Резник Майк. Черная Леди

   Но может быть, я ошибался? Я знал, что Тай Чонг не гнушалась приобретать и продавать произведения искусства сомнительного происхождения, но чтобы такая умная и сострадательная женщина искренне захотела остаться в стороне и позволить, чтобы ограбили ее же клиента?
   Даже если это так, неужели она в самом деле пытается управлять событиями, чтобы гарантировать успех ограбления?
   Я не был уверен, но опыт говорил мне: если действия человека определяются двумя возможными мотивами, большее значение имеет более эгоистичный. Я вздохнул и приказал компьютеру стереть письмо, которое писал ей.
   Затем принялся за дела и работал до обеденного перерыва. Но в свой ресторан не пошел, а вместо этого направился в самую богатую часть города и добрался до «Тауэра».
   Ощущая на себе неприязненные взгляды, я пересек вестибюль, вызвал лифт.
   Никто меня не остановил. Я не знал, где расположены правительственные апартаменты, но рассудив, что они должны быть на верхнем этаже, приказал лифту доставить меня туда.
   Из лифта я вышел в пышно декорированный коридор, с восхитительными скульптурами со всей галактики, и наконец, оказался перед большой резной дверью ручной работы, из крепкого дорадузского дерева.
   — Кто там? — раздался голос Хита, когда система охраны известила его о моем присутствии.
   — Леонардо, — ответил я.
   Мгновение спустя дверь бесшумно вдвинулась в стену, и я вошел в роскошно обставленную комнату. Хит поднялся с облегающего фигуру кресла и направился ко мне по плюшевому ковру.
   — Выглядите вы еще хуже, чем утром, — заметил он. — Проходите и садитесь.
   — Спасибо, — сказал я, подходя к дивану, который плавал в нескольких дюймах над полом.
   — С вами все в порядке? — спросил он заботливо. — Ваш цвет стал еще темнее.
   — Это оттенок стыда.
   — Неужели?
   Я кивнул.
   — Я пришел, чтобы сказать вам то, что вы хотели.

ЧЕЛОВЕК, КОТОРЫЙ НАШЕЛ

Глава 19

   Я в жизни не чувствовал более отчаянного голода.
   Сознание постепенно возвращалось, и я вспомнил, что нахожусь в камере глубокого сна. Я открыл глаза, заморгал от режущего яркого света, попытался шевельнуться, поморщился от боли и замер совершенно неподвижно, считая про себя до трехсот. Боль отступила, но тело еще плохо двигалось. Я сел, с трудом перекинул ноги через край модуля и попытался встать.
   Хит сидел на краю другого модуля, обычно аккуратно приглаженные волосы были дико встрепаны, лицо выражало растерянность. Он размял руки, прислушиваясь к ощущениям, потом осторожно спустил ноги на пол.
   — С добрым утром, Леонардо, — сказал он, только тут заметив меня. — Как самочувствие?
   — Голодное, — ответил я.
   — Еще бы, — ответил он. — Вы тридцать дней не ели.
   — А как вы, друг Валентин? — осведомился я.
   — Умираю, есть хочу!
   Хит направился в камбуз, стеная при каждом движении непослушных мышц, я затрусил следом, стараясь не обращать внимания на острую боль в спине.
   — Ооох! Отлежал все на свете, — пожаловался он.
   Мы добрались до камбуза и заказали еду, потом уселись за маленький столик и несколько минут в полном молчании жадно поглощали. Наконец Хит откинулся в кресле и блаженно вздохнул.
   — Уффф… Хорошо! Я так наелся, что не против снова залечь в глубокий сон, и подремать, пока все переварится.
   — В этом нет необходимости, друг Валентин, — сказал я. — Человеческий организм переваривает пищу за…
   — Я пошутил, Леонардо, — прервал он.
   — А, — сказал я и добавил, не желая обижать его:
   — Было очень смешно.
   — Спасибо, — поморщился он.
   — Не стоит благодарности, друг Валентин.
   — А знаете, — сказал Хит, — я раньше думал, почему бы не положить сотню кредитов в банк на восемь или девять процентов, или даже на два, коли на то пошло — и проспать пару столетий глубоким сном. Проснешься самым богатым человеком на свете.
   Он скроил гримасу.
   — Потом я проспал всего месяц и понял, что можно умереть с голоду меньше, чем за год. Между полным выключением всех систем организма и замедлением их до минимума — огромная разница.
   — Кроме того, Олигархия издала декрет о замораживании вкладов на то время, пока инвестор находится в глубоком сне, — заметил я. — Вот почему процесс глубокого сна стал государственной монополией: каждая камера должна быть запрограммирована, чтобы сообщать срок сна пользователя компьютеру Казначейства на Делуросе.
   — Но это относительно новое правило, — ответил он. — При республике, да и при Демократии такого не было, а глубокий сон практикуется уже почти две с половиной тысячи лет. Нет, я убежден, что люди не однажды пробовали так проделать, и наверное, умирали с голоду, не успев проснуться.
   С минуту мы молчали.
   — Где мы сейчас, друг Валентин? — спросил я наконец.
   Он развел руками.
   — Должны были дня два назад войти в скопление Альбиона. Можно проверить точное положение по компьютеру, — он приказал компьютеру включиться:
   — Компьютер, где мы находимся?
   — Мы в скоплении Альбиона; примерно через семьдесят девять минут минуем систему Максима на расстоянии трех световых лет.
   — Точно по расписанию, — сказал Хит с самодовольной улыбкой. — Должны обогнать Венциа дня на два.
   — Но он стартовал почти на тридцать шесть часов раньше, — заметил я.
   Хит победно усмехнулся — Таких скоростных птичек, как моя, найдется немного. Венциа что-то не показался мне человеком, способным разориться на хороший корабль.
   Он заказал камбузу стакан вина, а затем спросил компьютер, не поступало ли сообщений, пока мы находились в глубоком сне.
   — Да, — ответил компьютер. — Я занес в банк памяти три сообщения.
   — Выдай все по порядку, — потребовал Хит.
   — Первое — от Луи Ниттермейера, — объявил компьютер.
   — Мой адвокат, — объяснил Хит.
   — Валентин? Валентин? — зазвучал писклявый мужской голос. — Черт! Почему, когда надо, ты вечно в камере глубокого сна?
   Краткая пауза.
   — Ладно, посмотрим, что тут у нас. Все обвинения с тебя сняты, можешь свободно возвращаться на Шарлемань. У тебя конфисковали где-то половину произведений искусства — все, что не было застраховано — но мы ведем переговоры, чтобы вернуть их. Полагаю, полмиллиона кредитов хватит; мне еще надо встретиться с одним парнем в полицейском управлении, но из вполне надежного источника я узнал, что с ним можно будет договориться. Что еще… — опять пауза. — Ах да, ты потерял квартиру в западной части города, ту, что снимал под одним из вымышленных имен. Судя по всему, ты забыл уплатить за прошедшие четыре месяца. Мне удалось затянуть дело через суд, так что пока в нее никто не въедет. Если хочешь получить ее назад, пришли мне сорок тысяч кредитов в уплату долга, и еще десять тысяч может понадобиться на гарантийное поручительство. И не забудь заплатить своему усердному адвокату. Конец сообщения.
   — Не такая уж это была и квартира, — выразительно пожав плечами, бросил Хит. — Компьютер, следующее сообщение.
   — Валентин, — снова раздался голос Ниттермейера, на этот раз страшно взволнованный. — Что ты там натворил на Дальнем Лондоне? Сегодня меня трижды дергала полиция! — пауза. — Какой-то Аберкромби поднял страшный визг, и судя по тому немногому, что я смог узнать, он не тот человек, от которого можно откупиться. Я, конечно, уверен, что ты невинен, как младенец, но в случае, если нет… тебе лучше не приближаться к Дальнему Лондону ближе пятисот световых лет, пока не найдешь там хорошего адвоката, хорошего, я подчеркиваю. Моя лицензия там недействительна, и если даже меня туда пустят, я не знаю, на какие кнопки нажимать.
   Снова пауза.
   — Слушай, скажи мне, как старому другу — когда ты уймешься? Я имею в виду — неужели все до последней зубочистки обязательно должно быть из золота, причем высшей пробы? Когда-нибудь ты хапнешь больше, чем сможешь проглотить, и тогда тебя так прижмут, что не разогнешься. И по-моему, ты уже это имеешь, с этим Аберкромби.
   Усталый вздох.
   — Ладно, удачи тебе, и не забывай платить своему верному адвокату.
   Конец связи.
   — Откуда он узнал, что это я? — спросил Хит, насупившись. — Мы с ним никогда в жизни не встречались.
   — Он знает, что вы — тот человек, который продал картину Маллаки и что вы вернулись на Дальний Лондон вместе со мной.
   Он покачал головой.
   — Очень многие прилетают на Дальний Лондон. Почему именно я?
   Насколько ему известно, я — вполне законопослушный торговец, который продал ему то, что ему было нужно. Ладно, компьютер, давай последнее сообщение.
   — Говорит Тай Чонг, — прозвучал знакомый голос. — Похоже, у нас крупные неприятности.
   Она секунду молчала, затем перешла на подчеркнуто безразличный тон.
   — Три дня назад кто-то украл четыре ценных картины из дома Малькольма Аберкромби. Я абсолютно не имею понятия, кто совершил это гнусное преступление, но почему-то у мистера Аберкромби сложилось явно ошибочное представление, что в ответе за него вы, Валентин. Он заставил полицию выдать ордер на ваш арест. Я совершенно не представляю, где вы, и дойдет ли до вас это сообщение, но я думаю, мне следует уведомить вас о сложившейся ситуации и настоятельно посоветовать вам сдаться властям, чтобы восстановить свое доброе имя.
   Услышав такое предложение, Хит усмехнулся.
   — Если вы находитесь вместе с ним, Леонардо, то, к сожалению, должна известить вас, что мистер Аберкромби обвинил вас в соучастии в преступлении, и вы теперь считаетесь скрывающимся от правосудия.
   Она снова сделала паузу, а Хит повернулся ко мне.
   — Обратите внимание, вам она не советует сдаться властям, — весело заметил он.
   — Почему не советует? — искренне удивился я.
   — Потому что знает, что вы так и сделаете.
   — Я уверена, что смогу уладить конфликт и добиться, чтобы с вас сняли обвинение, Леонардо, — продолжал компьютер голосом Тай Чонг, — но пока, хотя я и нахожу подобное положение дел несообразным, у меня нет другого выхода, как прекратить выплачивать вам деньги. В этом деле у меня руки связаны: политика компании — не иметь никаких дел с виновными в уголовных преступлениях, и несмотря на то, что вы, безусловно, ни в чем не виноваты и виноваты не будете, факт есть факт — за прошедшие два месяца это второе выдвинутое против вас обвинение.
   Я остолбенел, а она продолжала говорить.
   — Когда на счет Дома Крстхъонн не поступил ваш недельный заработок, со мной связалась ваша Мать Узора, и мне пришлось объяснить ей сложившуюся ситуацию. У меня не было выбора. Мне очень жаль сообщать вам об этом, но она знает, что вас ищет полиция в связи с кражей. Я не успокоюсь, пока не смогу убедить ее, что вы никоим образом не в ответе за это злополучное путешествие, — добавила она быстро. — У меня сердце разрывается, Леонардо, даю вам слово, что сделаю все, что в моих силах, и добьюсь, чтобы вы не страдали незаслуженно. Вы всегда были преданы мне, и я не предам вас. Даже если нынешняя ситуация затянется на неопределенное время, а похоже, что так и будет, я, вероятно, смогу использовать вас, как нештатного консультанта.
   — Моя Мать Узора знает? — повторил я в ужасе.
   — Я в абсолютном неведении о месте вашего пребывания, и тем более о цели вашего пути, но если это послание дойдет до вас, Валентин, я рассчитываю на вас. Сдайтесь ближайшим властям и убедите Леонардо поступить так, как он сочтет правильным. Доброго пути вам и удачи.
   — Настоящая леди! — восхищенно сказал Хит. — Готов спорить, пока она отправляла это сообщение, в ее кабинете торчало шестеро полицейских.
   — Но я думал, я делаю то, что она хотела, — я был совершенно уничтожен.
   — Так оно и было, — ответил Хит. — Она не могла представить, что Аберкромби заподозрит бъйорнна в соучастии в преступлении с кем бы то ни было.
   Он покачал головой.
   — Либо он умнее, чем я думал, либо полный параноик.
   — Что же со мной будет?
   — Вы не очень внимательно слушали, а? — спокойно заметил Хит.
   — Не понимаю, о чем вы.
   — Она обещала о вас позаботиться, и она сдержит слово.
   — Как? — я все еще ничего не понимал.
   — Так же, как она заботится обо мне, — сказал Хит. На его губах играла улыбка. — «Нештатный консультант» — это просто более пристойное название для торговца крадеными произведениями искусства. Я вам гарантирую, на этом вы заработаете больше, чем просто служащим или даже торговцем картинами на Бъйорнне.
   — На Бенитаре II, — поправил я машинально.
   — Неважно.
   — Но я не могу стать вором! — вскричал я.
   — А кем еще вы можете стать? — серьезно спросил Хит. — Ваша Мать Узора не хочет с вами разговаривать, а Клейборн перестал вам платить.
   — Я могу совершить ритуал самоубийства, — сказал я.
   Он покачал головой.
   — Клейборн вас не уволил. Если Тай Чонг уговорит полицию снять обвинение, вам придется дорабатывать срок по контракту.
   — Я ничем не обязан женщине, которая впутала меня в ваше преступление, а теперь хочет, чтобы я стал вором.
   — Интересное у вас понятие о чести, Леонардо.
   — Не понимаю, на что вы намекаете.
   — Вы что, считаете честью соблюдать обязательства только перед теми, кто отвечает вашим высоким моральным нормам? — спросил Хит. — Вы только что сказали, что позволили ее морали определять вашу собственную.
   Он помолчал.
   — Именно этой морали уже много лет следую я. Впрочем, я никогда не делал вид, что я человек чести.
   — Но как же мне соблюдать контракт, если Тай Чонг явно предпочитает, чтобы я крал для нее картины? — беспомощно спросил я.
   — Ну, не знаю, — сказал Хит. — Вам придется самому в этом разобраться.
   — Не могу! — возразил я. — Мне нужно получить этическое наставление!
   — От меня? — спросил он с веселым смешком.
   — Нет, не от вас.
   — Ваша Мать Узора вам не поможет, а совета Тай Чонг вы не хотите, — сказал он. — Кого же вы спросите?
   — Не знаю, — ответил я. — Кого-нибудь найду.
   — А пока вы предоставлены сами себе, и нам надо как-то жить.
   — Я не буду красть художественные работы, — твердо сказал я.
   — Разве я это предлагал? — невинно спросил Хит.
   — Да.
   — Ладно, забудем об этом — хотя бы ненадолго. Мне кажется, есть более легкий способ получить прибыль, — он устремленно наклонился вперед. — Мы обгоняем Венциа по дороге на Солтмарш, что означает, что мы найдем Черную Леди раньше него. Полагаю, за пять минут общения с ней он заплатит приличную сумму денег.
   — Если вы сможете найти ее на Солтмарше, то да.
   Хит заговорщически улыбнулся.
   — Мы дождемся его в космопорту и скажем, что мы ее похитили.
   — Почему он должен вам верить?
   — Потому что в этом есть смысл, — сказал Хит. — Зачем мне ему лгать?
   — Потому что вы — Валентин Хит.
   — Но он-то не так хорошо знает Валентина Хита, как вы.
   — Он знает, что Черная Леди исчезнет прежде, чем вы сможете принудить ее сделать что-либо против воли, — подчеркнул я.
   — Но из всего, что вы с Венциа мне рассказали, следует, что она никогда не исчезает в присутствии тех, кто не знал о ее истинной сути.
   Мы просто будем держать ее на людях.
   — Держать на людях? — повторил я.
   — Именно. Чем больше людей окажется вокруг, тем менее вероятно, что она отколет свой номер с исчезанием.
   — Я подумал, что вы собирались просто соврать другу Рубену, — сказал я.
   — Если понадобится, совру, — подтвердил Хит. — Более разумно, конечно, показать товар лицом. Но если это не удастся, у нас обязательно должен быть альтернативный план.
   — И весь ваш план — задержать ее до приезда Венциа? — спросил я.
   — Именно так, — ответил он.
   — Вам самому нечего у нее спросить? — вел я дальше.
   — Например?
   — Спросить ответа на вопрос Венциа.
   Хит качнул головой.
   — Абсолютно нет. Какая радость в жизни без тайн?
   — Но если есть жизнь после жизни, неужели вы не хотите узнать?
   — Скоро и так узнаю, — ответил он.
   — Но…
   — Послушайте, — сказал он. — Я не из тех, кто читает детективы с конца. Это нечестно. Вот и здесь то же самое.
   — С каких это пор вас волнует нечестность?
   — Туше, — сказал он.
   Мы оба замолчали. Потом я сказал:
   — Вы не ответили на мой вопрос.
   — Леонардо, — начал он со вздохом. — Есть одна причина, почему мне хочется верить, что с нашей смертью все в нас умирает. Ведь если есть хоть какие-то правила попадания в рай, я наверняка должен быть осужден на муки вечные. Черная Леди может сказать мне только одно из двух: либо жизнь после жизни есть, либо ее нет. Если нет, для меня ничего не изменится. А если она есть, то мне лучше об этом не знать. Вы удовлетворены моим ответом?
   — Да, друг Валентин.
   — А вы собираетесь ее о чем-нибудь спросить?
   — Возможно, — ответил я.
   — О чем?
   — Я еще не решил.
   — Тогда решайте скорее: примерно через пять часов мы сядем на Солтмарше.
   — Знаете, — добавил Хит, немного подумав, — ведь от Солтмарша всего четыре дня пути до Бенитара II. Когда здесь справимся, я мог бы отвезти вас домой, и вы попробуете уладить конфликт со своей Матерью Узора.
   — Спасибо, что вы обо мне думаете, друг Валентин, — сказал я. — Но мне запрещено ступать на Бенитар II.
   — Может быть, она изменит свое отношение, когда узнает, что мы уже на пороге.
   — Нет, не изменит.
   — Нельзя знать заранее.
   — Я знаю, — ответил я. — День моего Признания прошел, когда мы были в глубоком сне, а она не прислала ни письма, ни пищи в дар.
   Он рассмеялся.
   — Мы же скрываемся от закона, Леонардо! Одна Тай Чонг знает, куда мы летим, и наш радиопередатчик молчит почти тридцать дней. Откуда ваша Мать Узора узнает, куда посылать письмо?
   — Это правда, — ответил я.
   — А что касается подарка, так мы целый месяц летим со скоростью света. Даже если бы ей стало известно, как нас искать, как, по-вашему, она переправит посылку?
   — Спасибо за ценное замечание, друг Валентин, — искренне поблагодарил я. — Вы меня очень утешили.
   — Ну так хотите вы посетить свою маму, когда мы закончим здесь? — снова спросил он.
   — Мне навсегда запрещено встречаться с ней, — терпеливо объяснил я.
   — Более того, в ближайшие несколько дней я, наверное, совершу ритуал самоубийства.
   — Опять? — возмутился он. — У вас что, нет других тем для разговора?
   — Есть, но все они не так важны. Возможно, я буду морально вынужден…
   — Избавьте меня от ваших вынуждений, — прервал он. — Я хочу, чтобы вы дали мне слово, что не покончите счеты с жизнью и не будете говорить самоубийстве, пока у Тай Чонг не появится шанс заставить полицию снять с нас обвинение.
   — Даю вам слово, что не буду говорить о самоубийстве, пока у Тай Чонг не появится шанс снять с нас обвинение, — боясь сказать лишнее, произнес я.
   Он всплеснул руками, теряя самообладание.
   — С вами очень трудно говорить, вы знаете?
   — Вы уже говорили так раньше.
   — И повторяю!
   — Очень сожалею, если обидел вас, друг Валентин, — извинился я.
   — И прекратите, черт дери, извиняться за все на свете! — сказал он раздраженно. — Если собираетесь стать преуспевающим преступником, с этим надо покончить в первую очередь!
   — Я не собираюсь становиться преуспевающим преступником, — ответил я.
   — Тогда вы станете чертовски голодным преступником.
   И он удалился в свою каюту. Я остался на камбузе и, рассеянно жуя соепродукты, стал думать, какой совет могла бы дать мне Мать Узора, чтобы помочь подготовиться к преступной жизни.

Глава 20

   Хит вывел корабль на орбиту около Солтмарша и связался с единственным космопортом планеты.
   — Говорит «Пабло Пикассо», приписан к Шарлеманю, тридцать один день в пути с Дальнего Лондона, командир Валентин Хит, раса человеческая. Просим посадочные координаты.
   — Пожалуйста, сообщите, цель вашего визита на Солтмарш, — ответил женский голос.
   — Коммерция.
   — Какого рода коммерция?
   — Я покупаю и продаю произведения искусства.
   — Экономика Солтмарша обеспечивается шиллингами Нью Кампалы. Требуется ли вам местная валюта?
   — Вы принимаете кредиты?
   — Наш мир входит в Олигархию, — последовал гордый ответ.
   — Тогда мне не надо конвертировать деньги.
   — Наша атмосфера содержит 16.23 процента кислорода и 79 процентов азота, гравитация 0.932 по стандарту Делуроса VIII. Представляют ли эти условия опасность для вашего здоровья?
   — Для моего — нет, — ответил Хит. — Есть ли добавочные элементы, вредные для бъйорнна?
   Наступила краткая пауза.
   — У вас на борту находятся представители инопланетных рас?
   — Да.
   — Пожалуйста, уведомите их, что им не разрешается сходить с корабля.
   — Но это неразумно, — запротестовал Хит. — Мой деловой партнер принадлежит к расе бъйорннов с Бенитара II. Просмотрите документы и убедитесь, что Бенитар имеет статус планеты наибольшего благоприятствования в торговле с мирами Олигархии и всегда находился в самых дружественных отношениях с человеческой расой.
   — Ни один инопланетянин, ни при каких обстоятельствах, не имеет права ступать на Солтмарш. Исключений нет.
   — Будьте добры, разрешите мне поговорить с вашим начальством, — потребовал Хит.
   Он поговорил с начальством этой женщины, и с бюро иммиграции, и с маленьким местным департаментом по инопланетным делам, но через полчаса стало очевидно, что правительство Солтмарша не намерено делать исключений в своей расовой политике.
   Наконец Хит обернулся ко мне.
   — Вот так, Леонардо. Выше остается только глава правительства, и если мне даже разрешат обратиться к нему, ответ нам известен.
   — Согласен, друг Валентин, — ответил я.
   — Ну что? — продолжал он. — Мне самому идти искать Кобринского, или мы улетаем? Решение зависит от вас.
   — Я должен надо найти Черную Леди, — сказал я. — Вам придется идти туда одному.
   — Хорошо, — сказал он. — А что, если я найду Кобринского, а ее там не будет?
   — Тогда ждите ее.
   — Сколько? День, неделю, год? В какой момент можно будет заключить, что вы ошиблись насчет ее следующего сожителя?
   — Рано или поздно она к нему придет, и я снова ее увижу, — сказал я уверенно.
   — Если только то, что вы приняли за видение, не было на самом деле самым обыкновенным сном.
   — Если вы в это не верите, зачем вы привезли меня сюда? — спросил я.
   — Потому что от Дальнего Лондона досюда полгалактики, — ответил он.
   — И если вы правильно угадали, то не дав ей исчезнуть, я мог бы немножко разбогатеть.
   Он помолчал.
   — Но не забывайте, что регистрационный номер моего корабля теперь введен в компьютер на Солтмарше, а нас пока еще ищет полиция. Каждый час нашего пребывания здесь дает им время для обнаружения нас.
   — Я знаю — но я должен выяснить, та ли она, за кого я ее принимаю.
   — Ладно, — сказал Хит. — Я просто хочу убедиться, что вы осознаете рискованность нашего теперешнего положения.
   Он вздохнул и сделал паузу.
   — Первый шаг — найти Кобринского. Если она с ним, я вернусь сюда, и мы спланируем наш следующий шаг. Если нет, то может быть, я уговорю его прийти со мной на корабль, чтобы вы объяснили ему ситуацию. Это будет намного легче, чем контрабандой высаживать вас на планету.
   — Вы не сможете уговорить его сделать что-нибудь против воли, — сказал я.
   — Я умею быть очень убедительным.
   — Будь он человеком, которого можно уговорить, она бы им не заинтересовалась.
   — Посмотрим, — скептически произнес Хит. Он снова включил радиопередатчик и связался с космопортом.
   — Говорит Валентин Хит. Условия посадки понял, будем следовать вашим правилам.
   — Отлично, «Пабло Пикассо». Посадка вам разрешена. Я только что ввела координаты в ваш компьютер.
   — Спасибо, — сказал Хит.
   Через двадцать минут мы коснулись грунта, потом он покинул корабль, а возле люка осталось два вооруженных охранника, вероятно, чтобы не дать мне никакой возможности осквернить почву Солтмарша своим прикосновением.
   Я смотрел вслед Хиту, пока он не скрылся из виду, потом включил компьютер и начал писать.
   К Черной Леди.
   Я не знаю, как обратиться к вам, и не знаю даже, как сделать, чтобы письмо попало к вам в руки, но моя Мать Узора отказалась от меня, Тай Чонг впутала меня в преступление, и из всех женщин, которых я знаю, и кто может дать мне этическое наставление, остались только вы.
   Однако если вы в самом деле Мать Всего Сущего, вы не только знаете о моем позоре и моем бесчестии, но сами занесли их в Книгу Судеб по причине, которой мне не постичь.
   Я не знаю, почему вы являлись мне, и чего вы от меня хотите. Меня учили почитать Дом и Семью, но Дом изгнал меня, а в Семье запрещено произносить мое имя. Меня учили быть законопослушным, а теперь я вор, и единственная надежда выжить — стать вором-профессионалом.
   Священнослужительница и Священные Книги убеждали меня, что Мать Всего Сущего сотворила бъйорннов по своему образу и подобию, но вы приняли образ иной расы. Меня наставляли в любви к жизни, а вы, давшая мне жизнь, любите только смерть.
   Не мне судить вас, но я должен понять вас. Неужели все, ради чего я жил — не правильно? Неужели вы хотите, чтобы я умер в блеске славы, как о том мечтают люди? Если ошибается Дом, если заблуждается Семья, почему вы их ни разу не поправили? Почему вы являете себя только людям?