Страница:
Я не ожидал, что у этого злобного старика от удивления раскроется рот, но именно так и случилось, и посох задрожал у него в руке. Затем, что-то сообразив, он покачал головой.
– Баланс больше не имеет значения. Не прячьтесь за этим понятием! Я один в состоянии защитить свою страну, как я защищал её эти пятнадцать веков и даже дольше. Природа в руках человека – вот моя власть.
– Значит, другая сила – это сама природа? А человек для этой природы просто разновидность животного, живущего чувствами, а не умом. – Я горько засмеялся. – Неудивительно, что эта ваша Рангда меня одолела.
Старик склонил голову.
– Вижу, ты начал кое-что понимать. Пойми тогда, что мой путь – единственный. Ты уже видел будущее моей страны.
– Как это?
– Ты видел бездельников-серферов. Видел поборников террора, которые несколько минут назад чуть не прикончили тебя. Ты видишь его. — Он ткнул большим пальцем с ногтем, похожим на желтый коготь, в сторону Пасарибу. – Дело не только в том, что серферы вульгарны, что террористы трусливы и жестоки и лишь прикрываются лозунгами идеализма, а этот – коррупционер. Дело в том, что у них за душой нет ничего своего. Все они жалкие подражатели – копируют американцев, австралийцев, северокорейцев, а ваш проводник копирует своих хозяев. Балийцы слишком невежественны, чтобы понять это сейчас, но придет день, и они поймут: их участь – уйти в историю кучей мусора. Этого я допустить не могу. Возможно, ты знаешь больше, чем я подозревал; но каковы бы ни были твои намерения, ты помогаешь их гибели. Я говорю так, ибо сожалею о том, что должен сейчас сделать. – Послышался долгий, прерывистый вздох, над высокими скулами зеленым блеском зажглись глаза, седые усы встопорщились, шишковатые пальцы изогнулись, словно он хотел прямо на месте разорвать меня в клочки. – Но разрушишь ты свою машину или нет, она всё равно будет моей!
Всё-таки я заставил его заколебаться! Я знал, что не посмею сделать то, что задумал, но выхода не было. Всё это время я медленно, осторожно передвигал руку, державшую меч, чтобы как следует замахнуться. Так что когда я сбросил покрывавшую меч кожу и наконец замахнулся…
Все получилось так, как я хотел: меч пошел вверх и, звеня, описал кривую. Он ударил прямо по посоху старика, срезал верх, разбил хрустальный набалдашник; остановить клинок я уже не мог, и он ранил старика в плечо. Блестящие осколки набалдашника со звоном разлетелись по желтой, плотно утоптанной земле, на них хлынула кровь. Но, коснувшись земли, она зашипела, задымилась и вспыхнула огнем. У священника от боли сузились глаза, он открыл рот, обнажились желтоватые клыки, он издал рык, громкий раскатистый рык, казавшийся несовместимым с таким хрупким телом. И действительно, вопль становился громче, и сам старик стал расти вместе с ним, он делался все выше, все шире, как когда-то Рангда. Словно какая-то могущественная сила, заключенная в человеческом теле, радостно билась в нем, вырываясь наружу.
На лезвии меча плясал огонь, но я размахнулся им, готовый ударить снова. Деревенские жители завопили от ужаса, а стоявший ближе всех ко мне крестьянин бросился на меня, занеся нож, на его губах выступила пена. Тут что-то просвистело в воздухе, раздался стук, будто ударили по дереву, нападавший застыл как вкопанный, уронил нож и схватился за вонзившуюся в плечо стрелу.
– Pergi! [173] – закричала Джеки и из-за дверцы машины выпустила вторую стрелу в ногу крестьянина.
Крестьяне замешкались, Джеки вышла из машины и кинулась ко мне. Но я не стоял на месте и стал отступать к машине. За языками пламени существо, которое только что было священником, истошно воя, продолжало увеличиваться в размерах – кошмарное зрелище, куда страшнее того, что происходило с Рангдой. Это создание уже ничем не напоминало человека – четвероногое, худое, косматое, с кожей, в отблесках огня отливавшей золотом, оно напоминало тигра, суматранского тигра, но размерами с жеребца-першерона. А морда… хоть она и ощерилась, обнажив похожие на сабли зубы, хоть и была звериной, но всё-таки мордой тигра не была. Я уже видел её прежде. Это была маска, которая повисла перед нами с Дейвом в одном из переулков Бангкока; зверь, преследовавший меня, загнавший в первые из Врат, туда, где меня могли с легкостью уничтожить. Саблезубый зверь с огромными глазами, злобно уставившийся на меня, он встряхивал длинной гривой, и это жуткое движение было мне странно знакомо.
– Баронг! [174] – взвизгнула Джеки, перекрывая непрекращающийся вой.
– Что? Что?
– Barong Keket, – лепетал Пасарибу, ползая у наших ног. – Banaspati Raja, повелитель лесов, защитник мужчин! Прости меня! Прости!
– Баронг! – повторяла ошеломленная Джеки. – Я должна была это знать! Должна была предвидеть! Но он был так похож на человека. Шимп ведь говорил о равновесии. – Она посмотрела на меня. – Он все время говорил нам, что всё это означает. Если бы мы только задумались! Рангда – фигура легендарная! В представлениях она всегда терпит поражение, никогда не побеждает, потому что вторая могущественная сила на стороне мужчин!
– Правильно! Правильно! – рыдая, вторил ей Пасарибу, продолжая ползать по земле. Побелев как мел, он не в силах был отвести полуослепшие глаза от рычащего чудовища, преградившего нам путь. Чиновник взывал к нам на ужасающей смеси английского с индонезийским. – Господин лесов! Господин полей! Повелитель урожаев – больших и малых! Хозяин древесных гигантов и kuro-i, обитающих в кустах! И более мелких духов – Barong! Защитник жизни и плодородия! – Пасарибу сбился на истерические выкрики, вообще же он говорил монотонно, словно передразнивал тех, кто в детстве рассказывал ему сказки. – Ведьма превратилась в прекрасную вдову Калон Аранг и вознамерилась совратить раджу и свести его с пути истинного. Тогда он тоже стал человеком, мудрым советником Мпу Бхарадахом. Что он сделает со мной после того, что я натворил? Jangan memarabhan kepada sahaya![175]
На этот вопрос мы могли бы ответить в любую минуту. Превращение закончилось. Существо повернуло к нам жуткую голову, задвигало челюстями, которые легко справились бы с теленком, длинный хвост бил по земле, из пасти между похожими на сабли клыками текла слюна, зверь по-кошачьи припал к земле и замер, готовясь к прыжку.
Однако, сломав посох Баронга, стремясь обуздать его силу, я, сам того не желая, разбудил и нечто другое. Я понял это, когда жители деревни, упавшие на колени при виде Баронга, вдруг повскакали на ноги и с возмущенными криками стали на что-то показывать. Зеркальная гладь рисовых полей внезапно покрылась туманом, бесценные растения поникли и затрепетали, верхушки деревьев замотались из стороны в сторону. Баронг повернул голову и, раскрыв пасть, громко завыл. Налетел сильный порыв холодного ветра, он принес с собой запах моря, а здешние люди не любят его и боятся. До нас донеслись близкие звуки ружейных выстрелов, крики и едкий привкус дыма.
Ветер с моря налетел на смоковницу, пригнул её ветки, так что те затрещали, оборвал новые побеги, которые, трепеща, взвились в воздух. Ветер завыл вокруг деревенских храмов, опрокинул жертвенные сосуды, в клочья разорвал украшения и одежду, приготовленные для фестиваля. Но как только ветер долетел до невысокого pura dalem – храма темных сил, раздался страшный треск, куда громче выстрела, потом что-то глухо заскрипело, подобные звуки я уже слышал в Борободуре. Небольшое здание из серого камня вдруг раскололось, и две его части разошлись в разные стороны. Оттуда вырвалась ослепительная сине-белая световая дуга, и в образовавшемся просвете среди клубящихся гигантских теней появилась фигура, напоминавшая скорее не человека, а чудовищную куклу из театра теней.
Это была Рангда, соблазнительная и ужасная, символ природы разрушительной и неукротимой. За ней толпилось её мертвое воинство, согбенное и сжавшееся. Доносился звон доспехов минувших времен, тех лет, когда Бали купался в крови. Если сейчас в жилах этих воинов текла кровь, то её было слишком мало, ибо я не заметил, чтобы в прорезях масок, закрывавших их лица, блестели глаза. Испустив пронзительный нечеловеческий вопль, Рангда подозвала их к себе. Обступив её, они, как муравьи, стали спускаться по ступеням на деревенскую площадь, держа в безжизненных, бесчувственных руках длинные крисы и сабли.
Жители деревни с визгом бросились к нам, а мы поспешно укрылись за машиной, волоча за собой рыдающего Пасарибу. Один только Баронг не сдвинулся с места; склонив набок голову, он разразился таким рыком, словно из пушки выстрелили, – даже земля сотряслась. Разбрасывая камни, вырывая из земли корни, он глубоко погрузил в почву свою огромную лапу. Потом схватил ею одного из приближающихся воинов Рангды и буквально разорвал его на части; доспехи и высохшая плоть разлетелись во все стороны. Баронг снова зарычал, и на этот раз жители деревни сплотились вокруг него, угрожающе размахивая длинными ножами и серпами, цепами и кувалдами. От этого боевого рыка кровь завибрировала в жилах; а солдаты похватали свое оружие и бросились к жителям деревни, чтобы вместе с ними встать на сторону Баронга. Остались только Пасарибу, хныкающий в пыли, да мы – чужаки, грубо нарушившие на острове равновесие и теперь оказавшиеся в водовороте борьбы вызванных нами же сил. Я был потрясен, горькое осознание того, что произошло, сдавило горло. Что же на самом деле изначально двигало мной? Искреннее желание помочь или просто жажда во что бы то ни стало добиться своего? Только теперь я понял, почему Шимп был так уклончив, так неуверен в том, что он делает доброе дело. Прокладывая себе путь на Бали в борьбе с коварным противником, я добился только одного – я силой доставил сюда контейнер, содержимое которого олицетворяет защищенный электроникой западный образ мыслей, доставил его туда, куда даже ангелы побоялись бы, наверное, ногой ступить. Две могущественные силы действовали вместе, чтобы остановить меня. Я же дал им вескую причину вступить в борьбу. Я развязал настоящую войну, способную расколоть остров. А сам вместе с Джеки, Шимпом и обещаниями лучшей жизни оказался в самой её гуще.
ГЛАВА 11
– Баланс больше не имеет значения. Не прячьтесь за этим понятием! Я один в состоянии защитить свою страну, как я защищал её эти пятнадцать веков и даже дольше. Природа в руках человека – вот моя власть.
– Значит, другая сила – это сама природа? А человек для этой природы просто разновидность животного, живущего чувствами, а не умом. – Я горько засмеялся. – Неудивительно, что эта ваша Рангда меня одолела.
Старик склонил голову.
– Вижу, ты начал кое-что понимать. Пойми тогда, что мой путь – единственный. Ты уже видел будущее моей страны.
– Как это?
– Ты видел бездельников-серферов. Видел поборников террора, которые несколько минут назад чуть не прикончили тебя. Ты видишь его. — Он ткнул большим пальцем с ногтем, похожим на желтый коготь, в сторону Пасарибу. – Дело не только в том, что серферы вульгарны, что террористы трусливы и жестоки и лишь прикрываются лозунгами идеализма, а этот – коррупционер. Дело в том, что у них за душой нет ничего своего. Все они жалкие подражатели – копируют американцев, австралийцев, северокорейцев, а ваш проводник копирует своих хозяев. Балийцы слишком невежественны, чтобы понять это сейчас, но придет день, и они поймут: их участь – уйти в историю кучей мусора. Этого я допустить не могу. Возможно, ты знаешь больше, чем я подозревал; но каковы бы ни были твои намерения, ты помогаешь их гибели. Я говорю так, ибо сожалею о том, что должен сейчас сделать. – Послышался долгий, прерывистый вздох, над высокими скулами зеленым блеском зажглись глаза, седые усы встопорщились, шишковатые пальцы изогнулись, словно он хотел прямо на месте разорвать меня в клочки. – Но разрушишь ты свою машину или нет, она всё равно будет моей!
Всё-таки я заставил его заколебаться! Я знал, что не посмею сделать то, что задумал, но выхода не было. Всё это время я медленно, осторожно передвигал руку, державшую меч, чтобы как следует замахнуться. Так что когда я сбросил покрывавшую меч кожу и наконец замахнулся…
Все получилось так, как я хотел: меч пошел вверх и, звеня, описал кривую. Он ударил прямо по посоху старика, срезал верх, разбил хрустальный набалдашник; остановить клинок я уже не мог, и он ранил старика в плечо. Блестящие осколки набалдашника со звоном разлетелись по желтой, плотно утоптанной земле, на них хлынула кровь. Но, коснувшись земли, она зашипела, задымилась и вспыхнула огнем. У священника от боли сузились глаза, он открыл рот, обнажились желтоватые клыки, он издал рык, громкий раскатистый рык, казавшийся несовместимым с таким хрупким телом. И действительно, вопль становился громче, и сам старик стал расти вместе с ним, он делался все выше, все шире, как когда-то Рангда. Словно какая-то могущественная сила, заключенная в человеческом теле, радостно билась в нем, вырываясь наружу.
На лезвии меча плясал огонь, но я размахнулся им, готовый ударить снова. Деревенские жители завопили от ужаса, а стоявший ближе всех ко мне крестьянин бросился на меня, занеся нож, на его губах выступила пена. Тут что-то просвистело в воздухе, раздался стук, будто ударили по дереву, нападавший застыл как вкопанный, уронил нож и схватился за вонзившуюся в плечо стрелу.
– Pergi! [173] – закричала Джеки и из-за дверцы машины выпустила вторую стрелу в ногу крестьянина.
Крестьяне замешкались, Джеки вышла из машины и кинулась ко мне. Но я не стоял на месте и стал отступать к машине. За языками пламени существо, которое только что было священником, истошно воя, продолжало увеличиваться в размерах – кошмарное зрелище, куда страшнее того, что происходило с Рангдой. Это создание уже ничем не напоминало человека – четвероногое, худое, косматое, с кожей, в отблесках огня отливавшей золотом, оно напоминало тигра, суматранского тигра, но размерами с жеребца-першерона. А морда… хоть она и ощерилась, обнажив похожие на сабли зубы, хоть и была звериной, но всё-таки мордой тигра не была. Я уже видел её прежде. Это была маска, которая повисла перед нами с Дейвом в одном из переулков Бангкока; зверь, преследовавший меня, загнавший в первые из Врат, туда, где меня могли с легкостью уничтожить. Саблезубый зверь с огромными глазами, злобно уставившийся на меня, он встряхивал длинной гривой, и это жуткое движение было мне странно знакомо.
– Баронг! [174] – взвизгнула Джеки, перекрывая непрекращающийся вой.
– Что? Что?
– Barong Keket, – лепетал Пасарибу, ползая у наших ног. – Banaspati Raja, повелитель лесов, защитник мужчин! Прости меня! Прости!
– Баронг! – повторяла ошеломленная Джеки. – Я должна была это знать! Должна была предвидеть! Но он был так похож на человека. Шимп ведь говорил о равновесии. – Она посмотрела на меня. – Он все время говорил нам, что всё это означает. Если бы мы только задумались! Рангда – фигура легендарная! В представлениях она всегда терпит поражение, никогда не побеждает, потому что вторая могущественная сила на стороне мужчин!
– Правильно! Правильно! – рыдая, вторил ей Пасарибу, продолжая ползать по земле. Побелев как мел, он не в силах был отвести полуослепшие глаза от рычащего чудовища, преградившего нам путь. Чиновник взывал к нам на ужасающей смеси английского с индонезийским. – Господин лесов! Господин полей! Повелитель урожаев – больших и малых! Хозяин древесных гигантов и kuro-i, обитающих в кустах! И более мелких духов – Barong! Защитник жизни и плодородия! – Пасарибу сбился на истерические выкрики, вообще же он говорил монотонно, словно передразнивал тех, кто в детстве рассказывал ему сказки. – Ведьма превратилась в прекрасную вдову Калон Аранг и вознамерилась совратить раджу и свести его с пути истинного. Тогда он тоже стал человеком, мудрым советником Мпу Бхарадахом. Что он сделает со мной после того, что я натворил? Jangan memarabhan kepada sahaya![175]
На этот вопрос мы могли бы ответить в любую минуту. Превращение закончилось. Существо повернуло к нам жуткую голову, задвигало челюстями, которые легко справились бы с теленком, длинный хвост бил по земле, из пасти между похожими на сабли клыками текла слюна, зверь по-кошачьи припал к земле и замер, готовясь к прыжку.
Однако, сломав посох Баронга, стремясь обуздать его силу, я, сам того не желая, разбудил и нечто другое. Я понял это, когда жители деревни, упавшие на колени при виде Баронга, вдруг повскакали на ноги и с возмущенными криками стали на что-то показывать. Зеркальная гладь рисовых полей внезапно покрылась туманом, бесценные растения поникли и затрепетали, верхушки деревьев замотались из стороны в сторону. Баронг повернул голову и, раскрыв пасть, громко завыл. Налетел сильный порыв холодного ветра, он принес с собой запах моря, а здешние люди не любят его и боятся. До нас донеслись близкие звуки ружейных выстрелов, крики и едкий привкус дыма.
Ветер с моря налетел на смоковницу, пригнул её ветки, так что те затрещали, оборвал новые побеги, которые, трепеща, взвились в воздух. Ветер завыл вокруг деревенских храмов, опрокинул жертвенные сосуды, в клочья разорвал украшения и одежду, приготовленные для фестиваля. Но как только ветер долетел до невысокого pura dalem – храма темных сил, раздался страшный треск, куда громче выстрела, потом что-то глухо заскрипело, подобные звуки я уже слышал в Борободуре. Небольшое здание из серого камня вдруг раскололось, и две его части разошлись в разные стороны. Оттуда вырвалась ослепительная сине-белая световая дуга, и в образовавшемся просвете среди клубящихся гигантских теней появилась фигура, напоминавшая скорее не человека, а чудовищную куклу из театра теней.
Это была Рангда, соблазнительная и ужасная, символ природы разрушительной и неукротимой. За ней толпилось её мертвое воинство, согбенное и сжавшееся. Доносился звон доспехов минувших времен, тех лет, когда Бали купался в крови. Если сейчас в жилах этих воинов текла кровь, то её было слишком мало, ибо я не заметил, чтобы в прорезях масок, закрывавших их лица, блестели глаза. Испустив пронзительный нечеловеческий вопль, Рангда подозвала их к себе. Обступив её, они, как муравьи, стали спускаться по ступеням на деревенскую площадь, держа в безжизненных, бесчувственных руках длинные крисы и сабли.
Жители деревни с визгом бросились к нам, а мы поспешно укрылись за машиной, волоча за собой рыдающего Пасарибу. Один только Баронг не сдвинулся с места; склонив набок голову, он разразился таким рыком, словно из пушки выстрелили, – даже земля сотряслась. Разбрасывая камни, вырывая из земли корни, он глубоко погрузил в почву свою огромную лапу. Потом схватил ею одного из приближающихся воинов Рангды и буквально разорвал его на части; доспехи и высохшая плоть разлетелись во все стороны. Баронг снова зарычал, и на этот раз жители деревни сплотились вокруг него, угрожающе размахивая длинными ножами и серпами, цепами и кувалдами. От этого боевого рыка кровь завибрировала в жилах; а солдаты похватали свое оружие и бросились к жителям деревни, чтобы вместе с ними встать на сторону Баронга. Остались только Пасарибу, хныкающий в пыли, да мы – чужаки, грубо нарушившие на острове равновесие и теперь оказавшиеся в водовороте борьбы вызванных нами же сил. Я был потрясен, горькое осознание того, что произошло, сдавило горло. Что же на самом деле изначально двигало мной? Искреннее желание помочь или просто жажда во что бы то ни стало добиться своего? Только теперь я понял, почему Шимп был так уклончив, так неуверен в том, что он делает доброе дело. Прокладывая себе путь на Бали в борьбе с коварным противником, я добился только одного – я силой доставил сюда контейнер, содержимое которого олицетворяет защищенный электроникой западный образ мыслей, доставил его туда, куда даже ангелы побоялись бы, наверное, ногой ступить. Две могущественные силы действовали вместе, чтобы остановить меня. Я же дал им вескую причину вступить в борьбу. Я развязал настоящую войну, способную расколоть остров. А сам вместе с Джеки, Шимпом и обещаниями лучшей жизни оказался в самой её гуще.
ГЛАВА 11
В следующий миг мои догадки подтвердились с устрашающей убедительностью. Вокруг нас закипел бой. Небольшая группа солдат сражалась с невозмутимыми дакойтами, они дубасили, кололи и сшибали с ног друг друга штыками и прикладами, стрелять не удавалось – слишком перемешались их ряды. От поднявшейся пыли я ничего не видел, тут же оказался сбит с ног и полетел на землю. Джеки едва успела отскочить в сторону. Глаза слезились, но я рубил мечом направо и налево, отбиваясь то от штыков «Калашниковых», то от ржавых малайских ножей. Я толкался, бил кого попало свободной рукой, лягался, не зная, как скорее выбраться из возникшей свалки. В конце концов мне это вроде удалось, а может, свалка откатилась в сторону, но не успел я метнуться прочь, как чья-то нога ударила меня по щиколотке. Я глотнул пыли, быстро перевернулся и встретился взглядом с занесшим над моей грудью нож дакойтом. Раздался сухой треск, едва различимый в общем гвалте. Дакойт дернул головой, круто повернулся и упал. Совсем как в кино – крови не было, но маленькая дырка у него на лице красноречиво говорила о том, что случилось. Я поднялся на ноги. Поднялась и Джеки, стоявшая на коленях с пистолетом Пасарибу в руках. Ноги самого Пасарибу в этот момент быстро уносили своего хозяина через дорогу к оросительной канаве.
– Он правильно делает! – крикнул я в ухо Джеки. – Бежим к машине! Надо найти Шимпа!
Пробираясь к машине, расталкивая дакойтов, деревенских и фанатиков, я увидел, что Шимп стоит возле автомобиля и смотрит по сторонам. Ни следа апатии или депрессии у него не осталось, вид был свирепый, зловещий, ветер прижал его лохматые волосы к черепу, теперь отчетливо вырисовывались уходящий назад лоб и тяжелая челюсть. Шимп смотрел в небо. Даже на зловещем острове Коммодо он не был так мало похож на человека. Вокруг бушевала буря, ветер пригибал к земле деревья, но громче воя ветра звучали воинственные клики гаруд – этих боевых птиц, принадлежавших самим богам. В адском свете их черные перья казались разноцветными, кружась, птицы спускались все ниже, почуяв добычу. Среди сражающихся плясали и крутились водящиеся в пыли злые духи. Земля гудела, та, что звалась Рангдой, пронеслась мимо нас так близко, что я ощутил её запах – на меня пахнуло мускусом и чем-то звериным. Мы отшатнулись, но она не удостоила нас даже взглядом, её горящие глаза были устремлены на противника. Расставив ноги, вытянув вперед напряженные длинные когтистые лапы, зверь-мужчина и зверь-женщина кружили в пляске ненависти, рычали, шипели друг на друга, так что пена клубилась у них на губах и с клыков стекала слюна. Земля сотрясалась от этой пляски, а по их телам пробегала вулканическая дрожь.
От оросительного канала послышался дикий вопль. Пасарибу подпрыгнул, как кузнечик, и побежал, мутная поверхность канала вдруг вздулась пузырями, вода в нем забурлила, выплеснулась из берегов и залила дорогу. Она мерзко пахла и была горячая, как кипяток, мы спешно попятились. Я оглянулся на деревья, ища защиты, но кусты зашевелились, роскошные цветы опали, их яростно топтали какие-то неясные фигуры, чьи стрекочущие крики сразу оживили у меня в памяти страшную картину драки на платформе поезда. На помощь повелителю леса спешили kuro-i, готовые исполнить то, что им не удалось проделать несколько месяцев назад. А за ними мельтешили ещё какие-то тени, дышала бесформенная, бескрайняя ночь Сурабаи, а морской ветер с воем гнул деревья, хлестал по kuro-i, мешал им продвигаться. Грузовик качался на своей подвеске, ветер играл им, словно игрушкой, а сражающиеся то и дело налетали на него.
– Ещё немного, и он опрокинется, – крикнул я Джеки. – Контейнер!
Она не стала расходовать дыхание, яростно кивнула, мы вдвоем подхватили Шимпа, даже не думавшего сопротивляться, и потащили его к обгоревшему грузовику, на котором стоял контейнер. Кабина была полна дыма, так что мы, пыхтя и отдуваясь, обежали грузовик сзади и вмиг очутились в стороне от схватки. Но едва мы подобрались к заднему колесу, как налетел новый порыв ветра, раздался грохот, земля под нами закачалась. Вдоль канала растрескалась плотно утрамбованная грязь. Трещины побежали по дороге, одна из них – как раз под передним колесом грузовика. Он снова закачался, накренился, нависая над нами. Я ухватился за Джеки, надеясь отскочить с ней вместе, но мы поскользнулись на размытой земле. Я ждал, что грузовик с контейнером вот-вот рухнет на нас, и последнее, что я увидел, был проблеск солнца среди туч, кружок расплавленного золота, погружающегося в расплавленный водоворот. Я понял, что больше никогда этого не увижу.
Но колесо внезапно повисло в воздухе, контейнер перестал скатываться на нас. Джеки, смотревшая вверх через мое плечо, застыла, выпучив глаза и раскрыв рот от изумления. Выпустив её, я, скользя, выкарабкался на дорогу и увидел, что её потрясло. Прямо за нами, уперев ноги по щиколотку в жидкую грязь, стоял Шимп. Одна его длинная рука, словно бы небрежно, поддерживала днище грузовика, но пальцы были отчаянно напряжены. Он удерживал грузовик от падения, удерживал всю эту проклятую махину! И пока я смотрел на него, он взмахнул другой рукой и с какой-то даже оскорбительной легкостью поставил огромную машину на место. Затем повернулся к нам, делающим попытку подняться. Но когда мы встретились со взглядом его сощуренных глаз, у нас опять подкосились ноги. Глубоко-глубоко в его глазах светился пугающий огонь, словно луч солнца, прорвавшийся к самому дну подземной реки.
– Het vallt de zon! [176] Наконец-то! – проговорил он, и, несмотря на шум, бушевавший кругом, его голос звучал как орган. – Началось Возвращение Предков!
Он нагнулся и, как в свое время на железной дороге, ухватил нас пальцами и легко поставил на ноги.
– Ну, то, чего я боялся, скоро кончится. Так что времени у нас очень мало, mynheer Стефан Фишер, и, если ты собираешься найти выход из того, что тут творится, поспеши!
– Я? – взвизгнул я, задыхаясь от пыли. – Опять я! Но почему? Почему все сходится на мне? – Наглая несправедливость взбесила меня. – Да как ты смеешь утверждать, что я отвечаю за этот проклятый остров, полный психов, привидений и кровопийц-бюрократов? Причем тут я? Да сволочи все они, и ты тоже! Пусть сами решают свои дурацкие проблемы, слышишь? Отстаньте от меня все, понятно? Оставьте меня в покое! – Я закашлялся от пыли, а может, во рту у меня пересохло от страха? – Да и какая от меня может быть польза, когда тут вершат дела такие чудовища? Я в этих делах ничего не смыслю, и в тебе, между прочим, тоже. Кто ты, черт возьми, такой, в конце концов, – колдун, маг, волшебник? Да если у меня даже брезжит какой-то намек на решение этих проблем, неужели я посмею его высказать? Чего это мне будет стоить? Как я его осуществлю? Я ведь могу все только испортить! Результат будет в сто раз хуже, чем то, что мы имеем теперь! Я слишком мало знаю, понимаешь ты это? Да я ничегошеньки не знаю!
– Правильно, – на удивление ласково согласился Шимп. – Потому-то я и привел тебя сюда, чтобы ты все увидел и понял. Почему именно тебя, спрашиваешь? Так спрашивали многие, на кого взваливалось бремя решения мировых проблем. Но тебе повезло. Тебе я могу ответить. Дело вот в чем: я выбрал тебя потому, что ты умудрен в проблемах мира, в котором живешь, а я – в проблемах моего мира. И то, что происходит, – это конфликт между двумя нашими мирами. Так что решение может принять только тот, кто разбирается и в том, и в другом. – Глаза Шимпа снова блеснули, и он сжал кулаки. – Так что придется тебе поучиться! Ты познакомился с духами, правящими этим островом, с теми, кто укрывается в его тени. Ты уже знаешь больше, чем удалось узнать другим. Ты ощутил, к чему привело противоборство этих сил, и восстал против них. Ты убеждал их и боролся с ними, ты терпел поражения в этой борьбе, но и побеждал. Ты пропустил всё это через свою душу. Разве этого мало? Любой, занимая мысли другого, оставляет у него свой отпечаток. Ты знаешь больше, чем тебе кажется, надо только хорошенько покопаться в себе. Вот и займись этим!
Я пристально посмотрел на Шимпа.
– Ты назвал две силы, но ведь Катика говорила, что их три! И ты с этим согласился, верно? Так о третьей я могу что-нибудь узнать?
– А ты разве не знаешь? – тихо спросил Шимп. – Я надеялся, что ты хоть немного да понял к этому времени. Я собирался предоставить тебе здесь, на острове, больше времени, чтобы ты понаблюдал, поразмышлял. Не думал я, что мне придется так долго блуждать среди теней человеческих мыслей, из-за этого я чуть не забыл, кто я такой, и прозябал в слабости, когда надо было спешить. И очнулся только сейчас. Я надеялся к этому часу уже узнать твое решение, так как времени у нас почти не осталось. Но если ты действительно считаешь, что знаешь ещё слишком мало, то пока ещё есть возможность пополнить твои знания даже сейчас. Возможность, которую надо использовать немедля, пока у меня ещё есть время и силы. Я и так использовал уже почти все, что у меня оставалось.
– Что? – изумился я.
– Так до сих пор и не понимаешь? – со злостью спросил он. А ветер донес с полей треск ружейных выстрелов. Он приближался. – Если ты ещё недостаточно наполнен… А ведь об этом постарались. Ты ведь сказал мне, что когда-то однажды от отчаяния, повинуясь инстинкту, поддался на то, чтобы тобой завладели. А теперь ты должен открыть свою душу сознательно. Но только… хватит ли у тебя смелости?
– Так значит, это ты, – поперхнулся я и начал кое-что понимать. За нашим укрытием раскатилось хриплое рычание Баронга и грохот осыпающихся камней. Заглушая визг kuro-i, раздался чей-то пронзительный, нечеловеческий хохот.
Джеки обняла меня за плечи.
– Стив, чего Шимп от тебя хочет? Что ты должен сделать? Почему у тебя такой вид?
Я ничего не ответил, оперся на борт грузовика, стараясь справиться с дыханием и собраться с мыслями.
– Мне трудно объяснить тебе, Джеки. Это то, чего я всегда боялся.
У каждого свои страхи и фобии. А мои – после того, что со мной сделала в отеле Рангда, – были поистине ужасны. И тут все они всколыхнулись во мне, поднялись на поверхность, словно желая погубить меня прямо сейчас.
– Да, на это согласиться трудно, – сказал Шимп. – Я понимаю. Но ты же сам не раз спрашивал, почему выбрали тебя! Вот и ответ. Помнишь, твой друг штурман говорил тебе, что ворота Спирали просто так не открываются ни для добра, ни для зла. Для тебя они открылись, наверное, ради этой проблемы. Решив её, ты заплатишь за то, что тебе открыли просторы мира. Ради этого, а может быть, даже ради чего-то большего, частью чего эти проблемы являются. А платить надо за все и всегда!
Шимп сжал мне плечо. И хоть прикосновение это было легким, я почувствовал, как из его пальцев исходит такая мощь, что не верилось, будто ею может быть наделена человеческая плоть. Эта сила разжигала, воспламеняла меня, но одновременно и успокаивала, и приводила в чувство.
– Это то, что я могу даровать тебе, только это, – пророкотал он. – И всего на несколько минут – мою силу. Подумай, парень! Вспомни! Подави страх! Вспомни, разве это было так плохо?
Конечно нет. Я вспомнил, как здорово было не ощущать своей пустоты, не ощущать одиночества, как ощущает его каждый человек, чувствовать себя заодно с чем-то безмерным, во много раз более сильным и возвышенным, чем я сам. Почувствовать себя состоявшимся! Не просто попавшим под власть других, как было с Рангдой, чего добивался Баронг, но самому получить её! Ни Рангде, ни даже Баронгу не удалось осквернить это ощущение.
– Ты боишься? – шепотом спросила меня Джеки. – Одно время ты думал, что всего боишься: и что подумают о тебе другие, и что будет со всеми твоими блестящими планами. Из-за этого-то ты и нашими отношениями пожертвовал, бросил меня. Но это же было заблуждение, Стив! Ошибка! Я ведь видела, какой ты на самом деле! Такой, каким я тебя всегда себе представляла, порой вопреки очевидному. И сейчас, если действительно надо что-то сделать, решайся!
И в её прикосновении я тоже почувствовал силу, вливающуюся в меня, энергию не менее кипучую, чем энергия Шимпа, она согревала меня, горела во мне, как горит в кислороде сталь. И правда, почему бы и нет? Мы же на Спирали, за пределами Сердцевины, здесь все возможно и все существует, подобно тем чудовищным силам, что сошлись сейчас в поединке.
– Стив, – горячо проговорила Джеки, – не дай страху одолеть тебя!
С большим трудом, словно сумерки вокруг меня сгустились и превратились в закопченное стекло, я заставил себя поднять руки и одной обнял Джеки, крепко прижал её к себе, а другую вытянул вперед, хотя сделать это было невероятно тяжело. Я чувствовал, как шевелятся у меня на голове волосы, как пощипывает кожу на лице, будто вокруг гремят разряды энергий. Казалось, из растрепавшихся волос Джеки вылетают искры.
– Я готов! – крикнул я и, напружинившись, так что рука чуть не выскочила из сустава, схватил за плечо Шимпа.
Но моя рука прошла сквозь него, как сквозь дым.
А через секунду, крепко прижимая к себе Джеки, я уже парил в воздухе, поднимаясь кругами над зелеными склонами острова, как лист над костром. И в ушах у меня звучал голос Шимпа, хотя самого Шимпа я не видел:
– Гляди! Гляди! Как расшаталась без контроля система равновесия. Хотя Рангда и Баронг сражаются за власть в царстве теней, но борьба их отражается на Сердцевине. Смотри – дорога безумию открыта: начался puputan!
Сумерки внизу вспыхивали то багровым, то золотым светом. Бой между террористами и сопровождавшими нас военными переместился на рисовые поля, и, похоже, он велся уже с применением тяжелой артиллерии. Противники, видимо, вызвали поддержку, и у партизан силы оказались гораздо серьезнее, чем ожидалось. Через горы, раскачиваясь на ветру, спешил к воюющим «Ильюшин», по бортам у него, как перезрелые плоды, крепились оружейные подвески, носовой пулемет уже поливал огнем джунгли. Над отдаленными вершинами гор показались новые вертолеты. Вдруг прямо над рисовым полем зажглось алое пламя – разорвалась ракета. Словно в ответ, с черно-синей вершины Гунунг Агунга послышался рокот – и из кратера поднялись грозные пары, за ними в клубах дыма вырвались на свободу тучи горячего пепла, а вдали на вершине Гунунг Батура блестящая поверхность озера в огромной кальдере [177] вдруг задрожала, как затуманившееся зеркало, и выбросила в небо столб кипящей грязи и пара.
– Этим двум горам ничего не стоит уничтожить остров! Гляди, Стивен Фишер, гляди собственными глазами и моими глазами тоже! Смотри и набирайся ума!
И вдруг как будто одноцветное изображение разом зажглось яркими красками…
Как будто плоская картина стала трехмерной…
Как будто рисунок на стене вдруг потянулся ко мне и обвился вокруг…
– Он правильно делает! – крикнул я в ухо Джеки. – Бежим к машине! Надо найти Шимпа!
Пробираясь к машине, расталкивая дакойтов, деревенских и фанатиков, я увидел, что Шимп стоит возле автомобиля и смотрит по сторонам. Ни следа апатии или депрессии у него не осталось, вид был свирепый, зловещий, ветер прижал его лохматые волосы к черепу, теперь отчетливо вырисовывались уходящий назад лоб и тяжелая челюсть. Шимп смотрел в небо. Даже на зловещем острове Коммодо он не был так мало похож на человека. Вокруг бушевала буря, ветер пригибал к земле деревья, но громче воя ветра звучали воинственные клики гаруд – этих боевых птиц, принадлежавших самим богам. В адском свете их черные перья казались разноцветными, кружась, птицы спускались все ниже, почуяв добычу. Среди сражающихся плясали и крутились водящиеся в пыли злые духи. Земля гудела, та, что звалась Рангдой, пронеслась мимо нас так близко, что я ощутил её запах – на меня пахнуло мускусом и чем-то звериным. Мы отшатнулись, но она не удостоила нас даже взглядом, её горящие глаза были устремлены на противника. Расставив ноги, вытянув вперед напряженные длинные когтистые лапы, зверь-мужчина и зверь-женщина кружили в пляске ненависти, рычали, шипели друг на друга, так что пена клубилась у них на губах и с клыков стекала слюна. Земля сотрясалась от этой пляски, а по их телам пробегала вулканическая дрожь.
От оросительного канала послышался дикий вопль. Пасарибу подпрыгнул, как кузнечик, и побежал, мутная поверхность канала вдруг вздулась пузырями, вода в нем забурлила, выплеснулась из берегов и залила дорогу. Она мерзко пахла и была горячая, как кипяток, мы спешно попятились. Я оглянулся на деревья, ища защиты, но кусты зашевелились, роскошные цветы опали, их яростно топтали какие-то неясные фигуры, чьи стрекочущие крики сразу оживили у меня в памяти страшную картину драки на платформе поезда. На помощь повелителю леса спешили kuro-i, готовые исполнить то, что им не удалось проделать несколько месяцев назад. А за ними мельтешили ещё какие-то тени, дышала бесформенная, бескрайняя ночь Сурабаи, а морской ветер с воем гнул деревья, хлестал по kuro-i, мешал им продвигаться. Грузовик качался на своей подвеске, ветер играл им, словно игрушкой, а сражающиеся то и дело налетали на него.
– Ещё немного, и он опрокинется, – крикнул я Джеки. – Контейнер!
Она не стала расходовать дыхание, яростно кивнула, мы вдвоем подхватили Шимпа, даже не думавшего сопротивляться, и потащили его к обгоревшему грузовику, на котором стоял контейнер. Кабина была полна дыма, так что мы, пыхтя и отдуваясь, обежали грузовик сзади и вмиг очутились в стороне от схватки. Но едва мы подобрались к заднему колесу, как налетел новый порыв ветра, раздался грохот, земля под нами закачалась. Вдоль канала растрескалась плотно утрамбованная грязь. Трещины побежали по дороге, одна из них – как раз под передним колесом грузовика. Он снова закачался, накренился, нависая над нами. Я ухватился за Джеки, надеясь отскочить с ней вместе, но мы поскользнулись на размытой земле. Я ждал, что грузовик с контейнером вот-вот рухнет на нас, и последнее, что я увидел, был проблеск солнца среди туч, кружок расплавленного золота, погружающегося в расплавленный водоворот. Я понял, что больше никогда этого не увижу.
Но колесо внезапно повисло в воздухе, контейнер перестал скатываться на нас. Джеки, смотревшая вверх через мое плечо, застыла, выпучив глаза и раскрыв рот от изумления. Выпустив её, я, скользя, выкарабкался на дорогу и увидел, что её потрясло. Прямо за нами, уперев ноги по щиколотку в жидкую грязь, стоял Шимп. Одна его длинная рука, словно бы небрежно, поддерживала днище грузовика, но пальцы были отчаянно напряжены. Он удерживал грузовик от падения, удерживал всю эту проклятую махину! И пока я смотрел на него, он взмахнул другой рукой и с какой-то даже оскорбительной легкостью поставил огромную машину на место. Затем повернулся к нам, делающим попытку подняться. Но когда мы встретились со взглядом его сощуренных глаз, у нас опять подкосились ноги. Глубоко-глубоко в его глазах светился пугающий огонь, словно луч солнца, прорвавшийся к самому дну подземной реки.
– Het vallt de zon! [176] Наконец-то! – проговорил он, и, несмотря на шум, бушевавший кругом, его голос звучал как орган. – Началось Возвращение Предков!
Он нагнулся и, как в свое время на железной дороге, ухватил нас пальцами и легко поставил на ноги.
– Ну, то, чего я боялся, скоро кончится. Так что времени у нас очень мало, mynheer Стефан Фишер, и, если ты собираешься найти выход из того, что тут творится, поспеши!
– Я? – взвизгнул я, задыхаясь от пыли. – Опять я! Но почему? Почему все сходится на мне? – Наглая несправедливость взбесила меня. – Да как ты смеешь утверждать, что я отвечаю за этот проклятый остров, полный психов, привидений и кровопийц-бюрократов? Причем тут я? Да сволочи все они, и ты тоже! Пусть сами решают свои дурацкие проблемы, слышишь? Отстаньте от меня все, понятно? Оставьте меня в покое! – Я закашлялся от пыли, а может, во рту у меня пересохло от страха? – Да и какая от меня может быть польза, когда тут вершат дела такие чудовища? Я в этих делах ничего не смыслю, и в тебе, между прочим, тоже. Кто ты, черт возьми, такой, в конце концов, – колдун, маг, волшебник? Да если у меня даже брезжит какой-то намек на решение этих проблем, неужели я посмею его высказать? Чего это мне будет стоить? Как я его осуществлю? Я ведь могу все только испортить! Результат будет в сто раз хуже, чем то, что мы имеем теперь! Я слишком мало знаю, понимаешь ты это? Да я ничегошеньки не знаю!
– Правильно, – на удивление ласково согласился Шимп. – Потому-то я и привел тебя сюда, чтобы ты все увидел и понял. Почему именно тебя, спрашиваешь? Так спрашивали многие, на кого взваливалось бремя решения мировых проблем. Но тебе повезло. Тебе я могу ответить. Дело вот в чем: я выбрал тебя потому, что ты умудрен в проблемах мира, в котором живешь, а я – в проблемах моего мира. И то, что происходит, – это конфликт между двумя нашими мирами. Так что решение может принять только тот, кто разбирается и в том, и в другом. – Глаза Шимпа снова блеснули, и он сжал кулаки. – Так что придется тебе поучиться! Ты познакомился с духами, правящими этим островом, с теми, кто укрывается в его тени. Ты уже знаешь больше, чем удалось узнать другим. Ты ощутил, к чему привело противоборство этих сил, и восстал против них. Ты убеждал их и боролся с ними, ты терпел поражения в этой борьбе, но и побеждал. Ты пропустил всё это через свою душу. Разве этого мало? Любой, занимая мысли другого, оставляет у него свой отпечаток. Ты знаешь больше, чем тебе кажется, надо только хорошенько покопаться в себе. Вот и займись этим!
Я пристально посмотрел на Шимпа.
– Ты назвал две силы, но ведь Катика говорила, что их три! И ты с этим согласился, верно? Так о третьей я могу что-нибудь узнать?
– А ты разве не знаешь? – тихо спросил Шимп. – Я надеялся, что ты хоть немного да понял к этому времени. Я собирался предоставить тебе здесь, на острове, больше времени, чтобы ты понаблюдал, поразмышлял. Не думал я, что мне придется так долго блуждать среди теней человеческих мыслей, из-за этого я чуть не забыл, кто я такой, и прозябал в слабости, когда надо было спешить. И очнулся только сейчас. Я надеялся к этому часу уже узнать твое решение, так как времени у нас почти не осталось. Но если ты действительно считаешь, что знаешь ещё слишком мало, то пока ещё есть возможность пополнить твои знания даже сейчас. Возможность, которую надо использовать немедля, пока у меня ещё есть время и силы. Я и так использовал уже почти все, что у меня оставалось.
– Что? – изумился я.
– Так до сих пор и не понимаешь? – со злостью спросил он. А ветер донес с полей треск ружейных выстрелов. Он приближался. – Если ты ещё недостаточно наполнен… А ведь об этом постарались. Ты ведь сказал мне, что когда-то однажды от отчаяния, повинуясь инстинкту, поддался на то, чтобы тобой завладели. А теперь ты должен открыть свою душу сознательно. Но только… хватит ли у тебя смелости?
– Так значит, это ты, – поперхнулся я и начал кое-что понимать. За нашим укрытием раскатилось хриплое рычание Баронга и грохот осыпающихся камней. Заглушая визг kuro-i, раздался чей-то пронзительный, нечеловеческий хохот.
Джеки обняла меня за плечи.
– Стив, чего Шимп от тебя хочет? Что ты должен сделать? Почему у тебя такой вид?
Я ничего не ответил, оперся на борт грузовика, стараясь справиться с дыханием и собраться с мыслями.
– Мне трудно объяснить тебе, Джеки. Это то, чего я всегда боялся.
У каждого свои страхи и фобии. А мои – после того, что со мной сделала в отеле Рангда, – были поистине ужасны. И тут все они всколыхнулись во мне, поднялись на поверхность, словно желая погубить меня прямо сейчас.
– Да, на это согласиться трудно, – сказал Шимп. – Я понимаю. Но ты же сам не раз спрашивал, почему выбрали тебя! Вот и ответ. Помнишь, твой друг штурман говорил тебе, что ворота Спирали просто так не открываются ни для добра, ни для зла. Для тебя они открылись, наверное, ради этой проблемы. Решив её, ты заплатишь за то, что тебе открыли просторы мира. Ради этого, а может быть, даже ради чего-то большего, частью чего эти проблемы являются. А платить надо за все и всегда!
Шимп сжал мне плечо. И хоть прикосновение это было легким, я почувствовал, как из его пальцев исходит такая мощь, что не верилось, будто ею может быть наделена человеческая плоть. Эта сила разжигала, воспламеняла меня, но одновременно и успокаивала, и приводила в чувство.
– Это то, что я могу даровать тебе, только это, – пророкотал он. – И всего на несколько минут – мою силу. Подумай, парень! Вспомни! Подави страх! Вспомни, разве это было так плохо?
Конечно нет. Я вспомнил, как здорово было не ощущать своей пустоты, не ощущать одиночества, как ощущает его каждый человек, чувствовать себя заодно с чем-то безмерным, во много раз более сильным и возвышенным, чем я сам. Почувствовать себя состоявшимся! Не просто попавшим под власть других, как было с Рангдой, чего добивался Баронг, но самому получить её! Ни Рангде, ни даже Баронгу не удалось осквернить это ощущение.
– Ты боишься? – шепотом спросила меня Джеки. – Одно время ты думал, что всего боишься: и что подумают о тебе другие, и что будет со всеми твоими блестящими планами. Из-за этого-то ты и нашими отношениями пожертвовал, бросил меня. Но это же было заблуждение, Стив! Ошибка! Я ведь видела, какой ты на самом деле! Такой, каким я тебя всегда себе представляла, порой вопреки очевидному. И сейчас, если действительно надо что-то сделать, решайся!
И в её прикосновении я тоже почувствовал силу, вливающуюся в меня, энергию не менее кипучую, чем энергия Шимпа, она согревала меня, горела во мне, как горит в кислороде сталь. И правда, почему бы и нет? Мы же на Спирали, за пределами Сердцевины, здесь все возможно и все существует, подобно тем чудовищным силам, что сошлись сейчас в поединке.
– Стив, – горячо проговорила Джеки, – не дай страху одолеть тебя!
С большим трудом, словно сумерки вокруг меня сгустились и превратились в закопченное стекло, я заставил себя поднять руки и одной обнял Джеки, крепко прижал её к себе, а другую вытянул вперед, хотя сделать это было невероятно тяжело. Я чувствовал, как шевелятся у меня на голове волосы, как пощипывает кожу на лице, будто вокруг гремят разряды энергий. Казалось, из растрепавшихся волос Джеки вылетают искры.
– Я готов! – крикнул я и, напружинившись, так что рука чуть не выскочила из сустава, схватил за плечо Шимпа.
Но моя рука прошла сквозь него, как сквозь дым.
А через секунду, крепко прижимая к себе Джеки, я уже парил в воздухе, поднимаясь кругами над зелеными склонами острова, как лист над костром. И в ушах у меня звучал голос Шимпа, хотя самого Шимпа я не видел:
– Гляди! Гляди! Как расшаталась без контроля система равновесия. Хотя Рангда и Баронг сражаются за власть в царстве теней, но борьба их отражается на Сердцевине. Смотри – дорога безумию открыта: начался puputan!
Сумерки внизу вспыхивали то багровым, то золотым светом. Бой между террористами и сопровождавшими нас военными переместился на рисовые поля, и, похоже, он велся уже с применением тяжелой артиллерии. Противники, видимо, вызвали поддержку, и у партизан силы оказались гораздо серьезнее, чем ожидалось. Через горы, раскачиваясь на ветру, спешил к воюющим «Ильюшин», по бортам у него, как перезрелые плоды, крепились оружейные подвески, носовой пулемет уже поливал огнем джунгли. Над отдаленными вершинами гор показались новые вертолеты. Вдруг прямо над рисовым полем зажглось алое пламя – разорвалась ракета. Словно в ответ, с черно-синей вершины Гунунг Агунга послышался рокот – и из кратера поднялись грозные пары, за ними в клубах дыма вырвались на свободу тучи горячего пепла, а вдали на вершине Гунунг Батура блестящая поверхность озера в огромной кальдере [177] вдруг задрожала, как затуманившееся зеркало, и выбросила в небо столб кипящей грязи и пара.
– Этим двум горам ничего не стоит уничтожить остров! Гляди, Стивен Фишер, гляди собственными глазами и моими глазами тоже! Смотри и набирайся ума!
И вдруг как будто одноцветное изображение разом зажглось яркими красками…
Как будто плоская картина стала трехмерной…
Как будто рисунок на стене вдруг потянулся ко мне и обвился вокруг…