Страница:
Он… да ему должно быть не меньше шестидесяти, и что он может найти в тебе такого особенного, всего лишь разведенную беженку с детьми и растяжками на животе после родов?
— Я… э-э, вижу, вы нашли что надеть, — сказал О’Нил, наполнил тарелки детей и отнес их к столу. — Я подумал, кое-что из вещей Энджи может вам подойти. Я собирался сказать вам прошлым вечером взять что понравится. Собственно, я поговорил с Элгарс насчет ситуации со снабжением в подгороде; я понятия не имел. Дом ломится от вещей; вы должны взять все, на что упадет глаз. Я… удивлен, впрочем, что вам удалось найти подходящий лифчик.
— Я благодарна вам за предложение насчет одежды, — сказала Шари. — Это малость отдает благотворительностью, ну да и черт с ним, я не против принять немного пожертвований. В подгороде на самом деле ничегонет.
Она улыбнулась и снова потянулась.
— Хотя признаюсь, что кое-что у меня вряд ли получится найти.
Папа О’Нил закашлялся и отвернулся к плите, а Шари гляделась в поисках нейтральной темы для разговора.
— Где остальные дети? — спросила она. Ирен слезла со стула и забралась к ней на колени, прихватив тарелку с собой. Затем вернулась к серьезному занятию запихивания себе в рот печенья с беконом.
— Кое-кто еще спит, — сказал Папа О’Нил. — Остальные снаружи, помогают Кэлли по хозяйству. Им это нравится.Она повела их с утра собирать яйца, а затем они их ели.Билли даже помог доить корову, а уж такого требовать поистине никто не вправе.
— Дети всегда любят помогать по хозяйству, — усмехнулась Шари. — Один раз. И пока им не надоест.
— Ну, это держит их на улице и дает возможность побегать, — сказал О’Нил. — И вам побыть без них; видно, что вам нужен отдых.
— Я люблю своих детей, — запротестовала Шари. — Даже тех, кто не мои.
— Разумеется, и мне они тоже нравятся, — отозвался О’Нил. Он взял остывший кусочек бекона и положил на поднос самой младшей. — Но быть при них все время — это слишком для кого угодно, даже для супермамы.
Шари нахмурилась и прочистила горло.
— У-у… думаете, Эмбер следует давать бекон?
Папа О’Нил тоже сдвинул брови, затем пожал плечами.
— Не вижу, почему нет. Когда я был маленьким, и мне давали, и моему сыну тоже, как я слышал. И это уже третий кусок, что она размолола деснами вусмерть за утро. Что же мне, по-вашему,следовало ей дать?
Шари помолчала и понаблюдала, как Эмбер ухватила лишь слегка обжаренный бекон и принялась перетирать его деснами.
— Я… ну, если вы считаете, что это ничего, — с сомнением произнесла она. — Обычно мы даем ей молочную кашу из пшеничной крупы…
— Манку, — сказал Папа О’Нил. — Есть такая. Свежайшего помола. Фактически даже двух сортов.
— Или кукурузные хлопья с молоком? — продолжала Шари.
— И это есть, — сказал Папа О’Нил. — А как насчет пюре из кукурузной муки? Отличное детское питание. С добавкой молотого бекона для вкуса и текстуры.
— Вы все время так едите? — спросила Шари. — Удивляюсь, как это ваши артерии не заросли бляшками.
— Самый низкий уровень холестерина, какой только доводилось видеть моему доктору, — пожал плечами Папа О’Нил. — Это все купание в холодной воде и здоровые мысли.
— Ох-хо, — произнесла Шари и подобрала ломтик бекона, который Келли проглядела. — Один вопрос. Надеюсь, что не вторгаюсь в личную жизнь. Кто такая Энджи?
Папа О’Нил скривился и пожал плечами.
— От Энджи Кэлли получила по крайней мере половину своей внешности. Она моя бывшая жена. Живет в коммуне в Орегоне, с тех самых пор, как ей пошел пятый десяток и она открыла в себе истинное призвание… э, викария.
Он пожал плечами, положил яичницу, бекон и печенье на тарелку и принес ей.
— Мы никогдапо-настоящему не подходили друг другу. Она всегда была общительной натурой артистичного склада, любителем природы, а я… М-да. — Он пожал плечами. — Самое лучшее, что можно про меня сказать, это что я никогда не убил никого, кто этого не заслуживал. Ей никогда не нравилось,чем я занимался, но она мирилась и с этим, и со мной. Частично потому, что я часто и подолгу отсутствовал, и она была сама себе велосипед, так сказать. Она жила здесь, здесь же растила и Майка-младшего, кстати. Папаша был тогда еще жив, но он практически жил в холмах наверху, так что она вела хозяйство, как ей нравилось.
Как бы то ни было, когда я вернулся навсегда, какое-то время мы жили хорошо, а затем начали ссориться. В конце концов она открыла свое «истинное призвание» проповедника и уехала в ту коммуну, и я так понимаю, живет там счастливо по сей день.
— Граффити «Вудсток/Мир посредством силы», — улыбнулась Шари.
— А, так вы увидели, — расхохотался О’Нил. — Да уж. Все мы. Она грандиознона меня разозлилась за то, что я написал это на ее заднице. В свое оправдание могу сказать: она сама виновата, что так обкурилась и позволиламне это проделать. Я сказалей, что собираюсь сделать, и она посчитала это достаточной забавной идеей, чтобы… ну… тогда она посчитала это неплохой идеей.
— Значит, бабушки в помощь нет, — вздохнула Шари. — И кому-то надо поболтать с Кэлли по-девичьи.
— Это если вам удастся ее найти, — сказал Папа О’Нил. — Я не видел ее все утро. Слышать слышал;она отрабатывала на детишках свой голос сержанта-инструктора. Но совсем не видел.Обычно мы поднимаемся с рассветом, но она встала даже раньше и улизнула прежде, чем я встал.
— Я полагала, вы собирались встать и с утра забить жирную свинью, — с улыбкой произнесла Шари. Яичница с беконом были замечательны, и она ела с гораздо большим аппетитом, чем вчера.
— Я и забил, — ухмыльнулся О’Нил. — И она уже на гриле и медленно прожаривается прямо в эту минуту, пока мы разговариваем. И в обычный деньКэлли была бы прямо там, рядом со мной. Но не сегодня; она не подходила ко мне ближе пятидесяти метров сегодня утром.
Он замолчал, потер подбородок и озадаченно поднял глаза к потолку.
— Она не подходила ко мне ближе пятидесяти метров все утро, — задумчиво повторил он.
— Хотелось бы мне знать, что такое она натворила, — ухмыльнулась Шари.
— Могу, — ответила Кэлли. Она перебросила вилами очередную охапку сена в стойло с большим пылом, чем, собственно, требовалось. — Я могу прятаться столько, сколько потребуется, если хочешь.
Амбар был огромным и весьма старым. Первоначальное сооружение восходило ко временам сразу после Войны с Северной Агрессией, как ее называл Папа О’Нил. В нем располагались несколько стойл для лошадей, доильное отделение и крупный сенник. Вдоль одной стены стояло несколько рулонов сена. К одному из них прислонилась странного вида винтовка с большим плоским диском наверху. Кэлли никогдане покидала дом без оружия.
— Это же вполне естественно, — продолжала спорить Шэннон. Десятилетняя девочка соскользнула с копны сена и подобрала с пола комок глины. Она дождалась, когда мышь снова высунет голову из норы, и швырнула в нее глиной. Комок разлетелся от удара в стену выше норы, и мышь скрылась. — Ты имеешь право на личную жизнь!
— Да, конечно. Скажи это Деде, — надула губы Кэлли.
— Чтосказать Деде?
Кэлли замерла, затем, не оборачиваясь, воткнула вилы в сено.
— Ничего.
— Нам с Шари просто стало интересно, где ты пребываешь все утро, — сказал позади нее Папа О’Нил. — Я обратил внимание, что ты выполнила всю необходимую работу. Но как-то ухитрилась сделать ее, не приближаясь ко мне и на милю.
— Э-э. — Кэлли огляделась, но кроме как взобраться на сенник и уже оттуда, если ничего не помешает, выбраться наружу через окно в стене амбара, другой путь бегства отсутствовал. И рано или поздно ей придется повернуться. Она знала, что попала в безвыходное положение. Она кратко подумала, не повернуться ли и пробиться наружу с боем, или, в качестве альтернативы, сигануть в окно и отправиться в Орегон к бабушке. Но она сомневалась, что сможет пройти через старика. Что же касается жизни с бабушкой, коммуна полагалась на защиту местных военных; они отберут у нее оружие. Не пойдет.
Шэннон, эта предательница, сбежала на самом деле. Удрала. Вот поганка.
Наконец она вздохнула и повернулась.
— Внучка, — сказал он слегка приглушенным голосом, — что случилось с твоими глазами?
— Деда, не начинай, — угрожающе произнесла Кэлли.
— Я хочу сказать, ты похожа на енота…
— Думаю, ей хотелось скопировать облик Бритни Спирс, — деликатно выразилась Шари. — Но… накладывать так густо… тебе не идет, дорогая.
— Я имею в виду, если ты отправишься в город, меня арестуют за то, что я тебя побил, — продолжал Папа О’Нил. — Я хочу сказать, у тебя просто фонари вокруг глаз!
— Просто ты НИЧЕГО не понимаешь в моде!.. — сказала Кэлли.
— О, а мода —это…
— Эй, эй, эй! — воскликнула Шари, воздев руки вверх. — Давайте-ка все успокоимся. Я подозреваю, что в этом сарае все, за исключением меня, но, вероятно, включаялошадь, вооружены.
Папа О’Нил начал было что-то говорить, но она закрыла ему рот ладонью.
— Вы хотели, чтобы я, мы, поговорили с Кэлли о разных «девичьих штучках», верно?
— Да, — сказал О’Нил, убирая ее руку. — Но я говорил про… гигиену и…
— Как заставить парней выглядеть круглыми болванами? — спросила Кэлли. — Это я уже знаю.
Шари снова прижала ладонь к его рту, и он снова ее убрал.
— Послушай, я ее дед! — стал настаивать он. — Я что, уже и сказатьничего не могу?
— Нет, — ответила Шари. — Не можете.
— Арррр! — прорычал О’Нил, вскинув руки. — Вот почему я терпеть не могу,когда рядом женщины! О’кей! О’кей! Хорошо. Я не прав! Только одно.
Он погрозил Кэлли пальцем.
— Косметика. О’кей. Я могу смириться с косметикой. Косметика, это даже хорошо. Но не енотовые глаза!
— О’кей, — мягко произнесла Шари, подталкивая его к двери амбара. — Почему бы вам не проверить, как там свинья на гриле, а мы с Кэлли немного поболтаем?
— Чудесно, чудесно, — бурчал он. — Давайте. Поучите ее, как довести парня до бешенства, даже не раскрыв рта. Прочитайте ей курс девичьего университета… Замечательно…
Продолжая бубнить себе под нос, он покинул амбар Кэлли посмотрела на Шари и счастливо улыбнулась.
— Кажется, вы поладили.
— Да, похоже, — признала Шари. — В то время как ты, кажется, совсем с ним не в ладах.
— О, у нас все в порядке, — сказала Кэлли и уселась на сено. — Просто я провела слишком много лет в роли его безупречного маленького воина, а теперь… Я не знаю. Я устала от фермы, это я могу сказать точно. И я устала от того, что со мной обращаются, как с ребенком.
— Ну, придется потерпеть еще какое-то время, — сказала Шари. — И одно, и другое. Пока не случится что-нибудь очень неприятное. Потому что тебе только тринадцать, и это значит, что тебе находиться под опекой взрослых еще пять лет. И — да, они будут тянуться мучительно долго. И да, время от времени ты будешь хотеть вырваться, любым способом. И если захочешь испробовать способ по-настоящему дурацкий, то найдешь себе смазливого кобеля на крутой тачке и с красивой задницей, заведешь выводок детей и на четвертом десятке останешься одна с кучей ртов, которые надо кормить.
Кэлли потянула прядь волос и принялась старательно ее изучать.
— Не совсемто, чего я хотела бы добиться.
— Так ты говоришь сейчас, — кивнула Шари. — А через два года будешь пропадать в городке, болтая с одним из этих симпатичных молодых солдат с широкими плечами. Уж поверь. Будешь.Ты не сможешь ничего с собой поделать. И я вынуждена признать, что если ты будешь это делать с, как деликатно выразился твой дедушка, «енотовыми глазами», шансы оказаться через год с кем-нибудь вроде Эмбер на руках очень велики.
Кэлли вздохнула и покачала головой.
— Вечером я поговорила с Уэнди и Элгарс, никакой косметики у нас не было, но Уэнди кое-что мне рассказала. Так что утром я встала очень рано и…
— Попробовала, — сказала Шари. — Совершенно нормально. Никаких проблем. Хочешь пройти в дом и попробовать еще раз? На этот раз с помощью?
— Да? Можно? — спросила Кэлли. — Я знаю,что выгляжу по-дурацки. Я просто не знаю, как исправить. И мне ужасно нравится, как вы накрасились, чем бы там вы ни пользовались!
— Ну уж, — скривилась Шари. — Я бы предпочла сделать больше, чем сейчас; у меня кожа уже не такая чудесная, как у тебя. Но пришлось обойтись тем, что было. Она лежала в сумочке под раковиной. Похожей на галплас…
Выражение лица Кэлли заставило ее прерваться.
— Что такое?
— Это… — Кэлли помотала головой, ей явно было трудно говорить. — Это было моей мамы. Ее… прислали со Станции Хайнлайн, из ее каюты. Это… почти все, что осталось из личных вещей; остальное пропало при взрыве корабля.
— О, Кэлли, прости меня, — сказала Шари, прижав ладони к лицу.
— Да ничего, все нормально, — ответила Кэлли. — Вы можете ею пользоваться. Это всего лишь… хлам.
— Это не хлам, — сказала Шари и подошла к ней. — Прости меня, Кэлли. Я не знала.
— Да нет, все вправду нормально, — с застывшим лицом произнесла Кэлли. — Я довольна, что вы ею воспользовались. На самом деле. Я… Просто мне хотелось бы, чтобы мама. А!
Она сгребла волосы в кулак.
— Четыре миллиарда погибли за последние несколько лет! Я не станураспускать слюни, потому что мама одна из них! Я. Не. Стану.
Шари села рядом с девушкой и осторожно обняла ее за плечи.
— Ты можешь оплакивать свою мать любым способом, Кэлли. Выдержка и даже отрицание тоже формы выражения горя; поверь мне, я это знаю. Но не… вычеркивай ее. Не… поворачивайся к ней спиной.
Она вытерла глаза подростка и некоторое время покачивала ее, прижав к себе.
— Давай-ка смоем то, что ты наложила, затем достанем сумочку твоей мамы с предметами первой необходимости и испробуем их. Думаю, это будет хорошим началом. И не только в одном этом смысле.
— Не рановато ли для принятия на грудь? — усмехнулся Мосович.
Папа О’Нил поднял бутылку пива домашнего изготовления и сощурился на нее.
— Я ращу соблазнительную малолетку-засаду в долине, полной солдат с торчащими членами; для выпивки никогдане бывает слишком рано.
— Ну, чтобы сюда добраться, им придется попотеть, — признал Мюллер. — Мы тут побродили кругом и осмотрели средства обороны; мне приходилось видеть огневые базы с гораздо хуже устроенными зонами поражения.
Из-за спин двоих военных вышла Элгарс и прошла к очагу. Она посмотрела на свинью, распластанную на большой решетке и медленно жарившуюся над слабым огнем дров гикори.
— Это свинья, верно? — спросила она, втянув носом воздух. — Как те, что у вас в камерах.
— В загонах, — улыбнулся Папа О’Нил. — Да.
— И мы собираемся ее есть? — спросила она. — Они же… очень грязные.
— Я вымыл ее, прежде чем положить на решетку, — ответил О’Нил. — И вас никто не заставляет. Но лично я планирую, простите за выражение, обожраться.
Элгарс кивнула и оторвала кусочек полуобгоревшего мяса. Несколько секунд она жонглировала им и дула на него, пока он не остыл достаточно, чтобы положить в рот. Некоторое время она жевала, затем кивнула.
— Хорошо, — сказала она.
— Ну спасибо, — фыркнул О’Нил. — Я старался. Вот погодите, пока шкура не начнет похрустывать.
— Раньше вечера она готова не будет, верно? — спросил Мюллер.
— Верно, — сказал Папа О’Нил, брызнув пивом в очаг притушить огонь. Угли гикори зашипели и затрещали, испустив клубы ароматного дыма. — Скорее всего она будет готова лишь к сумеркам. Но мне не нужно торчать здесь все время; Кэлли будет приглядывать, чтобы огонь не слишком разгорался. Я думал сводить вас всех на холм. У меня там есть пара схронов, которые могут оказаться кстати, если дело запахнет керосином, и по гребням проходит пара троп, в таких местах, что вы удивитесь, и которые, может, сгодятся вам когда-нибудь.
— Меня устраивает, — сказал Мосович. — Не хотите составить нам компанию, капитан?
Элгарс посмотрела на крутые склоны холмов.
— Думаю, мне это очень понравится. Я давно хотела походить вокруг, но сомневалась, будет ли это уместно. А также слышала упоминание про автоматические системы обороны.
— Я не могу ничего оставлять на взводе, — заметил О’Нил. — Слишком много крупных животных. У нас стоят сенсоры, и хотя иногда забредают дикие послины, на автомат мы ставим только во время нападения.
— Знаете, — произнес Мюллер, — я чувствую себя полным идиотом. Мы тут себе разгуливаем, а в этих лесах водятся дикари. Мы уже натыкались на них раньше. А без оружия мы все равно что ходячий провиант.
— У него нет оружия, — сказала Элгарс, указывая на Папу О’Нила. — А он живет здесь.
— О, маловерные, — отозвался О’Нил, сунул руку за спину и вытащил нечто, напоминавшие миниатюрную пушку.
— «Орел Пустыни»? — спросил Мюллер, протягивая руку.
— Один в стволе, — ответил Папа О’Нил, перевернул оружие и подал рукояткой вперед. — «Орел Пустыни» под патрон пятидесятого калибра «Экшн Экспресс».
— Здорово, — сказал мастер-сержант. Он вынул обойму, оттянул затвор и достал патрон из патронника. Стальной с медным покрытием патрон был размером с его большой палец. — Господи! Да он огромадный!
— Патрон сорок пятого калибра в гильзе просто болтается, — рассмеялся Папа О’Нил. — Я как-то проверил при перезарядке. А пуля новой конструкции, «Винчестер Черный Носорог». Она свалит послина одним выстрелом, все равно куда попадешь. И их тут семь. Я устал вечно таскать на себе винтовку.
Элгарс осторожно взяла пистолет и взяла его на изготовку безупречной хваткой двумя руками.
— Мне нравится, но для моих рук рукоятка слишком велика.
— Что есть, то есть, — сказал Папа О’Нил. Он полил мясо соусом для барбекю, затем заново зарядил пистолет и спрятал его в кобуру. — И отдача просто зверская. Но ей-богу, мощная штука!
Он прикончил пиво, прополоскал бутылку под струей из выведенного наружу крана и поставил горлышком вниз на подставку, явно предназначенную для этой цели. Затем рыгнул и посмотрел на солнце.
— Если стартуем сейчас, то сможем добраться до пещер и вернуться обратно к обеду. Это позволит нам всю вторую половину дня дуть пиво, врать о своих давних приключениях и вести себя так, словно мы не усталые старые пердуны.
— Меня устраивает, — ухмыльнулся Мосович.
— Тогда вперед вооружаться, — сказал О’Нил. — Не стоит разгуливать по этимхолмам с одним только пистолетом. Даже таким большим.
— Вижу, ты последовала моему совету, — сказала она. — Хорошая работа. Если не сказать больше.
— А… — произнесла Кэлли.
— Потребовалось немного подправить, — призналась Шари.
— Деда сказал, у меня глаза были, как у енота, — обидчиво сказала Кэлли.
— У тебя и былиглаза енота, — сказала Шари. — И позже Уэнди может показать тебе, как правильносделать енотовые глаза; я как-то видела, как Уэнди сделала себе «внешность Бритни Спирс». Очень похоже.
Уэнди показала ей язык, но в остальном от комментариев воздержалась.
— А до той поры, — продолжала Шари, — обходись минимумом. На самом деле тебе оно особо и не нужно, знаешь ли. Большинство косметики придумано для того, чтобы женщины выглядели так, как ты без нее. И знай, не стоит намазывать ее на манер боевой раскраски, потому что так делают юные дамочки, кто продаетсвои ласки. И если пройдешься по центру Франклина так накрашенная, не удивляйся, когда один из тех солдат поймет тебя неправильно.
— Я просто устала быть «своим парнем», — сказала Кэлли. — То есть, пока у меня не начала расти грудь, и мальчики не стали виться вокруг меня с высунутыми до земли языками, Деда обращался со мной, как с парнем. Теперь он хочет заточить меня в башню, пока мои волосы не отрастут настолько, чтобы по ним можно было спуститься!
Шари улыбнулась и покачала головой.
— Он отец. То есть дед, но это практически одно и то же. На самом деле он желает тебе самого лучшего, на его взгляд. Он может быть прав, а может, и ошибается, но он старается делать именно это. Любой родитель старается сделать именно это, — со вздохом закончила она.
— Дело еще в том, что он сам парень, — сказала Уэнди. — Он былодним из тех мальчишек с высунутыми языками, и он знает, о чем они думают, и он знает, чего они хотят. И все, чего хотят девяносто девять процентов из них, это взобраться на тебя. Чтобы этого добиться, они что угодно скажут и что угодно сделают. Некоторые даже готовы применить силу. Он знает, что они думают, он знает, о чем они разговаривают друг с другом в казарме, и он знает, на что они готовы пойти, чтобы добиться этого. Именно поэтому у него такаяпаранойя.
— У меня тоже паранойя по этому поводу, — сказала Кэлли. — Достаточно, чтобы на тебя пару раз поохотились, и у тебя действительноразвивается паранойя. Но…
— Никаких «но» в моем случае, — сказала Уэнди. — Я прожила четыре, какое там, шесть лет с репутацией школьной потаскушки, потому что была единственной не дающейдевочкой. Даже не упомню, сколько раз на летних свиданиях я потела в длинном свитере и туго затянутых брюках. И ни разу не пыталась открыть электронный замок. Я не садилась на заднее сиденье, куда не надо было, потому что можно нажать на чертов детский замок безопасности, и я не смогла бы открыть дверь. Я шла домой пешком по меньшей мере шесть раз за четыре года. Когда дело доходит до парней и гормонов, чрезмернойпаранойи не бывает.
— Есть кое-что и похуже, — угрюмо сказала Шари. — Если ты ошибешься в своем выборе на том заднем сиденье, то можешь дойти до такого момента, что по-настоящему поверишь, что виновата во всем. Что тебя бьют, потому что это все твоя вина. Что заслуживаешь дурного обращения, потому что недостаточно хороша, недостаточно красива, недостаточно умна.
Она остановилась и посмотрела на Кэлли, мотавшую головой.
— Не пойми меня неправильно, мужчины — это великолепно, и у них есть свое место…
— Чинить краны и электропроводку, — фыркнула Уэнди. — Носить тяжести… убивать пауков…
— …но выбрать правильно — самое важное, что тебе предстоит, — продолжала Шари, строго посмотрев на Уэнди. — На этом месте все мои советы вянут. Я никогда не была способна выбрать ничего путного.
— Ну, у меня получилось неплохо, — улыбнулась Уэнди. — Пока. И если хочешь совета в этом отношении, то он прост: если он говорит тебе, что хочет, чтобы ты ему дала, беги от него со всех ног. Пробивайся силой оружия, если потребуется. Если он не желает ждать, пока тыне скажешь, что хочешь, не стоит терять на него время.
— А как узнать, нравишься ли ты ему, если он не просит? — спросила Кэлли. — Я хочу сказать… что, если ты ему не нравишься!
Уэнди улыбнулась своим воспоминаниям.
— Ну, в моем случае я знала,что нравлюсь ему, потому что он вынес меня из-под огня, вместо того чтобы пустить пулю в лоб, как мы договорились. Поэтому я была вполне уверена, что нравлюсь ему. Но я и так пришла к этому заключению еще раньше. Ты почувствуешь. А если нет, то ты не слишком ему нравишься.
— Все это слишком сложно, — сказала Кэлли. — А что, если подстрелить его? Если вернется, то он действительно меня любит. И так я буду уверена, что он ничего не предпримет, пока я не скажу о’кей.
— Н-да… — протянула Шари.
— Я пошутила, —засмеялась Кэлли. — Максимум сломанная рука.
Она на какое-то время задумалась, потом пожала плечами.
— Итак, чтобы решить, стоит ли парень того, чтобы лечь с ним в постель, я жду. И если он не просит…
— Умоляет, выскуливает или грозит, — сказала Уэнди. — Они все гораздоохотнее…
— …тогда это о’кей?
— Если тыэтого хочешь, — подчеркнула Шари. — И… погоди немного, о’кей? Тринадцать лет еще слишкоммало, чтобы принять верное решение, какой бы взрослой ты себя ни чувствовала.
— Я не собираюсь начать уже завтра, — сказала Кэлли. — О’кей, итак, мы определили общее правило.
— Да, и оно на самом делевсего лишь общее, — вздохнула Уэнди. — Самое трудное, это как раз решить, хочется ли этого тебе.
— Даже если он не просит, но ты все равно ощущаешь ползучее чувство, или он постоянно над тобой подсмеивается, или пренебрежительно перебивает, особенно на глазах у других, нет, даже если ты хочешь. — Шари замотала головой с мрачным выражением. — Нет, нет и нет.
— Все запутаннее и запутаннее, — произнесла Кэлли. — Думаю, мне следует просто подстрелить его и посмотреть, как пойдет.
— Это отпугнет некоторых совсем неплохих, знаешь ли, — с улыбкой произнесла Уэнди. — По правде, не могу представить себе парня, которого это неотпугнет.
— Я могу ранить его легко, — жалобно сказала Кэлли. — Из двадцать второго калибра. В мягкое место. Что дается без труда, не ценится.
Шари расхохоталась и покачала головой.
— О’кей, звучит похоже на план. Если он тебе нравится, и он кажется ничего, и не просит тебя улечься с ним в постель, подстрели его легко в мягкое место. Если он не вернется, ты будешь знать, что он не для тебя. Но не привыкни стрелять в него каждый раз, когда ты с чем-то не согласна, о’кей?
— Я… э-э, вижу, вы нашли что надеть, — сказал О’Нил, наполнил тарелки детей и отнес их к столу. — Я подумал, кое-что из вещей Энджи может вам подойти. Я собирался сказать вам прошлым вечером взять что понравится. Собственно, я поговорил с Элгарс насчет ситуации со снабжением в подгороде; я понятия не имел. Дом ломится от вещей; вы должны взять все, на что упадет глаз. Я… удивлен, впрочем, что вам удалось найти подходящий лифчик.
— Я благодарна вам за предложение насчет одежды, — сказала Шари. — Это малость отдает благотворительностью, ну да и черт с ним, я не против принять немного пожертвований. В подгороде на самом деле ничегонет.
Она улыбнулась и снова потянулась.
— Хотя признаюсь, что кое-что у меня вряд ли получится найти.
Папа О’Нил закашлялся и отвернулся к плите, а Шари гляделась в поисках нейтральной темы для разговора.
— Где остальные дети? — спросила она. Ирен слезла со стула и забралась к ней на колени, прихватив тарелку с собой. Затем вернулась к серьезному занятию запихивания себе в рот печенья с беконом.
— Кое-кто еще спит, — сказал Папа О’Нил. — Остальные снаружи, помогают Кэлли по хозяйству. Им это нравится.Она повела их с утра собирать яйца, а затем они их ели.Билли даже помог доить корову, а уж такого требовать поистине никто не вправе.
— Дети всегда любят помогать по хозяйству, — усмехнулась Шари. — Один раз. И пока им не надоест.
— Ну, это держит их на улице и дает возможность побегать, — сказал О’Нил. — И вам побыть без них; видно, что вам нужен отдых.
— Я люблю своих детей, — запротестовала Шари. — Даже тех, кто не мои.
— Разумеется, и мне они тоже нравятся, — отозвался О’Нил. Он взял остывший кусочек бекона и положил на поднос самой младшей. — Но быть при них все время — это слишком для кого угодно, даже для супермамы.
Шари нахмурилась и прочистила горло.
— У-у… думаете, Эмбер следует давать бекон?
Папа О’Нил тоже сдвинул брови, затем пожал плечами.
— Не вижу, почему нет. Когда я был маленьким, и мне давали, и моему сыну тоже, как я слышал. И это уже третий кусок, что она размолола деснами вусмерть за утро. Что же мне, по-вашему,следовало ей дать?
Шари помолчала и понаблюдала, как Эмбер ухватила лишь слегка обжаренный бекон и принялась перетирать его деснами.
— Я… ну, если вы считаете, что это ничего, — с сомнением произнесла она. — Обычно мы даем ей молочную кашу из пшеничной крупы…
— Манку, — сказал Папа О’Нил. — Есть такая. Свежайшего помола. Фактически даже двух сортов.
— Или кукурузные хлопья с молоком? — продолжала Шари.
— И это есть, — сказал Папа О’Нил. — А как насчет пюре из кукурузной муки? Отличное детское питание. С добавкой молотого бекона для вкуса и текстуры.
— Вы все время так едите? — спросила Шари. — Удивляюсь, как это ваши артерии не заросли бляшками.
— Самый низкий уровень холестерина, какой только доводилось видеть моему доктору, — пожал плечами Папа О’Нил. — Это все купание в холодной воде и здоровые мысли.
— Ох-хо, — произнесла Шари и подобрала ломтик бекона, который Келли проглядела. — Один вопрос. Надеюсь, что не вторгаюсь в личную жизнь. Кто такая Энджи?
Папа О’Нил скривился и пожал плечами.
— От Энджи Кэлли получила по крайней мере половину своей внешности. Она моя бывшая жена. Живет в коммуне в Орегоне, с тех самых пор, как ей пошел пятый десяток и она открыла в себе истинное призвание… э, викария.
Он пожал плечами, положил яичницу, бекон и печенье на тарелку и принес ей.
— Мы никогдапо-настоящему не подходили друг другу. Она всегда была общительной натурой артистичного склада, любителем природы, а я… М-да. — Он пожал плечами. — Самое лучшее, что можно про меня сказать, это что я никогда не убил никого, кто этого не заслуживал. Ей никогда не нравилось,чем я занимался, но она мирилась и с этим, и со мной. Частично потому, что я часто и подолгу отсутствовал, и она была сама себе велосипед, так сказать. Она жила здесь, здесь же растила и Майка-младшего, кстати. Папаша был тогда еще жив, но он практически жил в холмах наверху, так что она вела хозяйство, как ей нравилось.
Как бы то ни было, когда я вернулся навсегда, какое-то время мы жили хорошо, а затем начали ссориться. В конце концов она открыла свое «истинное призвание» проповедника и уехала в ту коммуну, и я так понимаю, живет там счастливо по сей день.
— Граффити «Вудсток/Мир посредством силы», — улыбнулась Шари.
— А, так вы увидели, — расхохотался О’Нил. — Да уж. Все мы. Она грандиознона меня разозлилась за то, что я написал это на ее заднице. В свое оправдание могу сказать: она сама виновата, что так обкурилась и позволиламне это проделать. Я сказалей, что собираюсь сделать, и она посчитала это достаточной забавной идеей, чтобы… ну… тогда она посчитала это неплохой идеей.
— Значит, бабушки в помощь нет, — вздохнула Шари. — И кому-то надо поболтать с Кэлли по-девичьи.
— Это если вам удастся ее найти, — сказал Папа О’Нил. — Я не видел ее все утро. Слышать слышал;она отрабатывала на детишках свой голос сержанта-инструктора. Но совсем не видел.Обычно мы поднимаемся с рассветом, но она встала даже раньше и улизнула прежде, чем я встал.
— Я полагала, вы собирались встать и с утра забить жирную свинью, — с улыбкой произнесла Шари. Яичница с беконом были замечательны, и она ела с гораздо большим аппетитом, чем вчера.
— Я и забил, — ухмыльнулся О’Нил. — И она уже на гриле и медленно прожаривается прямо в эту минуту, пока мы разговариваем. И в обычный деньКэлли была бы прямо там, рядом со мной. Но не сегодня; она не подходила ко мне ближе пятидесяти метров сегодня утром.
Он замолчал, потер подбородок и озадаченно поднял глаза к потолку.
— Она не подходила ко мне ближе пятидесяти метров все утро, — задумчиво повторил он.
— Хотелось бы мне знать, что такое она натворила, — ухмыльнулась Шари.
* * *
— Тебе придется рассказать ему, — произнесла Шэннон. — Ты не можешь прятаться всю жизнь.— Могу, — ответила Кэлли. Она перебросила вилами очередную охапку сена в стойло с большим пылом, чем, собственно, требовалось. — Я могу прятаться столько, сколько потребуется, если хочешь.
Амбар был огромным и весьма старым. Первоначальное сооружение восходило ко временам сразу после Войны с Северной Агрессией, как ее называл Папа О’Нил. В нем располагались несколько стойл для лошадей, доильное отделение и крупный сенник. Вдоль одной стены стояло несколько рулонов сена. К одному из них прислонилась странного вида винтовка с большим плоским диском наверху. Кэлли никогдане покидала дом без оружия.
— Это же вполне естественно, — продолжала спорить Шэннон. Десятилетняя девочка соскользнула с копны сена и подобрала с пола комок глины. Она дождалась, когда мышь снова высунет голову из норы, и швырнула в нее глиной. Комок разлетелся от удара в стену выше норы, и мышь скрылась. — Ты имеешь право на личную жизнь!
— Да, конечно. Скажи это Деде, — надула губы Кэлли.
— Чтосказать Деде?
Кэлли замерла, затем, не оборачиваясь, воткнула вилы в сено.
— Ничего.
— Нам с Шари просто стало интересно, где ты пребываешь все утро, — сказал позади нее Папа О’Нил. — Я обратил внимание, что ты выполнила всю необходимую работу. Но как-то ухитрилась сделать ее, не приближаясь ко мне и на милю.
— Э-э. — Кэлли огляделась, но кроме как взобраться на сенник и уже оттуда, если ничего не помешает, выбраться наружу через окно в стене амбара, другой путь бегства отсутствовал. И рано или поздно ей придется повернуться. Она знала, что попала в безвыходное положение. Она кратко подумала, не повернуться ли и пробиться наружу с боем, или, в качестве альтернативы, сигануть в окно и отправиться в Орегон к бабушке. Но она сомневалась, что сможет пройти через старика. Что же касается жизни с бабушкой, коммуна полагалась на защиту местных военных; они отберут у нее оружие. Не пойдет.
Шэннон, эта предательница, сбежала на самом деле. Удрала. Вот поганка.
Наконец она вздохнула и повернулась.
* * *
Папа О’Нил бросил на нее взгляд и полез за кисетом «Нед Мэна». Он выгреб около половины кисета, старательно скатал табак в ком лишь чуть меньше бейсбольного мяча и запихал его за левую щеку. Затем он спрятал кисет. Все это время он не отводил глаз от лица Кэлли.— Внучка, — сказал он слегка приглушенным голосом, — что случилось с твоими глазами?
— Деда, не начинай, — угрожающе произнесла Кэлли.
— Я хочу сказать, ты похожа на енота…
— Думаю, ей хотелось скопировать облик Бритни Спирс, — деликатно выразилась Шари. — Но… накладывать так густо… тебе не идет, дорогая.
— Я имею в виду, если ты отправишься в город, меня арестуют за то, что я тебя побил, — продолжал Папа О’Нил. — Я хочу сказать, у тебя просто фонари вокруг глаз!
— Просто ты НИЧЕГО не понимаешь в моде!.. — сказала Кэлли.
— О, а мода —это…
— Эй, эй, эй! — воскликнула Шари, воздев руки вверх. — Давайте-ка все успокоимся. Я подозреваю, что в этом сарае все, за исключением меня, но, вероятно, включаялошадь, вооружены.
Папа О’Нил начал было что-то говорить, но она закрыла ему рот ладонью.
— Вы хотели, чтобы я, мы, поговорили с Кэлли о разных «девичьих штучках», верно?
— Да, — сказал О’Нил, убирая ее руку. — Но я говорил про… гигиену и…
— Как заставить парней выглядеть круглыми болванами? — спросила Кэлли. — Это я уже знаю.
Шари снова прижала ладонь к его рту, и он снова ее убрал.
— Послушай, я ее дед! — стал настаивать он. — Я что, уже и сказатьничего не могу?
— Нет, — ответила Шари. — Не можете.
— Арррр! — прорычал О’Нил, вскинув руки. — Вот почему я терпеть не могу,когда рядом женщины! О’кей! О’кей! Хорошо. Я не прав! Только одно.
Он погрозил Кэлли пальцем.
— Косметика. О’кей. Я могу смириться с косметикой. Косметика, это даже хорошо. Но не енотовые глаза!
— О’кей, — мягко произнесла Шари, подталкивая его к двери амбара. — Почему бы вам не проверить, как там свинья на гриле, а мы с Кэлли немного поболтаем?
— Чудесно, чудесно, — бурчал он. — Давайте. Поучите ее, как довести парня до бешенства, даже не раскрыв рта. Прочитайте ей курс девичьего университета… Замечательно…
Продолжая бубнить себе под нос, он покинул амбар Кэлли посмотрела на Шари и счастливо улыбнулась.
— Кажется, вы поладили.
— Да, похоже, — признала Шари. — В то время как ты, кажется, совсем с ним не в ладах.
— О, у нас все в порядке, — сказала Кэлли и уселась на сено. — Просто я провела слишком много лет в роли его безупречного маленького воина, а теперь… Я не знаю. Я устала от фермы, это я могу сказать точно. И я устала от того, что со мной обращаются, как с ребенком.
— Ну, придется потерпеть еще какое-то время, — сказала Шари. — И одно, и другое. Пока не случится что-нибудь очень неприятное. Потому что тебе только тринадцать, и это значит, что тебе находиться под опекой взрослых еще пять лет. И — да, они будут тянуться мучительно долго. И да, время от времени ты будешь хотеть вырваться, любым способом. И если захочешь испробовать способ по-настоящему дурацкий, то найдешь себе смазливого кобеля на крутой тачке и с красивой задницей, заведешь выводок детей и на четвертом десятке останешься одна с кучей ртов, которые надо кормить.
Кэлли потянула прядь волос и принялась старательно ее изучать.
— Не совсемто, чего я хотела бы добиться.
— Так ты говоришь сейчас, — кивнула Шари. — А через два года будешь пропадать в городке, болтая с одним из этих симпатичных молодых солдат с широкими плечами. Уж поверь. Будешь.Ты не сможешь ничего с собой поделать. И я вынуждена признать, что если ты будешь это делать с, как деликатно выразился твой дедушка, «енотовыми глазами», шансы оказаться через год с кем-нибудь вроде Эмбер на руках очень велики.
Кэлли вздохнула и покачала головой.
— Вечером я поговорила с Уэнди и Элгарс, никакой косметики у нас не было, но Уэнди кое-что мне рассказала. Так что утром я встала очень рано и…
— Попробовала, — сказала Шари. — Совершенно нормально. Никаких проблем. Хочешь пройти в дом и попробовать еще раз? На этот раз с помощью?
— Да? Можно? — спросила Кэлли. — Я знаю,что выгляжу по-дурацки. Я просто не знаю, как исправить. И мне ужасно нравится, как вы накрасились, чем бы там вы ни пользовались!
— Ну уж, — скривилась Шари. — Я бы предпочла сделать больше, чем сейчас; у меня кожа уже не такая чудесная, как у тебя. Но пришлось обойтись тем, что было. Она лежала в сумочке под раковиной. Похожей на галплас…
Выражение лица Кэлли заставило ее прерваться.
— Что такое?
— Это… — Кэлли помотала головой, ей явно было трудно говорить. — Это было моей мамы. Ее… прислали со Станции Хайнлайн, из ее каюты. Это… почти все, что осталось из личных вещей; остальное пропало при взрыве корабля.
— О, Кэлли, прости меня, — сказала Шари, прижав ладони к лицу.
— Да ничего, все нормально, — ответила Кэлли. — Вы можете ею пользоваться. Это всего лишь… хлам.
— Это не хлам, — сказала Шари и подошла к ней. — Прости меня, Кэлли. Я не знала.
— Да нет, все вправду нормально, — с застывшим лицом произнесла Кэлли. — Я довольна, что вы ею воспользовались. На самом деле. Я… Просто мне хотелось бы, чтобы мама. А!
Она сгребла волосы в кулак.
— Четыре миллиарда погибли за последние несколько лет! Я не станураспускать слюни, потому что мама одна из них! Я. Не. Стану.
Шари села рядом с девушкой и осторожно обняла ее за плечи.
— Ты можешь оплакивать свою мать любым способом, Кэлли. Выдержка и даже отрицание тоже формы выражения горя; поверь мне, я это знаю. Но не… вычеркивай ее. Не… поворачивайся к ней спиной.
Она вытерла глаза подростка и некоторое время покачивала ее, прижав к себе.
— Давай-ка смоем то, что ты наложила, затем достанем сумочку твоей мамы с предметами первой необходимости и испробуем их. Думаю, это будет хорошим началом. И не только в одном этом смысле.
* * *
Папа О’Нил поднял голову, когда из-за угла показались Мосович с Мюллером.— Не рановато ли для принятия на грудь? — усмехнулся Мосович.
Папа О’Нил поднял бутылку пива домашнего изготовления и сощурился на нее.
— Я ращу соблазнительную малолетку-засаду в долине, полной солдат с торчащими членами; для выпивки никогдане бывает слишком рано.
— Ну, чтобы сюда добраться, им придется попотеть, — признал Мюллер. — Мы тут побродили кругом и осмотрели средства обороны; мне приходилось видеть огневые базы с гораздо хуже устроенными зонами поражения.
Из-за спин двоих военных вышла Элгарс и прошла к очагу. Она посмотрела на свинью, распластанную на большой решетке и медленно жарившуюся над слабым огнем дров гикори.
— Это свинья, верно? — спросила она, втянув носом воздух. — Как те, что у вас в камерах.
— В загонах, — улыбнулся Папа О’Нил. — Да.
— И мы собираемся ее есть? — спросила она. — Они же… очень грязные.
— Я вымыл ее, прежде чем положить на решетку, — ответил О’Нил. — И вас никто не заставляет. Но лично я планирую, простите за выражение, обожраться.
Элгарс кивнула и оторвала кусочек полуобгоревшего мяса. Несколько секунд она жонглировала им и дула на него, пока он не остыл достаточно, чтобы положить в рот. Некоторое время она жевала, затем кивнула.
— Хорошо, — сказала она.
— Ну спасибо, — фыркнул О’Нил. — Я старался. Вот погодите, пока шкура не начнет похрустывать.
— Раньше вечера она готова не будет, верно? — спросил Мюллер.
— Верно, — сказал Папа О’Нил, брызнув пивом в очаг притушить огонь. Угли гикори зашипели и затрещали, испустив клубы ароматного дыма. — Скорее всего она будет готова лишь к сумеркам. Но мне не нужно торчать здесь все время; Кэлли будет приглядывать, чтобы огонь не слишком разгорался. Я думал сводить вас всех на холм. У меня там есть пара схронов, которые могут оказаться кстати, если дело запахнет керосином, и по гребням проходит пара троп, в таких местах, что вы удивитесь, и которые, может, сгодятся вам когда-нибудь.
— Меня устраивает, — сказал Мосович. — Не хотите составить нам компанию, капитан?
Элгарс посмотрела на крутые склоны холмов.
— Думаю, мне это очень понравится. Я давно хотела походить вокруг, но сомневалась, будет ли это уместно. А также слышала упоминание про автоматические системы обороны.
— Я не могу ничего оставлять на взводе, — заметил О’Нил. — Слишком много крупных животных. У нас стоят сенсоры, и хотя иногда забредают дикие послины, на автомат мы ставим только во время нападения.
— Знаете, — произнес Мюллер, — я чувствую себя полным идиотом. Мы тут себе разгуливаем, а в этих лесах водятся дикари. Мы уже натыкались на них раньше. А без оружия мы все равно что ходячий провиант.
— У него нет оружия, — сказала Элгарс, указывая на Папу О’Нила. — А он живет здесь.
— О, маловерные, — отозвался О’Нил, сунул руку за спину и вытащил нечто, напоминавшие миниатюрную пушку.
— «Орел Пустыни»? — спросил Мюллер, протягивая руку.
— Один в стволе, — ответил Папа О’Нил, перевернул оружие и подал рукояткой вперед. — «Орел Пустыни» под патрон пятидесятого калибра «Экшн Экспресс».
— Здорово, — сказал мастер-сержант. Он вынул обойму, оттянул затвор и достал патрон из патронника. Стальной с медным покрытием патрон был размером с его большой палец. — Господи! Да он огромадный!
— Патрон сорок пятого калибра в гильзе просто болтается, — рассмеялся Папа О’Нил. — Я как-то проверил при перезарядке. А пуля новой конструкции, «Винчестер Черный Носорог». Она свалит послина одним выстрелом, все равно куда попадешь. И их тут семь. Я устал вечно таскать на себе винтовку.
Элгарс осторожно взяла пистолет и взяла его на изготовку безупречной хваткой двумя руками.
— Мне нравится, но для моих рук рукоятка слишком велика.
— Что есть, то есть, — сказал Папа О’Нил. Он полил мясо соусом для барбекю, затем заново зарядил пистолет и спрятал его в кобуру. — И отдача просто зверская. Но ей-богу, мощная штука!
Он прикончил пиво, прополоскал бутылку под струей из выведенного наружу крана и поставил горлышком вниз на подставку, явно предназначенную для этой цели. Затем рыгнул и посмотрел на солнце.
— Если стартуем сейчас, то сможем добраться до пещер и вернуться обратно к обеду. Это позволит нам всю вторую половину дня дуть пиво, врать о своих давних приключениях и вести себя так, словно мы не усталые старые пердуны.
— Меня устраивает, — ухмыльнулся Мосович.
— Тогда вперед вооружаться, — сказал О’Нил. — Не стоит разгуливать по этимхолмам с одним только пистолетом. Даже таким большим.
* * *
Уэнди улыбнулась, когда Шари с Кэлли вошли на кухню.— Вижу, ты последовала моему совету, — сказала она. — Хорошая работа. Если не сказать больше.
— А… — произнесла Кэлли.
— Потребовалось немного подправить, — призналась Шари.
— Деда сказал, у меня глаза были, как у енота, — обидчиво сказала Кэлли.
— У тебя и былиглаза енота, — сказала Шари. — И позже Уэнди может показать тебе, как правильносделать енотовые глаза; я как-то видела, как Уэнди сделала себе «внешность Бритни Спирс». Очень похоже.
Уэнди показала ей язык, но в остальном от комментариев воздержалась.
— А до той поры, — продолжала Шари, — обходись минимумом. На самом деле тебе оно особо и не нужно, знаешь ли. Большинство косметики придумано для того, чтобы женщины выглядели так, как ты без нее. И знай, не стоит намазывать ее на манер боевой раскраски, потому что так делают юные дамочки, кто продаетсвои ласки. И если пройдешься по центру Франклина так накрашенная, не удивляйся, когда один из тех солдат поймет тебя неправильно.
— Я просто устала быть «своим парнем», — сказала Кэлли. — То есть, пока у меня не начала расти грудь, и мальчики не стали виться вокруг меня с высунутыми до земли языками, Деда обращался со мной, как с парнем. Теперь он хочет заточить меня в башню, пока мои волосы не отрастут настолько, чтобы по ним можно было спуститься!
Шари улыбнулась и покачала головой.
— Он отец. То есть дед, но это практически одно и то же. На самом деле он желает тебе самого лучшего, на его взгляд. Он может быть прав, а может, и ошибается, но он старается делать именно это. Любой родитель старается сделать именно это, — со вздохом закончила она.
— Дело еще в том, что он сам парень, — сказала Уэнди. — Он былодним из тех мальчишек с высунутыми языками, и он знает, о чем они думают, и он знает, чего они хотят. И все, чего хотят девяносто девять процентов из них, это взобраться на тебя. Чтобы этого добиться, они что угодно скажут и что угодно сделают. Некоторые даже готовы применить силу. Он знает, что они думают, он знает, о чем они разговаривают друг с другом в казарме, и он знает, на что они готовы пойти, чтобы добиться этого. Именно поэтому у него такаяпаранойя.
— У меня тоже паранойя по этому поводу, — сказала Кэлли. — Достаточно, чтобы на тебя пару раз поохотились, и у тебя действительноразвивается паранойя. Но…
— Никаких «но» в моем случае, — сказала Уэнди. — Я прожила четыре, какое там, шесть лет с репутацией школьной потаскушки, потому что была единственной не дающейдевочкой. Даже не упомню, сколько раз на летних свиданиях я потела в длинном свитере и туго затянутых брюках. И ни разу не пыталась открыть электронный замок. Я не садилась на заднее сиденье, куда не надо было, потому что можно нажать на чертов детский замок безопасности, и я не смогла бы открыть дверь. Я шла домой пешком по меньшей мере шесть раз за четыре года. Когда дело доходит до парней и гормонов, чрезмернойпаранойи не бывает.
— Есть кое-что и похуже, — угрюмо сказала Шари. — Если ты ошибешься в своем выборе на том заднем сиденье, то можешь дойти до такого момента, что по-настоящему поверишь, что виновата во всем. Что тебя бьют, потому что это все твоя вина. Что заслуживаешь дурного обращения, потому что недостаточно хороша, недостаточно красива, недостаточно умна.
Она остановилась и посмотрела на Кэлли, мотавшую головой.
— Не пойми меня неправильно, мужчины — это великолепно, и у них есть свое место…
— Чинить краны и электропроводку, — фыркнула Уэнди. — Носить тяжести… убивать пауков…
— …но выбрать правильно — самое важное, что тебе предстоит, — продолжала Шари, строго посмотрев на Уэнди. — На этом месте все мои советы вянут. Я никогда не была способна выбрать ничего путного.
— Ну, у меня получилось неплохо, — улыбнулась Уэнди. — Пока. И если хочешь совета в этом отношении, то он прост: если он говорит тебе, что хочет, чтобы ты ему дала, беги от него со всех ног. Пробивайся силой оружия, если потребуется. Если он не желает ждать, пока тыне скажешь, что хочешь, не стоит терять на него время.
— А как узнать, нравишься ли ты ему, если он не просит? — спросила Кэлли. — Я хочу сказать… что, если ты ему не нравишься!
Уэнди улыбнулась своим воспоминаниям.
— Ну, в моем случае я знала,что нравлюсь ему, потому что он вынес меня из-под огня, вместо того чтобы пустить пулю в лоб, как мы договорились. Поэтому я была вполне уверена, что нравлюсь ему. Но я и так пришла к этому заключению еще раньше. Ты почувствуешь. А если нет, то ты не слишком ему нравишься.
— Все это слишком сложно, — сказала Кэлли. — А что, если подстрелить его? Если вернется, то он действительно меня любит. И так я буду уверена, что он ничего не предпримет, пока я не скажу о’кей.
— Н-да… — протянула Шари.
— Я пошутила, —засмеялась Кэлли. — Максимум сломанная рука.
Она на какое-то время задумалась, потом пожала плечами.
— Итак, чтобы решить, стоит ли парень того, чтобы лечь с ним в постель, я жду. И если он не просит…
— Умоляет, выскуливает или грозит, — сказала Уэнди. — Они все гораздоохотнее…
— …тогда это о’кей?
— Если тыэтого хочешь, — подчеркнула Шари. — И… погоди немного, о’кей? Тринадцать лет еще слишкоммало, чтобы принять верное решение, какой бы взрослой ты себя ни чувствовала.
— Я не собираюсь начать уже завтра, — сказала Кэлли. — О’кей, итак, мы определили общее правило.
— Да, и оно на самом делевсего лишь общее, — вздохнула Уэнди. — Самое трудное, это как раз решить, хочется ли этого тебе.
— Даже если он не просит, но ты все равно ощущаешь ползучее чувство, или он постоянно над тобой подсмеивается, или пренебрежительно перебивает, особенно на глазах у других, нет, даже если ты хочешь. — Шари замотала головой с мрачным выражением. — Нет, нет и нет.
— Все запутаннее и запутаннее, — произнесла Кэлли. — Думаю, мне следует просто подстрелить его и посмотреть, как пойдет.
— Это отпугнет некоторых совсем неплохих, знаешь ли, — с улыбкой произнесла Уэнди. — По правде, не могу представить себе парня, которого это неотпугнет.
— Я могу ранить его легко, — жалобно сказала Кэлли. — Из двадцать второго калибра. В мягкое место. Что дается без труда, не ценится.
Шари расхохоталась и покачала головой.
— О’кей, звучит похоже на план. Если он тебе нравится, и он кажется ничего, и не просит тебя улечься с ним в постель, подстрели его легко в мягкое место. Если он не вернется, ты будешь знать, что он не для тебя. Но не привыкни стрелять в него каждый раз, когда ты с чем-то не согласна, о’кей?