Рединг Жаклин. Искушая судьбу

   Как раз тогда, когда она работала в доме Гринов, Оуэн и пришел к ней в первый раз, чтобы рассказать об Адриане, графе Сент-Обине, новом владельце Кулхевена. Именно там она впервые услышала об Арабелле и о том, что Адриан собирается жениться на ней. И именно там у нее впервые стал формироваться план возвращения в Кулхевен.
   Адриан взял ее за руку:
   — Мара, надвинь капюшон на голову. Мы возле дома одного из моих соратников, и никто из нас не должен быть узнан.
   Мара без возражений подчинилась и проследовала за ним в дверь дома, возле которого они остановились.
   В комнате, в которую они вошли, было темно, но она полагалась на Адриана. Он, должно быть, бывал здесь не раз, потому что прекрасно знал расположение помещений. Они прошли еще через две двери, поднялись по небольшой лестнице и остановились. Мара ничего не видела и крепко держалась за край плаща Адриана, понимая, что если потеряет его, то никогда не найдет отсюда выхода.
   Потом она услышала скрип дерева, и внезапно Адриан исчез. Сердце Мары бешено застучало, но она не рискнула позвать его, чтобы не поднять тревоги. Вдруг сильные руки схватили ее за талию, она почувствовала, что поднимается в воздух, и откуда-то снизу услышала его голос:
   — Хватайся за края и подтягивайся вверх.
   Мара подняла руки и нащупала над своей головой края небольшого люка. Она ухватилась за них и, пользуясь поддержкой Адриана, умудрилась пролезть внутрь и сесть на край.
   — Отойди в сторону, чтобы я смог пролезть вслед за тобой.
   Мара начала отодвигаться, любопытствуя, каким образом Адриан просунет свое могучее тело в столь узкое отверстие, и тотчас же ударилась спиной обо что-то твердое и холодное. Было темно, и она замерла, стараясь больше не двигаться. Будучи опытным солдатом, Адриан ухитрился без особого шума протиснуться вслед за ней. Потом Мара услышала глухой удар, витиеватое ругательство и шум выдвигаемого и задвигаемого ящика.
   Мгновение спустя он зажег свечу, которая тускло осветила комнату.
   — Ну вот. Может быть, здесь не так удобно, как в гостинице Брука, что поблизости, но вшей нет, простыни чистые и не приходится бояться, что посреди ночи сюда ворвется какой-нибудь пьянчуга, чтобы изнасиловать тебя.
   Мара улыбнулась и согласно кивнула.
   Они находились на чердаке небольшого дома, потолок был таким низким, что Адриану приходилось нагибаться, и, судя по тому, как он потер висок, именно это обстоятельство послужило поводом для ругани, которую она слышала чуть раньше. В комнате находились кровать и рядом с ней туалетный столик, на котором стояли свеча, чаша для умывания и кувшин. Адриан подошел к столику и налил в чашу воды.
   — Не хочешь умыться после поездки?
   Мара кивнула и, подойдя к столику, плеснула немного воды на лицо. Вода была холодна как лед, но приятно было освежиться и смыть с себя грязь, осевшую на лице за время поездки.
   — А теперь я должен ненадолго покинуть тебя, — сказал Адриан. — Ты останешься здесь. Я закрою люк за собой, а ты поставишь на него столик, чтобы никто не смог сюда проникнуть. Он довольно тяжел, но не неподъемный, так что ты справишься.
   — Но, может быть, мне лучше пойти с тобой?
   — Нет. Мне надо будет побывать в нескольких местах, где женщинам не место. Я не хотел говорить тебе этого раньше, чтобы ты не отговаривала меня от поездки, но известие от твоего брата может быть просто приманкой, чтобы арестовать меня. Если Оуэн уже рассказал властям о том, что я в течение последних лет был шпионом, для них было бы гораздо удобнее схватить меня здесь, чем в Кулхевене. И узнать об этом можно будет только после завтрашнего визита в тюрьму.
   — Я не хочу, чтобы ты шел туда, Адриан.
   Он улыбнулся и погладил ее по щеке.
   — Я должен пойти туда. Твой брат не оставил мне выбора. Он может погубить все дело восстановления наследника на троне. — Адриан повернулся и прошелся по комнате. — Там, в корзине возле камина, есть дрова.
   Разожги небольшой огонь и залезай в постель. Ночами тут бывает холодно. Я вернусь как можно скорее.
   Мара смотрела ему вслед и не хотела, чтобы он уходил, но знала, что умолять его об этом бесполезно.
   Когда Адриан исчез в отверстии люка и закрыл за собой крышку, она, как он и просил, поставила на нее столик.
   Потом повернулась и осмотрела скудно обставленную комнату, в которой действительно было довольно холодно. Мара решила последовать совету Адриана и зажечь огонь. Когда в камине разгорелся огонь, она начала было прохаживаться по комнате, но подумала, что, возможно, кто-нибудь внизу сможет услышать шум ее шагов. Мара села на кровать и начала следить за танцующими язычками пламени, но вскоре ее глаза стали слипаться. Поездка была долгой и утомительной, возможности поспать в карете было не много. Не зная, когда может вернуться Адриан, она решила не противиться усталости и лечь в кровать.
   Мара не знала, сколько прошло времени до того, как ее разбудил тихий стук. Когда она открыла глаза, огонь уже почти погас и ей потребовалось некоторое время, чтобы вспомнить, где она находится. — Встав с кровати, Мара направилась к закрытому люку.
   Послышался еще один тихий стук.
   — Мара, ты не спишь? Убери столик, чтобы я мог подняться.
   Она сдвинула туалетный столик с крышки люка.
   — Я принес поесть. Не так много, но до утра нам хватит, — сказал он, поднявшись наверх и подавая ей небольшой тюк. — Там есть вино, и я даже смог раздобыть для тебя кекс. — Потом Адриан взглянул на нее и, должно быть, заметил сковывающий ее страх, потому что коснулся пальцем одетой в перчатку руки ее щеки и сказал:
   — Не волнуйся, любовь моя. Все будет хорошо.
   Мара кивнула, всей душой желая поверить ему, и начала развязывать тючок.
   После того как они поели соленого сыра с мягким хрустящим хлебом, запивая его терпким вином, Адриан прилег рядом с ней на узкую кровать. Он обнял ее, прижавшись всем телом, и, несмотря на ночной холод, Маре тут же стало тепло.
   Если бы только она могла поверить в то, что все будет хорошо. Но если бы это было так, если бы опасность действительно миновала, тогда зачем было Адриану принимать подобные меры предосторожности?
   Она была не такой уж дурочкой, чтобы ее можно было так легко обмануть, и понимала, насколько опасно для Адриана было пребывание в Дублине. Мара знала, что он опасался того, что его деятельность раскрыта. И все из-за нее. Она не стала слушать его, когда он просил не предупреждать Коннелли. Все, что она ни делала с того дня, как повстречала его, грозило ему опасностью. Она позволила, чтобы желание вернуть себе Кулхевен завладело всеми ее мыслями и поступками, и этим поставила любимого человека в опасное положение. Если с ним что-нибудь случится, она никогда не простит себе этого.
   Если бы Адриан бросил ее, как только узнал, кто она такая на самом деле, у него не возникло бы всех этих неприятностей. Мара вспомнила, что еще совсем недавно ей казалось, что для нее нет ничего более важного на всей земле, чем вернуть себе Кулхевен. Теперь же она поняла, что существуют более важные вещи, чем удовлетворение чувства мести. И что самое важное в ее жизни — это Адриан.
   Мара помолилась про себя, обещая отдать Кулхевен и все на свете, лишь бы ему не грозила опасность.
 
   На следующее утро поднявшийся до рассвета Адриан, пытаясь перелезть через Мару, разбудил ее.
   — Черт побери, — пробормотал он, заметив, что она проснулась. — Я не хотел будить тебя. На этой идиотской кровати не смог бы спать даже карлик, не говоря уже о двух взрослых людях.
   Мара протерла глаза и зевнула:
   — Все в порядке, Адриан. Все равно я хотела встать вместе с тобой.
   Адриан подошел к чаше для умывания и плеснул себе в лицо пригоршню ледяной воды.
   — Дьявольщина, если уж это не сможет разбудить мертвеца, не знаю, что же тогда сможет. — Он повернулся, предоставив ей на обозрение свой великолепный мускулистый торс. Ей захотелось вдруг уткнуться лицом в его теплую грудь и остаться так навсегда, но она понимала, что это невозможно. Вместо этого Мара в свою очередь ополоснула лицо водой и вытерлась полотенцем.
   Повернувшись, она увидела, что Адриан уже одет и натягивает на себя сапоги.
   — Сегодня, я собираюсь повидаться с Оуэном.
   Мара кивнула, зная, что это так и было задумано.
   — Сейчас я оденусь и пойду с тобой.
   — Нет.
   Мара повернулась и вопросительно посмотрела на него.
   — Я пойду один, Мара.
   — Но Оуэн сказал, что хочет видеть и меня тоже.
   — Если я удостоверюсь в том, что тебе не будет грозить опасность, у тебя еще будет возможность повидаться с ним. Но что хорошего будет в том, если нас обоих схватят и закуют в цепи?
   «Но если тебя схватят, — подумала она, — я хочу, чтобы меня схватили вместе с тобой».
   — А как я узнаю, что можно идти безбоязненно?
   — Я вернусь за тобой. Если меня не будет к полудню — значит, я арестован. — Он достал из кармана листок пергамента. — Вот, возьми это письмо. Это пропуск на судно «Странник», отплывающее в Англию.
   — На этом корабле прибыла Арабелла.
   — Да. Его капитан — один из моих соратников.
   Его зовут Вильям Мак-Дафф, и, получив из твоих рук письмо, он отвезет тебя в город Веймут в графстве Дорсет. Там ты должна будешь отыскать человека по имени Ченсери. Он страшен на вид, но совершенно безобиден для женщин, и чаще всего, его можно найти в таверне под названием «Прекрасная свинья». Он отвезет тебя из города в родовое гнездо моей семьи Россинхем, расположенное возле деревушки Чатли. Я не стал ничего этого записывать, надеясь на твою замечательную память. Знаю, что ты и так запомнишь каждое слово.
   Из тебя вышла бы прекрасная шпионка, Мара, — впрочем, я отклоняюсь от темы. В Россинхеме тебя встретит сестра моей матери, Хестери, — ты можешь называть ее, как и все, тетушкой. Она позаботится о твоей безопасности. Ты по праву официально являешься графиней Сент-Обин и, поскольку после меня наследовать титул некому, можешь стать последней графиней Сент-Обин. Видимо, наш род был обречен с самого начала, с наследниками в нем было всегда плохо. Я надеялся, что смогу изменить это, вырастить достойное потомство, но, как оказалось, из этого может ничего не получиться. Так что наша ветвь может прерваться на мне, официально признанным незаконнорожденным.
   К концу этой горькой речи у Мары по щекам текли слезы. Даже после того, что она ему сделала, после всех опасностей, которые навлекла на него, он все же заботится о ее будущем.
   Не зная даже, носит ли она под сердцем его ребенка.
   — Ты не незаконнорожденный, — сказала она, думая о том, что недостойна его.
   Тогда он взял ее лицо в ладони и улыбнулся:
   — Не плачь, любовь моя. Я хочу, чтобы ты ни о чем не жалела. Я восхищаюсь тобой больше, чем кем бы то ни было на всем свете, потому что никогда не встречал более храброй и достойной женщины, чем ты.
   И если уж мне суждено умереть, я умру счастливым человеком, зная, что люблю самую прекрасную рыжеволосую нимфу во всей Ирландии.
   Поцеловав ее долгим и страстным поцелуем, от которого у нее перехватило дыхание, он отступил.
   — А теперь мне надо идти. И помни, ровно к двенадцати часам ты должна будешь добраться до «Странника», обратиться к капитану Мак-Даффу и отплыть к берегам Англии.
   Он быстро нырнул в люк и исчез, оставив Мару бороться с подступающими к горлу рыданиями.

Глава 27

   Адриан, чтобы не дать повода для подозрений, с .безразличным видом смотрел прямо перед собой. Охранник, стоявший у ворот, ведущих в ту часть Дублинского замка, где содержались заключенные, изучал его пропуск. Граф сразу увидел, что этот слегка перекормленный человек не понял, что документ, которые он держит в руках, был поддельным, потому что, очевидно, не вникал в то, что было в нем написано. Он прочитал пропуск слишком быстро и, не останавливаясь на каждой строчке, а сразу посмотрев на нижнюю часть документа, вернул его Адриану.
   Приказ был написан на пергаменте прекрасной выделки, выглядел вполне официально, и на нем стояла печать самого лорда-протектора Кромвеля, вернее, печать, подделанная соратниками Адриана, но этого было вполне достаточно, чтобы охранник разрешил ему пройти к арестованным.
   — В вашем пропуске не сказано, кто из арестованных вам нужен. Кого вы желаете видеть?
   — Мне нужен ирландский бунтовщик по имени Оуэн Диспенсер.
   — Этого завтра утром должны повесить первым.
   Объявления разослали повсюду. За голову этого парня было назначено пятьдесят фунтов. Стоило ли столько шума поднимать, но они хотят, чтобы это послужило примером и как можно больше народа полюбовалось, как он будет болтаться на веревке.
   Под носом у охранника повисла длинная сопля, которую он вытер грязным обшлагом рукава.
   — В этом каменном мешке чертовски холодно. Из носа прямо рекой течет.
   Он проводил Адриана вниз по узкой сырой лестнице мимо дверей в камеры других узников, потом в самый конец темного и узкого коридора до маленькой деревянной дверцы. Глядя на пробежавшую мимо него крысу, Адриан подумал, что правильно сделал, что отказался взять Мару в эту грязную дыру. Охранник звякнул вытащенной из кармана связкой ключей и отыскал в ней нужный, которым и открыл дверь камеры Оуэна.
   — Когда соберетесь уходить, только позовите, и я открою вам. Если он начнет буянить, стукните его по голове вот этим. — И он протянул Адриану грубо вырезанную деревянную дубинку, на конце которой виднелись засохшая кровь и волосы с головы какого-то другого несчастного, познакомившегося с ней раньше.
   Повесив фонарь на ручку двери, охранник повернулся. — Я буду наверху лестницы.
   Дверь за ним закрылась, и Адриан через маленькое зарешеченное окошко увидел, как тот, еще раз вытерев рукавом нос и глотнув чего-то из фляжки, пошел прочь.
   Адриан оглядел камеру, пытаясь рассмотреть в темноте Оуэна.
   — Что ж, я вижу, вы получили мое послание, — услышал он хриплый голос откуда-то из правого угла.
   Адриан снял фонарь с ручки двери и двинулся в направлении голоса. Оуэн сидел на брошенной прямо на каменный пол провонявшей мочой куче соломы. На одной щеке у него виднелся потемневший синяк, а из уголка рта, от разбитой и вспухшей губы, тянулась вниз засохшая струйка крови. Он облизал губы. Адриан не пошел дальше.
   — Да, очевидно, получил. Иначе зачем мне было появляться в этой вонючей дыре?
   Оуэн встал, и запах мочи, казалось, стал вдвое сильней.
   — Я думаю, вы уже знаете ответ на этот вопрос.
   — Я не могу освободить вас из тюрьмы, Оуэн. У меня здесь больше нет власти.
   — А я думаю, можете и сделаете это, если не хотите, чтобы вам были предъявлены кое-какие обвинения.
   Адриан нахмурился:
   — Разве вы не слышали? Кромвель мертв. До Ирландии новости пока еще не дошли, но это лишь вопрос времени. Поэтому все, что вы собираетесь сообщить обо мне, в данный момент мало что значит.
   Оуэн расплылся в улыбке.
   — А кто сказал, что я собираюсь обвинять вас перед Кромвелем? Я не так глуп, Сент-Обин. Кто поверит свидетельству ирландского бунтовщика против одного из самых доверенных людей Протектората? Я говорю совсем о другой особе.
   — О ком же?
   — Как там поживает моя сестра?
   — При чем тут Мара? Она не имеет никакого отношения к вашему аресту.
   Оуэн грязным ногтем поковырялся в зубах:
   — Имеет, только не в том смысле, как вы думаете.
   Видите ли, до того, как у нашей семьи отобрали Кулхевен, во времена довольной и беззаботной жизни, Мара была помолвлена с одним молодым человеком из соседнего имения.
   — Какое мне теперь до этого дело? Она замужем за мной и, должен добавить, кажется, вполне счастлива этим, — Имя человека, которому она была обещана, — Лаэм Шонесси.
   Адриан весь напрягся.
   Оуэн ухмыльнулся:
   — Я вижу, что это известие вас заинтересовало! Вы ведь помните Лаэма Шонесси, не так ли, Сент-Обин?
   Когда я сидел в этой чертовой дыре в прошлый раз, мы были с ним в одной камере. Здесь он и погиб, убитый из ревности одним английским солдатом, заставшим его в объятиях никчемной шлюхи-англичанки. — Он помолчал. — Интересно, что скажет наша дорогая Мара, когда узнает, что человек, за которого она вышла замуж, виноват в смерти ее бывшего нареченного.
 
   В который раз после ухода Адриана Мара считала удары колокола, доносящиеся до нее с башни церкви Рождества. Только когда колокол пробил роковой двенадцатый раз, она перестала следить за временем.
   Он сказал, что, если не вернется к полудню, Мара должна будет нанять карету в Рингсенде, где пришвартован «Странник», и отбыть в Англию. Немедленно.
   Но Адриана не могли арестовать. Она отказывалась поверить этому. Поэтому решила подождать еще немного, дать ему шанс вернуться к ней.
   Когда часы пробили опять, означая, что прошел еще один час, Мара по-прежнему не хотела даже и думать о том, что с Адрианом могло что-то случиться и Оуэн может опуститься так низко, чтобы предать его. Нет, просто Свидание заняло больше времени, чем Адриан предполагал. Она подождет еще час. Только один час, а потом сделает, как сказал Адриан. Ведь в любую минуту он может постучать в люк Я сказать ей, что все в порядке.
   Мара посмотрела на крышку люка, ей захотелось спуститься вниз, отыскать окно и взглянуть, что делается снаружи, откуда до нее доносился шум города. Эта неопределенность положения, незнание того, что случилось с Адрианом в тюрьме, почти сводили ее с ума.
   «Ничего страшного не произошло, — старалась ус, покоить себя Мара. — Он слишком умен, слишком осторожен и предусмотрителен, чтобы попасться в ловушку, которую ему мог устроить ее брат. Вероятнее всего, Оуэн пытается убедить Адриана помочь ему освободиться — как будто это было возможно».
   И вдруг она что-то услышала, какой-то звук внизу.
   Мара, которая последние несколько часов не находила себе места, тут же перестала ходить по комнате и прислушалась. Кто-то тихонько постучал по крышке люка.
   — Мара, все в порядке. Можешь открыть люк.
   Услышав звучащий снизу голос Адриана, Мара чуть не подпрыгнула от радости. Она бросилась к люку, не обращая внимания на производимый ею шум, отодвинула столик и убрала крышку, чтобы он смог подняться наверх.
   — О, Адриан, — сказала она, спрятав лицо у него на груди, — я знала, что, если подожду еще немного, ты придешь. Знала, что все будет хорошо.
   — Да, но мы должны покинуть этот дом как можно скорее. Собери свои вещи, к сумеркам мы должны покинуть город.
   — А как насчет Оуэна? Я думаю, что он хотел меня видеть.
   Адриан начал прятать в мешок все, что могло служить свидетельством их пребывания в этой комнате.
   — Боюсь, что ты не сможешь повидаться с Оуэном, Мара. Завтра утром его должны повесить.
   Мара тихо вскрикнула. Она сознавала, что ее брат виновен в многочисленных преступлениях, он шантажировал ее, заставляя красть у Адриана документы, понимала, что он не тот человек, с которым ее могли бы связывать узы любви, который мог бы защитить ее честь, но, несмотря на это, он все же был ей братом.
   — И ты ничего не можешь для него сделать?
   — Боюсь, что нет. Кромвель мертв, все подняты под ружье. Поскольку никто не знает, отчего он умер, распространяются слухи о том, что его убили, и правительство хочет строго наказать тех, кто, подобно твоему брату, выступал против Протектората. Им все равно, на кого возложить ответственность, лишь бы они были известны как враги Протектората. Твой брат стал одним из этих козлов отпущения. Он просто оказался не в том месте и не в то время.
   — И что ему от тебя было нужно?
   Адриан отвернулся от нее.
   — Он пытался уговорить меня устроить его освобождение, хотя, без сомнения, и понимал, что я ничего не могу сделать. Он не знал о смерти Кромвеля. Об атом вообще мало кто знает. Там, за кулисами, прежде чем обнародовать эту новость, лихорадочно подыскивают нового лидера и правдоподобную причину смерти. Теперь Оуэн понял, что я ничего не могу для него сделать.
   Мара вспомнила того Оуэна, вместе с которым она выросла, того Оуэна, каким он был до того, как на землю Ирландии пришла война, и на глазах ее выступили слезы.
   — А я даже не могу с ним попрощаться.
   Адриан обнял ее и погладил по голове.
   — Извини меня, любовь моя. Я знаю, несмотря на то, что он тебе сделал, ты все еще чувствуешь к нему привязанность. Он для тебя часть семьи, вернее, все, что осталось от семьи, Я хотел бы что-нибудь сделать для тебя, но, поверь мне, когда я говорю, что бессилен в этом. А теперь мы должны срочно вернуться в Кулхевен, мне надо собраться. Сейчас, когда среди правителей Англии царит неразбериха, я должен поспешить в Лондон, чтобы как можно скорее помочь возвести на трон наследника. 0 умах сейчас царит такое смятение, что вряд ли можно будет когда-нибудь найти лучший шанс для возвращения Карла II на землю Англии. Я даже не знаю, как долго меня не будет. Это может занять довольно много времени, может быть, не один месяц.
   А сколько времени потребуется ему, чтобы избавиться от чувства вины за то, что он убил ее нареченного и, мало того, намеренно скрывает это от нее? Если вообще когда-нибудь удастся от этого избавиться.
   Мара разорвала объятия.
   — Адриан, я хочу поехать с тобой.
   — Это не очень разумное решение, Мара. Мне кажется, что тебе лучше остаться в Кулхевене. Это твой дом. И всегда был твоим домом по праву, а теперь еще и по закону. Ты получила его назад, как и хотела.
   — Но он не нужен мне без тебя.
   Адриан был непреклонен.
   — Иначе нельзя, Мара. Вот увидишь, когда ты займешься делами поместья, тебе некогда будет вспоминать обо мне. Я знаю, что ты сможешь возродить былое величие Кулхевена. Собственно говоря, даже рассчитываю на тебя в этом. А теперь давай отнесем вещи в карету и поедем.
   «Почему он говорит так определенно, так безоговорочно?» — подумала Мара, смотря вслед направившемуся к люку Адриану. Тут есть что-то еще, поняла она, что-то, чего он ей не рассказал.
   Ей было ясно одно — если он уедет, то «никогда больше не вернется.

Глава 28

   На следующий день все добропорядочные граждане Дублина были буквально потрясены, когда перед публичной казнью одного из ирландских конфедератов осужденному удалось бежать во время беспорядков, возникших в толпе, сквозь которую его вели на виселицу.
   Все окрестности города были тщательно прочесаны, дома обысканы, каждая карета или повозка, проезжающая через любые из шести городских ворот, подвергалась досмотру.
   Все эти меры оказались, однако, бесполезными, потому что тремя днями спустя на песчаном берегу близ Рингсенда, в местечке под названием Лососевая Заводь, ниже по течению Лиффи, обнаружили маленький ялик, на котором он скрылся.
 
   Через два дня, когда они при свете полной луны подъехали к Кулхевену, Мара была уже точно уверена:
   Адриан что-то скрывает от нее. Она почувствовала это еще в Дублине, после его встречи с Оуэном, но теперь, промолчав столько часов наедине с ним в карете, она уверилась в этом окончательно.
   Когда карета свернула с большой дороги и остановилась на полукруглой, покрытой гравием дорожке возле замка, наступила почти полночь, но вся челядь, благодаря бдительности Шипли, ожидавшего их возвращения, была на ногах.
   — Милорд, — сказал Шипли, освещая ступеньки лестницы тускло светящим фонарем, — все очень рады вашему возвращению. Мы узнали от бродячего лудильщика, что ходят слухи о смерти лорда-протектора. Это правда, милорд? Кромвель действительно мертв?
   — Да, это правда, Шипли. Именно поэтому я завтра утром уезжаю в Лондон. Ее светлость со мной не поедет. Если у вас есть какое-либо дело, требующее моего срочного вмешательства, дайте мне знать, со всем остальным во время моего отсутствия обращайтесь к леди Сент-Обин. Когда я уеду, всем распоряжаться здесь будет она.
   Он вошел в холл и направился к своему кабинету.
   — Перед отъездом мне нужно просмотреть некоторые бумаги. Вам нет необходимости дожидаться меня.
   Мара не совсем поняла, обращается он к ней или к прислуге, собравшейся в холле, чтобы поприветствовать их, и у нее не было даже времени выяснить этот вопрос, потому что он тут же вошел в кабинет и плотно прикрыл за собой дверь.
   В течение следующих нескольких часов Адриан попытался привести в некоторый порядок счета Кулхевена. Книги были в отвратительном состоянии, и он увидел масштабы воровства Хораса Кроу. Потом Адриан написал доверенность, в которой предоставил Маре полное право распоряжаться всем имуществом от его имени, и оставил инструкции, как ей связаться с ним через тетку, живущую в его древнем родовом гнезде, Россинхеме.
   И только потом он начал писать ей письмо, которое составил в уме во время бесконечно долгого возвращения из Дублина.
   Сразу после того, как он покинул Оуэна в кишащей вшами подземной камере под древними стенами Дублинского, замка, он решил, что скажет Маре правду о том, что убил ее нареченного, Лаэма Шонесси, во времена своей службы в Дублине. Не то чтобы Адриан боялся, что Оуэн сам расскажет ей об этом. Как он сможет сделать это, когда должен сейчас висеть за городскими стенами на виселице, выставленный на обозрение всем добрым людям Дублина?