Страница:
— Это был человек, который жил почти за тысячу лет до того, как ваша раса осуществила первый полет к звездам.
— Кто он такой?
— Он написал ее портрет, — пояснил я.
— Он, очевидно, писал кого-нибудь, похожего на нее.
— Я видел их вместе на фотографии.
— Вы уверены?
— Уверен.
— А Килкуллен? Тоже художник?
— Да.
— И он тоже давно умер, как я понимаю?
— Да, хотя не так давно, как Мак-Джиннис.
Он нахмурился и задумчиво произнес:
— Интересно.
— Я бы сказал, что это страшно, — ответил я. — Только я почему-то не боюсь.
— Чего вам бояться?
— Она не человек и не инопланетянин.
— И не говорит правды — в первую очередь, — презрительно фыркнул Хит, потягивая коктейль. — Она такой же человек, как и я.
— Тогда откуда же она узнала о Брайане Мак-Джиннисе? — настаивал я.
— Наверное, так же, как и вы.
— Я видел ее изображения, выполненные за две тысячи лет до рождения Мак-Джинниса.
— Вы думаете, она единственная черноволосая женщина за всю историю?
— поинтересовался Хит.
— Нет, — сказал я. — Я думаю, она единственная черноволосая женщина, которая прожила так долго.
— Вам известен примерный срок человеческой жизни? — бросил он.
— Да, — ответил я. — Но она не человек.
— Она выглядит, как человек, она живет с людьми, ее рисуют и лепят люди, она носит человеческие имена. Это вам кажется инопланетным?
— Она сказала, что она не инопланетянка.
Он презрительно фыркнул.
— Если человека мы вычеркнули, и инопланетянку тоже, что еще нам остается?
— Может быть, психическое явление или дух? — предположил я.
Он показал на ее недопитую чашку.
— Духи не пьют кофе.
— Я этого не знал, — сказал я. — Несомненно, вы встречались с духами раньше.
— Будь я проклят! — грубо воскликнул он и допил коктейль. — Я понимаю, что бъйорнну это особенно трудно осознать, но не все женщины говорят правду.
Он поставил стакан на стол и подошел к компьютеру.
— Сейчас мы разрешим этот вопрос раз и навсегда. Компьютер, включись.
— Включился, — ответил компьютер. — Жду…
— Сколько разумных существ на корабле в данный момент?
— Трое, — ответил компьютер.
— Кто?
— Вы, бъйорнн по имени Леонардо, и женщина расы людей, чье имя может быть, а может не быть Нехбет, Шарин Д'Амато, Эреш-Кигал или Черная Леди.
— Выдайте физические данные женщины.
— Рост — 5 футов 6 дюймов, вес — 128 фунтов. Волосы черные, глаза черные, возраст от 28 до 36 лет, на основе состояния кожного покрова и строения скелета, с возможной погрешностью до…
— Выключайся, — скомандовал Хит и обернулся ко мне. — Это что, похоже на описание духа?
— Нет, — сказал я.
— Теперь вы удовлетворены?
— Нет.
— Нет? — повторил он. — Почему нет?
— Ваш компьютер — машина, и как машина, может анализировать только те данные, на которые запрограммирован. Он не может взять в расчет те факты о прошлом Черной Леди, которые я собрал.
Он долго и пристально смотрел на меня, потом заметил:
— Знаете, вы становитесь неплохим спорщиком. Надеюсь, что не я послужил причиной вашей новообретенной агрессивности.
— Прошу прощения, если я вас обидел, — сказал я.
— Я не обижен, я просто удивлен, — он вздохнул. — Ну хорошо, Леонардо, кто она, по-вашему?
— Не знаю.
— Вы не можете объяснить, почему она сказала, что знакома с этими давно умершими художниками?
— Нет, — ответил я. — И должен обратить внимание, что большинство тех, кто писал ее, художниками не были.
— Да? — удивился он. — Кто же они были?
— Я не смог найти между ними ничего общего, — признал я.
Он, казалось, с минуту раздумывал над моим вопросом, затем пожал плечами и смешал себе еще один коктейль.
— Что ж, нам нет смысла сходить с ума, ломая над этим голову. Может быть, Аберкромби сможет внести ясность.
— Как Малькольму Аберкромби удалось бы найти решение? — спросил я.
— Он знает о ней еще меньше, чем вы.
— Мы ее ему доставим, — сказал Хит.
— Не понимаю.
Хит улыбнулся.
— Кажется, «доставим» — не совсем то слово. Мы вступим с ним в переговоры о возможности насладиться ее обществом.
— Вы не можете продать одно разумное существо другому!
— Никто никого не продает, Леонардо, — беспечно заметил он. — Мы просто оказываем светскую услугу двоим людям, у которых может найтись много общего.
— Но она не собственность, которую можно арендовать на время! — в ужасе воскликнул я.
— Кто говорит о проституции? — невинно возразил Хит. — Судя то тому, что вы о нем рассказали, в его годы и с его опухолью, Аберкромби в этой области, вероятно, уже давно ни на что не способен, даже если бы захотел.
Он наклонился ко мне.
— Но он уже потратил десятки миллионов кредитов на приобретение ее портретов. Этот человек одержим, его увлечение отняло у него треть жизни, наверняка возможность увидеть ее во плоти, узнать, что она существует, поговорить с ней, может быть, нанять художника по своему вкусу… для него это будет иметь определенную ценность.
— Она сказала, что никогда не встретится с Аберкромби.
— И уверен, она думает именно так, — согласился Хит. — Но думать именно так — еще не значит, что будет именно так. Черт возьми, она еще думает, что она не человек.
— Это похищение! — запротестовал я.
— Нас могли бы обвинить в похищении, если бы мы увезли ее без ее согласия, — сказал он. — Она полетела с нами добровольно.
— Но она не знала, что вы замышляли.
— Похоже, вы считаете, что она королевских кровей, и к ней следует относиться уважительно и с нижайшим почтением, — недовольно возразил Хит. — Так разрешите вам напомнить, что она якшается с убийцами, она привела своего любовника в ловушку, где с ним безжалостно расправились охотники за беглецами, ее вышвырнули с Ахерона, и у нее нет ни кредита на счету. Она должна благодарить нас за то, что мы вообще согласились ее взять.
Он сделал паузу, потом сказал более хладнокровно:
— Послушайте, если это успокоит вашу совесть, я дам ей 10 процентов того, что получу от Аберкромби. Возможно, эта сумма окажется больше, чем она вообще в жизни видела.
— Она не примет денег.
— Еще как примет.
— Не примет, — повторил я. — Она уже это говорила.
— Примет, когда поймет, что единственная альтернатива — оказаться у Аберкромби и не получить десять процентов.
— Я этого не допущу!
— Леонардо, — сказал Хит. — Разрешите мне быть с вами совершенно откровенным. Я оказался в несколько неловком финансовом положении.
Он помолчал и вздохнул.
— Фактически в данный момент я скрываюсь от правосудия. В ближайшем обозримом будущем я не могу вернуться на Шарлемань, и я уверен, что полиция заморозила все мои местные активы. Они без сомнения следят и за всеми моими кредитными счетами, так что я и этим не рискну воспользоваться. Мне необходимо срочное вливание наличности, а это, кажется, прекрасный шанс их получить.
— Вы получите деньги, когда Тай Чонг заплатит вам за картину Маллаки.
Он покачал головой.
— Этого едва хватит на заправку корабля.
Потом добавил:
— Я не так воспитан, чтобы смешаться с обычной толпой, Леонардо.
Может быть, вам это неприятно, но факт есть факт: мне нужны деньги для поддержания моего уровня жизни.
— А ее уровень жизни? — спросил я.
— Мы нашли ее в тюремной камере, — возразил он. — Какой это, по-вашему, уровень?
— Что бы там ни было, она сидела там добровольно, — заметил я. — Вы же поступаете против ее воли.
— Вы начинаете меня утомлять, Леонардо, — произнес он. — Вы мне гораздо больше нравились, когда во всем подчинялись.
— Я не могу молча находиться рядом и позволить вам так поступить с женщиной.
Он поднял бровь.
— А если бы она была мужчиной, что тогда?
— Это все равно было бы аморально.
— Но вы бы меньше расстраивались?
— Это гнусное преступление и не важно, кто жертва, — с выражением произнес я.
— Если женщина, то хуже?
— Все женщины святы.
— Странный у вас мир, — заметил он.
— Это мой мир, — ответил я. — Я в него верю и дорожу им.
— Что ж, когда мы в следующий раз окажемся в подобной ситуации, я постараюсь похитить мужчину, — сказал Хит. — А пока тема закрыта.
— Тему нельзя закрыть, — сказал я. — Я должен заставить вас понять, какое ужасное преступление вы задумали.
— Тема закрыта, — твердо повторил он. — Мне что, снова укладывать вас в камеру глубокого сна?
Я понял, что продолжая спорить, ничем не смогу быть полезен Черной Леди, так что кротко согласился умолкнуть и подождал несколько часов, пока он заснет. Затем тихо прокрался к ней в каюту, чтобы сообщить о намерениях Хита.
В каюте было пусто.
Я осмотрел другие помещения маленького корабля, и не найдя ни следа, в конце концов разбудил Хита.
— О чем вы говорите? — возмутился он, вылезая из койки. — С космического корабля не исчезают просто так! Где она?
— Она ушла, — сказал я.
— Куда ушла?
— Не знаю.
— Сейчас мы с этим разберемся! — пробормотал он, быстро направляясь к ней в каюту. Он буквально все там перерыл, заглянул даже под койку и в мини-шкафчик, затем проверил рубку управления, кладовую, туалет, и вернулся в камбуз.
— Да что здесь, черт возьми, происходит? — возмутился он. — Компьютер — включись!
— Включился, — объявил компьютер. — Жду…
— Сколько разумных существ в корабле в данный момент?
— Двое.
— Открывались ли люки после старта с Ахерона?
— Нет.
— Мы могли случайно выбросить Черную Леди с корабля, не зная об этом?
— Нет, — ответил компьютер.
— Пыталась ли она покинуть корабль?
— Нет.
— Тогда что с ней случилось? — спросил Хит.
— Не знаю, — ответил компьютер.
ЧЕЛОВЕК, КОТОРЫЙ ИСКАЛ
Глава 13
— Кто он такой?
— Он написал ее портрет, — пояснил я.
— Он, очевидно, писал кого-нибудь, похожего на нее.
— Я видел их вместе на фотографии.
— Вы уверены?
— Уверен.
— А Килкуллен? Тоже художник?
— Да.
— И он тоже давно умер, как я понимаю?
— Да, хотя не так давно, как Мак-Джиннис.
Он нахмурился и задумчиво произнес:
— Интересно.
— Я бы сказал, что это страшно, — ответил я. — Только я почему-то не боюсь.
— Чего вам бояться?
— Она не человек и не инопланетянин.
— И не говорит правды — в первую очередь, — презрительно фыркнул Хит, потягивая коктейль. — Она такой же человек, как и я.
— Тогда откуда же она узнала о Брайане Мак-Джиннисе? — настаивал я.
— Наверное, так же, как и вы.
— Я видел ее изображения, выполненные за две тысячи лет до рождения Мак-Джинниса.
— Вы думаете, она единственная черноволосая женщина за всю историю?
— поинтересовался Хит.
— Нет, — сказал я. — Я думаю, она единственная черноволосая женщина, которая прожила так долго.
— Вам известен примерный срок человеческой жизни? — бросил он.
— Да, — ответил я. — Но она не человек.
— Она выглядит, как человек, она живет с людьми, ее рисуют и лепят люди, она носит человеческие имена. Это вам кажется инопланетным?
— Она сказала, что она не инопланетянка.
Он презрительно фыркнул.
— Если человека мы вычеркнули, и инопланетянку тоже, что еще нам остается?
— Может быть, психическое явление или дух? — предположил я.
Он показал на ее недопитую чашку.
— Духи не пьют кофе.
— Я этого не знал, — сказал я. — Несомненно, вы встречались с духами раньше.
— Будь я проклят! — грубо воскликнул он и допил коктейль. — Я понимаю, что бъйорнну это особенно трудно осознать, но не все женщины говорят правду.
Он поставил стакан на стол и подошел к компьютеру.
— Сейчас мы разрешим этот вопрос раз и навсегда. Компьютер, включись.
— Включился, — ответил компьютер. — Жду…
— Сколько разумных существ на корабле в данный момент?
— Трое, — ответил компьютер.
— Кто?
— Вы, бъйорнн по имени Леонардо, и женщина расы людей, чье имя может быть, а может не быть Нехбет, Шарин Д'Амато, Эреш-Кигал или Черная Леди.
— Выдайте физические данные женщины.
— Рост — 5 футов 6 дюймов, вес — 128 фунтов. Волосы черные, глаза черные, возраст от 28 до 36 лет, на основе состояния кожного покрова и строения скелета, с возможной погрешностью до…
— Выключайся, — скомандовал Хит и обернулся ко мне. — Это что, похоже на описание духа?
— Нет, — сказал я.
— Теперь вы удовлетворены?
— Нет.
— Нет? — повторил он. — Почему нет?
— Ваш компьютер — машина, и как машина, может анализировать только те данные, на которые запрограммирован. Он не может взять в расчет те факты о прошлом Черной Леди, которые я собрал.
Он долго и пристально смотрел на меня, потом заметил:
— Знаете, вы становитесь неплохим спорщиком. Надеюсь, что не я послужил причиной вашей новообретенной агрессивности.
— Прошу прощения, если я вас обидел, — сказал я.
— Я не обижен, я просто удивлен, — он вздохнул. — Ну хорошо, Леонардо, кто она, по-вашему?
— Не знаю.
— Вы не можете объяснить, почему она сказала, что знакома с этими давно умершими художниками?
— Нет, — ответил я. — И должен обратить внимание, что большинство тех, кто писал ее, художниками не были.
— Да? — удивился он. — Кто же они были?
— Я не смог найти между ними ничего общего, — признал я.
Он, казалось, с минуту раздумывал над моим вопросом, затем пожал плечами и смешал себе еще один коктейль.
— Что ж, нам нет смысла сходить с ума, ломая над этим голову. Может быть, Аберкромби сможет внести ясность.
— Как Малькольму Аберкромби удалось бы найти решение? — спросил я.
— Он знает о ней еще меньше, чем вы.
— Мы ее ему доставим, — сказал Хит.
— Не понимаю.
Хит улыбнулся.
— Кажется, «доставим» — не совсем то слово. Мы вступим с ним в переговоры о возможности насладиться ее обществом.
— Вы не можете продать одно разумное существо другому!
— Никто никого не продает, Леонардо, — беспечно заметил он. — Мы просто оказываем светскую услугу двоим людям, у которых может найтись много общего.
— Но она не собственность, которую можно арендовать на время! — в ужасе воскликнул я.
— Кто говорит о проституции? — невинно возразил Хит. — Судя то тому, что вы о нем рассказали, в его годы и с его опухолью, Аберкромби в этой области, вероятно, уже давно ни на что не способен, даже если бы захотел.
Он наклонился ко мне.
— Но он уже потратил десятки миллионов кредитов на приобретение ее портретов. Этот человек одержим, его увлечение отняло у него треть жизни, наверняка возможность увидеть ее во плоти, узнать, что она существует, поговорить с ней, может быть, нанять художника по своему вкусу… для него это будет иметь определенную ценность.
— Она сказала, что никогда не встретится с Аберкромби.
— И уверен, она думает именно так, — согласился Хит. — Но думать именно так — еще не значит, что будет именно так. Черт возьми, она еще думает, что она не человек.
— Это похищение! — запротестовал я.
— Нас могли бы обвинить в похищении, если бы мы увезли ее без ее согласия, — сказал он. — Она полетела с нами добровольно.
— Но она не знала, что вы замышляли.
— Похоже, вы считаете, что она королевских кровей, и к ней следует относиться уважительно и с нижайшим почтением, — недовольно возразил Хит. — Так разрешите вам напомнить, что она якшается с убийцами, она привела своего любовника в ловушку, где с ним безжалостно расправились охотники за беглецами, ее вышвырнули с Ахерона, и у нее нет ни кредита на счету. Она должна благодарить нас за то, что мы вообще согласились ее взять.
Он сделал паузу, потом сказал более хладнокровно:
— Послушайте, если это успокоит вашу совесть, я дам ей 10 процентов того, что получу от Аберкромби. Возможно, эта сумма окажется больше, чем она вообще в жизни видела.
— Она не примет денег.
— Еще как примет.
— Не примет, — повторил я. — Она уже это говорила.
— Примет, когда поймет, что единственная альтернатива — оказаться у Аберкромби и не получить десять процентов.
— Я этого не допущу!
— Леонардо, — сказал Хит. — Разрешите мне быть с вами совершенно откровенным. Я оказался в несколько неловком финансовом положении.
Он помолчал и вздохнул.
— Фактически в данный момент я скрываюсь от правосудия. В ближайшем обозримом будущем я не могу вернуться на Шарлемань, и я уверен, что полиция заморозила все мои местные активы. Они без сомнения следят и за всеми моими кредитными счетами, так что я и этим не рискну воспользоваться. Мне необходимо срочное вливание наличности, а это, кажется, прекрасный шанс их получить.
— Вы получите деньги, когда Тай Чонг заплатит вам за картину Маллаки.
Он покачал головой.
— Этого едва хватит на заправку корабля.
Потом добавил:
— Я не так воспитан, чтобы смешаться с обычной толпой, Леонардо.
Может быть, вам это неприятно, но факт есть факт: мне нужны деньги для поддержания моего уровня жизни.
— А ее уровень жизни? — спросил я.
— Мы нашли ее в тюремной камере, — возразил он. — Какой это, по-вашему, уровень?
— Что бы там ни было, она сидела там добровольно, — заметил я. — Вы же поступаете против ее воли.
— Вы начинаете меня утомлять, Леонардо, — произнес он. — Вы мне гораздо больше нравились, когда во всем подчинялись.
— Я не могу молча находиться рядом и позволить вам так поступить с женщиной.
Он поднял бровь.
— А если бы она была мужчиной, что тогда?
— Это все равно было бы аморально.
— Но вы бы меньше расстраивались?
— Это гнусное преступление и не важно, кто жертва, — с выражением произнес я.
— Если женщина, то хуже?
— Все женщины святы.
— Странный у вас мир, — заметил он.
— Это мой мир, — ответил я. — Я в него верю и дорожу им.
— Что ж, когда мы в следующий раз окажемся в подобной ситуации, я постараюсь похитить мужчину, — сказал Хит. — А пока тема закрыта.
— Тему нельзя закрыть, — сказал я. — Я должен заставить вас понять, какое ужасное преступление вы задумали.
— Тема закрыта, — твердо повторил он. — Мне что, снова укладывать вас в камеру глубокого сна?
Я понял, что продолжая спорить, ничем не смогу быть полезен Черной Леди, так что кротко согласился умолкнуть и подождал несколько часов, пока он заснет. Затем тихо прокрался к ней в каюту, чтобы сообщить о намерениях Хита.
В каюте было пусто.
Я осмотрел другие помещения маленького корабля, и не найдя ни следа, в конце концов разбудил Хита.
— О чем вы говорите? — возмутился он, вылезая из койки. — С космического корабля не исчезают просто так! Где она?
— Она ушла, — сказал я.
— Куда ушла?
— Не знаю.
— Сейчас мы с этим разберемся! — пробормотал он, быстро направляясь к ней в каюту. Он буквально все там перерыл, заглянул даже под койку и в мини-шкафчик, затем проверил рубку управления, кладовую, туалет, и вернулся в камбуз.
— Да что здесь, черт возьми, происходит? — возмутился он. — Компьютер — включись!
— Включился, — объявил компьютер. — Жду…
— Сколько разумных существ в корабле в данный момент?
— Двое.
— Открывались ли люки после старта с Ахерона?
— Нет.
— Мы могли случайно выбросить Черную Леди с корабля, не зная об этом?
— Нет, — ответил компьютер.
— Пыталась ли она покинуть корабль?
— Нет.
— Тогда что с ней случилось? — спросил Хит.
— Не знаю, — ответил компьютер.
ЧЕЛОВЕК, КОТОРЫЙ ИСКАЛ
Глава 13
Хит вошел с деревянной веранды, откуда открывался вид на заснеженные горы, энергично растер руки и направился к бару.
— Чудесный день! — воскликнул он с восторгом. — Несколько морозно — но красота!
— Если вам холодно, зачем выходить? — спросил я без особого интереса.
— Вы знаете, во что мне стал этот дом? — смеясь, спросил он. — Агент по продаже недвижимости только и говорил, что о климате да пейзаже. Может быть, климат время от времени оставляет желать, но пейзаж определенно великолепен.
— Сколько еще нам придется еще здесь сидеть?
— Леонардо, есть люди, готовые отдать все за шале в горах на Граустарке. Просто отдыхайте и наслаждайтесь.
— Есть известия от ваших адвокатов? — спросил я.
— Им еще осталось облагодетельствовать одного или двух правительственных чиновников, — объяснил он. — Все идет прекрасно. Еще день-два, в крайнем случае три, и мы сможем вернуться на Шарлемань.
— Я не хочу возвращаться на Шарлемань.
— Так оставайтесь здесь.
— Мы улетели с Ахерона уже девять дней назад. Я должен вернуться на работу.
— Мы свернули на Граустарк именно потому, что Тай Чонг предложила вам несколько дней отдохнуть.
— А я думал, потому, что вы скрываетесь от властей, — сказал я.
— Это вторая причина, — согласился он, скривив губы. — Все-таки, раз уж вы здесь, почему бы не проникнуться духом этих гор?
— Не надо начинать все сначала, — устало попросил я.
— Конечно, не надо, — сказал он, — но я же знаю, что вы впали в уныние, потому что ваша матушка написала вам…
— Моя Мать Узора, — поправил я.
Он пожал плечами.
— Пусть так. Может быть, пройдемся, пока снова снег не пошел?
Снаружи просто великолепно!
— Я хуже приспособлен к экстремальным температурам, чем вы.
— Оденьтесь потеплее.
— Тропы извилистые и узкие, я упаду.
— Ладно, — сказал он и взглянул на меня. — У меня есть другое предложение.
— Какое?
— Сидите здесь и жалуйтесь на судьбу.
— Вы просто не понимаете весь ужас того, что случилось, — сказал я.
— Ваша мама на вас разгневалась, — ответил он. — Ну и что?
Переживет. Тай Чонг уладила дело с полицией, никто больше не считает вас вором или похитителем, вы продолжаете работать на Клейборн и сидите в шале на самом первоклассном курорте самой первоклассной планеты в скоплении Квинелл.
— Мне надо работать.
— На коллекционера-миллионщика, который вас видеть не может? — усмехнулся Хит.
— Тут ничего не изменить.
— Еще как изменить, — сказал Хит.
— То есть?
— Пошлите его к черту. Будьте мужчиной!
— Я не человек, — возразил я.
— От этого вы не хуже, чем Аберкромби, — сказал Хит. — Вы не должны плясать перед ним.
— Он мой наниматель.
— При этом он самый некомпетентный коллекционер, о котором я когда-нибудь слышал, — возмутился Хит. — За четверть столетия он нашел тридцать портретов Черной Леди, а вы нашли три уже в первый месяц работы.
— Я знал о двух из них, — ответил я. — Потому он меня и нанял.
— Но третью вы нашли сами, — продолжал Хит. — И что более существенно, вы нашли оригинал.
— Вообще-то оригинал нашли вы, — заметил я.
— Вы, я, какая разница? — сказал он. — Главное, что ее нашел не Аберкромби. Он ее и не искал. Он даже не думал о том, чтобы ее разыскать. Он сидит у себя дома с баснословной коллекцией, которой даже не способен по-настоящему насладиться, и заставляет других работать на себя.
Хит сделал паузу.
— Убейте, не понимаю. Вы сидите у пылающего камина, на вершине самой красивой горы в Галактике — и рветесь назад, к нему на службу.
Зачем?
— Друг Валентин, — сказал я, переходя на диалект дружбы и симпатии, потому что в самом деле чувствовал к нему симпатию. — Почему бы вам просто не сказать, чего вы хотите?
— Кажется, я вас не понял, друг Леонардо, — ответил он, хотя веселые искорки, мелькнувшие в его глазах, говорили об обратном.
— Вы надеетесь убедить меня, что Малькольм Аберкромби — пример, достойный порицания, и что мои услуги приносят ему намного больше, чем оплачиваются, после чего я опишу вам самые ценные предметы его коллекции и расскажу, как лучше их украсть.
Хит усмехнулся.
— Значит, вы признаете, что в его коллекции есть ценные предметы?
— Я этого никогда не отрицал.
— Мне кажется, вы говорили, что среди авторов портретов Черной Леди почти нет художников.
— Это правда, — согласился я. — Но у него в коллекции около четырехсот картин и голограмм, большая часть из них — вовсе не ее портреты.
— Морита у него есть?
— Я не стану рассказывать вам об его коллекции, друг Валентин.
— Поможете вы мне или нет, друг Леонардо, я все равно что-нибудь оттуда украду, — пообещал он. — Но вы могли бы значительно облегчить мне жизнь, предоставив нужную информацию.
— Это было бы неэтично.
— Действительно, — признался он, — Зато это было бы выгодно. Я даже возьму вас в долю.
— Не хочу ни половины прибыли, ни половины вины, — ответил я.
— Нет проблем, — не задумываясь, отозвался Хит. — Если вам больше нравится пятая часть вины, я возьму вас на двадцать процентов.
— Нет.
— Вы абсолютно уверены?
— Абсолютно.
— Категорически? — настаивал он.
— Да!
— Хорошо, потом обсудим еще раз.
— Мой ответ будет тот же, — ответил я.
— Вы не можете быть настолько ему преданы.
— Он мой работодатель.
— Клейборн — ваш работодатель.
— А Клейборн требует, чтобы я работал на Малькольма Аберкромби, — ответил я. — Я обязан соблюдать контракт до последней буквы.
— Чтобы убить себя, когда закончите? — резко произнес он.
— Откуда вы знаете? — вздрогнул я.
— Мне сказала Тай Чонг.
— Она не имела права.
— Мы старые друзья, — объяснил он. — У нас нет секретов друг от друга.
— Она виновна в злоупотреблении доверием, — сказал я.
— Потому что она не хочет, чтобы вы убили себя, — наступила неловкая пауза. — И я не хочу, особенно если вы собираетесь поступить так из-за того, что произошло на Шарлемане и Ахероне.
— Я говорил с ней до поездки на Шарлемань, — добавил я искренне. — С тех пор не произошло почти ничего, что могло бы поколебать мою решимость.
Хит расхохотался.
— Вы мастер все преуменьшать, друг Леонардо.
— Вам не обязательно называть меня другом, — попросил я.
— Почему? — спросил он. — Мы ведь друзья, не так ли?
— Лишь до тех пор, пока вы не обокрали коллекцию Аберкромби.
Он пожал плечами.
— Ничто не вечно.
— Вы не правы, друг Валентин.
— Да ну? Что же, по-вашему, вечно?
— Черная Леди.
Он раздраженно фыркнул.
— Вечная, как же! Она не дотянула даже до Дальнего Лондона.
— Она жива, — сказал я.
— У меня ужасное предчувствие, что вы правы, — признался он и замолчал. Потом сказал:
— Интересно, к какой расе она принадлежит на самом деле?
— К вашей, — сказал я.
Он энергично затряс головой.
— В который раз повторяю вам, Леонардо: она не может быть человеком. Она принадлежит к расе, которая умеет телепортировать. Это единственный способ исчезнуть с корабля.
— А я в который раз хочу вам заметить, что единственная раса настоящих телепатов — дорбаны, они дышат хлором и так велики, что не поместятся в вашем корабле.
— Значит, должна быть еще раса телепортеров, о которой мы просто не знаем.
— Будь по-вашему, друг Валентин.
— Вы ни на йоту этому не верите? — спросил он.
— Нет, — сказал я. — А вы?
Он глубоко вздохнул.
— Честно говоря, тоже, — и задумался. — Кем бы она ни была, я хотел бы знать, что в ней такое. Что заставляет людей вдруг рисовать ее портреты, не имея ни малейшего представления о живописи?
— Даже на мой нечеловеческий взгляд, она очень красива, — сказал я.
— И все же в ней есть нечто неуловимое. Может быть, они стремятся запечатлеть ее образ, потому что знают, что скоро ее не станет.
— Большинство из них, кажется, погибли очень страшной смертью. Я вот думаю, может быть, они рисовали ее потому, что знали — их самих скоро не станет?
— Не думаю, — ответил я. — Многие из них умерли естественной смертью. И мне кажется, если они предчувствовали свой конец, вряд ли это обязывало их писать ее портреты.
Хит вздохнул.
— Думаю, что нет. Во всяком случае, я ее видел, и у меня пока не возникло никакого желания заняться живописью или скульптурой.
Он сделал паузу и вдруг подозрительно посмотрел на меня.
— А у вас?
— Я сделал набросок тушью, — признался я.
— Когда?
— Вчера вечером, когда вы пошли спать.
— Где он?
— Из меня не очень хороший художник, и получилось не очень похоже.
Я его порвал, — и я грустно вздохнул. — Когда-то я вот так же не смог передать красоту «Моны Лизы».
— «Мона Лиза», — повторил он. — Поэтому у вас такое имя?
— Да.
— Просто из любопытства, Леонардо: почему вам хочется рисовать Черную Леди?
— Она самая интересный человек, кого я знаю. И самая красивая.
— Если она человек, — заметил он.
— Если она человек, — согласился я.
— А кто была самой интересной и красивой женщиной из людей, прока вы с ней не встретились?
— Тай Чонг, — ответил я, не задумываясь.
— Вас когда-нибудь тянуло написать портрет Тай Чонг? — спросил он.
— Нет.
— Тогда я вернусь к первоначальному вопросу: что заставляет людей садиться и рисовать Черную Леди?
— Не знаю, — ответил я. — Может быть, я хотел сохранить в памяти ее лицо.
— Но вы можете любоваться им, когда захотите, — подсказал Хит. — Заставьте ближайший компьютер найти ее изображение и сделать для вас распечатку.
— Это покажет мне то, что видели другие, — сказал я. — Я хотел нарисовать то, что увидел я.
— Это слова художника, — хитро заметил он.
— Я не художник, — ответил я. — Я хотел бы быть художником, но мне не хватает таланта.
— Маллаки тоже не хватало таланта, но он все равно написал ее портрет, — Хит нахмурился. — Хотел бы я знать, почему.
Он встал.
— С ума можно сойти, пытаясь найти ответ. Не знаю, как вы, а я пошел на прогулку.
У двери он задержался.
— Вы совершенно уверены, что не хотите со мной?
— Уверен, — ответил я. — Тропинки очень скользкие, а у меня неважная координация.
— Ну и что? — сказал он. — И у меня неважная.
— В вас много грации, — сказал я.
Он презрительно фыркнул.
— Вы всегда хотели стать художником. Ну а я всегда хотел стать взломщиком, ночным котом на крыше, одеваться в черное и взбираться по стенам в дамские будуары в поисках драгоценностей.
Он криво усмехнулся.
— Единственный раз попробовал, сорвался с крыши на балкон и сломал ногу в трех местах.
Он пожал плечами.
— Вот вам и грация, и вся романтическая жизнь ночного взломщика.
Он открыл дверь, и в комнату ворвался порыв ледяного ветра.
— Если не вернусь через полчаса, звоните властям, пусть ищут мое замерзшее тело. Хороните скромно: венки из живых цветов, четыре-пять сотен, видео, в общем, ничего лишнего. И не сообщайте семье — Хиты умирают в постели, а не падают с гор.
— Я исполню ваши пожелания, — пообещал я.
Он скорчил гримасу.
— Это была шутка, Леонардо.
— А-а.
Он пробормотал еще что-то, утонувшее в шуме ветра, и закрыл за собой дверь.
Я минуту помедлил, потом прошел к столу в гостиной, достал письменный набор и перо, решив закончить письмо, начатое еще утром.
Досточтимая Мать Узора!
Да, вы были правы. Связь с людьми осквернила меня. Я не отрицаю этого… хотя уверен, если бы вы сжалились и согласились просто выслушать меня, я бы объяснил, как оказался в настоящей ситуации.
Тай Чонг убедила меня, что неприятностей со стороны человеческих властей у меня не будет. Хотя я оказался невольным участником событий, я не был инициатором и не способствовал ни краже предметов искусств на Шарлемане, ни похищению Черной Леди. Как только я понял намерения Валентина Хита, я сделал все, что было в моих силах, чтобы разубедить его. Таков Закон Чести; я следую Закону Чести.
И все же вы говорите, что я осквернен настолько, что мне нет искупления и нет возврата на Бенитар II. Вы — моя Мать Узора, ваш голос — голос Дома Крстхъонн, и я повинуюсь вам.
Однако, пожалуйста, знайте: несмотря на то, что мое поведение опозорило Дом, я постараюсь вести себя в дальнейшем так, чтобы не навлечь больше бесчестья на расу бъйорннов в те несколько месяцев, которые остались до окончания срока моего контракта с галереей Клейборн.
И все же у меня ужасное предчувствие, что это окажется совсем не так просто, как я в неведении своем предполагал, покидая Дом. Мне кажется, что я провел в чужих мирах галактики целый век, хотя на самом деле прошло не больше пяти стандартных галактических месяцев. И чем больше я общаюсь с людьми, тем меньше их понимаю.
Тай Чонг, например, почти во всем заменяла мне Мать Узора. Она не забывает заботиться о моих нуждах, помнит о моем благополучии, и постоянно настаивает, чтобы я следовал моральным требованиям своей совести. Однако я начал подозревать, что она прекрасно осведомлена о том, что некоторые картины, которые она покупает и перепродает, добыты нелегально, и при этом не выдает нарушителей властям и не отменяет сделок. Гектор Рейберн всегда мил и сердечен, но считает, что несоблюдение контракта и следующее за этим увольнение — дело обычное, и самый факт его не ужасает, а забавляет. Валентин Хит — самый обаятельный человек из всех, кого я встречал, и в то же время я не могу придумать преступления, которого он не согласился бы совершить. Малькольм Аберкромби жертвует миллионы кредитов на благотворительность, и при этом, что самое невероятное, напрочь отвергает свои обязательства перед Домом и Семьей.
Как мне понять этих странных созданий, Мать Узора? Как мне очиститься, если я должен постоянно находиться среди них? В то время, когда я больше всего нуждаюсь в вашем наставлении, мне в нем отказано.
Единственный путь, открытый мне в данной ситуации — ритуальное самоубийство, и этот единственный выход недвусмысленно запрещен вашим настоятельным требованием полного выполнения контракта между Домом Крстхъонн и галерей Клейборн. И вот, изгнанный и оторванный от всего, чем я дорожу, я должен в одиночестве продолжать свой путь среди представителей этой непостижимой расы.
Но самое непостижимое — Черная Леди. Во вселенной, в которой я вижу все меньше логики, она не поддается вовсе никакой логике. Я называю ее человеком, но на самом деле это ни человек, ни не-человек, ни реальность, ни призрак, ни материальная сущность, ни духовное проявление. Она существует в нашем времени, однако она жила и восемь тысячелетий назад. Она не перевоплощение, ибо перевоплощения родятся, живут и умирают, а не исчезают из замкнутой среды в космическом вакууме.
Я видел ее, встречался и говорил с ней, но вопросов о ней у меня накапливается все больше: почему она появляется именно тогда и там, где ее видят? Кто она? Что она такое? Что заставило ее вести к смерти своего любовника? Что за связь существовала между ней и малоизвестным ботаником, жившим на далекой Земле шесть тысяч лет назад? Почему люди верят, что ее призрак является на кладбище космонавтов на Пелоране VII?
Какое отношение она имела к цирковому акробату, искалеченному при падении с трапеции триста лет назад?
И что я скажу Рубену Венциа, когда он обнаружит, что я вернулся с задания, и снова предложит обмен информацией о Черной Леди? Если я скажу правду, он решит, что я лгу; если я не скажу правду, это в самом деле будет ложь. И в том, и в другом случае бесчестье ляжет на Дом Крстхъонн.
— Чудесный день! — воскликнул он с восторгом. — Несколько морозно — но красота!
— Если вам холодно, зачем выходить? — спросил я без особого интереса.
— Вы знаете, во что мне стал этот дом? — смеясь, спросил он. — Агент по продаже недвижимости только и говорил, что о климате да пейзаже. Может быть, климат время от времени оставляет желать, но пейзаж определенно великолепен.
— Сколько еще нам придется еще здесь сидеть?
— Леонардо, есть люди, готовые отдать все за шале в горах на Граустарке. Просто отдыхайте и наслаждайтесь.
— Есть известия от ваших адвокатов? — спросил я.
— Им еще осталось облагодетельствовать одного или двух правительственных чиновников, — объяснил он. — Все идет прекрасно. Еще день-два, в крайнем случае три, и мы сможем вернуться на Шарлемань.
— Я не хочу возвращаться на Шарлемань.
— Так оставайтесь здесь.
— Мы улетели с Ахерона уже девять дней назад. Я должен вернуться на работу.
— Мы свернули на Граустарк именно потому, что Тай Чонг предложила вам несколько дней отдохнуть.
— А я думал, потому, что вы скрываетесь от властей, — сказал я.
— Это вторая причина, — согласился он, скривив губы. — Все-таки, раз уж вы здесь, почему бы не проникнуться духом этих гор?
— Не надо начинать все сначала, — устало попросил я.
— Конечно, не надо, — сказал он, — но я же знаю, что вы впали в уныние, потому что ваша матушка написала вам…
— Моя Мать Узора, — поправил я.
Он пожал плечами.
— Пусть так. Может быть, пройдемся, пока снова снег не пошел?
Снаружи просто великолепно!
— Я хуже приспособлен к экстремальным температурам, чем вы.
— Оденьтесь потеплее.
— Тропы извилистые и узкие, я упаду.
— Ладно, — сказал он и взглянул на меня. — У меня есть другое предложение.
— Какое?
— Сидите здесь и жалуйтесь на судьбу.
— Вы просто не понимаете весь ужас того, что случилось, — сказал я.
— Ваша мама на вас разгневалась, — ответил он. — Ну и что?
Переживет. Тай Чонг уладила дело с полицией, никто больше не считает вас вором или похитителем, вы продолжаете работать на Клейборн и сидите в шале на самом первоклассном курорте самой первоклассной планеты в скоплении Квинелл.
— Мне надо работать.
— На коллекционера-миллионщика, который вас видеть не может? — усмехнулся Хит.
— Тут ничего не изменить.
— Еще как изменить, — сказал Хит.
— То есть?
— Пошлите его к черту. Будьте мужчиной!
— Я не человек, — возразил я.
— От этого вы не хуже, чем Аберкромби, — сказал Хит. — Вы не должны плясать перед ним.
— Он мой наниматель.
— При этом он самый некомпетентный коллекционер, о котором я когда-нибудь слышал, — возмутился Хит. — За четверть столетия он нашел тридцать портретов Черной Леди, а вы нашли три уже в первый месяц работы.
— Я знал о двух из них, — ответил я. — Потому он меня и нанял.
— Но третью вы нашли сами, — продолжал Хит. — И что более существенно, вы нашли оригинал.
— Вообще-то оригинал нашли вы, — заметил я.
— Вы, я, какая разница? — сказал он. — Главное, что ее нашел не Аберкромби. Он ее и не искал. Он даже не думал о том, чтобы ее разыскать. Он сидит у себя дома с баснословной коллекцией, которой даже не способен по-настоящему насладиться, и заставляет других работать на себя.
Хит сделал паузу.
— Убейте, не понимаю. Вы сидите у пылающего камина, на вершине самой красивой горы в Галактике — и рветесь назад, к нему на службу.
Зачем?
— Друг Валентин, — сказал я, переходя на диалект дружбы и симпатии, потому что в самом деле чувствовал к нему симпатию. — Почему бы вам просто не сказать, чего вы хотите?
— Кажется, я вас не понял, друг Леонардо, — ответил он, хотя веселые искорки, мелькнувшие в его глазах, говорили об обратном.
— Вы надеетесь убедить меня, что Малькольм Аберкромби — пример, достойный порицания, и что мои услуги приносят ему намного больше, чем оплачиваются, после чего я опишу вам самые ценные предметы его коллекции и расскажу, как лучше их украсть.
Хит усмехнулся.
— Значит, вы признаете, что в его коллекции есть ценные предметы?
— Я этого никогда не отрицал.
— Мне кажется, вы говорили, что среди авторов портретов Черной Леди почти нет художников.
— Это правда, — согласился я. — Но у него в коллекции около четырехсот картин и голограмм, большая часть из них — вовсе не ее портреты.
— Морита у него есть?
— Я не стану рассказывать вам об его коллекции, друг Валентин.
— Поможете вы мне или нет, друг Леонардо, я все равно что-нибудь оттуда украду, — пообещал он. — Но вы могли бы значительно облегчить мне жизнь, предоставив нужную информацию.
— Это было бы неэтично.
— Действительно, — признался он, — Зато это было бы выгодно. Я даже возьму вас в долю.
— Не хочу ни половины прибыли, ни половины вины, — ответил я.
— Нет проблем, — не задумываясь, отозвался Хит. — Если вам больше нравится пятая часть вины, я возьму вас на двадцать процентов.
— Нет.
— Вы абсолютно уверены?
— Абсолютно.
— Категорически? — настаивал он.
— Да!
— Хорошо, потом обсудим еще раз.
— Мой ответ будет тот же, — ответил я.
— Вы не можете быть настолько ему преданы.
— Он мой работодатель.
— Клейборн — ваш работодатель.
— А Клейборн требует, чтобы я работал на Малькольма Аберкромби, — ответил я. — Я обязан соблюдать контракт до последней буквы.
— Чтобы убить себя, когда закончите? — резко произнес он.
— Откуда вы знаете? — вздрогнул я.
— Мне сказала Тай Чонг.
— Она не имела права.
— Мы старые друзья, — объяснил он. — У нас нет секретов друг от друга.
— Она виновна в злоупотреблении доверием, — сказал я.
— Потому что она не хочет, чтобы вы убили себя, — наступила неловкая пауза. — И я не хочу, особенно если вы собираетесь поступить так из-за того, что произошло на Шарлемане и Ахероне.
— Я говорил с ней до поездки на Шарлемань, — добавил я искренне. — С тех пор не произошло почти ничего, что могло бы поколебать мою решимость.
Хит расхохотался.
— Вы мастер все преуменьшать, друг Леонардо.
— Вам не обязательно называть меня другом, — попросил я.
— Почему? — спросил он. — Мы ведь друзья, не так ли?
— Лишь до тех пор, пока вы не обокрали коллекцию Аберкромби.
Он пожал плечами.
— Ничто не вечно.
— Вы не правы, друг Валентин.
— Да ну? Что же, по-вашему, вечно?
— Черная Леди.
Он раздраженно фыркнул.
— Вечная, как же! Она не дотянула даже до Дальнего Лондона.
— Она жива, — сказал я.
— У меня ужасное предчувствие, что вы правы, — признался он и замолчал. Потом сказал:
— Интересно, к какой расе она принадлежит на самом деле?
— К вашей, — сказал я.
Он энергично затряс головой.
— В который раз повторяю вам, Леонардо: она не может быть человеком. Она принадлежит к расе, которая умеет телепортировать. Это единственный способ исчезнуть с корабля.
— А я в который раз хочу вам заметить, что единственная раса настоящих телепатов — дорбаны, они дышат хлором и так велики, что не поместятся в вашем корабле.
— Значит, должна быть еще раса телепортеров, о которой мы просто не знаем.
— Будь по-вашему, друг Валентин.
— Вы ни на йоту этому не верите? — спросил он.
— Нет, — сказал я. — А вы?
Он глубоко вздохнул.
— Честно говоря, тоже, — и задумался. — Кем бы она ни была, я хотел бы знать, что в ней такое. Что заставляет людей вдруг рисовать ее портреты, не имея ни малейшего представления о живописи?
— Даже на мой нечеловеческий взгляд, она очень красива, — сказал я.
— И все же в ней есть нечто неуловимое. Может быть, они стремятся запечатлеть ее образ, потому что знают, что скоро ее не станет.
— Большинство из них, кажется, погибли очень страшной смертью. Я вот думаю, может быть, они рисовали ее потому, что знали — их самих скоро не станет?
— Не думаю, — ответил я. — Многие из них умерли естественной смертью. И мне кажется, если они предчувствовали свой конец, вряд ли это обязывало их писать ее портреты.
Хит вздохнул.
— Думаю, что нет. Во всяком случае, я ее видел, и у меня пока не возникло никакого желания заняться живописью или скульптурой.
Он сделал паузу и вдруг подозрительно посмотрел на меня.
— А у вас?
— Я сделал набросок тушью, — признался я.
— Когда?
— Вчера вечером, когда вы пошли спать.
— Где он?
— Из меня не очень хороший художник, и получилось не очень похоже.
Я его порвал, — и я грустно вздохнул. — Когда-то я вот так же не смог передать красоту «Моны Лизы».
— «Мона Лиза», — повторил он. — Поэтому у вас такое имя?
— Да.
— Просто из любопытства, Леонардо: почему вам хочется рисовать Черную Леди?
— Она самая интересный человек, кого я знаю. И самая красивая.
— Если она человек, — заметил он.
— Если она человек, — согласился я.
— А кто была самой интересной и красивой женщиной из людей, прока вы с ней не встретились?
— Тай Чонг, — ответил я, не задумываясь.
— Вас когда-нибудь тянуло написать портрет Тай Чонг? — спросил он.
— Нет.
— Тогда я вернусь к первоначальному вопросу: что заставляет людей садиться и рисовать Черную Леди?
— Не знаю, — ответил я. — Может быть, я хотел сохранить в памяти ее лицо.
— Но вы можете любоваться им, когда захотите, — подсказал Хит. — Заставьте ближайший компьютер найти ее изображение и сделать для вас распечатку.
— Это покажет мне то, что видели другие, — сказал я. — Я хотел нарисовать то, что увидел я.
— Это слова художника, — хитро заметил он.
— Я не художник, — ответил я. — Я хотел бы быть художником, но мне не хватает таланта.
— Маллаки тоже не хватало таланта, но он все равно написал ее портрет, — Хит нахмурился. — Хотел бы я знать, почему.
Он встал.
— С ума можно сойти, пытаясь найти ответ. Не знаю, как вы, а я пошел на прогулку.
У двери он задержался.
— Вы совершенно уверены, что не хотите со мной?
— Уверен, — ответил я. — Тропинки очень скользкие, а у меня неважная координация.
— Ну и что? — сказал он. — И у меня неважная.
— В вас много грации, — сказал я.
Он презрительно фыркнул.
— Вы всегда хотели стать художником. Ну а я всегда хотел стать взломщиком, ночным котом на крыше, одеваться в черное и взбираться по стенам в дамские будуары в поисках драгоценностей.
Он криво усмехнулся.
— Единственный раз попробовал, сорвался с крыши на балкон и сломал ногу в трех местах.
Он пожал плечами.
— Вот вам и грация, и вся романтическая жизнь ночного взломщика.
Он открыл дверь, и в комнату ворвался порыв ледяного ветра.
— Если не вернусь через полчаса, звоните властям, пусть ищут мое замерзшее тело. Хороните скромно: венки из живых цветов, четыре-пять сотен, видео, в общем, ничего лишнего. И не сообщайте семье — Хиты умирают в постели, а не падают с гор.
— Я исполню ваши пожелания, — пообещал я.
Он скорчил гримасу.
— Это была шутка, Леонардо.
— А-а.
Он пробормотал еще что-то, утонувшее в шуме ветра, и закрыл за собой дверь.
Я минуту помедлил, потом прошел к столу в гостиной, достал письменный набор и перо, решив закончить письмо, начатое еще утром.
Досточтимая Мать Узора!
Да, вы были правы. Связь с людьми осквернила меня. Я не отрицаю этого… хотя уверен, если бы вы сжалились и согласились просто выслушать меня, я бы объяснил, как оказался в настоящей ситуации.
Тай Чонг убедила меня, что неприятностей со стороны человеческих властей у меня не будет. Хотя я оказался невольным участником событий, я не был инициатором и не способствовал ни краже предметов искусств на Шарлемане, ни похищению Черной Леди. Как только я понял намерения Валентина Хита, я сделал все, что было в моих силах, чтобы разубедить его. Таков Закон Чести; я следую Закону Чести.
И все же вы говорите, что я осквернен настолько, что мне нет искупления и нет возврата на Бенитар II. Вы — моя Мать Узора, ваш голос — голос Дома Крстхъонн, и я повинуюсь вам.
Однако, пожалуйста, знайте: несмотря на то, что мое поведение опозорило Дом, я постараюсь вести себя в дальнейшем так, чтобы не навлечь больше бесчестья на расу бъйорннов в те несколько месяцев, которые остались до окончания срока моего контракта с галереей Клейборн.
И все же у меня ужасное предчувствие, что это окажется совсем не так просто, как я в неведении своем предполагал, покидая Дом. Мне кажется, что я провел в чужих мирах галактики целый век, хотя на самом деле прошло не больше пяти стандартных галактических месяцев. И чем больше я общаюсь с людьми, тем меньше их понимаю.
Тай Чонг, например, почти во всем заменяла мне Мать Узора. Она не забывает заботиться о моих нуждах, помнит о моем благополучии, и постоянно настаивает, чтобы я следовал моральным требованиям своей совести. Однако я начал подозревать, что она прекрасно осведомлена о том, что некоторые картины, которые она покупает и перепродает, добыты нелегально, и при этом не выдает нарушителей властям и не отменяет сделок. Гектор Рейберн всегда мил и сердечен, но считает, что несоблюдение контракта и следующее за этим увольнение — дело обычное, и самый факт его не ужасает, а забавляет. Валентин Хит — самый обаятельный человек из всех, кого я встречал, и в то же время я не могу придумать преступления, которого он не согласился бы совершить. Малькольм Аберкромби жертвует миллионы кредитов на благотворительность, и при этом, что самое невероятное, напрочь отвергает свои обязательства перед Домом и Семьей.
Как мне понять этих странных созданий, Мать Узора? Как мне очиститься, если я должен постоянно находиться среди них? В то время, когда я больше всего нуждаюсь в вашем наставлении, мне в нем отказано.
Единственный путь, открытый мне в данной ситуации — ритуальное самоубийство, и этот единственный выход недвусмысленно запрещен вашим настоятельным требованием полного выполнения контракта между Домом Крстхъонн и галерей Клейборн. И вот, изгнанный и оторванный от всего, чем я дорожу, я должен в одиночестве продолжать свой путь среди представителей этой непостижимой расы.
Но самое непостижимое — Черная Леди. Во вселенной, в которой я вижу все меньше логики, она не поддается вовсе никакой логике. Я называю ее человеком, но на самом деле это ни человек, ни не-человек, ни реальность, ни призрак, ни материальная сущность, ни духовное проявление. Она существует в нашем времени, однако она жила и восемь тысячелетий назад. Она не перевоплощение, ибо перевоплощения родятся, живут и умирают, а не исчезают из замкнутой среды в космическом вакууме.
Я видел ее, встречался и говорил с ней, но вопросов о ней у меня накапливается все больше: почему она появляется именно тогда и там, где ее видят? Кто она? Что она такое? Что заставило ее вести к смерти своего любовника? Что за связь существовала между ней и малоизвестным ботаником, жившим на далекой Земле шесть тысяч лет назад? Почему люди верят, что ее призрак является на кладбище космонавтов на Пелоране VII?
Какое отношение она имела к цирковому акробату, искалеченному при падении с трапеции триста лет назад?
И что я скажу Рубену Венциа, когда он обнаружит, что я вернулся с задания, и снова предложит обмен информацией о Черной Леди? Если я скажу правду, он решит, что я лгу; если я не скажу правду, это в самом деле будет ложь. И в том, и в другом случае бесчестье ляжет на Дом Крстхъонн.