Страница:
Вина начальника артиллерии 1-й бригады усугубляется тем обстоятельством, - писал я далее, - что до своего назначения сюда майор Вейт был командиром противотанкового полка и участвовал в этой должности в боях в аналогичных условиях под Нижним Комарником и на Ондаве. Он имел там возможность убедиться в том, насколько тяжело и медленно перемещаются 76-мм противотанковые пушки по размокшей глинистой дороге, если их тянут автомашины.
Отягощает его вину и то, что он не проверил коммуникации, ведущие в район предполагаемой противотанковой обороны. Если бы он это сделал, то установил, что бревенчатая дорога из Жиара в Яловец уже пригодна для проезда, а дорога из Смречан в Бобровец для автотранспорта пока непригодна. Начальник артиллерии 1-й бригады майор Вейт безучастно наблюдал за тем, как командир противотанкового полка отчаянно пытался преодолеть хребет, отделявший его батареи от чехословацкой пехоты, и даже не - помог им выбраться на проезжую дорогу.
Учитывая понесенные потери в людях и моральный ущерб, - писал я в заключение, - и исходя из принципиальных и воспитательных соображений, я прошу немедленно, как только позволит обстановка, снять с поста майора Вейта и его начальника штаба и привлечь поименованных к уголовной ответственности перед военно-полевым судом".
Все это можно прочитать на пожелтевшем листе бумаги, на котором стоит дата: "2 апреля 1945 г." Правда, до военно-полевого суда дело так и не дошло, однако по моей настоятельной просьбе майора Вейта вскоре сняли с должности. Майор Вейт прибыл в чехословацкий корпус из Англии. Без сомнения, он являлся способным и храбрым офицером и это доказал под Ясло и во время последующих боев в Словакии. Невыполнение приказа, приведшее к таким потерям, не было, по моему мнению, умышленным актом. Оно исходило из некритического, высокомерного отношения к профессиональному умению, из пренебрежения к "восточному" опыту ведения войны на советском фронте. Кстати, это было характерно и для некоторых других офицеров, прибывших из Англии. Другой отрицательной чертой Вейта являлось чрезмерное честолюбие, и это, очевидно, послужило первопричиной срыва. Сразу же после февраля 1948 года он сбежал с семьей за границу.
* * *
Недисциплинированность майора Вейта привела во второй половине дня 30 марта к весьма критическому положению. Все тогда зависело от упорства ослабленных подразделений 3-й бригады, от того, удастся ли им удержать господствующие высоты 828 и 915. Потерять эти высоты означало бы лишиться условия для расширения прорыва фашистской обороны в районе Липтовски-Микулаша.
Противник предпринял против левого фланга 3-й бригады пять настойчивых атак при поддержке танков, самоходных орудий и огня всей своей артиллерии, но захватить высоты не смог. Наши раненые бойцы отказывались от эвакуации в тыл и продолжали сражаться. В этом ярко проявились высокие политико-моральные качества молодого пополнения, только что прошедшего курс боевой подготовки. Заслуга в удержании занятых позиций принадлежит и артиллеристам 3-й бригады. Тут, на заболоченной почве, отлично зарекомендовали себя воловьи упряжки, полученные от местных жителей, как неоценимое средство тяги артиллерии и боеприпасов. В районе деревни Яловец, по которой противник намеревался нанести удар, благодаря нашим четвероногим работягам удалось сосредоточить две батареи 76-мм противотанковых пушек и три батареи 120-мм минометов. Помимо этого, восточнее деревни огневые позиции занял взвод 122-мм гаубиц для ведения стрельбы прямой наводкой. Однако решающие бои за Яловец, определившие судьбу 3-й бригады, развернулись лишь на следующий день.
Ночь на 31 марта прошла в напряженном ожидании. Утром противник предпринял контратаки на высоты 823 и 915, но у меня сложилось впечатление, что это был лишь обманный маневр, чтобы отвлечь наши резервы от Яловеца на самый край западного фланга вклинившейся бригады. И действительно, после 17 часов разгорелся тяжелый бой за Яловец. Сначала на деревню был обрушен сильный артиллерийский налет, затем в атаку пошли пехота и самоходные орудия при поддержке огня противотанковой и зенитной артиллерии. Некоторых наших солдат охватила паника, и они бросились бежать. В этой крайне критической ситуации расчеты противотанковых пушек 4-го артиллерийского полка под командованием штабс-капитана Главатого сохранили самообладание и точным огнем с хорошо замаскированных позиций на расстоянии до 700 метров уничтожили технику атакующих. Оставшиеся у врага две самоходки с пехотой, понесшей в результате нашего минометного огня тяжелые потери, поспешно отступили. Это был большой успех. Он предвещал конец злоключениям 1-го чехословацкого корпуса.
В ночь на 1 апреля мы перегруппировали свои силы, но в течение суток (кроме двух ожесточенных ночных атак) боев уже не было. Контратака против северного выступа 3-й бригады, предпринятая после полуночи 2 апреля, была легко отбита. 3 апреля наши части находились в постоянной готовности для решительного удара по обороне противника. На следующую ночь враг отвел главные силы вдоль долины через Ружомберок к Большой Фатре.
Позже для меня настала тяжелая пора: против меня ополчились некоторые работники штаба корпуса. Я не знал, что делать. Раньше не приходилось этого испытывать. Пошли разговоры, в мою сторону метались отравленные стрелы. Все это было непонятно. Вдруг оказалось, что все я делаю плохо. Был случай, когда я с целью преследования противника огнем с дальних дистанций подтянул тяжелый корпусной артиллерийский полк близко к боевым порядкам пехоты. Сказали, что это плохо, рискованно, непродуманно, что это - ошибка, достойная осуждения. Мой авторитет сразу упал. Я чувствовал, что решение этих вопросов принадлежит другим. Все мои попытки сохранить корректные отношения оказались тщетными. На создавшееся положение обратил внимание офицер связи при корпусе полковник Советской Армии Роганов. "Оставьте его в покое, - сказал он, - он поступает правильно". Мне стало легче на душе, но ненадолго. Потом я вспомнил, что меня может понять лишь один человек, и стал искать с ним встречи.
5 апреля из Кошице на фронт прибыл генерал Свобода, назначенный министром национальной обороны. Он приветствовал меня характерным только для него жестом. Когда я решил все объяснить, Свобода слегка похлопал меня по плечу, и я понял, что он уже знаком со всей этой скверной историей.
- Я знаю тебя, - сказал Свобода, терпеливо выслушав мой рассказ, и, улыбнувшись, крепко пожал мне руку. У меня стало легко на душе.
Послесловие к боям под Липтовски-Микулашем
Почему бои под Липтовски-Микулашем оказались такими тяжелыми?
Чехословацкий армейский корпус сформировался в СССР с самого начала как добровольческое соединение с высоким уровнем дисциплины и морального духа и с честью прошел через все испытания. После боев на Дукле корпус пополнялся прямо на ходу, без необходимого сколачивания, вновь призванными в армию старыми резервистами и молодыми бойцами. Перед чехословацким командованием встала серьезная задача, так как уже первые февральские атаки, предпринятые с марша, показали, что солдаты нового пополнения еще не слились с основным ядром. Героизм обстрелянных в боях воинов не находил поддержки у новобранцев, в душе которых еще не вспыхнул огонь ненависти к врагу, к фашистским зверствам.
В начале марта наши безуспешные атаки создали новые проблемы. Если в январе молодые солдаты втягивались в трудности фронтовой жизни в ходе преследования противника от Ондавы к Липтовскн-Микулашу и изъяны в их обучении и воспитании можно было постепенно устранить в период февральских оборонительных боев, то мартовское пополнение такого преимущества не имело. Убитых в первые же дни тяжелейших боев опытных солдат и офицеров тут же заменяли молодыми. Еще труднее было работать с пополнением, непрерывно поступавшим в учебные подразделения.
Часть мобилизованных была в политическом отношении отсталой. Этому не стоит удивляться, поскольку в армию попадали не только антифашисты. Некоторые из новобранцев с трудом привыкали к мысли, что их призвали в армию и теперь они расстались с безопасной жизнью, когда можно было надеяться целым и невредимым переждать войну. Среди них были и такие, кто вообще впервые взял в руки оружие и не знал, как с ним обращаться. Все это, естественно, отрицательно сказывалось на боеспособности пехотных батальонов. Встретившись с опытным и упорным противником, такие солдаты не всегда оказывались на высоте.
Если мартовские наступательные бои характеризовались невиданной ожесточенностью, то предшествовавшие им февральские оборонительные бои отличались необычайным спокойствием по обе стороны линии фронта. В то время корпус усиленно готовился к прорыву немецкой обороны. В центре внимания частей было форсированное обучение прибывшего пополнения; продолжительность обучения зависела от потребностей корпуса. В дни самых тяжелых боев кое-как обученных солдат быстро отправляли на фронт. Срок их обучения сокращался до самого крайнего (двенадцатидневного) предела. Такого срока было, конечно, мало для хорошей подготовки солдат к бою. Чтобы повысить уровень боевой выучки войск, командир корпуса приказал организовать во всех частях 44-часовые дополнительные занятия, в заключение которых провести на уровне корпуса командно-штабное учение "Прорыв переднего края обороны противника с последующим боем в глубине". Все части корпуса настойчиво готовились к схватке с врагом, но он тоже не дремал и совершенствовал свою оборону.
Неудачные боевые действия в немалой степени объяснялись и плохой разведкой. Корпус никак не мог взять пленного, пусть даже малозначащего, лишь бы он принес какую-нибудь пользу. Каждую ночь на различных участках фронта высылались дозоры, устраивались засады и предпринимались вылазки, но все оказывалось без толку: фашисты в плен не попадались. Напрасно погибали отважные дуклинские и другие разведчики под огнем врага, когда они ночь за ночью шли к окопам противника: "языка" взять не удавалось. Всего с 19 по 28 февраля с этой целого было осуществлено 37 вылазок разведчиков, и лишь одна увенчалась успехом. Почти 100 попыток взять пленного было предпринято в феврале. Мы потеряли своих людей, но результатов - никаких. Начальник штаба корпуса, выведенный этими провалами из себя, сам выезжал по ночам в батальоны, чтобы на месте проверить, как выполняются приказы командующего армией и командира корпуса о захвате пленного.
Наконец в одну из февральских ночей чуть было не посчастливилось поймать "золотую рыбку". Неожиданно ворвавшись на бобровецкую мельницу, наши разведчики застали там нескольких гитлеровцев, которые забрели туда по нужде. Гитлеровцам удалось спастись бегством, но фрицы оставили фуражку со знаком эдельвейса. Таким образом, мы получили доказательство того, что на фронте под Липтовски-Микулашем стоит отборная 3-я горная дивизия "Эдельвейс". Это был значительный успех нашей разведки. Сообщение разведчиков весьма взволновало штаб 38-й армии. К сожалению, мы не долго упивались славой. 17 февраля из армии сообщили, что части упомянутой дивизии околачиваются в районе Бильска, что севернее Бескидских гор. Таким образом, стало ясно, что противник снова сменил свои части в полосе нашего корпуса, а это мы обязаны были заметить.
Наши статические органы разведки действовали более успешно при обнаружении огневых средств и минных полей противника путем наблюдения и проверки переднего края. Конечно, их данные о боевом порядке, силе и организации частей противника и их задачах были неточны, а потому и ненадежны, поскольку их нельзя было сопоставить с показаниями пленных. Зато глубинные разведдозоры, засылавшиеся в тыл немецко-фашистских войск, действовали отменно, так что обычно корпус располагал самой лучшей информацией во всей армии. Однако все равно пленные оставались основным источником данных об организации и намерениях противника, А их-то как раз и не было.
Мы не имели оперативной информации о противнике из-за неправильной тактики ведения разведки. Вместо того чтобы пропустить неприятельский дозор в глубину своей обороны и, заманив в западню, захватить пленных, разведчиков уничтожали еще до того, как они пересекали передний край, то есть заранее лишали себя возможности получить ценные сведения. Несмотря на самоотверженные усилия разведчиков, результаты боевой разведки оставались неудовлетворительными. Плохое знание оборонительной системы противника и его боевого порядка оказалось слабым местом корпуса, особенно при выборе целей для подавления фашистской обороны.
Разведка - вот тот краеугольный камень, на котором базировались все успешные наступательные операции корпуса.
Бои 1-го чехословацкого корпуса в районе Липтовски-Микулаша продолжались чуть больше двух месяцев. Несмотря на то что на долю оборонительных боев приходилось почти три четверти этого времени, а наступательные бои занимали всего одну треть, эти бои стали в истории чехословацких войск самыми кровопролитными, если не считать Дуклинского сражения. Ведя наступательные бои бок о бок с советскими войсками, корпус действовал на второстепенном оперативном направлении, вследствие чего он не был в достаточной степени обеспечен необходимыми средствами, так как вопрос о победе над Гитлером решался на главных направлениях, прежде всего на направлении Варшава, Берлин. Даже огромные ресурсы Советской Армии не являлись неисчерпаемыми. Вся тяжесть борьбы в этом, преимущественно горном, районе против сильной, хорошо выбранной и оборудованной обороны противника легла на плечи пехотных и чисто артиллерийских частей корпуса, а также до момента передислокации на советскую 24-ю дивизию. Советская военная наука и советское военное искусство неуклонно руководствовались положением о максимальном сосредоточении боевых средств на решающих стратегических направлениях и их эффективном использовании путем последовательного нанесения по противнику нарастающих ударов. Это положение не допускало дробления и ослабления ударов, в результате чего на второстепенных направлениях средств оказывалось меньше. Полнейшее преимущество отдавалось тем направлениям, на которых решался вопрос быстрого окончания войны. Таким образом, наступать приходилось только теми силами, которыми располагал корпус. Таков ответ на часто поднимаемый вопрос о причинах тяжелых боев под Липтовски-Микулашем. В подобном положении окажутся немного позже чехословацкие части в районе Большой и Малой Фатры.
Бои под Липтовски-Микулашем заняли свое достойное место в истории освобождения Чехословацкой республики от нацистского порабощения. При этом не следует забывать, что именно в крупных сражениях на территории республики - на Дукле, под Липтовски-Микулашем, в горах Большой и Малой Фатры - 1-й чехословацкий армейский корпус фактически проявил себя как воинское соединение нового типа, которое послужило основой для создания новой чехословацкой армии. Своей активной боевой и политической деятельностью 1-й чехословацкий корпус внес значительный вклад в дело полной победы народно-демократической революции. Не следует забывать ожесточенного характера этих сражений и того, какой дорогой ценой мы заплатили за свободу нашей родины. Красноречивое свидетельство тому установленный под Микулашем на вершине Гае мемориал и братские могилы.
В суровой схватке, которая долго не приносила успеха, самоотверженно сражались многие ветераны и вновь призванные бойцы, однако основную тяжесть борьбы приняли на себя поредевшие ряды ветеранов Дукли. Они составляли ядро как обороны, так и смелой атаки.
Большая заслуга в нашей победе принадлежит партийным и политическим работникам, всем заслуженным ветеранам корпуса, которые целеустремленно в течение двух месяцев ежедневно проводили конкретную кропотливую работу в войсках по борьбе с вредными настроениями, настойчиво разоблачая враждебные взгляды. В результате молодые воины за короткий срок стали достойными преемниками боевых традиций корпуса, научились ненавидеть фашистских захватчиков. Робкие в прошлом новобранцы научились смело и настойчиво вести суровый бой. Благодаря всем воспитательным мерам день ото дня развивались боевые и моральные качества воинов, росло политическое сознание войск, а значит, укреплялся и сам корпус. И так до окончательной победы над ожесточенно сопротивлявшимся врагом.
В боях на Большой Фатре и особенно на Малой Фатре наши воины зарекомендовали себя закаленными бойцами.
Большая Фатра угрожает
5 апреля, после освобождения Липтовски-Микулаша, части 3-й бригады продвинулись на запад и первыми проникли в Ружомберок. За ними следовали части 4-й бригады. После непродолжительного уличного боя город был освобожден и противник вынужден был откатиться дальше. Мы вошли в мертвый город, в город без флагов. Никто нас не встречал. Было такое ощущение, будто мы находимся в оккупированном городе. От костела в Чернове под Ружомбероком, бывшего местопребывания Глинки, казалось, веяло угрозой. К счастью, оставались мы в этом городе недолго. Нас тянуло в горы, к сельским жителям.
За освобождение Ружомберока, который считался стержнем немецкой обороны на Ваге, 1-й чехословацкий корпус был награжден в приказе И. В. Сталина орденом Красной Звезды.
В период преследования противника в руководстве корпусом произошли изменения. По предложению министра национальной обороны генерала Людвика Свободы 5 апреля командование корпусом принял генерал Карел Клапалек, бывший ранее командиром 3-й бригады. Раненный в начале боев за Липтовски-Микулаш и едва поправившись, он возвратился в корпус в первых числах апреля, догнав его у Ружомберока.
Клапалек со своим аскетически бледным лицом, на котором светились живые спокойные глаза, был человеком холодной воли. Отличаясь осторожным складом характера, как командир, Клапалек хорошо знал свое дело, быстро оценивал ситуацию и перспективы. Это был командир расчетливой смелости. Исключительное, закаленное в испытаниях спокойствие, напускная холодность, под оболочкой которой скрывалась тонкая натура, прямой немного ироничный взгляд - эти качества особенно нравились в нем солдатам.
Отступая, враг уничтожал железные и шоссейные дороги и находившиеся на них объекты, создавал препятствия, устраивал заграждения и завалы, что замедляло продвижение частей корпуса. Вечером 5 апреля подразделения 3-й бригады после короткого боя овладели населенным пунктом Гомбаш, а утром следующего дня все бригады начали продвижение на Любохню.
Бои за Большую Фатру наглядно подтвердили правильность тактики борьбы в горно-лесистой местности. На первый взгляд, они синтезировали опыт боев на Дукле. Командир корпуса дополнил его тактическим умением и интуицией при оценке трудностей борьбы в горах. В то время многое зависело от его решения, от того, какой избрать путь для преодоления Большой Фатры, вершины которой поднимаются над долиной Вага от 700 до 1000 метров и прочно перекрывают пути на запад. Пойди корпус вдоль долины Вага, он заплатил бы многими жизнями за преодоление Кралеванского ущелья. Поэтому командование корпуса решило обойти ущелье с юга и обеспечить прямой переход основными силами через Большую Фатру на широком фронте. 1-я бригада продвигалась через Любохнянское седло на Крпеляны. 4-я бригада с трудом пробивалась по тяжелой заснеженной местности мимо гор Магура (1061 м) и Клак (1396 м) в направлении на Турчански-Мартин. 3-я бригада шла по долине Вага на Кралевани и Турани, имея основные силы на правой стороне реки. Решение командования корпуса направить 4-ю бригаду на удаленный левый фланг боевого порядка наступающих частей имело важнейшее значение для исхода операции. Решающий момент в первой фазе кампании в Фатрах наступил тогда, когда эта бригада, выйдя на горные массивы Магура и Клак, получила оперативный простор как для действий против вражеских войск, находившихся перед фронтом 1-й бригады, так и для маневра в сторону Мартина. Выделение для этой цели 4-й бригады, состоявшей на 90 процентов из словаков, свидетельствовало о дальновидности командования, понимавшего политическое значение освобождения главного города Туреца.
Таким образом, 7 апреля все бригады корпуса действовали в первом эшелоне, ведя в горах Фатры суровую борьбу в зимних условиях с опытным и упорным противником. Все силы корпуса развернулись на широком горном фронте. Это, конечно, распыляло их на отдельные батальоны и небольшие ударные группы, действовавшие в большинстве случаев изолированно, но было вызвано особенностями наступления в гористых условиях Фатры. Тяжелые бои потребовали от наших пехотинцев напряжения всех физических и духовных сил, зато всего за три дня нам удалось сломить сопротивление опорных пунктов противника, преодолеть труднопроходимые горы Большая Фатра и освободить Мартин. Однако Большая Фатра была прелюдией к еще более тяжелым боям, ожидавшим нас на Малой Фатре.
* * *
7 апреля перед 3-й бригадой была поставлена труднейшая задача форсировать разлившуюся реку Орава. Часть сил расположилась на высоте на восточном, левом, берегу. Подразделения чехословацкого батальона заняли оборону перед разбитым железнодорожным мостом через реку. Сразу же после полудня после короткой подготовки наши автоматчики решительно атаковали гитлеровцев. Возле развалин моста разгорелся бой. Атака нашей штурмовой группы могла захлебнуться в пулеметном огне противника, но артиллеристы 3-й батареи лихо вытащили на крутую голую гору несколько противотанковых пушек и расстреляли вражеские пулеметные гнезда. Атака продолжалась успешно. Под огнем противника бойцы смело перебрались по остаткам моста на правый берег Оравы и захватили там плацдарм. Среди железных конструкция моста на проволочном заграждении остался чехословацкий воин. После боя его нашли уже мертвым. Сколько времени висел он вниз головой, прежде чем умер?.. Такую картину ничем не изгладишь из памяти. Возвращаясь потом в Любохню, я всю дорогу думал об этом неизвестном солдате.
* * *
На следующий день утром я посетил кладбище возле лечебницы в Любохне. Его устроили гитлеровцы в августе 1944 года, когда вспыхнуло Словацкое национальное восстание. В Любохне лейтенантам люфтваффе Геринга залечивали раны, полученные в воздушных боях с врагами рейха. В ночь на 30 августа их лечение "закончилось". И тут мне вспомнилась речь Гитлера Г сентября 1939 года. "Не будет горя и слез немецких матерей..." - горланил тогда фюрер, развязав блицкриг против Польши и ожидая там скорой победы. Унылое впечатление производило это небольшое кладбище с березовыми крестами: оно было чужим среди зданий лечебницы...
От того дня у меня остались и другие воспоминания. Мы вдвоем с генералом Клапалеком отправились вслед за войсками вдоль шумной речки Любохнянка. Поперек дороги легли уже длинные тени. Вокруг стеной стоял лее. Темные ели теснились друг возле друга, среди них попадались удивительные экземпляры толщиной в несколько обхватов. Когда мы гуськом поднимались по узкой долине от Любохни к развилке на Магуру, нас окружала тишина. Лес безмолвствовал. После шума выстрелов он как бы замкнулся в себе, поглощая крики и заглушая движение. Лес обступил нас со всех сторон, а нам хотелось увидеть дали.
На развилке к главному хребту мы увидели внешне ничем не примечательного невысокого мужчину. Сгорбившись, он сидел на дороге. Когда мы с ним поравнялись, то смерили друг друга взглядами, как это обычно делают незнакомые люди, встречаясь на глухой дороге. Человек неопределенно улыбнулся и робко спросил, нельзя ли ему пойти с нами, ведь среди этих лесов во время войны одному ходить неприятие. Мы ответили, что втроем будет веселее.
- Куда тебя черти несут? - спросил я его.
- В Подградье, если позволите. Четыре часа ходьбы отсюда.
- А почему в такое позднее время?
- Да ищу племянника, Юрая. Во время восстания был у повстанцев. Проходили здесь свободовцы, прождал целый день, но Юрка так и не увидел.
- Какой Юрай?
- Бела. Бела из Подградья. Юрай Бела.
Я остановился, чтобы передохнуть. Ничего себе горочка! Да еще такой сюрприз: мой верный Бела из Подградья разыскивался дядюшкой... как пропавший без вести.
- Придет, придет. Скоро будет здесь.
- А где это стреляют, позвольте вас спросить?
- Скоро узнаешь.
* * *
Мы поднимались с командиром корпуса по крутым склонам Магуры.
Над нашими головами свистели снаряды, издалека доносился грохот разрывов. Генерал медленно взбирался по склону, временами останавливаясь и прислушиваясь. На темневшем небе появились вечерние звезды.
Отягощает его вину и то, что он не проверил коммуникации, ведущие в район предполагаемой противотанковой обороны. Если бы он это сделал, то установил, что бревенчатая дорога из Жиара в Яловец уже пригодна для проезда, а дорога из Смречан в Бобровец для автотранспорта пока непригодна. Начальник артиллерии 1-й бригады майор Вейт безучастно наблюдал за тем, как командир противотанкового полка отчаянно пытался преодолеть хребет, отделявший его батареи от чехословацкой пехоты, и даже не - помог им выбраться на проезжую дорогу.
Учитывая понесенные потери в людях и моральный ущерб, - писал я в заключение, - и исходя из принципиальных и воспитательных соображений, я прошу немедленно, как только позволит обстановка, снять с поста майора Вейта и его начальника штаба и привлечь поименованных к уголовной ответственности перед военно-полевым судом".
Все это можно прочитать на пожелтевшем листе бумаги, на котором стоит дата: "2 апреля 1945 г." Правда, до военно-полевого суда дело так и не дошло, однако по моей настоятельной просьбе майора Вейта вскоре сняли с должности. Майор Вейт прибыл в чехословацкий корпус из Англии. Без сомнения, он являлся способным и храбрым офицером и это доказал под Ясло и во время последующих боев в Словакии. Невыполнение приказа, приведшее к таким потерям, не было, по моему мнению, умышленным актом. Оно исходило из некритического, высокомерного отношения к профессиональному умению, из пренебрежения к "восточному" опыту ведения войны на советском фронте. Кстати, это было характерно и для некоторых других офицеров, прибывших из Англии. Другой отрицательной чертой Вейта являлось чрезмерное честолюбие, и это, очевидно, послужило первопричиной срыва. Сразу же после февраля 1948 года он сбежал с семьей за границу.
* * *
Недисциплинированность майора Вейта привела во второй половине дня 30 марта к весьма критическому положению. Все тогда зависело от упорства ослабленных подразделений 3-й бригады, от того, удастся ли им удержать господствующие высоты 828 и 915. Потерять эти высоты означало бы лишиться условия для расширения прорыва фашистской обороны в районе Липтовски-Микулаша.
Противник предпринял против левого фланга 3-й бригады пять настойчивых атак при поддержке танков, самоходных орудий и огня всей своей артиллерии, но захватить высоты не смог. Наши раненые бойцы отказывались от эвакуации в тыл и продолжали сражаться. В этом ярко проявились высокие политико-моральные качества молодого пополнения, только что прошедшего курс боевой подготовки. Заслуга в удержании занятых позиций принадлежит и артиллеристам 3-й бригады. Тут, на заболоченной почве, отлично зарекомендовали себя воловьи упряжки, полученные от местных жителей, как неоценимое средство тяги артиллерии и боеприпасов. В районе деревни Яловец, по которой противник намеревался нанести удар, благодаря нашим четвероногим работягам удалось сосредоточить две батареи 76-мм противотанковых пушек и три батареи 120-мм минометов. Помимо этого, восточнее деревни огневые позиции занял взвод 122-мм гаубиц для ведения стрельбы прямой наводкой. Однако решающие бои за Яловец, определившие судьбу 3-й бригады, развернулись лишь на следующий день.
Ночь на 31 марта прошла в напряженном ожидании. Утром противник предпринял контратаки на высоты 823 и 915, но у меня сложилось впечатление, что это был лишь обманный маневр, чтобы отвлечь наши резервы от Яловеца на самый край западного фланга вклинившейся бригады. И действительно, после 17 часов разгорелся тяжелый бой за Яловец. Сначала на деревню был обрушен сильный артиллерийский налет, затем в атаку пошли пехота и самоходные орудия при поддержке огня противотанковой и зенитной артиллерии. Некоторых наших солдат охватила паника, и они бросились бежать. В этой крайне критической ситуации расчеты противотанковых пушек 4-го артиллерийского полка под командованием штабс-капитана Главатого сохранили самообладание и точным огнем с хорошо замаскированных позиций на расстоянии до 700 метров уничтожили технику атакующих. Оставшиеся у врага две самоходки с пехотой, понесшей в результате нашего минометного огня тяжелые потери, поспешно отступили. Это был большой успех. Он предвещал конец злоключениям 1-го чехословацкого корпуса.
В ночь на 1 апреля мы перегруппировали свои силы, но в течение суток (кроме двух ожесточенных ночных атак) боев уже не было. Контратака против северного выступа 3-й бригады, предпринятая после полуночи 2 апреля, была легко отбита. 3 апреля наши части находились в постоянной готовности для решительного удара по обороне противника. На следующую ночь враг отвел главные силы вдоль долины через Ружомберок к Большой Фатре.
Позже для меня настала тяжелая пора: против меня ополчились некоторые работники штаба корпуса. Я не знал, что делать. Раньше не приходилось этого испытывать. Пошли разговоры, в мою сторону метались отравленные стрелы. Все это было непонятно. Вдруг оказалось, что все я делаю плохо. Был случай, когда я с целью преследования противника огнем с дальних дистанций подтянул тяжелый корпусной артиллерийский полк близко к боевым порядкам пехоты. Сказали, что это плохо, рискованно, непродуманно, что это - ошибка, достойная осуждения. Мой авторитет сразу упал. Я чувствовал, что решение этих вопросов принадлежит другим. Все мои попытки сохранить корректные отношения оказались тщетными. На создавшееся положение обратил внимание офицер связи при корпусе полковник Советской Армии Роганов. "Оставьте его в покое, - сказал он, - он поступает правильно". Мне стало легче на душе, но ненадолго. Потом я вспомнил, что меня может понять лишь один человек, и стал искать с ним встречи.
5 апреля из Кошице на фронт прибыл генерал Свобода, назначенный министром национальной обороны. Он приветствовал меня характерным только для него жестом. Когда я решил все объяснить, Свобода слегка похлопал меня по плечу, и я понял, что он уже знаком со всей этой скверной историей.
- Я знаю тебя, - сказал Свобода, терпеливо выслушав мой рассказ, и, улыбнувшись, крепко пожал мне руку. У меня стало легко на душе.
Послесловие к боям под Липтовски-Микулашем
Почему бои под Липтовски-Микулашем оказались такими тяжелыми?
Чехословацкий армейский корпус сформировался в СССР с самого начала как добровольческое соединение с высоким уровнем дисциплины и морального духа и с честью прошел через все испытания. После боев на Дукле корпус пополнялся прямо на ходу, без необходимого сколачивания, вновь призванными в армию старыми резервистами и молодыми бойцами. Перед чехословацким командованием встала серьезная задача, так как уже первые февральские атаки, предпринятые с марша, показали, что солдаты нового пополнения еще не слились с основным ядром. Героизм обстрелянных в боях воинов не находил поддержки у новобранцев, в душе которых еще не вспыхнул огонь ненависти к врагу, к фашистским зверствам.
В начале марта наши безуспешные атаки создали новые проблемы. Если в январе молодые солдаты втягивались в трудности фронтовой жизни в ходе преследования противника от Ондавы к Липтовскн-Микулашу и изъяны в их обучении и воспитании можно было постепенно устранить в период февральских оборонительных боев, то мартовское пополнение такого преимущества не имело. Убитых в первые же дни тяжелейших боев опытных солдат и офицеров тут же заменяли молодыми. Еще труднее было работать с пополнением, непрерывно поступавшим в учебные подразделения.
Часть мобилизованных была в политическом отношении отсталой. Этому не стоит удивляться, поскольку в армию попадали не только антифашисты. Некоторые из новобранцев с трудом привыкали к мысли, что их призвали в армию и теперь они расстались с безопасной жизнью, когда можно было надеяться целым и невредимым переждать войну. Среди них были и такие, кто вообще впервые взял в руки оружие и не знал, как с ним обращаться. Все это, естественно, отрицательно сказывалось на боеспособности пехотных батальонов. Встретившись с опытным и упорным противником, такие солдаты не всегда оказывались на высоте.
Если мартовские наступательные бои характеризовались невиданной ожесточенностью, то предшествовавшие им февральские оборонительные бои отличались необычайным спокойствием по обе стороны линии фронта. В то время корпус усиленно готовился к прорыву немецкой обороны. В центре внимания частей было форсированное обучение прибывшего пополнения; продолжительность обучения зависела от потребностей корпуса. В дни самых тяжелых боев кое-как обученных солдат быстро отправляли на фронт. Срок их обучения сокращался до самого крайнего (двенадцатидневного) предела. Такого срока было, конечно, мало для хорошей подготовки солдат к бою. Чтобы повысить уровень боевой выучки войск, командир корпуса приказал организовать во всех частях 44-часовые дополнительные занятия, в заключение которых провести на уровне корпуса командно-штабное учение "Прорыв переднего края обороны противника с последующим боем в глубине". Все части корпуса настойчиво готовились к схватке с врагом, но он тоже не дремал и совершенствовал свою оборону.
Неудачные боевые действия в немалой степени объяснялись и плохой разведкой. Корпус никак не мог взять пленного, пусть даже малозначащего, лишь бы он принес какую-нибудь пользу. Каждую ночь на различных участках фронта высылались дозоры, устраивались засады и предпринимались вылазки, но все оказывалось без толку: фашисты в плен не попадались. Напрасно погибали отважные дуклинские и другие разведчики под огнем врага, когда они ночь за ночью шли к окопам противника: "языка" взять не удавалось. Всего с 19 по 28 февраля с этой целого было осуществлено 37 вылазок разведчиков, и лишь одна увенчалась успехом. Почти 100 попыток взять пленного было предпринято в феврале. Мы потеряли своих людей, но результатов - никаких. Начальник штаба корпуса, выведенный этими провалами из себя, сам выезжал по ночам в батальоны, чтобы на месте проверить, как выполняются приказы командующего армией и командира корпуса о захвате пленного.
Наконец в одну из февральских ночей чуть было не посчастливилось поймать "золотую рыбку". Неожиданно ворвавшись на бобровецкую мельницу, наши разведчики застали там нескольких гитлеровцев, которые забрели туда по нужде. Гитлеровцам удалось спастись бегством, но фрицы оставили фуражку со знаком эдельвейса. Таким образом, мы получили доказательство того, что на фронте под Липтовски-Микулашем стоит отборная 3-я горная дивизия "Эдельвейс". Это был значительный успех нашей разведки. Сообщение разведчиков весьма взволновало штаб 38-й армии. К сожалению, мы не долго упивались славой. 17 февраля из армии сообщили, что части упомянутой дивизии околачиваются в районе Бильска, что севернее Бескидских гор. Таким образом, стало ясно, что противник снова сменил свои части в полосе нашего корпуса, а это мы обязаны были заметить.
Наши статические органы разведки действовали более успешно при обнаружении огневых средств и минных полей противника путем наблюдения и проверки переднего края. Конечно, их данные о боевом порядке, силе и организации частей противника и их задачах были неточны, а потому и ненадежны, поскольку их нельзя было сопоставить с показаниями пленных. Зато глубинные разведдозоры, засылавшиеся в тыл немецко-фашистских войск, действовали отменно, так что обычно корпус располагал самой лучшей информацией во всей армии. Однако все равно пленные оставались основным источником данных об организации и намерениях противника, А их-то как раз и не было.
Мы не имели оперативной информации о противнике из-за неправильной тактики ведения разведки. Вместо того чтобы пропустить неприятельский дозор в глубину своей обороны и, заманив в западню, захватить пленных, разведчиков уничтожали еще до того, как они пересекали передний край, то есть заранее лишали себя возможности получить ценные сведения. Несмотря на самоотверженные усилия разведчиков, результаты боевой разведки оставались неудовлетворительными. Плохое знание оборонительной системы противника и его боевого порядка оказалось слабым местом корпуса, особенно при выборе целей для подавления фашистской обороны.
Разведка - вот тот краеугольный камень, на котором базировались все успешные наступательные операции корпуса.
Бои 1-го чехословацкого корпуса в районе Липтовски-Микулаша продолжались чуть больше двух месяцев. Несмотря на то что на долю оборонительных боев приходилось почти три четверти этого времени, а наступательные бои занимали всего одну треть, эти бои стали в истории чехословацких войск самыми кровопролитными, если не считать Дуклинского сражения. Ведя наступательные бои бок о бок с советскими войсками, корпус действовал на второстепенном оперативном направлении, вследствие чего он не был в достаточной степени обеспечен необходимыми средствами, так как вопрос о победе над Гитлером решался на главных направлениях, прежде всего на направлении Варшава, Берлин. Даже огромные ресурсы Советской Армии не являлись неисчерпаемыми. Вся тяжесть борьбы в этом, преимущественно горном, районе против сильной, хорошо выбранной и оборудованной обороны противника легла на плечи пехотных и чисто артиллерийских частей корпуса, а также до момента передислокации на советскую 24-ю дивизию. Советская военная наука и советское военное искусство неуклонно руководствовались положением о максимальном сосредоточении боевых средств на решающих стратегических направлениях и их эффективном использовании путем последовательного нанесения по противнику нарастающих ударов. Это положение не допускало дробления и ослабления ударов, в результате чего на второстепенных направлениях средств оказывалось меньше. Полнейшее преимущество отдавалось тем направлениям, на которых решался вопрос быстрого окончания войны. Таким образом, наступать приходилось только теми силами, которыми располагал корпус. Таков ответ на часто поднимаемый вопрос о причинах тяжелых боев под Липтовски-Микулашем. В подобном положении окажутся немного позже чехословацкие части в районе Большой и Малой Фатры.
Бои под Липтовски-Микулашем заняли свое достойное место в истории освобождения Чехословацкой республики от нацистского порабощения. При этом не следует забывать, что именно в крупных сражениях на территории республики - на Дукле, под Липтовски-Микулашем, в горах Большой и Малой Фатры - 1-й чехословацкий армейский корпус фактически проявил себя как воинское соединение нового типа, которое послужило основой для создания новой чехословацкой армии. Своей активной боевой и политической деятельностью 1-й чехословацкий корпус внес значительный вклад в дело полной победы народно-демократической революции. Не следует забывать ожесточенного характера этих сражений и того, какой дорогой ценой мы заплатили за свободу нашей родины. Красноречивое свидетельство тому установленный под Микулашем на вершине Гае мемориал и братские могилы.
В суровой схватке, которая долго не приносила успеха, самоотверженно сражались многие ветераны и вновь призванные бойцы, однако основную тяжесть борьбы приняли на себя поредевшие ряды ветеранов Дукли. Они составляли ядро как обороны, так и смелой атаки.
Большая заслуга в нашей победе принадлежит партийным и политическим работникам, всем заслуженным ветеранам корпуса, которые целеустремленно в течение двух месяцев ежедневно проводили конкретную кропотливую работу в войсках по борьбе с вредными настроениями, настойчиво разоблачая враждебные взгляды. В результате молодые воины за короткий срок стали достойными преемниками боевых традиций корпуса, научились ненавидеть фашистских захватчиков. Робкие в прошлом новобранцы научились смело и настойчиво вести суровый бой. Благодаря всем воспитательным мерам день ото дня развивались боевые и моральные качества воинов, росло политическое сознание войск, а значит, укреплялся и сам корпус. И так до окончательной победы над ожесточенно сопротивлявшимся врагом.
В боях на Большой Фатре и особенно на Малой Фатре наши воины зарекомендовали себя закаленными бойцами.
Большая Фатра угрожает
5 апреля, после освобождения Липтовски-Микулаша, части 3-й бригады продвинулись на запад и первыми проникли в Ружомберок. За ними следовали части 4-й бригады. После непродолжительного уличного боя город был освобожден и противник вынужден был откатиться дальше. Мы вошли в мертвый город, в город без флагов. Никто нас не встречал. Было такое ощущение, будто мы находимся в оккупированном городе. От костела в Чернове под Ружомбероком, бывшего местопребывания Глинки, казалось, веяло угрозой. К счастью, оставались мы в этом городе недолго. Нас тянуло в горы, к сельским жителям.
За освобождение Ружомберока, который считался стержнем немецкой обороны на Ваге, 1-й чехословацкий корпус был награжден в приказе И. В. Сталина орденом Красной Звезды.
В период преследования противника в руководстве корпусом произошли изменения. По предложению министра национальной обороны генерала Людвика Свободы 5 апреля командование корпусом принял генерал Карел Клапалек, бывший ранее командиром 3-й бригады. Раненный в начале боев за Липтовски-Микулаш и едва поправившись, он возвратился в корпус в первых числах апреля, догнав его у Ружомберока.
Клапалек со своим аскетически бледным лицом, на котором светились живые спокойные глаза, был человеком холодной воли. Отличаясь осторожным складом характера, как командир, Клапалек хорошо знал свое дело, быстро оценивал ситуацию и перспективы. Это был командир расчетливой смелости. Исключительное, закаленное в испытаниях спокойствие, напускная холодность, под оболочкой которой скрывалась тонкая натура, прямой немного ироничный взгляд - эти качества особенно нравились в нем солдатам.
Отступая, враг уничтожал железные и шоссейные дороги и находившиеся на них объекты, создавал препятствия, устраивал заграждения и завалы, что замедляло продвижение частей корпуса. Вечером 5 апреля подразделения 3-й бригады после короткого боя овладели населенным пунктом Гомбаш, а утром следующего дня все бригады начали продвижение на Любохню.
Бои за Большую Фатру наглядно подтвердили правильность тактики борьбы в горно-лесистой местности. На первый взгляд, они синтезировали опыт боев на Дукле. Командир корпуса дополнил его тактическим умением и интуицией при оценке трудностей борьбы в горах. В то время многое зависело от его решения, от того, какой избрать путь для преодоления Большой Фатры, вершины которой поднимаются над долиной Вага от 700 до 1000 метров и прочно перекрывают пути на запад. Пойди корпус вдоль долины Вага, он заплатил бы многими жизнями за преодоление Кралеванского ущелья. Поэтому командование корпуса решило обойти ущелье с юга и обеспечить прямой переход основными силами через Большую Фатру на широком фронте. 1-я бригада продвигалась через Любохнянское седло на Крпеляны. 4-я бригада с трудом пробивалась по тяжелой заснеженной местности мимо гор Магура (1061 м) и Клак (1396 м) в направлении на Турчански-Мартин. 3-я бригада шла по долине Вага на Кралевани и Турани, имея основные силы на правой стороне реки. Решение командования корпуса направить 4-ю бригаду на удаленный левый фланг боевого порядка наступающих частей имело важнейшее значение для исхода операции. Решающий момент в первой фазе кампании в Фатрах наступил тогда, когда эта бригада, выйдя на горные массивы Магура и Клак, получила оперативный простор как для действий против вражеских войск, находившихся перед фронтом 1-й бригады, так и для маневра в сторону Мартина. Выделение для этой цели 4-й бригады, состоявшей на 90 процентов из словаков, свидетельствовало о дальновидности командования, понимавшего политическое значение освобождения главного города Туреца.
Таким образом, 7 апреля все бригады корпуса действовали в первом эшелоне, ведя в горах Фатры суровую борьбу в зимних условиях с опытным и упорным противником. Все силы корпуса развернулись на широком горном фронте. Это, конечно, распыляло их на отдельные батальоны и небольшие ударные группы, действовавшие в большинстве случаев изолированно, но было вызвано особенностями наступления в гористых условиях Фатры. Тяжелые бои потребовали от наших пехотинцев напряжения всех физических и духовных сил, зато всего за три дня нам удалось сломить сопротивление опорных пунктов противника, преодолеть труднопроходимые горы Большая Фатра и освободить Мартин. Однако Большая Фатра была прелюдией к еще более тяжелым боям, ожидавшим нас на Малой Фатре.
* * *
7 апреля перед 3-й бригадой была поставлена труднейшая задача форсировать разлившуюся реку Орава. Часть сил расположилась на высоте на восточном, левом, берегу. Подразделения чехословацкого батальона заняли оборону перед разбитым железнодорожным мостом через реку. Сразу же после полудня после короткой подготовки наши автоматчики решительно атаковали гитлеровцев. Возле развалин моста разгорелся бой. Атака нашей штурмовой группы могла захлебнуться в пулеметном огне противника, но артиллеристы 3-й батареи лихо вытащили на крутую голую гору несколько противотанковых пушек и расстреляли вражеские пулеметные гнезда. Атака продолжалась успешно. Под огнем противника бойцы смело перебрались по остаткам моста на правый берег Оравы и захватили там плацдарм. Среди железных конструкция моста на проволочном заграждении остался чехословацкий воин. После боя его нашли уже мертвым. Сколько времени висел он вниз головой, прежде чем умер?.. Такую картину ничем не изгладишь из памяти. Возвращаясь потом в Любохню, я всю дорогу думал об этом неизвестном солдате.
* * *
На следующий день утром я посетил кладбище возле лечебницы в Любохне. Его устроили гитлеровцы в августе 1944 года, когда вспыхнуло Словацкое национальное восстание. В Любохне лейтенантам люфтваффе Геринга залечивали раны, полученные в воздушных боях с врагами рейха. В ночь на 30 августа их лечение "закончилось". И тут мне вспомнилась речь Гитлера Г сентября 1939 года. "Не будет горя и слез немецких матерей..." - горланил тогда фюрер, развязав блицкриг против Польши и ожидая там скорой победы. Унылое впечатление производило это небольшое кладбище с березовыми крестами: оно было чужим среди зданий лечебницы...
От того дня у меня остались и другие воспоминания. Мы вдвоем с генералом Клапалеком отправились вслед за войсками вдоль шумной речки Любохнянка. Поперек дороги легли уже длинные тени. Вокруг стеной стоял лее. Темные ели теснились друг возле друга, среди них попадались удивительные экземпляры толщиной в несколько обхватов. Когда мы гуськом поднимались по узкой долине от Любохни к развилке на Магуру, нас окружала тишина. Лес безмолвствовал. После шума выстрелов он как бы замкнулся в себе, поглощая крики и заглушая движение. Лес обступил нас со всех сторон, а нам хотелось увидеть дали.
На развилке к главному хребту мы увидели внешне ничем не примечательного невысокого мужчину. Сгорбившись, он сидел на дороге. Когда мы с ним поравнялись, то смерили друг друга взглядами, как это обычно делают незнакомые люди, встречаясь на глухой дороге. Человек неопределенно улыбнулся и робко спросил, нельзя ли ему пойти с нами, ведь среди этих лесов во время войны одному ходить неприятие. Мы ответили, что втроем будет веселее.
- Куда тебя черти несут? - спросил я его.
- В Подградье, если позволите. Четыре часа ходьбы отсюда.
- А почему в такое позднее время?
- Да ищу племянника, Юрая. Во время восстания был у повстанцев. Проходили здесь свободовцы, прождал целый день, но Юрка так и не увидел.
- Какой Юрай?
- Бела. Бела из Подградья. Юрай Бела.
Я остановился, чтобы передохнуть. Ничего себе горочка! Да еще такой сюрприз: мой верный Бела из Подградья разыскивался дядюшкой... как пропавший без вести.
- Придет, придет. Скоро будет здесь.
- А где это стреляют, позвольте вас спросить?
- Скоро узнаешь.
* * *
Мы поднимались с командиром корпуса по крутым склонам Магуры.
Над нашими головами свистели снаряды, издалека доносился грохот разрывов. Генерал медленно взбирался по склону, временами останавливаясь и прислушиваясь. На темневшем небе появились вечерние звезды.