Страница:
Когда тот завыл от боли, Дунстан опустил Лейлу на пол и закрутил ему руку за спину, отчего тот взвыл еще громче.
Легко, словно это был мешок с картошкой, Дунстан швырнул Викхама в открытое окно в руки поджидающего брата.
Оказавшись, наконец, на свободе, Лейла бросилась на шею Дунстану, прижимаясь к его груди.
Зарывшись в ней лицом, она почувствовала, как он с удовольствием хмыкнул, поскольку Юн перелез через подоконник и придавил трахею Викхама точно так же болезненно, как тот держал Лейлу, лишая его возможности убежать, и сунул в рот кляп.
Она была в безопасности. Ее сердце билось в унисон с сердцем Дунстана, волосы щекотали его небритую бороду, и она чувствовала его дыхание.
— Ты понимаешь, что сделала? — Дунстан с трудом приходил в себя после случившегося.
— Рассердила тебя? — прошептала она, обвивая руками его шею и теребя его волосы. — От тебя не пахнет сердитостью.
— Черт побери, Лейла, тебя же могли убить, — в его голосе звучало отчаяние. — Мне что, нужно будет постоянно контролировать тебя, чтобы ни ты, ни твой нос не влезали в неприятности?
Она посмотрела на него из-под трепещущих ресниц.
— А ты будешь?
Знакомый сдержанный голос заставил всех замолчать, кроме Викхама, который продолжал выть, пытаясь выкрикнуть проклятия.
— Мне всех запереть в тюрьму или только этого придушенного?
Братья Дунстана, его сын и даже племянник Лейлы прикусили языки и с надеждой посмотрели на Дунстана.
Проскользнув мимо толпящихся в двери мужчин, даже Кристина обернулась в его сторону, ожидая, что он ответит разъяренному графу Ивесу. Дрого так долго командовал толпой непослушных братьев, что уже стал для них и судьей, и жюри.
Лейла улыбнулась, когда Дунстан посмотрел на нее, чтобы заручиться ее поддержкой, и она была горда, когда он уверенно заговорил со своим властным братом:
— У меня все под контролем, так что можешь возвращаться и дальше изучать свои звезды.
— У меня складывается такое впечатление, что никто из вас не желает объяснить, что здесь произошло, — Дрого переводил взгляд с Юна, удерживающего Викхама, на лорда Джона и сэра Бартона, спешащих наружу через переднюю дверь гостиницы.
— Спроси ведьму в бриджах, — ответил Юн. — А затем отошли домой, где ее место.
— Не впутывай Кристину, — крикнул Джозеф в ее защиту. — Я должен остановить негодяев, которые направляются сейчас к конюшне. Они могут быть свидетелями. — Он прошмыгнул мимо Дрого, чтобы участвовать в погоне за друзьями Викхама.
Гриффит с молодым виконтом бросились вслед за Джозефом с радостными криками.
Лейла поудобнее устроилась в руках Дунстана и почти мурлыкала:
— Я начинаю понимать согласие в семье Ивесов. Как ты думаешь, они смогут обойтись без нас?
Будучи человеком немногословным, Дунстан прошел мимо своего смущенного брата. В то время как члены их семейств загоняли Бартона и лорда Джона в конюшню, Дунстан распахнул дверь экипажа, который все еще стоял во дворе.
— Мне некуда тебя отвезти, — расстроенно приговаривал он, занося Лейлу в экипаж.
Она с удовольствием отметила, что эта маленькая проблема не остановила его. Дунстан сел вслед за ней и приказал кучеру трогать.
Глава 29
Глава 30
Легко, словно это был мешок с картошкой, Дунстан швырнул Викхама в открытое окно в руки поджидающего брата.
Оказавшись, наконец, на свободе, Лейла бросилась на шею Дунстану, прижимаясь к его груди.
Зарывшись в ней лицом, она почувствовала, как он с удовольствием хмыкнул, поскольку Юн перелез через подоконник и придавил трахею Викхама точно так же болезненно, как тот держал Лейлу, лишая его возможности убежать, и сунул в рот кляп.
Она была в безопасности. Ее сердце билось в унисон с сердцем Дунстана, волосы щекотали его небритую бороду, и она чувствовала его дыхание.
— Ты понимаешь, что сделала? — Дунстан с трудом приходил в себя после случившегося.
— Рассердила тебя? — прошептала она, обвивая руками его шею и теребя его волосы. — От тебя не пахнет сердитостью.
— Черт побери, Лейла, тебя же могли убить, — в его голосе звучало отчаяние. — Мне что, нужно будет постоянно контролировать тебя, чтобы ни ты, ни твой нос не влезали в неприятности?
Она посмотрела на него из-под трепещущих ресниц.
— А ты будешь?
Знакомый сдержанный голос заставил всех замолчать, кроме Викхама, который продолжал выть, пытаясь выкрикнуть проклятия.
— Мне всех запереть в тюрьму или только этого придушенного?
Братья Дунстана, его сын и даже племянник Лейлы прикусили языки и с надеждой посмотрели на Дунстана.
Проскользнув мимо толпящихся в двери мужчин, даже Кристина обернулась в его сторону, ожидая, что он ответит разъяренному графу Ивесу. Дрого так долго командовал толпой непослушных братьев, что уже стал для них и судьей, и жюри.
Лейла улыбнулась, когда Дунстан посмотрел на нее, чтобы заручиться ее поддержкой, и она была горда, когда он уверенно заговорил со своим властным братом:
— У меня все под контролем, так что можешь возвращаться и дальше изучать свои звезды.
— У меня складывается такое впечатление, что никто из вас не желает объяснить, что здесь произошло, — Дрого переводил взгляд с Юна, удерживающего Викхама, на лорда Джона и сэра Бартона, спешащих наружу через переднюю дверь гостиницы.
— Спроси ведьму в бриджах, — ответил Юн. — А затем отошли домой, где ее место.
— Не впутывай Кристину, — крикнул Джозеф в ее защиту. — Я должен остановить негодяев, которые направляются сейчас к конюшне. Они могут быть свидетелями. — Он прошмыгнул мимо Дрого, чтобы участвовать в погоне за друзьями Викхама.
Гриффит с молодым виконтом бросились вслед за Джозефом с радостными криками.
Лейла поудобнее устроилась в руках Дунстана и почти мурлыкала:
— Я начинаю понимать согласие в семье Ивесов. Как ты думаешь, они смогут обойтись без нас?
Будучи человеком немногословным, Дунстан прошел мимо своего смущенного брата. В то время как члены их семейств загоняли Бартона и лорда Джона в конюшню, Дунстан распахнул дверь экипажа, который все еще стоял во дворе.
— Мне некуда тебя отвезти, — расстроенно приговаривал он, занося Лейлу в экипаж.
Она с удовольствием отметила, что эта маленькая проблема не остановила его. Дунстан сел вслед за ней и приказал кучеру трогать.
Глава 29
— Тебя ведь могли убить! — разорялся Дунстан, когда экипаж тронулся. — Что, черт возьми, ты думала, когда повела себя так?
— Доверяла своей интуиции, — бормотала Лейла, прижимаясь поближе, пока он не обнял ее.
— Говорю тебе: забудь о своей интуиции, оставайся в Лондоне и никогда больше не нюхай запахи, — не слушая леди, ворчал он. — Я скорее вырву себе сердце, чем увижу, как ты рискуешь.
Лейла расправила, а затем ослабила его помятый галстук.
— Тебе кто-нибудь говорил, как ты красив, когда сердишься? — Она усмехалась, глядя на выражение его лица.
Дунстан поймал ее за руку, чтобы воспрепятствовать блуждающим пальцам.
— Если я не возьму тебя в ближайшее время, то сойду с ума, но моя единственная кровать находится в двух днях пути отсюда, — посетовал он, когда кучер подул в свой рожок и экипаж выехал на открытую дорогу. Он посадил ее себе на колени, чтобы поменьше трясло.
Лейла крепче прижалась к любимому, почувствовав, как в нем закипает страсть, и удовлетворенно улыбнулась. Дунстан мог ворчать, но он держал ее, словно драгоценность или… турнепс, с улыбкой подумалось ей. Она готова была слушать его жалобы всю жизнь в обмен на заботу его мускулистых рук. Она создала бы для него новые духи. От него пахло одновременно уверенностью и нерешительностью.
— А как насчет твоего болота? Разве это не рядом? — Она прижалась щекой к его приведенному в беспорядок сюртуку, больше интересуясь этим разговором, чем обсуждением того, что случилось в гостинице. — Там есть крыша и четыре стены?
— Полуразрушенный охотничий домик, — буркнул он. — Это место не для тебя. Тебе нужны шелковые простыни и служанка. Я должен отвезти тебя домой.
— Мне нужен ты, — твердо заявила она, целуя его сильную шею выше полуразвязанного галстука. Эти мужчины вечно забивают себе головы всякими небылицами о женщинах. Пора было разубедить его кое в чем. — Я не желаю слушать твои скучные возражения, тем более после случившегося сегодня.
— А что мне еще остается делать? — Его большие руки вытащили шпильки из волос Лейлы, освобождая локоны, чтобы они рассыпались по плечам. — Мне необходимо кое-что сказать тебе, но для этого требуется романтическая обстановка. А оба наших семейства выследят нас, стоит мне только увезти тебя к гроту прямо сейчас.
Надежда окрылила Лейлу, хотя у нее не было причин полагать, что этот упрямец готов смотреть на вещи ее глазами. Он запретил ей полагаться на интуицию, но она и впредь будет делать это.
— Я хочу видеть твое болото, — потребовала Лейла. — Я хочу быть с тобой, как сейчас, и чтобы все оставили нас в покое на какое-то время.
Приподняв бровь и видя такую настойчивость с ее стороны, Дунстан постучал в дверь кучеру, дал ему необходимые указания, затем поудобнее устроил свою драгоценную ношу на коленях. Сам он откинулся назад, приподнял ее голову за подбородок, чтобы их взгляды встретились.
— Теперь расскажи мне, что ты там видела.
Лейла гордо улыбнулась.
— Я видела Силию.
Она помолчала, предоставляя ему возможность снова поругать ее. Вместо этого он немного побледнел, но кивнул, ожидая продолжения.
Тщательно подбирая слова, она объяснила, что ей привиделось, стараясь правильно интерпретировать смысл видения.
— Генри очень похож на своего брата Джорджа, поэтому никто не обратил на него внимания, когда он уехал позже, — добавила она в конце своей истории. — В то время владелец гостиницы еще не знал, что Джордж мертв, и, мне кажется, он не сомневался, что видел его уходящим.
Лейла погладила поросшую щетиной щеку Дунстана рукой, а он закрыл глаза, избавившись наконец от душевной боли. Он похоронил печаль но своей жене, которую так и не узнал до конца.
— Ты пожертвовал всем ради нее — своим сыном, доходом, своим будущим. Ты не мог сделать больше.
Он молча кивнул, и они поехали в тишине. Экипаж катился в выбранном им направлении, а Дунстан продолжал крепко обнимать Лейлу.
— Тебя слишком опасно выпускать в общество, — нарушила молчание Лейла. — Я не собираюсь принадлежать только тебе, чтобы прятаться от всех остальных, — напомнила она ему. И, чтобы немного встряхнуть своего собственника, Лейла решила чуть-чуть помучить его, потому что его опытные пальцы уже скользили по ее обнаженной коже, нащупывая застежки на платье. — Я понимаю, что ты чувствовал к Силии, но тебе так же прекрасно известно, что я — не Силия. Тебе придется доверять мне, потому что я больше не буду отрицать, кто я такая.
Дунстан, легко покусывая ее за ухо, одной рукой расстегивал платье на спине, а другая рука уже ласкала ее груди.
— Не желая делить тебя ни с кем, я вовсе не имею в виду, что тебе придется в чем-то себе отказывать. Я хочу, чтобы ты была сама собой. Я бы оценил по достоинству твой поступок, если бы у меня от него чуть не разорвалось сердце.
— Ты понимаешь меня, как никто другой, — с удовольствием заметила Лейла, — Ты хотел наброситься на него как разъяренный бык, но ждал и доверял моим предчувствиям. Именно за это я тебя люблю.
Услышав объяснение в любви, Дунстан замер, изучая свою женщину в щелочки темных глаз, в то время как его пальцы потирали ее набухшие соски.
Он ничего не ответил, что могло бы здорово рассердить Лейлу, если бы она не понимала его состояние. В какой-то степени они достигли между собой соглашения.
Лейла снова погладила его колючий подбородок и улыбнулась.
— Ты предлагал мне раньше следовать моей интуиции. Сейчас моя интуиция подсказывает мне, что я не должна больше скрывать свои чувства.
Дунстан потянул за завязки ее корсета, чтобы добраться до всей груди. Лучше уж он будет придерживаться своей интуиции, чем разговаривать о ее. Но ведь они и раньше поступали так и до сих пор ничего не решили.
— Ты, вероятно, понимаешь мои чувства гораздо лучше меня, — признался он. — Но это не меняет нашего положения.
Она захватила горсть его волос и приподняла его голову так, чтобы он посмотрел ей в глаза. Дунстан поцеловал ее в губы, прежде чем она успела что-нибудь сказать.
Удовлетворенный ее тихими стонами, он ласкал ее груди и размышлял, как это будет выглядеть, если он овладеет Лейлой прямо в грохочущем экипаже. Но, вспомнив о ребенке, которого она носила, устоял. Если он решил и дальше сдерживать себя перед соблазном, то должен прекратить целовать ее. Со вздохом сожаления он оторвался от ее губ, бросил украдкой последний взгляд на желанные выпуклости и поправил платье.
— Ты хочешь слов? — спросил он. — Ты хочешь доказательств того, какой я влюбленный до безумия идиот?
— Да, пожалуйста, — ответила она, скромно опустив ресницы. — Как же я проверю, что моя интуиция меня не подводит, если кто-нибудь не подтвердит это?
Она, однако, задела его за самое сердце. Дунстан погладил ее по щеке и успокоил себя.
— Я тебя люблю, — решительно объявил он.
Оказалось, что было не так уж трудно произнести эти слова, как он себе представлял, и Дунстан с удивлением повторил их еще раз;
— Я тебя люблю. Я не желаю делить тебя с любым другим мужчиной. — И ничего — не превратился в пепел от смущения в связи с признанием. — Я хочу иметь возможность говорить с тобой в любое время. Я хочу… — теперь его невозможно было остановить. — Я хочу свободно спать в твоей постели каждую ночь и в промежутках, если получится. Я хочу быть рядом, когда ты еще больше раскроешь свои способности и когда эксперименты пойдут не так, как надо. Этого достаточно, или мне вырвать свое сердце и вручить его тебе?
Возможно, Дунстан говорил слегка грубовато. Когда-то он часто пугал Силию вспышками грубости. Но Лейла, как она уже неоднократно напоминала ему, не была Силией. Она с таким искренним восхищением улыбнулась его резковатым признаниям, что у него защемило сердце. Теперь он восстановил свое честное имя, но лишить Лейлу земли, садов и всех ее великолепных надежд на будущее, женившись на ней, он не мог.
— Твое сердце вполне на месте, — ответила она, прижимаясь к его груди и оставляя поцелуй в вырезе его рубашки. — А вот твою голову необходимо исследовать. Я хочу все, что хочешь ты, и даже больше. Ты гораздо важнее для меня, чем земля, или розы, или духи. Ты не из тех мужчин, которые счастливы в пустой постели, а я не из тех женщин, которым понравилось бы видеть, что ты делишь ее с другой. И наши семьи недвусмысленно дали понять, что им не понравится, если мы родим этого ребенка, не придя к соглашению.
Дунстан погрузил руку в волосы Лейлы, продолжая прижимать ее к себе — таким образом, он не мог попасть в сети ее околдовывающих глаз и поверить в то, что слышал.
— Они хотят, чтобы мы поженились, — его голос зазвучал от волнения хрипловато. — Но ты потеряешь все, если мы поженимся.
— Я потеряю все, если мы этого не сделаем. Под словом «все» она имела в виду его. И он не мог до конца поверить в это.
Экипаж покачнулся, наклонился, затем выровнялся в такт возбужденному состоянию Дунстана. Движение заметно замедлилось. Дунстан выглянул в окно и помолился, как никогда ранее, чтобы у Лейлы хватило достаточно здравого смысла подумать о будущем.
— Через мгновение ты увидишь, о каком безумии говоришь.
Дунстан крепко держал Лейлу, зная, что должен будет отпустить, как только пройдет ее временное замешательство и она начнет рассуждать здраво. Ему следовало бы бежать с ней в Шотландию прямо сейчас, пока представилась такая возможность, но он не мог связать ее узами брака, о котором она будет сожалеть. Они оба уже прошли через это.
Дунстан начал нежно застегивать крючки на платье. Экипаж резко остановился. Лейла вопросительно посмотрела на него, но начала поправлять волосы.
— Мы не далеко уехали, — заметила она. Дунстан поправил свой галстук, чтобы прикрыть расстегнутую рубашку.
— Мой дедушка по материнской линии был здесь сквайром. Я вырос в сельской местности в окрестностях Бадена в поместье Ивесов. Большая часть земли деда перешла к брату моей матери, но он знал, что мое сердце принадлежало земле, и оставил мне, что мог. — Дунстан посадил Лейлу на сиденье, поскольку кучер спустился вниз, чтобы открыть дверь экипажа. — Я надеялся, что когда-нибудь у меня появится достаточно денег, чтобы осушить эту землю и превратить ее в пашню, но невозможно делать это и содержать семью одновременно.
Дунстан вышел из экипажа и посмотрел по сторонам, Лейла в это время закончила завязывать свои шнуровки. Он вдохнул полной грудью влажный воздух, почувствовал запах родной земли, впитывая его всей своей изголодавшейся душой, прежде чем посмотрел на лачугу, при виде которой Лейла, без сомнения, тотчас прикажет отвезти ее назад в Лондон.
С годами домишко не становился лучше. Сделанный из камня, весь увитый плющом до прогнившей соломенной крыши и уже наполовину разрушенный, он выглядел нежилым. Овцы пощипали все сорняки, и повсюду цвели дикие цветы. Да, это была настоящая лачуга. Как бы сильно Дунстану ни хотелось восстановить эту землю, но даже он не будет здесь жить.
Он повернулся и с неохотой протянул Лейле руки, чтобы помочь ей выйти. Сейчас могли разбиться в прах все их счастливые мечты.
— Будь осторожна в своих туфлях, — предостерег он, на мгновение задержав ее в своих объятиях, прежде чем опустить на траву. Он раньше не осознавал, как сильно хотел обладать правом держать ее, как сейчас, привести ее в свой дом, верить, что она поддержит его в хорошие и плохие времена. Но, независимо от будущего, Лейла навсегда останется в его сердце, и об этом она должна знать.
Дунстан повернул ее лицом к ветхому жилищу и обнял за талию. Он не хотел видеть выражения ужаса на ее лице.
Лейла так долго молчала, что от отчаяния у Дунстана защемило сердце.
— Теперь, когда с меня официально сняты все обвинения и я свободен, могу зарабатывать на жизнь где угодно, — напомнил он ей. — Если ты не против жить с Ниниан, я мог бы вернуться к Ивесам. У нас есть выбор, — убеждал он ее, хотя сам не мог поверить тому, что говорил.
— Вон там, среди сорняков, цветут розы, — произнесла она тоном, близким к восхищению. — Нам можно посмотреть?
— Покачав головой из-за непредсказуемости женского мышления, Дунстан протянул руку, чтобы помочь ей пробраться среди колючих кустарников ежевики.
— Половина Англии покрыта розами, — напомнил он ей. — Если я осушу болото, у тебя будет достаточно земли, чтобы разбить здесь свой сад, но нам придется либо есть лепестки роз, либо голодать. Но ведь ты знаешь, что мне необходимо позаботиться о своих детях.
При этой мысли он испытал одновременно и гордость, и боль. Он хотел, чтобы Гриффит и его будущая дочь росли в счастливом доме с розами в саду и любовью матери, которая будет оберегать их и его от ошибок.
Лейла присела, чтобы рассмотреть многочисленные розовые соцветия, спрятанные в высокой траве.
— От них пахнет любовью! — воскликнула она. — Я нигде не видела такого разнообразия.
К величайшему удивлению Дунстана, она вскочила на ноги и бросилась ему на шею.
— Я хочу сад! — крикнула она. — Я думала, что смогу бросить это, но не могу. Я хочу сад. Я хочу этот сад. — Она подняла на него великолепные синие глаза и посмотрела умоляюще. — Я могу чувствовать здесь этот запах. Это просто замечательно. Я знаю: здесь потребуется много работы, но это здесь. Я уверена. Я это вижу!
Совершенно сбитый с толку и изумленный, Дунстан продолжал держать ее за талию. Находясь в плену ее колдовских глаз, он попытался найти логику в ее безумных восторгах.
— Что замечательно? Гниющая солома? Зеленые сорняки?
— Земля. — Она с восхищением вдохнула и прижалась к нему. — Она не такая каменистая, как у меня. Здесь достаточно влаги для цветов. На ней вырастут прекрасные розы, которые будут пахнуть любовью. Ты можешь себе представить, что я смогу делать с духами, которые пахнут любовью?
— Не все чувствуют запаха любви, — напомнил он ей, хотя едва мог ясно мыслить, когда Лейла прижималась к нему грудью и обнимала руками за шею. — И ты не сможешь здесь жить. Эта лачуга непригодна даже для свинарника. — Она беззаботно махнула рукой, отпустила Дунстана и побежала дальше исследовать другой цветок.
— Лаванда! — с удовлетворением крикнула она. — Это старый сад. Здесь можно найти настоящие сокровища, растения, которых нет нигде. Я могу выращивать нужные мне цветы здесь. Здесь я научусь управлять моими видениями.
Он осторожно следовал за ней, размышляя, как осуществить ее идею. Дунстану было крайне неловко напоминать ей о расходах на осушение этой земли, когда она просто сияла от восхищения. Лейле удалось все-таки внушить это Дунстану, вопреки всякой логике, хотя он прекрасно понимал, что столкнулся с неизбежной опасностью потерять свой турнепс, если они поженятся и Стейнс потребует у нее поместье.
— Я думаю, что мог бы работать у Дрого и снова жить в доме управляющего, — размышлял он вслух. — Похоже, ни один из моих братьев не торопится занять эту должность.
Прижимая лаванду к груди, Лейла поцеловала его в щеку.
— Это было бы замечательно, спасибо. Ты поможешь мне разводить новые растения, а Ниниан, которая умеет выращивать абсолютно все с закрытыми глазами, поможет с садом. И я уверена: Дрого станет гораздо легче, если вновь обретет такого мудрого помощника в твоем лице. Она смотрела на него с надеждой. Все еще смущенный и ошеломленный тем, что Лейла готова была жить в другом, не своем собственном доме, Дунстан сказал те единственные слова, которые ей так хотелось услышать:
— Тогда ты выйдешь за меня замуж?
Он хотел забрать слова обратно, сразу же, как только их произнес, но она, как всегда, поймала его врасплох:
— Я думала, что ты никогда не попросишь меня об этом.
Не выпуская из рук лаванду, Лейла обняла Дунстана за шею и пылко поцеловала.
Дунстан покачал головой в страхе, как легко ей удалось вырвать из него предложение. Но теперь его ничего не волновало, даже если бы земля задрожала и стены зашатались. Он отдал свое будущее в ее руки, и на душе у него стало легко и радостно. Пора было действовать, а не размышлять.
Подхватив Лейлу за талию, Дунстан понес ее за дом, подальше от кучера и экипажа. Он посадил ее среди маргариток и принялся ломать ближайшие зеленые ветки. Пока Лейла восхищалась разнообразием красок и запахов дикорастущих растений, Дунстан соорудил небольшой шалаш и накрыл его сверху плащом.
Снова обняв ее, он нежно уложил любимую на созданное им импровизированное ложе и упал рядом с ней. Теплый воздух ласкал его щеку так же мягко, как пальцы Лейлы, когда он склонялся над нею.
— У моей жены должны быть шелка и алмазы, — бормотал он, овладевая ее ртом прежде, чем она могла рассмеяться.
Сладость языка Лейлы вознесла его до небес. Когда ни один из них уже не мог дышать, Дунстан оторвался от губ своей королевы и принялся осыпать поцелуями ее лицо.
— Твоя жена предпочла бы розы и лаванду. — Она задохнулась от восхищения, поскольку он нашел особенно чувствительное место. — И это — самая прекрасная кровать, из всех мне известных.
Что-то совсем земное и радостное шевельнулось в его душе, когда она назвала себя его женой. В благодарность Дунстан расстегнул лиф платья и развязал корсет. Он нащупал нежные бутоны, скрытые под кружевами, и припал к ним, лаская до тех пор, пока она уже не могла говорить, а только вскрикивала от страсти.
— Я подарю тебе розы зимой, — поклялся он. — У тебя никогда не будет недостатка в ценных ароматах, если у тебя буду я.
— Подари мне свой аромат, — потребовала она, вытягивая рубашку из бриджей и лаская его обнаженную грудь.
Эту просьбу он мог исполнить без труда. Дунстан устроился у Лейлы между ног, удерживая себя на локтях и наклоняясь, чтобы поцеловать ее нетерпеливые губы. Он хотел услышать ее обещания, сказанные ясно и просто, чтобы все сразу стало понятно.
— Мы клянемся перед Богом, Лейла, — предупредил он. — Хорошенько подумай, это ли ты хочешь, потому что, независимо от будущего, как только ты станешь моей, от меня уже не избавишься.
Она дернула за ленту, связывающую его волосы, чтобы распустить их по его обнаженным плечам. Дунстан чувствовал, что проваливается в глубину ее глаз, но он держался, стараясь не двигаться, пока не увидит ее ответ в улыбке любви на ее губах.
— Я клянусь любить и уважать тебя пока смерть не разлучит нас, — торжественно прошептала она.
Дунстан вспомнил панику Дрого из-за клятвы Малколм, но у него было время, чтобы понять это лучше, чем его благородному брату. Он никогда не испытывал такой радости. Возможно, он из тех мужчин, которые не могут жить без женщины, но только эта женщина сделает его счастливым.
— Я беру тебя в жены и клянусь любить, чтить и уважать тебя, пока смерть не разлучит нас, — не задумываясь пообещал он.
Ее глаза расширились в восхищении от этих слов, но он уже истощил свой запас терпения. Чувствуя себя пиратом, предъявляющим права на драгоценное сокровище, он соединил их плоти, празднуя обещания сердец с удовольствиями физического обладания.
Он завоевал сердце леди только после того, как подчинил свое собственное сердце власти ее любви — единственному колдовству, необходимому для строительства будущего.
— Доверяла своей интуиции, — бормотала Лейла, прижимаясь поближе, пока он не обнял ее.
— Говорю тебе: забудь о своей интуиции, оставайся в Лондоне и никогда больше не нюхай запахи, — не слушая леди, ворчал он. — Я скорее вырву себе сердце, чем увижу, как ты рискуешь.
Лейла расправила, а затем ослабила его помятый галстук.
— Тебе кто-нибудь говорил, как ты красив, когда сердишься? — Она усмехалась, глядя на выражение его лица.
Дунстан поймал ее за руку, чтобы воспрепятствовать блуждающим пальцам.
— Если я не возьму тебя в ближайшее время, то сойду с ума, но моя единственная кровать находится в двух днях пути отсюда, — посетовал он, когда кучер подул в свой рожок и экипаж выехал на открытую дорогу. Он посадил ее себе на колени, чтобы поменьше трясло.
Лейла крепче прижалась к любимому, почувствовав, как в нем закипает страсть, и удовлетворенно улыбнулась. Дунстан мог ворчать, но он держал ее, словно драгоценность или… турнепс, с улыбкой подумалось ей. Она готова была слушать его жалобы всю жизнь в обмен на заботу его мускулистых рук. Она создала бы для него новые духи. От него пахло одновременно уверенностью и нерешительностью.
— А как насчет твоего болота? Разве это не рядом? — Она прижалась щекой к его приведенному в беспорядок сюртуку, больше интересуясь этим разговором, чем обсуждением того, что случилось в гостинице. — Там есть крыша и четыре стены?
— Полуразрушенный охотничий домик, — буркнул он. — Это место не для тебя. Тебе нужны шелковые простыни и служанка. Я должен отвезти тебя домой.
— Мне нужен ты, — твердо заявила она, целуя его сильную шею выше полуразвязанного галстука. Эти мужчины вечно забивают себе головы всякими небылицами о женщинах. Пора было разубедить его кое в чем. — Я не желаю слушать твои скучные возражения, тем более после случившегося сегодня.
— А что мне еще остается делать? — Его большие руки вытащили шпильки из волос Лейлы, освобождая локоны, чтобы они рассыпались по плечам. — Мне необходимо кое-что сказать тебе, но для этого требуется романтическая обстановка. А оба наших семейства выследят нас, стоит мне только увезти тебя к гроту прямо сейчас.
Надежда окрылила Лейлу, хотя у нее не было причин полагать, что этот упрямец готов смотреть на вещи ее глазами. Он запретил ей полагаться на интуицию, но она и впредь будет делать это.
— Я хочу видеть твое болото, — потребовала Лейла. — Я хочу быть с тобой, как сейчас, и чтобы все оставили нас в покое на какое-то время.
Приподняв бровь и видя такую настойчивость с ее стороны, Дунстан постучал в дверь кучеру, дал ему необходимые указания, затем поудобнее устроил свою драгоценную ношу на коленях. Сам он откинулся назад, приподнял ее голову за подбородок, чтобы их взгляды встретились.
— Теперь расскажи мне, что ты там видела.
Лейла гордо улыбнулась.
— Я видела Силию.
Она помолчала, предоставляя ему возможность снова поругать ее. Вместо этого он немного побледнел, но кивнул, ожидая продолжения.
Тщательно подбирая слова, она объяснила, что ей привиделось, стараясь правильно интерпретировать смысл видения.
— Генри очень похож на своего брата Джорджа, поэтому никто не обратил на него внимания, когда он уехал позже, — добавила она в конце своей истории. — В то время владелец гостиницы еще не знал, что Джордж мертв, и, мне кажется, он не сомневался, что видел его уходящим.
Лейла погладила поросшую щетиной щеку Дунстана рукой, а он закрыл глаза, избавившись наконец от душевной боли. Он похоронил печаль но своей жене, которую так и не узнал до конца.
— Ты пожертвовал всем ради нее — своим сыном, доходом, своим будущим. Ты не мог сделать больше.
Он молча кивнул, и они поехали в тишине. Экипаж катился в выбранном им направлении, а Дунстан продолжал крепко обнимать Лейлу.
— Тебя слишком опасно выпускать в общество, — нарушила молчание Лейла. — Я не собираюсь принадлежать только тебе, чтобы прятаться от всех остальных, — напомнила она ему. И, чтобы немного встряхнуть своего собственника, Лейла решила чуть-чуть помучить его, потому что его опытные пальцы уже скользили по ее обнаженной коже, нащупывая застежки на платье. — Я понимаю, что ты чувствовал к Силии, но тебе так же прекрасно известно, что я — не Силия. Тебе придется доверять мне, потому что я больше не буду отрицать, кто я такая.
Дунстан, легко покусывая ее за ухо, одной рукой расстегивал платье на спине, а другая рука уже ласкала ее груди.
— Не желая делить тебя ни с кем, я вовсе не имею в виду, что тебе придется в чем-то себе отказывать. Я хочу, чтобы ты была сама собой. Я бы оценил по достоинству твой поступок, если бы у меня от него чуть не разорвалось сердце.
— Ты понимаешь меня, как никто другой, — с удовольствием заметила Лейла, — Ты хотел наброситься на него как разъяренный бык, но ждал и доверял моим предчувствиям. Именно за это я тебя люблю.
Услышав объяснение в любви, Дунстан замер, изучая свою женщину в щелочки темных глаз, в то время как его пальцы потирали ее набухшие соски.
Он ничего не ответил, что могло бы здорово рассердить Лейлу, если бы она не понимала его состояние. В какой-то степени они достигли между собой соглашения.
Лейла снова погладила его колючий подбородок и улыбнулась.
— Ты предлагал мне раньше следовать моей интуиции. Сейчас моя интуиция подсказывает мне, что я не должна больше скрывать свои чувства.
Дунстан потянул за завязки ее корсета, чтобы добраться до всей груди. Лучше уж он будет придерживаться своей интуиции, чем разговаривать о ее. Но ведь они и раньше поступали так и до сих пор ничего не решили.
— Ты, вероятно, понимаешь мои чувства гораздо лучше меня, — признался он. — Но это не меняет нашего положения.
Она захватила горсть его волос и приподняла его голову так, чтобы он посмотрел ей в глаза. Дунстан поцеловал ее в губы, прежде чем она успела что-нибудь сказать.
Удовлетворенный ее тихими стонами, он ласкал ее груди и размышлял, как это будет выглядеть, если он овладеет Лейлой прямо в грохочущем экипаже. Но, вспомнив о ребенке, которого она носила, устоял. Если он решил и дальше сдерживать себя перед соблазном, то должен прекратить целовать ее. Со вздохом сожаления он оторвался от ее губ, бросил украдкой последний взгляд на желанные выпуклости и поправил платье.
— Ты хочешь слов? — спросил он. — Ты хочешь доказательств того, какой я влюбленный до безумия идиот?
— Да, пожалуйста, — ответила она, скромно опустив ресницы. — Как же я проверю, что моя интуиция меня не подводит, если кто-нибудь не подтвердит это?
Она, однако, задела его за самое сердце. Дунстан погладил ее по щеке и успокоил себя.
— Я тебя люблю, — решительно объявил он.
Оказалось, что было не так уж трудно произнести эти слова, как он себе представлял, и Дунстан с удивлением повторил их еще раз;
— Я тебя люблю. Я не желаю делить тебя с любым другим мужчиной. — И ничего — не превратился в пепел от смущения в связи с признанием. — Я хочу иметь возможность говорить с тобой в любое время. Я хочу… — теперь его невозможно было остановить. — Я хочу свободно спать в твоей постели каждую ночь и в промежутках, если получится. Я хочу быть рядом, когда ты еще больше раскроешь свои способности и когда эксперименты пойдут не так, как надо. Этого достаточно, или мне вырвать свое сердце и вручить его тебе?
Возможно, Дунстан говорил слегка грубовато. Когда-то он часто пугал Силию вспышками грубости. Но Лейла, как она уже неоднократно напоминала ему, не была Силией. Она с таким искренним восхищением улыбнулась его резковатым признаниям, что у него защемило сердце. Теперь он восстановил свое честное имя, но лишить Лейлу земли, садов и всех ее великолепных надежд на будущее, женившись на ней, он не мог.
— Твое сердце вполне на месте, — ответила она, прижимаясь к его груди и оставляя поцелуй в вырезе его рубашки. — А вот твою голову необходимо исследовать. Я хочу все, что хочешь ты, и даже больше. Ты гораздо важнее для меня, чем земля, или розы, или духи. Ты не из тех мужчин, которые счастливы в пустой постели, а я не из тех женщин, которым понравилось бы видеть, что ты делишь ее с другой. И наши семьи недвусмысленно дали понять, что им не понравится, если мы родим этого ребенка, не придя к соглашению.
Дунстан погрузил руку в волосы Лейлы, продолжая прижимать ее к себе — таким образом, он не мог попасть в сети ее околдовывающих глаз и поверить в то, что слышал.
— Они хотят, чтобы мы поженились, — его голос зазвучал от волнения хрипловато. — Но ты потеряешь все, если мы поженимся.
— Я потеряю все, если мы этого не сделаем. Под словом «все» она имела в виду его. И он не мог до конца поверить в это.
Экипаж покачнулся, наклонился, затем выровнялся в такт возбужденному состоянию Дунстана. Движение заметно замедлилось. Дунстан выглянул в окно и помолился, как никогда ранее, чтобы у Лейлы хватило достаточно здравого смысла подумать о будущем.
— Через мгновение ты увидишь, о каком безумии говоришь.
Дунстан крепко держал Лейлу, зная, что должен будет отпустить, как только пройдет ее временное замешательство и она начнет рассуждать здраво. Ему следовало бы бежать с ней в Шотландию прямо сейчас, пока представилась такая возможность, но он не мог связать ее узами брака, о котором она будет сожалеть. Они оба уже прошли через это.
Дунстан начал нежно застегивать крючки на платье. Экипаж резко остановился. Лейла вопросительно посмотрела на него, но начала поправлять волосы.
— Мы не далеко уехали, — заметила она. Дунстан поправил свой галстук, чтобы прикрыть расстегнутую рубашку.
— Мой дедушка по материнской линии был здесь сквайром. Я вырос в сельской местности в окрестностях Бадена в поместье Ивесов. Большая часть земли деда перешла к брату моей матери, но он знал, что мое сердце принадлежало земле, и оставил мне, что мог. — Дунстан посадил Лейлу на сиденье, поскольку кучер спустился вниз, чтобы открыть дверь экипажа. — Я надеялся, что когда-нибудь у меня появится достаточно денег, чтобы осушить эту землю и превратить ее в пашню, но невозможно делать это и содержать семью одновременно.
Дунстан вышел из экипажа и посмотрел по сторонам, Лейла в это время закончила завязывать свои шнуровки. Он вдохнул полной грудью влажный воздух, почувствовал запах родной земли, впитывая его всей своей изголодавшейся душой, прежде чем посмотрел на лачугу, при виде которой Лейла, без сомнения, тотчас прикажет отвезти ее назад в Лондон.
С годами домишко не становился лучше. Сделанный из камня, весь увитый плющом до прогнившей соломенной крыши и уже наполовину разрушенный, он выглядел нежилым. Овцы пощипали все сорняки, и повсюду цвели дикие цветы. Да, это была настоящая лачуга. Как бы сильно Дунстану ни хотелось восстановить эту землю, но даже он не будет здесь жить.
Он повернулся и с неохотой протянул Лейле руки, чтобы помочь ей выйти. Сейчас могли разбиться в прах все их счастливые мечты.
— Будь осторожна в своих туфлях, — предостерег он, на мгновение задержав ее в своих объятиях, прежде чем опустить на траву. Он раньше не осознавал, как сильно хотел обладать правом держать ее, как сейчас, привести ее в свой дом, верить, что она поддержит его в хорошие и плохие времена. Но, независимо от будущего, Лейла навсегда останется в его сердце, и об этом она должна знать.
Дунстан повернул ее лицом к ветхому жилищу и обнял за талию. Он не хотел видеть выражения ужаса на ее лице.
Лейла так долго молчала, что от отчаяния у Дунстана защемило сердце.
— Теперь, когда с меня официально сняты все обвинения и я свободен, могу зарабатывать на жизнь где угодно, — напомнил он ей. — Если ты не против жить с Ниниан, я мог бы вернуться к Ивесам. У нас есть выбор, — убеждал он ее, хотя сам не мог поверить тому, что говорил.
— Вон там, среди сорняков, цветут розы, — произнесла она тоном, близким к восхищению. — Нам можно посмотреть?
— Покачав головой из-за непредсказуемости женского мышления, Дунстан протянул руку, чтобы помочь ей пробраться среди колючих кустарников ежевики.
— Половина Англии покрыта розами, — напомнил он ей. — Если я осушу болото, у тебя будет достаточно земли, чтобы разбить здесь свой сад, но нам придется либо есть лепестки роз, либо голодать. Но ведь ты знаешь, что мне необходимо позаботиться о своих детях.
При этой мысли он испытал одновременно и гордость, и боль. Он хотел, чтобы Гриффит и его будущая дочь росли в счастливом доме с розами в саду и любовью матери, которая будет оберегать их и его от ошибок.
Лейла присела, чтобы рассмотреть многочисленные розовые соцветия, спрятанные в высокой траве.
— От них пахнет любовью! — воскликнула она. — Я нигде не видела такого разнообразия.
К величайшему удивлению Дунстана, она вскочила на ноги и бросилась ему на шею.
— Я хочу сад! — крикнула она. — Я думала, что смогу бросить это, но не могу. Я хочу сад. Я хочу этот сад. — Она подняла на него великолепные синие глаза и посмотрела умоляюще. — Я могу чувствовать здесь этот запах. Это просто замечательно. Я знаю: здесь потребуется много работы, но это здесь. Я уверена. Я это вижу!
Совершенно сбитый с толку и изумленный, Дунстан продолжал держать ее за талию. Находясь в плену ее колдовских глаз, он попытался найти логику в ее безумных восторгах.
— Что замечательно? Гниющая солома? Зеленые сорняки?
— Земля. — Она с восхищением вдохнула и прижалась к нему. — Она не такая каменистая, как у меня. Здесь достаточно влаги для цветов. На ней вырастут прекрасные розы, которые будут пахнуть любовью. Ты можешь себе представить, что я смогу делать с духами, которые пахнут любовью?
— Не все чувствуют запаха любви, — напомнил он ей, хотя едва мог ясно мыслить, когда Лейла прижималась к нему грудью и обнимала руками за шею. — И ты не сможешь здесь жить. Эта лачуга непригодна даже для свинарника. — Она беззаботно махнула рукой, отпустила Дунстана и побежала дальше исследовать другой цветок.
— Лаванда! — с удовлетворением крикнула она. — Это старый сад. Здесь можно найти настоящие сокровища, растения, которых нет нигде. Я могу выращивать нужные мне цветы здесь. Здесь я научусь управлять моими видениями.
Он осторожно следовал за ней, размышляя, как осуществить ее идею. Дунстану было крайне неловко напоминать ей о расходах на осушение этой земли, когда она просто сияла от восхищения. Лейле удалось все-таки внушить это Дунстану, вопреки всякой логике, хотя он прекрасно понимал, что столкнулся с неизбежной опасностью потерять свой турнепс, если они поженятся и Стейнс потребует у нее поместье.
— Я думаю, что мог бы работать у Дрого и снова жить в доме управляющего, — размышлял он вслух. — Похоже, ни один из моих братьев не торопится занять эту должность.
Прижимая лаванду к груди, Лейла поцеловала его в щеку.
— Это было бы замечательно, спасибо. Ты поможешь мне разводить новые растения, а Ниниан, которая умеет выращивать абсолютно все с закрытыми глазами, поможет с садом. И я уверена: Дрого станет гораздо легче, если вновь обретет такого мудрого помощника в твоем лице. Она смотрела на него с надеждой. Все еще смущенный и ошеломленный тем, что Лейла готова была жить в другом, не своем собственном доме, Дунстан сказал те единственные слова, которые ей так хотелось услышать:
— Тогда ты выйдешь за меня замуж?
Он хотел забрать слова обратно, сразу же, как только их произнес, но она, как всегда, поймала его врасплох:
— Я думала, что ты никогда не попросишь меня об этом.
Не выпуская из рук лаванду, Лейла обняла Дунстана за шею и пылко поцеловала.
Дунстан покачал головой в страхе, как легко ей удалось вырвать из него предложение. Но теперь его ничего не волновало, даже если бы земля задрожала и стены зашатались. Он отдал свое будущее в ее руки, и на душе у него стало легко и радостно. Пора было действовать, а не размышлять.
Подхватив Лейлу за талию, Дунстан понес ее за дом, подальше от кучера и экипажа. Он посадил ее среди маргариток и принялся ломать ближайшие зеленые ветки. Пока Лейла восхищалась разнообразием красок и запахов дикорастущих растений, Дунстан соорудил небольшой шалаш и накрыл его сверху плащом.
Снова обняв ее, он нежно уложил любимую на созданное им импровизированное ложе и упал рядом с ней. Теплый воздух ласкал его щеку так же мягко, как пальцы Лейлы, когда он склонялся над нею.
— У моей жены должны быть шелка и алмазы, — бормотал он, овладевая ее ртом прежде, чем она могла рассмеяться.
Сладость языка Лейлы вознесла его до небес. Когда ни один из них уже не мог дышать, Дунстан оторвался от губ своей королевы и принялся осыпать поцелуями ее лицо.
— Твоя жена предпочла бы розы и лаванду. — Она задохнулась от восхищения, поскольку он нашел особенно чувствительное место. — И это — самая прекрасная кровать, из всех мне известных.
Что-то совсем земное и радостное шевельнулось в его душе, когда она назвала себя его женой. В благодарность Дунстан расстегнул лиф платья и развязал корсет. Он нащупал нежные бутоны, скрытые под кружевами, и припал к ним, лаская до тех пор, пока она уже не могла говорить, а только вскрикивала от страсти.
— Я подарю тебе розы зимой, — поклялся он. — У тебя никогда не будет недостатка в ценных ароматах, если у тебя буду я.
— Подари мне свой аромат, — потребовала она, вытягивая рубашку из бриджей и лаская его обнаженную грудь.
Эту просьбу он мог исполнить без труда. Дунстан устроился у Лейлы между ног, удерживая себя на локтях и наклоняясь, чтобы поцеловать ее нетерпеливые губы. Он хотел услышать ее обещания, сказанные ясно и просто, чтобы все сразу стало понятно.
— Мы клянемся перед Богом, Лейла, — предупредил он. — Хорошенько подумай, это ли ты хочешь, потому что, независимо от будущего, как только ты станешь моей, от меня уже не избавишься.
Она дернула за ленту, связывающую его волосы, чтобы распустить их по его обнаженным плечам. Дунстан чувствовал, что проваливается в глубину ее глаз, но он держался, стараясь не двигаться, пока не увидит ее ответ в улыбке любви на ее губах.
— Я клянусь любить и уважать тебя пока смерть не разлучит нас, — торжественно прошептала она.
Дунстан вспомнил панику Дрого из-за клятвы Малколм, но у него было время, чтобы понять это лучше, чем его благородному брату. Он никогда не испытывал такой радости. Возможно, он из тех мужчин, которые не могут жить без женщины, но только эта женщина сделает его счастливым.
— Я беру тебя в жены и клянусь любить, чтить и уважать тебя, пока смерть не разлучит нас, — не задумываясь пообещал он.
Ее глаза расширились в восхищении от этих слов, но он уже истощил свой запас терпения. Чувствуя себя пиратом, предъявляющим права на драгоценное сокровище, он соединил их плоти, празднуя обещания сердец с удовольствиями физического обладания.
Он завоевал сердце леди только после того, как подчинил свое собственное сердце власти ее любви — единственному колдовству, необходимому для строительства будущего.
Глава 30
— Да я скорее съем свою собственную руку, чем одену это. — Дунстан замолчал, когда его невеста подняла на него полные изумления глаза. Лейла стояла в другом конце комнаты, на ней было мерцающее зеленовато-голубое платье, которое очень шло к ее сияющим глазам, и каждый раз, когда он смотрел на нее, не мог понять, чем он недоволен.
Одетая в простое серебряно-синее платье, украшенное голубыми лентами, Ниниан прикрепила букетик листьев и цветов к отвороту его костюма и с удовлетворением погладила его.
— Это — символ любви, чести и успеха, а веточка жасмина — для процветания.
— Банковские счета пригодились бы больше, — проворчал Дунстан, но потянул за букетик, чтобы убедиться, что тот прикреплен надежно. Процветание было ему сейчас просто необходимо, чтобы содержать жену, сына и дочь.
— Я просил тебя сохранить драгоценности Силии, — рассеянно заметил Дрого, который стоял, прислонившись к полке у камина и склонив голову над книгой. — Было очень предупредительно со стороны Викхама избавить нас от необходимости забирать их из ломбарда. Хэндл почти полностью возместил стоимость изумруда, и я не собираюсь требовать с тебя выплатить мне ту сумму, которую ссудил тебе.
— Это было еще до нашего договора о проценте за мою работу. — Подняв высоко подбородок, чтобы Ниниан могла поправить его галстук, Дунстан смотрел поверх ее головы в холл лондонского городского дома Ивесов. По ту сторону холла, в гостиной для официальных приемов, родственницы Лейлы украшали комнату для бракосочетания. Он старался не нервничать по поводу столь необычного предстоящего ритуала, но время от времени посматривал на Лейлу в поисках поддержки. Любовь, которую он видел в ее глазах, каждый раз успокаивала его.
— Не нравится, что тебе будут платить за опыты с землей? — усмехнулась его будущая жена. — Я вижу, что мне самой придется договариваться о твоей заработной плате.
Дунстан промолчал, увернулся от рук Ниниан и пересек комнату.
— Ты собираешься окунуть Дрого в свои духи, чтобы дать ему понять мою истинную ценность? — Он схватил кружевную фату, которой сестра только что закрыла локоны Лейлы, и бросил ее в камин.
В то время как Кристина спасала ее от огня, Лейла смело посмотрела в глаза жениха.
— Твой благородный брат понятия не имеет, сколько ты стоишь.
— А ты имеешь?
Прежде чем Лейла успела ответить, из холла с криками вбежали ее мать и тетя, шумно шелестя своими юбками.
— Тот невозможный человек здесь, — сообщила герцогиня, в то время как Эрмайон причитала:
— Кто-то повесил, — она густо покраснела — эти вещи на рябине!
Так вот куда исчезли его средства защиты, догадался Дунстан. Его братья, без сомнения, решили, что они ему больше не понадобятся. Дунстан не стал ломать себе голову, почему они решили «украсить» ими дерево. Вместо этого он предпочел ответить на жалобу герцогини:
Одетая в простое серебряно-синее платье, украшенное голубыми лентами, Ниниан прикрепила букетик листьев и цветов к отвороту его костюма и с удовлетворением погладила его.
— Это — символ любви, чести и успеха, а веточка жасмина — для процветания.
— Банковские счета пригодились бы больше, — проворчал Дунстан, но потянул за букетик, чтобы убедиться, что тот прикреплен надежно. Процветание было ему сейчас просто необходимо, чтобы содержать жену, сына и дочь.
— Я просил тебя сохранить драгоценности Силии, — рассеянно заметил Дрого, который стоял, прислонившись к полке у камина и склонив голову над книгой. — Было очень предупредительно со стороны Викхама избавить нас от необходимости забирать их из ломбарда. Хэндл почти полностью возместил стоимость изумруда, и я не собираюсь требовать с тебя выплатить мне ту сумму, которую ссудил тебе.
— Это было еще до нашего договора о проценте за мою работу. — Подняв высоко подбородок, чтобы Ниниан могла поправить его галстук, Дунстан смотрел поверх ее головы в холл лондонского городского дома Ивесов. По ту сторону холла, в гостиной для официальных приемов, родственницы Лейлы украшали комнату для бракосочетания. Он старался не нервничать по поводу столь необычного предстоящего ритуала, но время от времени посматривал на Лейлу в поисках поддержки. Любовь, которую он видел в ее глазах, каждый раз успокаивала его.
— Не нравится, что тебе будут платить за опыты с землей? — усмехнулась его будущая жена. — Я вижу, что мне самой придется договариваться о твоей заработной плате.
Дунстан промолчал, увернулся от рук Ниниан и пересек комнату.
— Ты собираешься окунуть Дрого в свои духи, чтобы дать ему понять мою истинную ценность? — Он схватил кружевную фату, которой сестра только что закрыла локоны Лейлы, и бросил ее в камин.
В то время как Кристина спасала ее от огня, Лейла смело посмотрела в глаза жениха.
— Твой благородный брат понятия не имеет, сколько ты стоишь.
— А ты имеешь?
Прежде чем Лейла успела ответить, из холла с криками вбежали ее мать и тетя, шумно шелестя своими юбками.
— Тот невозможный человек здесь, — сообщила герцогиня, в то время как Эрмайон причитала:
— Кто-то повесил, — она густо покраснела — эти вещи на рябине!
Так вот куда исчезли его средства защиты, догадался Дунстан. Его братья, без сомнения, решили, что они ему больше не понадобятся. Дунстан не стал ломать себе голову, почему они решили «украсить» ими дерево. Вместо этого он предпочел ответить на жалобу герцогини: