— Понятия не имею, — ответил я. — Я думал, что вы знаете.
   Он покачал головой.
   — Маллаки упоминал о ней всего один раз, и сказал только, что она — его любовница.
   Он задумался.
   — Интересно, как она попала на все картины Аберкромби?
   — Я не знаю, — сказал я. — Первоначально я предполагал, что она — воплощение мифической героини, но эта теория опровергнута.
   Хит состроил гримасу.
   — Мы говорим о ней так, будто ее никогда не существовало, а я знаю точно, что меньше года назад она была жива.
   — Это не соответствует истине, — сказал я. — Вы никогда ее не видели. Вы знаете только, что Маллаки заявил, что она его любовница.
   — С какой стати он будет мне врать? — настаивал Хит. — Она меня не интересует.
   — Но если Маллаки говорил правду, почему она изображена на более чем тридцати произведениях искусства, первому из которых почти восемь тысяч лет? — упирался я.
   — Откуда мне знать? — раздраженно ответил он. — Совпадение?
   — Вы действительно верите в такие совпадения?
   — Нет, — признался он. — Но я верю, что должно быть логическое объяснение, хотя мы его пока не нашли. Может быть…
   В этот момент нас прервал тонкий прерывистый звуковой сигнал.
   — Что это? — спросил я, вздрогнув.
   Хит уже был на ногах.
   — Это Джеймс. Сообщает, что мы здесь уже не одни.
   — Полиция? — спросил я.
   Он кивнул.
   — Боюсь, что нам пора уходить, и довольно спешно.
   — Но почему? — спросил я. — Если вы, как говорите, законно приобрели картину Маллаки, вам нечего скрывать.
   Мое замечание его, кажется, рассмешило.
   — Только в этой комнате на виду три книги и более дюжины инопланетных скульптур, которые надо прятать — и вы еще не видели, что у меня в спальне.
   Он грустно окинул взглядом свои сокровища.
   — Не думаю, что успею собрать их и взять с собой. А жаль.
   И решительно направился к двери.
   — Ну что ж, — сказал он. — Идемте.
   — Почему бы вам просто не переодеться и изменить личность? — спросил я.
   — Потому что грим и костюм в квартире на шестом этаже, — ответил он. — Скорей, Леонардо.
   — Мне нечего бояться полиции, — ответил я.
   — Вы хотите встретиться с Маллаки, не так ли?
   — Вы же говорите, что он может быть уже мертв.
   — Но может быть и жив.
   — Тогда я сам найду его в свое время, — заявил я. — Полицейские мне не враги, а друзья.
   — Не зарекайтесь, — сказал Хит. — Вам будет не так-то просто объяснить, почему инопланетянин один находится в квартире с крадеными вещами.
   Он усмехнулся.
   — Они даже могут принять вас за вора.
   Наверное, он увидел мой ужас, потому что продолжал настаивать еще убедительнее:
   — В самом лучшем случае они подумают, что вы связаны с этим, и к несчастью, система охраны подтвердит: я представил вас, как делового партнера, а вы не возражали.
   — Ни одного бъйорнна до сих пор не арестовывали! Я навлеку позор на Дом Крстхъонн!
   — Тогда прекратите заламывать руки, и идемте со мной.
   — Но они узнают, что я здесь был, даже если мы сбежим!
   — Ну и что? — сказал он. — Тай Чонг поручила вам проверить картину.
   Она все объяснит полиции.
   — Картина! — воскликнул я. — Нельзя уходить без картины. Она — цель моего приезда на Шарлемань.
   — Ладно, — спокойно сказал он. — Берите картину. У нас еще есть минута или две, прежде чем полицейские пройдут через систему охраны и разберутся, каким лифтом спускаться.
   Я бросился к картине и потащил ее к двери.
   — А теперь — за мной, — приказал он.
   Он вышел в коридор и быстро зашагал к служебному лифту. Мне пришлось перейти на шаркающий бег, чтобы не отставать от него, но двадцать секунд спустя мы уже поднимались в лифте мимо первого этажа.
   — Куда мы идем? — спросил я.
   — В другую квартиру, — объяснил он. — Будет не очень удобно протащить картину мимо полицейских, так что временно мы ее оставим там.
   — А что мы будем делать потом?
   — Не волнуйтесь так, Леонардо.
   Мы вышли из лифта на шестом этаже, прошли в конец коридора и остановились у двери. Хит некоторое время ее осматривал, потом пошел мимо, к лестничной клетке.
   — В чем дело?
   — Полицейские в квартире.
   — Как вы узнали?
   — Когда я ухожу, то всегда вставляю в щель между дверью и стеной кусочек черной ленты, примерно в дюйм. Если дверь открывают, лента выпадает.
   — А не могли ее вынуть уборщики?
   — Хотите рискнуть? — спросил он.
   — Нет, — признался я.
   — И я не хочу.
   — Что же нам делать, друг Валентин? — взмолился я, переходя на диалект Дружбы и Симпатии больше от страха, чем по разумной причине.
   — Ну что ж, — сказал он. — Хотя я всегда восхищался видеогероями, которые прыгают по городским крышам, как коты, я сильно сомневаюсь, что смогу повторить их подвиги, а потому предлагаю положиться не на ловкость, а на сообразительность.
   И он задумался.
   — На крыше есть гелиопорт, но это слишком очевидно. И у черного хода наверняка поставили людей.
   — Пожалуйста, скорее! — торопил его я.
   — Непосредственной опасности нет, — ответил он. — Они просто решат, что меня нет в городе, и станут следить за входом в здание.
   — Система охраны сообщит им, что вы здесь! — воскликнул я.
   — А ведь сообщит, — кивнул он удивленно. — Я совсем о ней забыл.
   Он повернулся ко мне с веселым выражением.
   — Знаете, Леонардо, у вас задатки неординарного беглеца.
   — Пожалуйста! — взмолился я.
   — Значит, так. Вверх нельзя, вниз тоже. Думаю, лучший способ — брать наглостью. За мной.
   Мы спустились на один пролет и вышли на пятый этаж.
   — А теперь что? — нервно спросил я.
   — А теперь мы спокойно выйдем через парадные двери, — ответил он.
   — Будьте же серьезны!
   — Я абсолютно серьезен.
   — Но они знают, что я бъйорнн! — взвился я. — Они будут меня искать!
   Он усмехнулся.
   — Но они не знают, на что похожи бъйорнны. Если они видели одного из вас раньше, в чем я лично сомневаюсь, то искать будут зеленого в черный горошек. Поверьте, для них вы — просто еще один инопланетянин.
   Открылась двери лифта. Хит подошел, заглянул в пустую кабину, но заходить не стал.
   — Я так и знал, что вы шутите, — сказал я, почувствовав огромное облегчение.
   — Вовсе нет, — ответил он. — Я просто жду заполненный лифт.
   — Почему?
   — Потому что тогда мы будем в группе, спускающейся с верхних этажей, а полицейские ищут двоих, поднимающихся из подвала.
   — И вы надеетесь этим их провести? — недоверчиво спросил я.
   В это время на нашем этаже остановился лифт с пассажирами, и у меня не осталось выбора, как только последовать за ним в кабину.
   От ужаса мой цвет стал на несколько оттенков ярче, и когда мы вышли в холл, я почувствовал, что со своей картиной чудовищно бросаюсь в глаза.
   Хит завел разговор с каким-то пожилым джентльменом, и продолжал с ним беседовать, когда мы поравнялись с тремя полицейскими у входа. Он даже мило улыбнулся одному из них; к моему крайнему изумлению, полицейский кивнул в ответ и больше не обращал на нас внимания.
   Выйдя из здания, группа разделилась, мы присоединились к четверым, которые свернули влево — в противоположную сторону от того места, где моллютеец ждал нас в автомобиле Хита, и движущаяся дорожка унесла нас из поля зрения полиции. Тогда Хит вынул из кармана маленький коммуникатор, дал сигнал моллютейцу, и через минуту его машина подкатила к нам.
   — Отличная работа, Джеймс, — заметил Хит, когда мы сели в машину. — Отвези-ка нас, наверное, в космопорт.
   — А оттуда? — спросил я. Сердце в груди билось часто-часто.
   — Пройдет несколько часов, прежде чем полицейские поймут, как легко мы их провели, и вот тогда они очень обидятся. Я думаю, в этот печальный момент нам следует оказаться где-нибудь подальше — а если так, то почему бы нам не отправиться на поиски Серджио Маллаки?
   Он откинулся на сиденье и ухмыльнулся.
   — Следующая остановка — Ад!

Глава 10

   Первое, что я почувствовал — полное окоченение. Все онемело, суставы казались застывшими, даже пошевелить пальцем стоило немыслимых усилий воли.
   Чувства возвращались постепенно, потом пришел голод: нестерпимый, неутолимый, всепоглощающий.
   И наконец, свет. Он ударил по векам, и глаза заслезились, не успев открыться. Я попытался вытереть слезы со щек, но руки еще не сгибались и не слушались.
   Вдруг в сознание ворвался голос издалека:
   — С возвращением! Надеюсь, вы хорошо выспались?
   Я попытался спросить, где я, но губы не подчинялись приказам мысли, и получилось что-то совершенно невнятное.
   — Старайтесь пока не говорить, — произнес голос, и я понял, что это Валентин Хит. — Вы все еще просыпаетесь. Через две-три минуты с вами все будет в порядке.
   Я с усилием открыл один глаз и попытался посмотреть на него, но зрачок был расширен до предела, и я не смог сфокусировать взгляд.
   — Где я? — кое-как пробормотал я, начиная приходить в себя.
   — На борту моего корабля, — ответил Хит.
   — А где корабль?
   — Примерно в трех неделях пути от Шарлеманя, или в четырех часах от Ахерона. Все зависит от того, в какую сторону посмотреть.
   Наконец я все-таки смог дотянуться рукой до лица, стер слезы и осторожно потрогал голову.
   — Что со мной произошло? — спросил я.
   — Вы немножко вздремнули.
   — Сколько?
   — Около трех недель.
   — Не понимаю.
   — Через пару часов после старта с Шарлеманя я поместил вас в камеру глубокого сна, — ответил он. — У вас начинался эмоциональный паралич. Вы разражались тирадами о позоре и бесчестии и вообще орали до хрипоты.
   Когда вы потребовали, чтобы я развернул корабль и немедленно отвез вас на Бенитар II, я решил, что лучшее средство — глубокий сон до самого Ахерона.
   Тут я вспомнил все: полиция, побег на грани чуда, и наконец, тот факт, что я теперь — беглец от правосудия. Но вспомнив и осознав это, я остался на удивление спокоен, несомненно, благодаря ослабленному физиологическому состоянию. Я попробовал сесть, и испуганно вскрикнул от резкой боли в голове и спине.
   — Подождите двигаться, — успокоил меня Хит. — Тело вернется в норму еще через пару минут. И если мы с вами похоже устроены, вы, наверное, чудовищно голодны. Камера глубокого сна замедляет обмен до минимума, но уже через несколько недель можно сильно проголодаться. Дать команду на камбуз приготовить вам что-нибудь?
   — Да, пожалуйста.
   — На камбузе только соевые продукты, но он может придать им практически любой вкус, — он подумал. — Поскольку бъйорнны происходят скорей от добычи, чем от охотников, бифштекс, наверное, исключается?
   — Вполне подойдет что-нибудь растительное, — ответил я.
   — Приправу к салату хотите?
   — Нет.
   Зрение у меня уже достаточно прояснилось, и я увидел, как он пожал плечами.
   — Овощи, так овощи, — и потянулся к панели компьютерного терминала передать указания на камбуз.
   В конце концов я смог сесть и с опаской спустил ноги за край пластикового кокона. Голова сразу закружилась, но это скоро прошло.
   — Удобная штука, эти камеры глубокого сна, — заметил Хит. — Не могу понять, почему фирмы космоперевозок их не устанавливают. Пассажиры бы не сходили с ума от скуки в далеких рейсах.
   Он улыбнулся.
   — Свою я настроил, чтобы разбудила меня на шесть часов раньше вас, на тот случай, если вы еще будете в расстроенных чувствах.
   Такая прагматичная реакция была типична для людей, и я не смог обидеться.
   — Мы все еще беглецы? — спросил я.
   — Понятия не имею, — ответил Хит. — Не могу же я, в конце концов, связаться с полицией, и спросить, ищут нас до сих пор или нет.
   На терминале загорелась сигнальная лампочка.
   — Ага, это, должно быть, ваш салат. Ну как, до камбуза дойдете?
   — Попытаюсь, — ответил я, неуверенно вставая на ноги.
   К собственному удивлению, чувствовал я себя вполне хорошо, даже немного отдохнувшим.
   — Я же сказал, что понадобится всего пара минут, — произнес Хит. — И дополнительная выгода: за прошедшие три недели вы стали старше всего на день или вроде того.
   Поскольку бъйорнны думают скорее о качестве жизни, чем о ее продолжительности, я оставил его замечание без ответа, и молча последовал за ним на камбуз, где меня ждал судок с овощной массой. Я был так голоден, что сразу схватил пару больших кусков и жадно набил рот, а уж потом сел.
   — Теперь лучше? — спросил Хит, когда я управился с едой.
   — Да, — ответил я.
   — Прекрасно.
   — Мне надо с вами поговорить.
   — На здоровье.
   — Я должен немедленно вернуться на Бенитар II.
   — Вы что, собираетесь начать все сначала?
   — Меня осквернило общение с человеческими существами, — начал объяснять я. — Сначала меня опозорил мой наниматель, теперь меня ищет полиция, и я по неведению даже не понимаю, как это все получилось. Я знаю только, что с каждой минутой своего пребывания вдали от Бенитара я рискую навлечь новый позор на себя и новое бесчестье на свой Дом.
   — Леонардо, мы уже в четырех часах от Ахерона. И в шести неделях от Бенитара.
   — Как бы там ни было, дальнейший контакт с вами действует на меня морально разлагающе. Я должен вернуться домой и вновь окунуться в нормальную жизнь со всеми ритуалами бъйорнна.
   Он покачал головой.
   — Об этом не может быть и речи. Дело не только в том, что до Бенитара — полгалактики, но именно там полиция будет искать вас в первую очередь.
   — Будет искать? — Воскликнул я в панике.
   — Будет.
   — Этого нельзя допустить! Нельзя, чтобы мою Мать Узора принудили разговаривать с человеческой полицией!
   Вдруг мне пришла в голову ужасная мысль:
   — Они могут быть уже там!
   — Ну, если так, то волноваться уже поздно.
   — Вы не понимаете! — вскричал я. — Это полное бесчестье!
   — Послушайте, — сказал он. — Как только мы закончим дело здесь, я вместе с вами вернусь на Дальний Лондон. Вы доставите картину Аберкромби, а я объясню ситуацию Тай Чонг, и она все уладит с шарлеманьской полицией. После этого вы свободно отправитесь, куда хотите.
   — Но может оказаться слишком поздно! — настаивал я.
   Он пожал плечами и заговорил успокаивающим тоном:
   — Ну хорошо. Я свяжусь с ней прямо сейчас, на подлете к Ахерону.
   Это вас утешит?
   Я кивнул, на мгновение потеряв дар речи. Следующие несколько минут Хит занимался отправкой космограммы Тай Чонг, кратко излагая события. Он реабилитировал меня, уверяя, что я ни в чем не виноват, и попросил ее передать это сообщение моей Матери Узора.
   — Вы удовлетворены? — спросил он, закончив.
   — Почему вы все это для меня делаете? — спросил в ответ я.
   — Потому что я исключительно порядочный и заботливый человек.
   — Очень немногие люди совершают благотворительные поступки, не ожидая какого-то вознаграждения, — сказал я. — И за все время нашего знакомства вы не убедили меня, что относитесь к их числу.
   Хит, похоже, потешался надо мной.
   — Каким циником вы стали, Леонардо, — он сделал паузу и добавил. — Собственно говоря, я тоже очень заинтересовался Черной Леди. В ваших устах ее история звучит весьма интригующе.
   — Настолько интригующе, что вы везете меня сюда, а затем доставите на Дальний Лондон за свой счет, не думая о компенсации? — с сомнением спросил я.
   — Ну, скажем, что я интересуюсь ею не только из человеколюбия, и поставим точку, — ответил он.
   Корабль вдруг тряхнуло, и я чуть не упал.
   — Тормозим до субсветовой скорости, — объяснил Хит. — Теперь что-то должно быть видно.
   Он включил экран обзора.
   — Вот он. Даже на вид жарко. Ну-ка, что нам о нем скажут?
   Он заказал компьютеру основные данные по Ахерону, красноватой планете диаметром около пяти тысяч миль, с двумя небольшими океанами и почти без облачного слоя. Поверхность была в оспинах ударных кратеров, полюса и экваториальная зона — одного цвета. Единственная луна, не больше двадцати пяти миль в диаметре, быстро неслась по небу, словно желая сбежать от этого неприветливого мира.
   — Почему тут вообще селятся? — спросил я, разглядывая странный мир на экране обзора.
   — Раньше здесь добывали полезные ископаемые, — ответил Хит.
   — Кончились запасы?
   Он качнул головой.
   — Нет. Просто нашлись миры побогаче, и этот забросили.
   — Кто же здесь живет?
   Он скользнул взглядом по сводке.
   — Почти никто. Население меньше трех сотен. Сейчас это всего лишь окраинный мир, полустанок для шахтеров и торговцев.
   — Здесь бывают дожди? — спросил я.
   — Нечасто, — ответил он и снова обратился к сводке. — Посмотрим.
   Средняя температура на экваторе — 34 С, средняя на северном полюсе 29 С, среднегодовая норма осадков на экваторе 6 дюймов, на полюсах ноль.
   Он поморщился.
   — Сила притяжения чуть меньше, чем мы привыкли. Не настолько, чтобы кувыркаться при ходьбе, но энергии тратится меньше, это как-то компенсирует жару. Разумных аборигенов — нет. Местной фауны нет. Местная флора — примитивная.
   Он поднял глаза и взглянул на меня.
   — Удивительно, как здесь согласились жить хотя бы трое, не говоря уже о трех сотнях.
   — Каково содержание атмосферы?
   Он сверился со сводкой.
   — Негусто, но дышать можно. Судя по наличию некоторых элементов, у меня ужасное предчувствие, что воняет здесь, как в клоаке.
   Следующие несколько часов мы окончательно приходили в себя после глубокого сна и следили, как красный шар становился все больше, и наконец, заполнил весь экран.
   — Мы уже совсем близко, — заметил я. — Разве вам не надо запрашивать разрешения на посадку?
   — Похоже, здесь нет космопорта, — ответил он. — Сенсоры корабля обнаружили какой-то городок и пару дюжин кораблей, стоящих к северу от него. Наверное, там и следует сесть.
   — Надеюсь, они не примут это за акт агрессии.
   Он рассмеялся.
   — Кому здесь что может понадобиться?
   Несколько минут спустя мы вошли в атмосферу планеты, и вскоре сели на окраине убогого городка из одной улицы. Город состоял главным образом из купольных домов и лавок, наполовину вросших в грязь и обмазанных обсохшей глиной в несколько слоев для дополнительной защиты от всепроникающих солнечных лучей. Входы и жилые помещения были намного ниже уровня почвы, и к ним вели не лестницы, а трапы. Главную улицу некогда пересекали две других, но сейчас они были заброшены, остались лишь скелеты развалившихся зданий.
   Выйдя из корабля, мы заметили человека, черноволосого и темноглазого коротышку в пыльном, давно не модном костюме. Он ждал нас.
   — Добро пожаловать на Ахерон, — приветствовал он Хита и протянул ему руку, не замечая меня. — Меня зовут Джастин Перес. Я здешний мэр.
   — Валентин Хит, — сказал Хит, пожимая его руку. — А это мой коллега Леонардо.
   Он посмотрел на тучу пыли, катившуюся к нам по пустынной улице.
   — Меня удивляет, зачем Ахерону нужен мэр.
   — Не нужен, — кивнул Перес. — Но нам нужны поставки продовольствия, а эти идиоты на Делуросе VIII откажутся их оплачивать, если у нас не будет официального представителя.
   Он усмехнулся.
   — Что ж, он перед вами.
   Ухмылка исчезла.
   — И как официальный представитель, я хотел бы знать цель вашего появления, — он посмотрел на Хита, затем на меня. — Потому что на охотников за беглецами вы ничерта не похожи.
   — Мы ни за кем не охотимся, — ответил Хит.
   — Это уже приятно. Хоть какое-то разнообразие, — сказал коротышка.
   — Что у вас здесь за дело?
   — Ищу приятеля, — сказал Хит. — Возможно, вы его знаете.
   — Если он на Ахероне, конечно, знаю, — ответил Перес. — Его имя?
   — Серджио Маллаки, — сказал я.
   Он явно удивился.
   — Знаешь земной, да? — он уставился на меня. — Глядя по тебе, ни за что не скажешь!
   — Что касается Маллаки… — произнес Хит.
   — Опоздали.
   — Вы знаете, где он?
   — Да.
   — Вы не поделитесь с нами информацией?
   — Вряд ли это вам поможет, — сказал Перес. — Он на кладбище, на южной окраине города.
   Мэр пристально посмотрел на Хита.
   — Вы точно не охотники за беглецами?
   — Я агент по продаже художественных произведений, — ответил Хит. — Продал портрет, который написал Маллаки, и прибыл вручить ему деньги.
   — А инопланетянин? — спросил Перес, и не глядя, ткнул в мою сторону пальцем.
   — Я уже сказал, он мой деловой партнер.
   Перес пожал плечами.
   — Что ж, это Граница, — сказал он неодобрительно. — Я не могу вам подсказать, к кому обратиться.
   Он минуту помолчал.
   — Так вы говорите, что прибыли заплатить ему за картину?
   — Именно так.
   — Вы уверены, что это тот самый Серджио Маллаки? — с сомнением спросил Перес.
   — Абсолютно уверен.
   — Охотник за беглецами?
   — Да.
   — Тогда, думаю, вам придется поохотиться за его семьей и передать деньги родственникам, — сказал Перес и снова помолчал. — Он в самом деле рисовал картины?
   — Он нарисовал одну картину, — уточнил Хит.
   Перес недоверчиво потряс головой.
   — Ну и ну, каждый день узнаешь что-то новое. Готов спорить, это был портрет его любовницы.
   — Темноволосая женщина? — спросил Хит, мгновенно насторожившись. — Белокожая, с темными глазами?
   — Верно, она самая, — Перес сделал паузу. — Жаль, что вам пришлось зря лететь в такую даль.
   — Это часть моей работы, — ответил Хит. — Но раз уж мы забрались так далеко, я, например, с удовольствием бы выпил, прежде чем отправляться в долгий обратный путь. Мы с коллегой будем рады, если вы составите нам компанию.
   — Он тоже пьет? — спросил Перес. Похоже, он обдумывал предложение.
   — Впрочем, почему бы и нет, — сказал он наконец. — Это уж точно безопаснее, чем торчать здесь.
   — Стоять здесь по какой-либо причине опасно? — спросил я, заволновавшись.
   — Может стать опасно, — произнес Перес.
   Он повел нас к городу, который начинался примерно в четырехстах ярдах.
   Несмотря на пониженную гравитацию, жара быстро дала о себе знать, и мне потребовались все силы, чтобы не отстать от двух людей. Внезапно я заметил легкое движение на одной из крыш. Я моргнул, решив, что это просто мираж в перегретом воздухе, затем снова присмотрелся — и увидел на крыше человека в сером, прячущегося в тень от более высокого здания.
   Мы дошли до улицы, и снова я не столько увидел, сколько почувствовал присутствие других фигур, притаившихся в темных недрах домов. Согнувшись так, чтобы поменьше выделяться на фоне пустынного горизонта, я поспешил вперед, инстинктивно стремясь быть поближе к людям, шагавшим впереди.
   — Что с вами, Леонардо? — спросил Хит, вдруг заметив мою походку. — Вы поранились?
   — Нет.
   — Тогда в чем дело?
   — Просто так, — ответил я, не желая говорить об увиденном в присутствии Переса.
   Хит посмотрел на мне, пожал плечами и зашагал дальше. Минуту спустя мы подошли к таверне и с облегчением окунулись в прохладу. Внутри было сравнительно пусто. Две группы людей вели несвязные разговоры за выпивкой, расположившись за большими столами. В углах за отдельными столиками сидело еще трое с грубыми чертами неулыбчивых лиц, в бесформенной серо-бурой одежде. Один вертел стакан виски, другой раскладывал солитер, а третий, чуть старше этих двух, просто сидел, опершись локтями о стол и прикрыв глаза под низко надвинутой шляпой. В этих фигурах было что-то странное, завораживавшее и леденившее кровь, и я невольно придвинулся поближе к Хиту, украдкой поглядывая на незнакомцев.
   — Итак, мистер Перес? — сказал Хит, подходя к пустому столику. — Что пьют на Ахероне?
   — Я выпью бренди, — ответил Перес, усаживаясь. — Но гости обычно предпочитают пиво, во всяком случае, пока не привыкнут к климату.
   Он уставился на меня.
   — Не знаю, какую хреновину пьете вы.
   — Думаю, Леонардо не помешал бы раствор глюкозы, — заметил Хит, поворачиваясь ко мне. — Еще не видел вас таким бледным. Вы, наверное, обезвожены.
   Естественно, мой цвет отражал страх, но я не посмел в этом признаться.
   — Мне надо отойти от жары, и тогда я приду в норму, — сказал я. — Я бы выпил стакан воды, пожалуйста.
   — Вода так вода, — сказал Хит, взглянул на настольный компьютер и нахмурился. — Здесь кнопки для бренди и пива, но я не вижу в перечне воду.
   — Он все равно не работает, — ответил Перес. — На Ахероне вообще мало что работает. Я принесу.
   Он прошел к бару и через минуту вернулся с подносом, на котором стояли наши напитки. Поднос он поставил перед Хитом, но так, чтобы я до него не дотянулся. Хита его отношение к не-землянам, похоже, больше развеселило, чем обидело, и он, не говоря ни слова, передал мне воду. Сам он залпом выпил полкружки пива и обратился к мэру.
   — Итак, мистер Перес, расскажите, как погиб Серджио Маллаки.
   — Его убили, в этой самой таверне.
   — Убийца, за которым он охотился?
   — Можно сказать и так, — ответил Перес.
   — Несколько двусмысленный ответ, — заметил Хит.
   — Он был убийцей, это точно, но Маллаки охотился за ним не поэтому, — Перес пригубил бренди. — Все из-за бабы. Несколько месяцев назад она бросила Маллаки и связалась с этим юнцом, а Маллаки явился сюда, чтобы убить его. Вызвал его на поединок прямо у стойки, и Малыш его убил.
   — Что ж, — сказал Хит, — никто не скажет, что охотник за беглецами — выгодный клиент для страховки.
   — Это точно, — согласился Перес.
   — Говорите, его убил юноша?
   — Угу. Его так и зовут — Малыш, — Перес понимающе усмехнулся. — Здесь, на Границе, мало кто пользуется настоящими именами, особенно, если их ищет полиция.