Страница:
Дункан встал с того места, где он разговаривал с капитаном Слайт, глотнул пива и прочистил горло.
— Уважаемый Глава Собрания!
— Да, капитан? — спросил Томми.
— Арррр! — прокричала капитан Слайт.
— Святотатство! — завопил Стюарт.
— Никаких чинов и званий в офицерском собрании, Томми, — сказал О’Нил, махнув всем утихнуть.
— Глава Собрания! — продолжал Дункан. — Прошу пригласить волынщиков!
— Но у нас нет ни одного, — пожаловался Томми. — Мы опросили весь батальон, и никто не умеет играть на них. Да и самихволынок нет.
Стюарт наклонился, показал на устройство в углу и пошептал на ухо лейтенанту. Томми прошел к нему и, пошептавшись со своим новым ПИРом, понажимал на кнопки.
— Но похоже, у нас есть пиратская копия «Лесных Цветов», — произнес Томми. — Нам повезло.
Дункан прочистил горло и глотнул еще пива под зазвучавшие по всему помещению меланхолические переливы волынки.
— Было это в темную пору четвертой волны, семнадцатого января две тысячи восьмого, когда небосклон все еще заполняли метеорные росчерки Второго Флота и его бренные останки оставляли огненные следы в небесах, когда, развернув поле зрения вверх, можно было уловить проблеск последней боевой группы, пробивавшейся сквозь волну послинов и буксировавшей прочь разбитый каркас супермонитора «Хонсю».
Первому батальону Пятьсот пятьдесят пятого пехотного поставили задачу удержать жизненно важную гряду за Харрисбергом, Пенсильвания. С гребня можно было узреть дым последнего штурма Филадельфии, но еще больше в глазах рябило от миллионов свежих послинов, только что сошедших с кораблей. Центр Планетарной Защиты в северной стороне отважно бился с аэромобильными посадочными модулями, и многие кинетические удары обрушивались на него, а батальон волну за волной отражал самоубийственные атаки послинов. Части обычных сил вели тяжелые бои в южной стороне, настолько тяжелые, что им отдали всю артиллерию, оставив батальон полагаться лишь на собственные силы. Вой и серебро зарядов гравиоружия заполонили воздух, а небеса пронзали сполохи атомного огня.
И тут у роты «Альфа» стали подходить к концу боеприпасы. Прямо перед ними лежала лощина, и, отчасти случайно, волны послинов укрылись в упомянутой лощине. «Косари» славно поработали своими гранатами, но линии снабжения были частично зажаты с флангов, по ним велся плотный перекрестный огонь. Так что мало-помалу боезапас роты истощился, и они дошли до того, что стали стрелять одиночными.
А тем временем методом проб и ошибок послины постигли понятие «укрытия», и оставшиеся в живых скорчились в лощине, выскакивали наверх выпустить пару очередей и снова прятались вниз.
Ситуация сложилась тупиковая; в роте не осталось гранат уничтожить послинов, а послины устали выносить избиение в чистом поле.
И в этот самый момент откуда ни возьмись появился наш отважный вождь, во весь опор несясь под градом огня, уже прибравшего троих подносчиков боеприпасов. Он прибыл на позиции роты «Альфа» и прошествовал по траншее, обозревая положение дел, пока не достиг командира роты. Был им в ту пору…
— Крэддок, — произнес Майк и хлебнул изрядно пива.
— Капитан Джеймс Крэддок, — продолжил Дункан и поднял кружку. — За павших товарищей.
— За павших товарищей, — пробормотали остальные.
— Капитан Крэддок обрисовал их бедственное положение и отметил, что если они ничего не предпримут, и скоро, послины накопят достаточно сил и пойдут врукопашную. И это будет… неприятно. Он бил челом, чтобы обслуживающий персонал, в большинстве своем санитары и техники, пришли ему на подмогу, чего бы это ни стоило.
Тогда наш досточтимый вождь, со своим ставшим притчей во языцех выражением сфинкса, оглядывается окрест, подбирает не слишком большую глыбу и бросает ее вниз с холма.
— До ушей явственно донесся хруст, когда низверглась она на лошадей, — подхватил Стюарт. — Ибо с него самого размером был тот камень… Напоминал он муравья с комком земли…
— Поворотился он тогда к командиру роты и изрек…
— Обычно последним смеется тот, кто думает на ходу и быстро, — произнес Майк и отпил пива.
— Мы чуть изменили и переставили слова, — сказал Дункан. — Используя валуны окружающей местности, рота «Альфа» развлекалась «боулингом с послинами» последующие несколько часов.
— Затем артиллерия снова начала нас поддерживать, и все стало в шоколаде, — заметил Майк. — Артиллерия — вот что не дало проиграть эту войну. Но я заметил, что выживание при таких небольших затруднениях в общем и целом зависит от того, кого осенит выигрышная тактика в самый последний момент. Ты идешь в бой с планом и знаешь, что он непременно пойдет… наперекосяк. И тогда ты его подправляешь. И побеждает обычно тот, кто подправляет лучше всех, быстрее всех.
— Мы очень быстро подправляем, — нечетко выговорила Слайт. — И когда я говорю «мы», я имею в виду ветеранов в этой комнате. Именно поэтому мы здесь.
Стюарт поднял свой бокал.
— За тех, кто думает быстрее всех; пусть это всегда будут люди!
20
— Уважаемый Глава Собрания!
— Да, капитан? — спросил Томми.
— Арррр! — прокричала капитан Слайт.
— Святотатство! — завопил Стюарт.
— Никаких чинов и званий в офицерском собрании, Томми, — сказал О’Нил, махнув всем утихнуть.
— Глава Собрания! — продолжал Дункан. — Прошу пригласить волынщиков!
— Но у нас нет ни одного, — пожаловался Томми. — Мы опросили весь батальон, и никто не умеет играть на них. Да и самихволынок нет.
Стюарт наклонился, показал на устройство в углу и пошептал на ухо лейтенанту. Томми прошел к нему и, пошептавшись со своим новым ПИРом, понажимал на кнопки.
— Но похоже, у нас есть пиратская копия «Лесных Цветов», — произнес Томми. — Нам повезло.
Дункан прочистил горло и глотнул еще пива под зазвучавшие по всему помещению меланхолические переливы волынки.
— Было это в темную пору четвертой волны, семнадцатого января две тысячи восьмого, когда небосклон все еще заполняли метеорные росчерки Второго Флота и его бренные останки оставляли огненные следы в небесах, когда, развернув поле зрения вверх, можно было уловить проблеск последней боевой группы, пробивавшейся сквозь волну послинов и буксировавшей прочь разбитый каркас супермонитора «Хонсю».
Первому батальону Пятьсот пятьдесят пятого пехотного поставили задачу удержать жизненно важную гряду за Харрисбергом, Пенсильвания. С гребня можно было узреть дым последнего штурма Филадельфии, но еще больше в глазах рябило от миллионов свежих послинов, только что сошедших с кораблей. Центр Планетарной Защиты в северной стороне отважно бился с аэромобильными посадочными модулями, и многие кинетические удары обрушивались на него, а батальон волну за волной отражал самоубийственные атаки послинов. Части обычных сил вели тяжелые бои в южной стороне, настолько тяжелые, что им отдали всю артиллерию, оставив батальон полагаться лишь на собственные силы. Вой и серебро зарядов гравиоружия заполонили воздух, а небеса пронзали сполохи атомного огня.
И тут у роты «Альфа» стали подходить к концу боеприпасы. Прямо перед ними лежала лощина, и, отчасти случайно, волны послинов укрылись в упомянутой лощине. «Косари» славно поработали своими гранатами, но линии снабжения были частично зажаты с флангов, по ним велся плотный перекрестный огонь. Так что мало-помалу боезапас роты истощился, и они дошли до того, что стали стрелять одиночными.
А тем временем методом проб и ошибок послины постигли понятие «укрытия», и оставшиеся в живых скорчились в лощине, выскакивали наверх выпустить пару очередей и снова прятались вниз.
Ситуация сложилась тупиковая; в роте не осталось гранат уничтожить послинов, а послины устали выносить избиение в чистом поле.
И в этот самый момент откуда ни возьмись появился наш отважный вождь, во весь опор несясь под градом огня, уже прибравшего троих подносчиков боеприпасов. Он прибыл на позиции роты «Альфа» и прошествовал по траншее, обозревая положение дел, пока не достиг командира роты. Был им в ту пору…
— Крэддок, — произнес Майк и хлебнул изрядно пива.
— Капитан Джеймс Крэддок, — продолжил Дункан и поднял кружку. — За павших товарищей.
— За павших товарищей, — пробормотали остальные.
— Капитан Крэддок обрисовал их бедственное положение и отметил, что если они ничего не предпримут, и скоро, послины накопят достаточно сил и пойдут врукопашную. И это будет… неприятно. Он бил челом, чтобы обслуживающий персонал, в большинстве своем санитары и техники, пришли ему на подмогу, чего бы это ни стоило.
Тогда наш досточтимый вождь, со своим ставшим притчей во языцех выражением сфинкса, оглядывается окрест, подбирает не слишком большую глыбу и бросает ее вниз с холма.
— До ушей явственно донесся хруст, когда низверглась она на лошадей, — подхватил Стюарт. — Ибо с него самого размером был тот камень… Напоминал он муравья с комком земли…
— Поворотился он тогда к командиру роты и изрек…
— Обычно последним смеется тот, кто думает на ходу и быстро, — произнес Майк и отпил пива.
— Мы чуть изменили и переставили слова, — сказал Дункан. — Используя валуны окружающей местности, рота «Альфа» развлекалась «боулингом с послинами» последующие несколько часов.
— Затем артиллерия снова начала нас поддерживать, и все стало в шоколаде, — заметил Майк. — Артиллерия — вот что не дало проиграть эту войну. Но я заметил, что выживание при таких небольших затруднениях в общем и целом зависит от того, кого осенит выигрышная тактика в самый последний момент. Ты идешь в бой с планом и знаешь, что он непременно пойдет… наперекосяк. И тогда ты его подправляешь. И побеждает обычно тот, кто подправляет лучше всех, быстрее всех.
— Мы очень быстро подправляем, — нечетко выговорила Слайт. — И когда я говорю «мы», я имею в виду ветеранов в этой комнате. Именно поэтому мы здесь.
Стюарт поднял свой бокал.
— За тех, кто думает быстрее всех; пусть это всегда будут люди!
20
Ущелье Рабун, Джорджия, Соединенные Штаты Америки, Сол III
Пятница 25 сентября 2009 г., 20:47 восточного поясного времени
— Кэлли, не сочти за оскорбление, — с широкой улыбкой произнес Мюллер, отодвигаясь от стола, — но когда-нибудь ты станешь для кого-то отличной женой.
— Не то чтобы я обожала готовить, — пожала плечами Кэлли. — Ну, не так, чтобы очень. Но если ты хочешь здесь чего-нибудь поесть, приходится готовить самому.
Ужин имел оглушительный успех. Папа О’Нил отрезал от свиньи килограммов пять мягкого сочного мяса и надеялся этим обойтись, намереваясь порезать остальное на куски и заморозить на потом. Вышло так, что ему еще дважды пришлось ходить к свинье за мясом. В дополнение к кукурузным початкам и кукурузным лепешкам, Кэлли испекла еще и пшеничный хлеб, приготовила запеканку из молодой фасоли со сливками и отварила молодой картошки. Все было съедено подчистую. На десерт был подан ореховый пирог.
Детей, наевшихся по самые жабры, в конце концов отослали спать. Только «взрослые» — Кэлли явно включили в эту группу — остались за столом, подъедая остатки под негромкую музыку проигрывателя компакт-дисков.
— Мне понятно, что ты хочешь сказать, — засмеялась Шари. — В подгороде есть кафетерии, но еда поистине паршивая; бывают дни, когда я готова убить ради возможности просто позвонить в «Домино» [47].
— Я вроде как припоминаю их, — пожала Кэлли плечами — Но последний раз я обедала в кафе быстрого питания в тот месяц, когда пал Фредериксберг.
Она покачала головой и снова пожала плечами.
— Мы поехали отдохнуть в Киз, и «Макдоналдс» в Майами был еще открыт. Мы иногда делаем пиццу, но готовим ее из того, что есть под рукой.
— Никто из детей совсем не помнит сети быстрого питания, — произнесла Уэнди, отрезая кусочек свинины от принесенного Папой О’Нилом окорока. — Ну, Билли и Шэннон помнят немного. Но не по-настоящему. В основном помнят места для игр и игрушки, что дарят с едой. И все.
— Просто все исчезло слишком быстро, — негромко сказала Шари.
— Это так, — отозвался Мосович. — У войн есть обыкновение порождать такое. Спроси немцев определенного возраста, как настоящая война все изменяет, или почитай дневники южан времен Гражданской войны. Хороший пример «Унесенные ветром». Однажды ты просыпаешься, а вся твоя жизнь изменилась. Кто-то приспосабливается и даже процветает. А кто-то замыкается и умирает, на самом деле или душой.
— В подгородах много таких, — сказала Уэнди. — Многие люди просто опускают руки. Они целыми днями сидят и либо просто ничего не делают, либо разговаривают о том, когда наступят хорошие времена.
— Как раньше уже не будет, — сказал Мосович. — Точно тебе говорю. Слишком большой урон. Черт, даже построенные в благие времена «города-крепости» в основном накрылись. Город — это не просто куча зданий, набитых солдатами. Ричмонд, Ньюпорт, Нью-Йорк, Сан-Франциско они всего лишь пустая оболочка с этой точки зрения. Сделать из них снова города… Не знаю, произойдет ли это.
— Внутренние города тоже не блещут, — заметил Мюллер. — Несколько месяцев назад мы ездили в Луисвилль, в Штаб-квартиру Командования Восточным Театром. Большинство тамошнего народа старается попасть в подгорода. По крайней мере подгорода устроены в расчете на пешеходов; при нехватке бензина куда-нибудь добраться в городе реальнотрудно. Простой поход в магазин означает долгую прогулку.
— Особенно при такой плохой погоде, — сказала Шари.
— Какой погоде? — спросил Папа О’Нил.
— Ну, мы смотрим новости там, в подгороде; всю зиму сообщали про рекордно низкие температуры. Уже начинают поговаривать про новый ледниковый период после всех этих атомных бомбардировок.
— Ха, — хохотнул О’Нил. — Уж мне-то не говорите. Если бы надвигался новый ледниковый период, фермеры узнали бы первыми. Так вот, канадскиеурожаи упали, и наверное, отчасти из-за китайских бомб, но даже там сейчас дела стабилизировались.
— Не могу так уж сильно винить китайцев, — произнес Мюллер. — Разве только за представление, будто они смогут побить послинов на равнинах. Как только они потеряли большинство своей армии, уделать Янцзы гадостью было единственным способом удержать послинов подальше от беженцев.
— Черт, — проворчал Папа О’Нил. — В конце они уделали и беженцев. Так бы послины задержались поесть. А так даже это не сбавило их темпа, у них заняло всего месяц добраться до Тибета. Черт, со всеми понаделанными нами зарядами антиматерии и ядерными боеголовками, остается только надеяться, чтобы намне пришлось докатиться до подобного; не то все восточные Штаты покроются стеклянной коркой. И пользы наверняка будет не больше.
Что же касается погоды, то мы переживаем длинный цикл неблагоприятных погодных условий, но он возник под воздействием масс теплой воды в Атлантике, и был предсказан еще до вторжения. В остальном погода нормальная. В этом году даже превосходная. Дожди как раз вовремя. Можно бы немного и побольше, но тогда бы мне хотелось их поменьше.
— Мы постоянно слышим эти ужасные прогнозы погоды с поверхности, — сказала Уэнди. — Рекордно низкие температуры, снег в апреле, и тому подобное.
— Ну, я живу здесь уже… э-э, довольно долго, — сказал он, искоса посмотрев на Шари. — И этот год ничем не хуже остальных. Да, шел снег в апреле. Бывает. Это случилось спустя семьдесят два дня после ядерных ударов.
— Этот человек сказал именно то, что я услышала? — спросила Элгарс.
— Кто? — откликнулся Папа О’Нил, оглядываясь.
— Да вон, в проигрывателе компактов, — сказала она и показала на гостиную. — Мне показалось, он только что пропел что-то насчет «размазать жаркое по груди».
— А, — улыбнулся Папа О’Нил. — Да. Это. Уоррен Зевон.
— Уоррен кто? — спросила Уэнди. Элгарс быстро усваивала навыки общения, и она не могла не задаваться вопросом, не сменила ли капитан только что тему, и очень расчетливо. Если так, ну и пусть.
— Зевон, — произнес Мосович. — Менестрель солдат удачи. Отличный парень. Встречался с ним как-то. Мимоходом.
— Где? — спросила Шари. — Имя мне знакомо, но песню не припоминаю и…
Она прослушала несколько куплетов и побелела.
— Он только что сказал именно то, что я услышала?
— Ага, — скривился Папа О’Нил. — Это «Возбудимый Пацан». Одна из… грубых его песен.
— Ну не знаю, — озорно усмехнулась Кэлли. — Почему бы тебе не спеть ей пару куплетов из «Роланда и Безголового Пушкаря Томсона»?
— Думаю, в этом нет необходимости, — улыбнулась Шари. — И, веришь или нет, я могу переварить толику черного юмора.
— Ах так? — лукаво произнесла Кэлли. — Зачем послин переходит дорогу?
— Заглотну-ка я наживку, — сказал Мюллер. — Зачем послин переходит дорогу?
— За кормом.
— О’кей, — сказал Мосович. — Довольно скверно. Попробуйте это: как два послина решают спор?
Он подождал, но никто не вызвался.
— Кто стал трешем, тот и проиграл, разумеется.
— Вау! — сказал Папа О’Нил. — В чем разница между послином и юристом?
— Не знаю, — сказала Шари. — Один ест тебя за плату?
— Нет, но тоже неплохо, — сказал Папа О’Нил. — Нет, один из них злобный и бесчеловечный монстр-людоед, а другой просто инопланетянин.
— Слыхали новый боевой клич послинов, идущих в бой с морской пехотой? — спросила Уэнди.
— Ха! — ухмыльнулся Мосович. — Могу представить себе парочку. О, никак морячки.
— Короче и эффектнее: ДЕСЕРТ!
Кэлли оглядела всех на секунду, затем расплылась от уха до уха.
— Откуда известно, что послины бисексуалы? Они едят и мужчин, и женщин!
— Поверить не могу, что ты это сказала! — проворчал Папа О’Нил, пока остальные покатывались от хохота.
— Господи, да ты вынуждал меня слушать «Блэк Саббат» и Оззи Осборна, Деда! — сказала Кэлли. — И тебя волнует этаневинная шутка?
— А что плохого в «Блэк Саббат»? — запротестовал он. — Хорошая группа. Отличные стихи.
— Ну, не знаю, — произнесла Кэлли. — Название!
— Христианское!
— Большое спасибо, католическое.
— О’кей, о’кей, давайте разрядим обстановку, пока не засвистели пули, — сказал Мюллер. — Сколько послинов могут трахнуться в лампочке?
— Не знаю, — сварливо произнес Папа О’Нил. — Сколько?
— Достаточно одного, — сказал Мюллер. — Но лампочка должна быть ну о-о-чень большая.
— Что-то я не въехала, — сказала Элгарс.
— Они гермафродиты, — сказала Уэнди. — Реально они не могут оплодотворить себя сами, без посторонней помощи. Но любые два могут размножаться с любыми двумя другими, так что, поскольку выражение «иди трахни сам себя» является оскорблением, люди хохмят насчет того, как они сами себя трахают.
Элгарс кивнула.
— До меня все еще не дошло.
— Подумай на досуге, — сказала Кэлли. — А пока вот: зачем химмит перешел через дорогу?
— Не знаю, — сказала Элгарс.
— А он и не переходил; он на стене позади тебя, — ухмыльнулась Кэлли.
Элгарс невозмутимо посмотрела на нее.
— Это шутка?
— Ладно, не бери в голову, — вздохнула Уэнди. — Ну тогда вот про химмита, который три дня просидел в своей машине, в запрещенном для стоянки месте, слившись с обивкой сиденья водителя.
Она сделала паузу.
— Когда пришлось платить штраф, он стал жабой и удавился.
— А! — воскликнул Папа О’Нил. — Здорово!
— Я опять не усекла, — сказала Элгарс. — Что такое химмит?
— Одна из галактических рас, — ответила Кэлли, потрясла головой и швырнула в Уэнди печеньем. — Они похожи на больших лягушек. Они умеют так хорошо сливаться с фоном, что их практически не видно.
— Благодарю, — раскланялась Уэнди. — Благодарю… Или про химмита в баре с пианино? Один из завсегдатаев подходит к пианисту и говорит: «Вы знаете, гигантская невидимая лягушка пьет пиво на стене позади вас?» А пианист отвечает: «Напойте пару тактов, и я подхвачу мотив». Или насчет индоя-экстраверта? Кто смотрит на твоиботинки, разговаривая с тобой.
— Отличные вещицы! — воскликнула Кэлли.
— Лучше твоей бисексуальной остроты? — осведомился Мюллер. — О’кей. В окопе сидят два солдата Один говорит: «Я слышал, в городок пришли двое сирот. Эти чертовы инопланетяне грохнули их дом неделю назад, убили их отца — он был выдающимся марафонцем, надо же — и съели их мать. Его не съели — только ее. Хреновы чокнутые инопланетяне, почему они так поступили?» Второй говорит: «Идиот. Их папа был кожа да кости».
— Кошмарно, — сказала Шари. — Почти так же, как это. Какой талисман подходит ББС? Лобстер: такой же вкусный и так же трудно очистить.
— Эй! — сказала Кэлли. — Это напоминает моего папу! Как вы назовете краба, сидящего на мешке сахара? Диабетик. Дрыгается и дрыгается на своих лапах… Знаете, как называют краба, изучающего морскую биологию? Спикером Ракообразных.
— Как два голодных послина приветствуют друг друга? — спросил Папа О’Нил, чтобы не отставать. — Солью и перцем, разумеется.
— Почему послины оставили древко почета в «Макдоналдсе»? — спросила Кэлли. — Они увидели плакат: «Мы приготовили шесть миллиардов порций».
— Ты едва ли помнишь «Макдоналдс», — подозрительно сказал Папа О’Нил. — Кто тебе это сказал?
— Да так… один парень, — ответила Кэлли, в ее глазах заплясали чертики.
— Дрянь дело, — пробормотал Мюллер. — Эй! Как полному автобусу юристов удалось проехать через порядки послинов? Любезность коллег.
— Какой такой парень? — задал вопрос Папа О’Нил.
— Что сказали послины, когда захватили Аушвиц? — спросила Кэлли, игнорируя вопрос. — Предпочитаем суши.
— Что за парень,Кэлли? — снова спросил Папа О’Нил.
— Какой-то солдат, — ответила она. — В «Пиггли-Уиггли». Она рассказал анекдот, я тоже, потом ушла. Ничего особенного…
— Что такое послины в поле и топливно-воздушный взрыв? — в отчаянии спросил Мюллер. — Слишком большой огонь. Шкварки подгорели.
— Что значит ничего особенного? — угрожающе спросил Папа О’Нил. — Я не хочу, чтобы они сменили нынешнюю песню на «В городок явилась Кэлли».
— О’кей, — вздохнула Шари. — Посмотрите на меня, Майкл О’Нил.
— Да? — пробурчал он.
— Как послины называют Карла Льюиса [48]?
— Не знаю, — замотал головой Папа О’Нил. — Вы не дадите мне продолжить, нет?
— Нет. Быстрое питание.
Он фыркнул.
— О’кей.
— Что говорит послин, натолкнувшись на эфиопа?
— Не знаю, — улыбнулся он ей. — Что?
— «ОПЯТЬ Нувель Куизин»? У меня таких миллион. Как послины называют доктора?
— Как?
— Ленч. Как послины называют рабочего-строителя?
— Не знаю.
— Ленч. Как послины называют политика? Конкуренция. Как послины называют юриста? Неприятность. Знаете, почему при испытаниях химического оружия послинов заменили юристами? Юристы быстрее размножаются. На некоторые вещи даже послины не пойдут. И исследователи жалели послинов. И последнее. Почему у послинов заняло меньше месяца захватить Китай? Ну, понимаете, стоит только попробовать китайской еды, и часом позже…
— Боже, да вы еще та штучка, — рассмеялся О’Нил.
— У вас есть что-нибудь из Ван Моррисона в этой куче? — спросила она.
— Думаю, у нас есть его «Лучшее из…», а что?
— Потому что я хочу танцевать, — ответила она, взяла его за руку и встала. — Пошли.
— У меня обе ноги левые, — запротестовал он.
— Вы обнимете меня, и мы потопчемся вокруг, — сказала она с лукавым огоньком в глазах. — Не труднее, чем встать.
— Вам, наверное, стоит это перефразировать, — пробормотал Мюллер.
— А вас не спрашивают.
Когда музыка изменилась, Элгарс налила себе немного правильногосамогона. Она поболтала им в стакане и посмотрела на Мосовича.
— Думаю, сейчас самое время.
— Самое время для чего? — спросила Кэлли.
— Я сказала Мосовичу про видение, когда мы были на прогулке, — ответила Элгарс. — В нем было что-то такое, что ему совсем не понравилось.
— Да, — сказал Мосович. — Вы правы.
Он тоже плеснул себе немного самогона и откинулся на спинку стула.
— Оно мне не понравилось тем, что произошло с реальным человеком, а она на самом деле мертва. Я видел, как она погибла.
— Где? — спросила Кэлли.
— На Барвоне, — вставил Мюллер. — Мы оба были членами разведгруппы, которую послали туда еще до отправки экспедиционных сил. На нас проверили, как на морских свинках, насколько послины действительно опасны.
— Ты не помнишь то время, — сказал Мосович. — Но… очень многие отказывались поверить. «Инопланетное вторжение? Да ладно, давай еще по стаканчику». Это прошло довольно быстро, когда на Барвоне съели высокопоставленную делегацию и пленку показали по всему миру. Как бы то ни было, мы вели на Барвоне разведку, определяли боевой порядок и проводили анализ местности и условий ведения боя…
— Плохая и плохие, — сказал Мюллер.
— Полагаю, мы слишком хорошо делали свою работу, — продолжал сержант-майор. — Мы получили задание поймать послина и доставить его. Я посчитал, что легче схватить детеныша, чем взрослую особь, поэтому мы напали на лагерь, в котором также содержалось какое-то количество крабов в качестве ходячего провианта. Когда мы атаковали, оказалось, послины воюют несколько лучше, чем мы полагали ранее. Все то, что мы сейчас знаем; системы обнаружения снайперов и как они всей толпой кидаются на шум сражения. Во всяком случае, мы потеряли кучу настоящих легенд в кругах, связанных со специальными операциями, в том числе нашего снайпера, штаб-сержанта Сандру Эллсуорси. Ваше видение в точности совпадает с тем, как она погибла.
— Да, — сказал Мюллер. — Я подумал про то же. Словно слушаешь рассказывающую об этом Сандру, вплоть до южного акцента.
— А знаете, — сказала Уэнди, — он больше практически не проявляется. В смысле, акцент.
— Как бы то ни было, вот почему нас так ошарашило, — сказал Мосович.
— И что вы думаете? — тихо спросила Элгарс. — Вы считаете, крабы вложили в мою голову разум вашего друга? Кто я — Энн Элгарс или эта самая Эллсуорси? Похожие фамилии, оба снайперы? Думаете, это так?
— В общем-то нет, — сказал Мосович. — Эллсуорси была… более странной, чем вы. Жутко чудной. Вы кажетесь гораздо…
— Стабильнее, — сказал Мюллер. — Не поймите меня неправильно, на задании Эллсуорси была великолепна. И она была отличным снайпером-инструктором. Но была совершенным бесенком, когда снимала форму; вы на порядок стабильнее ее во всех смыслах, даже если ваша голова привинчена не слишком крепко.
— Ну спасибо, мастер-сержант, — язвительно произнесла она.
— Простите, мэм, не в обиду, — поспешно сказал он.
— Итак, как это повлияет на ваш рапорт полковнику Катпрайсу? — спросила она Мосовича.
— Думаю, я просто пошлю ему отчет со всей этой сумасшедшей историей, — ответил сержант-майор. — Вы хорошо двигаетесь на пересеченной местности, и мы знаем, что вы умеете стрелять. Если бы вы были рядовым или штаб-сержантом, то и вопроса не возникало бы. Но что касается капитана, тут он пусть решает сам. Что до меня, я думаю, вы сможете освоить эту работу.
— Спасибо, — сказала Элгарс. — Мне нужно было это услышать. И я должна признаться, что не знаю, что ещеможет прятаться в глубине моего сознания. Или кто я на самом деле.
— О, я думаю, вы с этим справитесь, — сказал Мосович. — Хотя это вкладывает совершенно новый смысл в понятие «познать самого себя». В долгосрочной перспективе, я думаю, с вами будет все в порядке. Ну, если так можно сказать про любого из нас в нынешние времена.
Он посмотрел в гостиную, где Папа О’Нил с Шари танцевали под «Полет на Ковре-самолете».
— У некоторых, разумеется, получается лучше, чем у других.
О’Нил подошел рука об руку с Шари и неопределенно помахал им.
— Доброй ночи, народ. Мы несколько устали и отправляемся на боковую.
С этим они оба направились к лестнице, держась за руки.
— Нет, вы только посмотрите, — с горечью произнесла Кэлли. — И еще говорит мнене ходить в город!
— Они оба достаточно взрослые, чтобы принять решение по этому поводу, — указала Уэнди. — Достаточно, чтобы быть твоим дедушкой в одном случае и матерью — в другом.
— И он достаточно стар, чтобы быть ееотцом, — указала Кэлли.
— Согласно Корану, идеальный возраст для жены равен половине возраста мужчины плюс семь лет, — речитативом продекламировал Мюллер. — Что делает тебя все еще слишком юной для меня. Фактически… — Он посмотрел в потолок и посчитал на пальцах. — Думаю, это значит, идеальный возраст парня для тебя будет… как у тебя самой.
— С другой стороны… — сказал он, поворачиваясь к Уэнди.
— Минуточку, — произнесла она и полезла в задний карман джинсов.
— Ага! — воскликнул Мосович. — Пресловутое фото бойфренда.
Мюллер взял его и с ухмылкой посмотрел. Затем на лице появилось озадаченное выражение, которое через мгновение сменилось шоком.
— Господи Иисусе.
Он передал фотографию Мосовичу.
На ней стояла Уэнди, бестолково-радостно улыбаясь в камеру. Бок о бок с ней стоял мужчина в «Мар-Каме», почти с таким же выражением. При взгляде на снимок до сознания труднее всего доходил факт, что Уэнди, вовсе не миниатюрная юная леди, выглядела словно детская кукла рядом с… горой.
— Это твой бойфренд? — спросил Мосович.
— Да, — сказала Уэнди. — Он сержант в Десяти Тысячах. Шесть футов восемь дюймов [49], сто сорок килограммов. Большинство из них мышцы. Мы познакомились во время Сражения за Фредериксберг. Впрочем, нет. Мы много лет ходили в одну школу. Иначе говоря, я никогда его по-настоящему не замечаладо Сражения.
— Ну так что, мне нужно дожидаться, пока меня не спасут посреди боя? — спросила Кэлли. — Кроме того, более вероятно, что спасать буду я.
— Нет, но тебе следует подождать еще нескольколет, прежде чем принимать решения, которые определят твою дальнейшую судьбу, — рассмеялась Уэнди.
— Усекла, — мотнула головой Кэлли. — Зарегистрировано и подшито. О’кей?
— О’кей, — сказала Уэнди.
Элгарс встала, подошла к Мюллеру и склонила голову набок. Мгновение спустя она нагнулась, перебросила одну его руку через плечо, затем уперлась своим плечом ему в живот и взвалила его на спину. Она несколько раз согнула ноги в коленях на пробу, затем кивнула.
Пятница 25 сентября 2009 г., 20:47 восточного поясного времени
— Кэлли, не сочти за оскорбление, — с широкой улыбкой произнес Мюллер, отодвигаясь от стола, — но когда-нибудь ты станешь для кого-то отличной женой.
— Не то чтобы я обожала готовить, — пожала плечами Кэлли. — Ну, не так, чтобы очень. Но если ты хочешь здесь чего-нибудь поесть, приходится готовить самому.
Ужин имел оглушительный успех. Папа О’Нил отрезал от свиньи килограммов пять мягкого сочного мяса и надеялся этим обойтись, намереваясь порезать остальное на куски и заморозить на потом. Вышло так, что ему еще дважды пришлось ходить к свинье за мясом. В дополнение к кукурузным початкам и кукурузным лепешкам, Кэлли испекла еще и пшеничный хлеб, приготовила запеканку из молодой фасоли со сливками и отварила молодой картошки. Все было съедено подчистую. На десерт был подан ореховый пирог.
Детей, наевшихся по самые жабры, в конце концов отослали спать. Только «взрослые» — Кэлли явно включили в эту группу — остались за столом, подъедая остатки под негромкую музыку проигрывателя компакт-дисков.
— Мне понятно, что ты хочешь сказать, — засмеялась Шари. — В подгороде есть кафетерии, но еда поистине паршивая; бывают дни, когда я готова убить ради возможности просто позвонить в «Домино» [47].
— Я вроде как припоминаю их, — пожала Кэлли плечами — Но последний раз я обедала в кафе быстрого питания в тот месяц, когда пал Фредериксберг.
Она покачала головой и снова пожала плечами.
— Мы поехали отдохнуть в Киз, и «Макдоналдс» в Майами был еще открыт. Мы иногда делаем пиццу, но готовим ее из того, что есть под рукой.
— Никто из детей совсем не помнит сети быстрого питания, — произнесла Уэнди, отрезая кусочек свинины от принесенного Папой О’Нилом окорока. — Ну, Билли и Шэннон помнят немного. Но не по-настоящему. В основном помнят места для игр и игрушки, что дарят с едой. И все.
— Просто все исчезло слишком быстро, — негромко сказала Шари.
— Это так, — отозвался Мосович. — У войн есть обыкновение порождать такое. Спроси немцев определенного возраста, как настоящая война все изменяет, или почитай дневники южан времен Гражданской войны. Хороший пример «Унесенные ветром». Однажды ты просыпаешься, а вся твоя жизнь изменилась. Кто-то приспосабливается и даже процветает. А кто-то замыкается и умирает, на самом деле или душой.
— В подгородах много таких, — сказала Уэнди. — Многие люди просто опускают руки. Они целыми днями сидят и либо просто ничего не делают, либо разговаривают о том, когда наступят хорошие времена.
— Как раньше уже не будет, — сказал Мосович. — Точно тебе говорю. Слишком большой урон. Черт, даже построенные в благие времена «города-крепости» в основном накрылись. Город — это не просто куча зданий, набитых солдатами. Ричмонд, Ньюпорт, Нью-Йорк, Сан-Франциско они всего лишь пустая оболочка с этой точки зрения. Сделать из них снова города… Не знаю, произойдет ли это.
— Внутренние города тоже не блещут, — заметил Мюллер. — Несколько месяцев назад мы ездили в Луисвилль, в Штаб-квартиру Командования Восточным Театром. Большинство тамошнего народа старается попасть в подгорода. По крайней мере подгорода устроены в расчете на пешеходов; при нехватке бензина куда-нибудь добраться в городе реальнотрудно. Простой поход в магазин означает долгую прогулку.
— Особенно при такой плохой погоде, — сказала Шари.
— Какой погоде? — спросил Папа О’Нил.
— Ну, мы смотрим новости там, в подгороде; всю зиму сообщали про рекордно низкие температуры. Уже начинают поговаривать про новый ледниковый период после всех этих атомных бомбардировок.
— Ха, — хохотнул О’Нил. — Уж мне-то не говорите. Если бы надвигался новый ледниковый период, фермеры узнали бы первыми. Так вот, канадскиеурожаи упали, и наверное, отчасти из-за китайских бомб, но даже там сейчас дела стабилизировались.
— Не могу так уж сильно винить китайцев, — произнес Мюллер. — Разве только за представление, будто они смогут побить послинов на равнинах. Как только они потеряли большинство своей армии, уделать Янцзы гадостью было единственным способом удержать послинов подальше от беженцев.
— Черт, — проворчал Папа О’Нил. — В конце они уделали и беженцев. Так бы послины задержались поесть. А так даже это не сбавило их темпа, у них заняло всего месяц добраться до Тибета. Черт, со всеми понаделанными нами зарядами антиматерии и ядерными боеголовками, остается только надеяться, чтобы намне пришлось докатиться до подобного; не то все восточные Штаты покроются стеклянной коркой. И пользы наверняка будет не больше.
Что же касается погоды, то мы переживаем длинный цикл неблагоприятных погодных условий, но он возник под воздействием масс теплой воды в Атлантике, и был предсказан еще до вторжения. В остальном погода нормальная. В этом году даже превосходная. Дожди как раз вовремя. Можно бы немного и побольше, но тогда бы мне хотелось их поменьше.
— Мы постоянно слышим эти ужасные прогнозы погоды с поверхности, — сказала Уэнди. — Рекордно низкие температуры, снег в апреле, и тому подобное.
— Ну, я живу здесь уже… э-э, довольно долго, — сказал он, искоса посмотрев на Шари. — И этот год ничем не хуже остальных. Да, шел снег в апреле. Бывает. Это случилось спустя семьдесят два дня после ядерных ударов.
— Этот человек сказал именно то, что я услышала? — спросила Элгарс.
— Кто? — откликнулся Папа О’Нил, оглядываясь.
— Да вон, в проигрывателе компактов, — сказала она и показала на гостиную. — Мне показалось, он только что пропел что-то насчет «размазать жаркое по груди».
— А, — улыбнулся Папа О’Нил. — Да. Это. Уоррен Зевон.
— Уоррен кто? — спросила Уэнди. Элгарс быстро усваивала навыки общения, и она не могла не задаваться вопросом, не сменила ли капитан только что тему, и очень расчетливо. Если так, ну и пусть.
— Зевон, — произнес Мосович. — Менестрель солдат удачи. Отличный парень. Встречался с ним как-то. Мимоходом.
— Где? — спросила Шари. — Имя мне знакомо, но песню не припоминаю и…
Она прослушала несколько куплетов и побелела.
— Он только что сказал именно то, что я услышала?
— Ага, — скривился Папа О’Нил. — Это «Возбудимый Пацан». Одна из… грубых его песен.
— Ну не знаю, — озорно усмехнулась Кэлли. — Почему бы тебе не спеть ей пару куплетов из «Роланда и Безголового Пушкаря Томсона»?
— Думаю, в этом нет необходимости, — улыбнулась Шари. — И, веришь или нет, я могу переварить толику черного юмора.
— Ах так? — лукаво произнесла Кэлли. — Зачем послин переходит дорогу?
— Заглотну-ка я наживку, — сказал Мюллер. — Зачем послин переходит дорогу?
— За кормом.
— О’кей, — сказал Мосович. — Довольно скверно. Попробуйте это: как два послина решают спор?
Он подождал, но никто не вызвался.
— Кто стал трешем, тот и проиграл, разумеется.
— Вау! — сказал Папа О’Нил. — В чем разница между послином и юристом?
— Не знаю, — сказала Шари. — Один ест тебя за плату?
— Нет, но тоже неплохо, — сказал Папа О’Нил. — Нет, один из них злобный и бесчеловечный монстр-людоед, а другой просто инопланетянин.
— Слыхали новый боевой клич послинов, идущих в бой с морской пехотой? — спросила Уэнди.
— Ха! — ухмыльнулся Мосович. — Могу представить себе парочку. О, никак морячки.
— Короче и эффектнее: ДЕСЕРТ!
Кэлли оглядела всех на секунду, затем расплылась от уха до уха.
— Откуда известно, что послины бисексуалы? Они едят и мужчин, и женщин!
— Поверить не могу, что ты это сказала! — проворчал Папа О’Нил, пока остальные покатывались от хохота.
— Господи, да ты вынуждал меня слушать «Блэк Саббат» и Оззи Осборна, Деда! — сказала Кэлли. — И тебя волнует этаневинная шутка?
— А что плохого в «Блэк Саббат»? — запротестовал он. — Хорошая группа. Отличные стихи.
— Ну, не знаю, — произнесла Кэлли. — Название!
— Христианское!
— Большое спасибо, католическое.
— О’кей, о’кей, давайте разрядим обстановку, пока не засвистели пули, — сказал Мюллер. — Сколько послинов могут трахнуться в лампочке?
— Не знаю, — сварливо произнес Папа О’Нил. — Сколько?
— Достаточно одного, — сказал Мюллер. — Но лампочка должна быть ну о-о-чень большая.
— Что-то я не въехала, — сказала Элгарс.
— Они гермафродиты, — сказала Уэнди. — Реально они не могут оплодотворить себя сами, без посторонней помощи. Но любые два могут размножаться с любыми двумя другими, так что, поскольку выражение «иди трахни сам себя» является оскорблением, люди хохмят насчет того, как они сами себя трахают.
Элгарс кивнула.
— До меня все еще не дошло.
— Подумай на досуге, — сказала Кэлли. — А пока вот: зачем химмит перешел через дорогу?
— Не знаю, — сказала Элгарс.
— А он и не переходил; он на стене позади тебя, — ухмыльнулась Кэлли.
Элгарс невозмутимо посмотрела на нее.
— Это шутка?
— Ладно, не бери в голову, — вздохнула Уэнди. — Ну тогда вот про химмита, который три дня просидел в своей машине, в запрещенном для стоянки месте, слившись с обивкой сиденья водителя.
Она сделала паузу.
— Когда пришлось платить штраф, он стал жабой и удавился.
— А! — воскликнул Папа О’Нил. — Здорово!
— Я опять не усекла, — сказала Элгарс. — Что такое химмит?
— Одна из галактических рас, — ответила Кэлли, потрясла головой и швырнула в Уэнди печеньем. — Они похожи на больших лягушек. Они умеют так хорошо сливаться с фоном, что их практически не видно.
— Благодарю, — раскланялась Уэнди. — Благодарю… Или про химмита в баре с пианино? Один из завсегдатаев подходит к пианисту и говорит: «Вы знаете, гигантская невидимая лягушка пьет пиво на стене позади вас?» А пианист отвечает: «Напойте пару тактов, и я подхвачу мотив». Или насчет индоя-экстраверта? Кто смотрит на твоиботинки, разговаривая с тобой.
— Отличные вещицы! — воскликнула Кэлли.
— Лучше твоей бисексуальной остроты? — осведомился Мюллер. — О’кей. В окопе сидят два солдата Один говорит: «Я слышал, в городок пришли двое сирот. Эти чертовы инопланетяне грохнули их дом неделю назад, убили их отца — он был выдающимся марафонцем, надо же — и съели их мать. Его не съели — только ее. Хреновы чокнутые инопланетяне, почему они так поступили?» Второй говорит: «Идиот. Их папа был кожа да кости».
— Кошмарно, — сказала Шари. — Почти так же, как это. Какой талисман подходит ББС? Лобстер: такой же вкусный и так же трудно очистить.
— Эй! — сказала Кэлли. — Это напоминает моего папу! Как вы назовете краба, сидящего на мешке сахара? Диабетик. Дрыгается и дрыгается на своих лапах… Знаете, как называют краба, изучающего морскую биологию? Спикером Ракообразных.
— Как два голодных послина приветствуют друг друга? — спросил Папа О’Нил, чтобы не отставать. — Солью и перцем, разумеется.
— Почему послины оставили древко почета в «Макдоналдсе»? — спросила Кэлли. — Они увидели плакат: «Мы приготовили шесть миллиардов порций».
— Ты едва ли помнишь «Макдоналдс», — подозрительно сказал Папа О’Нил. — Кто тебе это сказал?
— Да так… один парень, — ответила Кэлли, в ее глазах заплясали чертики.
— Дрянь дело, — пробормотал Мюллер. — Эй! Как полному автобусу юристов удалось проехать через порядки послинов? Любезность коллег.
— Какой такой парень? — задал вопрос Папа О’Нил.
— Что сказали послины, когда захватили Аушвиц? — спросила Кэлли, игнорируя вопрос. — Предпочитаем суши.
— Что за парень,Кэлли? — снова спросил Папа О’Нил.
— Какой-то солдат, — ответила она. — В «Пиггли-Уиггли». Она рассказал анекдот, я тоже, потом ушла. Ничего особенного…
— Что такое послины в поле и топливно-воздушный взрыв? — в отчаянии спросил Мюллер. — Слишком большой огонь. Шкварки подгорели.
— Что значит ничего особенного? — угрожающе спросил Папа О’Нил. — Я не хочу, чтобы они сменили нынешнюю песню на «В городок явилась Кэлли».
— О’кей, — вздохнула Шари. — Посмотрите на меня, Майкл О’Нил.
— Да? — пробурчал он.
— Как послины называют Карла Льюиса [48]?
— Не знаю, — замотал головой Папа О’Нил. — Вы не дадите мне продолжить, нет?
— Нет. Быстрое питание.
Он фыркнул.
— О’кей.
— Что говорит послин, натолкнувшись на эфиопа?
— Не знаю, — улыбнулся он ей. — Что?
— «ОПЯТЬ Нувель Куизин»? У меня таких миллион. Как послины называют доктора?
— Как?
— Ленч. Как послины называют рабочего-строителя?
— Не знаю.
— Ленч. Как послины называют политика? Конкуренция. Как послины называют юриста? Неприятность. Знаете, почему при испытаниях химического оружия послинов заменили юристами? Юристы быстрее размножаются. На некоторые вещи даже послины не пойдут. И исследователи жалели послинов. И последнее. Почему у послинов заняло меньше месяца захватить Китай? Ну, понимаете, стоит только попробовать китайской еды, и часом позже…
— Боже, да вы еще та штучка, — рассмеялся О’Нил.
— У вас есть что-нибудь из Ван Моррисона в этой куче? — спросила она.
— Думаю, у нас есть его «Лучшее из…», а что?
— Потому что я хочу танцевать, — ответила она, взяла его за руку и встала. — Пошли.
— У меня обе ноги левые, — запротестовал он.
— Вы обнимете меня, и мы потопчемся вокруг, — сказала она с лукавым огоньком в глазах. — Не труднее, чем встать.
— Вам, наверное, стоит это перефразировать, — пробормотал Мюллер.
— А вас не спрашивают.
Когда музыка изменилась, Элгарс налила себе немного правильногосамогона. Она поболтала им в стакане и посмотрела на Мосовича.
— Думаю, сейчас самое время.
— Самое время для чего? — спросила Кэлли.
— Я сказала Мосовичу про видение, когда мы были на прогулке, — ответила Элгарс. — В нем было что-то такое, что ему совсем не понравилось.
— Да, — сказал Мосович. — Вы правы.
Он тоже плеснул себе немного самогона и откинулся на спинку стула.
— Оно мне не понравилось тем, что произошло с реальным человеком, а она на самом деле мертва. Я видел, как она погибла.
— Где? — спросила Кэлли.
— На Барвоне, — вставил Мюллер. — Мы оба были членами разведгруппы, которую послали туда еще до отправки экспедиционных сил. На нас проверили, как на морских свинках, насколько послины действительно опасны.
— Ты не помнишь то время, — сказал Мосович. — Но… очень многие отказывались поверить. «Инопланетное вторжение? Да ладно, давай еще по стаканчику». Это прошло довольно быстро, когда на Барвоне съели высокопоставленную делегацию и пленку показали по всему миру. Как бы то ни было, мы вели на Барвоне разведку, определяли боевой порядок и проводили анализ местности и условий ведения боя…
— Плохая и плохие, — сказал Мюллер.
— Полагаю, мы слишком хорошо делали свою работу, — продолжал сержант-майор. — Мы получили задание поймать послина и доставить его. Я посчитал, что легче схватить детеныша, чем взрослую особь, поэтому мы напали на лагерь, в котором также содержалось какое-то количество крабов в качестве ходячего провианта. Когда мы атаковали, оказалось, послины воюют несколько лучше, чем мы полагали ранее. Все то, что мы сейчас знаем; системы обнаружения снайперов и как они всей толпой кидаются на шум сражения. Во всяком случае, мы потеряли кучу настоящих легенд в кругах, связанных со специальными операциями, в том числе нашего снайпера, штаб-сержанта Сандру Эллсуорси. Ваше видение в точности совпадает с тем, как она погибла.
— Да, — сказал Мюллер. — Я подумал про то же. Словно слушаешь рассказывающую об этом Сандру, вплоть до южного акцента.
— А знаете, — сказала Уэнди, — он больше практически не проявляется. В смысле, акцент.
— Как бы то ни было, вот почему нас так ошарашило, — сказал Мосович.
— И что вы думаете? — тихо спросила Элгарс. — Вы считаете, крабы вложили в мою голову разум вашего друга? Кто я — Энн Элгарс или эта самая Эллсуорси? Похожие фамилии, оба снайперы? Думаете, это так?
— В общем-то нет, — сказал Мосович. — Эллсуорси была… более странной, чем вы. Жутко чудной. Вы кажетесь гораздо…
— Стабильнее, — сказал Мюллер. — Не поймите меня неправильно, на задании Эллсуорси была великолепна. И она была отличным снайпером-инструктором. Но была совершенным бесенком, когда снимала форму; вы на порядок стабильнее ее во всех смыслах, даже если ваша голова привинчена не слишком крепко.
— Ну спасибо, мастер-сержант, — язвительно произнесла она.
— Простите, мэм, не в обиду, — поспешно сказал он.
— Итак, как это повлияет на ваш рапорт полковнику Катпрайсу? — спросила она Мосовича.
— Думаю, я просто пошлю ему отчет со всей этой сумасшедшей историей, — ответил сержант-майор. — Вы хорошо двигаетесь на пересеченной местности, и мы знаем, что вы умеете стрелять. Если бы вы были рядовым или штаб-сержантом, то и вопроса не возникало бы. Но что касается капитана, тут он пусть решает сам. Что до меня, я думаю, вы сможете освоить эту работу.
— Спасибо, — сказала Элгарс. — Мне нужно было это услышать. И я должна признаться, что не знаю, что ещеможет прятаться в глубине моего сознания. Или кто я на самом деле.
— О, я думаю, вы с этим справитесь, — сказал Мосович. — Хотя это вкладывает совершенно новый смысл в понятие «познать самого себя». В долгосрочной перспективе, я думаю, с вами будет все в порядке. Ну, если так можно сказать про любого из нас в нынешние времена.
Он посмотрел в гостиную, где Папа О’Нил с Шари танцевали под «Полет на Ковре-самолете».
— У некоторых, разумеется, получается лучше, чем у других.
О’Нил подошел рука об руку с Шари и неопределенно помахал им.
— Доброй ночи, народ. Мы несколько устали и отправляемся на боковую.
С этим они оба направились к лестнице, держась за руки.
— Нет, вы только посмотрите, — с горечью произнесла Кэлли. — И еще говорит мнене ходить в город!
— Они оба достаточно взрослые, чтобы принять решение по этому поводу, — указала Уэнди. — Достаточно, чтобы быть твоим дедушкой в одном случае и матерью — в другом.
— И он достаточно стар, чтобы быть ееотцом, — указала Кэлли.
— Согласно Корану, идеальный возраст для жены равен половине возраста мужчины плюс семь лет, — речитативом продекламировал Мюллер. — Что делает тебя все еще слишком юной для меня. Фактически… — Он посмотрел в потолок и посчитал на пальцах. — Думаю, это значит, идеальный возраст парня для тебя будет… как у тебя самой.
— С другой стороны… — сказал он, поворачиваясь к Уэнди.
— Минуточку, — произнесла она и полезла в задний карман джинсов.
— Ага! — воскликнул Мосович. — Пресловутое фото бойфренда.
Мюллер взял его и с ухмылкой посмотрел. Затем на лице появилось озадаченное выражение, которое через мгновение сменилось шоком.
— Господи Иисусе.
Он передал фотографию Мосовичу.
На ней стояла Уэнди, бестолково-радостно улыбаясь в камеру. Бок о бок с ней стоял мужчина в «Мар-Каме», почти с таким же выражением. При взгляде на снимок до сознания труднее всего доходил факт, что Уэнди, вовсе не миниатюрная юная леди, выглядела словно детская кукла рядом с… горой.
— Это твой бойфренд? — спросил Мосович.
— Да, — сказала Уэнди. — Он сержант в Десяти Тысячах. Шесть футов восемь дюймов [49], сто сорок килограммов. Большинство из них мышцы. Мы познакомились во время Сражения за Фредериксберг. Впрочем, нет. Мы много лет ходили в одну школу. Иначе говоря, я никогда его по-настоящему не замечаладо Сражения.
— Ну так что, мне нужно дожидаться, пока меня не спасут посреди боя? — спросила Кэлли. — Кроме того, более вероятно, что спасать буду я.
— Нет, но тебе следует подождать еще нескольколет, прежде чем принимать решения, которые определят твою дальнейшую судьбу, — рассмеялась Уэнди.
— Усекла, — мотнула головой Кэлли. — Зарегистрировано и подшито. О’кей?
— О’кей, — сказала Уэнди.
Элгарс встала, подошла к Мюллеру и склонила голову набок. Мгновение спустя она нагнулась, перебросила одну его руку через плечо, затем уперлась своим плечом ему в живот и взвалила его на спину. Она несколько раз согнула ноги в коленях на пробу, затем кивнула.