— Даже если он и наследник, Стейнс больше не ступит на эту землю, пока я жива, — протестовала она. — Я выбросила их вещи и приказала слугам не пускать их в дом.
   Ее тело все еще томила истома, и в этом был виноват находящийся рядом с ней мужчина. Он не мог уехать теперь, когда она приложила все усилия, чтобы он остался.
   — Это не решение проблемы. Они выдвинут против меня ложные обвинения, а он вместе со своим дедом найдет способ наказать тебя.
   Голос Дунстана звучал спокойно, но Лейла понимала, что он сейчас чувствует. Она протянула руку к вырезу его рубашки и расстегнула ворот, чувствуя, как вздымается его грудь при учащенном дыхании. Значит, не так уж он спокоен, как притворяется.
   — Они пытались уничтожить меня, — ее голос слегка дрогнул. — Они разрушили мою лабораторию, потоптали мои цветники и сделали бы еще хуже, не вмешайся ты вовремя. Я не могу позволить им остаться безнаказанными.
   — Твою лабораторию?
   Дунстан успокаивающе поцеловал ее в лоб и пригладил назад волосы. Лейла боролась со слезами от его нежности. Надо бы разозлиться, начать швырять вещи, но ей были плохо знакомы эти эмоции, а его забота и участие расслабляли. Она вызывающе просунула руки под рубашку и провела пальцами по твердым выпуклостям его смуглой груди, наслаждаясь пробежавшей по его телу дрожью желания.
   В эту минуту она не хотела думать о своих склянках, валяющихся на полу ее лаборатории, или о растоптанной в грязи рассаде, определенно не хотела думать и о том, как потерпела неудачу и тем самым подвела свою семью и саму себя.
   — Зачем было Стейнсу уничтожать твою лабораторию? — поинтересовался Дунстан, когда она изменила положение и принялась поглаживать обнаженными пальцами ноги его одетую в чулок ногу.
   — А Стейнс этого и не делал, — пробормотала она ему в плечо, чувствуя разочарование, что он не отреагировал на ее приглашение. — Он всего лишь ребенок, который думает, что все будет так, как он пожелает. И этот ребенок хочет, чтобы я вышла замуж за Викхама или лорда Джона и оставила его в покое, чтобы продолжать играть в своей песочнице.
   При упоминании ненавистного имени Дунстан напрягся.
   — Викхам обидел тебя?
   Лейла отрицательно покачала головой, коснувшись его подбородка своими черными кудрями.
   — Лорд Джон. Об этом я и хотела поговорить с тобой. Мы были в лаборатории, и у меня возникло какое-то необычное видение. Я увидела его в образе испорченного молодого человека, отвергающего беременную служанку. Это застало меня врасплох, и я пролила на него несколько капель духов. Мы обменялись упреками, и он набросился на меня, уничтожая мои вещи. Мне без особого труда удалось выпроводить его. Но сейчас необходимо выяснить, было ли то, что я видела, галлюцинацией и смогу ли я вновь вызвать подобное состояние.
   Дунстан осыпал поцелуями голову Лейлы, успокаивая и стараясь рассеять ее замешательство и тревожные мысли, одновременно пытаясь заставить себя рассуждать здраво и логически. Не стоило поддаваться гневу в столь неподходящий момент.
   — А что это были за духи? — поинтересовался он, когда она устроилась поудобнее на его плече.
   Лейла усмехнулась, и Дунстан немного расслабился. Если она не плакала, значит, можно продолжить разговор на эту тему. Дунстан не мог припомнить, чтобы когда-либо беседовал, лежа в постели с полуобнаженной женщиной, но теперь ему начинало это нравиться.
   — Я придумала неприятный запах специально для лорда Джона. Для этого использовала соответствующие снадобья.
   Где-то в глубине сознания Дунстана зазвенели тревожные колокольчики. Не следовало забывать, что он имел дело с необычной женщиной. Она была искушенной, умной, необычайно проницательной, ее семейство славилось не только своим богатством и властью, но и необычными, сверхъестественными способностями. И кто знает, к чему это может привести?
   — Ты придумала духи, только для лорда Джона?
   Лейла поцеловала чувствительное место за ухом Дунстана, а затем стала поигрывать языком с его ухом, проверяя на прочность его напускное равнодушие к своей персоне.
   Вот, значит, как она исполняет данное обещание не совращать его, хотя, справедливости ради, следует отметить, что он первым начал эту игру. Как можно здраво мыслить рядом с такой женщиной и не позволить себе немного больше?
   — Именно этим я и занимаюсь — создаю духи, — просто ответила она. — Поэтому и хочу сад. У меня хорошее чутье на запахи, с которыми я ассоциирую людей.
   Вероятнее всего, у нее чутье на неприятности. Рука Дунстана непроизвольно ласкала ее груди, но предупреждающий сигнал звенел все громче, и он сосредоточился на ее объяснениях.
   Лейла тихо рассмеялась.
   — Как, например, тебя. От тебя исходят все самые лучшие ароматы на земле. Я сделала мыло специально для тебя.
   Мыло, от которого он никак не мог избавиться. Дунстан решительно отодвинул Лейлу подальше от себя, чтобы сосредоточиться.
   — Ты заколдовываешь свои духи?
   — Ничего я не заколдовываю, — нетерпеливо ответила она. — В отличие от остальной части моего семейства у меня нет никаких сверхъестественных способностей. Я абсолютно бездарна.
   Прозвучавшая в ее словах боль застала его врасплох. Уж эту женщину точно нельзя было назвать бездарной.
   — Никогда не слышал о Малколм, которая не обладает какой-нибудь сверхъестественной властью, — заметил он.
   Она шлепнула его по руке. Дунстан подумал, что зря он это сказал.
   — У меня отличное чутье на запахи. Это — мой талант, но в нем нет ничего сверхъестественного. Французские парфюмеры специально ищут людей с такими способностями. — Она приподнялась и облокотилась на подушке, черные завитки рассыпались по обнаженным плечам и груди. Пробежав пальцами вверх и вниз по его груди, Лейла старалась отвлечь его от разговоров и заняться другим.
   Дунстан мог бы поддаться на искушение, но его очень заинтересовали события, произошедшие с ней.
   — Ты придумала духи для лорда Джона и благодаря видению постигла то, что скрывается за его приветливой внешностью, — с непреклонной уверенностью подытожил Дунстан: — Запах твоего мыла преследует меня, словно преданный щенок. Какую правду обо мне это тебе открыло?
   Ее пальцы замерли, и она внимательно посмотрела, изучая его лицо при искусственном освещении. Глаза Лейлы не были такими голубыми, как у ее сестер, а сияли темно-синим огнем и казались почти черными в этом свете. Бархатные ресницы окружали их, и у Дунстана промелькнула нелепая мысль, что она всегда должна носить бархат. Он подходил ей — богатый и чувственный.
   — Мое мыло пахнет страстью? — насмешливо спросила она.
   — Не думаю, скорее всего, его запах отражает мое опасение и предубеждение. — Он ответил на свой собственный вопрос, следуя логике. — Я боялся, что убил Силию, боялся, что весь мир отверг меня, и ненавидел общество за это.
   — Мое мыло выявило твои опасения и предрассудки, — усмехнулась она. — И именно поэтому ты пришел сюда сегодня вечером? Ты больше не боишься, что убил Силию?! Боже мой, неужели мое мыло настолько чудодейственно, что смогло убедить могущественного Ивеса в том, что он не глупец?
   Дунстан громко рассмеялся над ее легкой издевкой, но в ее тираде он явно чувствовал неуверенность в себе. Так как он сам постоянно сомневался в последнее время, то не имел никакого опыта, как ее успокоить.
   — Я думаю, что нужно еще поэкспериментировать, — ответил он, пытаясь сохранить способность думать, в то время как она касалась его своими наманикюренными пальчиками. — Совсем не характерно для лорда Джона терять самообладание перед женщиной, за которой он пытается ухаживать.
   Лейла перестала его мучить, откинулась на подушку и уставилась на полог кровати.
   — Мужчины совершают глупые поступки. Вот, например, взять тебя. Я лежу здесь в полном твоем распоряжении, а ты просто разглагольствуешь.
   Дунстан усмехнулся и наклонился поцеловать ее подбородок, смакуя пробежавшую по ней дрожь желания.
   В ответ она вытащила его рубашку из бриджей и запустила под нее руки. Он должен был либо сейчас же встать с кровати, либо подчиниться требованию леди.
   Учитывая различия в их положении, Дунстан пытался избегать встреч с Лейлой после первой близости. Сейчас ее желание не казалось ему настолько глупым. Растениям необходимы и солнце и дождь, чтобы расти. Возможно, чтобы найти убийцу Силии или открыть источник силы Малколм, необходим союз агронома и ведьмы. Они — как две стороны монеты, что создает единое целое.
   Она храбра, сильна, независима и верит в него. Ему оставалось только поверить в самого себя.
   С такой женщиной, как Лейла, готовой поддержать его в любой момент, ему ничего другого не оставалось, как полностью довериться ей во всем.
   С замирающим сердцем, испугавшись, что его сомнения целиком завладеют им, Дунстан решил больше не сопротивляться их удивительной тяге друг к другу.
   — Скажи мне, — прошептал он, покусывая мочку ее уха, — семя, которое мы с тобой зачали, уже растет? Будем ждать урожай после святок? — Он положил руку на живот Лейлы, чтобы намекнуть, что не сады имеет в виду.
   Лейла чувствовала, как сильно возбужден Дунстан, и охотно принимала его многообещающие поцелуи. Почему он просто не возьмет ее, вместо того чтобы задавать вопросы, на которые у нее не было ответов?
   Она нетерпеливо провела пальцами по крепким мускулам его груди, но в ее сердце уже зародилась легкая тревога, когда она подсчитала дни. Она не могла забеременеть сразу после стольких лет бесплодия. Но не следовало забывать, кто они такие. Он был Ивесом, а она Малколм. Вызывающе Лейла продолжила свой путь вниз по его животу и еще ниже, нащупав пальцами, как набухла его плоть, и улыбнулась, когда он что-то пробормотал.
   — Я предпочитаю сама ухаживать за этим полем, — томным голосом проговорила она. — И сама хочу его вспахать. Прямо сейчас. От ее настойчивых ласк он опять не сдержался и застонал.
   — Теперь главное — как я тебя возьму, — пробормотал он. — Я не стал бы рисковать, не хочу, чтобы ты забеременела, раз уж в первый раз повезло.
   Лейла запаниковала еще больше, но постаралась скрыть это. Может, она и оправдала бы надежды быть настоящей Малколм, и с тем, что этот Ивес хотел дать ей, она тоже справится. Ее пальцы уже расстегивали пуговицы на бриджах Дунстана, и на сей раз он не остановил ее, а лишь застонал, когда она, наконец, завладела его тяжелой плотью. Лейла переживала удивительные минуты своего триумфа. Пусть ее можно было назвать неудачницей в чем-то другом, но только не в искусстве соблазна.
   — Я готова рискнуть, — прошептала она, осыпая поцелуями широкую грудь Дунстана.
   — А я нет. — Он отодвинулся подальше, оставляя пустое место рядом с ней, где всего лишь несколько секунд назад согревал ее теплом своего тела.
   Лейла бы прибегла к своим уловкам, если бы не видела, как, сидя на краю кровати, он снимает рубашку и стягивает бриджи. Она вся напряглась в ожидании. Мощные мускулы слегка поигрывали на спине Дунстана, и Лейла очень пожалела, что в комнате царит полумрак и нельзя будет, как следует рассмотреть его, когда он повернется к ней лицом.
   Она знала его высоким и сильным мужчиной, но при виде обнаженного Дунстана у нее перехватило дыхание.
   В первый момент, когда он надел презерватив на свою мощную плоть, ей захотелось выразить резкий протест, но стоило ли это делать? Вместо этого она приподнялась и завязала шелковые шнурки полога над кроватью. У Дунстана уже рос Гриффит, так что другие дети ему были не нужны, только удовольствие, которое она предлагала. Лейла могла это понять.
   Последующие затем страстные поцелуи заставили ее забыть о возникшем поначалу разочаровании.
   — Ты самая очаровательная женщина, которую я когда-либо встречал, — прошептал он у ее губ, освобождая Лейлу от бархатной одежды. — Тебе следует чаще носить синий цвет, он идет тебе точно так же, как красный. — Он завладел ее ртом, предупреждая любой протест.
   Лейла не могла говорить, даже если бы и захотела. Она упивалась его живительными поцелуями, в то время как его искусные пальцы доводили ее до безумия своими ласками. Она уже не могла больше ждать и сильно стиснула его плечи. Но Дунстан не спешил, он продолжал спокойно исследовать ее рот, заполняя ее легкие своим дыханием, в то время как его руки справлялись с нею другими способами.
   Его пальцы сжимали набухшие груди Лейлы, и она стонала, полностью отдавшись страсти. Лаская грудь Дунстана, она стремилась доставить ему не меньшее удовольствие. Он раздвинул ее ноги коленями, и она не могла остановить его, даже если бы захотела. Да она и не пыталась.
   — Не думаю, что смогу делить тебя с другим мужчиной, как это было с Силией, — пробормотал Дунстан, отпуская ее рот и осыпая поцелуями лицо. — Скажи мне, что я твой единственный мужчина. И тебе никто не нужен, кроме меня.
   Лейле было странно думать, что ею снова будет обладать исключительно один мужчина. Сейчас она была совершенно независима, и он не имел никакого права ставить ей какие-то условия.
   — Скажи мне и сделай так. Он наклонил голову, взял губами ее сосок, и она вся выгнулась от нетерпения. Лейла почувствовала, как он слегка коснулся своей плотью того места, куда она жаждала его заполучить, но он просто скользил взад и вперед, доводя ее до исступления, но не удовлетворения.
   Она проигнорировала его требование и обвила Дунстана ногами, как бы убеждая тем самым, нужны ли сейчас какие-то слова.
   — Лейла, — предупредил он, — скажи это сейчас, или мы оба проиграем. Я знаю, что ты — не Силия, но я не могу делить тебя ни с кем.
   Слыша по голосу, что он все еще контролирует себя, Лейла уступила. Что только не скажешь такому мужчине, как Дунстан, ведь никто никогда еще не испытывал к ней подобной страсти. Он требовал всего лишь ее обещания и больше ничего взамен. Лейла знала, что Дунстан не стал бы просить ее об этом, если бы не решил остаться с ней и помочь. К ее страстному желанию добавились радость и облегчение.
   — Я никогда не захочу другого мужчину, прошептала она с искренностью, исходящей из самой глубины сердца. — Пожалуйста…
   — Ах, Лейла… Он поцеловал ее и так же тихо произнес: — Спасибо. — Он сказал это настолько тихо, что Лейла не была уверена, что расслышала его.
   Без всякого предупреждения Дунстан приподнял ее и снял оставшуюся одежду, запутавшуюся вокруг ее талии. Захватив губами розовый сосок Лейлы, он устроился у нее между ног. Благородная изящная леди требовательно выгнула бедра ему навстречу, и он потерялся в ее теплых, мягких, бархатистых изгибах и потонул в аромате роз и корицы.
   Дунстану было приятно почувствовать ее восторг, когда он проник в заветный проход, увлажненный его любовными ласками. Он чуть не остановился, ощутив стремительный прилив крови, когда ее внутренние мускулы сжались вокруг его плоти. Сдержавшись, он вошел глубже, пока она не затрепетала под ним и не вскрикнула от наслаждения. Дунстан знал, что, овладевая ею подобным образом, полностью подчиняет эту женщину своей воле. А власть — опасная сила.
   — Тебе лучше не испытывать на мне свои чары, — проговорил он, целуя ее подбородок и— шею.
   — Это не чары, — возразила она, затаив дыхание.
   Едва сдерживаясь, поскольку ее мускулы цепко удерживали его плоть, он немного вышел из нее, а затем погрузился снова. Ее дрожащий крик удовольствия явился для него сигналом. Несколькими короткими ударами он довел ее до полного экстаза. Пока, лежа под Дунстаном, Лейла переживала эти удивительные мгновения, он утолил свою бурную страсть.
   Все очень просто, на самом деле просто, решил Дунстан, лежа в объятиях Лейлы. Он контролировал себя, пока не сделал то, что она хотела.

Глава 17

   — Я не свободный человек, Лили, — повторил Дунстан, застегивая пуговицы на рубашке при слабом свете единственной свечи. — У меня есть сын, которому необходимо мое внимание, а тебе нужно поддерживать свою репутацию. Я не могу остаться с тобой.
   Лейла сидела, обложившись подушками и натянув на себя простыню, как будто это могло унять нестерпимую боль, вызванную его отъездом. Она наблюдала за ним со слезами на глазах, которые вот-вот могли скатиться по щекам. Как он мог оставить ее в такой момент? Место на кровати, где он совсем недавно лежал рядом с ней, уже остыло. Значило ли для него что-нибудь то, что было здесь сказано и сделано? Она попыталась скрыть слезы, уткнувшись лицом в его подушку, все еще хранящую пьянящий аромат.
   — Ты назвал меня Лили, — заметила она, сосредоточивая внимание на этом, — Это подразумевает, что ты предпочитаешь воспринимать меня в образе крестьянки, а не как виконтессу?
   Дунстан неожиданно положил одно колено на кровать, взял ее за подбородок своей большой смуглой рукой и нежно погладил по щеке, словно ребенка. Поскольку она смотрела поверх подушки, он очаровательно улыбнулся ее забавному выражению лица.
   — Леди Лили, — поправил себя он. — Одновременно и леди и красивый полевой цветок. Но сейчас я должен думать о тебе как о моем работодателе, если хочу справиться с задуманным.
   — Что конкретно ты хочешь сделать? — в замешательстве прошептала она. Как он мог вести себя так, будто она что-то значила для него, и тем не менее оставлять ее одну?
   Дунстан поцеловал ее в лоб и снова встал, продолжив одеваться и разговаривая с ней, как будто он был ее управляющим, а она сидела за рабочим столом:
   — Я отдам распоряжение восстановить твой сад и заверить твоих арендаторов, что хозяйка здесь ты, а не Стейнс, но после мне необходимо уехать в Лондон как можно скорее.
   — Ты поедешь без меня? — недоверчиво спросила она, наконец, соображая, что происходит.
   Дунстан надел бриджи и заправил рубашку.
   — Решай сама. Я не вправе указывать тебе, что делать. Я только сообщаю, что еду в Лондон и возьму с собой Гриффита, Оставлять его без своей заботы больше я не имею права.
   Лейла в гневе откинула простыню, поскольку совершенно точно поняла, почему доведший ее до бесчувственного состояния мужчина хотел оставить ее. Теперь этот наглец решил восстановить свое доброе имя! Какого дьявола он не сказал ей об этом сразу? Почему не попросил о помощи?
   Небеса запрещают Ивесу просить что-либо у Малколм. Как люди могут жить изо дня в день, руководствуясь этими безумными предрассудками?
   — Что ты намерен сделать, — нетерпеливо начала она, — пройтись по бальным залам, требуя сказать, кто убил твою жену? Запугать, пока кто-нибудь из них не признается?
   Лейла принялась собирать свою разбросанную по кровати одежду, с удовлетворением отметив, что Дунстан замер, перестав застегивать пуговицы. А она намеренно вызывающе продемонстрировала ему свои обнаженные ягодицы.
   — Я понятия не имею, что буду делать, — признался он. — Я просто сделаю то, что нужно.
   — Ха! Ты не можешь скрыть от меня запах страха, Дунстан Ивес. Мысль о Лондоне приводит тебя в ужас. Без меня ты пропадешь.
   Лейла надела халат, потуже затянула пояс и обернулась к странно молчаливому Дунстану. Он не мигая смотрел на нее, так и не застегнув до конца бриджи.
   — В чем дело? — потребовала объяснений она. — У меня что — перья в волосах? Ты же понимаешь: я не могу встать с постели при полном параде.
   — Запах страха? — озадачено поинтересовался он.
   Она нетерпеливо махнула и поискала щетку на туалетном столике.
   — Здесь нечего стыдиться. Твои страхи из-за неизвестности. Что касается лорда Джона… — Она поморщилась, поскольку щетка запуталась в ее завитках. — От этого человека просто несет враждебностью, когда он расстроен.
   — Чем еще от меня пахнет? — спросил Дунстан, продолжив застегивать бриджи.
   Лейла улыбнулась его отражению в зеркале:
   — Вы напрашиваетесь на комплименты, сэр? Что я получу взамен? Не скажете ли вы мне, что мои глаза столь же темны, как небо в полночь?
   — Лейла, — он подошел сзади и забрал щетку из ее руки, — не дразни меня. Я этого не люблю. Скажи: чем от меня пахнет — хорошим или плохим?
   Она нахмурилась, услышав, каким тоном он это сказал, но пожала плечами.
   — От тебя пахнет точно так же, как мыло, которое я для тебя сделала. Ты пахнешь землей, солнцем, уверенностью и силой. И страстью, — шутливо добавила она. — Твоя страсть намного сильнее, чем у большинства мужчин. Теперь твоя очередь. Кто я?
   — Ведьма, — не спеша, ответил он, держа прядь ее волос в одной руке и нежно проводя по ней щеткой другой. — Ты приводишь меня в замешательство. Я ничего не вижу вокруг, кроме твоих поразительных глаз, ощущаю твою уверенность и какое-то природное чутье, которое не могу определить или понять, но я не чувствую страха, Лейла.
   — Потому что я не боюсь. — Она забрала щетку и принялась быстро расчесывать волосы.
   — Люди не могут ощущать с помощью запаха страх, Лейла, — мягко заметил он, обнимая ее за плечи, призывая посмотреть на их отражение. — Я не могу чувствовать запах желания, даже если я знаю, что ты его испытываешь.
   — Не будь глупцом. — Лейла впилась взглядом в отражение его рубашки, желая, чтобы он наклонился и она могла видеть в зеркале выражение его лица. — Откуда тебе знать, что я испытываю страсть, если ты не чувствуешь этот запах? — Что-то в его объятиях подсказало ей, что эта беседа важна для него. Что-то неуловимое витало в воздухе между ними.
   Дунстан завязал волосы назад в хвост, что подчеркнуло его небритый квадратный подбородок. В расстегнутом вороте рубашки виднелись мощная смуглая шея и соблазнительные темные завитки, которых Лейле очень хотелось коснуться. У нее даже пальцы зачесались. Вместо того чтобы выглядеть как пират, он казался очаровательным.
   Губы Дунстана слегка дрогнули. От этого его лицо совершенно менялось он становился обаятельным, когда улыбался. От его взгляда у Лейлы дрогнуло сердце, и она пожалела, что они не могут сорвать одежду и вернуться в постель вновь. Он испытывал точно такое же желание. Лейла чувствовала это по запаху и с надеждой смотрела на Дунстана.
   — Я знаю, что ты сейчас испытываешь, — начал объяснять он, — потому что вижу это по твоим глазам и по тому, как твои губы становятся влажными и зовущими. Но я не могу почувствовать запах желания, точно так же, как и запаха страха.
   — Ну, я всегда знала, что Ивесы — особые существа. — Она вновь повернулась к зеркалу, но щетка замерла в ее руке. Независимо от запаха, который исходил в этот момент от него, ей стало не по себе.
   Дунстан усмехнулся и провел руками вверх и вниз по бархатному халату.
   — Распознавать по запахам чувства не дано даже вашему семейству, дорогая. Скажи как-нибудь своей матери, что обладаешь такой способностью — посмотрим, что она на это ответит.
   В водовороте лондонской жизни все Малколмы восприняли благосклонность общества к Лейле как само собой разумеющееся, при этом никто не обратил внимания на ее способность определять по запаху внутреннее состояние людей. Только Дунстан сделал это.
   Неужели люди действительно не чувствуют запаха страха? Лейла просто не могла этого понять. Она знала его с очень раннего возраста, научилась распознавать запахи на ароматических шариках своей матери, разве не так? Рецепт изготовления свечи, запах которой стимулировал желание, был одним из самых популярных ароматов ее матери. Конечно, люди ощущали этот запах, но никак не определяли по нему характера и чувства.
   — Не будь смешным. — Ее беспокойство не исчезло, и Лейла боролась с ним. — Если не хочешь, чтобы я ехала с тобой в Лондон, так и скажи. Нечего смеяться надо мной.
   — Хочу заметить, что буду дразнить тебя так часто, как ты меня, но сейчас не тот случай. Я серьезен, как никогда, Лили. Многие люди не связывают запах с состоянием страха или страсти. Если мы поднесем горсть земли к носу, то почувствуем ее запах, но не думаю, что ты это имела в виду, не так ли?
   — Конечно, нет. — Лейла разозлилась и бросила щетку на столик. — Земля пахнет землей. Некоторая пахнет хорошо, а некоторая — плесенью или чем-то другим, но остается землей. Нюхать землю — это совсем другое. Это… это… — Она изо всех сил пыталась подобрать слово, которое подразумевала под понятием «земля». Ей казалось, что это все самое хорошее, основательное в мире и жизни, приносящее свои плоды и… но не могла найти всему адекватное чувство.
   — Это — что-то такое, что ты чувствуешь, а другие нет. — Дунстан наклонился и поцеловал ее в щеку. — Давай будем уважать наши различия и учиться друг у друга.
   — У нас с тобой разногласия по всем вопросам, — напомнила она ему. — Как нам это удастся?
   — Я понятия не имею, но не сомневаюсь, что нам не будет скучно, — ответил он, лаская ее щеку. — Верь своему носу, Лейла. Твоя семья способна на вещи другим неподвластные, потому что верит в то, что люди считают глупостью. Доверяй своей интуиции.
   Он выпустил ее из объятий, чтобы закончить одеваться. Лейла старалась подольше сохранить тепло его рук. Желание вновь овладело ею, а вслед за ним возникла сильная потребность исследовать его.
   Доверяй своей интуиции. Интуиция подсказывала ей, что она принадлежала Дунстану Ивесу, который сможет научить ее гораздо большему, чем ей удастся сделать самой.
   Однако еще в детстве ее учили не доверять мужчинам рода Ивес, так как они ничего хорошего не могли предложить женщинам рода Малколм.
   Инстинкт доверия? Доверять Ивесу?..

Глава 18

   Лейла смущенно посмотрела в лицо мальчику, который открыл ей дверь дома Дунстана на следующее утро. Он был почти такого же роста, что и она, с буйной копной темных волос и поразительными черными глазами, точно такими же, как у отца. Желая принять Ивеса в качестве своего любовника, она почувствовала, что возникала и другая проблема: помимо их интимной жизни у него была семья.