На Элькин оригинал я смотреть не собиралась. Насмотрелась еще в школе.
Когда я подошла к Эрмитажу, то увидела, что желающих пообщаться с Джокондой было больше чем достаточно. Огромная очередь тянулась через всю Дворцовую площадь до Невского проспекта.
Поэтому я вошла в музей со стороны набережной и просто побродила по залам. После я еще забежала в Петропавловскую крепость и «Кунсткамеру». И, напоследок посмотрев в какой-то киношке какую-то суперфигню, вернулась в гостиницу.
Немухин с Гафчиком еще дрыхли. Я приняла ванну и от нечего делать стала переключать телеканалы. По одной программе, вот уже второй год, шел дурацкий сериал; по другой рассказывали про птиц-кошкоедов; а по третьей Элька Синичкина давала интервью.
Ну прямо никуда от нее не деться!
Элька сидела в саду с фонтанами и пудрила мозги тележурналистке.
– Мой папа, – как всегда манерно говорила она, – простой инженер, а мама – простая учительница…
Во врать-то! Папа у нее «простой инженер». Да ее папаша-владелец двух казино в Москве. А мамаша – коммерческий директор рекламного агентства… Я уже хотела переключить телек на другой канал, как вдруг раздался страшный грохот.
Я чуть не оглохла. Честное слово. Такое было впечатление, будто пол-Питера взлетело на воздух.
Я выскочила в коридор. Здесь уже было полным-полно народу. На месте двери 205-го номера зияла огромная дырища. Все толпились возле этой дыры, но никто не решался в нее войти.
Тогда я, как самая храбрая, вошла в номер. Точнее, в то, что осталось от номера. Смотреть тут было особо не на что. Вся мебель превратилась в щепки.
За спиной я услышала голос усатого портье, который рискнул зайти вслед за мной.
– Боже мой, – сказал он. – Вот так рвануло. Страшно подумать, что могло случиться с девочкой.
– С какой девочкой? – насторожилась я.
– Этот номер был забронирован для четырнадцатилетней девочки, – объяснил портье. – Она должна была сегодня приехать из Москвы, но почему-то не приехала.
Сердце мое замерло.
– А как фамилия этой девочки?
– Дай Бог памяти, – потер он пальцами лоб. – Что-то с насекомыми связанное. То ли Мошкина, то ли Комарова. Да, Мошкина.
– Мошкина, – с облегчением повторила я.
– Нет, вру, – сказал портье. – Не Мошкина, а Мухина. Точно, Мухина.
Я вернулась к себе в номер и легла на кровать.
На душе скребли кошки. Целая стая противных черных кошек. Это что ж такое получается?.. Если первую бомбу, с большой натяжкой, но все-таки можно было отнести к разряду случайностей, то на сей раз не могло быть никаких сомнений – бомба в 205-м номере предназначалась именно мне.
Расчет убийцы был самый элементарный.
Я приезжаю в Питер, занимаю 205-й номер, днем иду гулять по городу, вечером возвращаюсь, принимаю ванну и ложусь спать. А в половине двенадцатого – БА-БА-ХН – и я вместе с кроватью взлетаю к потолку.
Но, очевидно, умереть мне пока не суждено. Я, как Иван-дурак из сказки, которому все время везет. Но жизнь – это не сказка. И если дальше будет продолжаться в том же духе, то рано или поздно я все равно подорвусь.
Я закрыла глаза и попыталась собрать в кучу разбежавшиеся мысли.
Ну, во-первых. Откуда убийца мог знать, каким поездом я поеду в Питер?.. И во-вторых, откуда он узнал, что я поселюсь в «Невском Паласе»?.. Думала я об этом, думала, но так ни до чего и не додумалась.
Получалась какая-то ерунда.
Обо всем было известно только Сергей Иванычу с Иваном Сергеичем, да еще, может, капитану Чмонину. Но если б они хотели меня убить, то могли спокойно сделать это на кладбище. Для убийства там – идеальные условия. Ночь, кругом ни души; убивай на здоровье и прячь труп в любую могилу…
«Нет, это, конечно, не они», – решила я.
А тогда кто?.. Снова таинственный похититель моего досье из архива «Д»? Выходит, плевать он хотел на мои уникальные способности. Ему позарез нужен мой труп. А зачем, спрашивается?..
В дверь требовательно постучали. – Кто там? – спросила я.
– Открывайте, милиция, – услышала я знакомый голос.
Я открыла. В номер, чуть не сбив меня с ног, влетел Григорий Молодцов. Он быстро отдернул занавески на окнах, заглянул в шкаф, под стол…
– Что вы себе позволяете?! – закричала я. – У вас есть ордер на обыск?!
– Спокойно, дорогуша, – суперопер сунул нос в туалет. – У Григория Молодцова на все ордер есть. И на обыск, и на арест…
– Что вам надо? Говорите и выметайтесь! Я собираюсь ложиться спать.
Молодцов оседлал стул спинкой вперед.
– Я тоже собирался ложиться спать, дорогуша, когда мне позвонили и сообщили, что в отеле «Невский Палас» взорвалась бомба. Я примчался сюда, и что же я узнаю?.. Оказывается, взорванный номер забронирован на имя некой девочки – Эммы Мухиной. А в соседнем двойном номере проживает некий Эдуард Немухин со своей дочерью Эммой. И как ты все это объяснишь?..
– Я ничего не собираюсь объяснять, – холодно отрезала я.
– Придется, дорогуша. На вокзале ты сказала, что твоя фамилия Мухина. В гостинице ты записалась под фамилией Немухина. Так кто же ты: Мухина или Немухина?!
– А вам какое дело?! Я несовершеннолетняя. Паспорта не имею. Как хочу, так себя и называю.
– Заба-а-вная ты де-е-вочка, – протянул Молодцов. – На вокзале ты говорила, что вы с Немухиным не родственники. А теперь выясняется, что ты его родная дочь.
Я поняла: так просто Молодцов не отстанет.
– Хорошо, я вам отвечу. Немухин попросил меня Поработать его телохранителем.
– Не лепи горбатого, дорогуша, – отчеканил суперопер. – Чтоб здоровенный мужик нанял в телохранители школьницу?! Ты думаешь, Григорий Молодцов идиот?!
– Можете не верить, но я говорю правду.
– Ладненько. Допустим, он нанял тебя в телохранители. А почему в отеле записал как свою дочь?
– Господи, – вздохнула я, – да это и ежу понятно.
– Ежу, может, и понятно, а мне нет. – Молодцов принялся раскачиваться на двух ножках стула.
– Телохранитель должен жить в одном номере с тем, кого он охраняет. Разве не так?
– В таком случае, зачем ты забронировала двести пятый номер?
– Это не я бронировала.
– А кто?
Я прикусила язык. Черт! Разговор поворачивался совсем не в ту сторону, в какую бы мне хотелось.
– Мои родители.
– Плохо врешь, Мухина-Немухина, – раскачивался суперопер на стуле. – Я звонил в Москву и навел кой-какие справки. Так вот, твои родители не могут себе позволить, чтобы их дочка жила в номере-люкс отеля «Невский Палас».
– Почему?
– А потому, дорогуша, что номер-люкс в этой ночлежке стоит триста долларов в сутки.
Я присвистнула. Да уж, не поскупились Сергей Ива-ныч с Иваном Сергеичем.
Тут входная дверь распахнулась, и в номер влетел один из оперов «Ударной группы по борьбе с бандитизмом».
– Гриша! – крикнул он. – Кровавая разборка на Лиговке!
Молодцов, потеряв равновесие, грохнулся со стулом на пол.
– Едем! – быстро вскочил он. – Заводи колымагу!.. А ты, Мухина-Немухина, чтоб завтра как штык была у меня на Захарьевской вместе со своим лжепапашей. И не пытайтесь сделать ноги, у меня длинные руки. От Григория Молодцова еще никто не уходил.
И они убежали.
Ну и дела! Мало мне задания убить киллера Муму, бомб в поезде и гостинице, Паштетова с его бандой… Так для полного счастья еще не хватало Григория Молодцова – простого, как огурец. Теперь еще и он будет доставать меня своими дурацкими подозрениями.
«Хорош, Эмка, – сказала я себе. – Кончай думать о неприятном…» В общем, я решила лечь спать и как следует отоспаться.
Но только я залезла под одеяло, дверь в соседний номер открылась, и появился выспавшийся Немухин. А за ним цыбежал выспавшийся Гафчик.
– Пора вставать, Эмма, – сказал Немухин, потягиваясь. – Сейчас пойдем в ночной клуб «Какаду».
Я обреченно вздохнула. Как говорил в таких случаях великий русский поэт Александр Сергеевич Пушкин: «Вот блин!»
«БАХ-БАХ, ТЫ УБИТ!»
ОБВИНЕНИЕ В УБИЙСТВЕ
ТРУП ИСЧЕЗАЕТ
Когда я подошла к Эрмитажу, то увидела, что желающих пообщаться с Джокондой было больше чем достаточно. Огромная очередь тянулась через всю Дворцовую площадь до Невского проспекта.
Поэтому я вошла в музей со стороны набережной и просто побродила по залам. После я еще забежала в Петропавловскую крепость и «Кунсткамеру». И, напоследок посмотрев в какой-то киношке какую-то суперфигню, вернулась в гостиницу.
Немухин с Гафчиком еще дрыхли. Я приняла ванну и от нечего делать стала переключать телеканалы. По одной программе, вот уже второй год, шел дурацкий сериал; по другой рассказывали про птиц-кошкоедов; а по третьей Элька Синичкина давала интервью.
Ну прямо никуда от нее не деться!
Элька сидела в саду с фонтанами и пудрила мозги тележурналистке.
– Мой папа, – как всегда манерно говорила она, – простой инженер, а мама – простая учительница…
Во врать-то! Папа у нее «простой инженер». Да ее папаша-владелец двух казино в Москве. А мамаша – коммерческий директор рекламного агентства… Я уже хотела переключить телек на другой канал, как вдруг раздался страшный грохот.
Я чуть не оглохла. Честное слово. Такое было впечатление, будто пол-Питера взлетело на воздух.
Я выскочила в коридор. Здесь уже было полным-полно народу. На месте двери 205-го номера зияла огромная дырища. Все толпились возле этой дыры, но никто не решался в нее войти.
Тогда я, как самая храбрая, вошла в номер. Точнее, в то, что осталось от номера. Смотреть тут было особо не на что. Вся мебель превратилась в щепки.
За спиной я услышала голос усатого портье, который рискнул зайти вслед за мной.
– Боже мой, – сказал он. – Вот так рвануло. Страшно подумать, что могло случиться с девочкой.
– С какой девочкой? – насторожилась я.
– Этот номер был забронирован для четырнадцатилетней девочки, – объяснил портье. – Она должна была сегодня приехать из Москвы, но почему-то не приехала.
Сердце мое замерло.
– А как фамилия этой девочки?
– Дай Бог памяти, – потер он пальцами лоб. – Что-то с насекомыми связанное. То ли Мошкина, то ли Комарова. Да, Мошкина.
– Мошкина, – с облегчением повторила я.
– Нет, вру, – сказал портье. – Не Мошкина, а Мухина. Точно, Мухина.
Я вернулась к себе в номер и легла на кровать.
На душе скребли кошки. Целая стая противных черных кошек. Это что ж такое получается?.. Если первую бомбу, с большой натяжкой, но все-таки можно было отнести к разряду случайностей, то на сей раз не могло быть никаких сомнений – бомба в 205-м номере предназначалась именно мне.
Расчет убийцы был самый элементарный.
Я приезжаю в Питер, занимаю 205-й номер, днем иду гулять по городу, вечером возвращаюсь, принимаю ванну и ложусь спать. А в половине двенадцатого – БА-БА-ХН – и я вместе с кроватью взлетаю к потолку.
Но, очевидно, умереть мне пока не суждено. Я, как Иван-дурак из сказки, которому все время везет. Но жизнь – это не сказка. И если дальше будет продолжаться в том же духе, то рано или поздно я все равно подорвусь.
Я закрыла глаза и попыталась собрать в кучу разбежавшиеся мысли.
Ну, во-первых. Откуда убийца мог знать, каким поездом я поеду в Питер?.. И во-вторых, откуда он узнал, что я поселюсь в «Невском Паласе»?.. Думала я об этом, думала, но так ни до чего и не додумалась.
Получалась какая-то ерунда.
Обо всем было известно только Сергей Иванычу с Иваном Сергеичем, да еще, может, капитану Чмонину. Но если б они хотели меня убить, то могли спокойно сделать это на кладбище. Для убийства там – идеальные условия. Ночь, кругом ни души; убивай на здоровье и прячь труп в любую могилу…
«Нет, это, конечно, не они», – решила я.
А тогда кто?.. Снова таинственный похититель моего досье из архива «Д»? Выходит, плевать он хотел на мои уникальные способности. Ему позарез нужен мой труп. А зачем, спрашивается?..
В дверь требовательно постучали. – Кто там? – спросила я.
– Открывайте, милиция, – услышала я знакомый голос.
Я открыла. В номер, чуть не сбив меня с ног, влетел Григорий Молодцов. Он быстро отдернул занавески на окнах, заглянул в шкаф, под стол…
– Что вы себе позволяете?! – закричала я. – У вас есть ордер на обыск?!
– Спокойно, дорогуша, – суперопер сунул нос в туалет. – У Григория Молодцова на все ордер есть. И на обыск, и на арест…
– Что вам надо? Говорите и выметайтесь! Я собираюсь ложиться спать.
Молодцов оседлал стул спинкой вперед.
– Я тоже собирался ложиться спать, дорогуша, когда мне позвонили и сообщили, что в отеле «Невский Палас» взорвалась бомба. Я примчался сюда, и что же я узнаю?.. Оказывается, взорванный номер забронирован на имя некой девочки – Эммы Мухиной. А в соседнем двойном номере проживает некий Эдуард Немухин со своей дочерью Эммой. И как ты все это объяснишь?..
– Я ничего не собираюсь объяснять, – холодно отрезала я.
– Придется, дорогуша. На вокзале ты сказала, что твоя фамилия Мухина. В гостинице ты записалась под фамилией Немухина. Так кто же ты: Мухина или Немухина?!
– А вам какое дело?! Я несовершеннолетняя. Паспорта не имею. Как хочу, так себя и называю.
– Заба-а-вная ты де-е-вочка, – протянул Молодцов. – На вокзале ты говорила, что вы с Немухиным не родственники. А теперь выясняется, что ты его родная дочь.
Я поняла: так просто Молодцов не отстанет.
– Хорошо, я вам отвечу. Немухин попросил меня Поработать его телохранителем.
– Не лепи горбатого, дорогуша, – отчеканил суперопер. – Чтоб здоровенный мужик нанял в телохранители школьницу?! Ты думаешь, Григорий Молодцов идиот?!
– Можете не верить, но я говорю правду.
– Ладненько. Допустим, он нанял тебя в телохранители. А почему в отеле записал как свою дочь?
– Господи, – вздохнула я, – да это и ежу понятно.
– Ежу, может, и понятно, а мне нет. – Молодцов принялся раскачиваться на двух ножках стула.
– Телохранитель должен жить в одном номере с тем, кого он охраняет. Разве не так?
– В таком случае, зачем ты забронировала двести пятый номер?
– Это не я бронировала.
– А кто?
Я прикусила язык. Черт! Разговор поворачивался совсем не в ту сторону, в какую бы мне хотелось.
– Мои родители.
– Плохо врешь, Мухина-Немухина, – раскачивался суперопер на стуле. – Я звонил в Москву и навел кой-какие справки. Так вот, твои родители не могут себе позволить, чтобы их дочка жила в номере-люкс отеля «Невский Палас».
– Почему?
– А потому, дорогуша, что номер-люкс в этой ночлежке стоит триста долларов в сутки.
Я присвистнула. Да уж, не поскупились Сергей Ива-ныч с Иваном Сергеичем.
Тут входная дверь распахнулась, и в номер влетел один из оперов «Ударной группы по борьбе с бандитизмом».
– Гриша! – крикнул он. – Кровавая разборка на Лиговке!
Молодцов, потеряв равновесие, грохнулся со стулом на пол.
– Едем! – быстро вскочил он. – Заводи колымагу!.. А ты, Мухина-Немухина, чтоб завтра как штык была у меня на Захарьевской вместе со своим лжепапашей. И не пытайтесь сделать ноги, у меня длинные руки. От Григория Молодцова еще никто не уходил.
И они убежали.
Ну и дела! Мало мне задания убить киллера Муму, бомб в поезде и гостинице, Паштетова с его бандой… Так для полного счастья еще не хватало Григория Молодцова – простого, как огурец. Теперь еще и он будет доставать меня своими дурацкими подозрениями.
«Хорош, Эмка, – сказала я себе. – Кончай думать о неприятном…» В общем, я решила лечь спать и как следует отоспаться.
Но только я залезла под одеяло, дверь в соседний номер открылась, и появился выспавшийся Немухин. А за ним цыбежал выспавшийся Гафчик.
– Пора вставать, Эмма, – сказал Немухин, потягиваясь. – Сейчас пойдем в ночной клуб «Какаду».
Я обреченно вздохнула. Как говорил в таких случаях великий русский поэт Александр Сергеевич Пушкин: «Вот блин!»
«БАХ-БАХ, ТЫ УБИТ!»
К ночи резко похолодало. Сверху, с темного неба, сыпалась какая-то мелкая дрянь. Дождь – не дождь; снег – не снег… Короче, была типично питерская погода. К счастью, далеко идти не пришлось. Прямо через дорогу, на углу одной из ближайших улочек, и располагался ночной клуб «Какаду».
В зеркальном зале стояло несколько уютных диванчиков с крошечными столиками; в правом углу находилась стойка бара с рядами разноцветных бутылок, в левом – небольшая сцена.
К нам через весь зал подбежал распорядитель.
– Добро пожаловать в клуб «Какаду», – улыбнулся он дежурной улыбкой. – Следуйте за мной, господа.
Распорядитель усадил нас за свободный столик и Удалился. А вместо него появился официант.
– Прошу, – протянул он Немухину меню.
– Салат из омаров, – начал читать меню Немухин, -.. жареная акула, суп-пюре из семги, форель под белым соусом… – Он посмотрел на официанта. – А мясного ничего нет?
– У нас сегодня рыбный день, – вежливо пояснил официант.
– Тогда уж рыбная ночь, – пошутил Немухин.
Я заказала себе жареную акулу и свой любимый персиковый сок. А Немухин заказал двойной «Манхеттен» со льдом и салат из омаров.
Тем временем на сцену вышли музыканты. Один взял в руки гитару, другой встал у «клавиш»… Последней выбежала солистка в ярко-голубом облегающем платье.
Зазвучала музыка. Девушка тряхнула темными волосами и запела песенку на английском языке.
Пела она хорошо. При этом еще извивалась в медленном танце.
– Ничего себе! – воскликнул Немухин, глянув на певицу.
– Вы ее знаете?
– Еще бы! Это же Лола. Мы с ней вместе в школе учились. В первом классе. И с тех пор ни разу не виделись.
– Лола, – повторила я, сразу вспомнив слова Ивана Сергеича о том, что немой убийца Муму любит слушать, как поет певица Лола. Судя по всему, это и была та самая Лола.
Я украдкой оглядела зал. Может, и Муму где-то тут поблизости? Я была готова к встрече с ним. В правом кармане куртки у меня лежал «кольт» 45-го калибра; а под джинсами, чуть выше левой коленки, был туго примотан лейкопластырем «Макаров» с глушителем.
Я не собиралась убивать Муму. Но взять его вполне могла… Впрочем, киллера в зале не оказалось.
Официант принес наши заказы, и я накинулась на жареную акулу. По вкусу она напоминала дохлую кошку… Шучу, конечно.
Отыграв несколько номеров, музыканты направились к стойке бара. А Лола пошла за сцену.
– Лола! – окликнул ее Немухин. Девушка обернулась.
– Эдуард?! Вот так встреча!
Она подошла к нашему столику и села на диван.
– Сколько же мы с тобой не виделись, Эдик?
– Лет двадцать пять, – прикинул Немухин. Лола взбила свои и без того пышные волосы.
– Ну и как я выгляжу?
– На тыщу долларов. Ты совсем не изменилась.
– Ври больше, – засмеялась Лола и посмотрела на меня. – А это кто?
– Дочка, – сказал Немухин.
– Какая симпатюля, – потрепала она меня по щеке. От такого бесцеремонного обращения я чуть акулой к подавилась.
– А ты, значит, певицей стала? – спросил Нему-шн.
– Да, певицей. Тебе понравилось, как я пою?
– Очень.
– В принципе, у меня небольшой диапазон. Но для гой дыры сойдет. А ты чем занимаешься?
– Коммерцией, – с гордостью произнес Нему-шн. – И весьма удачно. Дела идут просто блестяще.
– Сплюнь, папочка, через левое плечо, – посоветовала я Немухину. – А то сглазишь. Немухин самоуверенно усмехнулся.
– Я не суеверный.
– А жена твоя где работает? – продолжала выращивать Лола.
– В порту, – ответил Немухин. – Грузчиком. Лола опять засмеялась.
– Ты все такой же шутник, Эдик. А помнишь, как ы…
И пошло-поехало. Помнишь, как мы то, помнишь, как мы сё… Они принялись вспоминать свое далекое Детство.
А я, покончив с акулой, принялась тянуть через соломинку персиковый сок.
Зал понемногу заполнялся. Свободных столиков уже не осталось. На сцене танцевальная пара отплясывала акробатический рок-н-ролл.
– Влад, – позвала Лола пробегающего мимо официанта, – принеси, пожалуйста, мою сумочку из гримерной.
– Сей момент.
Влад притащил черную сумочку. Лола достала из нее сигареты и блестящую зажигалку в форме пистолета. Сунув сигарету в ярко накрашенный рот, она щелкнула зажигалкой.
А дальше…
Дальше произошло вот что. Лола приставила" пистолет-зажигалку к груди Немухина и со смехом сказала:
– Бах-бах, ты убит, Эдик.
Раздались два сухих хлопка. Немухин начал медленно сползать со стула. Я поначалу решила, что он дурачится. Но тут с ужасом увидела, как на ослепительно белой рубашке расплывается кроваво-красное пятно.
Немухин с глухим ударом упал на пол. Две женщины за соседним столиком испуганно завизжали.
Лола спокойно курила.
– Тебя папочка зовет, симпатюля, – показала она сигаретой на Немухина.
– Эмма… Эмма… – хрипел на полу Немухин. Я быстро наклонилась к нему.
– Ну что же ты, Эмма… не среагировала, – с трудом произнес он.
– Извините, – растерянно пробормотала я.
– Запоминай, – через силу заговорил Немухин. – Сестрорецк… овощебаза… Повтори.
– Сестрорецк, овощебаза, – повторила я. – А что это значит?
– Это… это… – Дыхание его оборвалось.
На меня смотрели стеклянные глаза мертвеца.
Я была в полнейшем замешательстве. Пистолет.
Кровь. Мертвый Немухин… А тут еще пронзительно завопил младенец: «Вау-вау-вау!..»
В следующую секунду я поняла, что это орет не младенец, а милицейская сирена на улице. А еще через секунду в зал ворвалась «Ударная группа по борьбе с бандитизмом». Впереди всех, конечно, несся Григорий Молодцов.
Увидев меня, суперопер скривился так, словно проглотил живого таракана.
– Опять ты, Мухина?!
– Да, опять я.
Он перевел взгляд на Немухина.
– Сообщника пришила?!
– Этб не я! Это она! – показала я на Лолу, которая продолжала спокойно курить сигарету.
– Ну ты даешь, симпатюля, – усмехнулась Лола. – Ухлопала папашу, а на других сваливаешь. Нехорошо. Я прямо задохнулась от возмущения.
– Это же вы стреляли! Вы, а не я!!
– Ой, только не надо строить из себя невинную овечку, – передернула плечами Лола.
Молодцов достал из кармана грязный носовой платок.
– Ладненько, – звучно высморкался он. – Григорий Молодцов разберется, кто здесь невинная овечка, а кто серый волк. Ну что там, Серега? – спросил он у оперативника, склонившегося над телом Немухина.
– Пульса нет, сердце не прослушивается, – доложил Серега.
– Стало быть, мертв, – констатировал Молодцов.
– Стало быть, мертв, – подтвердил Серега.
– Теперь ты у меня не отвертишься, дорогуша, – грозно свел брови суперопер. Я рассвирепела.
– Да что вы ко мне-то пристали?! Вы бы хоть свидетелей опросили!..
– Не учи ученого. Григорий Молодцов сам знает, что ему делать. Он оглядел притихший зал и важно объявил:
– Начинается опрос свидетелей.
И начался опрос свидетелей. Один за другим к Мо-лодцову подходили посетители клуба и говорили одно и то же. Вот эта девочка (указывали они на меня) громко ругалась вот с этим мужчиной (указывали они на Немухина), а потом достала пистолет и начала стрелять.
Я слушала показания свидетелей как во сне. А может, я и правда сплю? Может, мне это только снится?..
– Что ты теперь скажешь, дорогуша? – победно смотрел на меня Молодцов. А что я могла сказать? Ничего.
– В общем, так, ребята, – обратился суперопер к своей группе. – Тело надо доставить в ближайший морг. Пусть там до утра полежит. А утром перевезти в СМЭС [4].
– Ас ней что делать? – кивнул в мою сторону Серега.
– Прокатим до районной ментовки. Я ее там допрошу.
Молодцов вытащил из кармана наручники.
– Давай сюда ручки, Мухина. Ты арестована.
Я молча протянула руки.
Клац-клац, – клацнули наручники на запястьях.
– Ну как, не жмут? – с усмешкой спросил Молодцов.
– Нет, – ответила я. – В самый раз.
В зеркальном зале стояло несколько уютных диванчиков с крошечными столиками; в правом углу находилась стойка бара с рядами разноцветных бутылок, в левом – небольшая сцена.
К нам через весь зал подбежал распорядитель.
– Добро пожаловать в клуб «Какаду», – улыбнулся он дежурной улыбкой. – Следуйте за мной, господа.
Распорядитель усадил нас за свободный столик и Удалился. А вместо него появился официант.
– Прошу, – протянул он Немухину меню.
– Салат из омаров, – начал читать меню Немухин, -.. жареная акула, суп-пюре из семги, форель под белым соусом… – Он посмотрел на официанта. – А мясного ничего нет?
– У нас сегодня рыбный день, – вежливо пояснил официант.
– Тогда уж рыбная ночь, – пошутил Немухин.
Я заказала себе жареную акулу и свой любимый персиковый сок. А Немухин заказал двойной «Манхеттен» со льдом и салат из омаров.
Тем временем на сцену вышли музыканты. Один взял в руки гитару, другой встал у «клавиш»… Последней выбежала солистка в ярко-голубом облегающем платье.
Зазвучала музыка. Девушка тряхнула темными волосами и запела песенку на английском языке.
Пела она хорошо. При этом еще извивалась в медленном танце.
– Ничего себе! – воскликнул Немухин, глянув на певицу.
– Вы ее знаете?
– Еще бы! Это же Лола. Мы с ней вместе в школе учились. В первом классе. И с тех пор ни разу не виделись.
– Лола, – повторила я, сразу вспомнив слова Ивана Сергеича о том, что немой убийца Муму любит слушать, как поет певица Лола. Судя по всему, это и была та самая Лола.
Я украдкой оглядела зал. Может, и Муму где-то тут поблизости? Я была готова к встрече с ним. В правом кармане куртки у меня лежал «кольт» 45-го калибра; а под джинсами, чуть выше левой коленки, был туго примотан лейкопластырем «Макаров» с глушителем.
Я не собиралась убивать Муму. Но взять его вполне могла… Впрочем, киллера в зале не оказалось.
Официант принес наши заказы, и я накинулась на жареную акулу. По вкусу она напоминала дохлую кошку… Шучу, конечно.
Отыграв несколько номеров, музыканты направились к стойке бара. А Лола пошла за сцену.
– Лола! – окликнул ее Немухин. Девушка обернулась.
– Эдуард?! Вот так встреча!
Она подошла к нашему столику и села на диван.
– Сколько же мы с тобой не виделись, Эдик?
– Лет двадцать пять, – прикинул Немухин. Лола взбила свои и без того пышные волосы.
– Ну и как я выгляжу?
– На тыщу долларов. Ты совсем не изменилась.
– Ври больше, – засмеялась Лола и посмотрела на меня. – А это кто?
– Дочка, – сказал Немухин.
– Какая симпатюля, – потрепала она меня по щеке. От такого бесцеремонного обращения я чуть акулой к подавилась.
– А ты, значит, певицей стала? – спросил Нему-шн.
– Да, певицей. Тебе понравилось, как я пою?
– Очень.
– В принципе, у меня небольшой диапазон. Но для гой дыры сойдет. А ты чем занимаешься?
– Коммерцией, – с гордостью произнес Нему-шн. – И весьма удачно. Дела идут просто блестяще.
– Сплюнь, папочка, через левое плечо, – посоветовала я Немухину. – А то сглазишь. Немухин самоуверенно усмехнулся.
– Я не суеверный.
– А жена твоя где работает? – продолжала выращивать Лола.
– В порту, – ответил Немухин. – Грузчиком. Лола опять засмеялась.
– Ты все такой же шутник, Эдик. А помнишь, как ы…
И пошло-поехало. Помнишь, как мы то, помнишь, как мы сё… Они принялись вспоминать свое далекое Детство.
А я, покончив с акулой, принялась тянуть через соломинку персиковый сок.
Зал понемногу заполнялся. Свободных столиков уже не осталось. На сцене танцевальная пара отплясывала акробатический рок-н-ролл.
– Влад, – позвала Лола пробегающего мимо официанта, – принеси, пожалуйста, мою сумочку из гримерной.
– Сей момент.
Влад притащил черную сумочку. Лола достала из нее сигареты и блестящую зажигалку в форме пистолета. Сунув сигарету в ярко накрашенный рот, она щелкнула зажигалкой.
А дальше…
Дальше произошло вот что. Лола приставила" пистолет-зажигалку к груди Немухина и со смехом сказала:
– Бах-бах, ты убит, Эдик.
Раздались два сухих хлопка. Немухин начал медленно сползать со стула. Я поначалу решила, что он дурачится. Но тут с ужасом увидела, как на ослепительно белой рубашке расплывается кроваво-красное пятно.
Немухин с глухим ударом упал на пол. Две женщины за соседним столиком испуганно завизжали.
Лола спокойно курила.
– Тебя папочка зовет, симпатюля, – показала она сигаретой на Немухина.
– Эмма… Эмма… – хрипел на полу Немухин. Я быстро наклонилась к нему.
– Ну что же ты, Эмма… не среагировала, – с трудом произнес он.
– Извините, – растерянно пробормотала я.
– Запоминай, – через силу заговорил Немухин. – Сестрорецк… овощебаза… Повтори.
– Сестрорецк, овощебаза, – повторила я. – А что это значит?
– Это… это… – Дыхание его оборвалось.
На меня смотрели стеклянные глаза мертвеца.
Я была в полнейшем замешательстве. Пистолет.
Кровь. Мертвый Немухин… А тут еще пронзительно завопил младенец: «Вау-вау-вау!..»
В следующую секунду я поняла, что это орет не младенец, а милицейская сирена на улице. А еще через секунду в зал ворвалась «Ударная группа по борьбе с бандитизмом». Впереди всех, конечно, несся Григорий Молодцов.
Увидев меня, суперопер скривился так, словно проглотил живого таракана.
– Опять ты, Мухина?!
– Да, опять я.
Он перевел взгляд на Немухина.
– Сообщника пришила?!
– Этб не я! Это она! – показала я на Лолу, которая продолжала спокойно курить сигарету.
– Ну ты даешь, симпатюля, – усмехнулась Лола. – Ухлопала папашу, а на других сваливаешь. Нехорошо. Я прямо задохнулась от возмущения.
– Это же вы стреляли! Вы, а не я!!
– Ой, только не надо строить из себя невинную овечку, – передернула плечами Лола.
Молодцов достал из кармана грязный носовой платок.
– Ладненько, – звучно высморкался он. – Григорий Молодцов разберется, кто здесь невинная овечка, а кто серый волк. Ну что там, Серега? – спросил он у оперативника, склонившегося над телом Немухина.
– Пульса нет, сердце не прослушивается, – доложил Серега.
– Стало быть, мертв, – констатировал Молодцов.
– Стало быть, мертв, – подтвердил Серега.
– Теперь ты у меня не отвертишься, дорогуша, – грозно свел брови суперопер. Я рассвирепела.
– Да что вы ко мне-то пристали?! Вы бы хоть свидетелей опросили!..
– Не учи ученого. Григорий Молодцов сам знает, что ему делать. Он оглядел притихший зал и важно объявил:
– Начинается опрос свидетелей.
И начался опрос свидетелей. Один за другим к Мо-лодцову подходили посетители клуба и говорили одно и то же. Вот эта девочка (указывали они на меня) громко ругалась вот с этим мужчиной (указывали они на Немухина), а потом достала пистолет и начала стрелять.
Я слушала показания свидетелей как во сне. А может, я и правда сплю? Может, мне это только снится?..
– Что ты теперь скажешь, дорогуша? – победно смотрел на меня Молодцов. А что я могла сказать? Ничего.
– В общем, так, ребята, – обратился суперопер к своей группе. – Тело надо доставить в ближайший морг. Пусть там до утра полежит. А утром перевезти в СМЭС [4].
– Ас ней что делать? – кивнул в мою сторону Серега.
– Прокатим до районной ментовки. Я ее там допрошу.
Молодцов вытащил из кармана наручники.
– Давай сюда ручки, Мухина. Ты арестована.
Я молча протянула руки.
Клац-клац, – клацнули наручники на запястьях.
– Ну как, не жмут? – с усмешкой спросил Молодцов.
– Нет, – ответила я. – В самый раз.
ОБВИНЕНИЕ В УБИЙСТВЕ
Мы вышли на улицу. Здесь уже вовсю хлестал дождь. Под навесом, у двери, сидел мой верный Гафчик. При моем появлении он радостно завилял хвостиком. Но увидев выходящих следом оперативников, Гафч сразу почуял неладное.
– Гаф-гаф-гаф! – залаял он на Молодцова.
– А ну не тявкай! – погрозил пальцем суперопер. – Да Григория Молодцова ни одна собака не имеет права тявкать!
Меня посадили в «уазик» и повезли в районное отделение милиции. В машине все оперативники разом закурили. В кабине повис густой сигаретный дым. Я сидела в этом дыму и думала о Немухине.
«Эх, Немухин, Немухин, – думала я, – говорила же тебе: „Сплюнь через левое плечо, а то сглазишь“. „Я не суеверный“. Вот тебе и не суеверный. Лежи теперь в морге, холодный как лягушка. А если б сплюнул, глядишь, все бы и обошлось… А я-то хороша. Телохранительница, называется. Не успела приступить к своим обязанностям, как моего клиента тут же ухлопали».
Боже, как все перепуталось. Немухин убит. Меня в наручниках везут на допрос. Ничего не могу понять. Зачем Лола ни с того ни с сего застрелила друга детства?.. Почему посетители клуба все как один показали на меня?.. Что за таинственные слова просил запомнить Немухин? Ну, то есть сами по себе слова были, конечно, не таинственные. «Овощебаза. Сестрорецк». Но человек прохрипел их перед смертью. А значит, они имели какой-то тайный смысл.
«Уазик» остановился.
– Вылезай, дорогуша, приехали, – сказал Молодцов. Мы вошли в отделение милиции.
– Старший сержант Елдырин! – вытянулся по стойке «смирно» дежурный милиционер.
– Сержант Каюков! – вытянулся по стойке «смирно» второй милиционер.
– Вольно, ребята. – Молодцов по-хозяйски плюхнулся в ободранное кресло. – А где остальные?
– На вызов уехали, Григорий Евграфыч, – уважительно ответил старший сержант Елдырин.
– Ладненько. – Суперопер закурил сигарету. – Ну как служится, пацаны?
Каюков с Елдыриным стали рассказывать Молодцову, как им служится, а оперативники тем временем взяли у меня отпечатки пальцев, сфотографировали в фас и профиль и даже попытались обыскать.
– Ручонки от девчонки!! – заверещала я словно резаная.
И для пущего эффекта грохнулась в обморок.
Пока они приводили меня в чувство, брызгая в лицо водой и хлопая по щекам, я размышляла: вот был бы номер, если б при обыске обнаружили два моих пестика. Тогда бы уж я точно ничего не смогла доказать.
К счастью, обыскивать меня не стали.
– Ну-с, Мухина-Немухина, – начал допрос Григорий Молодцов, – как говорят на Чукотке: «Финита ля комедия». Комедия окончена. Давай, выкладывай, зачем ты убила своего лжепапашу.
– Я вам уже сто раз повторяла: я его не убивала. Его убила певица Лола.
Молодцов раздавил окурок в пепельнице.
– Послушай, дорогуша, меня уже тошнит от твоего вранья.
– Я не вру. Подумайте сами, для чего мне его убивать?
– А я откуда знаю? Тебе видней. Короче, признаешь себя виновной в убийстве гражданина Немухина?
– Ни в чем я себя виновной не признаю. Вы сначала отпечатки пальцев с пистолета снимите.
– Да сняли уже, – поморщился суперопер.
– И что?
– На рукоятке и спусковом крючке отчетливо/видны твои пальчики.
– Врете!! – возмущенно закричала я.
– Григорий Молодцов никогда не врет, дорогуша. На столе зазвонил телефон. Молодцов взял трубку.
– Ментовка… э-э… милиция. Да, Григорий Молодцов… Так. Так. Та-а-к. Ладненько. Сейчас я со своими ребятами туда подскочу.
Он положил трубку.
– Ну что там опять, Гриша? – устало спросил шофер «уазика».
– На Васильевском острове перестрелка. У дворца-музея Меньшикова. Заводи колымагу. Едем! – Молодцов глянул на двух сержантов. – А вы продолжайте допрос.
И «ударная группа» бросилась к выходу.
Елдырин и Каюков недоуменно переглянулись.
Тут я поняла, что судьба дает мне отличный шанс сделать отсюда ноги. Я горько заплакала.
Оба сержанта с тем же недоумением уставились на меня.
– Ты, девочка, не плачь, – строго сказал Каюков. – Ты лучше рассказывай, кого ты там убила?!
– П-папочку, – ответила я плаксивым голосом.
– Как же так? Родного отца-то?! – неодобрительно покачал головой Елдырин. – Непорядок.
Я закрыла лицо руками и зарыдала пуще прежнего.
Уж чего-чего, а рыдать я умела классно. Я чуть ли не все отделение слезами залила, пока сержанты меня успокаивали.
Наконец они меня успокоили. И я начала свой рассказ.
– Я с родителями на Большой Конюшенной живу, недалеко от цирка. В этом цирке моя мама работает. Акробатом-эксцентриком. Это значит – она складывается в несколько раз и забирается в малюсенький сундучок. И вот две недели назад мама… исчезла. День ее нет, два, три… Я уже и волноваться начала. А папа говорит: «Да что ты волнуешься? Найдется наша мама». А на прошлой неделе вдруг звонок в дверь. И заходит в квартиру молодая женщина. Папа обрадовался и говорит: «Вот и наша мама пришла». Я ему говорю: «Папа, какая же это мама?» А папа рукой машет: «Доченька, не все ли тебе равно? Была одна мама, теперь другая. В принципе, все женщины одинаковы». Ну вот. Стали мы жить втроем. Я, папа и Дарья Петровна (так эту тетеньку звали). И с самого первого дня стала Дарья Петровна ко мне придираться. То ей не так, это ей не так. До того допридиралась, что я взяла да и ушла из Дому. И побрела куда глаза глядят. Брела, брела и забрела в самый дальний угол двора, на помойку. Смотрю, а на помойке сундучок валяется, с каким мама всегда в цирке выступала. Подобрала я этот сундучок и открыла. А там… мама! Сложенная в четыре раза. Нет слов, как я обрадовалась. Ну а уж как мамочка обрадовалась, тем более слов нет. «Мама, – спрашиваю я у нее, – как ты тут оказалась?» – «Как, как, – отвечает она, – папаша твой с Дарьей Петровной обманом засунули. Покажи, просят, да покажи, как ты в такой маленький сундучок забираешься. Я сдуру и показала. А они сундучок на крючок и на помойку…»
– Ну и ну! – сказал старший сержант Елдырин.
– Вот это да! – сказал сержант Каюков.
– В общем, пошла я в Апраксин двор, на черный рынок, где оружием торгуют, и купила себе пистолет. А после пришла домой и Дарью Петровну вместе с папочкой…
На этом месте я снова грохнулась в обморок, чтобы послушать, какое впечатление произвел мой рассказ. Рассказ произвел хорошее впечатление.
– И правильно сделала! – горячо воскликнул Елдырин. – Так им и надо!
– Правильно-то правильно, – согласился Каюков. – Но лучше бы она к нам в милицию пришла и рассказала все как есть. А мы бы арестовали преступников.
Я открыла глаза.
– Где я? – слабым голосом спросила я.
– У друзей, девочка, у друзей, – заверили меня сержанты. Они оба так разволновались, что решили закурить. Елдырин вытащил из кармана пачку «Шипки»; Каюков пачку «Примы».
– Возьмите лучше мои сигареты, – предложила я им «Мальборо лайте». -Угощайтесь, пожалуйста.
– Спасибо. – Они взяли по сигаретке.
Я зажгла спичку и поднесла ее сначала одному сержанту, потом другому. Мильтоны разом затянулись и… повалились на пол.
Секунда – и я была уже на улице!
– Гаф-гаф! – раздался радостный лай.
– Гафчик, – обхватила я лохматую шею своего друга. – Откуда ты взялся?!
Вместо ответа Гафч лизнул мне руку шершавым теплым языком.
– Некогда лизаться, Гафченька, – сказала я. – Бежим скорей!
И мы помчались по ночным улицам Питера.
– Гаф-гаф-гаф! – залаял он на Молодцова.
– А ну не тявкай! – погрозил пальцем суперопер. – Да Григория Молодцова ни одна собака не имеет права тявкать!
Меня посадили в «уазик» и повезли в районное отделение милиции. В машине все оперативники разом закурили. В кабине повис густой сигаретный дым. Я сидела в этом дыму и думала о Немухине.
«Эх, Немухин, Немухин, – думала я, – говорила же тебе: „Сплюнь через левое плечо, а то сглазишь“. „Я не суеверный“. Вот тебе и не суеверный. Лежи теперь в морге, холодный как лягушка. А если б сплюнул, глядишь, все бы и обошлось… А я-то хороша. Телохранительница, называется. Не успела приступить к своим обязанностям, как моего клиента тут же ухлопали».
Боже, как все перепуталось. Немухин убит. Меня в наручниках везут на допрос. Ничего не могу понять. Зачем Лола ни с того ни с сего застрелила друга детства?.. Почему посетители клуба все как один показали на меня?.. Что за таинственные слова просил запомнить Немухин? Ну, то есть сами по себе слова были, конечно, не таинственные. «Овощебаза. Сестрорецк». Но человек прохрипел их перед смертью. А значит, они имели какой-то тайный смысл.
«Уазик» остановился.
– Вылезай, дорогуша, приехали, – сказал Молодцов. Мы вошли в отделение милиции.
– Старший сержант Елдырин! – вытянулся по стойке «смирно» дежурный милиционер.
– Сержант Каюков! – вытянулся по стойке «смирно» второй милиционер.
– Вольно, ребята. – Молодцов по-хозяйски плюхнулся в ободранное кресло. – А где остальные?
– На вызов уехали, Григорий Евграфыч, – уважительно ответил старший сержант Елдырин.
– Ладненько. – Суперопер закурил сигарету. – Ну как служится, пацаны?
Каюков с Елдыриным стали рассказывать Молодцову, как им служится, а оперативники тем временем взяли у меня отпечатки пальцев, сфотографировали в фас и профиль и даже попытались обыскать.
– Ручонки от девчонки!! – заверещала я словно резаная.
И для пущего эффекта грохнулась в обморок.
Пока они приводили меня в чувство, брызгая в лицо водой и хлопая по щекам, я размышляла: вот был бы номер, если б при обыске обнаружили два моих пестика. Тогда бы уж я точно ничего не смогла доказать.
К счастью, обыскивать меня не стали.
– Ну-с, Мухина-Немухина, – начал допрос Григорий Молодцов, – как говорят на Чукотке: «Финита ля комедия». Комедия окончена. Давай, выкладывай, зачем ты убила своего лжепапашу.
– Я вам уже сто раз повторяла: я его не убивала. Его убила певица Лола.
Молодцов раздавил окурок в пепельнице.
– Послушай, дорогуша, меня уже тошнит от твоего вранья.
– Я не вру. Подумайте сами, для чего мне его убивать?
– А я откуда знаю? Тебе видней. Короче, признаешь себя виновной в убийстве гражданина Немухина?
– Ни в чем я себя виновной не признаю. Вы сначала отпечатки пальцев с пистолета снимите.
– Да сняли уже, – поморщился суперопер.
– И что?
– На рукоятке и спусковом крючке отчетливо/видны твои пальчики.
– Врете!! – возмущенно закричала я.
– Григорий Молодцов никогда не врет, дорогуша. На столе зазвонил телефон. Молодцов взял трубку.
– Ментовка… э-э… милиция. Да, Григорий Молодцов… Так. Так. Та-а-к. Ладненько. Сейчас я со своими ребятами туда подскочу.
Он положил трубку.
– Ну что там опять, Гриша? – устало спросил шофер «уазика».
– На Васильевском острове перестрелка. У дворца-музея Меньшикова. Заводи колымагу. Едем! – Молодцов глянул на двух сержантов. – А вы продолжайте допрос.
И «ударная группа» бросилась к выходу.
Елдырин и Каюков недоуменно переглянулись.
Тут я поняла, что судьба дает мне отличный шанс сделать отсюда ноги. Я горько заплакала.
Оба сержанта с тем же недоумением уставились на меня.
– Ты, девочка, не плачь, – строго сказал Каюков. – Ты лучше рассказывай, кого ты там убила?!
– П-папочку, – ответила я плаксивым голосом.
– Как же так? Родного отца-то?! – неодобрительно покачал головой Елдырин. – Непорядок.
Я закрыла лицо руками и зарыдала пуще прежнего.
Уж чего-чего, а рыдать я умела классно. Я чуть ли не все отделение слезами залила, пока сержанты меня успокаивали.
Наконец они меня успокоили. И я начала свой рассказ.
– Я с родителями на Большой Конюшенной живу, недалеко от цирка. В этом цирке моя мама работает. Акробатом-эксцентриком. Это значит – она складывается в несколько раз и забирается в малюсенький сундучок. И вот две недели назад мама… исчезла. День ее нет, два, три… Я уже и волноваться начала. А папа говорит: «Да что ты волнуешься? Найдется наша мама». А на прошлой неделе вдруг звонок в дверь. И заходит в квартиру молодая женщина. Папа обрадовался и говорит: «Вот и наша мама пришла». Я ему говорю: «Папа, какая же это мама?» А папа рукой машет: «Доченька, не все ли тебе равно? Была одна мама, теперь другая. В принципе, все женщины одинаковы». Ну вот. Стали мы жить втроем. Я, папа и Дарья Петровна (так эту тетеньку звали). И с самого первого дня стала Дарья Петровна ко мне придираться. То ей не так, это ей не так. До того допридиралась, что я взяла да и ушла из Дому. И побрела куда глаза глядят. Брела, брела и забрела в самый дальний угол двора, на помойку. Смотрю, а на помойке сундучок валяется, с каким мама всегда в цирке выступала. Подобрала я этот сундучок и открыла. А там… мама! Сложенная в четыре раза. Нет слов, как я обрадовалась. Ну а уж как мамочка обрадовалась, тем более слов нет. «Мама, – спрашиваю я у нее, – как ты тут оказалась?» – «Как, как, – отвечает она, – папаша твой с Дарьей Петровной обманом засунули. Покажи, просят, да покажи, как ты в такой маленький сундучок забираешься. Я сдуру и показала. А они сундучок на крючок и на помойку…»
– Ну и ну! – сказал старший сержант Елдырин.
– Вот это да! – сказал сержант Каюков.
– В общем, пошла я в Апраксин двор, на черный рынок, где оружием торгуют, и купила себе пистолет. А после пришла домой и Дарью Петровну вместе с папочкой…
На этом месте я снова грохнулась в обморок, чтобы послушать, какое впечатление произвел мой рассказ. Рассказ произвел хорошее впечатление.
– И правильно сделала! – горячо воскликнул Елдырин. – Так им и надо!
– Правильно-то правильно, – согласился Каюков. – Но лучше бы она к нам в милицию пришла и рассказала все как есть. А мы бы арестовали преступников.
Я открыла глаза.
– Где я? – слабым голосом спросила я.
– У друзей, девочка, у друзей, – заверили меня сержанты. Они оба так разволновались, что решили закурить. Елдырин вытащил из кармана пачку «Шипки»; Каюков пачку «Примы».
– Возьмите лучше мои сигареты, – предложила я им «Мальборо лайте». -Угощайтесь, пожалуйста.
– Спасибо. – Они взяли по сигаретке.
Я зажгла спичку и поднесла ее сначала одному сержанту, потом другому. Мильтоны разом затянулись и… повалились на пол.
Секунда – и я была уже на улице!
– Гаф-гаф! – раздался радостный лай.
– Гафчик, – обхватила я лохматую шею своего друга. – Откуда ты взялся?!
Вместо ответа Гафч лизнул мне руку шершавым теплым языком.
– Некогда лизаться, Гафченька, – сказала я. – Бежим скорей!
И мы помчались по ночным улицам Питера.
ТРУП ИСЧЕЗАЕТ
Мы неслись как угорелые. Если б дело происходило на Олимпийских играх, то мы бы с Гафчем наверняка стали олимпийскими чемпионами в беге на длинные Дистанции.
Судите сами – мы пробежали от Гороховой до Мар-сова поля минуты за три. Те, кто знает Питер, сразу поймут – это абсолютный мировой рекорд!
Добежав до первой скамейки, я просто-таки рухнула на нее; сердце колотилось так, что казалось: вот сейчас оно выскочит из груди.
Гафчик принялся жадно лакать воду из ближайшей лужи. Я бы и сама с удовольствием полакала вместе с ним, да уж больно вода была грязная.
И дождь, как назло, перестал.
Я сидела вся липкая от пота и пыталась хоть как-то привести в порядок свои растрепанные чувства. Итак, ко всем прочим прелестям добавились еще две: обвинение в убийстве и побег из милиции. Это означало, что завтра, вернее, уже сегодня моя фотка в фас и профиль будет у каждого постового милиционера…
Из кармана раздался телефонный писк. Я вытащила трубку и услышала знакомый голос.
– Роберт, ты где?!
– Лола?! – закричала я.
Пи-пи-пи… – пошли короткие гудки.
Что за бред?.. Получается, Лола набрала мой домашний номер. И тут я увидела, что аппарат у меня другой. Немухинский. Видно, когда мы собирались в ночной клуб, случайно перепутали трубки.
Поздравляю, Эммочка, еще одна заморочка. Выходит, мой «мобильник» лежит у Немухина в пиджаке, а сам Немухин лежит в морге. Замечательно. Не сегодня-завтра позвонят родители, и что же они услышат, набрав номер своей московской квартиры?..
«Морг слушает» – вот что они услышат, а может, и того похлеще.
Я посмотрела на часы: четвертый час. Надо срочно гнать в морг, пока тело Немухина еще там, и попытаться забрать свою трубку. Вряд ли в такую рань в морге, кроме сторожа, кто-то есть. Ну, если, конечно, не считать мертвецов.
Я вскочила со скамейки.
– Вперед, Гафч!
– Гаф, – ответил на все готовый Гафчик. И мы понеслись к дороге. Здесь я быстренько поймала свободную тачку.
Судите сами – мы пробежали от Гороховой до Мар-сова поля минуты за три. Те, кто знает Питер, сразу поймут – это абсолютный мировой рекорд!
Добежав до первой скамейки, я просто-таки рухнула на нее; сердце колотилось так, что казалось: вот сейчас оно выскочит из груди.
Гафчик принялся жадно лакать воду из ближайшей лужи. Я бы и сама с удовольствием полакала вместе с ним, да уж больно вода была грязная.
И дождь, как назло, перестал.
Я сидела вся липкая от пота и пыталась хоть как-то привести в порядок свои растрепанные чувства. Итак, ко всем прочим прелестям добавились еще две: обвинение в убийстве и побег из милиции. Это означало, что завтра, вернее, уже сегодня моя фотка в фас и профиль будет у каждого постового милиционера…
Из кармана раздался телефонный писк. Я вытащила трубку и услышала знакомый голос.
– Роберт, ты где?!
– Лола?! – закричала я.
Пи-пи-пи… – пошли короткие гудки.
Что за бред?.. Получается, Лола набрала мой домашний номер. И тут я увидела, что аппарат у меня другой. Немухинский. Видно, когда мы собирались в ночной клуб, случайно перепутали трубки.
Поздравляю, Эммочка, еще одна заморочка. Выходит, мой «мобильник» лежит у Немухина в пиджаке, а сам Немухин лежит в морге. Замечательно. Не сегодня-завтра позвонят родители, и что же они услышат, набрав номер своей московской квартиры?..
«Морг слушает» – вот что они услышат, а может, и того похлеще.
Я посмотрела на часы: четвертый час. Надо срочно гнать в морг, пока тело Немухина еще там, и попытаться забрать свою трубку. Вряд ли в такую рань в морге, кроме сторожа, кто-то есть. Ну, если, конечно, не считать мертвецов.
Я вскочила со скамейки.
– Вперед, Гафч!
– Гаф, – ответил на все готовый Гафчик. И мы понеслись к дороге. Здесь я быстренько поймала свободную тачку.