Страница:
— Куда спешить? — отозвался Эдмунд. — Моя дочь готовит угощение. Я так и думал, что вы сами захотите понаблюдать за погрузкой, но какой смысл торчать на солнцепеке? Ваш помощник за всем проследит. Вы получили мое письмо?
Джайлз уже открыл было рот, чтобы ответить, но не смог выдавить из себя ни звука. По ухоженному газону за спиной Уэлборна от дома шла женщина. Золотистые волосы сияли на солнце, медлительная грация ее движений завораживала взгляд. На ней было бледно-зеленое платье, цвет которого оттенял безупречность медовой кожи. Высоко поднятые волосы открывали стройную шею, но эта масса золотых локонов явно не желала укладываться в строгую прическу. Девушка подошла ближе, и Джайлз замер под взглядом умных зеленых глаз. Эдмунд оглянулся, потом сказал:
— Моя дочь, Грейс Уэлборн.
Джайлз слегка покраснел. Что он уставился в самом-то деле! Да еще при отце. Он прочистил горло и проговорил, стараясь, чтобы голос звучал безразлично:
— Красивая девушка.
Наконец Джайлз перевел дух и тут же заметил, что дочку Уэлборна сопровождает невысокая чернокожая служанка. В одной руке она несла корзинку, закрытую полотняной салфеткой, в другой — бутылку вина. На руке у нее висело полотенце. Сзади шла еще одна женщина с широким подносом, на котором теснились бокалы, тарелки, сыр, мясо, фрукты.
— Грейс, дорогая, — позвал Эдмунд, — позволь представить тебе капитана Кортни.
Грейс остановилась чуть дальше, чем требовали хорошие манеры, и склонила голову. Капитан корабля — вот неожиданность. И явный прогресс. Куда лучше, чем работорговец (и о чем только думал отец, знакомя ее с ним?) или бесчисленные плантаторы, всякие мелкие аристократы из Франции и Англии. Разумеется, этому она тоже откажет, как и всем остальным.
— Рада познакомиться, — проговорила она и присела в грациозном реверансе.
Надо признать, он очень приятный. Выглядит в точности как настоящий капитан — чистый, опрятный. Лицо зрелого мужчины, вокруг глаз глубокие морщины, и все равно в нем есть что-то мальчишеское. А глаза у него серые, добрые, но взгляд острый и проницательный. Не слишком высок, плечи широкие, во всем облике — уверенная властность. Судя по его взгляду, он нашел, что она — красавица, это ясно, но, с другой стороны, так считало большинство мужчин.
— Итак, — вернулся к разговору Эдмунд, с интересом наблюдая за молодыми людьми, — вы получили мое послание?
Джайлз на мгновение прикрыл глаза. Очевидно, придется вести этот неприятный разговор в присутствии прелестной дочери Уэлборна.
— Вы о рабах?
— Да. Я знаю, вы не считаете себя настоящими торговцами, но мне срочно требуется транспорт для нескольких человек.
— Боюсь, сэр, я не смогу вам в этом помочь, — проговорил Джайлз, распрямляя спину.
Эдмунд вспыхнул:
— Но ведь у вас самого есть чернокожие! Я вижу их на борту. — И он махнул рукой в сторону бухты.
— Да, сэр, но они свободные.
— Что за черт?
— Можете не сомневаться — им платят столько же, сколько белым членам команды.
— Им платят? — удивленно воскликнула Грейс. — Вы платите своим африканцам?
— Да, мисс Уэлборн. Они выполняют такую же работу, так же мне подчиняются. Кое-кто из лучших моряков в наших водах — негры.
— Поразительно, — заинтересованно заметила Грейс. Эдмунд покачал головой, сказанное его явно удивило.
— Не очень-то это практично.
Джайлз молча пожал плечами. Он приехал не для того, чтобы читать проповеди, но не собирался и оправдываться за свои убеждения.
Низенькая негритянка улыбнулась ему и, словно бы приглашая, подняла бутылку с вином, потом вместе с другой рабыней расстелила скатерть в тени большой смоковницы. Грейс и Эдмунд сели рядышком, а Джайлз — напротив. Так он мог одновременно вести разговор и наблюдать за работой в бухте, где в нескольких сотнях ярдах от них шла погрузка. Прислуживающие негритянки расставили тарелки тонкого фарфора — явный знак богатства в краю деревянных ложек и глиняной посуды. В корзинке оказался душистый свежеиспеченный хлеб, вино тоже было прекрасным. Джайлз ни на минуту не забывал о деле, тем не менее он в полной мере наслаждался недолгим отдыхом, обществом, дующим с моря ветерком.
Пока капитан Кортни и Эдмунд беседовали о погоде и прочих тривиальных вещах, Грейс пребывала в смущении. Среди ее близких и соседей не было ни одного человека, который считал бы негров людьми. Дело дошло до того, что отец запретил Грейс в присутствии других плантаторов говорить о рабах. Он считал ее искренность неуместной. Грейс очень удивилась, заметив, как мягко среагировал отец на заявление капитана Кортни. В словах капитана слышалось невысказанное осуждение. Довольно самонадеянный шаг, если учесть, что он рассчитывал получить у Эдмунда заказ. Эта мысль привела ее в замешательство.
Грейс прямо взглянула в лицо Джайлза и спросила:
— Значит, капитан Кортни, вы не занимаетесь работорговлей? Вы только перевозите продукты труда рабов, которые они производят и за которые умирают. И ваша совесть спокойна?
— Грейс! — поспешно воскликнул Эдмунд.
— Нет-нет, — запротестовал Джайлз. — Это справедливое замечание. Так и есть. Я полагаю, что рабство — это необходимое зло. Моя профессия напрямую связана с плантаторами и плантациями. А что касается моих личных отношений с африканцами, то я предпочел бы не становиться в позицию собственника.
— Необходимое зло, — задумчиво повторила Грейс и откусила кусочек сыра.
Ее подобный взгляд на вещи не устраивал, но все же это было не высокомерное обоснование рабства, принятое отцом и его друзьями. Они считали негров дикарями, тягловыми животными, которые ничем не отличаются от лошадей и коров. Но Грейс возражала, напоминая, что если кто-нибудь обидит животное, то оно всегда будет ненавидеть и бояться этого человека. Мату обрекли на жизнь в молчании ради интересов Грейс, но негритянка любила ее и заботилась о ней, как о собственном ребенке. Как человек, Мату была значительно благороднее Иоланты и Эдмунда, а ведь они считали себя вправе владеть ею. Нет, Грейс не согласна, что рабство необходимо, однако если кто-то считает его злом — это уже хорошо.
— Извините ее, — попросил Эдмунд, бросая сердитый взгляд на свое дитя. — Она идеалистка. Должен признать, я слишком ее балую, заслоняю от реальной жизни.
И снова Джайлз пожал плечами и мягко улыбнулся:
— Тут нечего извинять, однако не похоже, что ваша дочь живет в башне из слоновой кости. Большинство дочерей плантаторов понятия не имеют о тяжелой доле тех, кто им служит.
Грейс приподняла золотистую бровь. Его мягкий упрек достиг цели. Она сама тоже пользуется плодами труда рабов. Однако у нее не было выбора. Или был? Но и сейчас она поступила с этой мыслью так, как поступала с ней все десять предыдущих лет. Утопила ее в глубине сознания раньше, чем та успела всплыть и полностью оформиться.
Грейс закусила губу. Как посмел ее отец привести сюда этого человека, который так охотно признает свое несовершенство и тем сильнее заставляет ее чувствовать собственную неполноценность? И как смеет этот человек говорить об этом со столь обаятельной улыбкой и в такой мягкой манере?
— Вы живете в Порт-Рояле? — резко спросила Грейс. Джайлз кивнул и запил вином корочку хлеба.
— Да, когда я не в море. — Он спрятал улыбку. Каждая мысль Грейс явственно отражалась на ее лице, в изгибе рта, в нахмуренных бровях. Джайлз чувствовал, что разум этой молодой женщины редко пребывает в безделье. Пожалуй, Эдмунду Уэлборну хватает хлопот со своей дочерью.
— Я никогда не ездила в город, а мне бы очень хотелось, — сообщила Грейс и хмуро взглянула на Эдмунда. — Отец считает, что это слишком вульгарное место.
— Ну, — протянул Джайлз, — такие женщины, как вы, там редко встречаются. Там зачастую происходят вещи, о которых девушке вроде вас знать не следует. Большинство белых женщин живут за городом.
На губах Грейс промелькнула быстрая циничная улыбка, взгляд потух. Джайлз не мог понять отчего. Он задумался, наблюдая за рабами, которые трудились на веслах в набитых корзинами шлюпках, помогая поднимать товары на палубу «Надежды». Первый помощник очень оперативно распоряжался погрузкой. Джайлз чувствовал, что его место не здесь, за столом с угощением, а вместе с командой. Однако за прошедшие два года он успел многое понять и знал, как надо обходиться с клиентами. Не стоило оскорблять Уэлборна отказом от угощения после того, как Джайлз заявил ему, что не одобряет рабовладения.
— Жаль, что ваша жена не смогла к нам присоединиться, — произнес Джайлз, пытаясь найти нейтральную тему. — Надеюсь, она здорова?
— О да, — отозвался Эдмунд, — просто у нее очень светлая кожа, и в это время суток она может обгореть.
— По крайней мере ваша дочь согласилась составить нам компанию, — продолжал Джайлз и тотчас заметил, что он явно не первый, кто делает подобное замечание.
Слегка покачав головой, Грейс снова улыбнулась. Все той же загадочной горькой улыбкой.
— Ну, я не такая белокожая, как миссис Уэлборн. А отец просто не хочет говорить вам, что моя… мать никогда не садится с нами за стол.
Эдмунд неловко рассмеялся:
— Иоланта из тех женщин, которые никогда не едят в установленные часы. Она весь день что-нибудь перехватывает. Может, оттого, что она француженка, кто знает?
Его дочь тоже засмеялась.
— Все знают, что во Франции не церемонятся, — неприязненно проговорила она.
Джайлз улыбнулся, чувствуя, что суть происходящего ускользает от него. Эдмунду Уэлборну не больше, чем Джайлзу, понравилось замечание дочери. Он мрачно посмотрел на нее, прочистил горло и сказал:
— Очень дурно, знаешь ли, обсуждать леди в ее отсутствие.
— А мы здесь свято придерживаемся хорошего тона, — как будто согласилась Грейс, но Джайлз заметил в ее глазах необъяснимую тоску, словно бы ей отчаянно хотелось, чтобы все сказанное было правдой!
Настроение за столом переменилось, неловкость все нарастала. Джайлз поднялся, он больше не мог оставаться в этой атмосфере тайны и подавленных чувств.
— Ну что ж! Я, конечно, доверяю своим людям, однако стоит все же самому проследить, как грузят ваши товары. И мы тут же отплывем.
— Так скоро? — спросил Эдмунд, поднимаясь из-за стола вслед за Джайлзом. — Надеюсь, мы ничем вас не обидели? Грейс, проси нашего гостя остаться.
Девушка подняла глаза на моряка, и Джайлз так до конца и не разобрался, действительно ли в них была просьба или ему просто очень хотелось ее там увидеть.
— Разве вы не можете задержаться, капитан? — спросила Грейс.
Капитан. В ее устах это прозвучало так естественно и так уместно.
— Я остался бы с величайшим удовольствием, — серьезно ответил Джайлз, — но невозможно начинать плавание, если команда видит, что капитан пренебрегает своими обязанностями. Когда я доставлю назад выручку вашего отца, может быть, вы позволите погостить у вас подольше?
Несколько секунд Грейс молча смотрела на Джайлза. Он так не похож на тех мужчин, которых приводит в дом ее отец! Самоуверенных, исполненных сознания собственной важности… Целая команда доверяет ему свои жизни, а он просит разрешение повидать ее еще раз, как будто это действительно для него важно. Внезапно Грейс осознала, что ей очень хочется, чтобы он вернулся и погостил у них. Но такие мысли могли привести ее туда, куда она не собиралась идти ни с одним мужчиной!
Грейс небрежно пожала плечами, но как же сопротивлялись эти плечи, как не хотелось им делать этот беззаботный жест!
— У вас, без сомнения, немало важных дел, — проговорила она и повернулась к Джайлзу спиной, чтобы помочь Мату убрать со стола.
За недолгое время, проведенное в обществе Грейс, Джайлз видел на ее выразительном лице отражение множества чувств, однако то безнадежное отчаяние, которое она пыталась скрыть, отвернувшись к столу, пронзило ему сердце. Что же здесь происходит? Почему на лице девушки то презрительная насмешка, то глубокая грусть?
Поведение рабыни делало тайну еще непрогляднее. Низкорослая негритянка жестами прогнала Грейс от стола, указывая головой на Джайлза. Дочь Уэлборна смотрела на нее с явным недоумением, но рабыня выдавила из себя странный звук и снова махнула в сторону Джайлза. Эдмунд усмехнулся:
— Кажется, вы понравились нашей Мату.
— Хм… Я польщен, — поклонился Джайлз. — Что еще за Мату?
— Это может оказаться куда важнее, чем вы думаете, — загадочно отозвался Эдмунд.
Грейс, хмурясь, взглянула на служанку и отрицательно покачала головой, но негритянка снова показала на Джайлза и упрямо попыталась забрать блюдо из рук девушки.
— Я сама! — фыркнула Грейс, служанка покачала головой, а Эдмунд снова усмехнулся:
— Видишь, Грейс, в твоей помощи не нуждаются. Пойди проводи нашего гостя на берег.
Девушка резко обернулась к отцу:
— Ты прекрасно знаешь, что все напрасно. Это жестоко, в конце концов!
Грейс посмотрела на Джайлза, и он с ужасом ждал, что она сейчас заплачет. Видит Бог, он охотнее столкнется с вооруженным пиратом, чем с рыдающей хорошенькой девицей!
— Попутного вам ветра, капитан Кортни, и счастливого пути. — Она наконец выпустила из рук блюдо, за которое сражалась со своей служанкой, сделала торопливый книксен, подхватила юбки и помчалась к дому.
Мужчины смотрели ей вслед: Джайлз в полном недоумении, Эдмунд — с грустной задумчивостью. Наконец Джайлз решился прервать неловкое молчание:
— Все в порядке, сэр. Я не могу навязывать свое общество вашей дочери. Пожалуйста, не вините ее. Она имеет право на собственные предпочтения.
Эдмунд сложил на груди руки.
— Если и есть на свете мужчина, соответствующий предпочтениям моей девочки, то это вы. Я решил, что, возможно… Ну ладно. Не обращайте внимания. И все равно я надеюсь, что на обратном пути вы спланируете свое время так, чтобы провести у нас несколько дней. На самом деле мы здесь, в Уэлборне, очень гостеприимны. Дайте мне только шанс доказать вам это.
Голос Уэлборна звучал слишком оживленно и дружелюбно, он изо всех сил старался вести себя как можно естественнее. В глубине души он явно не считал инцидент исчерпанным. Джайлз вежливо пробормотал что-то и, смирив уязвленное самолюбие, пошел по газону к бухте. Поразмыслив, он решил, что ухаживать за дочерью клиента по крайней мере неразумно, а кроме того, он стал капитаном всего несколько дней назад, сейчас ему не до нежных чувств.
У самого дома Грейс внезапно обернулась. Ее глаза устремились к мощной, но стройной фигуре моряка. Капитан с достоинством направился к пристани, следом семенил ее отец. Как он хорош, этот капитан! Видно, что он из тех, кто привык к труду и не требует от других того, чего не станет делать сам. Грейс заметила, как неуютно он чувствовал себя за столом, пока другие работали. Человек действия, не расположенный пребывать в праздности.
«Ну-ка, прекрати, Грейс! — прикрикнула она сама на себя. — Господи Боже мой! Всего двадцать минут в его обществе, и вот ты уже воображаешь его образцом добродетели. Тебе он не достанется!»
Отец Грейс наконец догнал моряка, остановил его и оживленно заговорил, но девушка не слышала, о чем шла речь. Казалось, капитан Кортни хотел уйти, но неожиданно обернулся и посмотрел на дом. Со своего места Грейс не могла разглядеть его лица, но поняла, что он смотрит на нее. Надо забыть о нем! Повернуться и уйти в дом! Но Грейс никак не могла заставить себя сделать это. Должно быть, он сказал отцу что-то приятное, потому что они вместе пошли к лодкам и Эдмунд зашагал удивительно легко.
Несмотря на все свои добрые намерения, Грейс все думала о капитане Кортни. Таков ли он, каким она его вообразила? Девушка тяжело вздохнула. Если бы только она сама была такой, какой он ее считает! Но это не так.
Часом позже Грейс сидела на стуле с высокой спинкой в гостиной своего дома и, отодвинув в сторону пяльцы с вышиванием, пыталась распутать сбившийся клубок нитей у себя на коленях. Рядом стояла Мату. Иоланта сидела на стуле из того же гарнитура и осторожно вытягивала нитку из собственного аккуратного мотка пряжи, всем своим видом демонстрируя, что не желает замечать Грейс. Мачеха лишь ехидно усмехнулась, услышав сокрушенный вздох Грейс.
Многие владельцы плантаций жили в домах, которые мало чем отличались от простых хижин, так что дом с несколькими спальнями и такой элегантной гостиной считался роскошью. Главное место в комнате занимал величественный обеденный стол красного дерева в окружении стульев с резными спинками. Возле одной из стен стояло несколько стульев, обитых гобеленовой тканью, и небольшой столик для чая. Грейс отчаянно мечтала, чтобы у них была настоящая английская вилла с несколькими подобными помещениями. Тогда она была бы полностью избавлена от общества Иоланты с ее безупречно гладкой прической, с аккуратнейшими стежками, с мотками пряжи, которые никогда не путаются. Непослушный золотой локон соскользнул на щеку Грейс, стежки вышивки пошли вкривь и вкось, а нитки совсем запутались. И все равно, с удовлетворением подумала она, у Иоланты тоже есть недостаток, и еще какой!
Грубые темные руки Мату забрали у Грейс перепутанные мотки и стали терпеливо разбирать нити. Девушка подняла глаза на служанку и улыбнулась. В ответ старая женщина покачала головой, ее поднятые брови явственно говорили: «Ты сама виновата, что устроила такую путаницу».
— Да ну, Мату. Это пустая трата времени. Ведь я даже не шью. Ничего не создаю, просто украшаю готовую вещь.
— Неудивительно, что ты не способна понять, — заговорила Иоланта, и тут стали видны ее гнилые коричневатые зубы. — Вышивка — вид искусства, а тебе, разумеется, недостает утонченности и воспитания, чтобы осознать это.
Грейс воинственно посмотрела на мачеху.
— Я считаю, что самая искусная вышивка ни к чему, если одежда плохая. Воспитание тоже ничего не значит, если человек дурной по натуре. Красота может скрывать такую мерзость…
Иоланта не успела ответить, как в дверь вошел Эдмунд. В обычных обстоятельствах это не удержало бы Иоланту от колкости, но сейчас она видела, как напряжен Эдмунд, как горит его взгляд, как зеленые глаза жгут спину дочери. Так что его жена проглотила язвительное замечание, протянула руку к вазе с засахаренным миндалем и с интересом стала ждать развития событий.
— Собирается шторм? — спросила она. Ее карие глаза смотрели со спокойной невинностью, но алчный блеск выдавал ее с головой. Иоланта обожала скандалы.
Эдмунд не соизволил обратить на нее внимание, он, не отрываясь, смотрел на дочь.
— Капитан лишь хотел получить разрешение навестить тебя еще раз. Он же не просил твоей руки!
Под взглядом Эдмунда у Грейс все внутри сжалось, но голос ее звучал ровно и безучастно:
— Я думала, что это и есть конечная цель визитов к женщине — просить ее руки.
— И что, это так ужасно?
Грейс подняла глаза на служанку, но Мату лишь махнула рукой и кивнула в знак согласия с Эдмундом. Грейс резко встала, пяльцы с тканью упали на пол. Девушка и не подумала их подбирать.
— Вы оба прекрасно знаете, как это бессмысленно. А тебя, Мату, я совсем не понимаю.
Иоланта театрально вздохнула и аккуратно убрала иголку в рабочую корзинку.
— Как ни прискорбно, Эдмунд, но я должна признать, что Грейс права. — И она усмехнулась, словно вспомнила очень забавную шутку. — После рождения первенца ей, возможно, придется пережить очень неприятные объяснения.
— Уйди, Иоланта! — рявкнул на жену Уэлборн.
Что изменится, даже если ты запретишь мне говорить об этом? — с насмешкой в голосе произнесла она, взяла свою корзинку, неторопливо поднялась, с достоинством прошествовала к лестнице в центре комнаты и, обернувшись, бросила: — Пожалуй, я закончу работу в своих покоях. — Но никто не отозвался.
— Она такая язва, Грейс. Не слушай ее, — проговорил Эдмунд, наблюдая, как удаляется его жена.
— Она права.
Эдмунд покачал головой и слегка покраснел.
— Посмотри на себя! — воскликнул он. — Ты такая светленькая! А если еще и отец будет вроде этого Кортни, то, уверяю тебя, Грейс, никому и в голову не придет, что кровь ребенка подпорчена.
Подпорчена. Грейс сжала зубы.
А отец продолжал, не заметив, что оскорбил ее.
— На семь восьмых белый! А твои внуки будут белыми на пятнадцать шестнадцатых! Да никто ничего не заподозрит! Грейс, сделай это ради меня! Ведь я твой отец, ты должна быть мне благодарна!
Вот всегда у них так. Грейс сложила на груди руки и в упор посмотрела на отца.
— И что ты станешь делать, если я не расплачусь должным образом за твое благородство? За то, что по доброте ты признал меня своей дочерью?
— Я знаю, чего ты хочешь! Ты хочешь вынудить меня сказать, что тогда я тебя продам! Хочешь сделать вид, будто я тебя не люблю, будто ты нужна мне только ради внуков! Если бы это было так, дорогая, можешь не сомневаться, что ты была бы уже либо замужем, либо продана в рабство! — Внезапно он смягчился. — Грейс, я хочу, чтобы ты была счастлива. А этот Кортни… Ты же сама слышала, что он говорил. Ему, как и тебе, рабство не по душе. Вот и Мату он тоже нравится, ведь так, Мату?
Мату давно уже бросила возиться с запутанной вышивкой. Она взяла Грейс за руку и кивнула.
— Значит, тебе вдруг пришло в голову, что я должна выйти замуж? — спросила девушка.
Мату снова кивнула головой, затем раскрыла ладонь, покачала ею и показала себе на голову.
— Считаешь, я должна все обдумать? — перевела ее жест Грейс. И опять Мату кивнула
Эдмунд фыркнул.
— Где ей меня слушать, — проворчал он. — Я ведь всего-навсего отец. Уговори ее, Мату, ладно?
— Она не может говорить, папа, — обвиняющим тоном произнесла Грейс, но Эдмунд не обратил внимания.
— Еще как может! Иногда громче, чем все мы, вместе взятые. Ладно, меня ждет работа. Думаю, вам есть о чем поговорить наедине.
Он вышел из комнаты, а Грейс обернулась к своей служанке:
— Мы ведь всегда с тобой соглашались на этот счет, Мату! Мне нельзя выходить замуж. Это опасно для меня и для детей, которые у меня могут появиться. Неужели ты хочешь, чтобы я рожала рабов?
Мату покачала головой. Одной рукой она, словно наручником, крепко обхватила запястье другой, потом разжала пальцы и развела руки, подчеркивая этим жестом освобождение.
— Ты про свободу? — спросила Грейс.
Мату ритмично замахала руками вверх-вниз, имитируя качающуюся на волнах лодку. Потом стала изображать мытье пола и возню с канатом. И снова повторила жест, означающий у нее свободу.
— Негры на его корабле? — спросила Грейс. — Свободные? — Мату кивком подтвердила ее догадку. — Не иметь рабов и жениться на рабыне — разные вещи.
Мату заворчала и легонько шлепнула Грейс по лбу. Она указала на голову Грейс, потом на свою, энергично замотала ею и опять изобразила жестом наручники, но на этот раз без освобождения.
— Да, я знаю. Я не рабыня, но…
Мату снова шлепнула девушку по лбу, ткнула пальцем в свою голову, затрясла ею.
— Я не знаю? Снова наручники.
— Я не знаю рабства?
Мату сложила на груди руки и подняла подбородок. Каждая мышца ее тела как будто кричала: именно так!
Убедившись, что ее мысль дошла до девушки, Мату вышла и через задний двор направилась к кухне. Грейс же осталась наедине с перепутанным клубком цветных ниток и кое-как начатой вышивкой.
Глава 2
Джайлз уже открыл было рот, чтобы ответить, но не смог выдавить из себя ни звука. По ухоженному газону за спиной Уэлборна от дома шла женщина. Золотистые волосы сияли на солнце, медлительная грация ее движений завораживала взгляд. На ней было бледно-зеленое платье, цвет которого оттенял безупречность медовой кожи. Высоко поднятые волосы открывали стройную шею, но эта масса золотых локонов явно не желала укладываться в строгую прическу. Девушка подошла ближе, и Джайлз замер под взглядом умных зеленых глаз. Эдмунд оглянулся, потом сказал:
— Моя дочь, Грейс Уэлборн.
Джайлз слегка покраснел. Что он уставился в самом-то деле! Да еще при отце. Он прочистил горло и проговорил, стараясь, чтобы голос звучал безразлично:
— Красивая девушка.
Наконец Джайлз перевел дух и тут же заметил, что дочку Уэлборна сопровождает невысокая чернокожая служанка. В одной руке она несла корзинку, закрытую полотняной салфеткой, в другой — бутылку вина. На руке у нее висело полотенце. Сзади шла еще одна женщина с широким подносом, на котором теснились бокалы, тарелки, сыр, мясо, фрукты.
— Грейс, дорогая, — позвал Эдмунд, — позволь представить тебе капитана Кортни.
Грейс остановилась чуть дальше, чем требовали хорошие манеры, и склонила голову. Капитан корабля — вот неожиданность. И явный прогресс. Куда лучше, чем работорговец (и о чем только думал отец, знакомя ее с ним?) или бесчисленные плантаторы, всякие мелкие аристократы из Франции и Англии. Разумеется, этому она тоже откажет, как и всем остальным.
— Рада познакомиться, — проговорила она и присела в грациозном реверансе.
Надо признать, он очень приятный. Выглядит в точности как настоящий капитан — чистый, опрятный. Лицо зрелого мужчины, вокруг глаз глубокие морщины, и все равно в нем есть что-то мальчишеское. А глаза у него серые, добрые, но взгляд острый и проницательный. Не слишком высок, плечи широкие, во всем облике — уверенная властность. Судя по его взгляду, он нашел, что она — красавица, это ясно, но, с другой стороны, так считало большинство мужчин.
— Итак, — вернулся к разговору Эдмунд, с интересом наблюдая за молодыми людьми, — вы получили мое послание?
Джайлз на мгновение прикрыл глаза. Очевидно, придется вести этот неприятный разговор в присутствии прелестной дочери Уэлборна.
— Вы о рабах?
— Да. Я знаю, вы не считаете себя настоящими торговцами, но мне срочно требуется транспорт для нескольких человек.
— Боюсь, сэр, я не смогу вам в этом помочь, — проговорил Джайлз, распрямляя спину.
Эдмунд вспыхнул:
— Но ведь у вас самого есть чернокожие! Я вижу их на борту. — И он махнул рукой в сторону бухты.
— Да, сэр, но они свободные.
— Что за черт?
— Можете не сомневаться — им платят столько же, сколько белым членам команды.
— Им платят? — удивленно воскликнула Грейс. — Вы платите своим африканцам?
— Да, мисс Уэлборн. Они выполняют такую же работу, так же мне подчиняются. Кое-кто из лучших моряков в наших водах — негры.
— Поразительно, — заинтересованно заметила Грейс. Эдмунд покачал головой, сказанное его явно удивило.
— Не очень-то это практично.
Джайлз молча пожал плечами. Он приехал не для того, чтобы читать проповеди, но не собирался и оправдываться за свои убеждения.
Низенькая негритянка улыбнулась ему и, словно бы приглашая, подняла бутылку с вином, потом вместе с другой рабыней расстелила скатерть в тени большой смоковницы. Грейс и Эдмунд сели рядышком, а Джайлз — напротив. Так он мог одновременно вести разговор и наблюдать за работой в бухте, где в нескольких сотнях ярдах от них шла погрузка. Прислуживающие негритянки расставили тарелки тонкого фарфора — явный знак богатства в краю деревянных ложек и глиняной посуды. В корзинке оказался душистый свежеиспеченный хлеб, вино тоже было прекрасным. Джайлз ни на минуту не забывал о деле, тем не менее он в полной мере наслаждался недолгим отдыхом, обществом, дующим с моря ветерком.
Пока капитан Кортни и Эдмунд беседовали о погоде и прочих тривиальных вещах, Грейс пребывала в смущении. Среди ее близких и соседей не было ни одного человека, который считал бы негров людьми. Дело дошло до того, что отец запретил Грейс в присутствии других плантаторов говорить о рабах. Он считал ее искренность неуместной. Грейс очень удивилась, заметив, как мягко среагировал отец на заявление капитана Кортни. В словах капитана слышалось невысказанное осуждение. Довольно самонадеянный шаг, если учесть, что он рассчитывал получить у Эдмунда заказ. Эта мысль привела ее в замешательство.
Грейс прямо взглянула в лицо Джайлза и спросила:
— Значит, капитан Кортни, вы не занимаетесь работорговлей? Вы только перевозите продукты труда рабов, которые они производят и за которые умирают. И ваша совесть спокойна?
— Грейс! — поспешно воскликнул Эдмунд.
— Нет-нет, — запротестовал Джайлз. — Это справедливое замечание. Так и есть. Я полагаю, что рабство — это необходимое зло. Моя профессия напрямую связана с плантаторами и плантациями. А что касается моих личных отношений с африканцами, то я предпочел бы не становиться в позицию собственника.
— Необходимое зло, — задумчиво повторила Грейс и откусила кусочек сыра.
Ее подобный взгляд на вещи не устраивал, но все же это было не высокомерное обоснование рабства, принятое отцом и его друзьями. Они считали негров дикарями, тягловыми животными, которые ничем не отличаются от лошадей и коров. Но Грейс возражала, напоминая, что если кто-нибудь обидит животное, то оно всегда будет ненавидеть и бояться этого человека. Мату обрекли на жизнь в молчании ради интересов Грейс, но негритянка любила ее и заботилась о ней, как о собственном ребенке. Как человек, Мату была значительно благороднее Иоланты и Эдмунда, а ведь они считали себя вправе владеть ею. Нет, Грейс не согласна, что рабство необходимо, однако если кто-то считает его злом — это уже хорошо.
— Извините ее, — попросил Эдмунд, бросая сердитый взгляд на свое дитя. — Она идеалистка. Должен признать, я слишком ее балую, заслоняю от реальной жизни.
И снова Джайлз пожал плечами и мягко улыбнулся:
— Тут нечего извинять, однако не похоже, что ваша дочь живет в башне из слоновой кости. Большинство дочерей плантаторов понятия не имеют о тяжелой доле тех, кто им служит.
Грейс приподняла золотистую бровь. Его мягкий упрек достиг цели. Она сама тоже пользуется плодами труда рабов. Однако у нее не было выбора. Или был? Но и сейчас она поступила с этой мыслью так, как поступала с ней все десять предыдущих лет. Утопила ее в глубине сознания раньше, чем та успела всплыть и полностью оформиться.
Грейс закусила губу. Как посмел ее отец привести сюда этого человека, который так охотно признает свое несовершенство и тем сильнее заставляет ее чувствовать собственную неполноценность? И как смеет этот человек говорить об этом со столь обаятельной улыбкой и в такой мягкой манере?
— Вы живете в Порт-Рояле? — резко спросила Грейс. Джайлз кивнул и запил вином корочку хлеба.
— Да, когда я не в море. — Он спрятал улыбку. Каждая мысль Грейс явственно отражалась на ее лице, в изгибе рта, в нахмуренных бровях. Джайлз чувствовал, что разум этой молодой женщины редко пребывает в безделье. Пожалуй, Эдмунду Уэлборну хватает хлопот со своей дочерью.
— Я никогда не ездила в город, а мне бы очень хотелось, — сообщила Грейс и хмуро взглянула на Эдмунда. — Отец считает, что это слишком вульгарное место.
— Ну, — протянул Джайлз, — такие женщины, как вы, там редко встречаются. Там зачастую происходят вещи, о которых девушке вроде вас знать не следует. Большинство белых женщин живут за городом.
На губах Грейс промелькнула быстрая циничная улыбка, взгляд потух. Джайлз не мог понять отчего. Он задумался, наблюдая за рабами, которые трудились на веслах в набитых корзинами шлюпках, помогая поднимать товары на палубу «Надежды». Первый помощник очень оперативно распоряжался погрузкой. Джайлз чувствовал, что его место не здесь, за столом с угощением, а вместе с командой. Однако за прошедшие два года он успел многое понять и знал, как надо обходиться с клиентами. Не стоило оскорблять Уэлборна отказом от угощения после того, как Джайлз заявил ему, что не одобряет рабовладения.
— Жаль, что ваша жена не смогла к нам присоединиться, — произнес Джайлз, пытаясь найти нейтральную тему. — Надеюсь, она здорова?
— О да, — отозвался Эдмунд, — просто у нее очень светлая кожа, и в это время суток она может обгореть.
— По крайней мере ваша дочь согласилась составить нам компанию, — продолжал Джайлз и тотчас заметил, что он явно не первый, кто делает подобное замечание.
Слегка покачав головой, Грейс снова улыбнулась. Все той же загадочной горькой улыбкой.
— Ну, я не такая белокожая, как миссис Уэлборн. А отец просто не хочет говорить вам, что моя… мать никогда не садится с нами за стол.
Эдмунд неловко рассмеялся:
— Иоланта из тех женщин, которые никогда не едят в установленные часы. Она весь день что-нибудь перехватывает. Может, оттого, что она француженка, кто знает?
Его дочь тоже засмеялась.
— Все знают, что во Франции не церемонятся, — неприязненно проговорила она.
Джайлз улыбнулся, чувствуя, что суть происходящего ускользает от него. Эдмунду Уэлборну не больше, чем Джайлзу, понравилось замечание дочери. Он мрачно посмотрел на нее, прочистил горло и сказал:
— Очень дурно, знаешь ли, обсуждать леди в ее отсутствие.
— А мы здесь свято придерживаемся хорошего тона, — как будто согласилась Грейс, но Джайлз заметил в ее глазах необъяснимую тоску, словно бы ей отчаянно хотелось, чтобы все сказанное было правдой!
Настроение за столом переменилось, неловкость все нарастала. Джайлз поднялся, он больше не мог оставаться в этой атмосфере тайны и подавленных чувств.
— Ну что ж! Я, конечно, доверяю своим людям, однако стоит все же самому проследить, как грузят ваши товары. И мы тут же отплывем.
— Так скоро? — спросил Эдмунд, поднимаясь из-за стола вслед за Джайлзом. — Надеюсь, мы ничем вас не обидели? Грейс, проси нашего гостя остаться.
Девушка подняла глаза на моряка, и Джайлз так до конца и не разобрался, действительно ли в них была просьба или ему просто очень хотелось ее там увидеть.
— Разве вы не можете задержаться, капитан? — спросила Грейс.
Капитан. В ее устах это прозвучало так естественно и так уместно.
— Я остался бы с величайшим удовольствием, — серьезно ответил Джайлз, — но невозможно начинать плавание, если команда видит, что капитан пренебрегает своими обязанностями. Когда я доставлю назад выручку вашего отца, может быть, вы позволите погостить у вас подольше?
Несколько секунд Грейс молча смотрела на Джайлза. Он так не похож на тех мужчин, которых приводит в дом ее отец! Самоуверенных, исполненных сознания собственной важности… Целая команда доверяет ему свои жизни, а он просит разрешение повидать ее еще раз, как будто это действительно для него важно. Внезапно Грейс осознала, что ей очень хочется, чтобы он вернулся и погостил у них. Но такие мысли могли привести ее туда, куда она не собиралась идти ни с одним мужчиной!
Грейс небрежно пожала плечами, но как же сопротивлялись эти плечи, как не хотелось им делать этот беззаботный жест!
— У вас, без сомнения, немало важных дел, — проговорила она и повернулась к Джайлзу спиной, чтобы помочь Мату убрать со стола.
За недолгое время, проведенное в обществе Грейс, Джайлз видел на ее выразительном лице отражение множества чувств, однако то безнадежное отчаяние, которое она пыталась скрыть, отвернувшись к столу, пронзило ему сердце. Что же здесь происходит? Почему на лице девушки то презрительная насмешка, то глубокая грусть?
Поведение рабыни делало тайну еще непрогляднее. Низкорослая негритянка жестами прогнала Грейс от стола, указывая головой на Джайлза. Дочь Уэлборна смотрела на нее с явным недоумением, но рабыня выдавила из себя странный звук и снова махнула в сторону Джайлза. Эдмунд усмехнулся:
— Кажется, вы понравились нашей Мату.
— Хм… Я польщен, — поклонился Джайлз. — Что еще за Мату?
— Это может оказаться куда важнее, чем вы думаете, — загадочно отозвался Эдмунд.
Грейс, хмурясь, взглянула на служанку и отрицательно покачала головой, но негритянка снова показала на Джайлза и упрямо попыталась забрать блюдо из рук девушки.
— Я сама! — фыркнула Грейс, служанка покачала головой, а Эдмунд снова усмехнулся:
— Видишь, Грейс, в твоей помощи не нуждаются. Пойди проводи нашего гостя на берег.
Девушка резко обернулась к отцу:
— Ты прекрасно знаешь, что все напрасно. Это жестоко, в конце концов!
Грейс посмотрела на Джайлза, и он с ужасом ждал, что она сейчас заплачет. Видит Бог, он охотнее столкнется с вооруженным пиратом, чем с рыдающей хорошенькой девицей!
— Попутного вам ветра, капитан Кортни, и счастливого пути. — Она наконец выпустила из рук блюдо, за которое сражалась со своей служанкой, сделала торопливый книксен, подхватила юбки и помчалась к дому.
Мужчины смотрели ей вслед: Джайлз в полном недоумении, Эдмунд — с грустной задумчивостью. Наконец Джайлз решился прервать неловкое молчание:
— Все в порядке, сэр. Я не могу навязывать свое общество вашей дочери. Пожалуйста, не вините ее. Она имеет право на собственные предпочтения.
Эдмунд сложил на груди руки.
— Если и есть на свете мужчина, соответствующий предпочтениям моей девочки, то это вы. Я решил, что, возможно… Ну ладно. Не обращайте внимания. И все равно я надеюсь, что на обратном пути вы спланируете свое время так, чтобы провести у нас несколько дней. На самом деле мы здесь, в Уэлборне, очень гостеприимны. Дайте мне только шанс доказать вам это.
Голос Уэлборна звучал слишком оживленно и дружелюбно, он изо всех сил старался вести себя как можно естественнее. В глубине души он явно не считал инцидент исчерпанным. Джайлз вежливо пробормотал что-то и, смирив уязвленное самолюбие, пошел по газону к бухте. Поразмыслив, он решил, что ухаживать за дочерью клиента по крайней мере неразумно, а кроме того, он стал капитаном всего несколько дней назад, сейчас ему не до нежных чувств.
У самого дома Грейс внезапно обернулась. Ее глаза устремились к мощной, но стройной фигуре моряка. Капитан с достоинством направился к пристани, следом семенил ее отец. Как он хорош, этот капитан! Видно, что он из тех, кто привык к труду и не требует от других того, чего не станет делать сам. Грейс заметила, как неуютно он чувствовал себя за столом, пока другие работали. Человек действия, не расположенный пребывать в праздности.
«Ну-ка, прекрати, Грейс! — прикрикнула она сама на себя. — Господи Боже мой! Всего двадцать минут в его обществе, и вот ты уже воображаешь его образцом добродетели. Тебе он не достанется!»
Отец Грейс наконец догнал моряка, остановил его и оживленно заговорил, но девушка не слышала, о чем шла речь. Казалось, капитан Кортни хотел уйти, но неожиданно обернулся и посмотрел на дом. Со своего места Грейс не могла разглядеть его лица, но поняла, что он смотрит на нее. Надо забыть о нем! Повернуться и уйти в дом! Но Грейс никак не могла заставить себя сделать это. Должно быть, он сказал отцу что-то приятное, потому что они вместе пошли к лодкам и Эдмунд зашагал удивительно легко.
Несмотря на все свои добрые намерения, Грейс все думала о капитане Кортни. Таков ли он, каким она его вообразила? Девушка тяжело вздохнула. Если бы только она сама была такой, какой он ее считает! Но это не так.
Часом позже Грейс сидела на стуле с высокой спинкой в гостиной своего дома и, отодвинув в сторону пяльцы с вышиванием, пыталась распутать сбившийся клубок нитей у себя на коленях. Рядом стояла Мату. Иоланта сидела на стуле из того же гарнитура и осторожно вытягивала нитку из собственного аккуратного мотка пряжи, всем своим видом демонстрируя, что не желает замечать Грейс. Мачеха лишь ехидно усмехнулась, услышав сокрушенный вздох Грейс.
Многие владельцы плантаций жили в домах, которые мало чем отличались от простых хижин, так что дом с несколькими спальнями и такой элегантной гостиной считался роскошью. Главное место в комнате занимал величественный обеденный стол красного дерева в окружении стульев с резными спинками. Возле одной из стен стояло несколько стульев, обитых гобеленовой тканью, и небольшой столик для чая. Грейс отчаянно мечтала, чтобы у них была настоящая английская вилла с несколькими подобными помещениями. Тогда она была бы полностью избавлена от общества Иоланты с ее безупречно гладкой прической, с аккуратнейшими стежками, с мотками пряжи, которые никогда не путаются. Непослушный золотой локон соскользнул на щеку Грейс, стежки вышивки пошли вкривь и вкось, а нитки совсем запутались. И все равно, с удовлетворением подумала она, у Иоланты тоже есть недостаток, и еще какой!
Грубые темные руки Мату забрали у Грейс перепутанные мотки и стали терпеливо разбирать нити. Девушка подняла глаза на служанку и улыбнулась. В ответ старая женщина покачала головой, ее поднятые брови явственно говорили: «Ты сама виновата, что устроила такую путаницу».
— Да ну, Мату. Это пустая трата времени. Ведь я даже не шью. Ничего не создаю, просто украшаю готовую вещь.
— Неудивительно, что ты не способна понять, — заговорила Иоланта, и тут стали видны ее гнилые коричневатые зубы. — Вышивка — вид искусства, а тебе, разумеется, недостает утонченности и воспитания, чтобы осознать это.
Грейс воинственно посмотрела на мачеху.
— Я считаю, что самая искусная вышивка ни к чему, если одежда плохая. Воспитание тоже ничего не значит, если человек дурной по натуре. Красота может скрывать такую мерзость…
Иоланта не успела ответить, как в дверь вошел Эдмунд. В обычных обстоятельствах это не удержало бы Иоланту от колкости, но сейчас она видела, как напряжен Эдмунд, как горит его взгляд, как зеленые глаза жгут спину дочери. Так что его жена проглотила язвительное замечание, протянула руку к вазе с засахаренным миндалем и с интересом стала ждать развития событий.
— Собирается шторм? — спросила она. Ее карие глаза смотрели со спокойной невинностью, но алчный блеск выдавал ее с головой. Иоланта обожала скандалы.
Эдмунд не соизволил обратить на нее внимание, он, не отрываясь, смотрел на дочь.
— Капитан лишь хотел получить разрешение навестить тебя еще раз. Он же не просил твоей руки!
Под взглядом Эдмунда у Грейс все внутри сжалось, но голос ее звучал ровно и безучастно:
— Я думала, что это и есть конечная цель визитов к женщине — просить ее руки.
— И что, это так ужасно?
Грейс подняла глаза на служанку, но Мату лишь махнула рукой и кивнула в знак согласия с Эдмундом. Грейс резко встала, пяльцы с тканью упали на пол. Девушка и не подумала их подбирать.
— Вы оба прекрасно знаете, как это бессмысленно. А тебя, Мату, я совсем не понимаю.
Иоланта театрально вздохнула и аккуратно убрала иголку в рабочую корзинку.
— Как ни прискорбно, Эдмунд, но я должна признать, что Грейс права. — И она усмехнулась, словно вспомнила очень забавную шутку. — После рождения первенца ей, возможно, придется пережить очень неприятные объяснения.
— Уйди, Иоланта! — рявкнул на жену Уэлборн.
Что изменится, даже если ты запретишь мне говорить об этом? — с насмешкой в голосе произнесла она, взяла свою корзинку, неторопливо поднялась, с достоинством прошествовала к лестнице в центре комнаты и, обернувшись, бросила: — Пожалуй, я закончу работу в своих покоях. — Но никто не отозвался.
— Она такая язва, Грейс. Не слушай ее, — проговорил Эдмунд, наблюдая, как удаляется его жена.
— Она права.
Эдмунд покачал головой и слегка покраснел.
— Посмотри на себя! — воскликнул он. — Ты такая светленькая! А если еще и отец будет вроде этого Кортни, то, уверяю тебя, Грейс, никому и в голову не придет, что кровь ребенка подпорчена.
Подпорчена. Грейс сжала зубы.
А отец продолжал, не заметив, что оскорбил ее.
— На семь восьмых белый! А твои внуки будут белыми на пятнадцать шестнадцатых! Да никто ничего не заподозрит! Грейс, сделай это ради меня! Ведь я твой отец, ты должна быть мне благодарна!
Вот всегда у них так. Грейс сложила на груди руки и в упор посмотрела на отца.
— И что ты станешь делать, если я не расплачусь должным образом за твое благородство? За то, что по доброте ты признал меня своей дочерью?
— Я знаю, чего ты хочешь! Ты хочешь вынудить меня сказать, что тогда я тебя продам! Хочешь сделать вид, будто я тебя не люблю, будто ты нужна мне только ради внуков! Если бы это было так, дорогая, можешь не сомневаться, что ты была бы уже либо замужем, либо продана в рабство! — Внезапно он смягчился. — Грейс, я хочу, чтобы ты была счастлива. А этот Кортни… Ты же сама слышала, что он говорил. Ему, как и тебе, рабство не по душе. Вот и Мату он тоже нравится, ведь так, Мату?
Мату давно уже бросила возиться с запутанной вышивкой. Она взяла Грейс за руку и кивнула.
— Значит, тебе вдруг пришло в голову, что я должна выйти замуж? — спросила девушка.
Мату снова кивнула головой, затем раскрыла ладонь, покачала ею и показала себе на голову.
— Считаешь, я должна все обдумать? — перевела ее жест Грейс. И опять Мату кивнула
Эдмунд фыркнул.
— Где ей меня слушать, — проворчал он. — Я ведь всего-навсего отец. Уговори ее, Мату, ладно?
— Она не может говорить, папа, — обвиняющим тоном произнесла Грейс, но Эдмунд не обратил внимания.
— Еще как может! Иногда громче, чем все мы, вместе взятые. Ладно, меня ждет работа. Думаю, вам есть о чем поговорить наедине.
Он вышел из комнаты, а Грейс обернулась к своей служанке:
— Мы ведь всегда с тобой соглашались на этот счет, Мату! Мне нельзя выходить замуж. Это опасно для меня и для детей, которые у меня могут появиться. Неужели ты хочешь, чтобы я рожала рабов?
Мату покачала головой. Одной рукой она, словно наручником, крепко обхватила запястье другой, потом разжала пальцы и развела руки, подчеркивая этим жестом освобождение.
— Ты про свободу? — спросила Грейс.
Мату ритмично замахала руками вверх-вниз, имитируя качающуюся на волнах лодку. Потом стала изображать мытье пола и возню с канатом. И снова повторила жест, означающий у нее свободу.
— Негры на его корабле? — спросила Грейс. — Свободные? — Мату кивком подтвердила ее догадку. — Не иметь рабов и жениться на рабыне — разные вещи.
Мату заворчала и легонько шлепнула Грейс по лбу. Она указала на голову Грейс, потом на свою, энергично замотала ею и опять изобразила жестом наручники, но на этот раз без освобождения.
— Да, я знаю. Я не рабыня, но…
Мату снова шлепнула девушку по лбу, ткнула пальцем в свою голову, затрясла ею.
— Я не знаю? Снова наручники.
— Я не знаю рабства?
Мату сложила на груди руки и подняла подбородок. Каждая мышца ее тела как будто кричала: именно так!
Убедившись, что ее мысль дошла до девушки, Мату вышла и через задний двор направилась к кухне. Грейс же осталась наедине с перепутанным клубком цветных ниток и кое-как начатой вышивкой.
Глава 2
Джайлз поднялся из-за крепкого дубового стола, уставленного тарелками, и начал убирать посуду. После месячного плавания так хорошо было поесть домашней пищи в доме у Куперов на окраине Бостона! Вот странно, он никогда не думал, что будет скучать по теплу домашнего очага. В конце концов, никакого дома в полном смысле этого слова у него не было с тех пор, как в юности он ушел в море. Но после того, как Джефф и Фейт поженились, нет, после того, как его, Джайлза, выбрали крестным отцом для их сына, он вдруг начал ценить каждую минуту, которую удавалось провести в уютной домашней обстановке. И он радовался, что познакомился с родителями Фейт, что его всегда радушно принимают в их доме, когда ему случается попасть в Новую Англию.
— Нет, нет! — воскликнула Найоми Купер, качая головой в белом чепце. — Вы — наш гость! — Она взяла у него из рук блюдо и махнула рукой, чтобы он снова сел.
Джонатан Купер, расположившийся рядом с Джайлзом, весело усмехнулся:
— Она хочет, чтобы вы продолжали рассказывать. Наверняка вы упустили какую-нибудь крошечную подробность о нашем внуке.
— Про Фейт и Джеффа мне тоже хочется послушать! — возразила Найоми.
Сыновья Куперов — четырнадцатилетний Исайя и девятилетний Давид — принялись убирать со стола и мыть посуду, на ходу споря, что кому делать. Взрослые переместились из обеденного угла комнаты в ту часть, которая служила гостиной. В огромном камине весело полыхал огонь, и все трое чудесно разместились вокруг него в простых, но удобных креслах.
— Я рассказал вам все, что только мог, — шутливо пожаловался Джайлз. — У Фейт и маленького Джонатана все отлично. Бизнес Джеффа процветает.
— Да-а-а, — согласился Джонатан, — второй корабль. Это хороший знак. Сразу видно, что дело прибыльное.
Джайлз улыбнулся. Отец Фейт был пуританином до мозга костей. Вот и сейчас он уже в пятый раз за вечер спросил:
— Так вы абсолютно уверены, что она придерживается нашей веры?
— Мне кажется, она ее устраивает, — успокоил его Джайлз. Джонатан покачал головой с шапкой длинных седых волос.
— Нет, нет! — воскликнула Найоми Купер, качая головой в белом чепце. — Вы — наш гость! — Она взяла у него из рук блюдо и махнула рукой, чтобы он снова сел.
Джонатан Купер, расположившийся рядом с Джайлзом, весело усмехнулся:
— Она хочет, чтобы вы продолжали рассказывать. Наверняка вы упустили какую-нибудь крошечную подробность о нашем внуке.
— Про Фейт и Джеффа мне тоже хочется послушать! — возразила Найоми.
Сыновья Куперов — четырнадцатилетний Исайя и девятилетний Давид — принялись убирать со стола и мыть посуду, на ходу споря, что кому делать. Взрослые переместились из обеденного угла комнаты в ту часть, которая служила гостиной. В огромном камине весело полыхал огонь, и все трое чудесно разместились вокруг него в простых, но удобных креслах.
— Я рассказал вам все, что только мог, — шутливо пожаловался Джайлз. — У Фейт и маленького Джонатана все отлично. Бизнес Джеффа процветает.
— Да-а-а, — согласился Джонатан, — второй корабль. Это хороший знак. Сразу видно, что дело прибыльное.
Джайлз улыбнулся. Отец Фейт был пуританином до мозга костей. Вот и сейчас он уже в пятый раз за вечер спросил:
— Так вы абсолютно уверены, что она придерживается нашей веры?
— Мне кажется, она ее устраивает, — успокоил его Джайлз. Джонатан покачал головой с шапкой длинных седых волос.