Резник Майк. Пифия

   — Мы послали восемь человек. Ни один из них вернулся. Нашей целью было вывезти ее с планеты ил уничтожить на месте. Но недавно пришли новые инструкции, и теперь у нас нет выбора.
   — А что случилось с восемью агентами? — поинтересовался Индеец.
   — Семеро из них мертвы.
   — А восьмой?
   Тридцать Два пожал плечами.
   — Он все еще там.
   — Но вы потеряли к нему доверие?
   — Нет. Из того, что я знаю о нем, он прекрасный агент.
   — Тогда почему вы больше на него не рассчитываете?
   — Я же сказал: изменилась политика. Только вчера пришли новые инструкции, по которым нам надлежит уничтожить ее. А человек, которого мы послали и который уже действует в пределах системы Альфы Крепелло, получил указания вывезти ее с планеты живой.
   — Так если он уже там, почему бы вам просто не передать ему новые инструкции?
   — Он действует совершенно секретно на территории противника, — ответил Тридцать Два, — и мы не хотим выдать его попытками войти с ним в контакт. — Он скорчил гримасу. — К тому же он с Внутренней Границы и никак не расположен проявлять лояльность по отношению к Республике. Фактически он всего лишь исполнитель контракта. Он предан тому, кто ему платит, а его наниматель может иметь веские причины личного характера для того, чтобы хотеть вывезти Пифию с планеты.
   — Ну если уж вы так боитесь, что он завалит вам всю работу, то почему бы его не выдать властям планеты?
   — Если он действительно сумел войти с ней в контакт, чего не удалось ни одному предыдущему нашему агенту, то мне бы очень хотелось знать, как он это сделал. Кроме того, — продолжал Тридцать Два, — трудно иметь какое-либо прикрытие, когда действуешь против человека, способного видеть будущее. У меня нет ни малейшего сомнения: она уже наверняка знает, что он там.
   — Не понимаю, — задумчиво произнес Индеец, нахмурившись и взъерошив нестриженые черные волосы. — Если она знает, что он там, то почему она не выставит его с планеты? И почему ты так заинтересован в том, чтобы следить за ним?
   — Она прекрасно видит, что будет происходить в будущем, но не думаю, чтобы она могла видеть то, что происходит в настоящем, — ответил Тридцать Два. — Одним словом, она знает, что он хочет похитить ее в некоторый момент будущего, но она представления не имеет, где он находится сейчас.
   — А ты в этом уверен? — с сомнением сказал Индеец. — Может, еще час назад она знала, где он теперь.
   Тридцать Два вздохнул:
   — В том-то и дело. Мы ни в чем не уверены. Мы имеем некоторое представление о ее способностях, когда ей было шесть лет от роду. Наши ученые просто экстраполируют, чтобы понять, до какой степени они могли развиться к данному времени.
   — Выходит, вы не знаете о ней почти ничего, так? — спросил Индеец.
   — Нет, не знаем, — признал Тридцать Два. — Вот почему мы и не хотим провала этого агента. Так что, если уж никто из моих людей не в состоянии добраться до нее, этот парень по крайней мере отвлечет на себя ее внимание. А если ей придется заниматься вами двоими и при этом он будет представлять для нее более непосредственную угрозу, то у тебя может оказаться неплохой шанс.
   — Хочешь совет?
   — Я был бы благодарен за любой совет, который помог бы делу, — сказал Тридцать Два, качнув седой головой.
   — Оставь ее в покое. Судя по тому, что ты мне рассказал, эту женщину вообще невозможно уничтожить. Вы ее только разозлите, и больше ничего.
   — Это надо понимать так, что ты отказываешься от моего предложения?
   — А кто говорит, что я отказываюсь? — спросил Индеец.
   — Но…
   — Да я лучше погибну с оружием в руках, чем буду гнить в этой паршивой камере. — Он сделал паузу и пристально посмотрел на Тридцать Два. — То есть если у меня останутся руки после той операции, о которой ты говорил.
   — Никаких сомнений, — ответил Тридцать Два. — Могу обещать, что в ходе операции твоя внешность никоим образом не пострадает.
   — Слышал, слышал, — отмахнулся Индеец. — Ты мне это уже говорил. Единственное, чего ты мне так и не сказал: что вы вообще собираетесь делать со мной?
   — Мы собираемся вживить тебе в мозг голографический трансмиттер, — ответил Тридцать Два. — Твой левый глаз заменят на искусственный. Он будет совершенно идентичен твоему даже по рисунку радужной оболочки, он так же будет соединен с твоим зрительным нервом и ты сможешь видеть так же, как и своим настоящим глазом, но в то же время трансмиттер будет передавать нам изображение всего, что увидишь ты. К тому же в твою ушную раковину будут имплантированы микроскопические передатчик и приемник. Все, что ты услышишь, услышу и я, и я смогу разговаривать с тобой таким образом, что никто, кроме нас двоих, ничего не услышит.
   — А сам-то ты в это время где будешь? Тридцать Два пожал плечами:
   — Это еще не решено. Если я смогу высадиться на одной из незаселенных планет системы, отлично. В ином случае я буду находиться на Филемоне II — ближайшем от системы мире Республики, в четырех световых годах от Альфы Крепелло. Ты будешь передавать и получать предпространственные сигналы, которые доходят мгновенно на расстояниях меньше десяти световых лет.
   — И вы выбрали меня, потому что решили, будто я — самая подходящая кандидатура и могу ее убить.
   Тогда почему ты собираешься следить за мной таким образом?
   — Возможно, нам удастся тебе помочь.
   — Как? Единственное, чего ты добьешься, так это отвлечь меня.
   — Я провел с Пенелопой Бейли куда больше времени, чем кто-либо еще в Республике, за исключением ее родителей.
   — Да? И сколько времени ты провел с ней?
   — Почти шесть месяцев.
   — Шестнадцать лет назад? — насмешливо фыркнул — Индеец. — Забудь об этой дурацкой операции и дай мне возможность заняться делом самому.
   — Есть и другая причина для хирургического вмешательства, — холодно отрезал Тридцать Два.
   — Да?
   — Тебе придется действовать за пределами Республики, — продолжал Тридцать Два. — Основываясь на предыдущем твоем поведении, можно сделать вывод, что, оказавшись там, ты просто направишь корабль в сторону Внутренней Границы… а если ты и останешься на Альфе Крепелло, то рано или поздно не устоишь перед искушением наркотиков.
   — И ты полагаешь, что, нашептывая мне на ушко банальные истины насчет долга и чести, сумеешь остановить меня?
   — Нет, — откровенно ответил Тридцать Два. — Но полагаю, что миниатюрная плазменная бомба, которую мы собираемся вживить в основание твоего черепа и которую я смогу в любой момент взорвать с любого расстояния в пределах двадцати световых лет, заставит тебя быть несколько более осмотрительным. — Он помолчал. — Ну так что? Мы договорились?
   Долгую минуту Индеец пристально смотрел на него, затем кивнул:
   — Да, договорились, подонок.

ГЛАВА 10

   — Ты меня слышишь?
   Джимми Два Пера скорчил гримасу и перевернулся на другой бок.
   — Джимми, просыпайся. Это Тридцать Два.
   — Тридцать два чего? — пробормотал Джимми.
   — Просыпайся, Джимми. Тебе пора выходить из-под действия наркоза.
   — Да я уже и так проснулся, черт бы вас всех драл! А теперь отстаньте от меня ради всего святого!
   — Вставай, Джимми. Вставай!
   — Пошел вон!
   — Я и так нахожусь далеко, Джимми. Я на расстоянии пяти тысяч миль от тебя.
   Качаясь, словно пьяный, Джимми с закрытыми глазами сел на постели.
   — О чем это ты там толкуешь?
   — Открой глаза, Джимми.
   — Не хочу. У меня сейчас эта чертова голова треснет и разлетится вдребезги.
   — Это пройдет.
   — Очень хотелось бы.
   — А теперь открой глаза, Джимми.
   Индеец открыл глаза и сразу же поморщился, когда нестерпимо яркий свет ударил в зрачки… в оба: его собственного и искусственного глаза.
   — Ярко слишком, — пожаловался он, сощурившись.
   — Это потому, что твои зрачки расширены. Через минуту или две они адаптируются.
   — Что, операция закончилась? — спросил Индеец.
   — Да. Как ты себя чувствуешь?
   — Так, словно у меня был недельный запой. Все тело ломит, и голова болит.
   — Нам пришлось изрядно повозиться с твоей головой. Осмотри комнату.
   Индеец сделал, как ему велели, и обнаружил, что находится в просторной палате. Медсестра, одетая во все белое, сидела в углу, внимательно наблюдая за пациентом. Судя по боли в левой руке, он ожидал увидеть множество проводов и трубок системы жизнеобеспечения, подсоединенных к его плоти, однако их, похоже, уже успели убрать. Множество датчиков были подсоединены к его груди и шее, однако они вызывали скорее щекотку, чем боль.
   — Очень хорошо, — удовлетворенно заметил Тридцать Два. — А теперь подними руку на уровень глаз на расстоянии шести дюймов от лица.
   — Какую руку? — не понял Индеец.
   — Любую.
   Индеец поднял руку.
   — Линзы адаптировались почти мгновенно, — констатировал Тридцать Два. — Теперь поверни голову влево и посмотри в окно.
   — Я что тебе, крыса подопытная? — возмутился Индеец.
   — Делай, что тебе говорят, — ответил Тридцать Два. — Я хочу посмотреть, как твое, зрение приспосабливается к неожиданному изменению освещенности.
   — А потом что?
   — Не понял!
   — Я же не собираюсь остаток своих дней прыгать для вас через обруч.
   — Я же должен проверить твой новый глаз, Джимми.
   Индеец вздохнул и повернул голову, бросив взгляд в окно.
   — Отлично!
   — Что дальше? — угрюмо поинтересовался Индеец.
   — Ничего, — откликнулся Тридцать Два. — Похоже, все функционирует совершенно исправно. Полагаю, у тебя нет трудностей, ты хорошо меня слышишь?
   — Лучше б мне вообще тебя не слышать, — буркнул Индеец.
   — Насколько можно судить, операция не изменила твоего отношения к нам, — сухо констатировал Тридцать Два.
   — Мне совсем не нравится, когда у меня в голове раздается чужой голос, — заявил Индеец.
   — Это далеко не единственное, что есть у тебя в голове. Помни об этом, и мы с тобой прекрасно сработаемся. — Индеец ничего не ответил, и Тридцать Два продолжал: — А теперь нам предстоит обсудить кое-какие личные вопросы. Попроси медсестру выйти.
   Индеец повернулся к сестре.
   — Он хочет, чтобы ты вышла.
   — Сейчас. — Она подошла к мониторам и проверила их показания, затем удовлетворенно кивнула и молча вышла из комнаты.
   — Вы ее тут неплохо выдрессировали, — прокомментировал Индеец.
   — Она была в палате только на тот случай, если вдруг какой-нибудь из имплантированных механизмов откажется функционировать. Было бы весьма неприятно очнуться в пустой комнате наполовину ослепшим, если даже и поговорить окажется не с кем.
   — Слышать твой голос достаточно неприятно.
   — К этому тебе придется привыкнуть, Джимми. — Тридцать Два помолчал и добавил: — Видишь тумбочку слева от кровати?
   — Да.
   — Открой верхний ящик и вытащи конверт.
   Индеец подчинился.
   — А теперь открой его.
   — Хорошо, открыл.
   — Теперь внимательно просмотри содержимое, — продолжал Тридцать Два. — Голографический портрет сверху — Пенелопа Бейли в возрасте шести лет.
   Индеец стал рассматривать изображение худенькой белокурой девчушки с большими голубыми глазами. Она выглядела подавленной и усталой, и даже щечки казались не по-детски бледными.
   — Следующее голографическое изображение — наши компьютерные расчеты того, как эта девушка должна выглядеть сейчас с учетом разных вариантов: набора лишнего веса или, наоборот, резкого похудения. Мы можем только догадываться о цвете ее волос и о том, какую прическу она предпочитает теперь носить. Но судя по форме ее скул, волосы у нее не должны быть слишком пышными или длинными.
   Индеец повертел в руках изображение и недовольно хмыкнул:
   — Ваш художник напрасно тратил время. Если она и в самом деле так важна, как вы думаете, то прежде, чем добраться до нее, мне придется столкнуться с огромным количеством людей. И к тому времени, как я встречу эту женщину, я наверняка уже буду иметь достаточное представление о ее внешности.
   — Может, так, а может, и нет. Даже у примитивных рас известна замена вождей двойниками. Если ты столкнешься с женщиной с карими глазами или иной формой скул, эта голограмма может тебе помочь.
   — Тогда какого черта надо было трансплантировать мне эту камеру? Ты что, не веришь, что я смогу ее опознать?
   — Думаю, у тебя есть шанс добраться до нее. Шанс, который ничем не гарантирован. Не поручусь, что тебе хватит мастерства и ума уничтожить ее без моей помощи… а может, даже и с моей помощью тоже. Это-то хоть понятно?
   — Спасибо за откровенность, — недовольно буркнул Индеец.
   — Давай говорить с тобой начистоту, Джимми. Ты принял наше предложение исключительно потому, что это единственный выход для тебя, иначе ты бы никогда не сумел вырваться из тюрьмы. Ты, несомненно, намереваешься забыть о нашем договоре, как только представится возможность. Я выбрал тебя потому, что потерял слишком много отличных, опытных агентов. Ты же более умелый обманщик и убийца, чем кто-либо из них, к тому же потерять тебя не жалко. Мы поняли друг друга?
   — Один из нас — да, — хмуро откликнулся Индеец.
   — Тогда давай вернемся к делам. Следующий пункт — твои идентификационные показатели. Мы думали о том, чтобы изменить твою ретинограмму и линии на подушечках пальцев, однако по-прежнему оставалась проблема с твоим голосом. Если там заметят слишком много следов хирургического вмешательства, тебя тут же заподозрят. Мы оставляем тебе твое настоящее имя — Джимми Два Пера. Однако все сведения о тебе в базах данных изменены, вплоть до главного компьютера на Делуросе VIII. Теперь ты стал офицером Галактического Флота, который официально прикомандирован к нашему посольству на Альфе Крепелло III.
   — Погоди-ка минуточку. Ведь по обе стороны закона навалом народа, который видел меня и знает меня в лицо. Как быть с ними?
   — Ты полетишь прямо отсюда сразу к месту назначения, без каких-либо промежуточных посадок. Сотрудники посольства предупреждены, что ты выполняешь сверхсекретную миссию, и потому не будут докучать тебе вопросами. Им приказано также не обсуждать между собой твое появление.
   — И все равно я могу наткнуться на улице на джентльмена удачи или наркодилера.
   — Весьма проблематично, Джимми. Ты выбыл из игры на целых два года. В среднем охотник за сокровищами не живет так долго. Но это, — добавил Тридцать Два, — лишь одна из причин, по которой мы решили сделать тебе операцию. Если ты засечешь кого-нибудь, кто знает тебя в лицо, мы уберем этого человека с Ада в случае необходимости.
   — Ад? — переспросил Индеец.
   — Это неофициальное название Альфы Крепелло III.
   — Звучит как очень подходящее для меня название.
   — Очень в этом сомневаюсь, — заметил Тридцать Два. — Продолжим: теперь перед тобой карта Ада. Как ты сам видишь, это относительно малонаселенная планета для мира такой величины. Существует девятнадцать основных мегаполисных ареалов. Самый большой играет роль столицы — город Квичанча, правда, уверен, что произношу я это название неверно. Следующий снимок — карта улиц Квичанчи, с точным указанием места расположения нашего посольства.
   — Пифия живет в Квичанче? — поинтересовался Индеец.
   — Мы так предполагаем, хотя наверняка нам ничего не известно. — Тридцать Два помолчал. — Остальные три пакета у тебя в руках содержат информацию, касающуюся Порт Марракеша, Порт Самарканда и Порт Маракайбо, трех спутников Ада, заселенных людьми.
   — А мне-то они на что, если я собираюсь высаживаться прямиком на Аде?
   — У нас есть конспиративные квартиры на каждой из трех лун. Если предположить, что твоя миссия удастся, тебе может понадобиться надежное место, чтобы спрятаться, особенно если путь обратно в посольство окажется для тебя закрыт.
   Индеец решительно разорвал пакеты.
   — Что ты делаешь? — поинтересовался Тридцать Два.
   — Давай перестанем валять дурака, — рявкнул Индеец.
   — Я не понимаю тебя.
   — Если у меня довольно ума и сноровки, чтобы убить Пифию, то я окажусь чертовски опасен для вас, и навряд ли вы оставите меня в живых. В каждом из этих домов меня будет ждать засада.
   — Если я захочу тебя убить, Джимми, я просто пущу в ход устройство, которое мы вживили в основание твоего черепа, — вздохнул Тридцать Два. — Я пришлю тебе новую распечатку информации о трех спутниках Ада. Остался только один вопрос, который нам еще нужно обсудить. — Он помолчал. — Ты готов продолжать разговор?
   — Да.
   — Тогда возьми и изучи то, что лежит в следующем конверте.
   Индеец взял в руки голограмму высокого, довольно красивого человека с рыжевато-каштановыми волосами и бледно-голубыми глазами лет около сорока.
   — А это кто?
   — Его зовут Джошуа Джереми Чендлер.
   — Это должно что-то значить для меня?
   — Возможно, ты слышал о нем. Его прозвище — Свистун.
   — Не приходилось. — Индеец отрицательно покачал головой и снова внимательно посмотрел на голограмму. — А он какое отношение имеет к Пифии?
   — Он — прикрытие. — Тридцать Два помолчал. — Он — профессионал высшего класса, пожалуй, лучший на всей Внутренней Границе. Ему придется труднее, чем тебе: я предчувствовал, что поступит приказ уничтожить Пифию на месте, так что у него в отличие от тебя нет никаких карт… однако для человека его способностей — это не слишком большое препятствие. Сейчас он находится на Порт Марракеше, но если кто-нибудь и может нелегально перебраться на Ад, то он как раз такой человек. И если это произойдет…
   — Вы хотите, чтобы я с ним работал?
   — Нет.
   Индеец нахмурился:
   — Тогда какого черта ты мне показываешь его физиономию?
   — Мы надеемся, что он отвлечет от тебя внимание Пифии. Кроме того, он секретный агент, который, согласно поступившей по моим каналам информации, уже убил одного из ее людей, а значит, о его присутствии на Порт Марракеше она уже знает. Кроме того, — продолжал Тридцать Два, — как я уже упоминал раньше, его цели несколько отличаются от твоих.
   — Если Пифия хотя бы наполовину так сильна, как ты ее тут описывал, то ему никогда не вывезти ее с Ада, — с абсолютной убежденностью сказал Индеец.
   — Я понимаю, что намерение похитить ее кажется по меньшей мере смешным, — признал Тридцать Два. — Но ведь не менее нелепой кажется идея убить ее. Но если в ее способностях есть хоть какие-то слабые стороны, то возможно и то, и другое.
   — Так что же ты пытаешься мне сказать?
   — Только одно, Джимми: я его ценю и не хотел бы жертвовать им… но если он действительно сумеет добраться до Пифии раньше тебя, тебе придется убить его.

ГЛАВА 11

   Чтобы пройти таможенный досмотр на Аде Индейцу понадобилось не меньше пяти часов: голубые дьяволы напрочь отвергали концепцию дипломатической неприкосновенности. За это время они могли запросто проверить и отпечатки его пальцев, и ретинограмму, запросив информацию и у собственных компьютеров, и у компьютеров своих союзников, и даже у тех компьютеров своих противников, к которым имели доступ. И все это время допроса Тридцать Два подсказывал Джимми правильные ответы.
   Наконец его все-таки отпустили, и он нашел шофера, присланного за ним из посольства.
   — Лейтенант Два Пера?
   — Это я, — откликнулся Индеец, не отвечая на приветствие младшего по званию.
   — Мне поручили отвезти вас в ваши апартаменты в посольстве.
   — Чем быстрее, тем лучше, — проворчал Индеец. Он огляделся по сторонам. — Какого черта? Где весь мой багаж?
   — Он все еще на досмотре, сэр, — ответил шофер. — Когда они закончат его проверять, за ним пошлют другого служащего.
   — Они что там, думают, будто я какой-то контрабандист?
   — Никак нет, сэр. Это их обычный способ продемонстрировать свою независимость от Республики. — Шофер помолчал. — Кстати, сэр, мне кажется, я должен представиться. Меня зовут Дэниэль Бруссар, и я в вашем распоряжении на все время вашего пребывания на Аде.
   — Джимми Два Пера, — усмехнулся в ответ Индеец.
   — Позвольте заметить, сэр, довольно забавное имя.
   — Черокское.
   — Черокское? — удивленно переспросил шофер. — Это планета такая?
   — Да нет, — отмахнулся Индеец. — Это… Ну-ка, давай смоемся отсюда. Историю своей жизни ты можешь рассказать мне и по дороге.
   — Пойдемте, сэр, — ответил Бруссар.
   — Минутку, сынок, — остановил его Индеец.
   — Да, сэр?
   — Меня зовут Джимми. Меня все так зовут, и на это имя я откликаюсь. Когда ты говоришь «сэр», мне всякий раз хочется обернуться и посмотреть: а нет ли у меня кого-нибудь за спиной. — Он сделал паузу. — Если тебе надоест называть меня Джимми, зови просто Индеец. Я на оба имени откликаюсь. Понятно?
   — Да, сэр, — пробормотал Бруссар.
   — Да, парень, быстро же ты обучаешься, — пробурчал Индеец себе под нос.
   — Он — твой связной, Джимми. Не начинай ваше знакомство с оскорблений.
   — Он меня не слышит.
   — Простите, сэр… Джимми? — поправился Бруссар, оглядываясь на лейтенанта.
   — Да это я так, про себя, — откликнулся Индеец. — Что-то последние дни я частенько болтаю сам с собой. Не обращай внимания, парень.
   — Как пожелаете, сэр. — Бруссар запнулся и поправил себя: — Как хотите, Джимми.
   — Отлично, показывай дорогу.
   Индеец последовал за Бруссаром через маленький космопорт и вышел в душный жаркий воздух Ада, где их уже ожидала наземная машина.
   — Думаю, вам лучше сесть на заднее сиденье, — предложил Бруссар, когда Индеец, не дожидаясь шофера, открыл переднюю дверцу.
   — Я предпочитаю сидеть впереди. Вид лучше.
   — Пожалуйста, сэр… — он запнулся, — … Джимми, мне здорово попадет, если они увидят, что вы сели впереди.
   — Черт побери, — недовольно пробормотал Индеец, — кто тут первостатейный враг — голубые дьяволы или сотрудники посольства?
   — Ты и сам прекрасно знаешь, кто тут враг. И не наживай их себе еще больше.
   Индеец пересел на заднее сиденье, и Бруссар повел машину по узким извилистым улочкам, которые временами то расширялись, то снова сужались без всяких видимых причин. Здания были не похожи одно на другое, да и вообще ни на одно строение, когда-либо виденное Индейцем. Никакого сходства друг с другом: одни высокие, другие приземистые, круглые, звездообразные, трапециевидные, а у некоторых насчитывалось такое количество сторон и углов, что Индеец засомневался в существовании подходящего геометрического термина.
   Сама по себе улица была такой же странной, как и здания: сияющая твердым керамическим покрытием у космопорта, постепенно она превращалась в ухабистую, разбитую дорогу с рытвинами, колдобинами и выбоинами именно там, где начинался тортовый квартал. Подъемы сменялись спусками и наоборот, керамическое покрытие переходило в пластиковое, затем опять шли песок, гравий, булыжники и опять керамика без всяких видимых оснований.
   — Как ты, черт побери, не заблудишься в этом сумасшедшем доме?
   — К этому нужно привыкнуть, — ответил Бруссар. Он резко подал в сторону: впереди прямо по центру проезжей части бесцельно брел голубой дьявол. — Я здесь уже два года, и почти год мне самому нужен был провожатый. Ни на одном из домов не стоит номера, и ни одна улица не имеет названия, даже на их родном языке. — Он помолчал. — Большинство инопланетных городов имеет человеческий квартал, в котором хоть как-то можно ориентироваться, но здесь, на Аде, нас так мало, что посольство расположено прямо в центре делового квартала. На вашем месте я бы не стал бродить в одиночку до тех пор, пока не будет уверенности, что вы сможете найти дорогу обратно. Стоит только потерять из виду здание посольства, как можно заблудиться и проплутать несколько недель.
   — По-моему, город не так велик, чтобы в нем можно было потеряться.
   — Дело не в размере, а в структуре, сэр. Большинство улиц похоже на ленту Мёбиуса, закрученную безумным градостроителем. Они бесконечно пересекаются сами с собой, и можно идти целую милю в полной уверенности, что постоянно идешь в одном и том же направлении, и вдруг обнаружить, что оказался в той самой точке, откуда начал.
   — А далеко отсюда посольство? — спросил Индеец, когда они проезжали мимо какого-то достаточно высокого здания, вполне подходящего на роль ориентира.
   — Да не больше полумили, однако нам придется накрутить в пять раз больше, прежде чем мы до него доберемся. — Бруссар усмехнулся. — В действительности вы можете дойти до него куда быстрее, чем доехать. — Он помолчал. — Когда вы привыкнете и сориентируетесь, то не будете чувствовать растерянности.
   — А я и так ее не чувствую.
   — Это удивительно, — пожал плечами Бруссар, — большинство новичков теряется сначала.
   — Ты когда-нибудь жевал семена, сынок? — поинтересовался Индеец.
   — Нет, сэр.
   — Ну тогда тебе надо обязательно как-нибудь попробовать. — Индеец откинулся на спинку сиденья и расслабился. — Когда их нажуешься, то все улицы кажутся вот такими. Так что этот город — нечто мне уже знакомое и родное.
   — Вы меня разыгрываете, да, сэр? — спросил Бруссар, и на его молодом лице отразились растерянность и беспокойство.
   — Джимми!
   — Верно, Дэниэль, разыгрываю.
   Они молча ехали дальше, поворачивая то направо, то налево, объезжая острые и тупые углы зданий, а то и вообще едва ли не поворачивая назад. И наконец Бруссар затормозил у одного довольно заметного здания, архитектура которого, на взгляд землянина, имела некоторый смысл.
   — Вот мы, и приехали, — объявил Бруссар.