределенный срок.
   Но Майкл не спорил. Он не только с готовностью исполнял малейшие ее прихоти, но, казалось, сам получал безграничное удовольствие от всего, чем они занимались, будь то прогулки рука об руку по пляжу, ленч в маленькой таверне, где подавали только рыбные блюда, или осмотр выставленных на продажу яхт. Майкл испытывал наслаждение, даже когда они расходились по любимым уголкам просторного дома и читали каждый сам по себе.
   Майкл по природе отличался сговорчивостью и был практически всегда и всем доволен. Роуан сразу поняла это, как только его увидела. Именно из-за этого свойства характера он особенно тяжело переживал все, что с ним тогда произошло, Наблюдая, с каким увлечением он занимается своими проектами, рисует планы по переделке домика на Эннансиэйшн-стрит, вырезает из журналов фотографии декоративных деталей, которые могут пригодиться в будущем, Роуан чувствовала, что он с каждым днем становится ей все дороже.
   Тетушка Вив отлично обустроилась в Новом Орлеане. Лили и Беа, по их собственному признанию, не давали ей ни минуты покоя, и Майкл считал, что ничего лучшего для тетушки нельзя и придумать.
   - Судя по голосу, она даже помолодела, - заметил он после очередного телефонного разговора. - Вступила в какой-то клуб любителей садоводства, а еще в комитет по защите дубов. Одним словом, веселится напропалую.
   Какой он любящий, какой внимательный. Даже когда Роуан не захотела возвращаться в город на День Благодарения, он уступил. Тетушка Вив, разумеется, сразу получила приглашение отобедать у Беа И все простили молодых за то, что они остались во Флориде: в конце концов, это их медовый месяц и они вправе провести его так, как сочтут нужным.
   День Благодарения отметили тихо, по-семейному, устроив обед на двоих на террасе. В тот же вечер над Дестином разбушевалась гроза. Холодный ветер сотрясал стеклянные окна и двери. По всему побережью отказало электричество. Наступила дивная естественная темнота.
   Они проговорили несколько часов у камина: и о Маленьком Крисе, и о том, в какой комнате устроить детскую, и о том, что Роуан не позволит своей работе мешать общению с ребенком первые пару лет - она будет каждое утро проводить с малышом, и до полудня ни о каком медицинском центре не может быть и речи, - ну и, само собой, они наймут побольше прислуги, чтобы все катилось как по маслу.
   Слава Богу, Майкл не спросил прямо, видела ли она "ту чертову тварь". Роуан не была уверена в том, что сумела бы солгать в создавшихся обстоятельствах. Тайна была заперта внутри ее, как в потайной комнате Синей Бороды, а ключ выброшен в колодец.
   Дни становились холоднее. Скоро у нее не будет предлога оставаться здесь дольше. Она понимала, что следует вернуться.
   И почему она не расскажет все Майклу, почему не расскажет Эрону? Или это тоже своего рода попытка убежать, спрятаться от действительности?
   Но чем дольше она оставалась во Флориде, тем лучше начала разбираться в своих поступках и внутренних конфликтах.
   Ей хотелось поговорить с этим существом. Воспоминания о нем нахлынули мощным потоком, создав почти реальное ощущение его присутствия, и все из-за того, что ей никак не давал покоя его голос - нежный и проникновенный. Да, ей хотелось узнать его! Все происходило именно так, как предсказал Майкл в ту ужасную ночь, когда умерла старуха. Что такое этот Лэшер? Откуда он взялся? Какие тайны скрывались за маской его печального безукоризненного лица? Что он может рассказать о двери-портале и тринадцати ведьмах?
   Ей стоило лишь позвать его, как Просперо звал Ариэля. Сохранить тайну и произнести его имя.
   "Но ты сама ведьма, - напомнила себе Роуан с чувством вины в душе. - И всем это известно. Они обо всем узнали в тот день, когда ты говорила с Гиффорд; они догадались по той неистовой силе, исходившей от тебя: то, что другие воспринимают как холодность и хитрость, на самом деле не что иное, как темная сила. Старик Филдинг был прав в своем предостережении. И Эрон тоже знает. Конечно, знает.
   Все знают, кроме Майкла, а его так легко обмануть".
   А что, если больше никого не обманывать, если закончить игру? Возможно, ей не хватает смелости принять такое решение. А быть может, виной всему ее внутреннее сопротивление? Или желание заставить дьявольское отродье подождать, как он заставлял ждать ее.
   Как бы там ни было, она больше не испытывала к нему того безграничного отвращения, которое каждый раз охватывало ее при воспоминании об инциденте в самолете. Гнев пока не прошел, но любопытство постепенно побеждало...
   В первый по-настоящему холодный день Роуан, надев теплый свитер и брюки, вышла на залитый солнцем пляж и с наслаждением подставила лицо бодрящему ветерку. Точно так же она часто сидела на своей открытой всем ветрам террасе в Калифорнии. Майкл спустился и присел рядом, чтобы вновь поговорить о возвращении.
   - Послушай, накопилась тысяча дел, - сказал он. - Тетушке Вив нужны ее вещи, оставшиеся в Сан-Франциско. Ты ведь знаешь, как упрямы бывают старики. Да и дом на Либерти-стрит закрыть некому, кроме меня. А еще я должен отдать кое-какие распоряжения по поводу моего старого склада. Только что опять звонил бухгалтер: кто-то хочет взять в аренду помещение, так что я должен туда поехать и самолично проверить опись...
   Он привел еще целую кучу доводов: нужно продать пару зданий в Калифорнии, сдать там в наем свой дом, отправить вещи... И так далее, и тому подобное. Но самое главное - его ждала в Новом Орлеане только что созданная фирма на Мэгазин-стрит. Бизнес требовал его присутствия. Дело стоящее и, несомненно, выгорит...
   - Если уж нужно туда лететь, то лучше сейчас, а не позже, - убеждал он Роуан. Уже почти декабрь. Рождество на носу. Ты понимаешь?
   - Конечно понимаю. Давай уедем сегодня вечером.
   - Но тебе совсем не обязательно уезжать. Можешь оставаться здесь, во Флориде, до моего возвращения. А хочешь - и дольше.
   - Нет, я с тобой, - заявила Роуан. - Немедленно начну собирать вещи. Нам и правда пора возвращаться. Сейчас-то тепло, но утром, когда я вышла из дома, холод пробирал до костей.
   Майкл кивнул.
   - И тебе это не понравилось?
   Она рассмеялась.
   - Все же здесь не так холодно, как в Калифорнии.
   Он снова кивнул.
   - Открою тебе секрет: будет еще холоднее. Гораздо холоднее. Зима в этих краях тебя удивит. Говорят, во всех южных штатах нынче ожидаются морозы. А мне это даже нравится. Сначала умопомрачительная жара, а потом - иней на стеклах.
   - Я понимаю, что ты имеешь в виду, - кивнула Роуан и добавила, но уже не вслух: "И люблю тебя. Люблю так, как никогда никого не любила".
   Майкл ушел, а она откинулась в деревянном шезлонге, склонила голову к плечу и, безвольно уронив руку в мягкий мелкий песок, задумалась. Воды простиравшегося перед ней залива отливали на солнце тусклым серебряным светом - картина для этого времени суток нередкая. Роуан набрала пригоршню песка и медленно пропустила его сквозь пальцы.
   - Настоящий... - прошептала она. - Такой настоящий...
   Не слишком ли удачно все складывается? Майклу предстоит уехать из Нового Орлеана, а она останется одна в особняке. Очень смахивает на заранее продуманный план. А она-то тешила себя мыслью, что сама распоряжается собственной судьбой.
   - Не перестарайся, друг мой, - прошептала Роуан, обращаясь в пространство, навстречу холодному морозному ветру. - Не тронь мою любовь, иначе я тебя никогда не прощу. Проследи, чтобы он вернулся ко мне живым и здоровым.
   Уже в машине она ощутила легкий укол возбуждения: перед глазами на миг промелькнуло лицо, которое она увидела в темной кухне, а в ушах снова зазвучал тихий мелодичный голос. Ласка... Но об этом она не будет сейчас думать. Только когда Майкл благополучно доберется до Калифорнии, только когда она останется в доме одна...
   3
   Полночь. Почему этот час казался самым подходящим? Может оттого, что Пирс и Клэнси поздно засиделись и теперь ей захотелось побыть в тишине? В Калифорнии сейчас только десять, но Майкл уже позвонил и, скорее всего, давно спит, устав после долгого перелета.
   В телефонном разговоре он без конца жаловался, что все там кажется ему непривлекательным, и взволнованно говорил, что очень хочет домой. Как это мучительно. Ведь прошло совсем немного времени, а она уже скучает по нему, лежа в огромной пустой кровати.
   Но тот, другой, ждал...
   С последним тихим ударом часов она поднялась, надела поверх ночной рубашки шелковый пеньюар, сунула ноги в атласные шлепанцы и, выйдя из спальни, спустилась по длинной лестнице.
   "Где же мы встретимся, мой демонический любовник?"
   В зале с опущенными портьерами на окнах, чтобы внутрь не проникал уличный свет? Среди высоких зеркал? Самое подходящее место.
   Роуан тихо прошла по натертому сосновому полу и ступила на мягкий китайский ковер. Сигареты Майкла на столе... Недопитый стакан пива... Остывший камин... Она разожгла его накануне - в свой первый нестерпимо холодный вечер на юге.