Страница:
Грязнули не сразу скумекали, что к чему. Сообразив, сделали то единственное, что могли успеть: резко приняли вбок.
Желающих сыграть в навязанную Танком игру не нашлось.
«Мерседес» по-животному рыскал, но скорость оказалась слишком велика. Машина наскочила на тротуар и взлетела. Она парила в полной тишине, переворачиваясь и посыпая округу предметами из огромного чрева. Кею казалось, что полет никогда не закончится, что машина так и замрет, подвешенная в воздухе на невидимой ниточке. Донеслась музыка, знакомая мелодия, торжественная и печальная. В других обстоятельствах Кей узнал бы ее, но сейчас не успел. Не хватило двух-трех нот. Грязнули рухнули с грохотом, сравнимым с разрывом снаряда большого калибра.
Сворачивая за Трибуналом в переулок и увлекая за собой остальных, Кей вспомнил историю появления Танка в Стае.
Несколько лет назад Трибунал, запирая гараж, увидел нового соседа. Тот поставил в бокс дико дорогой БМВ, а потом запихивал туда же диван, холодильник и телевизор. Гараж у него, как и у Трибунала, с надстройкой размером с небольшую однокомнатную квартиру. Чтобы выложить кучу денег за двухэтажные хоромы для двигателя внутреннего сгорания на двух колесах, надо быть не просто увлеченным человеком. Трибунал сразу сообразил, что перед ним настоящий маньяк. Еще больше он укрепился в этом мнении, когда узнал, что Танк отдал за гараж и БМВ отличную квартиру.
Танк боготворил БМВ. Но на Смотровой демократично занимал место рядом с «Уралами», заявляя, что он, Танк, тоже оппозитчик.
Кей поначалу не верил в маниакальную привязанность Танка к байку, пока не узнал, что тот ежемесячно выписывает для железного коня уйму дорогой мотокосметики.
Через пять минут Танк догнал Бешеных и встал в строй.
Трибунал оглянулся. Надо заправиться. Кей поднял руку и показал в сторону длинного грязно-белого здания, подтверждая, что за этим домом есть заправка. Трибунал согласно кивнул. Обогнув здание, Стая втянулась под широкий зеленый навес и спешилась. Странно: никого нет. Неужели так низко пал уровень обслуживания на городских бензоколонках?
У Кея под каблуком хрустнуло стекло. Он собрался выругаться и тут заметил несметное количество осколков вокруг. За спиной глухо матернулся Барон, поскользнувшийся на шоколадном батончике. Еще десяток шоколадок рассыпаны вокруг, раздавленные шинами.
Кей присмотрелся: ни х… себе! Шланги колонок в беспорядке валяются на асфальте, беспомощно разинув дюралевые клювы. Светлые стены, всегда радовавшие взгляд больничной чистотой, покрыты судорожными разноцветными линиями, словно метался тарантул, мучающийся воспалением паутинных желез.
Но, судя по разбросанным баллончикам из-под краски, членистоногое ни при чем. Тут постарались человекообразные. Они расколотили витрину крохотного магазинчика, в котором Кей собирался прикупить леденцов.
В крохотной конторе зазвенел телефон.
В гнетущей тишине звук раздался резко, заставив кого-то из Бешеных газануть от неожиданности, подать байк вперед и высадить колесом остатки витрины. Hepвы, нервы… Кей пожевал губами. Да что здесь творится, черт побери?! Может, в военном дурдоме забыли запереть двери, и сейчас невидимые идиоты устроят ночные стрельбы по катающимся кабанам?
Из-за синей пластиковой будочки высунулась курчавая голова. На черном лице испуганно вращались белки глаз. Завидев байкеров, голова немедленно втянулась за будочку, словно улитка.
Телефон звонил долго и надрывно. Трубку никто не брал. Вероятно, некто неизвестный из темноты всматривался в подъехавших. Раздраженный ожиданием Аларих пару раз гуднул, и дверца кассы распахнулась.
Кому другому дверь кассы на бензоколонке фиг откроют. Скорее откроют беглый огонь в ответ на такую просьбу. Бешеные не в счет. Стая помогает владельцу заправки решать проблемы и принимает благодарность в виде бензина, получаемого без очереди и по льготному тарифу.
Телефонные звонки резко смолкли. Словно аппарат бросили в полную ванну.
Прыжочками приблизился кассир-инвалид. Несчастный парень, которого скрючило еще в материнской утробе, пригнулся к земле и подволакивал заплетающиеся хилые ножки, похожие на корни высохшего пня.
– Слава Христу Всемогущему! – причитал он на ходу, мелко крестясь и оглядываясь по сторонам. Кей вздрогнул и оглянулся. – Минут пять как уехали, подлецы! Что делать, что де…
– Успокойся, юноша. – Капеллан осторожно похлопал инвалида по острому плечику. – Поведай все, не утаивай. Что за ветры злые здесь прошли?
– Какие ветры! – Инвалид аж взвился от негодования. – Не ветры, а байкеры!
– Кто?!
– Откуда мне знать? Если б я катался, то знал бы! Я и так на ногах едва держусь… Поставили меня сюда на неделю, подменить мужика. Он куда-то на похороны уехал. Так вот он-то здоро-о-вый! Он бы, может, и управился с хулиганами. Куда мне до него.
Капеллан нахмурился. Считая своим пастырским долгом опекать сирых и убогих, он и от них не терпел недосказанности.
– Узнать сможешь?
Инвалид оперся об автомат, до приезда неизвестных байкеров честно продававший минералку, а теперь слепо таращившийся битыми стеклами на толпу в черной коже.
– Ребята, мне терять нечего, – парень бодрился, стараясь выпрямиться, насколько позволял искривленный позвоночник. – Хозяин возвращается через пару дней. Он меня прибьет. У меня нет денег, чтобы платить за ремонт.
И закончил, смело глядя на Стаю:
– Все вы одинаковые. Одеты одинаково. Говорите одинаково. Ездите одинаково. И все – пьяные.
Увидев лицо Злого, инвалид поспешно добавил:
– Только те свистели, как ненормальные. Грязные Свистуны!
Бешеные разом взревели, потрясая воздетыми к небу кулаками.
Ну и дела!
Стая – семья. Никто не может оскорбить семью безнаказанно.
Инвалид прыгал возле Бешеных и попискивал, поддавая жару:
– Бензина они захотели! В долг! Я смотрю – ни одного знакомого! Я отказал, так они сапогами проломили торговые автоматы, разбили витрину, взяли краску в баллончиках и перемазали все! Несчастный Батунга, наш заправщик, и сейчас за сортиром прячется. Они хотели белую краску найти, чтобы его покрасить, да не нашлось такой.
Приблизился Батунга, негр бензоколонки. Никто не знал, как он попал в Город, а сам он объяснить не мог так как не владел языком варварской страны, в которую занесла его судьба. Черный заправщик приближался, охая на ходу и обхватив себя за бока, по которым прошлись ногами Свистуны.
Стае по барабану страдания инвалидов и тем более мучения пришлого чугуна. Но теперь есть законный повод схлестнуться со Свистунами.
Свистуны нагадили на чужой территории!
Стая носилась по округе, пытаясь взять след, бросаясь в слабо освещенные переулки и с разочарованным воем утыкаясь в глухие тупики, мгновенно разворачиваясь, чтобы вернуться к свету и прислушаться.
Город притих. Встречный транспорт жался к тротуарам, а одинокие прохожие старались держаться в слабых прозрачных кругах дежурного света витрин.
Первобытный инстинкт проснулся в Кее. Он жадно вбирал ноздрями густой ночной воздух, стараясь выделить из тысяч запахов единственный, ненавистный – запах врага. Байкерам казалось, что их отражения в огромных витринных стеклах выросли до гигантских размеров, а Стая поднялась над домами и летела, задевая крыши резиной и сбивая таблетки спутниковых антенн.
Слабые тени в подворотнях, внезапно прорезавшийся непонятный звук – все настораживало Кея. Он нервно подрагивал, едва сдерживая возбуждение. Настроение Стаи передалось байкам. Кей ощущал усилившуюся вибрацию – так ХаДэ реагировал на нервные манипуляции со сцеплением. Когда Кей увеличил скорость, ему пришлось с силой вцепиться в руль: у ХаДэ свои приколы, любит поиграть на скоростях, и приходится бдеть, чтобы раньше времени не отправиться в Страну Вечных Покатушек.
Впрочем, иногда бдеть не получается. То есть, чем больше стараешься, тем хуже получается. Вот и сейчас… Точно, началось!
Кей вцепился в рога байка, снова вообразив себя сгустком энергии, ничем, не имеющим названия, потому что даже слова такого нет, «название», потому что вообще нет никаких слов, природа их не знает, а Кей – просто н-е-ч-т-о, пригоршня частиц, мчавшихся во Вселенной и случайно зацепившихся за микроскопическую, никому не нужную планетку, еще не населенную самодовольными существами, обозвавшими себя «людьми», где нет ничего, и только с появлением пригоршни частиц под названием «Кей» появляются растения, которые гниют и наслаиваются, гниют и наслаиваются, их пожирают очень большие звери, очень маленькие звери и не звери вообще, которые пропускают несчастного Кея через свой организм, и так – сотни миллионов лет, пока Кей не становится каплей в густой черной массе, сжатой под диким давлением на огромной глубине все той же мелкой планеты, хранящей в своем чреве черную массу, о возможности использования которой случайно догадается один из «людей», которого считают мудрым, но который просто плохо спал или ему изменила жена, или его дети – подонки, и от них рожают шестиклассницы, а Кей уже мчится по трубе, ушибаясь о металлические стенки и шныряя по самым укромным уголкам вентилей и заверток, затем Кея пытают огнем, кислотами, давлением и удушьем, постепенно превращая в высокооктановый бензин, и теперь его не пытают крекингпро-цессом, а продают, продают, продают, перепродают, закладывают, сдают под проценты, дают в долг и получают в виде долга, из-за него стреляются, вешаются, прыгают с небоскребов, посылают на смерть сотни тысяч людей, которые не могут купить много бензина, да им и не нужно, и все это – ради того, чтобы однажды все-таки оказаться на заправке и скатиться прозрачной вонючей каплей в нутро двигателя внутреннего сгорания, промчаться по всем его уголкам и снова превратиться в молекулы, разлететься в стороны и снова искать мелкие планеты, которые будут настолько ласковы, что дадут приют Кею и соединятся с ним на несколько сот миллионов лет, чтобы родить ОДИН СВЕТЛЫЙ МИГ: МИГ КАТАНИЯ НА БАЙКЕ ПО ПУСТЫНЕ, среди кактусов, небоскребов и болот с комарами.
Прожить сотни миллионов лет, миллиарды лет ради одного светлого мига!
ONCE'S MORE THAN LIFE TIME, черт меня побери!
Резко затормозив, Трибунал оглянулся на Стаю. У него есть план, заставивший Бешеных перебраться через тротуар, катиться по пустырю, а потом преодолеть несколько десятков метров в коридоре между деревянным забором и густым кустарником.
Так они добрались до маленькой пивнушки, любимого места сбора Свистунов. Бешеные, оставив байки в отдалении, молча смотрели на ярко освещенное окно ночного заведения. В окне висела на веревочках оскалившаяся голова бурого медведя с мигающими красными лампочками в глазах. За стеклом мелькали корявые тени, до ушей Стаи доносились звуки музыки, гулко бумкающей на низах.
Неподалеку от пивнушки воткнулся в ночное небо шприц телевизионной башни. Значит, все правильно. Место – то самое.
Сбившись в круг, Бешеные едва сдерживали нетерпение. Барон мотал огромной башкой, словно в ухо залез лесной клоп. Кею почудилось, что Стая потеет и оставляет за собой шлейф запаха лесного зверя.
Бешеные никогда первыми не задирают Свистунов. Хотя бы потому, что тех больше. Но от боя отказываться не в их правилах. И тогда количество врагов не в счет.
Трибунал извлек из седельной сумки небольшой бинокль и всмотрелся в выстроившиеся перед пивной байки. На среднем пальце мелькнул крупный перстень. Кей помнил, что на нем выгравированы два слова:
HARD LUCK.
– Здесь пять-шесть Свистунов, не больше, судя по байкам. Остальные – одиночки, в драку не полезут…
Трибунал бросил бинокль в сумку, повернулся и назвал тех, кто пойдет с ним.
Кей оказался в числе оставшихся. Трибуналу видней, он тоже служил. В банановых республиках Кей командовал самим собой и бандой бойцов местного сопротивления, которых можно принять за солдат только после солидной дозы мескаля. Зато Трибунал водил в атаку сотню человек, занимаясь усмирением «стратегических аулов».
Не названные Трибуналом Бешеные достали сигареты, пощелкали зажигалками, и над пустырем зависли тонкие струйки дыма. Напряженно молчали. Приблизившись к выстроившимся вдоль тротуара байкам, Трибунал толкнул ногой крайний. Тот с жалобным скрипом завалился на бок, увлекая за собой соседа. Аларих повалил остальные аппараты, а кованые ботинки Вторника и Капеллана прошлись по фарам поверженных байков, не оставив ни одной целой.
В окне пивной возникла физиономия. Завидев погром, Свистун исчез и через пару секунд вывалился наружу в сопровождении четырех бойцов.
Трибунал, пригнувшись и выставив перед собой кулаки, с ревом помчался навстречу. Аларих, Вторник и Капеллан бежали рядом.
Месилово.
Огромный Свистун с налитым кровью лицом растопырил толстые ручищи, словно собрался поймать Трибунала как курицу. Второй, наряженный в длинную черную майку, с блинообразной физиономией Оззи Осборна, подскочил к Алариху и широко замахнулся. Жилистый субъект, голый по пояс, скользко блестевший потом и покрытый поблекшими татуировками, навалился на Вторника, обманувшись его молодостью. Четвертый, завидев округлившиеся от злобы глаза Капеллана, попытался увернуться от удара. Пятый, бритый наголо мужик, у которого недоставало значительной части уха, вертелся поодаль как пойманный пес, ловко отмахиваясь ножом от насевших на него двух Бешеных.
В узком пространстве между стеной дома и поваленными байками метался вой, визг и рев сцепившихся стай.
Трибунал отскочил и с отгягом ударил Свистуна ногой, погрузив ботинок в самый низ необъятного живота. Аларих собрался и стукнул противника кулаком-арбузом в центр груди, целясь прямо в нос нарисованному Оззи. Вторник обхватил татуированного типа и повалил, стараясь оказаться сверху. Капеллан догнал врага, дернул за плечо и двинул под дых. Пятый продолжал фехтовать ножом, постепенно отступая к толпе, высыпавшей из дверей пивной и азартно переживавшей перипетии драки.
Поддерживая сложенными лодочкой ладонями самое ценное, Свистун упал на колени, отчаянно скрипнув кожаными штанинами. Со свистом втянув воздух покалеченными легкими, противник Алариха полетел на спину. Вторник уже пятый раз приложил крепкий затылок «татуированного» об асфальт, оставляя на серой поверхности темные пятна. Капеллан подтащил сложившегося пополам Свистуна к валявшимся на земле байкам.
Бритый мужик с ножом скрылся за спинами сочувствующих, и пара Бешеных отступила, не желая завязнуть в толпе и получить бутылкой по башке.
Трибунал подождал, пока толстый Свистун опустит голову, и ударил его носком ботинка по переносице. Аларих тупо стоял над поверженным врагом, который теперь не встанет даже на счет «двести шестьдесят три». Вторник направился к Трибуналу, оставив своего противника ворочаться на асфальте и стонать, обхватив голову руками. Подтащив Свистуна к байку, Капеллан просунул его руку в вилку и ударил сверху ногой в плечо.
Отчетливо хрустнула расщепленная кость. В толпе блевали слабонервные девицы.
Собрав в чей-то шлемак золотые цепи, перстни, браслеты, именные свистки и всю наличность, найденную на Свистунах, Бешеные отвезли добычу на бензоколонку.
Стая встречала рассвет на Лысой горе. Бешеные уселись рядком на обрыве, свесив ноги, попивая остуженное в пруду пиво и наслаждаясь видом встающего над Городом солнца.
Следующие сутки Вселенная провела без Кея.
Он спал.
РАВНОВЕСИЕ СТАИ
Желающих сыграть в навязанную Танком игру не нашлось.
«Мерседес» по-животному рыскал, но скорость оказалась слишком велика. Машина наскочила на тротуар и взлетела. Она парила в полной тишине, переворачиваясь и посыпая округу предметами из огромного чрева. Кею казалось, что полет никогда не закончится, что машина так и замрет, подвешенная в воздухе на невидимой ниточке. Донеслась музыка, знакомая мелодия, торжественная и печальная. В других обстоятельствах Кей узнал бы ее, но сейчас не успел. Не хватило двух-трех нот. Грязнули рухнули с грохотом, сравнимым с разрывом снаряда большого калибра.
Сворачивая за Трибуналом в переулок и увлекая за собой остальных, Кей вспомнил историю появления Танка в Стае.
Несколько лет назад Трибунал, запирая гараж, увидел нового соседа. Тот поставил в бокс дико дорогой БМВ, а потом запихивал туда же диван, холодильник и телевизор. Гараж у него, как и у Трибунала, с надстройкой размером с небольшую однокомнатную квартиру. Чтобы выложить кучу денег за двухэтажные хоромы для двигателя внутреннего сгорания на двух колесах, надо быть не просто увлеченным человеком. Трибунал сразу сообразил, что перед ним настоящий маньяк. Еще больше он укрепился в этом мнении, когда узнал, что Танк отдал за гараж и БМВ отличную квартиру.
Танк боготворил БМВ. Но на Смотровой демократично занимал место рядом с «Уралами», заявляя, что он, Танк, тоже оппозитчик.
Кей поначалу не верил в маниакальную привязанность Танка к байку, пока не узнал, что тот ежемесячно выписывает для железного коня уйму дорогой мотокосметики.
Через пять минут Танк догнал Бешеных и встал в строй.
Трибунал оглянулся. Надо заправиться. Кей поднял руку и показал в сторону длинного грязно-белого здания, подтверждая, что за этим домом есть заправка. Трибунал согласно кивнул. Обогнув здание, Стая втянулась под широкий зеленый навес и спешилась. Странно: никого нет. Неужели так низко пал уровень обслуживания на городских бензоколонках?
У Кея под каблуком хрустнуло стекло. Он собрался выругаться и тут заметил несметное количество осколков вокруг. За спиной глухо матернулся Барон, поскользнувшийся на шоколадном батончике. Еще десяток шоколадок рассыпаны вокруг, раздавленные шинами.
Кей присмотрелся: ни х… себе! Шланги колонок в беспорядке валяются на асфальте, беспомощно разинув дюралевые клювы. Светлые стены, всегда радовавшие взгляд больничной чистотой, покрыты судорожными разноцветными линиями, словно метался тарантул, мучающийся воспалением паутинных желез.
Но, судя по разбросанным баллончикам из-под краски, членистоногое ни при чем. Тут постарались человекообразные. Они расколотили витрину крохотного магазинчика, в котором Кей собирался прикупить леденцов.
В крохотной конторе зазвенел телефон.
В гнетущей тишине звук раздался резко, заставив кого-то из Бешеных газануть от неожиданности, подать байк вперед и высадить колесом остатки витрины. Hepвы, нервы… Кей пожевал губами. Да что здесь творится, черт побери?! Может, в военном дурдоме забыли запереть двери, и сейчас невидимые идиоты устроят ночные стрельбы по катающимся кабанам?
Из-за синей пластиковой будочки высунулась курчавая голова. На черном лице испуганно вращались белки глаз. Завидев байкеров, голова немедленно втянулась за будочку, словно улитка.
Телефон звонил долго и надрывно. Трубку никто не брал. Вероятно, некто неизвестный из темноты всматривался в подъехавших. Раздраженный ожиданием Аларих пару раз гуднул, и дверца кассы распахнулась.
Кому другому дверь кассы на бензоколонке фиг откроют. Скорее откроют беглый огонь в ответ на такую просьбу. Бешеные не в счет. Стая помогает владельцу заправки решать проблемы и принимает благодарность в виде бензина, получаемого без очереди и по льготному тарифу.
Телефонные звонки резко смолкли. Словно аппарат бросили в полную ванну.
Прыжочками приблизился кассир-инвалид. Несчастный парень, которого скрючило еще в материнской утробе, пригнулся к земле и подволакивал заплетающиеся хилые ножки, похожие на корни высохшего пня.
– Слава Христу Всемогущему! – причитал он на ходу, мелко крестясь и оглядываясь по сторонам. Кей вздрогнул и оглянулся. – Минут пять как уехали, подлецы! Что делать, что де…
– Успокойся, юноша. – Капеллан осторожно похлопал инвалида по острому плечику. – Поведай все, не утаивай. Что за ветры злые здесь прошли?
– Какие ветры! – Инвалид аж взвился от негодования. – Не ветры, а байкеры!
– Кто?!
– Откуда мне знать? Если б я катался, то знал бы! Я и так на ногах едва держусь… Поставили меня сюда на неделю, подменить мужика. Он куда-то на похороны уехал. Так вот он-то здоро-о-вый! Он бы, может, и управился с хулиганами. Куда мне до него.
Капеллан нахмурился. Считая своим пастырским долгом опекать сирых и убогих, он и от них не терпел недосказанности.
– Узнать сможешь?
Инвалид оперся об автомат, до приезда неизвестных байкеров честно продававший минералку, а теперь слепо таращившийся битыми стеклами на толпу в черной коже.
– Ребята, мне терять нечего, – парень бодрился, стараясь выпрямиться, насколько позволял искривленный позвоночник. – Хозяин возвращается через пару дней. Он меня прибьет. У меня нет денег, чтобы платить за ремонт.
И закончил, смело глядя на Стаю:
– Все вы одинаковые. Одеты одинаково. Говорите одинаково. Ездите одинаково. И все – пьяные.
Увидев лицо Злого, инвалид поспешно добавил:
– Только те свистели, как ненормальные. Грязные Свистуны!
Бешеные разом взревели, потрясая воздетыми к небу кулаками.
Ну и дела!
Стая – семья. Никто не может оскорбить семью безнаказанно.
Инвалид прыгал возле Бешеных и попискивал, поддавая жару:
– Бензина они захотели! В долг! Я смотрю – ни одного знакомого! Я отказал, так они сапогами проломили торговые автоматы, разбили витрину, взяли краску в баллончиках и перемазали все! Несчастный Батунга, наш заправщик, и сейчас за сортиром прячется. Они хотели белую краску найти, чтобы его покрасить, да не нашлось такой.
Приблизился Батунга, негр бензоколонки. Никто не знал, как он попал в Город, а сам он объяснить не мог так как не владел языком варварской страны, в которую занесла его судьба. Черный заправщик приближался, охая на ходу и обхватив себя за бока, по которым прошлись ногами Свистуны.
Стае по барабану страдания инвалидов и тем более мучения пришлого чугуна. Но теперь есть законный повод схлестнуться со Свистунами.
Свистуны нагадили на чужой территории!
Стая носилась по округе, пытаясь взять след, бросаясь в слабо освещенные переулки и с разочарованным воем утыкаясь в глухие тупики, мгновенно разворачиваясь, чтобы вернуться к свету и прислушаться.
Город притих. Встречный транспорт жался к тротуарам, а одинокие прохожие старались держаться в слабых прозрачных кругах дежурного света витрин.
Первобытный инстинкт проснулся в Кее. Он жадно вбирал ноздрями густой ночной воздух, стараясь выделить из тысяч запахов единственный, ненавистный – запах врага. Байкерам казалось, что их отражения в огромных витринных стеклах выросли до гигантских размеров, а Стая поднялась над домами и летела, задевая крыши резиной и сбивая таблетки спутниковых антенн.
Слабые тени в подворотнях, внезапно прорезавшийся непонятный звук – все настораживало Кея. Он нервно подрагивал, едва сдерживая возбуждение. Настроение Стаи передалось байкам. Кей ощущал усилившуюся вибрацию – так ХаДэ реагировал на нервные манипуляции со сцеплением. Когда Кей увеличил скорость, ему пришлось с силой вцепиться в руль: у ХаДэ свои приколы, любит поиграть на скоростях, и приходится бдеть, чтобы раньше времени не отправиться в Страну Вечных Покатушек.
Впрочем, иногда бдеть не получается. То есть, чем больше стараешься, тем хуже получается. Вот и сейчас… Точно, началось!
Кей вцепился в рога байка, снова вообразив себя сгустком энергии, ничем, не имеющим названия, потому что даже слова такого нет, «название», потому что вообще нет никаких слов, природа их не знает, а Кей – просто н-е-ч-т-о, пригоршня частиц, мчавшихся во Вселенной и случайно зацепившихся за микроскопическую, никому не нужную планетку, еще не населенную самодовольными существами, обозвавшими себя «людьми», где нет ничего, и только с появлением пригоршни частиц под названием «Кей» появляются растения, которые гниют и наслаиваются, гниют и наслаиваются, их пожирают очень большие звери, очень маленькие звери и не звери вообще, которые пропускают несчастного Кея через свой организм, и так – сотни миллионов лет, пока Кей не становится каплей в густой черной массе, сжатой под диким давлением на огромной глубине все той же мелкой планеты, хранящей в своем чреве черную массу, о возможности использования которой случайно догадается один из «людей», которого считают мудрым, но который просто плохо спал или ему изменила жена, или его дети – подонки, и от них рожают шестиклассницы, а Кей уже мчится по трубе, ушибаясь о металлические стенки и шныряя по самым укромным уголкам вентилей и заверток, затем Кея пытают огнем, кислотами, давлением и удушьем, постепенно превращая в высокооктановый бензин, и теперь его не пытают крекингпро-цессом, а продают, продают, продают, перепродают, закладывают, сдают под проценты, дают в долг и получают в виде долга, из-за него стреляются, вешаются, прыгают с небоскребов, посылают на смерть сотни тысяч людей, которые не могут купить много бензина, да им и не нужно, и все это – ради того, чтобы однажды все-таки оказаться на заправке и скатиться прозрачной вонючей каплей в нутро двигателя внутреннего сгорания, промчаться по всем его уголкам и снова превратиться в молекулы, разлететься в стороны и снова искать мелкие планеты, которые будут настолько ласковы, что дадут приют Кею и соединятся с ним на несколько сот миллионов лет, чтобы родить ОДИН СВЕТЛЫЙ МИГ: МИГ КАТАНИЯ НА БАЙКЕ ПО ПУСТЫНЕ, среди кактусов, небоскребов и болот с комарами.
Прожить сотни миллионов лет, миллиарды лет ради одного светлого мига!
ONCE'S MORE THAN LIFE TIME, черт меня побери!
Резко затормозив, Трибунал оглянулся на Стаю. У него есть план, заставивший Бешеных перебраться через тротуар, катиться по пустырю, а потом преодолеть несколько десятков метров в коридоре между деревянным забором и густым кустарником.
Так они добрались до маленькой пивнушки, любимого места сбора Свистунов. Бешеные, оставив байки в отдалении, молча смотрели на ярко освещенное окно ночного заведения. В окне висела на веревочках оскалившаяся голова бурого медведя с мигающими красными лампочками в глазах. За стеклом мелькали корявые тени, до ушей Стаи доносились звуки музыки, гулко бумкающей на низах.
Неподалеку от пивнушки воткнулся в ночное небо шприц телевизионной башни. Значит, все правильно. Место – то самое.
Сбившись в круг, Бешеные едва сдерживали нетерпение. Барон мотал огромной башкой, словно в ухо залез лесной клоп. Кею почудилось, что Стая потеет и оставляет за собой шлейф запаха лесного зверя.
Бешеные никогда первыми не задирают Свистунов. Хотя бы потому, что тех больше. Но от боя отказываться не в их правилах. И тогда количество врагов не в счет.
Трибунал извлек из седельной сумки небольшой бинокль и всмотрелся в выстроившиеся перед пивной байки. На среднем пальце мелькнул крупный перстень. Кей помнил, что на нем выгравированы два слова:
HARD LUCK.
– Здесь пять-шесть Свистунов, не больше, судя по байкам. Остальные – одиночки, в драку не полезут…
Трибунал бросил бинокль в сумку, повернулся и назвал тех, кто пойдет с ним.
Кей оказался в числе оставшихся. Трибуналу видней, он тоже служил. В банановых республиках Кей командовал самим собой и бандой бойцов местного сопротивления, которых можно принять за солдат только после солидной дозы мескаля. Зато Трибунал водил в атаку сотню человек, занимаясь усмирением «стратегических аулов».
Не названные Трибуналом Бешеные достали сигареты, пощелкали зажигалками, и над пустырем зависли тонкие струйки дыма. Напряженно молчали. Приблизившись к выстроившимся вдоль тротуара байкам, Трибунал толкнул ногой крайний. Тот с жалобным скрипом завалился на бок, увлекая за собой соседа. Аларих повалил остальные аппараты, а кованые ботинки Вторника и Капеллана прошлись по фарам поверженных байков, не оставив ни одной целой.
В окне пивной возникла физиономия. Завидев погром, Свистун исчез и через пару секунд вывалился наружу в сопровождении четырех бойцов.
Трибунал, пригнувшись и выставив перед собой кулаки, с ревом помчался навстречу. Аларих, Вторник и Капеллан бежали рядом.
Месилово.
Огромный Свистун с налитым кровью лицом растопырил толстые ручищи, словно собрался поймать Трибунала как курицу. Второй, наряженный в длинную черную майку, с блинообразной физиономией Оззи Осборна, подскочил к Алариху и широко замахнулся. Жилистый субъект, голый по пояс, скользко блестевший потом и покрытый поблекшими татуировками, навалился на Вторника, обманувшись его молодостью. Четвертый, завидев округлившиеся от злобы глаза Капеллана, попытался увернуться от удара. Пятый, бритый наголо мужик, у которого недоставало значительной части уха, вертелся поодаль как пойманный пес, ловко отмахиваясь ножом от насевших на него двух Бешеных.
В узком пространстве между стеной дома и поваленными байками метался вой, визг и рев сцепившихся стай.
Трибунал отскочил и с отгягом ударил Свистуна ногой, погрузив ботинок в самый низ необъятного живота. Аларих собрался и стукнул противника кулаком-арбузом в центр груди, целясь прямо в нос нарисованному Оззи. Вторник обхватил татуированного типа и повалил, стараясь оказаться сверху. Капеллан догнал врага, дернул за плечо и двинул под дых. Пятый продолжал фехтовать ножом, постепенно отступая к толпе, высыпавшей из дверей пивной и азартно переживавшей перипетии драки.
Поддерживая сложенными лодочкой ладонями самое ценное, Свистун упал на колени, отчаянно скрипнув кожаными штанинами. Со свистом втянув воздух покалеченными легкими, противник Алариха полетел на спину. Вторник уже пятый раз приложил крепкий затылок «татуированного» об асфальт, оставляя на серой поверхности темные пятна. Капеллан подтащил сложившегося пополам Свистуна к валявшимся на земле байкам.
Бритый мужик с ножом скрылся за спинами сочувствующих, и пара Бешеных отступила, не желая завязнуть в толпе и получить бутылкой по башке.
Трибунал подождал, пока толстый Свистун опустит голову, и ударил его носком ботинка по переносице. Аларих тупо стоял над поверженным врагом, который теперь не встанет даже на счет «двести шестьдесят три». Вторник направился к Трибуналу, оставив своего противника ворочаться на асфальте и стонать, обхватив голову руками. Подтащив Свистуна к байку, Капеллан просунул его руку в вилку и ударил сверху ногой в плечо.
Отчетливо хрустнула расщепленная кость. В толпе блевали слабонервные девицы.
Собрав в чей-то шлемак золотые цепи, перстни, браслеты, именные свистки и всю наличность, найденную на Свистунах, Бешеные отвезли добычу на бензоколонку.
Стая встречала рассвет на Лысой горе. Бешеные уселись рядком на обрыве, свесив ноги, попивая остуженное в пруду пиво и наслаждаясь видом встающего над Городом солнца.
Следующие сутки Вселенная провела без Кея.
Он спал.
РАВНОВЕСИЕ СТАИ
Позвонила бывшая жена и потребовала срочно приехать. Что-то случилось с детьми.
Кей бродил по квартире в поисках перчаток. Разумеется, можно взять эти, с его, Кея, тисненой монограммой. Но, во-первых, они уже постыдно протерты до дыр, а во-вторых, не зря же он выложил сотню за новую пару с кнопками в виде головы дракона.
Да где же они, мать их…?
Ага! Кей отодвинул от стены стопку журналов «VQ» и вытащил перчатки.
Интересно, как они там оказались?
– Урал! Тишина.
Кей сменил тактику.
– Уралушка, пожалуйста, подойдите!
Из кухни нехотя показался здоровенный черный пес. Выйдя в коридор, он уселся на задние лапы, так и не приблизившись к Кею. Умное четвероногое сообразило, что Кей уходит и его с собой не берет. Вздохнув, Кей понял, что по возвращении обнаружит какую-нибудь вещь разодранной в клочья.
Урал получил имя в честь мотоцикла за тяжелый характер и отечественное происхождение. Животное родилось во дворе, за старыми гаражами, между горой мусора и проржавевшим насквозь кузовом древнего «Опеля». Кей успел спасти щенка, к которому уже подбирались подростки, до этого успевшие повесить на столбах для просушки белья родных братьев и сестер Урала. Детям нравилось смотреть, как младенцы корчатся, задыхаясь в петле, царапая воздух миниатюрными лапками и высовывая розовые язычки.
Пес оказался злопамятным. Пока он рос в спартанских условиях квартиры Кея, это не так бросалось в глаза. Маленьким он ездил с Кеем в рюкзаке, за спиной хозяина. Повзрослев, научился мчаться по тротуару вслед за байком. Кей без опаски оставлял байк у подъезда собственного дома и на целый день зависал в соседней пивной с кем-нибудь из Бешеных. Урал охранял дорогое железо с неистовостью монгольского воина, обороняющего шатер Чингисхана. Детям во дворе он объявил вендетту, мстя за убийство близких родственников. Кей только вздыхал, оплачивая очередные джинсы подросткового размера. Справку о прививке пса от бешенства Кей вставил в красивую рамочку и повесил в коридоре, предъявляя по первому требованию багровых от ярости мамаш. В милицию на Кея не жаловались, но, когда он выводил пса, двор моментально пустел.
Кей вздохнул, подошел к собаке и потрепал по шее. Урал даже не сдвинулся с места, обиженно воротя морду.
Кей задержался у дверей, копаясь в карманах и проверяя, на месте ли ключи. Со стены на него смотрела его собственная фотография – напоминание о днях, проведенных с замечательной фотографиней. Девушка прилетела в Город из Европы в поисках экзотических сюжетов для иллюстрированного журнала.
Как ее звали? Ах да, Стелла… В ней действительно было нечто звездное. Наверное поэтому они быстро расстались. Двум звездам сложно ужиться. На память о себе Стелла оставила эту фотографию (Кей лежит на ХаДэ, задрав ноги на руль и скрестив руки на майке с надписью «Remember Hollister»). Еще она оставила послание на итальянском, написанное фломастером на обоях в спальне, над кроватью. Кей не утомлял себя переводом, а поспешил закрасить слова эмалевой краской из баллончика и напился. Он боялся прочесть нечто такое, что могло бы заставить его изменить жизнь.
Вот и гараж. А в нем – ХаДэ. Или: Фэт Бой, Толстячок, как назвал его родной папа-завод в далеком американском городе со смешным девчачьим названием Милуоки.
«Харлей-Дэвидсон», ХаДэ – так Кей именовал смысл своей жизни и главное сокровище, ценность которого не шла ни в какое сравнение ни с чем в мире. Переделанный, подогнанный, настроенный и облагороженный.
В разговоре с байком Кей всегда обращался к нему на «вы». Кей уверен, что ХаДэ – живое существо. Живее многих двуногих.
ХаДэ отвечал взаимностью и не подводил. Иногда слегка тускнел и деланно покашливал, но это случалось, когда Кей подсаживал к себе уж совсем выдающуюся шалаву. Такие катания ревнивый ХаДэ не любил и старался хорошенько потрепать девчонку, высоко подкидывая на колодезных люках. Девчонка с визгом вспоминала мамочку, пытаясь удержаться за твердые бока Кея и ерзая ушибленной попкой.
ХаДэ злорадно урчал. Байк и пес, словно сговорившись, пытались на пару доказать Кею, что от баб – одно горе.
Кей вынул из коробки чистую белую тряпочку и обошел ХаДэ, нагибаясь и стирая одному ему видимую пыль. Байк сверкал, как витрина Елисеевского магазина на Рождество. В свое время Кей не пожалел хрома, что влетело в несколько тысяч зеленых.
ХаДэ проявляет нетерпение. По блестящим спицам пробегают волны света, механизм дрожит от возбуждения: «Ну, когда же? Когда?»
Кей вывел его из гаража, захлопнул створки, тщательно запер. Уселся на затейливо прошитое седло, волшебно хрустнувшее дорогой кожей. Вставил ключ, завел двигатель и…
Все фигня, только Харлей и я!
Зарулив во двор, Кей прислонил байк к морщинистой старой липе. Знакомое урчание четырехтактного двигателя привлекло внимание жильцов. В окнах зашевелились занавески. Лица появлялись и пропадали, чтобы сообщить семье, что «этот ненормальный заявился к своей бывшей».
Созрев для развода, Кей предложил обойтись без лишних формальностей, но закон пожелал увидеть их обоих. Жена была довольна. В суде она разразилась получасовой речью, объясняя, почему не может жить «вон с ним, с этим черно-кожаным». Когда усталая женщина-судья обратилась к Кею, тот произнес:
– Лучше сто крыс на улице, чем одна дома.
Судья внимательно посмотрела на посеревшую от ярости жену Кея.
Их развели через полторы минуты.
С годами, постепенно отдаляясь, Кей и его жена присмирели, но каждый раз, заслышав во дворе трубный глас ХаДэ, доставившего Кея на разрешенное свидание с детьми, соседи ликовали, предвкушая живое шоу. Иногда ожидания оправдывались.
Зайдя в подъезд и поднимаясь по лестнице, Кей отметил, что трещины и выбоины на ступенях и стенах сохранились с прошлого года. А там, где равнодушные мастера пытались заровнять неровности, старые стены отторгали приляпанный цемент, демонстрируя полное нежелание терпеть ноздреватые бородавки.
У двери Кей остановился. Он с детства никогда не звонил сразу, а рассматривал темно-коричневый дерматин и пересчитывал ребристые шляпки обивочных гвоздиков, помогая себе пальцем, чтобы не посчитать один и тот же гвоздик два раза.
Теперь бы на подсчет ушло меньше времени, поскольку добрая половина гвоздей вылетела, потерявшись во времени. Да и не удалось бы спокойно заниматься подсчетами. Из-за двери доносились взволнованные голоса – мужской и женский. Голоса то отдалялись, то приближались. Это говорило о том, что их обладатели мечутся по квартире в некоторой растерянности.
Значит, удалось застукать жену с очередным любовником. Кей не одобрял замысловатые сексуальные упражнения бывшей супруги на территории, где обитали их общие дети – дочь-студентка и сын-школьник.
Застигнутые Кеем половые партнеры бывшей жены вели себя по-разному. Если любовник тихо собирал вещи и сваливал, Кей оценивал мужественный поступок и не пытался бить несчастного. Если же, храни Господь, недополучивший свою порцию оргазма парень начинал задираться, то живо оказывался за дверью, на глазах у публики, облепившей окна и свешивавшейся с балконов. Кей спускался следом, и во дворе юноша получал по полной программе.
Кей нажал кнопку звонка и, не отрывая пальца, медленно считал. На счете «десять» дверь распахнулась, и она предстала перед ним, разъяренная и растрепанная.
– Здравствуй, дорогая, – с приторной вежливостью произнес Кей и стремительно прошел внутрь, слегка оттеснив женщину к стене.
Жена назначила точное время, но Кей из вредности прибыл на полтора часа раньше. И оказался прав. В квартире находился еще кто-то, и этот кто-то прятался. Кей даже чуял запах чужого мужика, перемешанный с запахом жены, пусть и бывшей. Это раздражало.
Сейчас он походил на своего пса, когда его хозяин приводил в дом женщину. В такие дни пес всячески демонстрировал собачье презрение к подружкам Кея и старался незаметно подобраться к их вещам. Когда Уралу удавалось усыпить бдительность Кея, он мгновенно хватал все женские тряпочки, какие мог зацепить огромной пастью, и прятался с добычей под диван. Оттуда доносилось клокочущее рычание и вылетали обрывки ткани. Раздосадованный Кей бросал раздетой даме комбинезон «для гаража» и отправлялся по магазинам. Любовь дорого обходилась Кею, и он предпочитал для встреч апартаменты подружек, стараясь беречь психику близкого существа. То есть пса, конечно.
В большой комнате никого. Повсюду разбросаны предметы одежды, в том числе и мужской. Значит, она спрятала гостя в спальне. Кей решил не торопить события. Мимо него никто не проскочит. Тем более без штанов. Он снял свисающие со спинки кресла брюки, с любопытством рассмотрел и намеревался положить в сторону, но она выхватила одежду, опасаясь, что та полетит в окно, что не раз случалось. Кей быстро потерял интерес к чужим шмоткам, и она побрела по комнате, подбирая носки, майку, галстук и оттаскивая по очереди в спальню, как мышь таскает крупу в норку.
Кей расположился в кресле, закинув ногу на ногу и покачивая тупоносым сапогом. Она покончила со сбором одежды и бросилась на диван, подобрав ноги. Долго устраивалась, одной рукой натягивая на колени лиловое платьице, а другой пытаясь соединить его края на все еще красивой груди. Платьице, похожее на мужскую рубашку, показалось Кею слишком коротким, чтобы добиться того и другого одновременно. Молчание, с которым он наблюдал за руками, нервно бегающими по ткани, выводило ее из себя.
Резким движением она пододвинула к себе пепельницу из рогатой мозамбикской ракушки и закурила, с громким стуком бросив зажигалку на столик. Только сейчас она подняла на Кея глаза, и тот отметил, что глаза остались такими же большими и синими. Вот только что-то произошло с ними за последний год. Полиняли, что ли?
– К чему этот трезвон? Не можешь без шуточек? Все такой же… – Она положила сигарету на ребристый край раковины и, сама того не замечая, снова принялась натягивать на колени и грудь платьице, неподвижно глядя перед собой и монотонно произнося те же слова, которые произносила и год, и два года, и много лет назад:
Кей бродил по квартире в поисках перчаток. Разумеется, можно взять эти, с его, Кея, тисненой монограммой. Но, во-первых, они уже постыдно протерты до дыр, а во-вторых, не зря же он выложил сотню за новую пару с кнопками в виде головы дракона.
Да где же они, мать их…?
Ага! Кей отодвинул от стены стопку журналов «VQ» и вытащил перчатки.
Интересно, как они там оказались?
– Урал! Тишина.
Кей сменил тактику.
– Уралушка, пожалуйста, подойдите!
Из кухни нехотя показался здоровенный черный пес. Выйдя в коридор, он уселся на задние лапы, так и не приблизившись к Кею. Умное четвероногое сообразило, что Кей уходит и его с собой не берет. Вздохнув, Кей понял, что по возвращении обнаружит какую-нибудь вещь разодранной в клочья.
Урал получил имя в честь мотоцикла за тяжелый характер и отечественное происхождение. Животное родилось во дворе, за старыми гаражами, между горой мусора и проржавевшим насквозь кузовом древнего «Опеля». Кей успел спасти щенка, к которому уже подбирались подростки, до этого успевшие повесить на столбах для просушки белья родных братьев и сестер Урала. Детям нравилось смотреть, как младенцы корчатся, задыхаясь в петле, царапая воздух миниатюрными лапками и высовывая розовые язычки.
Пес оказался злопамятным. Пока он рос в спартанских условиях квартиры Кея, это не так бросалось в глаза. Маленьким он ездил с Кеем в рюкзаке, за спиной хозяина. Повзрослев, научился мчаться по тротуару вслед за байком. Кей без опаски оставлял байк у подъезда собственного дома и на целый день зависал в соседней пивной с кем-нибудь из Бешеных. Урал охранял дорогое железо с неистовостью монгольского воина, обороняющего шатер Чингисхана. Детям во дворе он объявил вендетту, мстя за убийство близких родственников. Кей только вздыхал, оплачивая очередные джинсы подросткового размера. Справку о прививке пса от бешенства Кей вставил в красивую рамочку и повесил в коридоре, предъявляя по первому требованию багровых от ярости мамаш. В милицию на Кея не жаловались, но, когда он выводил пса, двор моментально пустел.
Кей вздохнул, подошел к собаке и потрепал по шее. Урал даже не сдвинулся с места, обиженно воротя морду.
Кей задержался у дверей, копаясь в карманах и проверяя, на месте ли ключи. Со стены на него смотрела его собственная фотография – напоминание о днях, проведенных с замечательной фотографиней. Девушка прилетела в Город из Европы в поисках экзотических сюжетов для иллюстрированного журнала.
Как ее звали? Ах да, Стелла… В ней действительно было нечто звездное. Наверное поэтому они быстро расстались. Двум звездам сложно ужиться. На память о себе Стелла оставила эту фотографию (Кей лежит на ХаДэ, задрав ноги на руль и скрестив руки на майке с надписью «Remember Hollister»). Еще она оставила послание на итальянском, написанное фломастером на обоях в спальне, над кроватью. Кей не утомлял себя переводом, а поспешил закрасить слова эмалевой краской из баллончика и напился. Он боялся прочесть нечто такое, что могло бы заставить его изменить жизнь.
Вот и гараж. А в нем – ХаДэ. Или: Фэт Бой, Толстячок, как назвал его родной папа-завод в далеком американском городе со смешным девчачьим названием Милуоки.
«Харлей-Дэвидсон», ХаДэ – так Кей именовал смысл своей жизни и главное сокровище, ценность которого не шла ни в какое сравнение ни с чем в мире. Переделанный, подогнанный, настроенный и облагороженный.
В разговоре с байком Кей всегда обращался к нему на «вы». Кей уверен, что ХаДэ – живое существо. Живее многих двуногих.
ХаДэ отвечал взаимностью и не подводил. Иногда слегка тускнел и деланно покашливал, но это случалось, когда Кей подсаживал к себе уж совсем выдающуюся шалаву. Такие катания ревнивый ХаДэ не любил и старался хорошенько потрепать девчонку, высоко подкидывая на колодезных люках. Девчонка с визгом вспоминала мамочку, пытаясь удержаться за твердые бока Кея и ерзая ушибленной попкой.
ХаДэ злорадно урчал. Байк и пес, словно сговорившись, пытались на пару доказать Кею, что от баб – одно горе.
Кей вынул из коробки чистую белую тряпочку и обошел ХаДэ, нагибаясь и стирая одному ему видимую пыль. Байк сверкал, как витрина Елисеевского магазина на Рождество. В свое время Кей не пожалел хрома, что влетело в несколько тысяч зеленых.
ХаДэ проявляет нетерпение. По блестящим спицам пробегают волны света, механизм дрожит от возбуждения: «Ну, когда же? Когда?»
Кей вывел его из гаража, захлопнул створки, тщательно запер. Уселся на затейливо прошитое седло, волшебно хрустнувшее дорогой кожей. Вставил ключ, завел двигатель и…
Все фигня, только Харлей и я!
Зарулив во двор, Кей прислонил байк к морщинистой старой липе. Знакомое урчание четырехтактного двигателя привлекло внимание жильцов. В окнах зашевелились занавески. Лица появлялись и пропадали, чтобы сообщить семье, что «этот ненормальный заявился к своей бывшей».
Созрев для развода, Кей предложил обойтись без лишних формальностей, но закон пожелал увидеть их обоих. Жена была довольна. В суде она разразилась получасовой речью, объясняя, почему не может жить «вон с ним, с этим черно-кожаным». Когда усталая женщина-судья обратилась к Кею, тот произнес:
– Лучше сто крыс на улице, чем одна дома.
Судья внимательно посмотрела на посеревшую от ярости жену Кея.
Их развели через полторы минуты.
С годами, постепенно отдаляясь, Кей и его жена присмирели, но каждый раз, заслышав во дворе трубный глас ХаДэ, доставившего Кея на разрешенное свидание с детьми, соседи ликовали, предвкушая живое шоу. Иногда ожидания оправдывались.
Зайдя в подъезд и поднимаясь по лестнице, Кей отметил, что трещины и выбоины на ступенях и стенах сохранились с прошлого года. А там, где равнодушные мастера пытались заровнять неровности, старые стены отторгали приляпанный цемент, демонстрируя полное нежелание терпеть ноздреватые бородавки.
У двери Кей остановился. Он с детства никогда не звонил сразу, а рассматривал темно-коричневый дерматин и пересчитывал ребристые шляпки обивочных гвоздиков, помогая себе пальцем, чтобы не посчитать один и тот же гвоздик два раза.
Теперь бы на подсчет ушло меньше времени, поскольку добрая половина гвоздей вылетела, потерявшись во времени. Да и не удалось бы спокойно заниматься подсчетами. Из-за двери доносились взволнованные голоса – мужской и женский. Голоса то отдалялись, то приближались. Это говорило о том, что их обладатели мечутся по квартире в некоторой растерянности.
Значит, удалось застукать жену с очередным любовником. Кей не одобрял замысловатые сексуальные упражнения бывшей супруги на территории, где обитали их общие дети – дочь-студентка и сын-школьник.
Застигнутые Кеем половые партнеры бывшей жены вели себя по-разному. Если любовник тихо собирал вещи и сваливал, Кей оценивал мужественный поступок и не пытался бить несчастного. Если же, храни Господь, недополучивший свою порцию оргазма парень начинал задираться, то живо оказывался за дверью, на глазах у публики, облепившей окна и свешивавшейся с балконов. Кей спускался следом, и во дворе юноша получал по полной программе.
Кей нажал кнопку звонка и, не отрывая пальца, медленно считал. На счете «десять» дверь распахнулась, и она предстала перед ним, разъяренная и растрепанная.
– Здравствуй, дорогая, – с приторной вежливостью произнес Кей и стремительно прошел внутрь, слегка оттеснив женщину к стене.
Жена назначила точное время, но Кей из вредности прибыл на полтора часа раньше. И оказался прав. В квартире находился еще кто-то, и этот кто-то прятался. Кей даже чуял запах чужого мужика, перемешанный с запахом жены, пусть и бывшей. Это раздражало.
Сейчас он походил на своего пса, когда его хозяин приводил в дом женщину. В такие дни пес всячески демонстрировал собачье презрение к подружкам Кея и старался незаметно подобраться к их вещам. Когда Уралу удавалось усыпить бдительность Кея, он мгновенно хватал все женские тряпочки, какие мог зацепить огромной пастью, и прятался с добычей под диван. Оттуда доносилось клокочущее рычание и вылетали обрывки ткани. Раздосадованный Кей бросал раздетой даме комбинезон «для гаража» и отправлялся по магазинам. Любовь дорого обходилась Кею, и он предпочитал для встреч апартаменты подружек, стараясь беречь психику близкого существа. То есть пса, конечно.
В большой комнате никого. Повсюду разбросаны предметы одежды, в том числе и мужской. Значит, она спрятала гостя в спальне. Кей решил не торопить события. Мимо него никто не проскочит. Тем более без штанов. Он снял свисающие со спинки кресла брюки, с любопытством рассмотрел и намеревался положить в сторону, но она выхватила одежду, опасаясь, что та полетит в окно, что не раз случалось. Кей быстро потерял интерес к чужим шмоткам, и она побрела по комнате, подбирая носки, майку, галстук и оттаскивая по очереди в спальню, как мышь таскает крупу в норку.
Кей расположился в кресле, закинув ногу на ногу и покачивая тупоносым сапогом. Она покончила со сбором одежды и бросилась на диван, подобрав ноги. Долго устраивалась, одной рукой натягивая на колени лиловое платьице, а другой пытаясь соединить его края на все еще красивой груди. Платьице, похожее на мужскую рубашку, показалось Кею слишком коротким, чтобы добиться того и другого одновременно. Молчание, с которым он наблюдал за руками, нервно бегающими по ткани, выводило ее из себя.
Резким движением она пододвинула к себе пепельницу из рогатой мозамбикской ракушки и закурила, с громким стуком бросив зажигалку на столик. Только сейчас она подняла на Кея глаза, и тот отметил, что глаза остались такими же большими и синими. Вот только что-то произошло с ними за последний год. Полиняли, что ли?
– К чему этот трезвон? Не можешь без шуточек? Все такой же… – Она положила сигарету на ребристый край раковины и, сама того не замечая, снова принялась натягивать на колени и грудь платьице, неподвижно глядя перед собой и монотонно произнося те же слова, которые произносила и год, и два года, и много лет назад: