Рич Мередит. Грешки

   Наконец-то соединенные усилия Джуно, Лидии и Кэми принесли плоды.
   Открытие стало сенсацией, и к рассвету посетители единодушно решили, что «Ночная жизнь» – место, достойное внимания.
   На следующий день под вечер Гас Палленберг пришел к Джуно.
   – Ларушка! – удивился он, когда щенок радостно выбежал к нему, виляя хвостом. – Как же ты выросла!
   – Ничего странного, – заметила Джуно. – Когда не видишь щенка неделями, кажется, что он растет как на дрожжах, не правда ли?
   – Джуно, дорогая! – Гас поцеловал ее. – Ты же знаешь, если бы я мог, то проводил бы с тобой каждую свободную минуту.
   Она с сочувствием взглянула на Гаса. Он заметно постарел, с тех пор как они познакомились. Джуно понимала, что Гас не обманывает ее, однако не могла взять в толк, почему он не уходит от жены. Раньше Джуно верила, что Гас решится на этот шаг, но теперь знала: он обманывает себя.
   – Конечно, Гас, но зачем?
   – Я люблю тебя – разве этого мало? Разрыв с тобой сведет меня с ума.
   Джуно покачала головой:
   – Ты и так не со мной, Гас. И из-за этого схожу с ума я.
   – Сейчас я с тобой. – Он взял ее за руку. – И у нас впереди целых десять дней. Нина снова уехала в клинику, и я…
   Джуно сердито сбросила его руку.
   – Нет, Гас. Мне тридцать два года, и мне уже поздно быть подружкой на уик-энд. Все кончено. С меня довольно!
   Охваченный отчаянием, он привлек ее к себе и стал целовать.
   – Ты не можешь вычеркнуть меня из своей жизни.
   Я люблю тебя… ты нужна мне.
   – Нет, Гас. Я верю, что ты любишь меня. Но нужна тебе Нина.
   Он умоляюще посмотрел на нее:
   – Прошу тебя, Джуно, потерпи еще немного.
   – Нет, Гас, я тебе все сказала, – решительно повторила она. – Я не хочу затягивать это. Мне и вообще не следовало связываться с тобой. – Она отступила от него. – Надо раз и навсегда положить этому конец. Прости.
   Гас тяжело вздохнул, плечи его поникли. Казалось, он даже стал ниже ростом. Открыв было рот, Гас махнул рукой, повернулся и вышел.
   Через месяц после открытия клуба Лидия в четыре часа утра возвращалась домой на своем лимузине. На улицах Манхэттена почти не было машин. Черный лимузин свернул на Семьдесят седьмую улицу и, немного проехав по Парк-авеню, мягко притормозил у обочины.
   Из дома выбежал швейцар и открыл дверцу.
   – Спасибо, Билл.
   Она поднялась в лифте в свои апартаменты. В холле на столе лежал большой коричневый конверт из Голливуда, надписанный Бернаром.
   Переодевшись, Лидия вскрыла его и увидела в черной папке сценарий «Время взаймы».
   К титульному листу была приколота записка.
   «Дорогая!
   Теперь ты понимаешь, что тебе не удастся зарыть в землю свой талант. Сейчас, когда клуб с успехом функционирует, тебе пора вспомнить о твоем истинном призвании. Я хочу, чтобы в будущем году ты вместе со мной делала этот фильм. Это станет «новым началом» для нас обоих.
   Нежно целую, Бернар».
   После встречи на просмотре фильма они до отъезда Бернара в Калифорнию виделись почти каждый вечер.
   Оттуда он часто звонил ей и всегда убеждал соединиться с ним и вернуться к артистической деятельности; Но Лидия так и не приняла решения.
   Жизнь клуба увлекала ее, а Бернар и карьера актрисы казались сейчас мечтами далекой молодости.
   Расположившись в постели, Лидия начала читать сценарий.
   Час спустя она отложила рукопись и вышла на террасу. Над городом занималась заря. Лидия закурила и долго сидела, задумавшись.
   Она вспомнила, как впервые, охваченная трепетом предвкушения, читала сценарий Бернара в его квартире на Кэ де Л'Орлож. Тогда Лидия мечтала стать кинозвездой.
   Теперь она снова затрепетала. Сюжет захватил ее, а роль показалась настоящим подарком для хорошей актрисы.
   Именно это вдохновляло сейчас Лидию. Блеск славы уже не кружил ей голову. Она ждала одного – реализовать свои возможности.
   Лидия вспомнила свой давний спор с Джуно в Йеле.
   Та мечтала сделать карьеру и самоутвердиться, тогда как Лидия всегда связывала свое будущее с супружеством.
   Много воды утекло с тех пор, и теперь она поняла, что должна строить жизнь по-своему, ибо будущее не зависит ни от кого, кроме нее самой. Кое-чего Лидия, конечно, достигла, занимаясь винодельческим бизнесом и ночным клубом. Она добилась, пожалуй, большего, чем многие женщины. Однако Бернар прав: ни одно из прежних занятий не приносило Лидии полного удовлетворения, поскольку не было ее истинным призванием.
   Джуно тоже изменилась. Поглощенная сначала своей карьерой, она даже не заметила, как муж сошелся с другой женщиной. Лидия знала, что подруга жалеет о разрыве с Шепом и обвиняет во всем себя и свою одержимость работой.
   Тем не менее Джуно сделала карьеру, что и поддержало ее в самый трудный период жизни. Вот и сейчас, почти порвав с Гасом, она с головой ушла в управление «Ночной жизнью». Каждый раз, обходя клуб, Джуно испытывала удовлетворение, ибо сознавала, что это ее творение. Ведь именно благодаря таланту Джуно родилось чудо дизайнерского мастерства, восхищавшее всех и превознесенное прессой до небес.
   Загасив сигарету, Лидия снова улеглась. Ей захотелось позвонить Бернару, но в Калифорнии была еще ночь – три часа разница во времени. Решив не будить его, она взглянула на его подушку и погладила ее. До его отъезда они провели вместе почти две недели.
   Это не было обычным восстановлением старой любовной связи. Они оба изменились и стали старше и увереннее в себе, теперь у них сложились новые отношения. Они не строили планов на будущее. Лидия после первого замужества боялась связывать себя обязательствами.
   Засыпая, она мысленно составляла речь, которую произнесет после вручения ей академической премии за исполнение главной роли в фильме «Время взаймы».
   Внезапно Джуно проснулась и взглянула на будильник. Десять часов! Черт побери, она проспала! Ларушка обычно будила ее около девяти, но сегодня собака спала, уютно пристроившись у нее в ногах.
   Услышав зуммер домофона, Джуно поняла, что он-то и разбудил ее. Она побежала в холл, нажала кнопку, поставила подогреть остатки вчерашнего кофе, потом, вернувшись в спальню, надела джинсы и майку. Лифт поднимался так медленно, что Джуно успела почистить зубы и причесаться.
   – Доброе утро! – бодро проговорила она, открывая дверь. – Я почти готова. Последи за кофе, пока я надеваю туфли.
   – Хорошо, – сказал Алекс. – Но поторапливайся, аукцион уже начался.
   Аукцион проводился в поместье театрального режиссера, умершего прошлой зимой. Джуно горела желанием взглянуть на коллекцию подлинных рисунков таких мастеров, как Дэвид Беласко, Макс Рейнгардт и Роберт Эдмонд Джонс. Алекс хотел прицениться к рукописям пьес.
   Миновав каменные столбы, Алекс въехал в ворота поместья, раскинувшегося на двухстах акрах земли. Перед особняком в стиле эпохи Тюдоров, обращенном в сторону Гудзона, зеленели лужайки.
   – Вот как надо жить! – восхитился Алекс. – Давай забудем о рисунках и купим все поместье.
   – Я бы с удовольствием. Интересно, как живется в таких поместьях.
   – Спроси у Лидии. Эй, давай-ка убедим ее купить это поместье для нас. Будем жить здесь втроем.
   Джуно рассмеялась:
   – Ты опять за свое, Алекс?
   – Трудно расстаться с юношескими идеалами. – На газоне возле дома были припаркованы десятки автомобилей. Парнишка в бейсбольной кепке жестами указал им свободное место. – Что все эти люди себе позволяют? Зачем ставят машины на нашей лужайке? – проворчал Алекс.
   Они медленно ходили по дому, осматривая вещи, выставленные на продажу, потом направились в бальный зал, где проводился аукцион. Цена на рукописи, заинтересовавшие Алекса, вскоре непомерно подскочила, а вот желающих купить рисунки оказалось не так уж много. Джуно приобрела рисунок Беласко и два – Роберта Эдмонда Джонса. Алекс, охваченный азартом, купил гусиное перо и чернильницу в стиле арт-деко.
   – Ну что ж, я доволен этим днем, – сказал Алекс на обратном пути. – Нет лучшего средства поднять настроение, чем потратить много денег.
   – Слишком много, – уточнила Джуно, бережно прижимая у груди драгоценные рисунки и стараясь уберечь их от лап Ларушки, сидевшей на заднем сиденье. – Но я не жалею. Рисунки чудесные, а деньги для того и нужны, чтобы их тратить. Кстати, банковский кредит я уже начала выплачивать.
   Они заехали к Джуно. Пока Алекс пил водку с тоником, она прикладывала к стенам рисунки, выбирая для них подходящее место.
   – Я давно собирался сказать тебе, мне придется уехать, но боялся огорчить тебя.
   – Только не это, Алекс! Зачем?
   – Чтобы сделать сценарий. – Он продал авторские права на экранизацию «Растений» Брэду Блэкуэллу, знаменитому актеру, который основал собственную кинокомпанию и сам теперь играл раз в несколько лет только в фильмах, обещающих несомненный успех. Блэкуэлл хотел, чтобы Алекс сам написал сценарий. – Я уже приступил к работе над сценарием, но Брэд считает, что мне следует работать в Голливуде. Он хочет наблюдать за тем, что я делаю.
   – Вот так сюрприз! Мне будет одиноко без тебя. Это надолго?
   – Не меньше чем на два месяца. Как получится.
   Джуно села рядом» с ним – Как же я закончу без тебя благоустройство своей квартиры?
   – Оставь все как есть до моего возвращения. – Они поцеловались и тут же отпрянули друг от друга, не желая преступать незримую границу, давно установленную ими.
   Допив водку, Алекс поцеловал на прощание Джуно и ушел.
   Джуно скучала о нем еще больше, чем предполагала.
   За последние несколько месяцев они проводили вместе больше времени, чем когда-либо, если не считать Парижа, но были друзьями, а не любовниками. Порой они в шутку обсуждали, кем станут друг другу, если их отношения с отчимом и падчерицей закончатся браком?
   Тем не менее Джуно радовалась, что отъезд Алекса прекратит его связь с Кэми Пратт. Правда, о разрыве речи не было, но Джуно знала от Лидии о серьезных опасениях Кэми.
   – А, вот ты где, Джуно! – В офис вошел Доминик Шарпентье, которого она пригласила управлять клубом. – Надеюсь, ты не совсем переселилась сюда? – добавил он. Сильно выросшая Ларушка сонно посмотрела на него с банкетки. – По-моему, такую большую собаку лучше держать за городом.
   – Возможно. Но всем нам так или иначе приходится приспосабливаться. Ты уладил проблему с профсоюзом?
   – Прости. Не беспокойся об этом. Все будет в порядке. А вот тебе нужно взять отпуск. Ты всю ночь на ногах, а к десяти утра уже здесь и снова ищешь себе работу.
   – Что ты имеешь в виду? – разозлилась Джуно. – Я не ищу работу… здесь работы непочатый край.
   Доминик пожал плечами:
   – Неужели ты думаешь, что недосыпание идет тебе на пользу?
   – Нет. – Джуно улыбнулась. – Послушай, Дом, я ценю твою заботу, но со мной все в порядке. Пройдет еще месяц-другой, и все в клубе пойдет как по маслу.
   – Да… но помни: люди получают деньги за работу в клубе. Позволь же им делать свое дело. Ты стала слишком нервной. – Доминик взял со стола список заказов. – Подумай об отпуске.
   – Ладно. – Джуно начала раздражаться. – Что-нибудь еще?
   – Нет, пожалуй… Только вот пижон Сет Пратт опять заявился сюда искать Лидию. Она придет?
   – Кто знает?
   Доминик ушел, а Джуно обняла Ларушку. Ее злило, что Сет Пратт околачивается здесь в любое время суток. Что ж, придется ей самой поговорить с ним, поскольку Лидию нелегко застать в клубе. Конечно, она приходит сюда каждый вечер, чтобы сыграть роль любезной хозяйки, но после открытия ни разу не помогла в организации повседневной работы. Раньше часу дня ей даже звонить бесполезно. Поглощенная своими любовными делами, Лидия и не думает о том, что здесь происходит.
   Джуно взглянула на часы: начало второго. Она набрала номер Лидии.
   – Алло?
   – Ты помнишь, что мы условились сегодня пообедать вместе? Нужно поговорить о вечеринке, которую Керри собирается устраивать в клубе для Дайаны Китой.
   – Ох, Джуно… прости. Я сегодня обедаю с Джоном.
   Он собирался сообщить мне что-то важное.
   – Хорошо, – спокойно ответила Джуно. – Может, в таком случае ты приедешь в клуб пораньше?
   – Конечно… ой, нет. У Кэми сегодня званый ужин.
   – Ладно. Значит, мне придется самой обо всем позаботиться! – Джуно бросила трубку.
   Мгновение спустя раздался телефонный звонок.
   – Джуно, я приеду примерно в три тридцать, если тебе удобно, – сказала Лидия.
   – Удобно. До встречи. – Джуно вздохнула. – Идем, Ларушка, погуляем в парке. – Она взяла поводок, и собака спрыгнула на пол. – Да, идем-ка прогуляемся. Возможно, даже и хот-дог купим…
   Она уже взялась за дверную ручку, но дверь открыли снаружи.
   – Привет, Джуно, – сказал Гас и поцеловал ее, прежде чем она успела вымолвить слово.
   Джуно сейчас была не расположена нежничать, но поцелуй затянулся, и она ответила Гасу. Собака крутилась возле них, повизгивая от нетерпения.
   – Ого! – воскликнула Джуно, когда он наконец отпустил ее. – Что все это значит? О, Гас… неужели ты сказал ей?
   Он покачал головой:
   – Еще нет, но мне необходимо было увидеть тебя. Я очень страдаю, Джуно. – Он потер глаза и присел на край стола. – Состояние Нины ухудшается. Она вернулась из клиники всего несколько недель назад, а я уже заметил дурные симптомы. Раньше периоды между посещениями этой проклятой клиники составляли шесть месяцев. А теперь…
   – Черт побери, Гас! Я не желаю слышать о Нине!
   Мне нет до нее никакого дела.
   – Но, дорогая, я лишь пытаюсь объяснить… – Он обнял ее. – Я знаю, что веду себя как трус. Это несправедливо по отношению к тебе. Но я люблю тебя. Пожалуйста, поверь мне!
   Джуно вздохнула:
   – Я верю тебе, Гас, но все кончено. Если ты не порвешь с Ниной…
   В этот момент дверь распахнулась, и они увидели Сета Пратта.
   – Простите, – сказал он. – Я, кажется, помешал. – Дверь тут же захлопнулась.
   Нина Каррутерс-Палленберг, закутанная в купальную простыню, сидела перед зеркалом и держала тампон с очищающим лосьоном. Она вдруг заметила, что лосьон высох. Сколько же времени она провела в этой позе?
   Такие провалы в памяти пугали ее, как и многое другое в последнее время. Нина с детства была подвержена легкой форме агорафобии – патологической боязни открытых пространств, но в последнее время опасалась даже выходить из дома. Иногда Нине бывало трудно разговаривать. Язык не слушался ее, и она запиналась, произнося слова.
   Великолепное тело Нины, над которым она столько работала, чтобы сделать его красоту неувядаемой, начинало предавать ее. А ведь как много денег было вложено в это! Нина встала, и простыня упала на пол. Она видела себя со всех сторон, ибо отражалась в зеркалах, расположенных на стенах и даже на потолке гардеробной.
   То, что предстало ее взору, было по-прежнему прекрасно. Груди и ягодицы ничуть не отвисли, на молодой и упругой коже даже самый придирчивый взгляд не заметил бы морщинок. На шее не было ни единой складки, а линия подбородка осталась по-прежнему четкой и твердой. В свои шестьдесят лет она выглядела тридцатилетней. Даже на смуглых руках не проступили вены, выдающие возраст.
   Но в организме Нины происходили неприятные изменения. Левая нога иногда переставала слушаться, и она теряла равновесие. У Нины плохо функционировал кишечник. Порой бывали приступы лихорадки или острая головная боль, правда, проходившая так же внезапно, как и начиналась.
   Но больше всего ее мучил страх, неопределенный, но такой сильный, что у Нины перехватывало дыхание.
   Ночами она просыпалась в холодном поту и прятала лицо в подушку, чтобы подавить крик.
   Она умирала.
   Доктор Гундхардт из швейцарской клиники не говорил пациентке об этом прямо, но в последний раз не хотел ее принимать, и Нина прибегла к шантажу, мольбам и деньгам, чтобы заставить его согласиться. Доктор с самого начала предупреждал ее о том, что инъекции этой сыворотки проводятся в экспериментальном порядке и, возможно, чреваты опасностью. Он говорил, что когда организм привыкнет к ним, их эффективность снизится. Однако доктор Гундхардт умолчал о том, что сыворотка способна оказать разрушительное воздействие на жизненно важные органы и нервную систему.
   Нина не желала допускать даже мысли о старении, но еще больше боялась превратиться в инвалида. Ей, прикованной к постели или инвалидной коляске, не удастся удержать при себе Гаса. Он моложе на целых десять лет!
   Как же предотвратить его уход, если процесс старения, не сдерживаемый чудодейственным средством доктора Гундхардта, начнет ускоряться? Доктор категорически отказался снова принимать ее на лечение в клинику и на сей раз не поддался ни на угрозы, ни на шантаж.
   Но она не может состариться и потерять Гаса!
   Услышав шуршание гравия на подъездной аллее, Нина подошла к окну. Серебристый «мерседес» Гаса остановился возле дома, и ее муж вышел из машины.
   Перекинувшись парой слов с дворецким Хеннингсом, Гас направился к своей псарне. «Проклятые собаки! – подумала Нина, возвращаясь к туалетному столику. – Он теперь, кажется, проводит больше времени с ними, чем со мной».
   Нина оделась. Абрикосовый цвет всегда очень шел ей. Глубокое декольте открывало взору соблазнительную ложбинку между грудей. Она застегнула на шее колье с изумрудами и бриллиантами, зачесала волосы наверх и, несмотря на легкую дрожь в пальцах, искусно наложила макияж. Взяв с туалетного столика маленький белый конверт, она сунула его в карман платья, потом подушила волосы и ложбинку между грудей, поднялась и надела черные туфли с бриллиантовыми пряжками. Зеркала убедили ее в том, что она выглядит великолепно.
   Нина улыбнулась.
   Гас Палленберг, попрощавшись с собаками, сказал несколько слов псарю и не спеша направился к дому.
   Нина, наверное, уже спит. Он пошел в библиотеку, решив что-нибудь выпить и почитать газету.
   Положив серебряными щипцами лед в стакан. Гас увидел в дверях Хеннингса.
   – Прошу прошения, сэр. Миссис Палленберг ждет вас у себя.
   – Спасибо, Хеннингс. – Гас плеснул в стакан немного шотландского виски и осушил его. «Этот юный мерзавец Сет не терял времени даром, а сразу же донес обо всем своей мамочке, – подумал он. – И теперь она ходит из угла в угол, горя желанием обвинить меня во всех грехах. Может, это и к лучшему? Джуно думает, что я боюсь заговорить с Ниной о разводе и никогда не отважусь на такой шаг, но это не так. Я просто ждал подходящего момента. И возможно, сейчас этот момент настал».
   Гас открыл дверь в апартаменты Нины. Она стояла возле мраморного камина. В лучах заходящего солнца, проникавших сквозь раскрытую дверь на веранде, ее каштановые волосы казались медными, а щеки – румяными. Нина улыбнулась и протянула к нему руки.
   – Дорогая, ты выглядишь превосходно! – Он поцеловал ее.
   – Я и чувствую себя превосходно. Я скучала по тебе.
   Надеюсь, совещание прошло успешно?
   – Ах, это… да. Лучше, чем я ожидал.
   Нина взъерошила ему волосы.
   – Дорогой, сегодня у нас будет особый вечер, Я настроена… романтически. Закажи на кухне шампанское и икру. И… – она поцеловала его в шею, – отпусти слуг. Всех.
   Гас, несколько озадаченный таким поворотом событий, принял душ и побрился. Он приготовился к истерике, но неожиданно для себя увидел жену почти прежней. Да, Нина давненько не бывала в таком настроении. В последний год, даже сразу же после посещения клиники, она все чаще проявляла замкнутость и возрастающую агрессивность. Нина выглядела великолепно в тех случаях, когда брала себя в руки, однако большую часть времени она либо спала, либо сидела в своих апартаментах.
   Впервые его жена отправилась в Швейцарию пять лет назад. Результаты превзошли все ожидания, и только через год она повторила курс лечения. В постели Нина стала настоящей тигрицей, более необузданной и страстной, чем когда-либо раньше. Она источала энергию.
   Но посещения клиники учащались, и с каждым разом периоды эйфории длились все меньше. Нина по-прежнему выглядела чудесно, но появились симптомы, свидетельствующие об ухудшении ее психического и физического состояния. Однако Гас старался не замечать этого. Он многократно убеждал ее не ездить к доктору Гундхардту, так что ему не в чем было винить себя.
   Гасу казалось, что болезнь прогрессирует очень быстро, поэтому необходимость тяжелого разговора с Ниной о разводе, возможно, отпадет сама собой.
   И вдруг сегодня ее состояние опять значительно улучшилось. Она была почти такой же, как двенадцать лет назад в Риме, когда Гас встретил ее. В своем вечернем шифоновом платье персикового цвета, она показалась ему самой прекрасной женщиной из всех, кого он видел, и Гас влюбился в нее. Нина поразила его красотой, захватила страстью и ослепила огромным богатством. В жертву ревнивой жене, не желавшей отпускать Гаса ни на шаг, он принес свою карьеру архитектора. Несмотря на все причуды Нины, он был счастлив с ней, пока не проявились побочные эффекты лечения у доктора Гундхардта. В последние же три года его жизнь постепенно превратилась в ад. Ревность Нины переросла в одержимость, а перепады настроения приобрели болезненный характер Однако когда она была такой, как сегодня, их отношения становились прежними.
   Когда он вернулся в комнату жены, шампанское уже стояло в серебряном ведерке со льдом, а Нина намазывала икру на кусочек тоста. Гас откупорил шампанское и наполнил два высоких хрустальных бокала.
   – За тебя, дорогой! – улыбнулась Нина. – За нашу вечную любовь!
   Они выпили, и жена поцеловала его.
   – Мы всегда будем вместе – как сейчас. Я не смогла бы жить без тебя. – Нина откусила кусочек тоста, а оставшуюся часть положила в рот Гасу. – Я заказала икру сегодня утром у «Бальдуччи». Помнишь, когда мы ели ее впервые?
   – В нашу первую годовщину.
   – Сегодня у тебя тоже будет не только икра. Но и я.
   Давай выпьем еще шампанского, дорогой, – весело предложила Нина, осушив свой бокал.
   Вскоре бутылка опустела, икра была съедена. Нина поставила кассету: Элла Фицджералд пела Гершвина.
   – Обними меня, мой нежный друг, – подпевала Нина, вальсируя по комнате. – Ах, Гас!.. Ты помнишь мое платье… то, что я купила на Капри? Конечно, помнишь – шелковое, с отделкой… Не знаешь ли, где оно? – Она бросилась в гардеробную и начала выбрасывать из шкафа свою одежду. Эксклюзивные модели от самых знаменитых кутюрье стоимостью в сотни тысяч долларов грудой лежали на полу. – О!.. Его здесь нет. – Голос ее дрожал, казалось, она вот-вот расплачется. Потом так же внезапно настроение Нины изменилось. – Густав Ниле Палленберг, ты самый талантливый архитектор на свете!
   Я обожаю этот дом, преображенный тобой! Почему бы нам не построить и оранжерею?
   – Но мы уже сделали это, дорогая, – сказал он, решив, что жена шутит. – Позапрошлым летом.
   Накинув поверх платья меховое манто-макси, Нина танцующим шагом вернулась в спальню.
   – Разве здесь не холодно?
   – Ничуть.
   – Нет, нет, этого им у меня не отнять… – напевала Нина. Вдруг она оступилась, оперлась на Гаса, сидевшего на банкетке, и прижалась грудью к его лицу. – О Гас!.. Гас! Давай займемся любовью…
   Он вздрогнул.
   – Ах, не хочешь? – спросила она и неожиданно усмехнулась. – Помнишь, как это было в самолете Ричарда? Ты до смерти боялся тогда, что пилот оглянется. Я с трудом сдерживала стоны… Но сегодня мне незачем сдерживаться. Ведь ты отпустил слуг, дорогой?
   – Да… всех. – Гас встревожился. Непредсказуемое поведение жены пугало его. Но помимо воли Гаса безумная эйфория Нины передалась и ему.
   – Скорее! Я хочу тебя немедленно! – Она бросила на пол меховое манто и распростерлась на нем. – Иди ко мне!
   Гас поднялся. У него на щеке от напряжения дергался мускул.
   – Одну минуту, дорогая, я сейчас вернусь.
   – Поспеши!
   Он направился в свою ванную комнату, нашел в аптечке валиум, проглотил три таблетки и глубоко вздохнул.
   Нина лежала на полу, обхватив себя руками, постанывая и извиваясь всем телом.
   – Тебя так долго не было, дорогой… так долго. Ты мне очень нужен! Побыстрее раздень меня!
   Встав на колени, Гас расстегнул молнию и снял с жены платье. Они провели вместе много лет, но безупречная красота ее тела по-прежнему поражала и возбуждала его. Раздеваясь, он почувствовал, что ему трудно дышать, и опустился на манто рядом с Ниной.
   Едва Гас прикоснулся к ее груди, как тело Нины напряглось, и она вскрикнула так, что напугала его. Но лицо ее зарумянилось от страсти. Она обняла мужа и крепко прижала к себе.
   – Войди в меня, скорее! – задыхаясь, пробормотала Нина. Гас вошел в нее, и она снова вскрикнула и обвила его ногами, словно взяв в тиски.
   – О да!.. О да!.. – бормотала она в такт его движениям.
   Стоны ее перешли в вой, а затем в пронзительный визг.
   С приближением кульминации Гаса словно затягивало в водоворот. Он ускорил движения. Вдруг Нина изогнулась в оргазме, и из губ ее вырвалось хриплое рыдание. Гас с ужасом увидел, что глаза жены широко раскрыты, а расширившиеся зрачки напоминают два темных колодца. В уголке рта выступила пена, а вены на висках вздулись.
   – Нина? Что с тобой? – Гасу показалось, что у нее судороги. Он ударил ее по щеке, ибо не умел оказывать первую медицинскую помощь. Сообразив, что надо разжать ей зубы, Гас вскочил и схватил со стола серебряную ложку. Ноги у него подкосились, и он тяжело рухнул на пол рядом с женой.
   – 0-ох… – тяжело вздохнула Нина, приходя в себя.