Райс Энн. Невеста дьявола (Мэйфейрские ведьмы - 3)

   Комнатушка, которую им удалось заполучить, была просто ужасной: полутемная, вонючая, заставленная обшарпанной мебелью. Они переоделись и через стеклянную дверь в конце гостиничного коридора вышли на пляж.
   И тут перед ними открылся совершенно иной мир: напоенный теплом воздух, высокое небо, полное сияющих звезд, зеленоватое зеркало воды, сверкающее в лунном свете... Легкий бриз казался еще более нежным и ласковым, чем речной ветерок в Новом Орлеане. А мягкий, белоснежный, словно сахар, песок под ногами придавал всей картине некий сюрреалистический оттенок.
   Они вместе вошли в волны прибоя. Майкл не мог даже представить, что морская вода бывает такой теплой и прозрачной. Бремя на мгновение будто повернуло вспять, и ему вспомнились иные волны: леденящие лицо и тело воды Тихого океана по другую сторону континента, пальцы, стынущие на студеном ветру, ощущение невероятного холода и его собственные мысли в те страшные мгновения - мысли о доме, о Новом Орлеане, о далеком и теплом море под южными звездами.
   Ах, если бы только они могли вдоволь насладиться всей этой красотой и навсегда отбросить от себя мрачные воспоминания, избавиться от темных призраков, постоянно круживших неподалеку в ожидании своего часа, ..
   Роуан упала в волны и рассмеялась от наслаждения. Почувствовав под водой прикосновение ее ноги, Майкл опустился рядом на мелководье и лег, опираясь локтями о дно.
   Потом они двинулись в глубину, широкими взмахами рук раздвигая перед собой воду, пока наконец она не скрыла их тела до самых плеч.
   Стоя в волнах, они любовались сиянием белого как снег песка на берегу и разноцветными огнями отелей, казавшимися особенно яркими на фоне почти черного звездного неба. Майкл подхватил Роуан и принялся качать ее, словно маленького ребенка, а она доверчиво прижалась к его груди и обвила руками за шею. В царившей вокруг тишине весь мир выглядел каким-то нереальным, волшебным. Казалось, в таком мире отсутствуют какие бы то ни было препятствия, в нем не может быть места злу или насилию над духом и телом.
   - Здесь просто рай, - прошептала Роуан. - Истинный рай. Господи, я не понимаю, Майкл, как ты мог отсюда уехать.
   Не дожидаясь ответа, она выскользнула из его объятий и быстро поплыла, размеренно взмахивая руками.
   Он остался на месте и обвел взглядом горизонт, а потом стал всматриваться в бездонную черноту неба, отыскивая знакомые скопления звезд, и в первую очередь великое созвездие Ориона. Он не помнил, был ли еще хоть когда-нибудь счастлив так, как в эти минуты. Наверное нет. Никто и никогда не мог бы сравниться с Роуан - с ее красотой, свежестью и поистине материнской теплотой.
   "Да, я вернулся. Вернулся домой, - думал он. - И она здесь, рядом. А все остальное меня не волнует... По крайней мере сейчас..."
   Весь субботний день они посвятили осмотру и обсуждению выставленных на продажу домов. Большую часть побережья к югу от Форт-Уолтона занимали фешенебельные курорты и многоэтажные кондоминиумы. Отдельно стоящих домиков с собственными пляжами было совсем мало, и стоили они отнюдь не дешево.
   Около трех часов дня они оказались в одном из них, "том самом", спартанского вида строении с низкими потолками и пустыми белыми стенами. Виды на залив, открывавшиеся из прямоугольной формы окон, походили на картины, заключенные в строгие рамы. Линия горизонта делила эти картины пополам.
   Вокруг дома шел настил, а ниже до самой воды простирались песчаные дюны. Им объяснили, что эти дюны служат прекрасной защитой от неистовых волн, обрушивающихся на берег во время довольно-таки мощных в этих местах ураганов.
   По длинному пирсу они прошли над дюнами и спустились на пляж. Освещенный яркими лучами солнца белый песок слепил глаза. Зеленоватые пенистые волны с мягким рокотом накатывались на берег.
   Справа и слева вдалеке виднелись почти геометрически правильной формы холмы. В отличие от Калифорнии с ее отвесными скалами, высокими утесами и купами деревьев представшая их глазам картина скорее напоминала пейзажи греческих островов, хотя местность здесь была гораздо более плоской.
   Майкл был в восторге. Да, это место и этот дом - именно то, что им нужно!
   Выложенные кораллового цвета плиткой полы, толстые ковры, минимум мебели в комнатах и сияющая металлической отделкой кухня - все это в совокупности выглядело, по его мнению, просто потрясающе. Особенно привлекательными ему показались основательность, с какой был построен дом, и в то же время изысканная простота, кубистская строгость линий, полное отсутствие каких-либо украшений, составлявшие разительный контраст вычурности и зачастую излишней пышности особняков Нового Орлеана.
   Единственным недостатком, как считала Роуан, было то, что возле дома нельзя построить пристань для яхты. Выходить в залив придется из бухты Дестина, где имелась шлюпочная гавань. Но что значат какие-нибудь пара миль по шоссе в сравнении с этим пустынным пляжем и роскошью уединения?
   Пока Роуан с агентом составляли соглашение о купле-продаже, Майкл вышел на отполированный ветрами деревянный настил - подышать свежим воздухом. Заслонив ладонью глаза от солнца, он пристально всматривался вдаль, пытаясь понять, почему открывающийся вид рождает в его душе такое острое чувство безмятежного спокойствия. Наверное, причиной тому яркие краски и царящее здесь тепло. Вспоминая Сан-Франциско, он пришел к неожиданному для себя выводу: любые цвета и тона там всегда имели пепельный оттенок, а небо в любое время суток наполовину скрывалось за плотной завесой тумана или облаков.
   Прекрасный морской пейзаж, который он видел сейчас, не имел ничего общего с суровым холодом Тихоокеанского побережья и не вызывал в памяти тяжкие воспоминания о ледяной палубе яхты, пронизывающем ветре, промокшей насквозь одежде и рокоте винтов спасательного вертолета над головой. Это был его берег, это были его волны, и здесь ничто ему не грозило. И чем черт не шутит, быть может, ему даже понравится путешествовать на борту "Красотки Кристины"... Хотя пока, надо признаться, даже при мысли о том, что придется подняться на яхту и выйти на ней в открытое море, его бросает в дрожь.
   Во второй половине дня они заглянули в небольшой ресторанчик возле шлюпочной гавани в Дестине, чтобы перекусить. В заведении было многолюдно и шумно, меню здесь составляли исключительно морепродукты, а пиво подавали в пластиковых стаканах. Однако блюда из свежей рыбы оказались на редкость вкусными. Потом они вернулись в мотель и уютно устроились в стоявших на пляже деревянных шезлонгах. Майкл по обыкновению занялся расчетами и составлением списка дальнейших дел, касавшихся особняка на Первой улице, а Роуан вскоре задремала. За несколько дней, проведенных на свежем воздухе, она успела загореть, кожа ее приобрела красивый смуглый оттенок, а волосы, напротив, заметно посветлели. В какой-то момент, оторвавшись от своих записей, Майкл взглянул в ее сторону и неожиданно почувствовал болезненный укол в сердце: Господи, как она еще, в сущности, молода!
   Он разбудил Роуан на закате, когда огромный диск начал уходить за горизонт, оставляя на сверкающей, словно изумруд, поверхности воды широкий кроваво-красный след.
   Краски были такими невыносимо яркими, что Майкл в конце концов на какое-то время зажмурился, чтобы дать глазам отдых. И лишь когда теплый бриз слегка остудил воздух, он рискнул медленно и осторожно поднять веки.
   Они вполне сносно поужинали в прибрежном ресторане и часам к девяти вечера вернулись в мотель. Почти сразу раздался телефонный звонок. Агент сообщил, что предложенные Роуан условия покупки дома приняты и никаких осложнений не предвидится. Вся плетеная и деревянная мебель, каминные аксессуары и посуда, имевшиеся в доме, передаются в распоряжение новых хозяев. Теперь остается только окончательно оформить и подписать все необходимые документы, расплатиться по счетам, и не позже чем через две недели они получат ключи от дома.
   В воскресенье днем они отправились в шлюпочную гавань. Выбор яхт и катеров был просто потрясающим. Однако Роуан по-прежнему носилась с идеей перегнать сюда "Красотку Кристину". Ей хотелось заполучить яхту океанского класса, да и, честно говоря, несмотря на обилие выставленных на продажу судов, ничего более шикарного и надежного, чем ее милая "старушка" она не увидела.
   Ближе к вечеру они отправились в обратный путь. Закат застал их на берегу залива Мобил, и они полюбовались восхитительной картиной под звуки музыки Вивальди, лившиеся из радиоприемника. Бескрайнее небо сверкало множеством цветов и оттенков, но со всех сторон уже подступали налившиеся тяжестью и тьмой облака. В воздухе запахло дождем.
   "Дом... Это мой дом, - думал Майкл. - Здесь все осталось именно таким, каким запомнилось с детства, И удивительное небо, и простирающиеся за горизонт равнины, и напоенный знакомыми ароматами воздух, который действует на меня так успокаивающе..."
   По скоростному шоссе мчались машины. Их роскошный "мерседес-бенц" с легкостью преодолевал милю за милей. Волшебные глиссандо скрипок разносились по окрестности. Солнце наконец окончательно утонуло в водах залива, и вокруг стала постепенно сгущаться тьма. Они пересекли границу штата Миссисипи. Пейзаж то и дело менялся: леса чередовались с заболоченными низменностями, сияние огней небольших прибрежных городков почти мгновенно уступало место кромешной черноте, властвовавшей в сельских районах.
   Майкл спросил, не скучает ли Роуан по Калифорнии, по ее отвесным скалам и желтым холмам.
   Нет, ответила она, потому что там никогда не бывает такого прекрасного неба. Чуть поразмыслив, она еще раз отрицательно покачала головой и добавила, что ей не о чем жалеть и что отныне она намерена плавать лишь в теплых водах.
   - Ведь это наш медовый месяц, правда? - спустя какое-то время спросила она, неотрывно глядя на вереницу красных стоп-огней впереди идущих машин.
   - Ну да, что-то вроде, - кивнул Майкл.
   - Это его лучшая часть. Пока ты не понял и не осознал, с кем имеешь дело.
   - А с кем я имею дело?
   - Ты ждешь ответа? Хочешь все разрушить?
   - Твой ответ ничего не изменит. - Майкл бросил на нее быстрый взгляд, Послушай, Роуан, я ни как не могу взять в толк, что ты имеешь в виду.
   Она промолчала.
   - Ты же понимаешь, - после короткой паузы продолжил Майкл, - что в данный момент ты, наверное, единственный во всем мире человек, которого я действительно знаю. И только тебя я касаюсь в буквальном смысле голыми руками, без этих дурацких перчаток. Так что мне известно о тебе гораздо больше, чем ты, возможно, предполагаешь.
   - Господи, Майкл., просто ума не приложу, что бы я без тебя делала! тихо воскликнула она, откидываясь на сиденье и вытягивая вперед ноги.
   - О чем это ты? - откликнулся Майкл.
   - Да я и сама не очень понимаю. Но кое к каким выводам я все же пришла.
   - Боюсь и спрашивать, к каким именно.
   - Он не намерен проявлять свое присутствие до тех пор, пока как следует не подготовится.
   - Согласен.
   - А пока ему нужно, чтобы рядом со мной был ты. Он словно намеренно отходит в тень. Вот почему он показался тебе в тот первый вечер - чтобы завлечь, заманить тебя в ловушку.
   - При одном только воспоминании об этом меня бросает в дрожь. Но зачем ему так необходима именно ты?
   - Понятия не имею. Но ведь я предоставляла ему массу возможностей, и тем не менее он ни разу не появился. Происходят какие-то странные, непостижимые вещи, но я совсем не уверена...
   - Какие вещи? Например?
   - Да, в общем-то, ничего особенного. Ничего та кого, о чем стоит говорить. Послушай, по-моему, ты устал. Может, теперь я сяду за руль?
   - Бог мой, ничуть! Я совершенно не устал. Просто мне не хочется сейчас даже думать о нем. И у меня такое ощущение, что он очень скоро появится.
   Проснувшись среди ночи, Майкл обнаружил, что он в постели один. Роуан он нашел в гостиной, заплаканную, чем-то очень расстроенную.
   - Что с тобой, дорогая?
   - Ничего, Майкл. Ничего особенного. Обычная женская слабость... Ну-у, ты понимаешь... Каждая женщина раз в месяц... - Она через силу улыбнулась, но глаза оставались печальными и улыбка получилась горькой. - Просто я... Знаешь, тебе может показаться, будто я сошла с ума, но... В общем, я думала, что беременна.
   Он нежно взял ее за руку, но не решился поцеловать. Откровенно говоря, он тоже испытывал некоторое разочарование, однако гораздо важнее было то, что, как выяснилось, Роуан искренне хотела иметь от него ребенка. Он не раз порывался спросить ее, как она относится к этому вопросу, и часто упрекал себя в беспечности и безответственности.
   - Это было бы прекрасно, дорогая, - сказал он. - Просто великолепно.
   - Правда? Ты был бы действительно рад?
   - Конечно.
   - Так в чем же дело, милый? Будем продолжать в том же духе. И давай наконец поженимся.
   - Роуан, я стал бы счастливейшим человеком на свете. Но ты уверена, что сама хочешь именно этого?
   Роуан едва заметно улыбнулась.
   - Уж не пытаешься ли ты улизнуть от меня? - Она шутливо нахмурилась. Ну-ка признавайся. Чего нам еще ждать?
   Майкл тоже не удержался от смеха.
   - А как насчет бессчетного числа Мэйфейров? Что скажут по этому поводу твои кузины, кузены и вся остальная компания?
   - А мне кажется, гораздо важнее, что скажу по этому поводу я, - Роуан вновь улыбнулась и укоризненно покачала головой. - Так вот. Я считаю, что мы будем полными идиотами, если не сделаем это. И чем быстрее, тем лучше.
   Глаза ее были еще красными от недавних слез, но лицо разгладилось и приобрело умиротворенное выражение. Майклу отчаянно захотелось коснуться его, погладить мягкую, бархатистую кожу. Ни одна женщина из всех, кого он когда-либо знал, любил и даже рисовал в самых смелых своих мечтах, не казалась ему такой очаровательной.
   - Господи, Роуан, ты даже представить себе не можешь, как я этого хочу, - прошептал он. - Но ведь мне уже сорок восемь. Я ровесник твоей матери. И я просто обязан думать не только о собственных желаниях, но и о тебе. В первую очередь о тебе.
   - Давай сыграем свадьбу на Первой улице... - Роуан мечтательно прищурилась, а в ее тихом голосе звучала легкая хрипотца. - Как тебе такая идея? По-моему, будет здорово, если мы организуем это на лужайке возле особняка.
   Конечно здорово! Идея была не менее прекрасной, чем строительство клиник на средства легата Мэйфейров.
   Майкл и сам не мог объяснить причину своих колебаний. Устоять против такого предложения он, естественно, не мог. И в то же время все складывалось чересчур хорошо, чтобы до конца поверить в реальность происходящего. Любовь Роуан и та откровенность, с какой она в ней признавалась, рождали в его душе безграничную гордость: неужели эта женщина, самая великолепная женщина в мире, женщина, которую он безгранично любит и в которой нуждается, как ни в ком другом, действительно отвечает ему теми же чувствами?
   - Уверен, твои родственники сочинят кучу бумаг, чтобы защитить тебя... Я имею в виду особняк, наследие Мэйфейров и прочее...
   - Там все предусмотрено заранее. Майоратное наследование - кажется, так это называется. Впрочем, я не уверена. Вполне возможно, что они составят горы самых разных документов.
   - Я готов подписать что угодно.
   - Майкл, поверь, это всего лишь формальности, и они ровным счетом ничего не значат. Все, что у меня есть, будет и твоим.
   - А все, что нужно мне, это ты, Роуан.
   Лицо ее неожиданно вспыхнуло и просветлело, она подтянула колени к подбородку, потом повернулась лицом к Майклу и поцеловала его.
   Чувство безмерного, безграничного восхищения охватило его с такой силой, что буквально лишило дара речи. Он женится! Женится на Роуан! Его детские мечты и надежды вот-вот готовы воплотиться в жизнь! Счастье, которое Майкл в этот момент испытывал, было столь огромным, что ему стало почти страшно. Но только почти...
   Ибо он был уверен в безоговорочной правильности того, что они намерены сделать. Они просто обязаны защитить свою жизнь, свои надежды и мечты от темных сил, которые когда-то соединили и навеки связали их друг с другом. Стоило ему подумать о годах невероятного счастья, ожидающих их с Роуан впереди, и он буквально терял голову от восторга.
   Нет, он, конечно, не так глуп, чтобы с легкостью отказаться от такой возможности. Майкл был по-прежнему не в силах вымолвить хоть слово. В голову приходили какие-то полузабытые поэтические строки, отрывки стихов, созвучные его внутреннему состоянию, - они на миг вспыхивали в памяти и тут же исчезали, словно лучики яркого света, мелькающие в осколках стекла. Но это длилось всего лишь несколько минут. А после все слова и строки куда-то улетучились, оставив в душе пустоту, которую тут же заполнило одно-единственное чувство: безмерная, беспредельная, не поддающаяся никакому выражению любовь...
   Они молча смотрели друг другу в глаза и читали в них абсолютное понимание. В эти мгновения ничто не могло быть важнее, а все вопросы, все "за", "против" и "если", все условности и возможные сложности не имели ровным счетом никакого значения. Душевный покой и умиротворение, охватившие их души, сливались воедино и говорили сами за себя, не требуя никаких объяснений.
   Уже в спальне Роуан сказала, что хотела бы провести брачную ночь в особняке, а медовый месяц - во Флориде. Ведь это будет так чудесно: после брачной ночи под крышей их обновленного дома тихо и незаметно улизнуть от всех.
   Вот только успеют ли рабочие завершить реставрацию парадной спальни хотя бы за пару недель?
   - Это я тебе гарантирую, - успокоил ее Майкл, Ему вспомнилась огромная старинная кровать в той спальне, и в ушах тихо прозвучал голос:
   - Это будет прекрасно для вас обоих... Призрак Белл словно благословил их.
   5
   В ту ночь Роуан спала плохо. Она то и дело крутилась с боку на бок, металась, в постели, потом крепко обнимала Майкла, прижималась к нему всем телом и на какое-то время вновь забывалась неглубоким сном. Кондиционер в комнате работал отлично, воздух был почти таким же прохладным и свежим, как бриз во Флориде.
   Но что же тогда ей мешает? Отчего она не может избавиться от ощущения, будто кто-то сжимает шею и ерошит волосы, причиняя ей боль? Она попыталась отмахнуться, освободиться от чего-то невидимого. Что-то холодное прижалось к ее груди - чувство было очень неприятным.
   Роуан перевернулась на спину. В полудреме ей грезилось, что она стоит в операционной, что ей предстоит какая-то очень сложная процедура и она должна очень тщательно продумать все свои дальнейшие действия, строго проконтролировать каждое движение рук, предотвратить возможное кровотечение и заставить ткани срастись как можно скорее. Перед ней лежал человек, полость тела и голова которого были вскрыты - от промежности до самой макушки. Такой разрез позволял досконально рассмотреть его пульсирующие внутренние органы, кроваво-красные, крошечные, совершенно не соответствующие размерам тела, А ее задача состояла в том, чтобы каким-то образом заставить их расти.
   - Нет, это невозможно, - сказала она - Я бессильна что-либо сделать, ведь я всего лишь нейрохирург, а не ведьма.
   Она отчетливо видела каждый кровеносный сосуд, все вены, артерии и капилляры, словно это был не живой человек, а одна из тех понизанных красными прожилками пластиковых моделей, которыми пользуются на уроках, чтобы наглядно объяснить детям, как происходит циркуляция крови в организме. Ступни человека - тоже чересчур маленькие для его габаритов - слегка подрагивали; он шевелил пальцами, сгибал и разгибал их, как будто хотел таким образом ускорить их рост. Лицо его при этом оставалось совершенно бесстрастным, лишенным всякого выражения. И тем не менее он смотрел прямо на Роуан...
   Опять возникло странное ощущение - как будто кто-то дергает, тянет ее за волосы... Роуан вновь попыталась отмахнуться, но на этот раз пальцы ее наткнулись на нечто вполне осязаемое. Что это? Цепочка?
   Нет, она не хочет, не должна допустить, чтобы сон прервался... В том, что это сон, сомнений не оставалось, и тем не менее она просто обязана узнать, что произойдет с этим человеком дальше, каким будет исход столь невероятной операции.
   - Доктор Мэйфейр, - услышала она голос Лемле, - положите, пожалуйста, скальпель. Он вам больше не понадобится.
   - Нет-нет, доктор Мэйфейр... - Это был уже Ларк. - Вы не можете воспользоваться им в данном случае.
   Они были правы. То, что ей предстояло, нельзя было совершить с помощью тонкого стального лезвия. Речь шла не о том, чтобы резать и разрушать, а о том, чтобы созидать. Она пристально вглядывалась внутрь разверстой полости, где по-прежнему беззащитно трепетали органы, нежные, как садовые цветы, как тот ирис... Внимательно исследуя каждую клетку, она приступила к подробным объяснениям, стараясь говорить так, чтобы стоявшие рядом молодые доктора поняли все как можно лучше. Точные определения и необходимые термины как-то сами собой приходили ей в голову:
   - Как видите, здесь вполне достаточно необходимых клеток - можно утверждать, что они существуют в изобилии. Проблема лишь в том, чтобы снабдить их, так сказать, ДНК более высокого уровня, неким новым, непредвиденным стимулом для формирования органов соответствующего размера...
   И - о чудо! - органы внутри тела постепенно достигали нужной величины, и разрез начал сам по себе срастаться. Лежащий на операционном столе человек завертел головой, а глаза его то открывались, то закрывались, совсем как у куклы.
   Раздались аплодисменты. Подняв голову и оглядевшись, она с изумлением обнаружила, что находится в Лейдене, в окружении голландцев. Более того, она сама одета точно так же, как и они, а на голове у нее высокая черная шляпа. Боже, да ведь это, несомненно, картина Рембрандта "Урок анатомии доктора Тюлпа"! Так вот почему тело этого человека показалось ей столь совершенным! Но каким образом ей удавалось видеть его насквозь?
   - Суть в том, что вы, дитя мое, обладаете великим даром, - раздался совсем рядом голос Лемле. - Вы же ведьма.
   - Все правильно. Такова истина, - подтвердил его слова Рембрандт.
   Склонив голову чуть набок, он сидел в углу и, несмотря на поредевшие к старости и несколько растрепанные волосы, казался удивительно красивым.
   - Тише! Я не хочу, чтобы Петир вас услышал, - сказала она.
   - Роуан, сними изумруд, - послышался голос Петира, стоявшего возле дальнего конца стола. - Сними его, Роуан. Посмотри, он же висит у тебя на шее! Сними его!
   Изумруд?
   Роуан резко открыла глаза. Сон исчез, видение растворилось в воздухе, как будто кто-то разорвал туго натянутую вуаль и та моментально свернулась. Темнота вокруг казалась живой.
   Постепенно она стала различать знакомые предметы: столик возле кровати, дверь, ведущую в туалетную комнату... И, конечно, силуэт Майкла - ее возлюбленного Майкла, спящего рядом.
   Ей вдруг стало холодно. Почувствовав посторонний предмет, запутавшийся в волосах, она мгновенно догадалась, что это.
   - О Господи! - тихо вскрикнула она и прижала пальцы к губам, одновременно другой рукой, словно мерзкое насекомое, срывая с шеи ненавистный предмет.
   Роуан села в кровати. При виде лежащего на ладони камня, похожего на сгусток зеленой крови, у нее перехватило дыхание, и только спустя некоторое время она заметила, что порвала старинную цепочку и что рука неудержимо трясется.
   Слышал ли Майкл ее возглас? Похоже, что нет, потому что он не пошевелился даже тогда, когда она прислонилась к нему спиной.
   - Лэшер... - прошептала Роуан, обводя взглядом комнату, как будто надеялась разглядеть его в пустых тенях. - Ты хочешь, чтобы я тебя возненавидела? - Звук ее голоса скорее напоминал шипение.
   А в следующее мгновение сон вернулся - словно чья-то невидимая рука снова натянула вуаль. Роуан явственно увидела докторов, медленно отходящих от операционного стола.
   - Молодец, Роуан! Это было великолепно!
   - Начинается новая эра, Роуан...
   - Вы совершили чудо, Роуан, - по-другому не на зовешь... - это сказал Лемле.
   - Выброси его, Роуан, - настаивал Петир.
   Она швырнула изумруд в сторону изножья кровати и услышала, как тот с глухим стуком упал на толстый ковер где-то в маленькой прихожей.
   Роуан закрыла ладонями лицо, и вдруг ее охватило ощущение чего-то нечистого, отвратительного, как будто этот мерзкий кулон оставил след на шее, на груди, испачкал все ее тело.
   - Я ненавижу тебя за то, что ты сделал, - прошептала она, вновь обращаясь к темноте. - Ты этого добивался?
   В ответ ей послышался отдаленный шорох и тихий вздох. Дверь, ведущая из прихожей в гостиную, была открыта, и на фоне уличного света Роуан увидела, как там, будто тронутые сквозняком, чуть всколыхнулись занавески на окнах. Да, конечно, вот откуда эти странные звуки...
   Они донеслись из гостиной. Кроме того, она слышала ровное дыхание спящего Майкла, Роуан устыдилась собственной глупости. Зачем было швырять изумруд? Она поудобнее села в кровати, подтянула колени к подбородку и, приложив ладони ко рту, уставилась в пространство.
   "Что ж, - думала она, - признайся хотя бы себе в том, что ты веришь в эти старые сказки. А иначе почему ты так дрожишь? Ведь это был его очередной фокус, и он проделал его с такой же легкостью, с какой когда-то раскачивал деревья и срывал с ветвей листья. Или заставил шевельнуться ирис в саду. Шевельнуться... Но ирис не просто шевельнулся... Он..."
   Она вдруг вспомнила о розах - удивительных, странных розах, стоявших в вазе на столике в холле особняка. Она так и не спросила у Пирса, кто их принес. Ни у Пирса, ни у Джеральда.
   Почему ей так страшно?