Страница:
— Ты шутишь.
— Нисколько. С чего вы взяли?
— Ты думаешь, что я ответственен за ее убийство!
— Прекратите, — сказал племянник. — Я ничего такого не сказал, и я не люблю, когда меня перебивают. Заткнитесь и слушайте! Если бы вы были ответственны, вас бы сейчас не было в живых. Помимо этого, для планирования и совершения убийства такого толка требуются мозги и смелость, а у вас ни того, ни другого нет. Тем не менее, кое-за что вы все-таки ответственны. Батюшки, дядя, я бы свернул вам шею прямо сейчас без сожаления, если бы это как-то разрешило ситуацию. Вы посмотрите, во что превратилась некогда самая цивилизованная, самая свободолюбивая в мире страна. Все население рулит. Все заняты вождением драндулетов. Водят день и ночь, даже когда не хочется. Даже если общественный транспорт быстрее и приятнее. Даже если нужно пропутешествовать три квартала, а затем час искать место, где поставить драндулет. Даже если вообще не нужно никуда идти или ехать — все равно едут. Садятся за руль и едут. Стало невозможным включить телевизор без того, чтобы не лицезреть тут же рекламу какой-нибудь тачки, не открыть журнал, чтобы не увидеть красочные фотографии дюжины мерцающих драндулетов, не пройти квартал, не вдыхая выхлоп пробки у светофора. Реки отравлены, солевые залежи сохнут, климат на всей планете непрерывно меняется, но мы все равно рулим. Террористы богатеют в тени ржавых дурно пахнущих нефтяных вышек. Как-то какой-то чудак сел и подсчитал, что если бы мы перестали рулить, начался бы небывалый экономический бум, а мусульмане через десять лет жили бы в пещерах и ездили на верблюдах. И знаете, кто этому мешает? Вы и еще несколько дураков, которым не хватает воображения понять, что возможности в мире всегда найдутся. Темные дела — часть жизни. Вы, грязная бесчестная свинья, всегда найдете свое помойное ведро, никто у вас его не отнимет. Я понимаю, что родившиеся свиньями не могут перестать ими быть. Но на некоторое время можно, я думаю, перестать по крайней мере быть [непеч.]. Дать ископаемым залежам отдохнуть. Может, их запас увеличится, если их не будут трогать несколько миллионов лет. Время есть. Если нужны заменители, почему бы вам не попробовать торговать наркотиками или страховкой.
— Джордж?
— Да?
— Что тебе нужно?
— Угадайте.
— Нет. Чего это ты все время — угадайте да угадайте. В каких кругах ты нынче вращаешься, где ты такого понабрался? И вообще — то мы говорим про любительницу подслушивать, то вдруг переключаемся на экологический вред, вызванный моими инвестициями — и все это под дулом пистолета. Что происходит? Не понимаю. Предполагаю, что во всем этом есть какая-то суть. Пожалуйста, доберись до нее.
— Вы спешите? У вас назначена деловая встреча?
— Черт знает, что такое.
— Ну, как хотите. И все-таки почему бы вам действительно не попробовать альтернативы? Вот, например, занялись бы компьютерами. Это одна из областей деятеятельности, где деньги делают из ничего. Почему бы вам не уйти из нефтяной промышленности.
— Даже не знаю, что на такое сказать, — заметил Итан.
В квартире был пистолет. К несчастью, он находился в кабинете.
— Скажите мне, что не можете уйти потому что в деле завязано слишком много людей и экономических реалий.
— В общем, верно.
— А мне плевать. Как я уже сказал, я бы без сожаления свернул бы вам шею прямо сейчас, если бы не был уверен, что кто-то займет ваше место завтра же, еще до ланча. Хорошо, подождем.
— Чего именно подождем? — спросил Итан, вглядываясь. На дуле пистолета отразился лунный блик.
— Не знаю, — сказал племянник. — Откуда мне знать? Ну, смоет какой-нибудь большой город в море, или землетрясение где-то начнется, или эпидемия — мало ли к чему ваши нефтяные поползновения могут привести. Тем не менее, до того, как я отсюда уйду, вы окажете мне одну услугу. А именно — позвоните вашим друзьям из солнечной Венгрии и скажете им, чтобы уезжали.
— Это ты к чему?
— Гвендолин Форрестер неприкасаема. Когда вы ее видите на улице — будьте добры перейти на другую сторону. Если она с вами заговорит, бегите. Отца ее вы разорили, а сестру чуть не сделали куртизанкой, но на этом деятельность ваша по отношению к семье Форрестеров закончилась. Всё. Я хочу, чтобы вы это поняли. Вот телефон. Можете позвонить, а можете помедлить и пораздумывать, и тогда я затолкаю трубку вам в глотку, а голову вашу в унитаз. Со своей стороны я обещаю, что запись не будет использована против вас. Диск я оставлю здесь.
Диск, подумал Итан, опасен только в том случае, если… Он вспомнил разговор с сумасшедшей сестрой Илэйн два месяца назад. Поскольку в прессе ничего подозрительного за это время не появилось, можно было предположить, что сестра Илэйн является единственным человеком, знающим, что голос на диске — его, Итана. Если эту бабу убрать, диск никакой опасности представлять не будет. Пока Гвендолин Форрестер жива и активна, кто знает, какие у нее еще появятся причины задействовать диск, кому его передать, какими комментариями сопроводить. Племянник прав — все началось, когда он, Итан, попытался сделать своей любовницей старшую дочь Форрестера. С другой стороны, поскольку Джон разорен а Илэйн больше нет, опубликование информации на диске никакой пользы приземистой сестре не принесет… Разве что месть…
— Мне нужны гарантии, — сказал Итан ровным голосом.
— Встаньте.
— Что?
— Встаньте и выпрямитесь.
Итан подчинился. Племянник метнулся из кресла вперед. Несмотря на невообразимую боль, удар не заставил Итана потерять сознание. Оседая на пол, он схватился за ребра.
— Вот и гарантия, — сказал племянник. — Нет, не сгибайтесь так. Дышите медленно, короткими вдохами. Скоро пройдет. Мои обещания лучше золота. Разрешаю вам позвонить мисс Форрестер и спросить, так ли это. Она подтвердит. Но сперва звоните мадьярам. Их парень бегает по всему городу, стреляет в кого попало, связывает людей в их внедорожниках — что за венгерский цирк ни с того ни с сего! Мы с ним играем в кошки-мышки уже целую неделю, и, поверьте, если я его найду до того, как он покинет страну, вы окажетесь в тюрьме.
— Доказать ничего нельзя, — тяжело дыша сказал Итан.
— Доказать?
— Доказать, что я как-то связан с венгром.
— Может и нельзя. Но у меня есть копия вот этого самого диска, на тот случай, если вы попытаетесь сделать какую-нибудь гадость. Понимаете?
— Сделать гадость…
— Да, ну, например, восстановить связь с мадьярами и натравить их на меня. Я ведь чувствую, когда кто-то за мной ходит. Или когда кто-то ошивается за дверью. Вы хуже, чем я думал, дядя. Вы не умеете проигрывать. Понимаю, что ребра ваши сейчас нуждаются в починке, но ведь это не врач там, в соседней комнате, слоняется.
Внезапно племянник исчез. Итан поднялся с пола. Дверь распахнулась. Телохранитель ворвался в комнату с пистолетом в руке, крича «Замри!..» — но произнести «подонок» ему не хватило времени. Хрустнули кости руки, нога телохранителя высоко поднялась в воздух, его развернули и вогнали в стену. Он осел на пол бессловесным, бездумным мешком. Племянник прикрыл дверь и вернулся к окну.
— А где же кнопка тревоги, под подушкой, что ли? Остроумно, — заметил он. — Слушайте, дядя, раз вы желаете играть, и нарушили правила, я вас сейчас оштрафую. Правила — это святое. Я не собирался брать у вас деньги, но теперь я просто обязан это сделать. Вы найдете номер счета в моем любимом швейцарском банке завтра, в вашей электронной почте. Вы сделаете трансфер на сумму в два миллиона долларов. Если не сделаете, диск идет в эфир. Или хуже.
— Хуже? — сказал Итан. — Что может быть хуже?
— Я нанесу вам еще один визит, — объяснил любезно племянник. — Семья. Что бы мы делали без семьи. Но, вообще-то, не волнуйтесь. Я просто пошутил по поводу второго визита. Ну, свидимся как-нибудь.
ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ. ПРИМАНКА
— Нисколько. С чего вы взяли?
— Ты думаешь, что я ответственен за ее убийство!
— Прекратите, — сказал племянник. — Я ничего такого не сказал, и я не люблю, когда меня перебивают. Заткнитесь и слушайте! Если бы вы были ответственны, вас бы сейчас не было в живых. Помимо этого, для планирования и совершения убийства такого толка требуются мозги и смелость, а у вас ни того, ни другого нет. Тем не менее, кое-за что вы все-таки ответственны. Батюшки, дядя, я бы свернул вам шею прямо сейчас без сожаления, если бы это как-то разрешило ситуацию. Вы посмотрите, во что превратилась некогда самая цивилизованная, самая свободолюбивая в мире страна. Все население рулит. Все заняты вождением драндулетов. Водят день и ночь, даже когда не хочется. Даже если общественный транспорт быстрее и приятнее. Даже если нужно пропутешествовать три квартала, а затем час искать место, где поставить драндулет. Даже если вообще не нужно никуда идти или ехать — все равно едут. Садятся за руль и едут. Стало невозможным включить телевизор без того, чтобы не лицезреть тут же рекламу какой-нибудь тачки, не открыть журнал, чтобы не увидеть красочные фотографии дюжины мерцающих драндулетов, не пройти квартал, не вдыхая выхлоп пробки у светофора. Реки отравлены, солевые залежи сохнут, климат на всей планете непрерывно меняется, но мы все равно рулим. Террористы богатеют в тени ржавых дурно пахнущих нефтяных вышек. Как-то какой-то чудак сел и подсчитал, что если бы мы перестали рулить, начался бы небывалый экономический бум, а мусульмане через десять лет жили бы в пещерах и ездили на верблюдах. И знаете, кто этому мешает? Вы и еще несколько дураков, которым не хватает воображения понять, что возможности в мире всегда найдутся. Темные дела — часть жизни. Вы, грязная бесчестная свинья, всегда найдете свое помойное ведро, никто у вас его не отнимет. Я понимаю, что родившиеся свиньями не могут перестать ими быть. Но на некоторое время можно, я думаю, перестать по крайней мере быть [непеч.]. Дать ископаемым залежам отдохнуть. Может, их запас увеличится, если их не будут трогать несколько миллионов лет. Время есть. Если нужны заменители, почему бы вам не попробовать торговать наркотиками или страховкой.
— Джордж?
— Да?
— Что тебе нужно?
— Угадайте.
— Нет. Чего это ты все время — угадайте да угадайте. В каких кругах ты нынче вращаешься, где ты такого понабрался? И вообще — то мы говорим про любительницу подслушивать, то вдруг переключаемся на экологический вред, вызванный моими инвестициями — и все это под дулом пистолета. Что происходит? Не понимаю. Предполагаю, что во всем этом есть какая-то суть. Пожалуйста, доберись до нее.
— Вы спешите? У вас назначена деловая встреча?
— Черт знает, что такое.
— Ну, как хотите. И все-таки почему бы вам действительно не попробовать альтернативы? Вот, например, занялись бы компьютерами. Это одна из областей деятеятельности, где деньги делают из ничего. Почему бы вам не уйти из нефтяной промышленности.
— Даже не знаю, что на такое сказать, — заметил Итан.
В квартире был пистолет. К несчастью, он находился в кабинете.
— Скажите мне, что не можете уйти потому что в деле завязано слишком много людей и экономических реалий.
— В общем, верно.
— А мне плевать. Как я уже сказал, я бы без сожаления свернул бы вам шею прямо сейчас, если бы не был уверен, что кто-то займет ваше место завтра же, еще до ланча. Хорошо, подождем.
— Чего именно подождем? — спросил Итан, вглядываясь. На дуле пистолета отразился лунный блик.
— Не знаю, — сказал племянник. — Откуда мне знать? Ну, смоет какой-нибудь большой город в море, или землетрясение где-то начнется, или эпидемия — мало ли к чему ваши нефтяные поползновения могут привести. Тем не менее, до того, как я отсюда уйду, вы окажете мне одну услугу. А именно — позвоните вашим друзьям из солнечной Венгрии и скажете им, чтобы уезжали.
— Это ты к чему?
— Гвендолин Форрестер неприкасаема. Когда вы ее видите на улице — будьте добры перейти на другую сторону. Если она с вами заговорит, бегите. Отца ее вы разорили, а сестру чуть не сделали куртизанкой, но на этом деятельность ваша по отношению к семье Форрестеров закончилась. Всё. Я хочу, чтобы вы это поняли. Вот телефон. Можете позвонить, а можете помедлить и пораздумывать, и тогда я затолкаю трубку вам в глотку, а голову вашу в унитаз. Со своей стороны я обещаю, что запись не будет использована против вас. Диск я оставлю здесь.
Диск, подумал Итан, опасен только в том случае, если… Он вспомнил разговор с сумасшедшей сестрой Илэйн два месяца назад. Поскольку в прессе ничего подозрительного за это время не появилось, можно было предположить, что сестра Илэйн является единственным человеком, знающим, что голос на диске — его, Итана. Если эту бабу убрать, диск никакой опасности представлять не будет. Пока Гвендолин Форрестер жива и активна, кто знает, какие у нее еще появятся причины задействовать диск, кому его передать, какими комментариями сопроводить. Племянник прав — все началось, когда он, Итан, попытался сделать своей любовницей старшую дочь Форрестера. С другой стороны, поскольку Джон разорен а Илэйн больше нет, опубликование информации на диске никакой пользы приземистой сестре не принесет… Разве что месть…
— Мне нужны гарантии, — сказал Итан ровным голосом.
— Встаньте.
— Что?
— Встаньте и выпрямитесь.
Итан подчинился. Племянник метнулся из кресла вперед. Несмотря на невообразимую боль, удар не заставил Итана потерять сознание. Оседая на пол, он схватился за ребра.
— Вот и гарантия, — сказал племянник. — Нет, не сгибайтесь так. Дышите медленно, короткими вдохами. Скоро пройдет. Мои обещания лучше золота. Разрешаю вам позвонить мисс Форрестер и спросить, так ли это. Она подтвердит. Но сперва звоните мадьярам. Их парень бегает по всему городу, стреляет в кого попало, связывает людей в их внедорожниках — что за венгерский цирк ни с того ни с сего! Мы с ним играем в кошки-мышки уже целую неделю, и, поверьте, если я его найду до того, как он покинет страну, вы окажетесь в тюрьме.
— Доказать ничего нельзя, — тяжело дыша сказал Итан.
— Доказать?
— Доказать, что я как-то связан с венгром.
— Может и нельзя. Но у меня есть копия вот этого самого диска, на тот случай, если вы попытаетесь сделать какую-нибудь гадость. Понимаете?
— Сделать гадость…
— Да, ну, например, восстановить связь с мадьярами и натравить их на меня. Я ведь чувствую, когда кто-то за мной ходит. Или когда кто-то ошивается за дверью. Вы хуже, чем я думал, дядя. Вы не умеете проигрывать. Понимаю, что ребра ваши сейчас нуждаются в починке, но ведь это не врач там, в соседней комнате, слоняется.
Внезапно племянник исчез. Итан поднялся с пола. Дверь распахнулась. Телохранитель ворвался в комнату с пистолетом в руке, крича «Замри!..» — но произнести «подонок» ему не хватило времени. Хрустнули кости руки, нога телохранителя высоко поднялась в воздух, его развернули и вогнали в стену. Он осел на пол бессловесным, бездумным мешком. Племянник прикрыл дверь и вернулся к окну.
— А где же кнопка тревоги, под подушкой, что ли? Остроумно, — заметил он. — Слушайте, дядя, раз вы желаете играть, и нарушили правила, я вас сейчас оштрафую. Правила — это святое. Я не собирался брать у вас деньги, но теперь я просто обязан это сделать. Вы найдете номер счета в моем любимом швейцарском банке завтра, в вашей электронной почте. Вы сделаете трансфер на сумму в два миллиона долларов. Если не сделаете, диск идет в эфир. Или хуже.
— Хуже? — сказал Итан. — Что может быть хуже?
— Я нанесу вам еще один визит, — объяснил любезно племянник. — Семья. Что бы мы делали без семьи. Но, вообще-то, не волнуйтесь. Я просто пошутил по поводу второго визита. Ну, свидимся как-нибудь.
ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ. ПРИМАНКА
— А вот и Винс, — сказал Лерой. — Давно мы с ним не виделись. Не скажу, что скучал по нему, но, как ни странно, у меня есть для него дело.
Винс переполнен был здоровой нетерпеливой энергией, появляющейся у слабохарактерных людей, когда их попросили сделать что-нибудь полезное. Он решал проблемы и проявлял лидерские качества. Безутешная Гейл перед телевизором привлекла было его внимание, но Гвен, неумолимая, потащила его в «радиорубку», где угрюмый Лерой приветствовал его коротким кивком.
— Садись, садись, — сказал детектив. — Судя по твоему самодовольному виду, в городе что-то произошло в мое отсутствие. Что именно?
— Это правда, — сказал Винс. — Ничего особенного, конечно. А у вас есть что-нибудь мне сказать, новое?
Лерой наклонил голову, глядя почему-то на ноги Винса.
— Есть, — согласился он. — Тебе нравятся невротические белые женщины еврейского происхождения?
— Что?
— Я вот-вот поймаю преступника. Но, видишь ли, нет смысла надевать на него наручники, если его не схватить в момент совершения преступления. Тебе нужно будет свести Гейл, жалкую ноющую зануду с высокой прической, которую ты только что видел в гостиной — свести ее в ресторан. В какое-нибудь приличное заведение. А потом в бар, перед сном. Возможно, тебе придется это сделать не один раз. Может даже каждый вечер придется такое делать, в течении двух недель подряд.
Винс моргнул.
— Ресторан?
— Да. Ну, знаешь — еда, столы, официанты, в таком духе. Ресторан. Обед и пьянка. Правда, это очень просто, Винс.
— Зачем?
— Чтобы сделать мне приятное.
— Не понимаю, — сказал Винс.
— Мне не нужно, чтобы ты понимал, — заметил Лерой. — Мне нужно, чтобы ты действовал.
— Все-таки объясните, в чем дело, — настаивал Винс.
— Зачем?
— Что вы делали в Париже?
— Выпил некоторое количество вина и прошелся по бульварам.
— Зачем вы ездили в Париж?
— Пить и ходить по бульварам.
— Ну, знаете, я не желаю больше слушать ваши глупости.
— Почему же глупости? Если бы я тебе сказал, что ездил в Париж на деловую встречу с силами зла, в восемь утра, тогда это были бы глупости. Вместо этого я говорю тебе все так, как оно есть — но этого, оказывается, недостаточно. У тебя проблемы с восприятием фактов, или чего?
— Мне сказали, что вам доверять нельзя.
— Кто тебе такое сказал? Твой импресарио или твой дворецкий?
— Адвокат.
— Чей адвокат?
— Я разговаривал с адвокатом.
— На Дуэйн?
— А?
— У адвоката контора — на Дуэйн Стрит?
— Кстати сказать — да. На Дуэйн.
— Зовут его как? Я ему сейчас позвоню. Пусть повторит все то, что тебе сказал. Ты чего-то не понял, наверное.
— Я все…
— Зовут его как! — зарычал Лерой.
— Не скажу.
— Слушай, — сказал Лерой сердито. — Мне действительно нужно знать. Я не параноик, но я должен быть в курсе твоих действий. Зачем адвокату говорить тебе, что детектив, занимающийся расследованием… сам знаешь чего… — ненадежный человек? Ты считаешь, что так все адвокаты поступают? Каждый день? Советуют клиентам не доверять следователю? Подумай.
— Слушайте, Детектив, мне сказали…
— Кто тебя научил доверять адвокатам, вообще?
Винс отвел глаза. Лерой прав, наверное.
— К чему вы клоните? — спросил он.
— Скорее всего ни к чему. Возможно, тебе попался какой-нибудь бестактный кретин. В конце концов ничего удивительного — Дуэйн Стрит. Но на всякий случай нужно удостовериться, что хотя бы с той стороны против нас не копают. Как зовут адвоката, в третий раз спрашиваю.
Поборовшись с самим с собой, Винс сказал:
— Тимоти Левайн.
— Нет.
— Что — нет?
— Могу дать тебе полный список адвокатов на Дуэйн. Могу тебе их описать, каждого по отдельности. Рассказать тебе о том, кто из них на ком женат, кто любит пиво а кто вино, имена и возраст детей, и так далее. Они забавные, эти ковбои с Дуэйн Стрит. То, что они там все вместе собрались — возможно, не случайно. Сам дьявол решил заняться изучением человеческих пороков. Но никого по имени Тимоти среди них нет.
— Слушайте, я ведь не сошел с ума, — сказал Винс. — Я хорошо запоминаю имена.
— Я тоже, — парировал Лерой.
— Говорю вам, я встретился с адвокатом. Звали его… Он попросил задаток, и я выписал ему чек.
— А, это, конечно же, меняет дело, — сказал Лерой. — Теперь мы все в безопасности.
— Я не…
— Ты помечаешь чеки? За чековой книжкой следишь?
— Нет.
— Правильно. Давай сюда чековую книжку.
Чуть помедлив, Винс протянул ее Лерою. Лерой поднял телефонную трубку.
— А, да, Миранда? Лерой говорит. Привет. Сделай одолжение. Я знаю, что время позднее. А? Да, правильно. Проверь мне чек — мне нужно знать, оплачен ли он, и если да, кто взял деньги. Да. Вот номер счета. А? Да. Посмотри все перемещения денег за последнюю неделю. Пропусти взятие денег машинкой, покупки, и все прочее, и скажи, что осталось. Да. — Последовала пауза. — Ага, спасибо, я так и думал. Да, наверное на следующей неделе.
Он повесил трубку и повернулся к Винсу, качая головой.
— Ни один чек из твоей паршивой чековой книжки, — сказал он, — не был обращен в наличные за последнюю неделю.
— То есть?…
— То есть, человека по имени Тимоти Левайн, адвоката с Дуэйн Стрит, не существует.
— Не может быть. Мы с ним долго говорили…
— Перестань, Винс.
— Но кто это был в таком случае? — спросил Винс, теряясь.
— Тебе все это приснилось — адвокат, разговор, двадцать тысяч задатка, всё вместе, — сказал Лерой. — Не волнуйся ты так. Такое часто бывает.
Гвен очень постаралась. Лерою это стоило семи тысяч долларов, половину суммы пришлось одалживать у Марти, его начальника, а вторую половину выбивать из многочисленных знакомых в преступном мире. Семь тысяч! Карманная мелочь в понятии Гвен. Чудо стоило бы в пять раз дороже, не будь Гвен осторожной, несмотря на недостаток опыта в вопросах экономии.
Платье Гейл было квинтэссенцией элегантной простоты. Складки бургундского цвета шелка шелестели, облегая деликатно торс, очерчивая тактично женственные ягодицы и расходясь экстравагантно колоколом вокруг ее скульптурных (как однажды подметил Лерой) коленей. Под платьем помещался хитро сконструированный корсаж, наличие которого на глаз определить было невозможно. Корсаж наметил Гейл талию и подчеркнул дотоле несуществующие, а теперь трогательно округлые груди. Более того, приходилось держать спину прямо, чтобы корсаж не давил, что в случае Гейл было делом необходимым. Туфли из прекрасной английской кожи — изящный скошенный каблук сократил шаг Гейл до элегантной длины. Маникюр заставил бы саму Мадам Икс покраснеть от зависти. Рукава кончались сразу под локтем, скрывая лишний жир на бицепсах и обнажая достойную Ван Дайка кисть руки, чью очевидную красоту Лерой почему-то не разглядел раньше. Опаловые плечи частично открыты. Естественно длинная шея Гейл подчеркивалась новой стильной прической, лишние складки скрывал элегантный шелковый шарф. Пара бриллиантовых серег, часть наследия Илэйн, которой Гвен была вынуждена поделиться с соучастницей, стоили около ста тысяч долларов. Косметика на лице Гейл утончила и увеличила ее миндалевидные глаза и в какой-то степени нейтрализовала грубоватого вида ноздри, и совершенно скрыла, непостижимым образом, неуместность ее покатого подбородка. Брови ей выщипали так, что они теперь казались естественно совершенными.
К удивлению Гвен, Гейл оказалась способной ученицей. Научить ее столовым манерам было самым трудным, но даже их она освоила всего за четыре часа.
Винс в простом дорогом костюме оказывал Гейл все необходимые знаки внимания. Они подошли к бару в котором следовало разыграть следующую сцену сценария Лероя.
Они вошли в бар. Некоторые из завсегдатаев повернулись, посмотрели — и продолжали смотреть. Вскоре все заведение повернуло головы, дабы узнать, в чем, собственно, дело. Смотреть продолжали даже после того, как убедились, что, да, неплохо. Гейл улыбалась в ответ на восхищенные взгляды — сдержанно, как ее учила Гвен. Она совершенно очевидно не принадлежала к категории голубокровных американок, на это ни Лерой, ни Гвен, ни парикмахер и не рассчитывали. Подделку в среде, под которую подделываешься, вычислить очень легко. Нет — образ Гейл говорил о средиземноморских корнях (итальянка или француженка, возможно графиня) и смеси британского и американского образования (Оксфорд и Принстон, возможно). Что касается фонетики, то один урок Гвен, репетиция в присутствии Винса и легкая но звучная пощечина от невыносимого Лероя помогли Гейл избавиться от покалеченных Бруклином согласных и лонгайлендской распевности. По большому счету разница между пятью тысячами региональных диалектов, южным растягиванием, лондонским кокни, оксфордским носовым нытьем, ирландским мяуканьем и звонкой ясностью так называемого трансатлантического произношения — невелика.
Винс заказал выпить. Бармен споткнулся и чуть не упал за стойку, бросив один взгляд на Гейл.
По инструкции Лероя, Гейл и Винс тихо беседовали, притворяясь, что не обращают внимания на окружение. Гвен в парике и широких брюках, скрывающих чрезмерно развитые икры, болтала с какими-то мужчинами у столика, близкого к туалетам. В самом дальнем углу Лерой, едва узнаваемый в таксидо и профессорских очках, так увлекся книгой, что ничего не замечал — так, во всяком случае, думал Винс до тех пор пока, два часа спустя, все не собрались снова в квартире Гвен.
— Неплохо для начала, — сказал Лерой. — Винс, я был бы тебе благодарен, если бы ты перестал таращиться на меня от стойки. Это невежливо, мужик.
— Хмм… А что мы будем делать теперь? — спросил Винс, поняв, что Лерой все-таки следил за событиями.
— Тоже самое, завтра вечером. В другом баре. Нам нужно будет менять бары все время. У нас только три платья.
— Э… Почему? — спросил Винс.
— Что почему?
— Почему только три? Нужно больше.
— У меня нет денег на «больше», — сказал Лерой.
— Я вам одолжу.
— Я у тебя не возьму.
— Я дам вам деньги просто так. Без отдачи.
— Это мое шоу, Винс. Не влезай.
— Поскольку я все равно часть шоу, я мог бы принести дополнительную пользу. Что? Мои деньги вам не подходят? Деньги негра?
— Ну, хорошо, — сказал Лерой. — Гвен? Проведи Гейл по магазинам и портным завтра. Нам нужна еще дюжина платьев.
Второй вечер прошел так же, как первый — ничего не случилось. К пятому вечеру Винс начал терять терпение.
— Послушай, — сказал ему Лерой. — Ты вот, к примеру, шесть недель тренируешься, чтобы свалить на настил безмозглого дурака. И при этом хочешь, чтобы я поймал самого неуловимого преступника в мире за пять дней? Я ведь сказал, что понадобятся две недели. Помнишь?
— Я не хотела ничего говорить, — сказала она, понижая голос. — Серьги…Не те, которые ты мне даешь носить, а мои.
— Да?
— Мои серьги пропали.
Гвен сперва не поняла о чем речь.
— Не волнуйся, — сказала она. — Найдутся.
— Нет, нет, — сказала Гейл. — Их украли.
Гвен моргнула.
— Украли? Что ты имеешь в виду?
— Кто-то украл мои серьги. Это я и имею в виду.
— Где украли?
— Что значит — где? Здесь. В твоей квартире.
— Не говори глупости! Кто бы их стал здесь красть? Посторонние сюда не заходили все это время.
— А как ты думаешь — кто? — сказала Гейл тоном, означающим, что вопрос глупый — понятно же, кто мог украсть серьги, тут только один такой человек и есть.
— Я уверена, что ты просто их куда-то засунула, — сказала Гвен. — Не дури. Он, конечно, неотесанный и иногда ведет себя, как сумасшедший. Но он не вор и клептоманией не страдает.
— Неотесанный? Кто?
— Лерой.
— При чем тут Лерой? Ты что, тупая, что ли?
— Ну не я же их взяла, в конце концов.
— Конечно нет.
Гвен широко открыла глаза.
— Ты что, думаешь, что их Винс взял?
Гейл пожала плечами, что означало, что сие совершенно очевидно.
— Ну ты даешь, Гейл.
— Извини. Я знаю, он твой друг, и шурин, но, понимаешь, факты — они факты и есть.
— Ты с ума сошла, Гейл. Зачем Винсу — Винсу — …
— Ну, ты сама понимаешь. Какие бы они не становились богатые, они все равно все из гетто. Это не его вина, его так воспитали.
— Он не из гетто. Его родители принадлежат к высшему среднему классу.
— Ну, ты понимаешь, о чем я. Я не расистка. Некоторые вещи нужно просто принимать такими, какие они есть, вот и все. Но серьги эти мне очень нравились. Лучшая моя пара.
— Ты идиотка. Он миллионер. У него университетский диплом.
— Ты знаешь, им легко получать дипломы. У университетов квоты, им нужно выпускать каждый год какое-то количество черных…
Гвен не знала, что сказать, кроме как:
— Сколько они тебе стоили?
— Дело не в деньгах, — Гейл покачала головой.
— Сколько?
— Семьсот долларов.
— Где ты их купила? В Мейсиз?
— Нет. Я в Мейсиз не хожу. За кого ты меня принимаешь?
— Где?
— В Блумингдейлз.
— А какая между ними разница?
— Блумингдейлз — совсем другой уровень. Для высшего класса.
— Понятно.
— Я же говорю, я против него ничего не имею. Он не виноват, что он такой. Но, боюсь, такие же мне больше не купить. Таких больше не делают.
Подумав, Гвен решила сказать о подозрениях Гейл Лерою. Она подождала, пока по телевизору начнется любимый сериал Гейл.
— А ну еще раз, — попросил он.
Она объяснила ситуацию еще раз.
Он отвернулся. Он подошел к окну и прислонился к раме. Плечи его сотрясались от вулканических взрывов хохота, который он пытался сдерживать. В конце концов он сдался и захохотал очень громко. Он не мог остановиться. Ему пришлось сесть.
Гвен никогда не слышала до этого, как он смеется.
— Нужно проверить, может еще что нибудь… ха, ха, ха, ха, ха!!!.. может еще что-нибудь пропало. Пересчитай серебро. Проверь… ха, ха, ха, ха, ха!!!.. проверь шкаф, может куртка кожаная исчезла. Негры любят кожаные куртки.
— Ты понимаешь, что это неудобно? — спросила она.
— Может быть. Если тебе неудобно — твое дело. Хотя… — он вдруг посерьезнел. — Черт, это может нарушить планы. Надо залепить ей еще по роже. Ха, ха, ха, ха, ха, ха!!!
— Или, может… перестань ржать!
— Ха, ха, ха, ха, ха, ха, ха!!!
— Или, может, тебе следует поискать… перестань… серьги.
— Почему я?
— Это твоя профессия, не так ли?
— О, точно, — он издал короткий смешок, глубоко вздохнул, и снова захохотал. — Да, действительно. Я и забыл. Посмотрим. Может, они под креслом? Нет. Может, между диванных подушек?
— Прекрати паясничать.
Видели бы вы. Мы — воплощение города и вообще всей цивилизации, нас нужно изучать. Бесполезность и истерика (Гейл), интеллект вместо женственности (я), удрученность смешанная с врожденной порядочностью, которую все используют в своих целях тем или иным способом (Винс), и непредсказуемая хамская самоуверенность, брутальная сила без особой разумности и с россыпью достаточно безумных мыслей — Детектив Лерой собственной персоной. Всем ужасно неудобно, но нужно мириться и делать вид, что несовместимости нет.
Может нам следует сыграть в покер или в двадцать вопросов, что было бы более разумным времяпровождением, чем слушание тупых шуток дикторов программы новостей. Гейл настаивает, чтобы телевизор был включен все время. Говорит, что ей страшновато, когда он выключен. Может, мне следует ее просто отравить.
Музыка играла очень тихо. Лерой снова положил ногу на ногу, случайно чуть наклонив столик. Стакан его упал и со звоном разлетелся вдребезги на полу. Винс позвал бармена и заказал себе виски сауэр. Гейл, которая за все эти вечера очень вжилась в роль, не обратила внимания на заказ Винса. Винс выругался беззвучно, посмотрел саркастически ей в глаза, и сказал:
— Я заказываю виски сауэр, дорогая. Хочешь, тебе тоже закажу?
Винс переполнен был здоровой нетерпеливой энергией, появляющейся у слабохарактерных людей, когда их попросили сделать что-нибудь полезное. Он решал проблемы и проявлял лидерские качества. Безутешная Гейл перед телевизором привлекла было его внимание, но Гвен, неумолимая, потащила его в «радиорубку», где угрюмый Лерой приветствовал его коротким кивком.
— Садись, садись, — сказал детектив. — Судя по твоему самодовольному виду, в городе что-то произошло в мое отсутствие. Что именно?
— Это правда, — сказал Винс. — Ничего особенного, конечно. А у вас есть что-нибудь мне сказать, новое?
Лерой наклонил голову, глядя почему-то на ноги Винса.
— Есть, — согласился он. — Тебе нравятся невротические белые женщины еврейского происхождения?
— Что?
— Я вот-вот поймаю преступника. Но, видишь ли, нет смысла надевать на него наручники, если его не схватить в момент совершения преступления. Тебе нужно будет свести Гейл, жалкую ноющую зануду с высокой прической, которую ты только что видел в гостиной — свести ее в ресторан. В какое-нибудь приличное заведение. А потом в бар, перед сном. Возможно, тебе придется это сделать не один раз. Может даже каждый вечер придется такое делать, в течении двух недель подряд.
Винс моргнул.
— Ресторан?
— Да. Ну, знаешь — еда, столы, официанты, в таком духе. Ресторан. Обед и пьянка. Правда, это очень просто, Винс.
— Зачем?
— Чтобы сделать мне приятное.
— Не понимаю, — сказал Винс.
— Мне не нужно, чтобы ты понимал, — заметил Лерой. — Мне нужно, чтобы ты действовал.
— Все-таки объясните, в чем дело, — настаивал Винс.
— Зачем?
— Что вы делали в Париже?
— Выпил некоторое количество вина и прошелся по бульварам.
— Зачем вы ездили в Париж?
— Пить и ходить по бульварам.
— Ну, знаете, я не желаю больше слушать ваши глупости.
— Почему же глупости? Если бы я тебе сказал, что ездил в Париж на деловую встречу с силами зла, в восемь утра, тогда это были бы глупости. Вместо этого я говорю тебе все так, как оно есть — но этого, оказывается, недостаточно. У тебя проблемы с восприятием фактов, или чего?
— Мне сказали, что вам доверять нельзя.
— Кто тебе такое сказал? Твой импресарио или твой дворецкий?
— Адвокат.
— Чей адвокат?
— Я разговаривал с адвокатом.
— На Дуэйн?
— А?
— У адвоката контора — на Дуэйн Стрит?
— Кстати сказать — да. На Дуэйн.
— Зовут его как? Я ему сейчас позвоню. Пусть повторит все то, что тебе сказал. Ты чего-то не понял, наверное.
— Я все…
— Зовут его как! — зарычал Лерой.
— Не скажу.
— Слушай, — сказал Лерой сердито. — Мне действительно нужно знать. Я не параноик, но я должен быть в курсе твоих действий. Зачем адвокату говорить тебе, что детектив, занимающийся расследованием… сам знаешь чего… — ненадежный человек? Ты считаешь, что так все адвокаты поступают? Каждый день? Советуют клиентам не доверять следователю? Подумай.
— Слушайте, Детектив, мне сказали…
— Кто тебя научил доверять адвокатам, вообще?
Винс отвел глаза. Лерой прав, наверное.
— К чему вы клоните? — спросил он.
— Скорее всего ни к чему. Возможно, тебе попался какой-нибудь бестактный кретин. В конце концов ничего удивительного — Дуэйн Стрит. Но на всякий случай нужно удостовериться, что хотя бы с той стороны против нас не копают. Как зовут адвоката, в третий раз спрашиваю.
Поборовшись с самим с собой, Винс сказал:
— Тимоти Левайн.
— Нет.
— Что — нет?
— Могу дать тебе полный список адвокатов на Дуэйн. Могу тебе их описать, каждого по отдельности. Рассказать тебе о том, кто из них на ком женат, кто любит пиво а кто вино, имена и возраст детей, и так далее. Они забавные, эти ковбои с Дуэйн Стрит. То, что они там все вместе собрались — возможно, не случайно. Сам дьявол решил заняться изучением человеческих пороков. Но никого по имени Тимоти среди них нет.
— Слушайте, я ведь не сошел с ума, — сказал Винс. — Я хорошо запоминаю имена.
— Я тоже, — парировал Лерой.
— Говорю вам, я встретился с адвокатом. Звали его… Он попросил задаток, и я выписал ему чек.
— А, это, конечно же, меняет дело, — сказал Лерой. — Теперь мы все в безопасности.
— Я не…
— Ты помечаешь чеки? За чековой книжкой следишь?
— Нет.
— Правильно. Давай сюда чековую книжку.
Чуть помедлив, Винс протянул ее Лерою. Лерой поднял телефонную трубку.
— А, да, Миранда? Лерой говорит. Привет. Сделай одолжение. Я знаю, что время позднее. А? Да, правильно. Проверь мне чек — мне нужно знать, оплачен ли он, и если да, кто взял деньги. Да. Вот номер счета. А? Да. Посмотри все перемещения денег за последнюю неделю. Пропусти взятие денег машинкой, покупки, и все прочее, и скажи, что осталось. Да. — Последовала пауза. — Ага, спасибо, я так и думал. Да, наверное на следующей неделе.
Он повесил трубку и повернулся к Винсу, качая головой.
— Ни один чек из твоей паршивой чековой книжки, — сказал он, — не был обращен в наличные за последнюю неделю.
— То есть?…
— То есть, человека по имени Тимоти Левайн, адвоката с Дуэйн Стрит, не существует.
— Не может быть. Мы с ним долго говорили…
— Перестань, Винс.
— Но кто это был в таком случае? — спросил Винс, теряясь.
— Тебе все это приснилось — адвокат, разговор, двадцать тысяч задатка, всё вместе, — сказал Лерой. — Не волнуйся ты так. Такое часто бывает.
* * *
Гейл излучала и искрилась. Пятая Авеню излучала и искрилась. Мир излучал и искрился. В первый раз в своей жизни Гейл привлекала восхищенное внимание. Как только она поняла, что происходит, счастье ее заклубилось, стало шириться, расходясь пышным облаком по поверхности Манхаттана и вскоре осветило своим мерцанием все Восточное Побережье. Винс велел таксисту остановиться за два квартала до бара. Проход этих двух кварталов стал для Гейл откровением. Она нежилась в ласковых лучах внимания, опьяненная невиданным успехом.Гвен очень постаралась. Лерою это стоило семи тысяч долларов, половину суммы пришлось одалживать у Марти, его начальника, а вторую половину выбивать из многочисленных знакомых в преступном мире. Семь тысяч! Карманная мелочь в понятии Гвен. Чудо стоило бы в пять раз дороже, не будь Гвен осторожной, несмотря на недостаток опыта в вопросах экономии.
Платье Гейл было квинтэссенцией элегантной простоты. Складки бургундского цвета шелка шелестели, облегая деликатно торс, очерчивая тактично женственные ягодицы и расходясь экстравагантно колоколом вокруг ее скульптурных (как однажды подметил Лерой) коленей. Под платьем помещался хитро сконструированный корсаж, наличие которого на глаз определить было невозможно. Корсаж наметил Гейл талию и подчеркнул дотоле несуществующие, а теперь трогательно округлые груди. Более того, приходилось держать спину прямо, чтобы корсаж не давил, что в случае Гейл было делом необходимым. Туфли из прекрасной английской кожи — изящный скошенный каблук сократил шаг Гейл до элегантной длины. Маникюр заставил бы саму Мадам Икс покраснеть от зависти. Рукава кончались сразу под локтем, скрывая лишний жир на бицепсах и обнажая достойную Ван Дайка кисть руки, чью очевидную красоту Лерой почему-то не разглядел раньше. Опаловые плечи частично открыты. Естественно длинная шея Гейл подчеркивалась новой стильной прической, лишние складки скрывал элегантный шелковый шарф. Пара бриллиантовых серег, часть наследия Илэйн, которой Гвен была вынуждена поделиться с соучастницей, стоили около ста тысяч долларов. Косметика на лице Гейл утончила и увеличила ее миндалевидные глаза и в какой-то степени нейтрализовала грубоватого вида ноздри, и совершенно скрыла, непостижимым образом, неуместность ее покатого подбородка. Брови ей выщипали так, что они теперь казались естественно совершенными.
К удивлению Гвен, Гейл оказалась способной ученицей. Научить ее столовым манерам было самым трудным, но даже их она освоила всего за четыре часа.
Винс в простом дорогом костюме оказывал Гейл все необходимые знаки внимания. Они подошли к бару в котором следовало разыграть следующую сцену сценария Лероя.
Они вошли в бар. Некоторые из завсегдатаев повернулись, посмотрели — и продолжали смотреть. Вскоре все заведение повернуло головы, дабы узнать, в чем, собственно, дело. Смотреть продолжали даже после того, как убедились, что, да, неплохо. Гейл улыбалась в ответ на восхищенные взгляды — сдержанно, как ее учила Гвен. Она совершенно очевидно не принадлежала к категории голубокровных американок, на это ни Лерой, ни Гвен, ни парикмахер и не рассчитывали. Подделку в среде, под которую подделываешься, вычислить очень легко. Нет — образ Гейл говорил о средиземноморских корнях (итальянка или француженка, возможно графиня) и смеси британского и американского образования (Оксфорд и Принстон, возможно). Что касается фонетики, то один урок Гвен, репетиция в присутствии Винса и легкая но звучная пощечина от невыносимого Лероя помогли Гейл избавиться от покалеченных Бруклином согласных и лонгайлендской распевности. По большому счету разница между пятью тысячами региональных диалектов, южным растягиванием, лондонским кокни, оксфордским носовым нытьем, ирландским мяуканьем и звонкой ясностью так называемого трансатлантического произношения — невелика.
Винс заказал выпить. Бармен споткнулся и чуть не упал за стойку, бросив один взгляд на Гейл.
По инструкции Лероя, Гейл и Винс тихо беседовали, притворяясь, что не обращают внимания на окружение. Гвен в парике и широких брюках, скрывающих чрезмерно развитые икры, болтала с какими-то мужчинами у столика, близкого к туалетам. В самом дальнем углу Лерой, едва узнаваемый в таксидо и профессорских очках, так увлекся книгой, что ничего не замечал — так, во всяком случае, думал Винс до тех пор пока, два часа спустя, все не собрались снова в квартире Гвен.
— Неплохо для начала, — сказал Лерой. — Винс, я был бы тебе благодарен, если бы ты перестал таращиться на меня от стойки. Это невежливо, мужик.
— Хмм… А что мы будем делать теперь? — спросил Винс, поняв, что Лерой все-таки следил за событиями.
— Тоже самое, завтра вечером. В другом баре. Нам нужно будет менять бары все время. У нас только три платья.
— Э… Почему? — спросил Винс.
— Что почему?
— Почему только три? Нужно больше.
— У меня нет денег на «больше», — сказал Лерой.
— Я вам одолжу.
— Я у тебя не возьму.
— Я дам вам деньги просто так. Без отдачи.
— Это мое шоу, Винс. Не влезай.
— Поскольку я все равно часть шоу, я мог бы принести дополнительную пользу. Что? Мои деньги вам не подходят? Деньги негра?
— Ну, хорошо, — сказал Лерой. — Гвен? Проведи Гейл по магазинам и портным завтра. Нам нужна еще дюжина платьев.
Второй вечер прошел так же, как первый — ничего не случилось. К пятому вечеру Винс начал терять терпение.
— Послушай, — сказал ему Лерой. — Ты вот, к примеру, шесть недель тренируешься, чтобы свалить на настил безмозглого дурака. И при этом хочешь, чтобы я поймал самого неуловимого преступника в мире за пять дней? Я ведь сказал, что понадобятся две недели. Помнишь?
* * *
Что-то беспокоило Гейл. Ее всегда что-то беспокоило, поскольку жила она уверенностью, что миру надлежит функционировать в точном соответствии с правилами, принятыми в ее окружении, и обижалась, когда мир эти правила нарушал, что случалось весьма часто. Однако в этот раз беспокойство ее имело несколько иной оттенок. В конце концов Гвен, заподозрив неладное, улучила момент (Винс отсутствовал, а Лерой терроризировал рыб в аквариуме), увела Гейл в кухню, и спросила, в чем, собственно, состоит заминка. После положенного количества отрицаний заминки, Гейл во всем призналась.— Я не хотела ничего говорить, — сказала она, понижая голос. — Серьги…Не те, которые ты мне даешь носить, а мои.
— Да?
— Мои серьги пропали.
Гвен сперва не поняла о чем речь.
— Не волнуйся, — сказала она. — Найдутся.
— Нет, нет, — сказала Гейл. — Их украли.
Гвен моргнула.
— Украли? Что ты имеешь в виду?
— Кто-то украл мои серьги. Это я и имею в виду.
— Где украли?
— Что значит — где? Здесь. В твоей квартире.
— Не говори глупости! Кто бы их стал здесь красть? Посторонние сюда не заходили все это время.
— А как ты думаешь — кто? — сказала Гейл тоном, означающим, что вопрос глупый — понятно же, кто мог украсть серьги, тут только один такой человек и есть.
— Я уверена, что ты просто их куда-то засунула, — сказала Гвен. — Не дури. Он, конечно, неотесанный и иногда ведет себя, как сумасшедший. Но он не вор и клептоманией не страдает.
— Неотесанный? Кто?
— Лерой.
— При чем тут Лерой? Ты что, тупая, что ли?
— Ну не я же их взяла, в конце концов.
— Конечно нет.
Гвен широко открыла глаза.
— Ты что, думаешь, что их Винс взял?
Гейл пожала плечами, что означало, что сие совершенно очевидно.
— Ну ты даешь, Гейл.
— Извини. Я знаю, он твой друг, и шурин, но, понимаешь, факты — они факты и есть.
— Ты с ума сошла, Гейл. Зачем Винсу — Винсу — …
— Ну, ты сама понимаешь. Какие бы они не становились богатые, они все равно все из гетто. Это не его вина, его так воспитали.
— Он не из гетто. Его родители принадлежат к высшему среднему классу.
— Ну, ты понимаешь, о чем я. Я не расистка. Некоторые вещи нужно просто принимать такими, какие они есть, вот и все. Но серьги эти мне очень нравились. Лучшая моя пара.
— Ты идиотка. Он миллионер. У него университетский диплом.
— Ты знаешь, им легко получать дипломы. У университетов квоты, им нужно выпускать каждый год какое-то количество черных…
Гвен не знала, что сказать, кроме как:
— Сколько они тебе стоили?
— Дело не в деньгах, — Гейл покачала головой.
— Сколько?
— Семьсот долларов.
— Где ты их купила? В Мейсиз?
— Нет. Я в Мейсиз не хожу. За кого ты меня принимаешь?
— Где?
— В Блумингдейлз.
— А какая между ними разница?
— Блумингдейлз — совсем другой уровень. Для высшего класса.
— Понятно.
— Я же говорю, я против него ничего не имею. Он не виноват, что он такой. Но, боюсь, такие же мне больше не купить. Таких больше не делают.
Подумав, Гвен решила сказать о подозрениях Гейл Лерою. Она подождала, пока по телевизору начнется любимый сериал Гейл.
— А ну еще раз, — попросил он.
Она объяснила ситуацию еще раз.
Он отвернулся. Он подошел к окну и прислонился к раме. Плечи его сотрясались от вулканических взрывов хохота, который он пытался сдерживать. В конце концов он сдался и захохотал очень громко. Он не мог остановиться. Ему пришлось сесть.
Гвен никогда не слышала до этого, как он смеется.
— Нужно проверить, может еще что нибудь… ха, ха, ха, ха, ха!!!.. может еще что-нибудь пропало. Пересчитай серебро. Проверь… ха, ха, ха, ха, ха!!!.. проверь шкаф, может куртка кожаная исчезла. Негры любят кожаные куртки.
— Ты понимаешь, что это неудобно? — спросила она.
— Может быть. Если тебе неудобно — твое дело. Хотя… — он вдруг посерьезнел. — Черт, это может нарушить планы. Надо залепить ей еще по роже. Ха, ха, ха, ха, ха, ха!!!
— Или, может… перестань ржать!
— Ха, ха, ха, ха, ха, ха, ха!!!
— Или, может, тебе следует поискать… перестань… серьги.
— Почему я?
— Это твоя профессия, не так ли?
— О, точно, — он издал короткий смешок, глубоко вздохнул, и снова захохотал. — Да, действительно. Я и забыл. Посмотрим. Может, они под креслом? Нет. Может, между диванных подушек?
— Прекрати паясничать.
* * *
Мы втроем, плюс время от времени Винс — совершенно несовместимая компания.Видели бы вы. Мы — воплощение города и вообще всей цивилизации, нас нужно изучать. Бесполезность и истерика (Гейл), интеллект вместо женственности (я), удрученность смешанная с врожденной порядочностью, которую все используют в своих целях тем или иным способом (Винс), и непредсказуемая хамская самоуверенность, брутальная сила без особой разумности и с россыпью достаточно безумных мыслей — Детектив Лерой собственной персоной. Всем ужасно неудобно, но нужно мириться и делать вид, что несовместимости нет.
Может нам следует сыграть в покер или в двадцать вопросов, что было бы более разумным времяпровождением, чем слушание тупых шуток дикторов программы новостей. Гейл настаивает, чтобы телевизор был включен все время. Говорит, что ей страшновато, когда он выключен. Может, мне следует ее просто отравить.
* * *
В восьмой вечер, в баре у Мэдисон, в пятидесятых улицах, без вывески (один из тех баров, которые не упоминаются ни в каких справочниках), Лерой поправил очки для чтения, снабженные зеркалами и датчиком.Музыка играла очень тихо. Лерой снова положил ногу на ногу, случайно чуть наклонив столик. Стакан его упал и со звоном разлетелся вдребезги на полу. Винс позвал бармена и заказал себе виски сауэр. Гейл, которая за все эти вечера очень вжилась в роль, не обратила внимания на заказ Винса. Винс выругался беззвучно, посмотрел саркастически ей в глаза, и сказал:
— Я заказываю виски сауэр, дорогая. Хочешь, тебе тоже закажу?