Робертс Адам. Стена

   Тигхи протолкнулся поближе к месту, где шел спектакль. Мулваине, будучи рабом, не осмелился последовать за ним. Впрочем, высокий рост позволял ему видеть все через головы тех, кто стоял впереди. Актер, о котором шла речь, начал тем временем произносить длинный монолог. Одетый в балахон из ярко-красной ткани, он выглядел изможденным. Лицо пожелтело от усталости, а руки дрожали, как какие-то вибрирующие устройства. Он уже не декламировал свою роль, а каркал осипшим голосом. Два молодых актера стояли наготове в первых рядах зрителей и зорко следили как за своим обессиленным коллегой на сцене, так и друг за другом. Очень скоро им предстояло занять место выбывшего из строя.
   Кандидат на выбывание подтянулся из последних сил. Его сухой, надтреснутый голос дрожал.
   – Мне предстоит в одежды самой смерти облачиться, – произнес он. – Мне предстоит одежды самого конца примерить. – Последовал широкий театральный жест, и актер замер на месте с протянутой рукой, которая так тряслась, что некоторые зрители даже отвели глаза и поежились. Он показывал на одного из своих товарищей по цеху. – Мне предстоит в одежды самой смерти облачиться, – сказал он снова. – Мне предстоит одежды самого конца примерить. Я стану смертью, и в этом качестве я буду вечен, Я буду вечен.
   – Мир высок, – произнесла другая актриса. Это были ее единственные слова за последние полчаса. Тигхи узнал это от зрителя, стоявшего справа от него.
   – Одно и то же. Заклинило ее, что ли? – громким голосом выразил он свое неудовольствие.
   – Тсс, – зашипели соседи.
   – Мир высок, – повторила актриса в зеленом платье.
   – Когда солнце встает, – произнес на последнем дыхании первый актер и обвел широким жестом выступ. – Когда оно поднимается и переваливает через стену.
   Его трясущаяся рука рванулась было вверх, однако это движение стало последней каплей. Ноги актера подкосились, и он молча рухнул на землю. В круг на смену павшему спешили два конкурента, которые еще на ходу начали драться между собой. Они принялись ногами выпихивать недвижную фигуру за пределы круга, не прекращая при этом драки.
   – Когда солнце встает, – закричал тот из них, что был повыше ростом.
   – Когда оно поднимается и переваливает через стену, – завопил другой и, замахнувшись, ударил своего соперника наотмашь по лицу.
   Тигхи повернулся спиной к сцене и стал пробираться через плотные ряды зрителей назад.
   – Все, Мулваине. Пойдем отсюда. Ты увидел наконец, как свалился этот старый актер. Чего тебе еще надо?
   – Хозяин, – тихо прогнусавил Мулваине, наклонив голову, чтобы лучше видеть сцену. – Неужели нам нельзя остаться здесь еще хотя бы на полчасика? Это же монолог о восходе солнца! Знаменитый монолог.
   – Нет! – резко ответил Тигхи, которого эта наглая настойчивость начала выводить из себя. – Нам пора идти.
   Хмурый Мулваине молча ковылял позади Тигхи, всем своим видом показывая, что предстоящее путешествие ему не по душе. Зато у Тигхи на сердце полегчало. В последнее время юношу замучили приступы мигрени, во время которых он был готов лезть на стену. Казалось, кто-то забрался ему в голову и тычет изнутри в глаза острой иголкой. Он начал подозревать, что виной всему проклятый город.
   Они прекратятся, когда я уйду из города, сказал он себе.
   Юноши поднялись на уступ, по которому проходил путь на запад.
   – Стойте! – раздался сзади чей-то голос.
   Тигхи и Мулваине одновременно обернулись. Там стоял один из соседей покойного хозяина Мулваине и показывал своим посохом на Тигхи.
   Старик взлелеял замысел завладеть рабом своего покойного друга и с этой целью нанял себе в помощь молодого грабителя. Широкоплечий и мускулистый громила стоял рядом со стариком и грозно смотрел на Тигхи. Посчитав, что противники достаточно напуганы и деморализованы, он решительным шагом двинулся вперед.
   – И забери у него драгоценные камни! – крикнул старик вдогонку. – У него есть камушки. Обыщи его как следует!
   Громила приблизился к Тигхи. Юноша вытащил пистолет и направил его на громилу. Увидев оружие, тот остолбенел.
   – Он настоящий? – спросил громила тоненьким голоском, который совершенно не соответствовал его фигуре.
   – Конечно, – ответил Тигхи и, опустив пистолет, спустил курок.
   Вокруг разнеслось эхо выстрела. Пуля ударила в землю, выбив фонтанчик пыли.
   Громила отшатнулся, в глазах его был смертельный испуг. Затем повернулся и зашагал назад. Поравнявшись со своим нанимателем, он даже не взглянул на него. Растерянный старик затрусил следом.
   К вечеру Тигхи и Мулваине окончательно выбрались за пределы города и двинулись на запад. Движение на этом уступе было преимущественно односторонним. Всех притягивал к себе большой город. Никто не обгонял юношей и не набивался к ним в попутчики.
   – Куда мы идем? – спросил Мулваине, когда они забились в расщелину в стене, чтобы пересидеть сумеречный шторм.
   – Мы идем в мою родную деревню, Мулваине, – ответил Тигхи. – Ко мне домой.
   Мулваине промолчал. Через несколько минут он сказал:
   – От такой ходьбы кожа у меня под мышкой стерлась до крови, хозяин.
   Его голос звучал тихо и жалобно.
   – Ничего, скоро привыкнешь, – успокоил его Тигхи. – Здесь, на крайнем востоке, сумеречные штормы слабы и почти не опасны, – добавил он. – Помнишь, каково нам приходилось в Империи? Какие там свирепые ветры? Только держись.
   Однако Мулваине не испытывал ностальгии.
   На следующее утро Мулваине достал еду из заплечного мешка, и после завтрака юноши опять тронулись в путь на запад. Мощные лучи солнца, стремившиеся снизу, легко пронизывали приятный, свежий воздух и ложились на стену перед путниками красивыми параллельными полосами. Глазам Тигхи было больно от солнечного света, но он старался не думать об этом. Скоро глаза перестанут болеть, утешал он себя. Зрение улучшится, и предметы перестанут расплываться в дымке. Скоро они пройдут через Сетчатый Лес и найдут дорогу в его деревню.
   Дорога проходила мимо мощного отрога стены. Перед тем как зайти на отрог, Тигхи оглянулся. Вдали, в сизом мареве все еще виднелись очертания города. Глубоко вздохнув, Тигхи помахал рукой, как бы прощаясь. Мулваине ждал молча, опершись о свой костыль. Он смотрел в землю и тяжело дышал. В течение нескольких секунд в памяти Тигхи промелькнула вся его жизнь в этом городе, и на какое-то мгновение он засомневался в правильности своего выбора. А может, все-таки стоило остаться? Однако хлынувшее откуда-то из глубины души радостное чувство свободы затопило его всего без остатка. Оно несло в себе такую силу, что у юноши волосы встали дыбом.
   Свобода и путь домой.
   После этой короткой передышки Тигхи и Мулваине зашагали дальше. Обогнув отрог, они начали спускаться по пологому уступу.
   Там, впереди, стоял Чародей и ждал их. Тигхи вдруг подумал, что он стоял здесь и ждал чуть ли не с того момента, когда его корабль врезался в стену, а затем отскочил от нее и стал круто снижаться. На Чародее был черный пластиковый плащ, трепетавший на ветру и прилипавший к его искусственной коже.
   – Тигхи, – произнес он своим высоким скрипучим голосом, в котором звучал оттенок злорадного удовольствия. – Мой Возлюбленный все-таки добрался до тебя. Он здорово поднапортачил в моих механизмах, и мне было очень трудно напасть на твой след. Архисложно! И кроме того, у меня были и свои собственные хлопоты, битвы, которые приходилось вести.
   – Чародей! – произнес Тигхи.
   Мужская гордость, властность и самоуверенность – все эти черты, приобретенные им за время жизни в Восточном Городе, внезапно отпали, соскочили, подобно тому как с конца мира съезжали и падали огромные пласты и куски льда. Он снова стал робким мальчишкой, трясущимся от страха перед своим дедом.
   – Чародей!
   Лицо Тигхи покрылось потом.
   – Мой прекрасный, юный Тигхи, – с явной угрозой в голосе проговорил Чародей, – я так ждал этой встречи с тобой.