Страница:
В Ахвазе, в ста пятидесяти километрах на восток от Басры, нас высадили в полдень из поезда и разместили в транзитном лагере. Опять жара, опять обливаемся потом в тени. Спасением для нас стал бассейн, из него мы не вылезали до вечера. Отъезжаем только завтра вечером.
23 октября. За всю свою жизнь я нигде не видел такой ужасающей бедности, как в Ахвазе, на реке Карун. Эта река соединяется с водами Евфрата и Тигра в семидесяти километрах от Персидского залива. Я смотрел с высокого моста вниз. Возле пристани для маленького колесного парохода суетились люди. Английский сержант отговаривал меня выходить в город из-за опасности, подхватить заразную болезнь, однако я все же пошел, увидел, но не победил. Меня поразила страшная нищета существ, подобных людям. В это было трудно поверить. Мужчины и женщины, не говоря уж о детях, были одеты в грязное тряпье. Люди кричат друг на друга, истерически галдят так, что не разобрать слов, и этот крик - здесь нормальный способ обращения. Кругом все покрыто испражнениями, так что просто не пройти. Я фотографировал эту людскую нищету, и мне было страшно. Потом я увидел величественных старцев в рваном тряпье и с длинными палками в руках, которыми они постукивали по краю тротуара. Трахома - метла Востока. Слепые. Один из них, высокий, стройный, волосатый - вылитый Иван Креститель. Я наблюдал с места за трехметровыми акулами и рыбой-пилой, которые заходят сюда из Персидского залива и промышляют отходами. В тот же вечер мы выехали в Тегеран.
24 октября. Утром около девяти часов мы были в Куме, в этом "святом" городе. Позолоченный купол прекрасной мечети сиял на солнце и был виден издалека. Горам, казалось, не будет конца, и они становились все выше и выше. Кругом - никакой растительности. Насколько хватает глаз - голые скалы. Восемьсот километров мертвых скал. Мертвых? А нефть, которая питает мир? Местные жители, правда, в значительно меньшей степени пользуются этим богатством. В семь часов вечера наконец добрались до Тегерана. Здесь нам придется задержаться на несколько дней, пока не сформируется автоколонна.
26 октября. Чехословацкий военный атташе полковник Липа привез нас на стадион, где в честь двадцатишестилетия шаха Мохамеда Реза Пехлеви состоялся спортивный праздник. Результаты упражнений на снарядах были неплохие. Что же касается бега, то на финише спортсмены испытывали сильную усталость: ведь Тегеран лежит на высоте тысячи двухсот метров над уровнем моря.
В городе много советских, английских и американских военнослужащих. Соединенные Штаты Америки в сотрудничестве с Советским Союзом построили в Тегеране большой центр по монтажу техники. Отсюда после сборки американские автомобили "студебеккеры", "доджы" и "виллисы" своим ходом, идут на восточный фронт.
Когда я фотографировал базар, то не заметил, как неожиданно меня окружила далеко не дружелюбная толпа. Я постарался побыстрее выбраться из окружения. Базар в Тегеране - это восточная жизнь в ее натуральном виде, без прикрас, со всеми своими неповторимыми запахами, криком, торговлей, жестикуляцией, пылью и грязью. Здесь через толпу на маленьких терпеливых осликах продираются люди в тюрбанах и верблюды, навьюченные пузатой поклажей. Здесь царит пестрая мешанина людей разных типов и оттенков кожи. Здесь увидишь прекрасную национальную одежду и тюрбаны самых необычных форм. Здесь встретишься с живым восточным темпераментом. Все это незабываемое зрелище!
1 ноября. У нас, на родине, - это день поминания усопших. Сегодня люди у нас идут на кладбище. К вечеру, как правило, уже подмораживает. Мы же здесь ходим в шортах и рубашке, и солнце печет так, как в Чехословакии в августе. Здесь деревья всегда покрыты листвой, но в самое жаркое время листья теряют свою свежесть.
Накануне отъезда нас сфотографировали - обязательное мероприятие корреспондентов перед отправкой транспорта. Фотограф уже готовился нажать на кнопку, как вдруг военный атташе неудачно пошутил, сказав, что кого-то из нас ему придется зачеркнуть на фотографии крестиком, когда придет сообщение о геройской гибели... (Кто мог знать тогда, что первыми будут чешский учитель из Каира и талантливый поэт, надпоручик Юрек. Они не знали, что им осталось жить три недели и три дня, что они погибнут на Безымянной высоте под Нижним Комарником при взятии последнего фашистского бастиона в Карпатах. Не знали и четыре других наших соотечественника, запечатленных на фотографии 1 ноября 1944 года в Тегеране, что они вскоре последуют за Юреком.)
2 ноября. Мы уже в распоряжении советского командования, и автомобили ведут шоферы-красноармейцы. В полдень отъезжаем в Пехлеви, расположенный на берегу Каспийского моря. Все выше поднимаемся в горы, вершины которых уходят в облака, любуемся дикой красотой Эльбруса. На скалах видны вулканические следы. Горы внушают страх. За азартную езду некоторые шоферы уже поплатились жизнью. Мы едем по очень узкой долине. Отвесные скалы нависают прямо над нами. Повороты над пропастями - без барьеров и без предупредительных знаков. Там и сям между скалами ютятся маленькие деревушки в персидском стиле, а вокруг - редкие деревца, вытянувшиеся до высоты пирамидальных тополей. Этот бедный край по-своему прекрасен. Проезжаем ряд советских контрольных пунктов, у одного из них останавливаемся. Пока не придет сообщение о том, что впереди нет тумана, нас не пустят. Наконец получено известие, что туман не угрожает, и мы едем дальше. Через некоторое время мы узнали, зачем такая осторожность. Серпантинами мы поднимаемся на самую высокую точку дороги, которая затем проходит по двухкилометровому туннелю под массивом Эльбруса. Туннель находится на иранской территории, он охраняется советскими частями. Бывший шах еще в 1935 году полностью переориентировался на политику держав "оси". В июне 1941 года шах провозгласил Иран нейтральным. Однако, исходя из обоснованного недоверия, 25 августа 1941 года советские войска вошли в Северный Иран, а англичане заняли южную часть страны. Этим была пресечена деятельность гитлеровской "пятой" колонны. Шах вынужден был отказаться от трона.
До туннеля мы добрались к шести часам вечера, а затем головоломными поворотами в течение полутора часов удальски скатывались вниз, к морю. Наш шофер Козловский, сын кавалерийского генерала, участник боев 1941 года под Москвой, показал нам во время этой сумасшедшей гонки вниз на тысячеметровую бездну, в которой недавно погибли советский лейтенант с водителем.
3 ноября. Сегодня отъезжаем из Пехлеви. Вдоль берега моря апельсиновые рощи с дозревающими плодами, чайные плантации (как раз шел сбор чая), рисовые поля, тутовые деревья. В летней резиденции шаха мы восторгались прекрасными садами, расположенными террасами. Народ здесь не производит убогого впечатления. Женщины носят шаровары.
В четыре часа дня грузимся на советский пароходик водоизмещением пятьсот тонн. В небольшом салончике советские люди гостеприимно угощают нас. Все очень вкусно. Некоторые члены экипажа живут и работают здесь вместе с семьями. Это простые добрые люди, привыкшие к суровой жизни. Здесь начинается иной мир.
После девяти часов вечера выходим на необъятный простор Каспийского моря. Оно зеленоватого цвета. Ночью на нас обрушилась буря. Посудина страшно скрипела, металась из стороны в сторону, вода заливала иллюминаторы и проникала в наши каюты, но на корабле раздавались веселые крики и смех.
В Советском Союзе. На фронт
5 ноября. В восемь часов утра входим в порт и причаливаем у мола. Мы на советской земле, в Баку! Наконец-то я увижу этот героический народ великого славянского государства! Народ, которому я пытался посильно помочь еще в Лондоне...
Нас встречает советская военная делегация во главе с полковником. После размещения в уютной гостинице "Интурист" и официального приветствия нас ждал сытный завтрак. После обеда самодеятельный коллектив местного гарнизона выступил с концертом. Отъезжали мы вечером в двадцать один час. Посмотреть город не успели, зато по лицам местных жителей, советских нефтяников, хорошо поняли, что такое длительная тяжелая война. До самых окраин гигантской страны докатилось эхо войны. Недостаток мужчин на трудовом фронте восполнили женщины. Они повсюду: с винтовкой у склада, у руля корабля... Они - водители и вагоновожатые на транспорте, работают в канцеляриях и на добыче нефти. Женщины ходят в платках, повязанных вокруг головы, в телогрейках и валенках. На мужчинах - папахи, ушанки или кепки с козырьком. Бросается в глаза большое число раненых и инвалидов войны. Уставший вид людей говорит о недоедании и недосыпании. Люди пожилого и среднего возраста говорят мало, молодые более разговорчивы. Над портом с его многочисленными кораблями виднеется гигантская статуя славного сына революции Кирова. Нефтяные вышки поднимаются прямо у побережья, поверхность воды в порту покрыта пленкой нефти.
Мы едем в вагоне третьего класса, в каждом купе - по шесть спальных мест: три полки крепятся жестко, а три откидные. Старшим в нашем вагоне едет капитан. С ним - интендант, старший лейтенант и несколько солдат. Запаслись продовольствием на пятнадцать суток: хлебом, салом, джемом, сгущенным молоком, колбасой, маслом, сыром, рыбой, сухарями, сахаром и чаем. Кипяток для чая можно брать на железнодорожных станциях. Колбасу развесили под потолком вагона. Мы будем в пути примерно двенадцать дней. Все вокруг нас какое-то домашнее, уютное. Выехали точно в полдень.
6 ноября. Утром просыпаемся в Дербенте, на Каспийском море. В два часа мы - в Махачкале. Это все еще Каспий.
Море неспокойное. Постепенно его зеленоватая поверхность начинает удаляться. Пока что нигде не видно разрушительных следов войны, однако на лицах людей лежит неизгладимый отпечаток страданий и всего пережитого. Вечером при свечах можно побеседовать и помечтать. Пасмурно. Едем степью. Днем читаем или учим русский язык. Ночью проехали по местам восточнее Грозного, где советские войска окончательно остановили наступление гитлеровцев. Вечером, уже в сумерках, мы были в Грозном. Теперь путь наш будет лежать через всю Россию по следам героической борьбы советского народа.
7 ноября. В восемь часов утра прибыли на станцию Минеральные Воды. От вокзала и близлежащих домов остались одни стены. Вокруг разбросаны остатки вагонов. Кавказ "плачет": горы затянуты тучами, никаких красок кавказского предгорья не видно, идет дождь.
На перроне кутаются в платки и поношенные фуфайки плохо одетые женщины. По их лицам видно, что они устали от долгой войны. Их глаза трудно описать. Эти глаза обвиняли, в них застыл ужас прожитых лет войны. Эти глаза призывали к отмщению.
Прозябшая девочка без чулок, в старых не по ноге больших ботинках, кутаясь в платок, предлагает воду. Воду, которой везде так много! И при этом улыбается такой милой, чистой, жалостной улыбкой, что мне становится не по себе при мысли о том, как она страдает. Лица женщин и детей! Даже страшные испытания войны не смогли стереть с них славянскую мягкость и нежность. Говорят они тоже мягко и певуче. Как можно скорее должны кончиться их мучения!..
Моросит дождь, холодно. На пути к Армавиру перед нами развернулась картина тотального разрушения железнодорожного парка. По обеим сторонам дороги на целые километры растянулась цепь разбитых паровозов и вагонов всевозможных типов. Валяются колесами кверху или на боку паровозы с маркой "Кельн, Кассель, Эссен и Франкфурт". Все это красноречиво свидетельствует о силе наступления советских армий.
Железнодорожная станция Армавир и город разрушены. Всюду развалины. Здесь шли жестокие бои. Вечером прибыли в Кропоткин, а затем путь наш лежал к станции Тихорецк. Советские офицеры и проводница пришли к нам на беседу. Мы поздравили их с годовщиной Великой Октябрьской социалистической революции.
8 ноября. В пять часов утра прибыли в Ростов-на-Дону. В полдень советский офицер повел нас в город. Он на три четверти разрушен. Некогда миллионный богатый город сейчас безлюден. Теперь здесь после сравнительно недолгой оккупации только двести тысяч жителей. Люди тихие, измученные, смотрят на нас с недоверием. Преждевременно постаревшие женщины (мужчин почти не видно) проходят мимо нас с застывшими лицами, без улыбок. Возле вокзала собираются толпы народа. Трудно сказать - зачем. То ли они хотят куда-то ехать, то ли просто встречают и провожают поезда, которые воплощают для них жизнь, лучшую жизнь, которая наступит, когда кончится эта война. Только здесь, в Советском Союзе, целиком и полностью открываются страшные злодеяния нацистского режима. Все говорит о том, что именно здесь - центр тяжести борьбы против фашизма. Призыв "Все для фронта!" кричит на каждом вокзале, в каждой деревне, которую проезжаем. Все это свидетельствует о твердой решимости бороться до полного поражения врага. Люди отдавали все во имя победы. Необходимо было во что бы то ни стало выиграть эту войну, чтобы потом жить лучше. Больше танков, больше самолетов, больше снарядов, больше усилий как в тылу, так и на фронте - таково было содержание этого сурового, но единственно возможного тогда лозунга.
В три часа выехали из Ростова. Почти в сумерках показалось Азовское море, а через короткий промежуток времени мы увидели огни Таганрога. Здесь проходили жестокие бои. Беседуем в темноте.
В шестнадцать тридцать прибываем в Синявскую. Несмотря на дождь, женщины на перроне предлагают пирожки, кур, яблоки.
9 ноября. Едем по Донбассу. Целый день идет дождь. Вокруг, куда ни посмотришь, равнина, множество линий электропередач и отвалов. Это промышленный район.
10 ноября. На какой-то совершенно разрушенной станции одна женщина сказала мне: "Ваше положение лучше. С вами нет детей. А каково нам, матерям, смотреть, как они мучатся и страдают?.." Она пожелала мне доброго пути и глубоко вздохнула. Все время стоит пасмурная погода.
11 ноября. Около девяти часов утра мы остановились в Белой Церкви. Здесь в свое время действовала 1-я чехословацкая бригада. Мы вышли из вагонов размяться. Бои были упорные и проходили при суровых морозах. В полдень тронулись из Фастова, а через два часа уже шагали по Крещатику в Киеве. По обеим сторонам совершенно разрушенного проспекта громоздятся горы обломков и битого кирпича. В городе, насчитывавшем в мирное время миллион жителей, сейчас проживает не больше пятидесяти тысяч человек. Ощущается нужда во всем, но Киев пробуждается к новой жизни. На проспекте Ленина ко мне неожиданно подбежал четырехлетний мальчуган и с радостным криком прижался к моей ноге. Это привело меня в смятение. Мальчик сразу напомнил мне Милана. Взволнованный, я обнял мальчугана и вложил ему в руку десятирублевку. Ничего другого у меня не было. Он широко улыбался, глаза его искрились озорством. Не знаю, что заставило его подбежать ко мне, но это растрогало меня, и я потом долго вспоминал о нем.
12 ноября. Воскресенье. Дождливо. Мы проехали через Коростень, Новоград-Волынский, Шепетовку и Тернополь и после небольшой остановки во Львове отправились дальше. Чем ближе к фронту, тем медленнее идут поезда. В Добромиле опять несколько часов стояли. Этот край напоминает мне Бескиды. Голубоватые хвойные лесочки, разбросанные по заснеженным горам, навевают воспоминания о доме. Напротив нас стоит санитарный поезд. Мой бронхит лечат чистым спиртом. Из-за обожженной слизистой оболочки я потом почти неделю не мог есть.
На следующий день стоял великолепный вечер. Солнце позолотило кроваво-желтую и огненно-красную осеннюю листву на близлежащем холме. В природе царили мир и спокойствие. Ночью, в кромешную тьму, трогаемся дальше. Так, от станции к станции доехали. до Гирова, потом поезд тронулся в направлении иа Санок. В семь часов утра чехословацкий трубач отменно сыграл подъем. Мы находились в Кросно. Здесь располагался резервный полк 1-го чехословацкого армейского корпуса в СССР.
И вот впервые до моего слуха донеслось что-то чужое, чего до сих пор я не слышал. Оно приходило откуда-то с запада, терялось и снова набирало силу, как пожар, который то вспыхнет, то приглушит свое буйство, то снова разгорится. Постепенно начинаю понимать, что этот отдаленный грохот артиллерийская стрельба, что мы уже на фронте. В этих пульсирующих раскатах было что-то грозное, несущее смерть, будто какая-то огромная неведомая сила сводила счеты с людьми, играла их судьбами и уничтожала их без сожаления. И те, кто по ту сторону скрючились в окопах, имели далеко не завидную судьбу, и в этом они виноваты были сами: не надо было им сюда лезть, оставались бы дома, а не расползались по всей Европе...
В полдень на машинах отправились в село Рыманув-Здрой. Там будем ждать командира корпуса генерала Свободу. Потом мы лезли по карпатской грязи, утопая по самые голенища. Генерал по телефону сообщил, что идет бой и поэтому он не может прийти, а приглашает нас к двадцати часам к себе на командный пункт.
В восемь часов вечера я впервые увидел генерала Свободу. Наш далёкий путь кончился, начиналась новая, боевая жизнь - борьба за свободу.
V. К Карпатско-Дуклинской операции
В сентябре 1944 года в районе Карпат развернулись большие бои с целью оказать помощь Словацкому национальному восстанию. В боях вместе с Советской Армией принял участие 1-й чехословацкий армейский корпус. Это было самое большое сражение в истории чехословацкой армии.
Всенародный характер, который приобрело в процессе своего развития Словацкое национальное восстание, создал благоприятные условия для того, чтобы обратиться за помощью к Советскому Союзу. Просьбу Клемента Готвальда передал посол Зденек Фирлингер 31 августа 1944 года, и уже 2 сентября Советское правительство удовлетворило эту просьбу. Единственным действенным решением вопроса о помощи было решение о вступлении советских частей в Словакию и быстром проникновении их на территорию, охваченную восстанием. Только такой вид помощи мог сразу и в кратчайший срок решительно изменить соотношение сил в пользу повстанцев. Однако это означало - пробиваться в Словакию ударом через Карпаты.
Ни один полководец, достойный этого высокого звания, не решился бы без крайне серьезных на то оснований на штурм такой гигантской горной преграды, какую представлял собой могучий карпатский вал. И советское Верховное Главнокомандование, естественно, не планировало такую операцию. Наоборот, оно хотело оставить всю немецкую оборонительную систему внутри Карпат и освободить территорию Словакии и Моравии путем охвата ее гигантскими клещами с севера ударом на Краков, Острава и с юга продвижением в направлении Будапешт, Братислава, Брно.
Однако, когда неожиданно вспыхнуло Словацкое национальное восстание, Советское правительство должно было быстро решать, как эффективнее помочь восставшим. Политическая сторона дела была проще: советское руководство однозначно заявило о немедленной помощи в духе советско-чехословацкого договора 1943 года о дружбе, взаимной помощи и послевоенном сотрудничестве.
Труднее было оказать немедленную военную помощь. На кратчайшем направлении могли выступить только войска 1-го Украинского фронта. Войска этого фронта в тяжелых боях в июне, июле и августе разгромили мощную немецкую группировку "Северная Украина", изгнали гитлеровские войска со всей Украины, форсировали реку Сан и вышли к Висле, где создали южнее Варшавы плацдарм оперативного значения, а своим левым крылом вышли к предгорьям Карпат. Здесь в течение всего августа проходили ожесточенные бои. К концу августа части, действовавшие на этом направлении, были очень утомлены. Стрелковые дивизии имели примерно половину штатного состава, испытывали недостаток в боевой технике, главным образом в танках, в боеприпасах и настоятельно нуждались в длительном отдыхе и доукомплектовании личным составом. В существующих условиях решение командующего 1-м Украинским фронтом о принципиальном согласии на штурм Карпат силами фронта было более чем дерзким. И это не только потому, что командование знало состояние войск. Командованию также было известно, что предстоят особые виды боев, которым войска из-за недостатка опыта ведения боев в гористой местности не были обучены и для которых они не были соответствующим образом экипированы и вооружены.
Все три предшествующих года советские части воевали в основном на равнинной местности. Они были привычны к степям и лесам, где они сначала великолепно оборонялись, а потом - во время холодных зим, изнуряющей жары и весенней распутицы - энергично переходили в наступление. Теперь войскам предстояли бои в сложных горных условиях против опытного сильного противника, который имел возможность в течение месяцев возводить здесь глубоко эшелонированную оборонительную систему.
2 сентября командующий войсками 1-го Украинского фронта маршал Конев срочно вызвал к себе командующего 38-й армией генерал-полковника Москаленко и сообщил ему, что 38-й армии и правому крылу 4-го Украинского фронта, а именно 1-й гвардейской армии под командованием генерал-полковника Гречко, действующей в Карпатах, ставится задача - предпринять наступательную операцию в помощь Словацкому национальному восстанию. Так возник замысел Карпатско-Дуклинской операции. Основная тяжесть боев лежала на 38-й армии, левофланговой армии фронта. В ее состав входили тогда три стрелковых корпуса, всего девять стрелковых дивизий, а перед началом боев она была усилена танковым корпусом, гвардейским кавалерийским корпусом, многочисленными артиллерийскими частями усиления, включая реактивные, и 1-м чехословацким армейским корпусом.
Операция должна была развиваться из бассейна рек Вислока и Ямолка (район Кросно) в направлении предгорья севернее Главного Карпатского хребта. В течение трех месяцев противник создавал здесь свою оборону, состоявшую из трех линий. Глубина обороны достигала 50 километров. Идейные творцы и организаторы плана операции в сентябре 1944 года, стремясь обеспечить успех операции, сознавали исключительность чрезвычайно сложной задачи, которая отличалась большим риском и неизвестным концом. Кроме того, никто не знал, какие коррективы в их расчеты внесет Генерал Погода. И погода как раз внесла свои коррективы! Однако решили начать наступление даже в непогоду, чтобы как можно быстрее помочь восставшим. Кто в этом сомневается, пусть вспомнит, сколько времени было дано 38-й армии для подготовки к этой тяжелой операции. План операции командующего 1-м Украинским фронтом был одобрен Ставкой 4 сентября, а начало наступления было намечено на 8 сентября. Это, на мой взгляд, лучше всего доказывает интернациональный бескорыстный характер советской помощи восстанию.
Главная мысль командующего фронтом заключалась в том, чтобы силами 38-й армии уничтожить противника в предгорьях Карпат (подвижными войсками 1-м гвардейским кавалерийским корпусом и 25-м танковым корпусом и вторым эшелоном армии - 1-м чехословацким армейским корпусом), потом развить успех через Главный Карпатский хребет и на пятый день наступления выйти на рубеж Старая Любовня, Прешов. Главный удар предусматривалось нанести вдоль дуклинской коммуникации Красно - Дукля - Дуклинский перевал - Свидник. При составлении плана учитывалось заверение чехословацких представителей в том, что обе словацкие дивизии восточно-словацкого корпуса, которые с весны укрепились в Карпатах, удержат карпатские перевалы и тем самым сделают возможным быстрое соединение Советской Армии с восставшими. Ударную группировку армии планировалось создать севернее и северо-западнее города Кросно. Прорыв немецкой обороны шириной восемь километров намечалось осуществить северо-западнее этого города.
Уже 4 сентября командующий фронтом маршал Конев направил свою директиву 38-й армии и придал ей необходимые средства усиления. В первый день наступления войска армии должны были проникнуть на глубину 10 - 12 километров; на третий день операции им следовало выйти к границам Словакии, до которых оставалось еще 25 километров. Подвижная группа и второй эшелон армии - 1-й чехословацкий армейский корпус вводились в бой только 9 сентября, на второй день наступления с рубежа долины Жмигруд-Новы, город Дукля, удаленного от фронта прорыва на 20 километров. Командующий армией на основании директивы командующего фронтом решил, что 52, 101 и 67-м стрелковыми корпусами первого эшелона он прорвет оборону противника в указанной полосе, уничтожит в течение первого дня операции силы первого эшелона противника и разовьет успех на глубину 15 - 20 километров.
Из директивы командующего фронтом и решения командующего 38-й армией видно, какое, значение оба высших командира придавали быстроте наступления. Средний темп наступления был высоким, неслыханно высоким: 18-20 километров в день для мотострелкового корпуса, 40 километров для кавалерийского корпуса, 25 километров для танкового корпуса. Маршал Конев предупреждал, если войска быстро не пройдут Карпаты, они понесут большие потери. Решающего успеха предполагалось добиться в течение первого и второго дней операции. Речь шла о том, чтобы окончательно уничтожить противника в предгорьях Карпат и, таким образом создав решающее превосходство сил над обороняющимся противником, удерживать высокие темпы наступления до выполнения задачи или хотя бы перехода Главного Карпатского хребта.
23 октября. За всю свою жизнь я нигде не видел такой ужасающей бедности, как в Ахвазе, на реке Карун. Эта река соединяется с водами Евфрата и Тигра в семидесяти километрах от Персидского залива. Я смотрел с высокого моста вниз. Возле пристани для маленького колесного парохода суетились люди. Английский сержант отговаривал меня выходить в город из-за опасности, подхватить заразную болезнь, однако я все же пошел, увидел, но не победил. Меня поразила страшная нищета существ, подобных людям. В это было трудно поверить. Мужчины и женщины, не говоря уж о детях, были одеты в грязное тряпье. Люди кричат друг на друга, истерически галдят так, что не разобрать слов, и этот крик - здесь нормальный способ обращения. Кругом все покрыто испражнениями, так что просто не пройти. Я фотографировал эту людскую нищету, и мне было страшно. Потом я увидел величественных старцев в рваном тряпье и с длинными палками в руках, которыми они постукивали по краю тротуара. Трахома - метла Востока. Слепые. Один из них, высокий, стройный, волосатый - вылитый Иван Креститель. Я наблюдал с места за трехметровыми акулами и рыбой-пилой, которые заходят сюда из Персидского залива и промышляют отходами. В тот же вечер мы выехали в Тегеран.
24 октября. Утром около девяти часов мы были в Куме, в этом "святом" городе. Позолоченный купол прекрасной мечети сиял на солнце и был виден издалека. Горам, казалось, не будет конца, и они становились все выше и выше. Кругом - никакой растительности. Насколько хватает глаз - голые скалы. Восемьсот километров мертвых скал. Мертвых? А нефть, которая питает мир? Местные жители, правда, в значительно меньшей степени пользуются этим богатством. В семь часов вечера наконец добрались до Тегерана. Здесь нам придется задержаться на несколько дней, пока не сформируется автоколонна.
26 октября. Чехословацкий военный атташе полковник Липа привез нас на стадион, где в честь двадцатишестилетия шаха Мохамеда Реза Пехлеви состоялся спортивный праздник. Результаты упражнений на снарядах были неплохие. Что же касается бега, то на финише спортсмены испытывали сильную усталость: ведь Тегеран лежит на высоте тысячи двухсот метров над уровнем моря.
В городе много советских, английских и американских военнослужащих. Соединенные Штаты Америки в сотрудничестве с Советским Союзом построили в Тегеране большой центр по монтажу техники. Отсюда после сборки американские автомобили "студебеккеры", "доджы" и "виллисы" своим ходом, идут на восточный фронт.
Когда я фотографировал базар, то не заметил, как неожиданно меня окружила далеко не дружелюбная толпа. Я постарался побыстрее выбраться из окружения. Базар в Тегеране - это восточная жизнь в ее натуральном виде, без прикрас, со всеми своими неповторимыми запахами, криком, торговлей, жестикуляцией, пылью и грязью. Здесь через толпу на маленьких терпеливых осликах продираются люди в тюрбанах и верблюды, навьюченные пузатой поклажей. Здесь царит пестрая мешанина людей разных типов и оттенков кожи. Здесь увидишь прекрасную национальную одежду и тюрбаны самых необычных форм. Здесь встретишься с живым восточным темпераментом. Все это незабываемое зрелище!
1 ноября. У нас, на родине, - это день поминания усопших. Сегодня люди у нас идут на кладбище. К вечеру, как правило, уже подмораживает. Мы же здесь ходим в шортах и рубашке, и солнце печет так, как в Чехословакии в августе. Здесь деревья всегда покрыты листвой, но в самое жаркое время листья теряют свою свежесть.
Накануне отъезда нас сфотографировали - обязательное мероприятие корреспондентов перед отправкой транспорта. Фотограф уже готовился нажать на кнопку, как вдруг военный атташе неудачно пошутил, сказав, что кого-то из нас ему придется зачеркнуть на фотографии крестиком, когда придет сообщение о геройской гибели... (Кто мог знать тогда, что первыми будут чешский учитель из Каира и талантливый поэт, надпоручик Юрек. Они не знали, что им осталось жить три недели и три дня, что они погибнут на Безымянной высоте под Нижним Комарником при взятии последнего фашистского бастиона в Карпатах. Не знали и четыре других наших соотечественника, запечатленных на фотографии 1 ноября 1944 года в Тегеране, что они вскоре последуют за Юреком.)
2 ноября. Мы уже в распоряжении советского командования, и автомобили ведут шоферы-красноармейцы. В полдень отъезжаем в Пехлеви, расположенный на берегу Каспийского моря. Все выше поднимаемся в горы, вершины которых уходят в облака, любуемся дикой красотой Эльбруса. На скалах видны вулканические следы. Горы внушают страх. За азартную езду некоторые шоферы уже поплатились жизнью. Мы едем по очень узкой долине. Отвесные скалы нависают прямо над нами. Повороты над пропастями - без барьеров и без предупредительных знаков. Там и сям между скалами ютятся маленькие деревушки в персидском стиле, а вокруг - редкие деревца, вытянувшиеся до высоты пирамидальных тополей. Этот бедный край по-своему прекрасен. Проезжаем ряд советских контрольных пунктов, у одного из них останавливаемся. Пока не придет сообщение о том, что впереди нет тумана, нас не пустят. Наконец получено известие, что туман не угрожает, и мы едем дальше. Через некоторое время мы узнали, зачем такая осторожность. Серпантинами мы поднимаемся на самую высокую точку дороги, которая затем проходит по двухкилометровому туннелю под массивом Эльбруса. Туннель находится на иранской территории, он охраняется советскими частями. Бывший шах еще в 1935 году полностью переориентировался на политику держав "оси". В июне 1941 года шах провозгласил Иран нейтральным. Однако, исходя из обоснованного недоверия, 25 августа 1941 года советские войска вошли в Северный Иран, а англичане заняли южную часть страны. Этим была пресечена деятельность гитлеровской "пятой" колонны. Шах вынужден был отказаться от трона.
До туннеля мы добрались к шести часам вечера, а затем головоломными поворотами в течение полутора часов удальски скатывались вниз, к морю. Наш шофер Козловский, сын кавалерийского генерала, участник боев 1941 года под Москвой, показал нам во время этой сумасшедшей гонки вниз на тысячеметровую бездну, в которой недавно погибли советский лейтенант с водителем.
3 ноября. Сегодня отъезжаем из Пехлеви. Вдоль берега моря апельсиновые рощи с дозревающими плодами, чайные плантации (как раз шел сбор чая), рисовые поля, тутовые деревья. В летней резиденции шаха мы восторгались прекрасными садами, расположенными террасами. Народ здесь не производит убогого впечатления. Женщины носят шаровары.
В четыре часа дня грузимся на советский пароходик водоизмещением пятьсот тонн. В небольшом салончике советские люди гостеприимно угощают нас. Все очень вкусно. Некоторые члены экипажа живут и работают здесь вместе с семьями. Это простые добрые люди, привыкшие к суровой жизни. Здесь начинается иной мир.
После девяти часов вечера выходим на необъятный простор Каспийского моря. Оно зеленоватого цвета. Ночью на нас обрушилась буря. Посудина страшно скрипела, металась из стороны в сторону, вода заливала иллюминаторы и проникала в наши каюты, но на корабле раздавались веселые крики и смех.
В Советском Союзе. На фронт
5 ноября. В восемь часов утра входим в порт и причаливаем у мола. Мы на советской земле, в Баку! Наконец-то я увижу этот героический народ великого славянского государства! Народ, которому я пытался посильно помочь еще в Лондоне...
Нас встречает советская военная делегация во главе с полковником. После размещения в уютной гостинице "Интурист" и официального приветствия нас ждал сытный завтрак. После обеда самодеятельный коллектив местного гарнизона выступил с концертом. Отъезжали мы вечером в двадцать один час. Посмотреть город не успели, зато по лицам местных жителей, советских нефтяников, хорошо поняли, что такое длительная тяжелая война. До самых окраин гигантской страны докатилось эхо войны. Недостаток мужчин на трудовом фронте восполнили женщины. Они повсюду: с винтовкой у склада, у руля корабля... Они - водители и вагоновожатые на транспорте, работают в канцеляриях и на добыче нефти. Женщины ходят в платках, повязанных вокруг головы, в телогрейках и валенках. На мужчинах - папахи, ушанки или кепки с козырьком. Бросается в глаза большое число раненых и инвалидов войны. Уставший вид людей говорит о недоедании и недосыпании. Люди пожилого и среднего возраста говорят мало, молодые более разговорчивы. Над портом с его многочисленными кораблями виднеется гигантская статуя славного сына революции Кирова. Нефтяные вышки поднимаются прямо у побережья, поверхность воды в порту покрыта пленкой нефти.
Мы едем в вагоне третьего класса, в каждом купе - по шесть спальных мест: три полки крепятся жестко, а три откидные. Старшим в нашем вагоне едет капитан. С ним - интендант, старший лейтенант и несколько солдат. Запаслись продовольствием на пятнадцать суток: хлебом, салом, джемом, сгущенным молоком, колбасой, маслом, сыром, рыбой, сухарями, сахаром и чаем. Кипяток для чая можно брать на железнодорожных станциях. Колбасу развесили под потолком вагона. Мы будем в пути примерно двенадцать дней. Все вокруг нас какое-то домашнее, уютное. Выехали точно в полдень.
6 ноября. Утром просыпаемся в Дербенте, на Каспийском море. В два часа мы - в Махачкале. Это все еще Каспий.
Море неспокойное. Постепенно его зеленоватая поверхность начинает удаляться. Пока что нигде не видно разрушительных следов войны, однако на лицах людей лежит неизгладимый отпечаток страданий и всего пережитого. Вечером при свечах можно побеседовать и помечтать. Пасмурно. Едем степью. Днем читаем или учим русский язык. Ночью проехали по местам восточнее Грозного, где советские войска окончательно остановили наступление гитлеровцев. Вечером, уже в сумерках, мы были в Грозном. Теперь путь наш будет лежать через всю Россию по следам героической борьбы советского народа.
7 ноября. В восемь часов утра прибыли на станцию Минеральные Воды. От вокзала и близлежащих домов остались одни стены. Вокруг разбросаны остатки вагонов. Кавказ "плачет": горы затянуты тучами, никаких красок кавказского предгорья не видно, идет дождь.
На перроне кутаются в платки и поношенные фуфайки плохо одетые женщины. По их лицам видно, что они устали от долгой войны. Их глаза трудно описать. Эти глаза обвиняли, в них застыл ужас прожитых лет войны. Эти глаза призывали к отмщению.
Прозябшая девочка без чулок, в старых не по ноге больших ботинках, кутаясь в платок, предлагает воду. Воду, которой везде так много! И при этом улыбается такой милой, чистой, жалостной улыбкой, что мне становится не по себе при мысли о том, как она страдает. Лица женщин и детей! Даже страшные испытания войны не смогли стереть с них славянскую мягкость и нежность. Говорят они тоже мягко и певуче. Как можно скорее должны кончиться их мучения!..
Моросит дождь, холодно. На пути к Армавиру перед нами развернулась картина тотального разрушения железнодорожного парка. По обеим сторонам дороги на целые километры растянулась цепь разбитых паровозов и вагонов всевозможных типов. Валяются колесами кверху или на боку паровозы с маркой "Кельн, Кассель, Эссен и Франкфурт". Все это красноречиво свидетельствует о силе наступления советских армий.
Железнодорожная станция Армавир и город разрушены. Всюду развалины. Здесь шли жестокие бои. Вечером прибыли в Кропоткин, а затем путь наш лежал к станции Тихорецк. Советские офицеры и проводница пришли к нам на беседу. Мы поздравили их с годовщиной Великой Октябрьской социалистической революции.
8 ноября. В пять часов утра прибыли в Ростов-на-Дону. В полдень советский офицер повел нас в город. Он на три четверти разрушен. Некогда миллионный богатый город сейчас безлюден. Теперь здесь после сравнительно недолгой оккупации только двести тысяч жителей. Люди тихие, измученные, смотрят на нас с недоверием. Преждевременно постаревшие женщины (мужчин почти не видно) проходят мимо нас с застывшими лицами, без улыбок. Возле вокзала собираются толпы народа. Трудно сказать - зачем. То ли они хотят куда-то ехать, то ли просто встречают и провожают поезда, которые воплощают для них жизнь, лучшую жизнь, которая наступит, когда кончится эта война. Только здесь, в Советском Союзе, целиком и полностью открываются страшные злодеяния нацистского режима. Все говорит о том, что именно здесь - центр тяжести борьбы против фашизма. Призыв "Все для фронта!" кричит на каждом вокзале, в каждой деревне, которую проезжаем. Все это свидетельствует о твердой решимости бороться до полного поражения врага. Люди отдавали все во имя победы. Необходимо было во что бы то ни стало выиграть эту войну, чтобы потом жить лучше. Больше танков, больше самолетов, больше снарядов, больше усилий как в тылу, так и на фронте - таково было содержание этого сурового, но единственно возможного тогда лозунга.
В три часа выехали из Ростова. Почти в сумерках показалось Азовское море, а через короткий промежуток времени мы увидели огни Таганрога. Здесь проходили жестокие бои. Беседуем в темноте.
В шестнадцать тридцать прибываем в Синявскую. Несмотря на дождь, женщины на перроне предлагают пирожки, кур, яблоки.
9 ноября. Едем по Донбассу. Целый день идет дождь. Вокруг, куда ни посмотришь, равнина, множество линий электропередач и отвалов. Это промышленный район.
10 ноября. На какой-то совершенно разрушенной станции одна женщина сказала мне: "Ваше положение лучше. С вами нет детей. А каково нам, матерям, смотреть, как они мучатся и страдают?.." Она пожелала мне доброго пути и глубоко вздохнула. Все время стоит пасмурная погода.
11 ноября. Около девяти часов утра мы остановились в Белой Церкви. Здесь в свое время действовала 1-я чехословацкая бригада. Мы вышли из вагонов размяться. Бои были упорные и проходили при суровых морозах. В полдень тронулись из Фастова, а через два часа уже шагали по Крещатику в Киеве. По обеим сторонам совершенно разрушенного проспекта громоздятся горы обломков и битого кирпича. В городе, насчитывавшем в мирное время миллион жителей, сейчас проживает не больше пятидесяти тысяч человек. Ощущается нужда во всем, но Киев пробуждается к новой жизни. На проспекте Ленина ко мне неожиданно подбежал четырехлетний мальчуган и с радостным криком прижался к моей ноге. Это привело меня в смятение. Мальчик сразу напомнил мне Милана. Взволнованный, я обнял мальчугана и вложил ему в руку десятирублевку. Ничего другого у меня не было. Он широко улыбался, глаза его искрились озорством. Не знаю, что заставило его подбежать ко мне, но это растрогало меня, и я потом долго вспоминал о нем.
12 ноября. Воскресенье. Дождливо. Мы проехали через Коростень, Новоград-Волынский, Шепетовку и Тернополь и после небольшой остановки во Львове отправились дальше. Чем ближе к фронту, тем медленнее идут поезда. В Добромиле опять несколько часов стояли. Этот край напоминает мне Бескиды. Голубоватые хвойные лесочки, разбросанные по заснеженным горам, навевают воспоминания о доме. Напротив нас стоит санитарный поезд. Мой бронхит лечат чистым спиртом. Из-за обожженной слизистой оболочки я потом почти неделю не мог есть.
На следующий день стоял великолепный вечер. Солнце позолотило кроваво-желтую и огненно-красную осеннюю листву на близлежащем холме. В природе царили мир и спокойствие. Ночью, в кромешную тьму, трогаемся дальше. Так, от станции к станции доехали. до Гирова, потом поезд тронулся в направлении иа Санок. В семь часов утра чехословацкий трубач отменно сыграл подъем. Мы находились в Кросно. Здесь располагался резервный полк 1-го чехословацкого армейского корпуса в СССР.
И вот впервые до моего слуха донеслось что-то чужое, чего до сих пор я не слышал. Оно приходило откуда-то с запада, терялось и снова набирало силу, как пожар, который то вспыхнет, то приглушит свое буйство, то снова разгорится. Постепенно начинаю понимать, что этот отдаленный грохот артиллерийская стрельба, что мы уже на фронте. В этих пульсирующих раскатах было что-то грозное, несущее смерть, будто какая-то огромная неведомая сила сводила счеты с людьми, играла их судьбами и уничтожала их без сожаления. И те, кто по ту сторону скрючились в окопах, имели далеко не завидную судьбу, и в этом они виноваты были сами: не надо было им сюда лезть, оставались бы дома, а не расползались по всей Европе...
В полдень на машинах отправились в село Рыманув-Здрой. Там будем ждать командира корпуса генерала Свободу. Потом мы лезли по карпатской грязи, утопая по самые голенища. Генерал по телефону сообщил, что идет бой и поэтому он не может прийти, а приглашает нас к двадцати часам к себе на командный пункт.
В восемь часов вечера я впервые увидел генерала Свободу. Наш далёкий путь кончился, начиналась новая, боевая жизнь - борьба за свободу.
V. К Карпатско-Дуклинской операции
В сентябре 1944 года в районе Карпат развернулись большие бои с целью оказать помощь Словацкому национальному восстанию. В боях вместе с Советской Армией принял участие 1-й чехословацкий армейский корпус. Это было самое большое сражение в истории чехословацкой армии.
Всенародный характер, который приобрело в процессе своего развития Словацкое национальное восстание, создал благоприятные условия для того, чтобы обратиться за помощью к Советскому Союзу. Просьбу Клемента Готвальда передал посол Зденек Фирлингер 31 августа 1944 года, и уже 2 сентября Советское правительство удовлетворило эту просьбу. Единственным действенным решением вопроса о помощи было решение о вступлении советских частей в Словакию и быстром проникновении их на территорию, охваченную восстанием. Только такой вид помощи мог сразу и в кратчайший срок решительно изменить соотношение сил в пользу повстанцев. Однако это означало - пробиваться в Словакию ударом через Карпаты.
Ни один полководец, достойный этого высокого звания, не решился бы без крайне серьезных на то оснований на штурм такой гигантской горной преграды, какую представлял собой могучий карпатский вал. И советское Верховное Главнокомандование, естественно, не планировало такую операцию. Наоборот, оно хотело оставить всю немецкую оборонительную систему внутри Карпат и освободить территорию Словакии и Моравии путем охвата ее гигантскими клещами с севера ударом на Краков, Острава и с юга продвижением в направлении Будапешт, Братислава, Брно.
Однако, когда неожиданно вспыхнуло Словацкое национальное восстание, Советское правительство должно было быстро решать, как эффективнее помочь восставшим. Политическая сторона дела была проще: советское руководство однозначно заявило о немедленной помощи в духе советско-чехословацкого договора 1943 года о дружбе, взаимной помощи и послевоенном сотрудничестве.
Труднее было оказать немедленную военную помощь. На кратчайшем направлении могли выступить только войска 1-го Украинского фронта. Войска этого фронта в тяжелых боях в июне, июле и августе разгромили мощную немецкую группировку "Северная Украина", изгнали гитлеровские войска со всей Украины, форсировали реку Сан и вышли к Висле, где создали южнее Варшавы плацдарм оперативного значения, а своим левым крылом вышли к предгорьям Карпат. Здесь в течение всего августа проходили ожесточенные бои. К концу августа части, действовавшие на этом направлении, были очень утомлены. Стрелковые дивизии имели примерно половину штатного состава, испытывали недостаток в боевой технике, главным образом в танках, в боеприпасах и настоятельно нуждались в длительном отдыхе и доукомплектовании личным составом. В существующих условиях решение командующего 1-м Украинским фронтом о принципиальном согласии на штурм Карпат силами фронта было более чем дерзким. И это не только потому, что командование знало состояние войск. Командованию также было известно, что предстоят особые виды боев, которым войска из-за недостатка опыта ведения боев в гористой местности не были обучены и для которых они не были соответствующим образом экипированы и вооружены.
Все три предшествующих года советские части воевали в основном на равнинной местности. Они были привычны к степям и лесам, где они сначала великолепно оборонялись, а потом - во время холодных зим, изнуряющей жары и весенней распутицы - энергично переходили в наступление. Теперь войскам предстояли бои в сложных горных условиях против опытного сильного противника, который имел возможность в течение месяцев возводить здесь глубоко эшелонированную оборонительную систему.
2 сентября командующий войсками 1-го Украинского фронта маршал Конев срочно вызвал к себе командующего 38-й армией генерал-полковника Москаленко и сообщил ему, что 38-й армии и правому крылу 4-го Украинского фронта, а именно 1-й гвардейской армии под командованием генерал-полковника Гречко, действующей в Карпатах, ставится задача - предпринять наступательную операцию в помощь Словацкому национальному восстанию. Так возник замысел Карпатско-Дуклинской операции. Основная тяжесть боев лежала на 38-й армии, левофланговой армии фронта. В ее состав входили тогда три стрелковых корпуса, всего девять стрелковых дивизий, а перед началом боев она была усилена танковым корпусом, гвардейским кавалерийским корпусом, многочисленными артиллерийскими частями усиления, включая реактивные, и 1-м чехословацким армейским корпусом.
Операция должна была развиваться из бассейна рек Вислока и Ямолка (район Кросно) в направлении предгорья севернее Главного Карпатского хребта. В течение трех месяцев противник создавал здесь свою оборону, состоявшую из трех линий. Глубина обороны достигала 50 километров. Идейные творцы и организаторы плана операции в сентябре 1944 года, стремясь обеспечить успех операции, сознавали исключительность чрезвычайно сложной задачи, которая отличалась большим риском и неизвестным концом. Кроме того, никто не знал, какие коррективы в их расчеты внесет Генерал Погода. И погода как раз внесла свои коррективы! Однако решили начать наступление даже в непогоду, чтобы как можно быстрее помочь восставшим. Кто в этом сомневается, пусть вспомнит, сколько времени было дано 38-й армии для подготовки к этой тяжелой операции. План операции командующего 1-м Украинским фронтом был одобрен Ставкой 4 сентября, а начало наступления было намечено на 8 сентября. Это, на мой взгляд, лучше всего доказывает интернациональный бескорыстный характер советской помощи восстанию.
Главная мысль командующего фронтом заключалась в том, чтобы силами 38-й армии уничтожить противника в предгорьях Карпат (подвижными войсками 1-м гвардейским кавалерийским корпусом и 25-м танковым корпусом и вторым эшелоном армии - 1-м чехословацким армейским корпусом), потом развить успех через Главный Карпатский хребет и на пятый день наступления выйти на рубеж Старая Любовня, Прешов. Главный удар предусматривалось нанести вдоль дуклинской коммуникации Красно - Дукля - Дуклинский перевал - Свидник. При составлении плана учитывалось заверение чехословацких представителей в том, что обе словацкие дивизии восточно-словацкого корпуса, которые с весны укрепились в Карпатах, удержат карпатские перевалы и тем самым сделают возможным быстрое соединение Советской Армии с восставшими. Ударную группировку армии планировалось создать севернее и северо-западнее города Кросно. Прорыв немецкой обороны шириной восемь километров намечалось осуществить северо-западнее этого города.
Уже 4 сентября командующий фронтом маршал Конев направил свою директиву 38-й армии и придал ей необходимые средства усиления. В первый день наступления войска армии должны были проникнуть на глубину 10 - 12 километров; на третий день операции им следовало выйти к границам Словакии, до которых оставалось еще 25 километров. Подвижная группа и второй эшелон армии - 1-й чехословацкий армейский корпус вводились в бой только 9 сентября, на второй день наступления с рубежа долины Жмигруд-Новы, город Дукля, удаленного от фронта прорыва на 20 километров. Командующий армией на основании директивы командующего фронтом решил, что 52, 101 и 67-м стрелковыми корпусами первого эшелона он прорвет оборону противника в указанной полосе, уничтожит в течение первого дня операции силы первого эшелона противника и разовьет успех на глубину 15 - 20 километров.
Из директивы командующего фронтом и решения командующего 38-й армией видно, какое, значение оба высших командира придавали быстроте наступления. Средний темп наступления был высоким, неслыханно высоким: 18-20 километров в день для мотострелкового корпуса, 40 километров для кавалерийского корпуса, 25 километров для танкового корпуса. Маршал Конев предупреждал, если войска быстро не пройдут Карпаты, они понесут большие потери. Решающего успеха предполагалось добиться в течение первого и второго дней операции. Речь шла о том, чтобы окончательно уничтожить противника в предгорьях Карпат и, таким образом создав решающее превосходство сил над обороняющимся противником, удерживать высокие темпы наступления до выполнения задачи или хотя бы перехода Главного Карпатского хребта.