Рединг Жаклин. Искушая судьбу

   — Не желаете ли чашечку чаю, мистер Кроу? — спросила Мара, наливая себе чашку.
   — Благодарю вас, миледи. Это было бы замечательно.
   Наклонившись вперед, чтобы передать ему чашку, Мара почувствовала исходящий от него слабый запах бренди. Неудивительно, что он только что заявился на работу. Слишком был занят дегустацией бренди, купленного на ворованные деньги. Мара вновь поудобней устроилась в кресле.
   — Как долго вы служите у его светлости? — спросила она, ничем не выдавая своих подозрений.
   — С тех пор как новый лорд Сент-Обин прибыл в Кулхевен. Его дядя Джеймс привез меня с собой, когда в пятьдесят четвертом году вступил во владение поместьем.
   Мара кивнула:
   — Вам нравится ваше место, мистер Кроу?
   Хорас отпил глоток чаю и, слегка прищурившись, поставил чашку на блюдце.
   — Да, оно мне нравится. А разве что-нибудь не так, миледи?
   — Нет-нет. Просто я в Кулхевене новый человек, хочу поближе познакомиться с его обитателями и собралась поговорить с каждым по очереди. Просто, мистер Кроу, когда я заметила, что ваше жалование не повышалось с той поры, как вы прибыли сюда, то подумала, что это может вызывать у вас недовольство.
   — Видите ли, для того чтобы владения начали приносить заметный доход, понадобится некоторое время, и я уверен, что, когда его светлость добьется процветания своих, владений, он будет платить нам больше. Я согласен подождать.
   Мара кивнула, подумав, однако, про себя, что, если оставить все по-прежнему и он будет продолжать свое воровство, им придется долго ждать, пока Кулхевен начнет приносить доход.
   — Ваша преданность весьма похвальна, мистер Кроу.
   Не заметив прозвучавшего в ее словах сарказма, Хорас самодовольно надулся.
   — Я всегда верил в то, что главное — честно делать свое дело и уметь находить хорошее даже в плохом. К тому же сейчас вообще плохо с работой — война, видите ли, и все прочее. Поэтому я понимаю, что это место — большая удача для меня.
   — О да, в этом не может быть никакого сомнения.
   На этот раз, почувствовав в ее тоне несомненную насмешку, он тревожно посмотрел на нее.
   Мара продолжила:
   — Я вижу, вы принесли с собой ваш гроссбух.
   — Да, — ответил Хорас, доставая его из-под своего стула. — Я не знал, для чего вы меня вызываете, и подумал, что он может понадобиться.
   — Ну что ж, хотя я и не собиралась просматривать счета, но уж если вы принесли их, полагаю, что мне не помешает взглянуть на них.
   Лицо Хораса слегка порозовело.
   — Вам, вероятно, будет немного сложно разобраться в них, все-таки вы женщина.
   Мгновенно поняв, что несколько забылся, он быстро поправился:
   — Я не имел в виду ничего плохого, миледи.
   Мара любезно улыбнулась:
   — Я в этом уверена, мистер Кроу.
   — Просто я хотел сказать, что большинство женщин не очень хорошо, разбивается в цифрах.
   Надев очки Арабеллы, Мара потянулась за книгой.
   — Видите ли, я получила некоторое образование, так что цифры для меня не совсем в диковину. Просто, стараясь ознакомиться со всеми делами поместья, я хочу получить представление о том, в чем заключаются ваши обязанности.
   Она открыла гроссбух на первой странице и сделала вид, что читает.
   — Вы ведете записи очень аккуратно, и у вас хороший почерк.
   — Благодарю за добрые слова, миледи!
   Мара задержалась на одной наиболее заметной ошибке.
   — О, мистер Кроу, мне кажется, что здесь не правильно подсчитана сумма. — Она показала где-. — Хотя, будучи женщиной, не привыкшей к цифрам, я не слишком уверена в этом. Не будете ли вы так добры и не проверите ли для меня результат?
   «Мистер Кроу нервно сглотнул и наклонился над книгой. Она ясно могла прочитать его мысли. Он пытался решить, стоит ли ему признать свою ошибку или рискнуть сказать ей, что она ошиблась в расчетах. Наконец, после некоторого промедления, он сел снова на стул.
   — Да, миледи, вы правы. Я, видимо, перепутал шестерку с девяткой и, если хотите, могу исправить цифры и указать точную сумму. — Он глуповато улыбнулся. — Извините за эту ошибку, миледи. Я стараюсь работать как можно лучше.
   — Большего Мы не в праве от вас требовать, мистер Кроу, — сказала Мара. Она снова взялась за гроссбух и перелистала несколько страниц. — Я уверена, что новый хозяин оценит ваши старания.
   — Новый хозяин?
   Мара взглянула на него поверх очков:
   — Да. Видите ли, мы больше не нуждаемся в ваших услугах. Потрудитесь освободить занимаемое вами помещение к ужину, мистер Кроу, и прошу вас взять с собой только то, с чем вы сюда приехали. Я, конечно, не рассчитываю на то, что у вас остались все украденные вами деньги, но перед отъездом вы отдадите мне все, что у вас осталось.
   Прежде чем он смог что-нибудь ответить, она позвонила в стоявший на столе маленький серебряный колокольчик.
   — Мистер Шипли, мистер Кроу сегодня, кажется, покидает Кулхевен. Проследите, пожалуйста, чтобы Пудж довез его до ближайшего города и высадил там.
   И проследите затем, чтобы Крамб, кузнец, проводил мистера Кроу на его квартиру. Он может забрать с собой только то, что принадлежит ему лично.
   — Слушаюсь, миледи.
   — И вот еще что, — она повернулась к Хорасу Кроу, — если вы не вернете каждый оставшийся у вас пенс, будьте уверены в том, что предстанете перед магистратом по обвинению в воровстве. Воров они обычно вешают, мистер Кроу, так что подумайте об этом «хорошенько, когда будете упаковывать свои вещи.
   Хорас открыл было рот, чтобы возразить, но передумал и, потупившись, сказал:
   — Да, миледи.
   — Я точно знаю, сколько вы взяли, потому что, как видите, хотя я и женщина, все же, вопреки вашим понятиям, достаточно хорошо разбираюсь в цифрах, так что не думайте попробовать улизнуть с деньгами. Я уверена, когда для вас все уже будет позади, вы поймете, что еще легко отделались.
   Питер Шипли и кузнец Крамб, гигант выше шести футов ростом, с руками, похожими на стволы деревьев, ожидали в дверях.
   — Извините за то, что не смогу рекомендовать вас вашему новому хозяину, но, принимая во внимание все обстоятельства, надеюсь, что вы меня поймете. Прощайте, мистер Кроу.
   Мара поднялась с кресла и смотрела, как Хорас Кроу повернулся и подошел к ожидающему его Крамбу.
   Гигант схватил управляющего за плечо и выпихнул его перед собой в коридор. Когда они ушли, вошел Питер Шипли и предложил ей чашку свежего чая.
   — Хорошо, что вы от него избавились, — сказал он. — Я не доверял ему с первой встречи. Вы поступили очень правильно, миледи, очень правильно. Уверен, что его светлость будет рад, что вы избавили Кулхевен от этого разбойника.
   Мара улыбнулась:
   — Надеюсь, что так.
   — Вы сказали, что хотите поговорить со мной еще о чем-то, миледи?
   — Да. — Мара вернулась к столу и взяла листок, который только что заполнила. — Здесь написаны имена каждого из жителей деревни. Против каждого имени стоит сумма. Когда мы получим обратно от мистера Кроу украденные деньги, я хочу, чтобы каждый из них получил причитающиеся ему деньги.
   — Но, миледи…
   — Кроме того, — продолжила она, вынимая из стола другой документ, — его светлость дал мне разрешение отделать замок по моему усмотрению. Вот вам еще один список, где против каждой фамилии написано, чем он занимается. Я хочу нанять их на работы по ремонту замка.
   — Но, миледи, мы можем нанять кого нужно в Дублине.
   — Я знаю, мистер Шипли. Но скажите, почему мы должны идти на дополнительные расходы и получать что-то из Дублина, когда можем найти это же самое за полцены здесь? Это послужит сразу двум целям. Во-первых, отказавшись приглашать людей из Дублина, которым нужно два дня на одну дорогу, мы сэкономим деньги, а во-вторых, предложив работу местным жителям, мы этим поможем им. Никак не могу понять, зачем нам тратить деньги и везти из Дублина такие простые вещи, как, — в поисках примера она заглянула в листок, — как, например, свечи, которые с таким же успехом можно делать в деревне, и, может быть, даже лучшего качества. Разве в этом нет смысла, мистер Шипли?
   Дворецкий казался озадаченным.
   — Конечно, миледи, но его светлость всегда посылал за всем необходимым в Дублин. Я полагаю, что существует какой-то запрет помогать ирландцам.
   — Чепуха. А потом, подумайте, как удивится его светлость, когда вернется и увидит, что мы успели сделать. У нас не так уж много времени, мистер Шипли.
   Его светлость вернется через четыре дня. Мы должны показать ему, что так получается гораздо лучше. Вы хотите помочь мне, мистер Шипли?
   — Да, конечно, миледи. Я весь к вашим услугам.
   — Отлично. — Мара протянула ему листки и направилась к двери. — Попросите миссис Денбери помочь вам с этими списками. А я пока съезжу в деревню, чтобы поговорить с людьми. Попросите Дейви сопровождать меня, поскольку Пудж должен отвезти из Кулхевена мистера Кроу. Я спущусь вниз через четверть часа. Благодарю вас еще раз, мистер Шипли.
   И она, как вихрь, который спускается иногда с гор, сметая все на своем пути, исчезла за дверью.
   Питеру Шипли, потрясенному происшедшим, оставалось только посмотреть ей вслед.
 
   — Спасибо, Симус Чандлер, надеюсь, ты без особого труда сможешь изготовить нужное количество свечей к концу недели.
   — Конечно, миледи, я смогу. — Седовласый человек с благодарностью кивнул ей и вытер руки о рабочий фартук. — Не стоит беспокоиться.
   Мара улыбнулась и надела перчатки для верховой езды.
   — Прекрасно. И будьте уверены в том, что с этих пор вы будете продолжать делать свечи. Для освещения такого большого дома, как Кулхевен, свечей нужно много. Нам понадобятся от вас постоянные поставки.
   — Я уверен, что вы останетесь довольны, миледи.
   Но на вашем месте я не употреблял бы эти фитили. У меня есть специальный рецепт, который мне передал дед. Я еще добавляю туда цветы лаванды. Горит дольше и пахнет, как цветущий луг. Ими пользовался еще прежний лорд Кулхевена, пока не пришел этот злодей Кромвель… — Симус запнулся и, сообразив, что проклинает крестного отца стоящей перед ним леди, произнес:
   — Извините, миледи, я не хотел сказать ничего плохого.
   Мара улыбнулась:
   — Все нормально, Синус, война — страшная и. жестокая вещь. Изготовьте свечи по своему рецепту.
   Я люблю запах лаванды. В конце недели я пришлю к вам одного из лакеев, чтобы забрать свечи и заплатить за вашу превосходную работу. До свидания, мистер Симус.
   Глядя вслед новой леди Кулхевена, направляющейся к следующему жителю деревни, Симус вытер набежавшую слезу.
 
   К тому времени как Мара, уже на закате, вернулась в замок, она предложила работу каждому трудоспособному жителю деревушки — работу, которой они не видели со времен прихода Кромвеля. Из украденных Хорасом Кроу денег она получила даже больше, чем рассчитывала, что позволило ей вернуть часть туда, где положено им было быть, — в сундуки Кулхевена. Это должно было еще больше порадовать Адриана.
   В Кулхевене было оживленно — каждая деревенская семья получила на ужин из замковой коптильни по окороку, и сейчас, стоя перед открытым окном в кабинете Адриана, Мара чувствовала, что наконец-то она кое-что сделала.
   Она надеялась, что и Адриан будет доволен тем, что она сделала. Да и почему бы ему быть недовольным, если это не стоило ему ни единого пенса? Да и разве можно было бы придумать лучшее применение деньгам, столь длительное время попадавшим в карман Хорасу Кроу, как не оказание помощи жителям деревни — той помощи, в которой они крайне нуждались? Больше они не будут голодать, у них появится работа, а в результате это приведет к расцвету Кулхевена.
   Разве сможет он сказать что-нибудь против этого?
   Мара отвернулась от окна, и ей в глаза бросился лежавший на столе Адриана чистый пергамент. Весь этот день она помнила, что должна попрактиковаться в его подписи, потому что осталось только два дня до того, как ей придется встретиться с Оуэном и передать ему поддельный приказ, но никак не могла заставить себя приступить к делу.
   Если бы можно было придумать что-нибудь и не отдавать Оуэну документ. Но она знала, что если не сделает этого, то потеряет все. Оуэн откроет, кто она такая и что сделала. И никогда не скажет, где ей отыскать кулхевенский гобелен. Все, что Мара собиралась сделать для жителей деревушки и для Кулхевена, никогда не осуществится.
   Она пыталась убедить себя в том, что не должна чувствовать себя виноватой. В конце концов, Адриан был врагом, люди, подобные ему, отняли у нее семью и дом. Но с каждым проходящим днем этот аргумент становился все менее действенным и весомым.
   Адриан показал себя правдивым и порядочным джентльменом, а совсем не тем жаждущим крови дьяволом, каким она представляла его себе, когда разрабатывала свой план. В последнее время он окружил ее заботой, беспокоился о ее здоровье и удобствах. Но, напомнила она самой себе, все это относилось не к ней, а к Арабелле или к той, кого он принимал за Арабеллу — юную английскую девушку, на которой, по его мнению, женился.
   К тому же, как она, ни пыталась доказать себе обратное, если говорить по-честному, она не могла не признаться в чувствах, которые он у нее вызвал. Время, проведенное с ним, навсегда останется в ее памяти, она и сейчас могла почти физически ощущать прикосновение его губ к своим и его горячей плоти, когда он вошел в нее и они стали как бы одним целым. Мара была настолько не готова к этим ощущениям, что при одном воспоминании о них у нее на ладонях выступил пот.
   Мара не желала признаваться себе в этом, но ей нравилось то, какой защищенной она чувствовала себя в его объятиях — как будто ничто в мире не может причинить ей вреда. Как ей хотелось, чтобы это действительно было так. Хотелось, чтобы они с Адрианом могли забыть про мир, окружающий Кулхевен, и продолжать жить в нем вместе… но при одном условии.
   Больше всего на свете Мара хотела бы рассказать ему, кто она такая на самом деле. Она устала прикидываться другой женщиной, устала скрывать свою настоящую личность, но прекрасно понимала, что это одно из тех желаний, которые никогда не осуществляются.
   В этой войне Адриан встал на сторону парламента и был противником ирландцев, а значит, и ее противником. И если он каким-либо образом обнаружит, что она не Арабелла Вентворт, крестница Оливера Кромвеля, а дочь человека, замок которого он захватил, не будет иметь значения, жена она ему или не жена — он добьется того, чтобы ее повесили.
   С другой стороны, Мара чувствовала, что время, отпущенное ей на то, чтобы сыграть роль Арабеллы, строго ограничено. Рано или поздно он узнает, что Арабелла не показывалась в Кулхевене. И она не могла уже продолжать настаивать, чтобы он тушил все свечи и задергивал занавеси каждый раз, когда посещает ее постель. Единственной ее надеждой было как можно скорее забеременеть. Будь она беременна, она могла бы рассчитывать на снисхождение и избежать петли палача. По крайней мере на какое-то время.
   Хотя сначала Мара рассчитывала использовать ребенка против Адриана, поставив его перед перспективой превратить собственного ребенка в такого же незаконнорожденного, каким его самого хотел сделать отец; сейчас она понимала, что не сможет поступить с ним подобным образом. Враг он или не враг, но он не заслуживает того, чтобы вновь пройти через боль своего детства.
   Кроме того, Мара чувствовала, что если родит ему ребенка, то он никогда не позволит причинить ей вреда, Как в противном случае он сможет объяснить ребенку свою причастность к гибели его матери?
   Мара закрыла глаза и помолилась про себя, чтобы в данный момент в ее чреве уже теплилась маленькая искорка жизни, хотя знала, что после единственной ночи с Адрианом шансы на это малы. Но надежда оставалась. Время. Все, что ей было нужно, — это время. И когда угроза, которую представлял собою Оуэн, исчезнет с ее горизонта, у нее появится достаточно времени, чтобы достичь своей цели.
   Просто ей нужно отделаться от Оуэна, и тогда можно будет продолжить задуманное.
   Мара посмотрела на лежащий на столе чистый лист пергамента, потом села, взяла перо и, прежде чем продолжить свои попытки, еще раз внимательно изучила подпись.
   Достопочтенный Адриан Август Росс, граф Сент-Обин.

Глава 20

   Потратив две ночи и исписав каракулями целую стопку бумаги, Мара наконец в совершенстве научилась подделывать подпись Адриана.
   Она, поставила гусиное перо в бронзовую подставку и, откинувшись в кресле, принялась изучать свое творение — только что написанный приказ об освобождении. Она сравнила подпись Сент-Обина, которую только что поставила внизу официально выглядевшего толстого листа пергамента, с подписью, которую дал ей в качестве образца Оуэн. Вряд ли кто-нибудь усомнился бы в подлинности подписи, написанной ею, — обе, казалось, были сделаны одной и той же рукой и не отличались друг от друга ничем, вплоть до небольшого завитка, украшающего верхнюю часть буквы «г» в слове «граф».
   Удовлетворенная тем, что подпись должна выдержать проверку, и убедившись в том, что чернила как следует высохли, Мара тщательно сложила приказ втрое и, засунув его в карман своего черного шерстяного плаща, направилась к двери. Она оставила волосы некрашеными и расправила рыжие локоны по спине своего черного костюма для верховой езды, решив, что, если кто-нибудь ее и увидит, ему будет гораздо легче поверить в то, что перед ним сама неуловимая Огненная Леди, чем гадать о том, куда в столь неурочный час направляется хозяйка замка.
   Очутившись в конюшне, она на ощупь прошла в кладовую за седлом Мунин. Это заняло у нее довольно много времени, и, затянув наконец подпругу, она взяла четыре мешка из-под зерна, которые захватила с собой.
   Надев их на копыта Мунин, перевязала их ремешками.
   С такой импровизированной «обувью» она теперь могла не опасаться, что кто-нибудь услышит цокот копыт по булыжному двору и заинтересуется, кто это может там скакать в столь поздний час.
   Когда Мара осторожно вывела «обутую» Мунин из стойла, на мостовой двора ее копыта издавали негромкий глухой звук. Отойдя от стен замка за пределы слышимости, она сняла мешки, воспользовавшись пеньком дерева, взобралась на седло и направилась к полуразрушенному коттеджу на встречу с Оуэном.
   Низко висящая в ночном небе луна светила ярко и хорошо освещала пастбища, по которым лежал ее путь.
   Где-то вдалеке послышалось троекратное уханье совы, вылетевшей в поисках мышей себе на ужин. Всю дорогу Мара внимательно прислушивалась и следила за чуткими ушами Мунин, боясь, что может оказаться не единственным всадником, появившимся здесь этой ночью.
   Довольно скоро она увидела стоявший невдалеке на склоне холма коттедж. Маленькое оконце было освещено слабым светом свечи. Подъехав поближе, Мара заметила трех лошадей, привязанных к сучковатому деревянному столбу возле коттеджа. Она слезла с лошади, привязала Мунин к стволу в тени деревьев и тихо направилась к дому.
   Подойдя к привязанным лошадям, Мара провела ладонью по крупу одной из них, могучего жеребца серой масти, под кожей которого играли крепкие мышцы.
   Кожа была горячей и влажной на ощупь, что говорило о том, что конь долго скакал и что посетители прибыли в коттедж только недавно. Сквозь отворенное окно был слышан приглушенный шум разговора. Слов разобрать было нельзя, но похоже было на то, что обсуждался какой-то важный вопрос.
   В коттедж вела старомодная одностворчатая дверь, приоткрытая настолько, что она смогла заглянуть внутрь. Вокруг грубого деревянного стола стояли трое мужчин и изучали какую-то большую карту. Одним из этих мужчин был Оуэн, который что-то показывал на карте. Рядом с ним стоял очень полный, грубый на вид человек с грязными светлыми волосами и очень большой, неряшливого вида бородой, покрывающей почти все его лицо. Третьего она почти не видела — он стоял к ней спиной.
   Мара шагнула в проем двери, и Оуэн, заметив движение, поднял голову.
   — А, вот наконец-то и она. Я уже начал думать, что ты не придешь. Но пока ты не подводила меня, надеюсь, не подвела и на этот раз. Принесла, что обещала?
   Мара начала доставать поддельный, приказ из кармана плаща.
   — А ты принес, что обещал мне?
   — Подожди минуту, — сказал Оуэн, покосившись на своих компаньонов. — Я поговорю с тобой об этом наедине. Джентльмены, вы, надеюсь, извините меня?
   Тут третий человек повернулся, и Мара вся похолодела. Его лицо, если не считать прорезей для глаз, было полностью скрыто под темной маской. Он молчал, но смотрел на нее очень пристально, и это тотчас же вызвало у нее беспокойство. Кто этот человек?
   Может, он житель деревни? Или, может быть, Рольф, шпион, выдающий себя за друга Адриана?
   Она стояла не настолько близко, чтобы прочесть выражение его глаз, и даже не имела возможности подойти поближе, потому что Оуэн схватил ее за руку и оттащил в сторону.
   Непонятно почему, но выражение, с которым смотрел на нее этот человек, пугало ее до мурашек по телу.
   — Можешь теперь отдать мне приказ, сестра, — сказал Оуэн, когда они отошли от остальных.
   Мара начала вытаскивать приказ из кармана плаща, собираясь его отдать ему. Но когда он потянулся, чтобы схватить пергамент, она отдернула руку.
   — А как насчет того, что ты мне обещал? Насчет гобелена?
   — Не шути со мной, Мара. Сначала я посмотрю приказ. Ты что, меня за дурака считаешь? Если он недостаточно хорош, чтобы сойти за настоящий, ты не получишь гобелена.
   Мара не доверяла ему, но другого выхода не было, и она неохотно отдала ему приказ.
   — Очень хорошо, сестра, — сказал Оуэн, просмотрев пергамент. — Ты зря тратишь свои способности на эту кучу камней, которую называют замком. Тебе надо было работать с нами. Но тут кое-чего не хватает.
   — Чего же? — Приказ был изготовлен безукоризненно. Если он задумал снова играть с ней в свои игры и откажется отдать гобелен теперь, после того как этот проклятый приказ написан, она задушит его собственными руками.
   — Ты забыла про печать. Печать Сент-Обина должна находиться внизу приказа. Иначе он не сможет сойти за подлинный.
   — А как же насчет гобелена, Оуэн? Я хочу, чтобы ты показал мне его и я знала, что он действительно у тебя.
   Оуэн улыбнулся, но в лунном свете улыбка выглядела как-то зловеще.
   — Что? Ты не доверяешь собственному брату? Гобелен у меня, но в данный момент я не имею его при себе.
   — Ты обещал, что принесешь его.
   Взгляд Оуэна потемнел.
   — А ты должна была достать печать Сент-Обина.
   — Я достану ее.
   — Вот когда достанешь, тогда и получишь гобелен. И ни на мгновение раньше. Так как Сент-Обин уехал из Кулхевена, тебе не составит особого труда сделать это.
   Приложи печать к документу и возвращайся завтра в полночь. Гобелен будет при мне, и тогда мы обменяемся.
   Мара пристально посмотрела на него:
   — Но это будет последняя услуга, которую я тебе окажу, Оуэн.
   Он довольно рассмеялся:
   — Конечно. После этого ты можешь забыть, что я вообще существую. Ты сможешь встретить мужа, не опасаясь больше быть раскрытой. И получишь свой бесценный кулхевенский гобелен. Поставь только печать и приходи завтра.
 
   В свою спальню Мара вернулась, когда было уже больше трех часов ночи. Она неохотно разбудила Сайму, чтобы та помогла ей покрасить к утру волосы, а потом долго лежала на кровати и, разглядывая искусно расшитые занавеси, размышляла над событиями этой ночи.
   Мара не могла уснуть и все старалась понять, окончилась ли наконец ее зависимость от Оуэна. Каждый раз, когда она выполняла очередное его опасное задание, он обещал, что оно будет последним, и все же каждый раз требовал от нее большего. Мара чувствовала себя кем-то вроде дрессированного медведя, которого еще ребенком видела на ярмарке в Паке. Медведь, прикованный цепью к дереву, вынужден был, когда требовалось, танцевать, чтобы не страдать от ударов тупого конца посоха поводыря. Но она понимала, что выбора у нее нет. Она должна была найти способ избавиться от этой зависимости, не подвергая себя риску быть раскрытой перед Адрианом и потерять всякую надежду вернуть себе Кулхевен.
   Но каким образом могла она этого достигнуть?
   Если бы она только могла что-нибудь придумать!
   Наконец, на рассвете, Мара отказалась от всякой попытки уснуть и поднялась со своей мягкой пуховой перины. От недосыпания и постоянно нависающей над ней угрозой, исходящей от Оуэна, настроение у нее было мрачное. Поэтому она решила принять предложение Саймы и после завтрака проехаться до деревни, чтобы проверить, как там продвигаются дела. Перемены к лучшему в жизни жителей могли приободрить ее, поэтому Мара попросила Дейви оседлать Мунин и села за завтрак, состоящий из чая и сладкого рулета.
   Не успела она еще сделать первый глоток черничного чая, как в дверях появился Питер Шипли.
   — Миледи, извините, что беспокою вас за завтраком, но внизу стоит отряд солдат, которые спрашивают его светлость. Когда я сказал, что его нет в имении, они захотели увидеться с вами.
   Солдаты? Сердце Мары забилось сильней.
   — Хорошо, мистер Шипли. Проводите их, пожалуйста, в гостиную. Я сейчас же выйду к ним.