Страница:
Синда испуганно вскочила и стала внимательно рассматривать эскиз. Лицо мужчины было написано смутно. Основную часть листа занимали затянутое тучами небо и паруса. За ними угадывался океан. На мужчине были белая рубашка и темные панталоны, но Синда не взялась бы определить, Какого они качества. Бросались в глаза широкие плечи и длинные ноги, которыми он упирался в накренившуюся палубу, во всей позе чувствовалась уверенная напряженность. Почему-то фигура мужчины напомнила ей Тревельяна. Может, он вернулся и зачем-то прикрепил этот рисунок к мольберту. В деревне никто не запирался на ночь, и любой мог незаметно войти в дом. Но глупо было сваливать авторство на другого – в каждом штрихе, в каждой линии Синда узнавала свою руку.
Почти бессознательно девушка стала всматриваться в нижнюю часть рисунка, где виднелась палуба корабля. Сердце ее бешено застучало, когда она увидела изображение кошки, спящей на свернутом канате, что убедило ее в том, что она уже знала. Кошка выглядела точь-в-точь как котенок Белинды, которого та нашла после того, как был закончен портрет Тревельяна.
Она поклялась, что больше не будет писать портреты. И вот написала пейзаж с мужчиной. Во сне.
Это просто невозможно! И все же Синду охватил такой ужас, что она поспешила прикрыть рисунок чистым листом бумаги и отнесла его на чердак, подальше от чужих глаз. Она не может допустить очередного скандала. Господи, неужели она сходит с ума! Нет, нет! Этому рисунку должно быть какое-то объяснение. Нужно успокоиться и не торопиться с выводами.
Синда решила не ходить сегодня в Уиллоуз, а свернула к дороге за деревней, после чего прямо через поля направилась к поместью герцога Соммерсвилла. Сейчас, когда стали поступать деньги от продажи урожая, молодой герцог приказал отремонтировать старую часть замка. Слева от подъездной дорожки стены замка скрылись за подмостками и строительными лесами. Каменщики перестраивали арку ворот в более подходящем здесь стиле Тюдоров, что связывало замок с поздней пристройкой справа.
Синда знала, что кузина предпочитала находиться в центральной части замка, но, не желая, чтобы ее заметили рабочие, она прошла за дом, к входу для слуг. К огромной радости, она застала Кристину за работой в саду.
– На помощь! – прошептала девушка, опускаясь на нагретую солнцем каменную скамью с резным орнаментом.
Кристина подняла голову и радостно улыбнулась:
– Синда! Как я рада тебя видеть! – Она поднялась и подошла присесть рядом с кузиной. – Ты считаешь, что твоя анонимность потеряла для тебя привлекательность?
– Нет, боюсь, сейчас она нужна мне как никогда! – Синда надеялась, что мудрость Малколмов поможет рассеять ее страхи. – Скажи, ты чувствовала что-нибудь… необычное… когда впервые стала видеть призраки?
– Необычное? – Кристина надолго задумалась. – Не помню. Просто я вижу вокруг призраков более сильную ауру, чем вокруг живых людей. А почему ты спрашиваешь?
Не было смысла скрывать свою тревогу от Кристины, которая, наверное, уже видела исходящую от кузины ауру и поняла, что она необычайно взволнована. Стесняясь упоминать о мужчине, Синда коснулась темы, которую могли понять только Малколмы, и рассказала о своем странном утреннем открытии.
– Я действительно не отдаю себе отчета, когда в моих работах появляется какое-нибудь предвидение, – продолжала она после изложения своих доводов. – Если бы я это осознавала, то, наверное, не писала бы эти сюжеты.
Кристина с пониманием кивнула:
– Как Фелисити, которая носит перчатки, чтобы не чувствовать боль, которую испытывают люди.
– Вот именно! Не все наши способности полезны, и иногда они приносят разрушение и опасность. Было бы куда лучше, если бы их у нас вообще не было.
– О нет! – с ужасом воскликнула Кристина. – Если бы я не видела призраков, я не смогла бы помочь Гарри восстановить поместье. И хотя для Фелисити это было очень болезненно, она помогла Эвану и многим другим. Я слышала, в последний раз Фелисити удалось вылечить девочку, которая не умела говорить: она просто сказала ее матери, что девочке угрожал человек, убивший ее пони. Важно только найти способ применения нашего дара. А что? Ты написала что-нибудь ужасное?
– Не знаю. Я нарисовала мужчину, который управляется со снастями корабля. Может, я просто изобразила то, что мне снилось?
– А до этого тебе никогда не доводилось просыпаться с головной болью или с ощущением холодного ветра?
Синда покачала головой.
– И твой рисунок выглядит так, как будто он содержит какую-то тайну?
– Откуда мне знать? Я ведь постоянно рисую, днем и ночью. И только в части моих работ люди позднее угадывают какие-то признаки будущего, хотя мне кажется, что они видят там то, чего нет. Но поверь, я и не думала изображать в своем романтическом герое сэра Тревельяна, который мчится от моря, когда там гибнет его кузен, и я не считаю, что моя картина это доказывает.
– А может быть, все твои работы отражают какое-то предвидение, только не все они определенны, – задумчиво сказала Кристина. – Зачастую мы, Малколмы, даже не знаем, на что способны.
– Не говори мне об этом. Иначе мне придется совсем отказаться от живописи! – с ужасом сказала Синда. – А это равносильно тому, как если бы мне отсекли пальцы!
– Но, дорогая, ты можешь научиться использовать то, что говорят твои картины, – заметила Кристина. – Для того тебе и ниспослан этот дар.
– Даже сам Бог не мог предсказать, что на земле живет мужчина, который выглядит в точности как у меня на портрете, – возразила Синда.
– Может, тебе выйти замуж?
Синда в ужасе уставилась на свою красивую кузину, но та и не думала шутить.
– Зачем? Почему?
Кристина выразительно улыбнулась:
– По некоторым причинам.
Синда покраснела, стараясь не вспоминать прошлый вечер.
– Все эти причины не имеют ничего общего со странным рисунком, появившимся у меня в гостиной.
– Может быть. – И Кристина как-то странно посмотрела на нее.
Синда опасалась, что ее выдала аура, но упорно отказывалась признать, что до вчерашнего вечера ни разу не целовалась. Но Кристина сама об этом заговорила:
– Только после того, как мы с Гарри… поженились и стали более близки, я полностью обрела свои способности. А теперь, когда я ношу… – Она показала на свой живот. – Я могу делать вещи, которые не могла раньше. Я даже разговариваю с людьми, находящимися в могиле, призраки которых обычно не появлялись в этом доме. Вот вчера я беседовала с матерью викария.
Синда во все глаза смотрела на Кристину.
– Но викарий древний, как Мафусаил!
– Да, и его мать давно умерла, – кивнула Кристина. – Она сказала мне, что Мойре нужна помощь, но не объяснила, почему и какая. Впрочем, я и не говорила, что мой дар всегда можно использовать.
– Помощь Мойре?! – Синда не могла себе представить более независимую и самоуверенную особу, чем дочь викария. Она вздохнула. – А твои разговоры с привидениями вызывали тяжелую головную боль и ощущение холодного воздуха?
– Нет, я этого не заметила. – Кристина успокаивающе погладила ее по руке. – Хочешь, я пошлю за тетушкой Стеллой?
– Нет, пока не надо. Вполне возможно, что это… ну, просто случайный инцидент, который больше не повторится. – Синда решительно встала со скамьи. – Я даже уверена, что этим все и закончится.
Особенно если она будет избегать сэра Тревельяна Рочестера. Вероятно, физическая близость с мужчиной обострила способности Кристины, и источником ее ночных кошмаров вполне мог быть его поцелуй.
Глава 9
Почти бессознательно девушка стала всматриваться в нижнюю часть рисунка, где виднелась палуба корабля. Сердце ее бешено застучало, когда она увидела изображение кошки, спящей на свернутом канате, что убедило ее в том, что она уже знала. Кошка выглядела точь-в-точь как котенок Белинды, которого та нашла после того, как был закончен портрет Тревельяна.
Она поклялась, что больше не будет писать портреты. И вот написала пейзаж с мужчиной. Во сне.
Это просто невозможно! И все же Синду охватил такой ужас, что она поспешила прикрыть рисунок чистым листом бумаги и отнесла его на чердак, подальше от чужих глаз. Она не может допустить очередного скандала. Господи, неужели она сходит с ума! Нет, нет! Этому рисунку должно быть какое-то объяснение. Нужно успокоиться и не торопиться с выводами.
Синда решила не ходить сегодня в Уиллоуз, а свернула к дороге за деревней, после чего прямо через поля направилась к поместью герцога Соммерсвилла. Сейчас, когда стали поступать деньги от продажи урожая, молодой герцог приказал отремонтировать старую часть замка. Слева от подъездной дорожки стены замка скрылись за подмостками и строительными лесами. Каменщики перестраивали арку ворот в более подходящем здесь стиле Тюдоров, что связывало замок с поздней пристройкой справа.
Синда знала, что кузина предпочитала находиться в центральной части замка, но, не желая, чтобы ее заметили рабочие, она прошла за дом, к входу для слуг. К огромной радости, она застала Кристину за работой в саду.
– На помощь! – прошептала девушка, опускаясь на нагретую солнцем каменную скамью с резным орнаментом.
Кристина подняла голову и радостно улыбнулась:
– Синда! Как я рада тебя видеть! – Она поднялась и подошла присесть рядом с кузиной. – Ты считаешь, что твоя анонимность потеряла для тебя привлекательность?
– Нет, боюсь, сейчас она нужна мне как никогда! – Синда надеялась, что мудрость Малколмов поможет рассеять ее страхи. – Скажи, ты чувствовала что-нибудь… необычное… когда впервые стала видеть призраки?
– Необычное? – Кристина надолго задумалась. – Не помню. Просто я вижу вокруг призраков более сильную ауру, чем вокруг живых людей. А почему ты спрашиваешь?
Не было смысла скрывать свою тревогу от Кристины, которая, наверное, уже видела исходящую от кузины ауру и поняла, что она необычайно взволнована. Стесняясь упоминать о мужчине, Синда коснулась темы, которую могли понять только Малколмы, и рассказала о своем странном утреннем открытии.
– Я действительно не отдаю себе отчета, когда в моих работах появляется какое-нибудь предвидение, – продолжала она после изложения своих доводов. – Если бы я это осознавала, то, наверное, не писала бы эти сюжеты.
Кристина с пониманием кивнула:
– Как Фелисити, которая носит перчатки, чтобы не чувствовать боль, которую испытывают люди.
– Вот именно! Не все наши способности полезны, и иногда они приносят разрушение и опасность. Было бы куда лучше, если бы их у нас вообще не было.
– О нет! – с ужасом воскликнула Кристина. – Если бы я не видела призраков, я не смогла бы помочь Гарри восстановить поместье. И хотя для Фелисити это было очень болезненно, она помогла Эвану и многим другим. Я слышала, в последний раз Фелисити удалось вылечить девочку, которая не умела говорить: она просто сказала ее матери, что девочке угрожал человек, убивший ее пони. Важно только найти способ применения нашего дара. А что? Ты написала что-нибудь ужасное?
– Не знаю. Я нарисовала мужчину, который управляется со снастями корабля. Может, я просто изобразила то, что мне снилось?
– А до этого тебе никогда не доводилось просыпаться с головной болью или с ощущением холодного ветра?
Синда покачала головой.
– И твой рисунок выглядит так, как будто он содержит какую-то тайну?
– Откуда мне знать? Я ведь постоянно рисую, днем и ночью. И только в части моих работ люди позднее угадывают какие-то признаки будущего, хотя мне кажется, что они видят там то, чего нет. Но поверь, я и не думала изображать в своем романтическом герое сэра Тревельяна, который мчится от моря, когда там гибнет его кузен, и я не считаю, что моя картина это доказывает.
– А может быть, все твои работы отражают какое-то предвидение, только не все они определенны, – задумчиво сказала Кристина. – Зачастую мы, Малколмы, даже не знаем, на что способны.
– Не говори мне об этом. Иначе мне придется совсем отказаться от живописи! – с ужасом сказала Синда. – А это равносильно тому, как если бы мне отсекли пальцы!
– Но, дорогая, ты можешь научиться использовать то, что говорят твои картины, – заметила Кристина. – Для того тебе и ниспослан этот дар.
– Даже сам Бог не мог предсказать, что на земле живет мужчина, который выглядит в точности как у меня на портрете, – возразила Синда.
– Может, тебе выйти замуж?
Синда в ужасе уставилась на свою красивую кузину, но та и не думала шутить.
– Зачем? Почему?
Кристина выразительно улыбнулась:
– По некоторым причинам.
Синда покраснела, стараясь не вспоминать прошлый вечер.
– Все эти причины не имеют ничего общего со странным рисунком, появившимся у меня в гостиной.
– Может быть. – И Кристина как-то странно посмотрела на нее.
Синда опасалась, что ее выдала аура, но упорно отказывалась признать, что до вчерашнего вечера ни разу не целовалась. Но Кристина сама об этом заговорила:
– Только после того, как мы с Гарри… поженились и стали более близки, я полностью обрела свои способности. А теперь, когда я ношу… – Она показала на свой живот. – Я могу делать вещи, которые не могла раньше. Я даже разговариваю с людьми, находящимися в могиле, призраки которых обычно не появлялись в этом доме. Вот вчера я беседовала с матерью викария.
Синда во все глаза смотрела на Кристину.
– Но викарий древний, как Мафусаил!
– Да, и его мать давно умерла, – кивнула Кристина. – Она сказала мне, что Мойре нужна помощь, но не объяснила, почему и какая. Впрочем, я и не говорила, что мой дар всегда можно использовать.
– Помощь Мойре?! – Синда не могла себе представить более независимую и самоуверенную особу, чем дочь викария. Она вздохнула. – А твои разговоры с привидениями вызывали тяжелую головную боль и ощущение холодного воздуха?
– Нет, я этого не заметила. – Кристина успокаивающе погладила ее по руке. – Хочешь, я пошлю за тетушкой Стеллой?
– Нет, пока не надо. Вполне возможно, что это… ну, просто случайный инцидент, который больше не повторится. – Синда решительно встала со скамьи. – Я даже уверена, что этим все и закончится.
Особенно если она будет избегать сэра Тревельяна Рочестера. Вероятно, физическая близость с мужчиной обострила способности Кристины, и источником ее ночных кошмаров вполне мог быть его поцелуй.
Глава 9
Из парка, украшавшего центр богатого лондонского квартала, Трев рассматривал фасад внушительного особняка герцога Мейнуаринга. В это раннее утро только горничная мыла лестницу, ведущую к парадному входу. В окнах не было заметно ни огонька, ни людей.
– Можешь поухаживать за этой горничной, – небрежно заметил Трев своему спутнику.
Внимательно взглянув на девушку, Мик пожал плечами:
– Для меня она слишком молода. Пойду лучше потолкую с ребятами, что работают на конюшне. Хотя вряд ли они что знают, если только леди не вернулась домой.
– Хоть бы это узнать, и то хорошо. Вчера в кофейне ни о чем похожем не судачили. – Трев нашел себе там укромный уголок, где никто не мог узнать его физиономию, и делал вид, что читает газету, прислушиваясь к болтовне завсегдатаев; но не уловил никаких упоминаний о леди Люсинде Малколм Пембрук. Либо это означало полное отсутствие интереса к ней, либо она уже дома, так что никаких оснований для разговоров не было.
– Значит, вы не хотите, чтобы я пошел с вами? – недовольно проворчал Мик.
– Конечно, нет! Если меня упекут в тюрьму, то лучше, чтобы ты оставался на свободе. – Трев угрюмо усмехнулся. – Ты знаешь, где найти моего поверенного.
– Не нравится мне все это, – решительно заявил Мик. – Лучше бы вы оставили в покое этого старого стервятника и занимались бы своими делами.
– Какими это делами? – поинтересовался Трев, пожимая плечами. – До тех пор пока весь Лондон считает меня убийцей, жену мне не найти, это ясно. И не могу же я купить себе другое поместье, когда у меня на руках имение Лоренса. Да и корабль мой еще не вернулся. Так что я вполне могу позволить себе развлечение и навестить старого хрыча.
Мик только хмыкнул. По сравнению с преследованием К захватом пиратских кораблей предстоявший его хозяину прорыв в дом графа действительно был детской забавой. Трев проследил, как Мик перешел дорогу и исчез в переулке, ведущем к конюшням, расположенным позади дома герцога. Слуги куда охотнее станут болтать с равным себе, чем с ним самим.
Помахивая тростью, он пошел дальше по улице, направляясь к дому своего деда. Это было недалеко, а времени у него было хоть отбавляй. Так что он вполне мог навести справки о здоровье графа.
Лондонский дом графа Лэнсдауна был далеко не таким внушительным, как герцогский особняк, но выделялся своей изысканной архитектурой даже на фоне окружавших его богатых домов. Трев знал, что их владельцы имели крупные загородные имения, а городские дома открывали только на время работы парламента.
По всем правам он должен был воспитываться и расти именно в этом фешенебельном районе Лондона и впоследствии вести здесь жизнь аристократа. А вместо этого еще мальчишкой он вынужден был служить жалким матросом, тяжким трудом пробиваясь к положению капитана. Впрочем, и свое первое каперское свидетельство он получил, едва достигнув возраста двадцати одного года, потому что мечтал отомстить графу. Трев сожалел не столько о потере богатства и титула, сколько об утрате семьи и друзей да о пережитых им жестоких страданиях, когда ему приходилось насмерть биться, отстаивая свое право на жизнь.
И он заставит деда заплатить за все это! Осмотрев фасад графского дома, Трев и здесь не заметил никаких признаков жизни. Что ж, остается надеяться, он прибыл в удачный момент, когда слуги уже разошлись по всему дому, занимаясь утренними делами. В первый раз он допустил ошибку, явившись к парадному входу, как и положено джентльмену.
Не заметив на улице ни души, Трев проскользнул к лестнице, которая привела его к расположенной в подвале кухне. Как он и ожидал, дверь уже была открыта, так как слуги то и дело ею пользовались. Он спустился на кухню, и повара и горничные в чепчиках испуганно уставились на него, но он уверенно прошел дальше, небрежно помахивая тростью.
Никто не посмел загородить ему дорогу, пока он не поднялся на первый этаж и не оказался в главном холле, где его окликнул встревоженный лакей.
– Просто зашел проведать своего деда, – с небрежной уверенностью кинул ему Трев. – Можете не провожать меня, старина, дорогу я знаю.
Действительно, когда в детстве родители вместе с ним приезжали в Лондон, то всегда останавливались в доме деда. Не желая терпеть присутствие жены сына, которую он презрительно называл «чужестранкой», и рожденного ею «ублюдка», граф немедленно уезжал из дома, но Трев помнил, какие именно комнаты занимал дед.
Трев должен был бы уже тогда возненавидеть деда, но граф был лишь непонятным темным облачком на ясном небосклоне его юности, и он совершенно о нем не думал, окруженный любовью и заботой своих родителей.
Небрежно насвистывая, Трев поднимался на второй этаж. За эти годы в доме ничего не изменилось, если не считать того, что и мебель и все убранство одряхлели, как и их хозяин. Идя по коридору, он слышал за спиной тяжелые шаги дворецкого, поднимавшегося следом за ним по лестнице. Слуги уже, наверное, послали за констеблем, но Трев не собирался здесь долго задерживаться.
Он распахнул высокие двойные двери, ведущие к покоям графа, и пересек гостиную. Разжигавшая камин горничная от страха рассыпала щепки. Его опередил плотного сложения лакей в парике и поспешил преградить ему путь с поднятой кочергой. Трев взмахнул тростью, кивнул горничной и, бросив на кочергу многозначительный взгляд, обошел лакея.
– Сэр, я настаиваю, чтобы вы ушли:
– Пошел вон, Джонси! – Трев помнил его имя еще c юности. – Мне нужно только увидеть, жив ли дед или здесь прячут его труп, а тем временем поверенные растаскивают его имущество.
Не желая испугать графа до смерти, он осторожно приоткрыл дверь спальни. Его брови подскочили от удивления, когда Трев увидел графа, сидящего в кровати и обложенного подушками, тогда как камердинер кормил его с ложечки жидкой овсяной кашей. Лысая голова деда блестела, как кегельный шар, а когда-то полное лицо стало худым, щеки обвисли, утратив былую внушительность, но выражение его было по-прежнему брезгливым и высокомерным.
При виде Трева граф что-то возмущенно залопотал, брызгаясь кашей и колотя высохшим кулачком по одеялу. Но было ясно, что он не может встать и выгнать непрошеного гостя. Треву приходилось видеть людей, сраженных ударом, так что симптомы были ему знакомы. Шансы, что его дед когда-нибудь снова сможет ходить, были слабыми, но все же были. Точно также, как когда-то он не испытывал к графу ненависти, так и сейчас не чувствовал к нему жалости.
– Доброе утро, дедушка, – весело сказал он. – Рад видеть, что вы уже оправились. Куда приятнее, когда твой противник находится в сознании. Я подумал, что стоит дать вам знать, что ваши поверенные не занимаются делами Лоренса и его вдове грозит голодная смерть. Вам ведь это не нужно, верно? Тем более что она может родить вам наследника.
Старый граф дернулся и снова беспомощно потряс кулаком.
– Он меня понимает? – осведомился Трев у замершего от страха камердинера. – Не хотелось бы понапрасну тратить слова.
– Он понимает… сэр, – настороженно ответил тот.
– Вот и хорошо. – Трев отвесил официальный поклон. – Я сам выйду из дома. А вы, милорд, поскорее поправляйтесь. Нам с вами предстоит многое обсудить.
Круто повернувшись, Трев решительно зашагал прочь, минуя Джонси и перепуганную насмерть горничную, и оказался в коридоре, где его поджидали вооруженные кухонными ножами и канделябрами лакеи, подбадривая друг друга.
– Сейчас я ухожу, – обманчиво дружелюбно сказал им Трев. – А в следующий раз вам, пожалуй, придется впустить меня через парадный вход.
«Черта с два они меня впустят, – с горечью подумал он, – во всяком случае, пока жив старик». Им приходилось защищать свое положение, и он им не завидовал.
Расстроенный и злой, Трев быстро спустился на улицу. Упорное предубеждение, настроившее графа против Трева и матери, не одному человеку испортило жизнь. Трев подумал, не лучше ли ему вернуться на Ямайку, где жила семья его матери. Но если у Мелинды родится не сын, а дочь, поверенные графа в конце концов найдут какого-нибудь дальнего родственника, чтобы объявить его наследником. Поскольку Мелинда была бесприданницей, это означало, что ее с детьми попросту выгонят из дома, который оставил жене Лоренс. Если она не родит наследника, дед вполне способен на такой шаг.
Трев не мог подвести Лоренса и считал себя обязанным заботиться о его семье, в противном случае душа его не будет знать покоя. Так уж он устроен. И если ему придется сражаться с графом, со всеми его поверенными и даже с самим парламентом, чтобы обеспечить семье Лоренса надлежащее ей положение, что ж, он готов. Да, Трев надеялся по возвращении в Англию зажить тихо и спокойно, но общество первым бросило ему вызов, а он был не из тех, кто уклоняется от перчатки.
Погруженный в свои мрачные мысли и ничего вокруг не замечая, Трев стремительно шагал по улице, и люди поспешно расступались перед ним. Возможно, именно от деда ему передалась эта манера сурово хмуриться, которая способна была привести в ужас самого черта.
Тем временем на улицах стало гораздо оживленнее. По булыжнику с грохотом катили свои тележки булочники и молочницы, кухарки спешили на рынок за продуктами. От запаха жареного бекона у Трева проснулся аппетит. Он наспех перекусил в гостинице. Однако это было совсем не то, что проснуться в собственной постели, встретив утро за завтраком и просматриванием свежих газет, а днем отобедать с семьей.
Уютной семейной жизни Трев жаждал гораздо больше, чем пищи, но это был застарелый голод, который терзал его почти два десятка лет. Он потерпит его еще несколько месяцев, пока не разберется со всеми делами.
Осень раскрасила листву деревьев в парке в золотые и багряные тона. Как он тосковал по этой смене сезонов, которую помнил с детства! Он остановился в парке и прислонился к могучему стволу кряжистого дуба, всей грудью вдыхая пряный свежий воздух, дожидаясь возвращения Мика.
Спустя немного времени к роскошному подъезду особняка герцога Мейнуаринга подкатили две кареты, и сразу вслед за этим на лестнице показались леди в шелковых платьях и кружевах.
В полной матроне с высокой напудренной прической он узнал герцогиню, которая усаживала своих дочерей в кареты. Среди них не было ни одной возраста и роста Люсинды. Как и говорили, все девушки были белокурыми и кудрявыми, хотя у одной, самой младшей на вид, спадавшие на спину волосы были гладкими.
Трев надеялся, что Мику удалось что-нибудь узнать о пропавшей дочери герцога, потому что сам он не в силах был определить, нет ли среди весело щебечущих красивых девушек, в облаке кружев исчезающих одна за другой в глубине экипажей, той, которую он искал. У него просто голова пошла кругом, и ему показалось, что их слишком много, хотя он старательно сосчитал их в самом начале и знал, что их всего-навсего шесть.
Он безуспешно пытался представить себе среди них Люси. Во-первых, у нее волосы были рыжими, что сразу бы выделило ее. Во-вторых, она двигалась спокойно и грациозно, что также отличало ее от этих подвижных и шумных девиц. И ведь она пригласила его в свой дом, чего никогда бы не позволила себе благовоспитанная дочь герцога. Нет, конечно, Люси не могла быть исчезнувшей художницей.
Не успели отъехать кареты, как из переулка показался Мик и перешел улицу.
– Ну? – нетерпеливо спросил Трев, поворачивая в сторону гостиницы.
– Домой она так и не вернулась, но, похоже, здесь никто не находит в этом ничего особенного. Вообще мне показалось, что в этой семейке все женщины какие-то странные, и они все друг за другом присматривают. У них целая куча родственников – и старых и молодых. Так что она может быть у кого угодно.
Но не мог же Трев разорваться на части? Ему важнее найти Лоренса, чем пропавшую леди.
– Я могу нанять человека, который наведет справки в домах всех ее родственников, – вслух подумал он.
– Ну, на это вам понадобится не один месяц, потому как одна из ее кузин живет в Шотландии, вторая приезжает из Бата, а еще у одной поместье совсем рядом с вами, в Суссексе. Пойди найди их, если только они не повыходили замуж за влиятельных джентльменов. К этой семейке так просто не подъедешь!
Значит, одна кузина живет в Суссексе рядом с рыжей художницей. Он решил поразмыслить над этим позднее.
– Ты еще что-то узнал? – Трев почувствовал какое-то сомнение в голосе Мика.
Мик помолчал, затем с брезгливым видом, как будто случайно проглотил лягушку, мрачно добавил:
– Говорят, они все колдуньи.
Трев так громко ахнул, что на него обернулись прохожие.
– Колдуньи? Подумать только, Британская империя завоевала целых семь морей, а ее жители по-прежнему верят в колдуний? Господи, да ты сам-то видел этих девушек? Они же все до единой настоящие белокурые эльфы, которые растают, стоит только брызнуть на них дождю. Колдуньи! – Давно ему не приходилось слышать подобной глупости, и он разразился хохотом, несмотря на рассерженный вид Мика.
– Ну а по мне, люди не врут, – проворчал Мик. – Говорит, та самая леди, которая пропала, написала покойного принца в гробу еще до его смерти, а потом принца Чарли с окровавленными руками перед тем, как он напал на Шотландию. И есть еще более поразительные вещи. И здешние парни в это верят.
– Конечно, верят, – искренне согласился Трев. – Это своего рода защита, которую используют умные женщины. Ведь они не владеют оружием, так что стоит убедить окружающих, что им свойственны какие-то чары, которых нет у других, и все станут их уважать и держаться от них подальше!
– Верно, только это не объясняет картины, – упрямо возразил Мик. – Они показывают вещи, которые она не могла знать, – например, детей, которые еще не родились.
Трев остановился и упер в Мика свою трость.
– Значит, ты думаешь, что леди Люсинда изобразила меня в Англии во время смерти моего кузена, когда ты сам знаешь, что меня здесь не было?
Мик нахмурился:
– Это не значит, что она всегда права. Но ведь верно, что она нарисовала вас очень похоже, а сама между тем никогда не видела. По мне, так это очень даже странно!
В его словах был смысл. Кивнув, Трев пошел дальше. Черт возьми, действительно, как эта леди смогла так точно написать его портрет, вплоть до шрама на щеке?! Несомненно, в этом было что-то необъяснимое.
Но колдуньи? Трев усмехнулся и подумал, не зайти ли ему еще в пару кофеен, пока он ждет возвращения своего корабля. Вооруженный новыми сведениями, он смог бы навести разговор на интересующую его тему и узнать еще какие-нибудь сказки, а может, и более нужные сведения о леди Люсинде.
С отъездом сэра Тревельяна жизнь Синды стала спокойнее. Она постаралась изгнать из памяти все, что с ним было связано, и целиком погрузилась в работу.
Посматривая на спаниелей, уснувших на полу под потоками солнечного света, падавшими из высоких окон оранжереи, Синда боролась с искушением добавить сбоку розовое пятно. Как бы его оправдать? Как бы ей ни хотелось, она решила не изображать Черити на картине. Может, написать уголок розового платья, как намек, что в зелени оранжереи прячется ребенок…
Нет, не надо! Пусть будут только собаки, красивые стрельчатые окна и чугунные подставки для цветов, ничего больше! Еще Синда мечтала написать портрет виконтессы в Голубой гостиной, но и от этого отказалась. Сохрани Бог! Ведь виконтесса не выдержит, если рядом с ней вдруг появится изображение тела погибшего виконта, опутанного водорослями.
Услышав легкие детские шаги, Синда улыбнулась, радуясь возможности отвлечься. Когда Черити подошла ближе, девушка отошла в сторону, давая ребенку взглянуть на картину.
– О, я уже вижу хвост Дэвида! – воскликнула она, подпрыгнув от восторга. – А где же его нос?
– Он другого цвета, а я еще не смешала для этого краски. Сегодня я наношу только темно-коричневый и красно-коричневый цвета. – Синда указала кистью на крепко сжатую ручку девочки. – Чем это ты играешь?
Черити осмотрела игрушку, как будто забыла, что держит ее.
– Сэр Тревельян разрешил мне его взять. Здесь есть куколки, только они прямо крохотные.
Синда взяла у нее кусок слоновой кости и увидела искусно выгравированные по обеим сторонам маленькие фигурки. Резьба была очень сложной, но филигранной, должно быть, потребовала уйму времени. Очевидно, в резьбу были внесены чернила, чтобы лучше различать рисунок.
– А дядя Тревельян сказал тебе, где он это нашел?
Черити забрала у нее свою игрушку и стала внимательно разглядывать фигурки.
– Он сказал, что вот эта женщина очень похожа на мою тетю. Правда, красивая? – Она указала на изображение стройной женщины в ниспадающем до пола платье.
Похожа на ее тетю? Что это могло означать?
– Очень красивая. Постарайся не потерять и не повредить эту игрушку, она очень редкая и ценная.
– Приятно знать, что вы так думаете, – неожиданно произнес рядом мужской голос.
От неожиданности Синда вздрогнула всем телом.
– Сэр Тревельян!
Вместо привычной черной одежды сегодня он надел ярко-синий камзол поверх вышитого золотом жилета, в разрезе которого ослепительно сверкали кружева жабо, контрастно подчеркивая смуглый цвет его лица.
– Миссис Джонс! – ответил он с насмешливым огоньком в глазах, словно спрашивая, почему вдруг она обращается к нему так официально.
– Малышка, тебя спрашивала мама, – сказал он Черити. – А я привез тебе из Лондона маленький сюрприз. Почему бы тебе не сбегать наверх и не посмотреть, что это такое?
– Можешь поухаживать за этой горничной, – небрежно заметил Трев своему спутнику.
Внимательно взглянув на девушку, Мик пожал плечами:
– Для меня она слишком молода. Пойду лучше потолкую с ребятами, что работают на конюшне. Хотя вряд ли они что знают, если только леди не вернулась домой.
– Хоть бы это узнать, и то хорошо. Вчера в кофейне ни о чем похожем не судачили. – Трев нашел себе там укромный уголок, где никто не мог узнать его физиономию, и делал вид, что читает газету, прислушиваясь к болтовне завсегдатаев; но не уловил никаких упоминаний о леди Люсинде Малколм Пембрук. Либо это означало полное отсутствие интереса к ней, либо она уже дома, так что никаких оснований для разговоров не было.
– Значит, вы не хотите, чтобы я пошел с вами? – недовольно проворчал Мик.
– Конечно, нет! Если меня упекут в тюрьму, то лучше, чтобы ты оставался на свободе. – Трев угрюмо усмехнулся. – Ты знаешь, где найти моего поверенного.
– Не нравится мне все это, – решительно заявил Мик. – Лучше бы вы оставили в покое этого старого стервятника и занимались бы своими делами.
– Какими это делами? – поинтересовался Трев, пожимая плечами. – До тех пор пока весь Лондон считает меня убийцей, жену мне не найти, это ясно. И не могу же я купить себе другое поместье, когда у меня на руках имение Лоренса. Да и корабль мой еще не вернулся. Так что я вполне могу позволить себе развлечение и навестить старого хрыча.
Мик только хмыкнул. По сравнению с преследованием К захватом пиратских кораблей предстоявший его хозяину прорыв в дом графа действительно был детской забавой. Трев проследил, как Мик перешел дорогу и исчез в переулке, ведущем к конюшням, расположенным позади дома герцога. Слуги куда охотнее станут болтать с равным себе, чем с ним самим.
Помахивая тростью, он пошел дальше по улице, направляясь к дому своего деда. Это было недалеко, а времени у него было хоть отбавляй. Так что он вполне мог навести справки о здоровье графа.
Лондонский дом графа Лэнсдауна был далеко не таким внушительным, как герцогский особняк, но выделялся своей изысканной архитектурой даже на фоне окружавших его богатых домов. Трев знал, что их владельцы имели крупные загородные имения, а городские дома открывали только на время работы парламента.
По всем правам он должен был воспитываться и расти именно в этом фешенебельном районе Лондона и впоследствии вести здесь жизнь аристократа. А вместо этого еще мальчишкой он вынужден был служить жалким матросом, тяжким трудом пробиваясь к положению капитана. Впрочем, и свое первое каперское свидетельство он получил, едва достигнув возраста двадцати одного года, потому что мечтал отомстить графу. Трев сожалел не столько о потере богатства и титула, сколько об утрате семьи и друзей да о пережитых им жестоких страданиях, когда ему приходилось насмерть биться, отстаивая свое право на жизнь.
И он заставит деда заплатить за все это! Осмотрев фасад графского дома, Трев и здесь не заметил никаких признаков жизни. Что ж, остается надеяться, он прибыл в удачный момент, когда слуги уже разошлись по всему дому, занимаясь утренними делами. В первый раз он допустил ошибку, явившись к парадному входу, как и положено джентльмену.
Не заметив на улице ни души, Трев проскользнул к лестнице, которая привела его к расположенной в подвале кухне. Как он и ожидал, дверь уже была открыта, так как слуги то и дело ею пользовались. Он спустился на кухню, и повара и горничные в чепчиках испуганно уставились на него, но он уверенно прошел дальше, небрежно помахивая тростью.
Никто не посмел загородить ему дорогу, пока он не поднялся на первый этаж и не оказался в главном холле, где его окликнул встревоженный лакей.
– Просто зашел проведать своего деда, – с небрежной уверенностью кинул ему Трев. – Можете не провожать меня, старина, дорогу я знаю.
Действительно, когда в детстве родители вместе с ним приезжали в Лондон, то всегда останавливались в доме деда. Не желая терпеть присутствие жены сына, которую он презрительно называл «чужестранкой», и рожденного ею «ублюдка», граф немедленно уезжал из дома, но Трев помнил, какие именно комнаты занимал дед.
Трев должен был бы уже тогда возненавидеть деда, но граф был лишь непонятным темным облачком на ясном небосклоне его юности, и он совершенно о нем не думал, окруженный любовью и заботой своих родителей.
Небрежно насвистывая, Трев поднимался на второй этаж. За эти годы в доме ничего не изменилось, если не считать того, что и мебель и все убранство одряхлели, как и их хозяин. Идя по коридору, он слышал за спиной тяжелые шаги дворецкого, поднимавшегося следом за ним по лестнице. Слуги уже, наверное, послали за констеблем, но Трев не собирался здесь долго задерживаться.
Он распахнул высокие двойные двери, ведущие к покоям графа, и пересек гостиную. Разжигавшая камин горничная от страха рассыпала щепки. Его опередил плотного сложения лакей в парике и поспешил преградить ему путь с поднятой кочергой. Трев взмахнул тростью, кивнул горничной и, бросив на кочергу многозначительный взгляд, обошел лакея.
– Сэр, я настаиваю, чтобы вы ушли:
– Пошел вон, Джонси! – Трев помнил его имя еще c юности. – Мне нужно только увидеть, жив ли дед или здесь прячут его труп, а тем временем поверенные растаскивают его имущество.
Не желая испугать графа до смерти, он осторожно приоткрыл дверь спальни. Его брови подскочили от удивления, когда Трев увидел графа, сидящего в кровати и обложенного подушками, тогда как камердинер кормил его с ложечки жидкой овсяной кашей. Лысая голова деда блестела, как кегельный шар, а когда-то полное лицо стало худым, щеки обвисли, утратив былую внушительность, но выражение его было по-прежнему брезгливым и высокомерным.
При виде Трева граф что-то возмущенно залопотал, брызгаясь кашей и колотя высохшим кулачком по одеялу. Но было ясно, что он не может встать и выгнать непрошеного гостя. Треву приходилось видеть людей, сраженных ударом, так что симптомы были ему знакомы. Шансы, что его дед когда-нибудь снова сможет ходить, были слабыми, но все же были. Точно также, как когда-то он не испытывал к графу ненависти, так и сейчас не чувствовал к нему жалости.
– Доброе утро, дедушка, – весело сказал он. – Рад видеть, что вы уже оправились. Куда приятнее, когда твой противник находится в сознании. Я подумал, что стоит дать вам знать, что ваши поверенные не занимаются делами Лоренса и его вдове грозит голодная смерть. Вам ведь это не нужно, верно? Тем более что она может родить вам наследника.
Старый граф дернулся и снова беспомощно потряс кулаком.
– Он меня понимает? – осведомился Трев у замершего от страха камердинера. – Не хотелось бы понапрасну тратить слова.
– Он понимает… сэр, – настороженно ответил тот.
– Вот и хорошо. – Трев отвесил официальный поклон. – Я сам выйду из дома. А вы, милорд, поскорее поправляйтесь. Нам с вами предстоит многое обсудить.
Круто повернувшись, Трев решительно зашагал прочь, минуя Джонси и перепуганную насмерть горничную, и оказался в коридоре, где его поджидали вооруженные кухонными ножами и канделябрами лакеи, подбадривая друг друга.
– Сейчас я ухожу, – обманчиво дружелюбно сказал им Трев. – А в следующий раз вам, пожалуй, придется впустить меня через парадный вход.
«Черта с два они меня впустят, – с горечью подумал он, – во всяком случае, пока жив старик». Им приходилось защищать свое положение, и он им не завидовал.
Расстроенный и злой, Трев быстро спустился на улицу. Упорное предубеждение, настроившее графа против Трева и матери, не одному человеку испортило жизнь. Трев подумал, не лучше ли ему вернуться на Ямайку, где жила семья его матери. Но если у Мелинды родится не сын, а дочь, поверенные графа в конце концов найдут какого-нибудь дальнего родственника, чтобы объявить его наследником. Поскольку Мелинда была бесприданницей, это означало, что ее с детьми попросту выгонят из дома, который оставил жене Лоренс. Если она не родит наследника, дед вполне способен на такой шаг.
Трев не мог подвести Лоренса и считал себя обязанным заботиться о его семье, в противном случае душа его не будет знать покоя. Так уж он устроен. И если ему придется сражаться с графом, со всеми его поверенными и даже с самим парламентом, чтобы обеспечить семье Лоренса надлежащее ей положение, что ж, он готов. Да, Трев надеялся по возвращении в Англию зажить тихо и спокойно, но общество первым бросило ему вызов, а он был не из тех, кто уклоняется от перчатки.
Погруженный в свои мрачные мысли и ничего вокруг не замечая, Трев стремительно шагал по улице, и люди поспешно расступались перед ним. Возможно, именно от деда ему передалась эта манера сурово хмуриться, которая способна была привести в ужас самого черта.
Тем временем на улицах стало гораздо оживленнее. По булыжнику с грохотом катили свои тележки булочники и молочницы, кухарки спешили на рынок за продуктами. От запаха жареного бекона у Трева проснулся аппетит. Он наспех перекусил в гостинице. Однако это было совсем не то, что проснуться в собственной постели, встретив утро за завтраком и просматриванием свежих газет, а днем отобедать с семьей.
Уютной семейной жизни Трев жаждал гораздо больше, чем пищи, но это был застарелый голод, который терзал его почти два десятка лет. Он потерпит его еще несколько месяцев, пока не разберется со всеми делами.
Осень раскрасила листву деревьев в парке в золотые и багряные тона. Как он тосковал по этой смене сезонов, которую помнил с детства! Он остановился в парке и прислонился к могучему стволу кряжистого дуба, всей грудью вдыхая пряный свежий воздух, дожидаясь возвращения Мика.
Спустя немного времени к роскошному подъезду особняка герцога Мейнуаринга подкатили две кареты, и сразу вслед за этим на лестнице показались леди в шелковых платьях и кружевах.
В полной матроне с высокой напудренной прической он узнал герцогиню, которая усаживала своих дочерей в кареты. Среди них не было ни одной возраста и роста Люсинды. Как и говорили, все девушки были белокурыми и кудрявыми, хотя у одной, самой младшей на вид, спадавшие на спину волосы были гладкими.
Трев надеялся, что Мику удалось что-нибудь узнать о пропавшей дочери герцога, потому что сам он не в силах был определить, нет ли среди весело щебечущих красивых девушек, в облаке кружев исчезающих одна за другой в глубине экипажей, той, которую он искал. У него просто голова пошла кругом, и ему показалось, что их слишком много, хотя он старательно сосчитал их в самом начале и знал, что их всего-навсего шесть.
Он безуспешно пытался представить себе среди них Люси. Во-первых, у нее волосы были рыжими, что сразу бы выделило ее. Во-вторых, она двигалась спокойно и грациозно, что также отличало ее от этих подвижных и шумных девиц. И ведь она пригласила его в свой дом, чего никогда бы не позволила себе благовоспитанная дочь герцога. Нет, конечно, Люси не могла быть исчезнувшей художницей.
Не успели отъехать кареты, как из переулка показался Мик и перешел улицу.
– Ну? – нетерпеливо спросил Трев, поворачивая в сторону гостиницы.
– Домой она так и не вернулась, но, похоже, здесь никто не находит в этом ничего особенного. Вообще мне показалось, что в этой семейке все женщины какие-то странные, и они все друг за другом присматривают. У них целая куча родственников – и старых и молодых. Так что она может быть у кого угодно.
Но не мог же Трев разорваться на части? Ему важнее найти Лоренса, чем пропавшую леди.
– Я могу нанять человека, который наведет справки в домах всех ее родственников, – вслух подумал он.
– Ну, на это вам понадобится не один месяц, потому как одна из ее кузин живет в Шотландии, вторая приезжает из Бата, а еще у одной поместье совсем рядом с вами, в Суссексе. Пойди найди их, если только они не повыходили замуж за влиятельных джентльменов. К этой семейке так просто не подъедешь!
Значит, одна кузина живет в Суссексе рядом с рыжей художницей. Он решил поразмыслить над этим позднее.
– Ты еще что-то узнал? – Трев почувствовал какое-то сомнение в голосе Мика.
Мик помолчал, затем с брезгливым видом, как будто случайно проглотил лягушку, мрачно добавил:
– Говорят, они все колдуньи.
Трев так громко ахнул, что на него обернулись прохожие.
– Колдуньи? Подумать только, Британская империя завоевала целых семь морей, а ее жители по-прежнему верят в колдуний? Господи, да ты сам-то видел этих девушек? Они же все до единой настоящие белокурые эльфы, которые растают, стоит только брызнуть на них дождю. Колдуньи! – Давно ему не приходилось слышать подобной глупости, и он разразился хохотом, несмотря на рассерженный вид Мика.
– Ну а по мне, люди не врут, – проворчал Мик. – Говорит, та самая леди, которая пропала, написала покойного принца в гробу еще до его смерти, а потом принца Чарли с окровавленными руками перед тем, как он напал на Шотландию. И есть еще более поразительные вещи. И здешние парни в это верят.
– Конечно, верят, – искренне согласился Трев. – Это своего рода защита, которую используют умные женщины. Ведь они не владеют оружием, так что стоит убедить окружающих, что им свойственны какие-то чары, которых нет у других, и все станут их уважать и держаться от них подальше!
– Верно, только это не объясняет картины, – упрямо возразил Мик. – Они показывают вещи, которые она не могла знать, – например, детей, которые еще не родились.
Трев остановился и упер в Мика свою трость.
– Значит, ты думаешь, что леди Люсинда изобразила меня в Англии во время смерти моего кузена, когда ты сам знаешь, что меня здесь не было?
Мик нахмурился:
– Это не значит, что она всегда права. Но ведь верно, что она нарисовала вас очень похоже, а сама между тем никогда не видела. По мне, так это очень даже странно!
В его словах был смысл. Кивнув, Трев пошел дальше. Черт возьми, действительно, как эта леди смогла так точно написать его портрет, вплоть до шрама на щеке?! Несомненно, в этом было что-то необъяснимое.
Но колдуньи? Трев усмехнулся и подумал, не зайти ли ему еще в пару кофеен, пока он ждет возвращения своего корабля. Вооруженный новыми сведениями, он смог бы навести разговор на интересующую его тему и узнать еще какие-нибудь сказки, а может, и более нужные сведения о леди Люсинде.
С отъездом сэра Тревельяна жизнь Синды стала спокойнее. Она постаралась изгнать из памяти все, что с ним было связано, и целиком погрузилась в работу.
Посматривая на спаниелей, уснувших на полу под потоками солнечного света, падавшими из высоких окон оранжереи, Синда боролась с искушением добавить сбоку розовое пятно. Как бы его оправдать? Как бы ей ни хотелось, она решила не изображать Черити на картине. Может, написать уголок розового платья, как намек, что в зелени оранжереи прячется ребенок…
Нет, не надо! Пусть будут только собаки, красивые стрельчатые окна и чугунные подставки для цветов, ничего больше! Еще Синда мечтала написать портрет виконтессы в Голубой гостиной, но и от этого отказалась. Сохрани Бог! Ведь виконтесса не выдержит, если рядом с ней вдруг появится изображение тела погибшего виконта, опутанного водорослями.
Услышав легкие детские шаги, Синда улыбнулась, радуясь возможности отвлечься. Когда Черити подошла ближе, девушка отошла в сторону, давая ребенку взглянуть на картину.
– О, я уже вижу хвост Дэвида! – воскликнула она, подпрыгнув от восторга. – А где же его нос?
– Он другого цвета, а я еще не смешала для этого краски. Сегодня я наношу только темно-коричневый и красно-коричневый цвета. – Синда указала кистью на крепко сжатую ручку девочки. – Чем это ты играешь?
Черити осмотрела игрушку, как будто забыла, что держит ее.
– Сэр Тревельян разрешил мне его взять. Здесь есть куколки, только они прямо крохотные.
Синда взяла у нее кусок слоновой кости и увидела искусно выгравированные по обеим сторонам маленькие фигурки. Резьба была очень сложной, но филигранной, должно быть, потребовала уйму времени. Очевидно, в резьбу были внесены чернила, чтобы лучше различать рисунок.
– А дядя Тревельян сказал тебе, где он это нашел?
Черити забрала у нее свою игрушку и стала внимательно разглядывать фигурки.
– Он сказал, что вот эта женщина очень похожа на мою тетю. Правда, красивая? – Она указала на изображение стройной женщины в ниспадающем до пола платье.
Похожа на ее тетю? Что это могло означать?
– Очень красивая. Постарайся не потерять и не повредить эту игрушку, она очень редкая и ценная.
– Приятно знать, что вы так думаете, – неожиданно произнес рядом мужской голос.
От неожиданности Синда вздрогнула всем телом.
– Сэр Тревельян!
Вместо привычной черной одежды сегодня он надел ярко-синий камзол поверх вышитого золотом жилета, в разрезе которого ослепительно сверкали кружева жабо, контрастно подчеркивая смуглый цвет его лица.
– Миссис Джонс! – ответил он с насмешливым огоньком в глазах, словно спрашивая, почему вдруг она обращается к нему так официально.
– Малышка, тебя спрашивала мама, – сказал он Черити. – А я привез тебе из Лондона маленький сюрприз. Почему бы тебе не сбегать наверх и не посмотреть, что это такое?