Алисия боялась даже думать об этом. Мужчины все время портили ей жизнь. Почему она должна считать, что Трэвис не такой, как все?
   Выйдя невредимым из схватки, Трэвис под приветственные крики толпы с триумфом направился к дому, и Алисия равнодушно отошла от окна. Всего несколько шагов, и привычным движением она задвинула засов, отделявший прошлое от будущего.
   Пусть Трэвис отправляется со своей страстью куда захочет.

Глава 34

   Перепрыгивая через ступеньку, Трэвис взбежал на заднее крыльцо, задержался у рукомойника, чтобы ополоснуть потные плечи и спину, и с рубашкой и сюртуком в руке, насвистывая, прошел на кухню.
   Огонь уже был погашен на ночь, и Трэвис с взволнованно бьющимся сердцем в предвкушении ожидающего его приза проследовал в глубь дома. Он долго и много работал, чтобы получить в награду нежные объятия и чувственное тело. Не просто нежные объятия, а источающие нежный аромат объятия настоящей леди. Ниспосланные небесами объятия тому, кого в течение долгих лет награждали только проклятиями и плевками и называли дикарем. Он доказал, что он не только мужчина, но и джентльмен. Больше ничего доказывать не нужно.
   Вспомнив, что Алисия не только леди, но и женщина с такими же, как у него, нуждами и желаниями, Трэвис на одном дыхании взлетел наверх. В предвкушении этого момента весь алкоголь выветрился из его головы. Если раньше ему доставляло удовольствие утихомиривать компанию, то сейчас это занятие его раздражало. Он разделался с буянами быстрее, чем обычно, чтобы не заставлять Алисию ждать. Он не хотел, чтобы остыл тот огонь, который разгорелся в них во время танца. Нельзя оставлять ей время на раздумья.
   Трэвис замедлил шаг перед комнатой, в которой ночевал в течение последних недель. Может быть, ему нужно было не ополаскиваться, а вымыться более тщательно? Может быть, следовало побриться и одеться соответствующим образом? Трэвис поскреб заросший подбородок, но нетерпение одержало верх над приличиями.
   Всего через несколько быстрых шагов он оказался перед закрытой дверью, служившей преградой на пути к его счастью со времени его свадьбы. Утром он сожжет этот чертов засов. Сегодня ночью они будут спать вместе.
   Трэвис осторожно повернул ручку и толкнул дверь, которая громко стукнулась о деревянный засов, отозвавшись грохотом в его голове. Его рука до боли стиснула рукоятку, выдавая охватившую его ярость.
   Отказавшись от дальнейших попыток, Трэвис повернулся и направился в свою комнату, где его ждала бутылка виски. В эту ночь ни общество друзей, ни жестокая драка не могли ослабить его боль и гнев. Ему нужно было подумать.
 
   На следующее утро Милли, жена крестьянина, которая время от времени приходила помогать в работе по дому, передала вошедшей на кухню Алисии сообщение от Трэвиса:
   — Хозяин попросил меня передать вам, что у него дела в Сент-Луисе. Он вернется с первым же направляющимся вниз по реке судном.
   Алисия приняла из рук Милли чашку кофе и пошла к двери полюбоваться на прекрасный июньский день. Она слышала, как накануне вечером приходил Трэвис, как он ушел в свою комнату, и всю ночь пролежала без сна в ожидании его мести. Ее удивило, что не было никаких последствий: ни изрубленной топором двери, ни лестницы, приставленной к ее окну. Видно, ему действительно все равно.
   Его отъезд в Сент-Луис без предупреждения озадачил ее. Если Трэвис отправился к ее отцу, чтобы потребовать расторжения брака, ей придется объявить всем о своей беременности. Мысль о том, как она это переживет, лишала ее покоя. Она не хотела больше никаких сцен. Ей хотелось остаться одной и попытаться собрать вместе осколки своей разбитой жизни.
   С этой мыслью Алисия отставила чашку и отправилась на поиски Бекки. На ферме пока еще было немного детей: два мальчика Милли и сын одного вдовца. Но и мало кто из взрослых умел читать и писать. Бекки должна уговорить их начать учиться. Пора было воспользоваться ее помощью.
   Когда Трэвис наконец вернулся как-то поздним вечером, он обнаружил на кухне мужчин и женщин, склонившихся над грифельными досками. Это был настоящий класс с большим количеством учеников, и все они очень старались. Никто из мужчин даже не взглянул на него, когда он остановился в дверях. Бекки подняла глаза и подмигнула ему, Алисия же посмотрела и нахмурилась. Трэвис не стал мешать занятиям и ушел.
   Алисия не видела его до следующего утра. Трэвис пришел на кухню, когда она готовила завтрак. Она не слышала ни как он ложился спать, ни когда он встал утром. Он двигался по-кошачьи мягко, как пума в горах, и мог так же незаметно прийти и уйти. И он был таким же опасным.
   Теперь он ничего, кроме слов приветствия, не говорил. Алисия была в напряжении. Она ждала удара, который свалил бы ее с ног, угрозы, что он отошлет ее к отцу и расторгнет брак, или чего угодно, что позволило бы ему сравнять счет. Он съедал то, что ему подавали, целовал Алисию в щеку, демонстрируя обходительность перед Бекки, и снова уходил.
   Это сводило Алисию с ума. Ни обвинений, ни упреков, ни злых слов. Он просто уходил по делам, возвращался домой поесть и снова уходил. Их общение, как у совершенно чужих людей, сводилось к простым коротким фразам или замечаниям о погоде. Алисия всерьез подумывала о том, чтобы привлечь его внимание ударом сковородкой по голове.
   Однако сказывались многие месяцы изнурительной практики подавления всех эмоций, что позволяло ей и теперь сдерживать свои порывы. Алисия не хотела, чтобы он видел, как она страдает, не хотела, чтобы он видел ее боль. Проходили дни, и она начала догадываться о плане Трэвиса.
   Он взял ее с собой в индейскую деревню, чтобы проведать Хомасини и договориться о подаче сигнала, если понадобится помощь. Трэвис нанял новых, умелых в обращении с лошадьми работников для ухода за приобретенными прошлой весной кобылами и их жеребятами. Трэвис показал Алисии, где хранятся бухгалтерские книги, деньги для повседневных расходов, а также копию письма в банк, наделявшего ее правом пользоваться его счетами. Алисия молча смотрела на бумаги, с трудом понимая их смысл.
   В субботу, когда Алисия готовилась к еженедельной поездке в город, Трэвис наконец заговорил о своих планах. Алисия укладывала сменную одежду на воскресное утро, когда Трэвис зашел проверить, готова ли она и не нужна ли его помощь.
   — В этот раз запасись одеждой на несколько дней.
   Алисия недоуменно посмотрела на Трэвиса, который сохранял невозмутимый вид.
   — Мы не вернемся домой в воскресенье вечером?
   Вглядываясь в оттененный густыми ресницами лазурный блеск ее глаз, Трэвис постарался отогнать сжигавшую его сердце тоску. Не обратил он внимания и на темные круги под ее глазами.
   — После службы мне придется уехать для решения кое-каких дел твоего отца. Я подумал, что, возможно, тебе не захочется оставаться здесь одной и ты предпочтешь провести это время в городе.
   В его словах не было ничего необычного. Ее отец постоянно разъезжал по делам. На Западе такие поездки отнимали много времени. Территория была обширной и малонаселенной, а для успешного ведения дел приходилось бывать во многих местах. Алисия понимала это. Участие Трэвиса в предприятиях отца было выгодно для них обоих. На этот счет у нее не было возражений. Но Алисию что-то встревожило, и угнездившаяся в сознании опасность не покидала ее.
   — Пожалуй, я останусь здесь. Милли согласилась привести в класс мальчиков в понедельник. Они будут ждать меня. Тебя не затруднит привезти меня сюда, прежде чем ты уедешь?
   Что бы ни промелькнуло в глазах Трэвиса, на его ответе это никак не отразилось.
   — Никаких проблем. Я просто подумал, что тебе не захочется остаться одной.
   На этом обсуждение закончилось. Оба предпочитали не говорить о своих чувствах. Трэвис давно привык глубоко их прятать, Алисию же еще в детстве приучили придерживать свой язык. Во время поездки в город их разговор был ограничен обсуждением необычно прохладной для лета погодой. На следующий день они возвращались назад с горьким ощущением расширяющейся между ними пропасти и не находили слов, которые могли бы соединить ее края.
   Трэвис смотрел вслед устало поднимавшейся по лестнице Алисии в ожидании, что она обернется и этим даст ему какую-то надежду на будущее. Но она не обернулась. Впрочем, может быть, он этого и не заслуживал. Он ввязался в игру — и проиграл. Возможно, какому-нибудь лощеному филадельфийскому джентльмену лучше знать, как завоевать ее расположение и удержать ее, но он слишком долго был оторван от цивилизации и не знал, что надо делать в таких случаях. Ему хотелось, чтобы Алисия вела себя в соответствии с его представлениями о женщине, но она оставалась самой собой. Ясно, что она никогда его не простит, а он своим присутствием только делает ее еще несчастнее. С этой горькой мыслью Трэвис покинул дом.
   Когда на следующее утро Алисия проснулась, его уже не было. Ни нежного расставания, ни каких-либо слов в поддержку или хотя бы простого «до свидания» — ничего! Тяжесть в животе и горечь во рту помешали ей выпить привычную чашку кофе. Каким образом то, что еще совсем недавно представлялось светлым и радостным, так быстро превратилось в гнетущее бремя? Куда делись те возбуждение и счастье, что переполняли ее, побуждали разделить свои чувства с отцом ребенка, растущего в ее чреве?
   Наверное, будет лучше, если она сообщит ему об этом когда он вернется. Возможно, она поступает неправильно, скрывая свою беременность. Раньше Трэвис мог беспричинно смеяться, петь и широко улыбаться. Может быть, известие о ребенке и пробудило бы в нем спесь, но, наверное, вернуло бы и смех. Покинувший дом угрюмый, неразговорчивый мужчина не был похож на того отважного шкипера большой лодки, которого она помнила. Алисия попыталась вспомнить, в какой момент в нем произошла перемена, но не смогла. Она помнила только, как он с гордостью и восхищением смотрел на нее. Не с любовью — она была уверена, что любви там никогда и не было, однако теперь он и вовсе на нее не смотрел. Возможно, отказав ему в том единственном, что связывало их — в физической близости, — она отказала ему в радости, которую он нашел в их женитьбе. Даже ей самой это показалось глупым, но если допустить, что их связывало что-то еще, то тогда следовало признать, что она была не права. Ей нужно было полагаться только на себя и не допускать ошибок. Она должна сохранить их брак.
   Со свойственной ей упорной решимостью Алисия погрузилась в работу, коротая дни в отсутствие Трэвиса. Постепенно Алисия привыкла справляться со своим немалым хозяйством и слугами. Уроки она давала по вечерам и радовалась каждому новому ученику, а когда кто-то переставал посещать занятия, старалась вернуть ученика в класс. В конце каждого дня она оставляла зажженную лампу в прихожей и отправлялась наверх к себе в спальню. Там она вставала на колени у пустой кровати и молилась о благополучном возвращении мужа.
   Прошла уже неделя со дня отъезда Трэвиса, а от него не было никаких вестей. Он не говорил, на сколько дней уезжает. Она думала, что поездка займет всего пару дней, которые она могла бы провести в Сент-Луисе. С ее стороны было глупо не спросить его об этом. Может быть, отец знает?
   Через несколько дней Алисия поехала в Сент-Луис с Бекки и Огастом. Честер и Летиция приняли ее с распростертыми объятиями, предложили погостить у них несколько дней, но никакой информации о Трэвисе она не получила. Алисия не могла им задать свой вопрос: ей было неловко. Ей не хотелось признаваться, что у них с Трэвисом не заладилась совместная жизнь. Придется ждать.
   Прошла еще одна неделя, наступил июль, прохладный, будто и не лето вовсе. Растения не цвели. Трэвис не писал. В трудах и заботах проходили одинокие дни. Она даже порой забывала о своей беременности, поскольку не с кем было поговорить о ней. Бекки была слишком увлечена своим новым положением, чтобы обращать внимание на растущий живот Алисии, а остальные не считали нужным говорить об этом. Алисия сама потихоньку распускала швы своих юбок.
   В середине июля прибыла наконец ее мебель. Отец с Летицией приехали, чтобы отпраздновать это событие. К моменту их приезда растрепанная, запыхавшаяся Алисия была занята беготней от дома к берегу реки и обратно, стараясь проследить, чтобы все предметы были перенесены в дом усталыми помощниками в целости и сохранности. Летиция, мельком взглянув на тени под глазами падчерицы, на ее пока еще изящную фигуру, затянутую только в тонкий муслин, на передник, скрывающий чуть выпуклый живот, приказала Алисии вернуться в дом.
   Ее резкий приказной тон был настолько ей несвойственен, что Алисия и Честер недоуменно посмотрели на спокойную обычно француженку.
   — Это безумие! Тебе нельзя так крутиться, малышка! Иди наверх. Я найду твою никчемную ленивую служанку, и она принесет тебе теплую воду и чай, а ты отдыхай. Сейчас же!
   — Но, Летиция, я не могу…
   — Ты что? Хочешь потерять малыша? — напустилась на нее Летиция.
   Под изумленным взглядом отца Алисия покраснела и замотала головой:
   — Но ведь кто-то должен руководить этими людьми…
   — Я сама сделаю это. — Летиция решительно развернула Алисию в сторону дома. — Марш в кровать. Немедленно.
   Честер с открытым ртом проводил взглядом направляющуюся к дому дочь.
   — Она в положении? Этот ублюдок оставил ее беременной, а сам укатил?
   Летиция бросила на него уничтожающий взгляд:
   — А кто послал его? Скажи, кто? Ох уж эти мне мужчины! — В экспрессивном жесте она воздела вверх изящные руки и заторопилась на поиски ленивой служанки.
   Честер и Летиция остались на несколько дней, чтобы навести порядок в доме, удостовериться, что Бекки и Милли знают о состоянии Алисии и будут ухаживать за ней должным образом. Они пытались уговорить Алисию уехать вместе с ними, но она отказалась наотрез.
   — Алисия, это же глупо. Тебе в твоем положении незачем оставаться здесь. Ты должна быть с нами, — пытался убедить ее перед отъездом Честер.
   — Кто-то должен присматривать за домом, пока Трэвис в отъезде, — в который раз терпеливо повторяла Алисия.
   По правде говоря, ей не хотелось возвращаться в Сент-Луис. Жизнь в городе больше не прельщала ее. Ей предназначено жить здесь в ожидании мужа, поддерживать порядок в доме и вынашивать его ребенка. Она не позволяла себе даже думать о том, что с ним что-то случилось, ее вера была крепка.
   Честер скептически покачал головой, но, спасовав перед упрямством дочери, сдался. С запоздалым сожалением он подумал о том, как долго ее мать сидела вот так же в пустом доме в Филадельфии и ждала его возвращения. Он молил Бога, чтобы Алисия не унаследовала ее судьбу, но Трэвис отсутствовал слишком долго, и ему давно пора было вернуться. В отдаленных районах сейчас неспокойно. Всякое могло случиться.
   Размышляя над своими опасениями, Честер поцеловал на прощание дочь и присоединился к своей жене. Текумсе направился на юг и находится недалеко отсюда, пополняя ряды своих воинов для ведения войны с американцами. Британцы уже захватили отдельные районы, и среди населения все чаще возникают разговоры о предстоящей войне. К тому же неизвестно, чью сторону выберет Трэвис, он может сейчас оказаться где угодно. Гадать бессмысленно.
   Алисия мало что знала о текущих событиях, и они ее почти не заботили. Она находилась в безопасном коконе своего жилища и продолжала оставлять зажженную лампу в прихожей на тот случай, если Трэвис вернется поздно. Она работала без устали, благоустраивая дом. Теперь в углу гостиной красовался рояль. В столовой на полках элегантного серванта в стиле королевы Анны была выставлена красивая фарфоровая посуда. На коричневато-красном буфете красовался серебряный чайный сервиз. Цветы в граненых стеклянных вазах и лившийся сквозь окна с раздвинутыми бархатными портьерами солнечный свет создавали радостную атмосферу. Алисия хотела сделать все возможное, чтобы при возвращении дом встретил Трэвиса гостеприимно и чтобы он мог им гордиться.
   То, что она делала, вообще не имело смысла. Подсознательно Алисия чувствовала, что этот путь ведет к безумию, но не хотела думать, что Трэвис вернется таким же, каким уехал, и что в их отношениях ничто не изменится. Она предпочитала мечтать о том, как Трэвис войдет в дверь и ахнет при виде того, как она преобразила их дом. Алисия представила себе, с каким изумлением и восторгом он посмотрит на нее, обнаружив, что она в положении. Он сразу поймет, что это его ребенок, обнимет ее, и все опять будет хорошо. Все должно наладиться.
 
   Август был таким же прохладным, как и все лето. Алисия дрожала от холода, когда вставала с постели. Тошнота больше не беспокоила ее по утрам, и двигалась она так же грациозно, как прежде, но на сердце постоянно давила тяжесть. Трэвис отсутствовал уже больше двух месяцев, и от него не было никаких вестей. Когда Алисия отдавала распоряжения работникам, хотя это обязан был делать Трэвис, она видела в их глазах смущение и сочувствие. Из-за беременности прикованная к креслу и поэтому совершенно бесполезная в работе, Бекки разговаривала очень сдержанно, когда рядом оказывалась хозяйка. Алисии не нравилось, что с ней обращаются, как с несмышленым ребенком, но всему этому придет конец, когда вернется Трэвис.
   Если он вернется.
   Глядя на простирающиеся вдали зеленые поля глазами, полными слез, Алисия наконец задумалась о своем положении. Отец часто отсутствовал месяцами, устраивая свои дела. До Нового Орлеана далеко, и это было самое отдаленное место, куда, как она думала, мог уехать Трэвис. Вполне возможно, что сейчас он находится на пути домой. Но это не объясняет, почему он ей не писал, почему не предупредил ее, что его дела займут несколько месяцев. Он любил эту ферму, строил грандиозные планы по работе на ней — и покинул ее в самый важный для работы сезон. Нет, в его поведении не было никакой логики.
   Единственным объяснением могло быть то, что он просто уехал. Навсегда. А может быть, что-то случилось. Он мог оказаться в руках грабителей или бандитов, которых полно в диких местах. Ему мог встретиться медведь. Змея. Все, что угодно. Или, может быть, он просто ушел, как говорил однажды. Индейский вариант развода: уйти и не вернуться. Через несколько месяцев или через год люди станут называть ее вдовой и забудут о Трэвисе. Как он и предсказывал.
   Только сейчас слезы заструились по щекам Алисии. Неужели это ее вина? Неужели это она заставила его покинуть свой дом, отказаться от мечты? Неужели это же солнце согревает его, ведущего лодку по какой-то далекой реке, скачущего по заросшей травой равнине в попытке убежать от своей незадавшейся жизни? У Алисии перехватило горло, и она отогнала от себя это видение. Этого не может быть. Он не мог так просто бросить ее. Ее однажды уже покинули, и она познала боль и страдание, которые останутся с ней навсегда. Он не поступит с ней так. Он должен вернуться. Должен. Иначе она не сможет жить дальше.

Глава 35

   В единственный в это лето теплый день к ним пришли индейцы. Разбрасывавшая во дворе корм для цыплят Бекки первой увидела их. Она закричала так громко, что в доме все всполошились. Будучи на восьмом месяце беременности, она, смешно переваливаясь, спешила к дому. Откуда-то появился Огаст и, обхватив ее за талию, подтолкнул к входу на кухню.
   Алисия стояла наверху у окна и, устремив взгляд на тянущуюся до горизонта равнину, бездумно протирала стекла и рамы. Встревоженный крик Бекки отвлек ее от раздумий и вернул к реальности.
   Из тянущейся вдоль реки лесной полосы выдвинулась группа раскрашенных и увенчанных перьями воинов. Алисия не могла сказать, была ли, их раскраска боевой или повседневной, говорящей об их подвигах и положении в племени. Она никогда не видела индейцев в боевой раскраске и не знала, что это означает. Она узнала татуировки, которые видела в стойбище племени Трэвиса.
   Заметив работников с ружьями, выбежавших из конюшни, Алисия бросилась вниз. Она не допустит кровопролития на своей земле. Эти индейцы — друзья Трэвиса, и, хотя у них весьма воинственный вид, появились они открыто и не демонстрировали оружие. Ей нечего их бояться.
   Когда запыхавшаяся Алисия прибежала на поле, где друг против друга стояла группа воинов и вооруженные работники фермы, Огаст сделал шаг к ней, пытаясь помешать ей идти дальше. Но она оттолкнула его, пробилась сквозь стену мужчин и оказалась перед пестро одетыми индейцами.
   Она переводила взгляд с одного индейца на другого, пока не признала в одном из них Медвежью Гору, который выступил вперед, как только понял, что она его узнала.
   — Лоунтри? — скорее потребовал, чем спросил он, кивнув Алисии.
   Огаст поспешил встать рядом с Алисией, выставив вперед винтовку.
   — Чего ты хочешь от него?
   Алисия раздраженно оттолкнула его винтовку. Она не спешила отвечать до прояснения кое-каких моментов. Если этот визит не был дружественным, то не стоило сообщать, что Трэвиса тут нет.
   Игнорируя Огаста, Медвежья Гора обратился к Алисии:
   — Хомасини просила поблагодарить Лоунтри и тебя. Ребенок родился сильным и здоровым, с признаками мужчины. Она хочет разделить радость с женщиной, которую выбрал мой двоюродный брат. Может быть, передать ей, что Лоунтри и сам ждет сына, и поэтому не придет?
   Необычно официозная, напыщенная речь звучала как музыка, извлекаемая из расстроенного пианино, но Алисия была рада тому, что он не проявлял эмоций.
   — Лоунтри отправился вниз по реке и еще не вернулся, но он будет очень рад узнать, что у его двоюродного брата появился сын. — Она повернулась и махнула рукой одному из стоявших за спиной мужчин. — Скажи Бекки, чтобы передала тебе шаль. Я только закончила вязать ее. Быстрее!
   Алисия обратилась к непрошеным гостям, хмуро смотревшим на нее:
   — Не хотите ли зайти в дом и подкрепиться? Можете сказать Хомасини, что я ношу ребенка Лоунтри и не могу прийти к ней, но хотела бы, чтобы она приняла подарок для себя и ребенка. Пойдемте, расскажете мне, как она себя чувствует.
   Медвежья Гора смотрел на вооруженных работников с язвительной ухмылкой, очень похожей на ту, которую Алисии доводилось видеть на лице Трэвиса. С угрюмой решимостью он утвердительно кивнул в знак того, что принимает предложение от единственной женщины, проявившей гостеприимство. Лоунтри выбрал бледнолицую, которая обладала деловым характером и отвагой. Он что-то отрывисто сказал своим спутникам и не торопясь прошел в ворота вслед за Алисией.
   Алисия не обращала внимания на недовольное ворчание вокруг. У Трэвиса были друзья в разных кругах, и он хотел бы, чтобы к ним относились с уважением. Она не видела разницы между общением с лодочниками или с индейцами. Самое время для них уяснить это.
   Считая, что Трэвис и Алисия спасли жизнь ребенка Медвежьей Горы, индейцы тоже принесли подарки: мягкие бобровые меха и корзины с тыквами и зерном. Каждый из поднесенных даров Алисия встречала восторженным восклицанием, хотя и не представляла себе, как распорядиться таким щедрым подношением. Одну или две тыквы можно приспособить под ковши. Одну корзину с зерном съесть на ужин. Но что делать со всем остальным?
   Но судя по тому, с каким удовольствием мужчины приносили подарки, у них, по-видимому, был ответ на этот вопрос. Такая быстрая перемена в их настроении смутила Алисию, но тут на крыльце появилась Бекки с шалью.
   По сравнению со всем тем, что принесли индейцы, одной шали, связанной из хорошей тонкой пряжи, Алисии показалось недостаточно, и она напряженно думала, что можно им подарить еще, чтобы уравнять ценность подарков. Шепотом подсказанный Огастом вариант ужаснул Алисию, однако энтузиазм, с каким были встречены кувшины с виски, показал, что он был прав. Алисия заподозрила, что здесь имеет место обмен зерна на виски, но отогнала эту мысль. Она не могла и даже не пыталась понять тягу мужчин к спиртному.
   В поисках более ценного подарка, чем спиртное, Алисия вспомнила о фигурке, которую Трэвис вырезал перед отъездом. Она послала за ней одного из мужчин и вручила ее вместе с шалью Медвежьей Горе.
   — Для Хомасини и ребенка. Пусть он вырастет таким же свободным и независимым, как парящий над головами орел.
   Расправленные крылья орла поблескивали золотом на солнце. Медвежья Гора нежно поглаживал их, глядя на двух похожих птиц, стороживших ворота. Склонность к изготовлению могущественных тотемов проявлялась у Лоунтри еще тогда, когда он был совсем ребенком. Он не сомневался, что в этих орлах есть что-то магическое. Если и была какая-то натянутость в отношениях между двоюродными братьями, то этот подарок свел ее на нет. Он с важным видом принял дар.
   — Наши сыновья будут братьями. Надвигающийся злой ветер не коснется их. Они будут расти вместе, как сокол и лев, и будут стоять рядом против их врагов.
   Затем, вспомнив, чему его учили миссионеры, и перемешав христианство с языческими верованиями своих предков, он добавил:
   — Благословение Господу.
   В эту ночь, глядя на полог кровати, Алисия вспомнила эти слова и поняла, как ей не хватает Трэвиса с его проницательностью. Пусть не возвращается и идет к черту, но ей очень не хватает его. Если он не вернется, его сын будет расти, как сорняк в поле. Его сын! Послушал бы ее кто-нибудь! Теперь и она начала думать, как эти окружающие ее мужчины. Алисия не сомневалась, что она носит сына. Первый ребенок Трэвиса не мог быть девочкой. И она нисколько не сомневалась, что, как предсказывал Медвежья Гора, он будет расти вместе со своим индейским кузеном, изучая природу и повадки диких зверей. Как и в случае с его отцом, у нее не будет контроля над ним.