Рединг Жаклин. Искушая судьбу

   Именно после этой ночи Кулхевен стал — по крайней мере в глазах остального мира — собственностью Протектората, обреченной на то, чтобы в качестве лакомого кусочка достаться кому-нибудь из наиболее доверенных друзей Кромвеля.
   И в ту же ночь Мара поклялась себе, что вернется сюда и выполнит то, что обещала своей матери.
   — Взгляни, моя госпожа Мара, — сказала Сайма, когда карета выехала на дорогу, ведущую к новому зданию, — это сад твоей матери.
   При виде цветущих кустов роз и рододендронов, посаженных по бокам, Мара не смогла сдержать счастливой улыбки. Когда она видела в последний раз этот сад, плодородная черноватая почва которого была культивирована и засажена искусными руками ее матери, он был полностью вытоптан башмаками «круглоголовых», а нежные бутоны роз ради смеха преданы огню. Сейчас, при виде этого многоцветья, наполняющего воздух прекрасными ароматами, могло показаться, что всего происшедшего тогда просто не было. Если бы еще и ее мать вместо того, чтобы лежать в холодной, ничем не отмеченной могиле где-то под стеной замка, поджидала ее сейчас на верхней площадке парадной лестницы!
   Карета плавно затормозила, Мара услышала, как Пудж, кучер, слезает с козел, сердце ее забилось быстрее. У нее появилось ощущение, как будто она вернулась в замок действительно по праву, и уверенность в том, что воля матери будет исполнена.
   Даже Сайма, несмотря на весь ее скептицизм, была, казалось, счастлива от того, что наконец-то вернулась сюда, в ее глазах появился какой-то теплый блеск, — Мы здесь, моя леди Мара. Мы наконец-то вернулись домой.
   Домой.
   — Да, я знаю. Хотя никак не могу поверить, что это не сон, Сайма. Прошло столько времени, я почти уже начала думать, что мы никогда не доживем до этого дня. Пора начинать осуществление плана, и запомни: с этого момента ты должна называть меня Арабеллой.
   Дверца кареты торжественно отворилась. В проеме появилась затянутая в перчатку рука, готовая помочь ей сойти. Мара оперлась на нее, собравшись с духом, чтобы не выказать естественного чувства отвращения при встрече с этим человеком, за которого она собиралась выйти замуж.
   Однако человек, осторожно взявший ее за руку, несомненно, не был лордом Сент-Обином. Он был одет в великолепную, черную с золотом, ливрею и был лакеем, может быть, даже дворецким.
   — Добро пожаловать, мисс Арабелла, добро пожаловать в Кулхевен! Я Питер Шипли, дворецкий лорда Сент-Обина. — Он говорил как джентльмен и был человеком пожилым, но, несмотря на свою солидную комплекцию, стройным и гибким. Каштановые волосы поседели на висках, а во взгляде было что-то ястребиное. — Его светлость приносит вам свои глубочайшие извинения за то, что он не смог сам встретить вас, — его присутствие срочно понадобилось на северной границе владений. Боюсь, что кто-то из этих безбожных ирландских тори утащил овцу. Хотя у вас не должно быть никакого повода, для страха. Здесь, в Кулхевене, вы в полной безопасности.
   «Мара промолчала, не зная, что сказать. Знал бы он, что держит за руку одну из этих самых безбожных ирландцев.
   — И надолго уехал лорд Сент-Обин?
   Ее хороший английский выговор не вызвал у него подозрений.
   — Нет, мисс Арабелла. Его светлость полагает вернуться к ночи. Он подумал, что вы устанете с дороги, поэтому просил меня показать вам ваши апартаменты, чтобы вы смогли отдохнуть перед его возвращением к ужину. Надеюсь, однако, что дорога не слишком утомила вас. — Он проводил ее по лестнице к парадной двери, возле которой стояла пожилая женщина. — Это миссис Денбери, наша экономка. Она проводит вас к себе. Багаж принесет лакей. Комната вашей матери расположена прямо напротив вашей.
   Мара повернулась к нему:
   — О, моя мать не смогла поехать со мной. Она заболела незадолго до отъезда. Это моя служанка Сайма. Я хотела бы, чтобы она расположилась в одной комнате со мной.
   — Мы поставим для нее раскладную кровать в вашей гостиной. — С этими словами миссис Денбери, плотная женщина с седыми волосами и такими полными и круглыми щеками, что они походили на сочные яблоки, взяла все под свой контроль, как только они расстались с Питером Шипли в холле, — Очень рада, что вы наконец здесь, мисс Арабелла.
   После всех этих недавних неприятностей в округе мы беспокоились, что вы не сможете благополучно добраться сюда из Дублина.
   — Неприятностей?
   — Да. Мистер Шипли ведь сказал вам, что в окрестных лесах обосновалась банда ирландских тори.
   Они крадут овец и скот из Кулхевена и других окрестных поместий, а недавно даже ограбили жену лорда Лейквуда, когда она ехала в своей карете по ту сторону реки. Отобрали все ее драгоценности, даже обручальное кольцо. Теперь бедняжка заперлась в своих комнатах и никуда не выходит из боязни, что ее опять ограбят.
   Мара тотчас же подумала об Оуэне.
   — Но эти воры не причинили ей вреда?
   — Напустили на нее страху, но нет, большие никакого вреда они ей не причинили. Но вам не о чем беспокоиться, мисс Арабелла. Его светлость гарантировал полную безопасность вашего путешествия. Разумеется, возникни в этом необходимость и принимая во внимание высокое положение вашего крестного отца, граф мог бы привлечь для вашего эскортирования хоть всю армию Кромвеля.
   Мара молча кивнула в знак согласия. Она не имела известий об Оуэне вот уже почти шесть месяцев с тех пор, как он в последний раз передал ей необходимые сведения. Именно он выяснил, что Кулхевеном владеет Сент-Обин, и выведал детали, необходимые для ее успешного перевоплощения в Арабеллу. А теперь Оуэн даже не знал, вышло ли из этого что-нибудь.
   По последним известиям, он связался с какой-то бандой вроде той, о которой говорила миссис Денбери, и Маре не хотелось думать о том, что его могли поймать и сейчас он может уже быть на пути в Южные моря с перспективой провести всю свою жизнь в оковах или, еще хуже, висеть на виселице на обочине одной из сельских дорог.
   На всем пути из Дублина, каждый раз, когда карета проезжала мимо одной из этих ужасных железных клеток с останками какого-нибудь бедолаги, она пыталась убедить себя, что это не могут быть останки Оуэна. Но никогда не была в этом до конца уверена. Все тела уже подверглись разложению, а до этого были расклеваны птицами, поэтому невозможно было достоверно определить, было ли какое-нибудь из них телом ее брата Однако с каждым новым трупом, мимо которого они проезжали, шансы на то, что среди них был труп Оуэна, увеличивались.
   — Сюда, пожалуйста, мисс Арабелла Как только за ней закрылись двери Кулхевена, Мара неожиданно почувствовала себя неуверенно Что, если в конце концов они обнаружат обман? Вероятно, ее арестуют и она сгниет в Дублинском замке. Хотя она слышала о женщинах, которых повесили только за то, что они укрывали у себя ирландских патриотов. Какое же наказание полагается ей за то, что она выдала себя за крестницу самого лорда-протектора?
   Следующие слова миссис Денбери потонули в возбужденном лае нескольких овчарок, ринувшихся вперед, чтобы поприветствовать Мару. Один из псов, еще щенок, прыгнул на нее передними лапами, смотря преданными черными глазами.
   — Ну, здравствуй, — рассмеялась Мара, потрепав серую голову щенка.
   — Пошел прочь, ублюдок! — Миссис Денбери быстро отогнала животное, взмахнув подолом своего длинного платья. — Извините, мисс Арабелла, эти звери иногда не принимают во внимание собственный вес. Они считают своим долгом броситься на каждого посетителя, как только тот переступит порог дома. Хотя их нечего бояться. Они совершенно безобидны. Его светлость держит их скорее для компании, чтобы они согревали ему ноги в холодные вечера, чем для защиты.
   — Все в порядке. Я считаю, что они просто чудесны. — Мара чуть было не сказала, что они напомнили ей о собаке, которая была у нее, когда она была еще совсем ребенком, большом пятнистом псе по имени Торних, что по-кельтски означало «гром», но вовремя прикусила язык. Она вспомнила, как тот каждое утро поджидал ее на лестнице, когда она должна была спуститься из своей комнаты, потому что мать не позволяла ему подниматься наверх. Интересно, что случилось с этим ласковым гигантом после штурма? Наверное, он подобно прочим обитателям замка был брошен на произвол судьбы и обречен на голодное существование, в то время как новые английские господа питались по-королевски, пользуясь результатами чужого непосильного труда Мара проследовала за миссис Денбери через центральный холл, пахнувший пчелиным воском и лимонным маслом и блестевший тщательно начищенной фурнитурой, к гигантской дубовой лестнице, ведущей на второй этаж. Окружающие их стены от пола до потолка были отделаны тем же самым мореным дубом, отливавшим золотом в свете свеч и покрытым резьбой под мятую ткань. Высокий потолок был оштукатурен и украшен весьма художественно выполненными фресками, изображающими шаловливых херувимов и птиц.
   Едва они повернули, собираясь подняться по второму пролету лестницы, как Мара резко остановилась при виде гигантского портрета, висевшего на стене прямо над ними. На нем был изображен крупный представительный мужчина верхом на могучем черном жеребце «Его густые каштановые волосы, казалось, светились в солнечном свете, падающем откуда-то сверху Свирепые золотисто-карие глаза смотрели с портрета прямо на нее и словно пронизывали ее насквозь, а рот кривился в легкой усмешке, как будто он уже раскусил все ее хитрости.
   Без всяких слов Мара поняла, что это он Незаконнорожденный граф Сент-Обин, Адриан Август Росс, близкий советник лорда-протектора.
   Даже его изображение выглядело таким могучим и грозным, что, казалось, он может уничтожить ее одним ударом своей мощной, одетой в перчатку руки. Мара почувствовала, что при одном взгляде на него ее пронизала ледяная дрожь.
   — Ах да, вот и наш господин, лорд Сент-Обин, — сказала миссис Денбери. — Я совсем забыла, что вы его никогда не видели. Разве он не красив? И внушает уважение. Ему, после той скандальной истории и ее последствий, это было необходимо, но он смог подняться выше своего двусмысленного положения. Не обращайте внимания на угрожающее выражение его лица.
   На самом деле он совсем не так страшен и при близком знакомстве весьма приятен в общении, а, став его женой, вы, без сомнения, будете иметь возможность познакомиться с ним поближе. Следуйте, пожалуйста, за мной, мисс Арабелла. Мы приготовили для вас спальню в западном крыле. К вашему приезду мы отделали ее на женский вкус, так что она стала совсем светлой и веселой. Надеюсь, она вам понравится.
   Мара почти не слышала того, о чем ей говорила миссис Денбери. Она все еще находилась под впечатлением этого портрета, портрета Сент-Обина, и никак не могла оторвать взгляда от этих необычных золотисто-карих глаз. Они каким-то образом притягивали ее, вызывая сердцебиение, на ладонях, стиснутых в кулаки, проступил пот. В ее ушах все еще стояли слова миссис Денбери. Угрожающее выражение лица? Нет, скорее, даже наводящее ужас. Это выражение могло вызвать слабость в коленях даже у большинства мужчин. Не удивительно, что он так быстро поднялся в кромвелевской иерархии.
   Боже мой, что же она наделала?
   Ей казалось, что это будет нетрудно — одурачить некоего изнеженного английского лорда, ради собственной выгоды отвернувшегося от своего короля. Думала, что он будет проводить большую часть времени в своих английских поместьях, что Кулхевен — только часть его владений, а, взглянув на холл, поняла, что он серьезно обосновался здесь. И он выглядел не как человек, способный выслушивать аргументы других, а, скорее, как тот, чье слово является законом. Требующим беспрекословного подчинения. Не терпящим возражений.
   А чего еще она могла ожидать, спросила она себя. Разве он не носил имена двух римских императоров? И за такого человека она собралась выйти замуж?
   Мара с трудом оторвала взгляд от его грозного облика. Она не должна себе позволить, чтобы он, этот человек, которого она еще только должна была увидеть, заочно производил на нее такое впечатление. В конце концов, перед ней находился всего лишь портрет, а не облеченный в плоть и кровь человек. Вероятнее всего, художник, изобразив графа столь могучим и страшным, просто приукрасил его.
   Конечно, это должно быть именно так. Ни один мужчина не может быть столь свиреп в реальной жизни.
   Просто ее подвели нервы, вот и все, — нервы, расшатанные возвращением домой после стольких лет отсутствия, пробудившимися воспоминаниями о той ужасной ночи, самим участием в этой опасной игре. Пути назад нет, сказала она себе. Только не теперь, когда она столь близка к тому, чтобы предпринять ответные действия, действия, о которых мечтала и которые планировала с той самой страшной осенней ночи, когда стала свидетелем того, как ее мать замертво упала на каменный пол Кровавой башни.

Глава 4

   Адриан осадил своего жеребца на вершине зеленого холма, пытаясь сохранить равновесие на гарцующем могучем животном. Похлопав по его мускулистой шее, он откинулся назад в скрипнувшем под его весом седле и окинул взором расстилающуюся внизу местность.
   Видит Бог, эта земля была, несомненно, красива.
   Зимой на вершинах гор белоснежными шапками лежал снег, а деревья стояли голыми под бездонным, ярко-голубым небом. Сейчас же, летом, его первым летом в Кулхевене, их листва была густой и зеленой, а пастбища, покрытые мириадами луговых цветов, простирались вдаль насколько хватал глаз. Высоко над его головой, пользуясь сильным восточным ветром, парила, казалось не прикладывая никаких усилий, одинокая серо-голубая пустельга. Вдалеке подобно осматривающему окрестности гигантскому серому стражу над вершинами деревьев возвышалась башня Кулхевена.
   Да, в этом диком, нетронутом месте было что-то неумолимо притягивающее его. Непонятно почему, но с тех пор, как почти семь месяцев тому назад он прибыл сюда, ему казалось, будто он родился и всегда жил здесь.
   И все здесь принадлежало ему.
   Как бы ему хотелось, чтобы этот образец несовершенства Орест Росс, покойный граф Сент-Обин, являющийся, по мнению большинства, его отцом, оказался сейчас здесь.
   Он, его незаконный сын, владел теперь более чем тысячью акров прекраснейшей и самой плодородной земли в Ирландии. Угодья Кулхевена вполне могли поспорить с древним родовым владением Сент-Обинов, Россинхемом, как по красоте, так и по размеру. Он надеялся, что ханжески-благочестивый граф корчится сейчас в аду при мысли о том, что сын, которого он Отказывался признать и на которого постарался навесить унизительный ярлык незаконнорожденного, поднялся выше того положения, в котором он его оставил.
   Это было нелегкой задачей. Его отец Орест позаботился о том, чтобы клеймо скандального происхождения осталось на его сыне навсегда, чтобы всю свою жизнь он прожил известным всей Англии как незаконнорожденный граф Сент-Обин. И, как будто ему мало было этого унижения, отец отнял у сына единственного человека, в родстве с которым тот был уверен, — его мать Элизабет, которую Орест застрелил спящей.
   Единственным достойным поступком в жизни Ореста было то, что после этого он, направил пистолет против себя самого и покончил со своим никчемным существованием.
   Коснувшись пятками боков лошади, Адриан по узкой, заросшей тропинке направил ее вниз с холма.
   Мысли об отце испортили ему настроение, и он глубоко вздохнул, пытаясь остановить нахлынувший на него гнев. Позади него, в зарослях, раздался треск. Схватившись за пистолет, он обернулся и увидел белохвостую олениху, выскочившую из высокого кустарника и скрывшуюся в чаще леса.
   Адриан дал ей спокойно убежать и спрятал пистолет.
   В последнее время он охотился не за оленями, а за этими проклятыми браконьерами, досаждавшими Кулхевену.
   Теперь он не спеша ехал вдоль края леса, его конь время от времени срывал пучки высокой сочной травы. растущей по обочине узкой извилистой тропинки. И вдруг Адриан услышал звук, нарушивший царящую вокруг идиллию.
   — Тихо, Хугин, — прошептал он гигантскому черному жеребцу, которого назвал по имени одного из воронов, от которых верховный скандинавский бог Один черпал свою мудрость. Затем медленно натянул поводья и прислушался.
   До его ушей донесся плеск воды, но не естественное журчание текущего потока, а чего-то или кого-то, двигающегося по воде. Он взглянул на деревья, из-за которых доносились эти звуки. Не предполагая существования там какого-либо водоема, он снова прислушался.
   Тишина.
   Он слез с седла, бросил поводья на землю, давая Хугину возможность попастись, и вытащил пистолет из седельной кобуры. Потом двинулся по направлению к деревьям, не производя обутыми в сапоги ногами ни малейшего шума.
   Как только Адриан вошел в подлесок, плеск воды возобновился с новой силой. Ему захотелось поймать браконьеров врасплох. Годы воинской тренировки давали ему уверенность, что, несмотря на его большой вес, его никто не услышит. Он двигался медленно и легко, стараясь не спугнуть браконьеров и поймать их за установкой одной из этих проклятых ловушек. Только за последнее время Адриан потерял несколько овец и кобылу с жеребенком, а всего лишь вчера одна из его лучших охотничьих собак охромела — ее нога была искалечена железными челюстями капкана.
   Остановясь у края зарослей, Адриан одетой в перчатку рукой отвел в сторону густую ветвь. На незначительном расстоянии от себя он увидел небольшое озерцо, вода которого поблескивала в лучах солнца, проникающих сквозь разрыв в густой листве деревьев. Местечко было замечательным, и он удивился, почему не наткнулся на него раньше. На противоположном от него берегу озерка, в тени могучего дуба, лежали два покрытых мхом, древнего вида валуна. На них виднелся какой-то необычно окрашенный предмет, выглядевший здесь совсем не к месту и поэтому привлекший его внимание.
   Может быть, это своего рода маскировка для одной из браконьерских ловушек?
   Адриан двинулся было вперед и вдруг заметил что-то движущееся прямо под поверхностью воды.
   Он замер.
   Из воды, как богиня Афродита из пенящегося моря близ острова Кифера, показалась огненноволосая женщина. От потряс головой в надежде избавиться от этого наваждения, но женщина — несомненно, просто призрак, предмет воображения — не исчезла. Сначала на поверхности появились ее плечи, точеные бедра, округлые ягодицы, затем стройные ноги, сужающиеся к изящным лодыжкам. Мокрые волосы, липнувшие к белоснежной спине, достигали поясницы.
   Ошеломленный и онемевший, Адриан смотрел, как она, выйдя на берег, взяла лежащий на валуне цветной предмет и начала энергично вытирать свои густые темно-красные волосы, пока они свободно не распустились по всей спине.
   Боже милостивый, она была так красива, что от одного взгляда на нее глазам становилось больно. Он отступил под прикрытие деревьев, стараясь не упускать из виду ни одного дюйма белоснежного тела. Ее груди были округлыми, с розовыми сосками, но не слишком большие, как будто специально предназначенные под размер мужской ладони. От тонкой талии соблазнительно изгибались бедра. Ниже темно-красных завитков в месте соединения бедер начинались точеные стройные ноги, казавшиеся бесконечными.
   Как бы почувствовав чужое присутствие, женщина отвернулась, и Адриан ощутил, как бьется его сердце Даже не бьется, а отчаянно колотится. При виде ее, подобно лесной нимфе стоящей во всем великолепии своего обнаженного тела, его пронзило мгновенное, почти болезненное желание. В горле пересохло, как у портного Тома, глазеющего на прекрасную леди Годиву Адриан представил себя стоящим перед ней, привлекающим ее на себя, представил, как они падают вместе в кристально чистую воду. Как ее груди — почему-то он был уверен, что их кожа нежна, как шелк, — заполняют его ладони, как он берет их в рот, как его плоть погружается в нее, как ее нежная горячая плоть окружает его и он растворяется в ней. Представил, как пробегает языком по этому прекрасной формы животу, и вкус этой белоснежной кожи.
   И чуть не застонал вслух.
   Девушка, это прекрасное создание, без сомнения, являющееся лесной феей, наклонилась, и Адриану показалось, что она вот-вот взлетит — настолько грациозны были ее движения. Потом подняла руки и натянула цветной предмет, простое платье голубого цвета, на голову, полностью скрыв под ним свое тело. Черт побери!
   Запустив пальцы в волосы, она расчесала ими начинающие подсыхать локоны, каждый из которых вспыхивал подобно языкам пламени. Казалось, что от прикосновения к ним можно обжечься. Интересно…
   — Милорд!
   Адриан оторвался от своих мыслей.
   — Вы здесь, милорд?
   Вовремя повернувшись, он успел заметить голубое платье, в последний раз мелькнувшее за деревьями.
   Через секунду девушка без малейшего шума скрылась из виду. Воцарилась полная тишина, как будто она ему просто привиделась. Еще мгновение назад она была здесь, наполняя все его чувства, его мысли, само его существо, и вдруг исчезла, оставив после себя лишь чувство неудовлетворенного желания.
   Адриан выругался.
   — Милорд, вот вы где! Слава Богу, милорд! Мы нашли вашего жеребца без всадника и боялись, что на вас напали браконьеры.
   — Черт побери, Дейви, — сказал Адриан, испытывая желание ударить парня. — Даже если бы в пределах мили отсюда и были браконьеры, то давно бы убрались подальше после твоих воплей. Для того чтобы поймать браконьера, совсем не обязательно предупреждать его о своем присутствии.
   Дейви, юноша лет шестнадцати, чей отец, Пудж, был лесником Кулхевена, а с недавних пор еще и кучером, при виде гнева хозяина склонил голову, спрятав глаза под полями своей грубой коричневой шляпы.
   — Простите, милорд. Я забеспокоился, когда увидел вашего жеребца, пасущегося в одиночестве.
   — Да ты уже говорил мне! — Адриан снял с Дейви шляпу и потрепал его светлые волосы. — Ладно, Дейви, все в порядке. Как видишь, со мной ничего не случилось. Мне показалось, что в озере кто-то есть, и я решил спешиться, чтобы проверить.
   — Вы не поймали никого из этих проклятых браконьеров?
   Адриан недоуменно поднял брови.
   — Простите, милорд.
   Граф усмехнулся:
   — Ладно, Дейви. Что касается браконьеров, мои чувства к ним совпадают с твоими. — Он снова повернулся к озеру, надеясь, по всей видимости, что каким-то чудом женщина появилась там вновь.
   Но ее не было.
   — Но боюсь, что браконьеров я здесь не нашел, Дейви. Во всяком случае, на этот раз.
   «Да, но зато нашел нечто гораздо более интересное».
   Собравшись уйти, Адриан в последний раз бросил взгляд на то место, где впервые появилось прекрасное видение. Сейчас водная гладь была совершенно спокойной, как будто ее никогда ничто не беспокоило. Может быть, это все-таки было своего рода галлюцинацией, возникшей у него в мозгу? Да, должно быть, это так и есть — результат того, что в его постели давно уже не было женщины.
   И все же ему не хотелось уходить, хотя он отлично знал, что не может ожидать появления своей лесной феи, стоя здесь вместе с Дейви.
   — Что ж, нам пора возвращаться в Кулхевен. Солнце скоро зайдет, а так как сейчас новолуние, то нечего нам оставаться здесь в темноте.
   Очевидно обрадованный тем, что настроение хозяина изменилось к лучшему, Дейви улыбнулся:
   — Конечно. И кроме того, сегодня должна прибыть ваша невеста. Отец был очень польщен тем, что именно он привезет ее к вам в Кулхевен. А мать сказала, что ваша помолвка с мисс Арабеллой, когда вы даже не видели друг друга, очень романтична. Но, как я слышал, вам нечего бояться, милорд. Говорят, она прекрасна как ангел. Неудивительно, что вы так спешите вернуться в Кулхевен. Вам, наверное, не терпится ее увидеть.
   Улыбка исчезла с губ Адриана. Его невеста. Он совершенно забыл о том, что должна прибыть Арабелла, забыл или, что вернее, предпочел вовсе не думать об этом, как будто, игнорируя сам факт этого прибытия, он мог предотвратить его.
   Арабелла. Одно только это подействовало на него как холодный душ. Любое желание заполучить женщину в свою постель исчезало при одном его упоминании.
   Какое же тогда действие окажет на него ее вид? Несомненно, всякое плотское желание при взгляде на нее покинет его окончательно.
   Для того чтобы организовать эту встречу, понадобились месяцы тщательно спланированных действий и скрупулезной разработки малейших деталей. И он понимал, что должен был сам быть в Кулхевене и приветствовать ее, стоя на верху парадной лестницы, чтобы дать понять ей и ее матери, что будет подходящим мужем. Что ж, для того чтобы достичь своего настоящего положения, в последние несколько лет ему приходилось совершать гораздо более недостойные поступки.
   Оставалось довести до конца это заключительное дело, и он сможет быть полностью уверен в своем положении.
   Да, он должен желать увидеть ее хотя бы для того, чтобы наконец-то достигнуть своей цели. При этом не имело никакого значения, была ли она ангелом, или обладала лошадиной физиономией. Главным для него было то, что принесет ему эта свадьба.
   Если бы только сама мысль об этой женитьбе не заставляла стынуть кровь в его жилах!