Робертс Адам. Стена

   – Невозможная мечта, – сказал правый дед.
   – Это не единственная цель, которую он преследует. В частности, он хочет власти, и он испытывает механизмы, которые развились в умах генетически подходящих субъектов. Ему нужен механизм, который функционирует в полной гармонии с сознанием. Задача не из легких.
   – Вы восхищаетесь им, – сказал Тигхи.
   – Конечно.
   – И все же хотите уничтожить его.
   – Конечно. Естественно, он хочет уничтожить нас. Он был одним из нас. Мы были Возлюбленными вместе, пока он не бросил нас.
   – Он пытался убить меня? – спросил Тигхи.
   – Ну, вообще-то, – уклончиво ответил правый дед, – мы обычно уничтожаем плоды его экспериментальных забав. Если позволить им и дальше ползать по стене и размножаться, это может привести к опасным, непредсказуемым последствиям.
   – Не убивайте меня, – произнес Тигхи отрешенным, безразличным голосом, испытывая двойственные чувства. – У меня есть важная информация о нем. Я сообщу ее вам в обмен на мою жизнь, если вас это устаивает.
   Последовала пауза.
   – Похоже, – сказал центральный дед, – мы не можем получить доступ в твою текущую память. Не хватает кое-каких деталей.
   Тигхи опять посмотрел на них: в центре теперь стоял краснокожий дед, который мгновением раньше – юноша был уверен в этом, – стоял справа. А на его месте теперь был дед с кожей, похожей на жидкое масло. Когда они поменялись местами? Он не мог припомнить, чтобы видел это.
   Воздух наполнился пронзительным резким запахом явно искусственного происхождения. Через пару минут уже ничем не пахло. Затем в поле зрения Тигхи появились какие-то призрачные шарообразные существа, плававшие в воздухе.
   – Что происходит? – удивился юноша.
   – О какой информации ты говоришь?
   – У Чародея есть пещера во льдах, – ответил Тигхи. – Там его запасы продовольствия и много трупов. Он сам показал мне это место. Я нашел там пистолет и выстрелил в него.
   – Сказки, – проговорил краснокожий дед в центре. – Метафизика. У него теперь новая кожа с микрофиламентным слоем. Никакая пуля его не возьмет.
   – Я метился в его глазницы, – пояснил Тигхи, закрывая глаза.
   Но даже с закрытыми глазами юноша видел окружающее в мельчайших подробностях, словно его веки были прозрачными. Он даже начал сомневаться, что закрыл глаза.
   Лицо темнокожего деда опять медленно растянулось в улыбке.
   – Ему это наверняка не понравилось.
   – Он сказал, что вставит себе новые глаза, – сказал Тигхи.
   – Разумеется. Это ему по силам, – согласился дед, стоявший справа.
   Все трое вдруг пропали из виду, и вместо них перед юношей поплыли голубые треугольники в белом пространстве.
   Затем они вернулись: три версии одного и того же человека – черный, красный и шершавый. Порядок, в котором они расположились, опять изменился.
   – Я не совсем понимаю… – начал было Тигхи.
   – Мы должны принести свои извинения, – сказал темнокожий дед.
   – В том, что ты оказался втянутым в наши разборки, нет твоей вины. Мы делаем крупные ставки в своей игре, ну а отдельные личности, – они на втором плане. Тем хуже для них.
   Место, которое он занимал, внезапно опустело. Там подвилось пятно серого цвета, по которому шли крест-накрест мерцающие полоски. Затем темнокожий дед снова материализовался на прежнем месте.
   – Будущее всего… – сказал краснокожий дед. – Нам нужно вернуть мир к горизонтальному состоянию. Тогда жизнь может начаться снова.
   – Люди все равно будут падать, – возразил Тигхи. – Такова природа всего живого, и не важно, где жить, на стене или где-либо еще. Люди все равно будут падать.
   – Наш Возлюбленный допустил глупую ошибку, – сказал темнокожий дед. – Мы вскоре уничтожим его.
   – Он возлагал на меня большие надежды, – медленно проговорил Тигхи. – Думал, что я займу важное место в его планах.
   – Мы полагаем, что он надеялся уничтожить нас с твоей помощью, – хором произнесли все трое.
   Затем один из них, выдавив из своего горла какой-то хлюпающий звук, который можно было принять за смех, добавил:
   – У тебя в голове неполный комплект биоэлектронники. Кое-что выросло, благодаря чему мы смогли подключиться к тебе. Однако все это на примитивном уровне.
   – Когда вы схватили меня своим металлическим усом, – сказал Тигхи, вдруг почувствовав обиду за такое бесцеремонное обращение, – вы очень больно прищемили мне кожу на пояснице! Она до сих пор болит. Вы были не слишком осторожны.
   – Однажды… – начал темнокожий дед.
   Из всех дедов остался он один. Интуиция подсказывала Тигхи, что те двое не исчезли, а по-прежнему присутствуют здесь, однако в нематериальной форме. А может, их там и вообще никогда не было. Конечно, сейчас он мог видеть только темнокожего деда, очертания которого выделялись на фоне тусклых голубых вспышек. При каждой такой вспышке в голове Тигхи начинали покалывать острые иголочки.
   – Однажды… – снова сказал темнокожий дед.
   Его голос вдруг вырос и затопил собой все другие звуки, все другие ощущения, будучи таким же мощным, как ветер, необъятным, как сама стена. Сейчас не существовало ничего, кроме голоса. Зрение, обоняние, осязание юноши – все бездействовало. Он мог только слышать. Голос. Голос.
   – Однажды! Однажды жил человек! Он истощал себя, но заменял свои износившиеся органы новыми органами, усиливал с помощью искусственных биомеханизмов церебральный материал, воссоздавал античную технологию! Он был богочеловеком! Он был богочеловеком! Именно ему подчинялись люди, богочеловеку, под ним они находились! Однажды мир был иным. Теперь он такой, каким мы его знаем. Он снова будет другим. Кто выживет в этом другом мире? Кто выживет после перемены? Кто сотворит эти перемены? Богочеловек! Кто будет контролировать их? Богочеловек! Кто все изменит? Богочеловек!
   Затем наступила тишина, в которой отчетливо звучала металлическая, почти музыкальная нота. Тигхи оказался в абсолютной темноте. Ему показалось, что где-то очень далеко разносится эхо, подобное тому, которое он слышал, когда цеплялся за лед. Тихий звенящий звук, повторяющий металлическим шепотом:
   – Смерть! Смерть! Смерть! И наконец, абсолютное ничто.

Глава 2

   Очнувшись, Тигхи обнаружил, что лежит на утесе и его лицо щекочет трава. Он сел, совершенно не понимая, где находится. Яркое солнце, поднимавшееся снизу, отбрасывало тени с края утеса. В воздухе ощущалась бодрящая свежесть.
   Тигхи потрогал затылок. Его пальцы ощутили засохшую корку крови, довольно крупную, на том месте, где у него был выбрит череп. Он поскреб ее, и короста отвалилась, рассыпаясь в порошок под ногтями.
   На Тигхи все еще был теплый костюм, который ему дал Чародей. Развязав шнурки, юноша стащил комбинезон. Под ним оказалась старая одежда Тигхи, давно не стиранная и потрепанная. Юноша задрал подол рубашки и внимательно осмотрел свой живот. На нем расплылся большой иссиня-черный кровоподтек, от которого отходили две длинные параллельные ссадины. В этом месте его защемил металлический ус.
   Тигхи сел, привалившись спиной к стене, сорвал несколько стебельков травы и стал медленно жевать их. Он размышлял о пережитом. Многое казалось необъяснимым и не имеющим смысла. Что-то подсказывало ему, что встречи с тремя двойниками деда не было. Не было в привычном, реальном измерении. Все вместе они обладали куда более могучей волшебной силой, чем Чародей. Они создали некое волшебное царство, частичка которого наверняка проникла и в его собственную голову, и разговаривали с ним там. Часть сказанного ими не была облечена в слова, и может, то, что говорил Тигхи, тоже не всегда принимало форму слов. Однако понимание само приходило в его голову.
   Он задремал, а когда проснулся, усталости уже не было. Пустой желудок настоятельно требовал еды, подкрепляя свои требования спазматической болью, которая то усиливалась, то ослабевала. Запихнув в рот еще несколько стебельков травы, Тигхи встал и принялся искать в траве съедобных насекомых. Однако его поиски оказались малоуспешными. Удалось собрать лишь с десяток крошечных паучков с серыми тельцами. Несмотря на свой малый размер, эти создания передвигались с поразительной скоростью. Тигхи попытался было съесть пару паучков, однако чересчур горький вкус делал их практически несъедобными.
   Юноша решил расширить круг своих поисков и начал спускаться с утеса. Что оказалось делом не таким уж простым. Ему приходилось то прыгать с выступа на маленький валун, то шарить ногами в поисках надежной опоры, держась руками за траву. В конце концов Тигхи достиг более или менее ровного уступа и пошел по нему в западном направлении. Все это время он не переставал размышлять о том, что с ним случилось. О том, что сказали три двойника его деда, о том, что поведал ему Чародей.
   Уступ постепенно сужался, пока его ширина не составила всего две руки, и Тигхи теперь должен был смотреть в оба. Однако вскоре уступ раздался вширь, и юноша быстро зашагал дальше, припадая на поврежденную ногу.
   Он поравнялся с углублением в стене, внутри которого сидела женщина, выщипывавшая перья у мертвой птицы. В конце этого алькова виднелась узкая дверь. Тигхи посмотрел в небо и удивился почти полному отсутствию птиц. Он остановился и попытался завязать разговор с женщиной, однако она не говорила на имперском и уставилась на юношу с плохо скрываемым подозрением. На женщине было много всякого тряпья, и Тигхи понял, что она закуталась так, чтобы спастись от холода. Воздух здесь был слишком свеж. Благодаря костюму Чародея Тигхи не обращал внимания на внешнюю температуру. Ему казалось, что в этих местах мягкий климат, но теперь он убедился в обратном.
   Тигхи пошел дальше. Наступили сумерки, а он все еще находился на открытом уступе. Однако сумеречный шторм не отличался особой силой. Горизонтальные порывы ветра лишь растрепали одежду. Юноша заснул на пустой желудок. На следующий день он покрыл порядочное расстояние, двигаясь на запад. По дороге ему попалось немало ферм, и в конце концов Тигхи оказался в деревне. Рано или поздно ему пришлось бы общаться с людьми, и юноша заранее решил, что глупо говорить на имперском. И небезопасно. Признав в Тигхи жителя Империи, здешние обитатели могут схватить его и продать в рабство.
   На окраине деревни Тигхи повстречал мужчину и женщину, которые сооружали навес для кур и цыплят с помощью сучьев и веток. Тигхи присел на корточки и стал наблюдать за их работой. Когда его подозвали, Тигхи ухмыльнулся и повел себя как парень, не страдающий избытком ума. На каждый вопрос юноша глупо скалил зубы и жестикулировал. Тем не менее он встал и принялся помогать вязать из веток крышу. К концу дня работа была закончена, и женщина пошла за курами.
   Мужчина сел и затараторил на своем языке, обращаясь к Тигхи. Юноша улыбался и кивал, не понимая ни единого слова. Когда женщина вернулась, то, кроме кудахтавших и вырывавшихся кур со связанными ногами, она принесла еще и буханку хлеба из травяной муки. Этим хлебом мужчина и женщина поделились с Тигхи, который по-прежнему простовато улыбался и тряс головой, вживаясь в роль глухонемого дурачка.
   После еды он помог женщине перенести из дома под навес остальных кур. Она, довольная, затарахтела на своей тарабарщине, а Тигхи улыбался и кивал.
   В ту ночь он спал у дома этой пары, а утром пошел вместе с мужчиной в деревню и работал вместе с ним. Каждый раз ему что-нибудь да перепадало, то ломоть хлеба, то несколько кусочков сушеного и перченого земляного червя.
   У этой пары Тигхи прожил с неделю или около того. На ночь он располагался у их двери. За это время юноша усвоил кое-какие фразы и обороты из их языка. Задача эта усложнялась тем обстоятельством, что ни на какой стадии юноша не должен был дать знать, что начал понимать их. У него сложилось впечатление, что эти люди поженились совсем недавно. Мать женщины, занимавшая в деревне положение матриарха, дала им две дюжины кур в качестве свадебного подарка. Из разговоров, которые вели между собой муж и жена, многое оставалось непонятным, и все же Тигхи уловил, что их очень удивляла его темная кожа. А еще они завидовали тому, что у придурковатого паренька такой красивый старинный комбинезон. Они догадывались, что эта штука неплохо защищает от холода – иначе как бы он мог спать за дверью и не простужаться?
   Тигхи помогал женщине собирать семена травы на корм курам, выбрасывал помет из-под навеса, сидел и наблюдал за тем, как женщина плетет рубашку из куриных перьев. Некоторые жители деревни относились к Тигхи как к маленькому ребенку и даже жалели его.
   Через неделю в гости к молодоженам заявилась мать женщины, деревенский матриарх. Сразу же после ее прихода между матерью и дочкой произошел разговор на повышенных тонах. Тигхи мог разобрать лишь отдельные слова, однако суть спора ему все же удалось уловить. Причиной раздора явилась терпимость молодоженов к подозрительному немому парню, бродяге, приблудившемуся с востока. Не доверяйте ему! Дочь пыталась урезонить мать. Тон ее увещеваний был миролюбивым и спокойным. Старуха же отвергала все аргументы дочки властным и басовитым голосом.
   Тигхи решил, что для него же лучше уйти тихо и незаметно. Решение далось ему с болью в душе. Ведь он осознавал, что такой шаг подтвердит подозрения матери и ударит по дочери, которая была к нему так добра. Однако другого выхода Тигхи не видел. Глухой ночью он украл из курятника двух куриц. Чтобы они не выдали его своим кудахтаньем и трепыханием, юноша тут же свернул им шеи. Затем скорым шагом отправился на запад. Тигхи шел всю ночь по темным уступам и к рассвету был уже далеко от деревни.
   Одну курицу Тигхи запихал в просторный передний карман своего костюма туда же, где лежал и пистолет. Нащупав его, он обрадовался. Значит, Возлюбленный Чародея не отобрал у него оружие. Теперь Тигхи был похож на беременную женщину. Вторую курицу он ощипал, как это делали его бывшие хозяева. Перья сложил вместе и связал вместе жгутом, который сплел из травы. Эту связку он нес под мышкой. Мясо Тигхи приготовил сразу же, разведя костер из сухой травы, которую поджег, высекая искры кремнем, как научили его молодожены. Жареной курятины ему хватило на несколько дней.
   Он никогда еще не ел такого вкусного мяса.
   Всю следующую неделю Тигхи старался как можно дальше уйти на запад. Деревни он обычно проходил ночью. Слухи о краже кур могли опередить его, и тогда встреча с жителями не сулила бы ему ничего хорошего. Наконец юноше показалось, что от места совершения преступления его отделяет достаточно безопасное расстояние. И тогда он обменял перья на краюху хлеба и моток пластикового шнура. Мена состоялась в длинной, узкой деревне, располагавшейся вдоль уступа, над которым навис мощный козырек, служивший непреодолимой преградой для прямых солнечных лучей.
   Тигхи ощипал вторую курицу и обменял ее перья в следующей деревне. К этому времени ее мясо начало портиться и издавать неприятный запах. Юноша все равно изжарил и съел его, но удовольствия курица ему не доставила. Дело портил приторно-сладкий вкус падали.
   Он неутомимо шел и шел на запад. Искалеченная нога ныла все меньше и меньше. Раздробленные кости ступни окончательно срослись, образовав неестественно уродливую выпуклость. И все же хромота юноши стала менее заметной.
   В конце концов Тигхи решил немного передохнуть и подкрепиться. С этой целью он нанялся на ферму, где из личинок выращивали огромных бабочек. Ферма была расположена на широком полукруглом лугу, в конце выступа, где находилась деревня. Женщина, которой принадлежала ферма, наняла себе в помощники пятерых молодых парней.
   Тигхи стал выдавать себя за уроженца восточных низин и время от времени бросал пару-другую фраз из того куцего запаса, который приобрел, живя у молодоженов. Однако недели с небольшим ему хватило на то, чтобы значительно пополнить свой лексикон и общаться с женщиной и другими работниками без особых затруднений. Судя по всему, этот язык являлся диалектом Отре.
   Для выкармливания личинок на ферме использовали тухлое мясо. Его заготовка требовала немало усилий и времени. Из пяти работников двое постоянно находились в отлучке, рыская по деревням выше и ниже, западнее и восточнее фермы. Они обычно обходили шесть-семь деревень и выменивали на всякую всячину мясо, непригодное в пищу. Иногда на заброшенных утесах им удавалось найти останки птиц и других тварей.
   Личинки, представлявшие собой мешки дрожащей, пульсирующей плоти размером со щенка, алчно пожирали корм. Чем больше они съедали, тем крупнее становились и, соответственно, тем больше был у них размер крыльев, когда, пройдя ряд других стадий, они превращались в бабочек. Ради этого, собственно, их и выращивали, потому что светло-зеленая и ярко-голубая пыльца, образовывавшаяся на крыльях, и была тем продуктом, которым торговала ферма. Иногда крылья продавали целиком, иногда с них тщательно соскребали пыльцу и взвешивали на особо точных ювелирных весах, чашки которых были размером с ноготь мизинца.
   Лучшие экземпляры бабочек имели размах крыльев в рост человека, однако такие вырастали редко. Большинству из них были присущи гораздо меньшие размеры, и они не блистали особенной красотой. Крылья также использовались для изготовления одежды и украшений. Иногда их вмазывали в стены церквей для придания последним пышного, торжественного вида.
   Ферма процветала и давала хороший доход. Тигхи собирал падаль или выполнял разные работы на самой ферме. Хозяйка – маленькая, бледнокожая уроженка Востока, ходившая вразвалку, прониклась к нему симпатией. Она подробно выспрашивала юношу о его происхождении, и Тигхи пришлось поломать голову над сочинением легенды, частично основанной на фактах. В частности, он упомянул о корабле Чародея, объяснив, что именно оттуда и взялся чудесный костюм, защищающий его и от жары и от холода в зависимости от погоды.
   Женщина, похоже, нисколько не удивилась; в конце концов, каких только чудес нет на стене. Это знает каждый ребенок.
   Басх, так звали эту женщину, решила затащить Тигхи к себе в постель. Другие работники объяснили юноше, что он должен рассматривать это как большую честь для себя. Еще они рассказали ему о непостоянстве Басх, симпатии которой менялись не реже одного раза в месяц. И поэтому, посоветовали они юноше, тот должен извлечь из благоволения Басх максимум пользы для себя, пока ее чувства не охладели.
   Тигхи счел за лучшее последовать совету товарищей и не противиться желанию хозяйки. Теперь каждую ночь он проводил в ее постели.
   Их первое совокупление не обошлось без накладок, и Тигхи пришлось-таки поволноваться. Ведь до этого он еще ни разу толком не бывал с женщиной. Однако предпочел умолчать о таком недостатке и предоставил всю инициативу женщине, точнее, ее нетерпеливым рукам. Оказалось, что это ее любимый способ получения удовлетворения.
   Тигхи сначала слишком нервничал и вместо наслаждения испытывал даже некоторое неудобство, почти боль. Когда он вошел в Басх, женщина разозлилась.
   – Я не хочу детей, – повторяла она, ударяя его ладонями по спине. – Вынь из меня своего дружка до того, как кончишь.
   Через минуту они начали снова, и на сей раз Тигхи сделал все в точности так, как хотела хозяйка. Теперь она не сердилась, а, наоборот, исторгала из себя сладострастное мычание, закинув юноше ноги на плечи.
   После сдачи этого своеобразного экзамена распорядок повседневной жизни юноши изменился. Днем он по большей части отсыпался и отдыхал, поскольку его основные трудовые обязанности выпадали на ночное время суток.
   Басх не забеременела.
   Через пару месяцев Басх положила глаз на другого работника – горбоносого, костлявого парня с востока по имени Пнекс. Тигхи вернулся на свое прежнее место в сарае, где спали все работники. Пару дней товарищи подтрунивали над ним, затем все встало на свои места.
   Работая на ферме, Тигхи часто думал о Чародее и о его Возлюбленном. Если раньше Чародей смог напасть на его след с помощью мудреных устройств, которыми начинил его голову, то что помешает ему сделать это снова? Тем более что он отыскал Тигхи, несмотря на то, что ма выдернула из его головы почти все, что там было.
   Однако шли недели, которые складывались в месяцы, а Чародей так и не появлялся, и Тигхи задался вопросом, а не удалил ли Возлюбленный Чародея последние остатки этих устройств из его мозга. Рана на затылке окончательно зажила. На ее месте остался маленький шрам, который зарос волосами.
   Когда Тигхи спал с Басх, она как-то раз запустила руку в его волосы и спросила, откуда у него этот круглый шрам. Юноша объяснил ей, что на войне его ударили по голове копьем, однако у него сложилось впечатление, что женщина не поверила.
   Время шло, и постепенно год подходил к концу. Зимние морозы уступили место прохладной весне. Тигхи долго не мог решить, что делать дальше. Сначала он подумывал остаться на ферме на все двадцать месяцев, пока год не совершит свой полный оборот, но в конце концов передумал. Безымянная тоска снова гнала его в дорогу.
   Он попрощался с Басх и остальными работниками. В подарок за трудолюбие и незлобивость Тигхи получил краюху сдобного хлеба и маленький мешочек с пыльцой бабочек, которую можно было выгодно продать. И вот однажды утром Тигхи покинул пределы фермы и, хромая гораздо меньше, чем прежде, продолжил свой путь на запад.

Глава 3

   До самого конца года, всю весну и все лето, Тигхи находился в пути, пробираясь на запад. Он странствовал от одной деревни к другой, перебиваясь случайными заработками там, где их удавалось найти, и голодая, если таковых не было. Юноша продал или обменял все, что у него было, за исключением маленького пистолета с пятью пулями, который он тщательно прятал, и своего костюма-комбинезона, хотя на последний находилось немало покупателей.
   Однажды Тигхи попал в засаду, которую устроила шайка женщин, одежда которых состояла из многих слоев нечесаной и немытой шерсти. Они спрыгнули с утеса на уступ, по которому шел юноша, и принялись избивать его палками, громко улюлюкая и крича. Прежде чем Тигхи успел вытащить пистолет, его свалили с ног и в кровь разбили лицо.
   Он выстрелил, и разбойницы разбежались. Удары ногами по ребрам и груди имели неприятные последствия. Недели две Тигхи при дыхании ощущал сильную боль в легких.
   Прикинувшись лекарем, Тигхи прожил в одной деревне около месяца. Разумеется, в медицине он был полным профаном, однако к этому времени напрактиковался в общении и владел чужим языком настолько, что правдоподобные истории вылетали из его уст без сучка и задоринки. До поры до времени ему все сходило с рук, однако потом случилась беда. От лихорадки умер ребенок, которого Тигхи взялся излечить, и жители деревни выгнали самозваного лекаря за околицу. Провожаемый враждебными выкриками и угрозами, юноша побрел дальше на запад.
   Вскоре ему повезло. Он набрел на козью ферму. В этом деле у Тигхи был настоящий опыт, и ему не нужно было притворяться. На ферме он проработал целых две недели, прежде чем двинуться дальше.
   Чем дальше Тигхи продвигался на запад, тем чаще слышал разные упоминания о Восточном Городе, который называли также Бактом. Кое-кто, правда, называл его Притоком Дьявола. Тигхи добрался туда, когда трава на стене начала жухнуть и приобретать блеклые осенние цвета. Он прошел по короткому туннелю и оказался в городе.
   Восточный Город занимал с дюжину уступов и центральный выступ. Мириады помещений, вырытых в стене, соединялись между собой подземными ходами и лестницами. Широкий центральный выступ служил постоянной сценой, на которой бродячие артисты давали свои представления и устраивались различные карнавалы и маскарады. Как только одна труппа актеров уходила с этой импровизированной сцены, валясь от усталости, ее место тут же занимала другая. Прерывать игру считалось позором, и некоторые актеры усердствовали до такой степени и так долго, что в конце концов валились с ног. По традиции новые актеры не вступали на сцену, пока предыдущий не переставал говорить, но как только появлялась брешь, они тут же бросались на середину и начинали тараторить или петь отрывки из песен на ходу, очищая сцену от предшественников.
   Желающих поглазеть на эти представления собиралось не так уж много, но вместе с тем их количество не уменьшалось. Одни зрители уходили, другие приходили. Тема пьес была одна и та же: история мира, подававшаяся в различных интерпретациях, невероятно сложных и продолжительных. Актеры старались поразить аудиторию пышным многословием и неоднократно повторялись. Для одних посещение этого зрелища было религиозным ритуалом, для других – одним из способов развлечься.
   В конце выступа, выстроившись в несколько рядов, стояли пророки и предсказатели судьбы, которые оглашали воздух различными пророчествами и предсказаниями апокалипсиса, мешая актерам декламировать. По этому поводу между актерами и пророками довольно часто вспыхивали ссоры, и зрители дружно веселились, наблюдая за кулачными боями, причем последние доставляли им едва ли не большее удовольствие, чем ритуальная драма или религиозные проповеди.
   Город изобиловал источниками. Вода вытекала из множества наклонных труб и отверстий в стене в таком количестве, что было просто невозможно устроить искусственные преграды на них и взимать за воду деньги. В этом и состояла одна из причин огромного населения города: вода была бесплатной. Она лилась из труб на общественных уступах.