— И маму, — лукаво добавил Поль.
   — Это само собой разумеется.
   Мальчик карикатурно развалился в кресле, вытянул ноги и свесил руки.
   — Вот каким принцем я буду, — решительно заявил он и улыбнулся. — Особенно если у меня будет симпатичная жена.
   Ответ Рохана мог оказаться совсем не шуткой, но он был прерван осторожным стуком в дверь. Поль быстро выпрямился, и Рохан позволил войти молодой девушке в платье из домотканой материи. Она внесла пустой поднос.
   — Извините меня, ваши высочества, я только заберу грязную посуду и тут же уйду…
   — Да, конечно, — сказал Рохан, жестом показывая на стол с пустым кувшином и протягивая ей свою чашу.
   Поль, решивший все замечать и делать выводы, внимательно осмотрел девушку. Несколько прядей черных волос выпало из туго стянутых на затылке кос, и она заправила их замечательно ухоженной ручкой. Грязь под ее ногтями была чем-то неуместным и заставила мальчика удивиться. Девушка поставила кувшин и кубки на поднос и спокойно встретила его взгляд. У нее были какие-то особенные серо-зеленые глаза, выражение которых казалось слишком взрослым для ее восемнадцати-девятнадцати зим. Застигнутый
   врасплох, Поль вспыхнул, поднялся и встал рядом с отцом. Девушка неуклюже согнула коленки, но эта неловкость казалась фальшивой и шла ей так же плохо, как коричневое платье из домотканой материи и тусклая зеленая шаль с потрепанными краями. Перед уходом она снова посмотрела на Поля. В ее глазах стоял смех.
   — Отец…
   Рохан поднял палец, дав сыну понять, что надо помолчать. Поль прислушался, не понимая, в чем дело, а потом сообразил: дверь не хлопнула. Он быстро поразмыслил.
   — Ох уж это вино… А где тут уборная? Рохан одобрительно кивнул.
   — Думаю, налево, в конце коридора.
   По дороге туда и обратно Поль никого не увидел. Заходя в комнату, он убедился, что плотно закрыл за собой дверь. Отец улыбнулся.
   — Очень хорошо, — кивнул он. — Видел кого-нибудь? Поль покачал головой.
   — Ты на самом деле думаешь, что она хотела подслушать?
   — Не знаю. В конце концов, она могла оставить дверь открытой просто по небрежности. Но мне все-таки кажется, что за лордом Морленом надо внимательно понаблюдать. Ну, а теперь пора и на боковую. — Он подошел к стоявшей в углу огромной кровати. — Знаешь, я сто лет не спал ни с кем, кроме твоей матери. Надеюсь, что ты не храпишь.
   — Я храплю? Да мать говорит, что от твоего храпа иногда стекла дрожат!
   — Наглая, оскорбительная ложь, за которую она в следующий раз дорого заплатит — будет во сне пинать не меня, а одеяла на полу!
   Поль разделся и скользнул в кровать, чувствуя, что голова у него идет кругом. Но виной тому были не отцовское разоблачение хитрости лорда Морлена или разговор о бремени власти, а крепкое вино. Он был рад, что отец не сказал об этом ни слова. Несколько кубков на самом деле привело его к тому, что Полю оказалась необходима уборная, и его уловка была не такой уж выдумкой, как могло показаться со стороны. Сейчас, когда факелы погасли и в окно влетал только тусклый свет звезд (стояла одна из редких безлунных ночей), мальчик почувствовал, что его мозги медленно вращаются.
   Долго пролежав в темноте — но отнюдь не в тишине он повернулся на бок и укоризненно посмотрел на спящего отца.
   — Как ты храпишь! — прошептал он и вылез из кровати
   В маленьком дворике не было ни души. Он смотрел в разбитое оконное стекло, размышляя над тем, что еще кроме гобеленов и свечей может скрывать лорд Морлен. Отец найдет все, где бы оно ни было. В детстве Поль часто смотрел на Рохана как на кладезь знаний и мудрости. Ничто не могло вывести его из этого заблуждения. Он просто не верил, что отец способен ошибаться.
   Начав думать о том, что умеет он сам, Поль вдруг увидел одинокую фигуру, торопливо бегущую через двор и направляющуюся к задней калитке. Свет звезд упал на широкое темное платье, отороченную бахромой шаль, и Поль застыл как вкопанный. Почему эта служанка на ночь глядя уходит из поместья? В голову пришло самое простое объяснение: к любовнику. Он пожал плечами. Но неожиданно девушка остановилась, повернулась и посмотрела прямо на Поля.
   Легкий, щекочущий ветерок повеял сквозь выбитое стекло. Поль отскочил. Его взгляд остановился на поднятом к небу лице, залитом светом звезд. Это было лицо не девушки, а женщины. Существовало какое-то сходство в изгибе бровей и форме губ. Но лицо принадлежало зрелой женщине зим пятидесяти, а то и больше. Женщина улыбалась, но смех, который стоял в ее глазах, сменялся злобной, коварной усмешкой.
   Потом она накинула на голову шаль и исчезла в темном ночном лесу. Поль вздрогнул и отвернулся от окна.
   — Что там? — спросил его отец, садясь в кровати. Звезды освещали его светлые волосы.
   — Ничего, — сказал Поль и сделал попытку улыбнуться. — Наверно, Меат прав. Я действительно слишком мал для такого количества вина.
* * *
   Мирева подошла к сломанному дереву, где оставила свою одежду, и сбросила то, что украла с бельевой веревки в Резельде. Возбуждение согрело женщину: одеваясь, она совсем не чувствовала ночного холода.
   Значит, вот ты каков, юный принц Поль, подумала она. Необычное лицо, почти такое же, как и у отца, но в нем чувствовалось нечто большее, чем власть принца. И уж куда большее, чем власть «Гонца Солнца». Мирева громко засмеялась, расплела тугую косу и бешено потрясла головой.
   Колдунья не могла ошибиться в природе чувства, которое охватило ее при соприкосновении с юношей. То же ощущение вызывали в ней три сына Янте и все другие, в ком текла кровь диармадимов. В случае с Рувалем, Марроном и Сегевом она знала, что эти способности передались им от принцессы Лалланте, но у нее не было ни малейшего представления, кто из прародителей Поля передал ему дар. Предки Сьонед по линии отца были прослежены вплоть до вторжения фарадимов на континент — здесь не было никаких следов. О предках ее матери до выхода бабки — «Гонца Солнца» за принца острова Кирст не было известно ничего. Возможно, Поль получил свой двойной талант от нее.
   Однако оставался Рохан. В этом случае предки по линии отца также были жестко определены. Но предки его матери Милар, которая приходилась Андраде… Мирева завязала пояс на талии и усмехнулась. Какой иронией судьбы было бы, если бы леди Крепости Богини сама оказалась диармадимом!
   Затем она нахмурилась. Кто бы и что бы ни было причиной этого, но полученная по наследству вторая сила была явлением новым и, возможно, опасным. Достаточно было и дара «Гонца Солнца», но с ним Мирева могла бы справиться. То, что Поль унаследовал ее собственную силу, предоставляло несколько возможностей.
   Она начала долгий путь к дому, обдумывая, что тут можно предпринять. Сегодня она не собиралась ни убить Поля, ни опоить его зельем, ни каким-либо образом повредить его телу или разуму. Единственное, что ей было нужно, это взглянуть на него, чтобы понять, что выйдет из этого мальчика, когда он вырастет. В нем было очень много от отца — не только во внешности и манере держаться, но и в том, как он на нее смотрел: чистым, умным, любопытным взглядом. Нет, не затем она сюда пришла, чтобы убивать, не для того надела личину молоденькой девушки, а затем сбросила ее, зная, что Поль видит это. Вглядеться в его лицо, ощутить его силу фарадима, зародить беспокойство — вот что она хотела сделать. Убийство подождет.
   Однако то, что он оказался диармадимом, заставило Миреву задуматься. Что будет, если всем рассказать, что Поль происходит от тех, кого так боялась Андраде, от тех, для уничтожения которых фарадимы приложили так много усилий? Другие принцы достаточно ревниво относятся к его дару «Гонца Солнца». Может быть, они станут возражать против того, чтобы Поль получил образование фарадима? Тогда Рохан будет вынужден пожертвовать этой стороной таланта сына в попытке сохранить мальчику трон. А если поддержать мальчика и сделать его своим учеником вместо сыновей Янте? Эта мысль очаровала Миреву, но она потрясла головой и отбросила глупую мечту. В лице Поля было слишком много от этого благочестивого дурака, его отца. К тому же чем она сумеет привлечь мальчика, которого и так ждет власть над всем континентом?
   А если скрыть второй дар Поля и обучить Руваля тем методам, которые когда-то применяли диармадимы для покорения себе подобных — вплоть до убийства? Величайшей трагедией было то, что эти способы никак не влияли на фарадимов. Доблестно сражаясь с «Гонцами Солнца», они не поняли этого вплоть до окончательного поражения. Конечно, давать в руки властного Руваля такое оружие было рискованно. Руваль мог использовать его против своих братьев или даже против нее, Миревы, если она не сможет удержать его в руках. Она знала сыновей Янте и никому из них не доверяла.
   Когда над горами зажегся рассвет, Мирева замедлила шаги, а стоило последним звездам погаснуть под слепящими тучами летнего солнца, как она остановилась совсем. Обычно решительная, Мирева ощущала непонятное беспокойство. Воздух разогревался, и даже ее тонкое платье вскоре стало слишком теплым. Пожав плечами, она решила, что подождет и посмотрит, понадобятся ли Рувалю эти методы против Поля. Времени, чтобы придумать, как убить мальчика, у нее было предостаточно. У фарадимов существовало уязвимое место — такое, какого не было у ей подобных. Кровь фарадима делала его слишком чувствительным. Интересно будет выбрать для него способ смерти: через наследие этой гордячки — «Гонца Солнца» или через его Старую Кровь, о которой он не подозревает… Однако сейчас у нее была другая забота.
   Она ничего не слышала о Сегеве с момента его отъезда в Крепость Богини. Скоро она свяжется с ним по звездному лучу и узнает, насколько тот преуспел в краже драгоценных свитков. Кроме того, ей придется провести расследование того, что же все-таки произошло с Масулем, который убил ее самых сильных сторонников, пытаясь спастись от того, что стало бы для него кратчайшим путем к триумфу. Конечно, слухи о самозванце доходили до нее давно — Дасан был всего через одну-две горы от ее дома. Раздосадованная, она снова пожала плечами. Если он оказался глупцом и отверг силу, которую ему предлагали, то пусть гибнет. Миреву не интересовало, был он сыном Ролстры или нет. Она хотела использовать его только для того, чтобы определить лучшую тактику, когда для Руваля настанет время бросить вызов Полю.
   Однако это вновь возвращало ее к тревожному вопросу — чему учить Руваля. Насколько далеко она может зайти, насколько может ему доверять?
   День прибывал, а Мирева все еще тащилась домой, проклиная необходимость действовать через других людей. В то время, когда она была готова оставить все надежды на то, чтобы вернуть диармадимам их прежнее величие, внуки Лалланте заставили ее поставить перед собой новую цель. Однако ей хотелось, чтобы они не были потомством Ролстры — человека, которым было невозможно управлять. Внезапно она подивилась, почему же Лалланте вышла за него замуж. Ее родственница всегда была хнычущей дурочкой, боявшейся своей силы и твердившей, что давнее поражение диармадимов было вовсе не случайным. Верховный принц Ролстра, до прихода к власти Рохана бывший самым могущественным человеком своего поколения, обеспечил Лалланте тихую пристань, надежно защищенную от влияния других диармадимов. Ролстра, который был таким же неуправляемым, какими станут его внуки, если Мирева не будет осторожной. Сверхосторожной.

ГЛАВА 13

   Замок Крэг не видел такой пышности вот уже больше пятидесяти пяти лет — с того дня, как Лалланте приехала сюда, чтобы стать невестой Ролстры. Полотнища знамен всех виднейших атри Марки полоскались по ветру, поднимавшемуся из ущелья, а золотой дракон на голубом фоне говорил о том, что вскоре сюда прибудет сам верховный принц. Толпа зевак в четыре ряда выстроилась вдоль дороги на протяжении половины меры. Дорога была усыпана цветами, люди что-то хрипло выкрикивали, с зубчатых стен ревели трубы… Наконец Рохан с Полем въехали во внутренний двор.
   — Я чувствую себя, как главное блюдо на банкете, — прошептал Поль отцу.
   — Они хотят тебя видеть, а не съесть, дракончик, — ласково улыбнулся Рохан.
   Он раньше ни разу не был в Марке и отклонял все приглашения посетить ее. Хотя номинально страна принадлежала ему, он старался внести ясность, что Пандсала была регентом Поля и что правителем Марки следует считать не самого Рохана, а его сына. Как только мальчик будет посвящен в рыцари и пройдет обучение искусству фарадима, он возьмет Марку и станет править ею как независимым государством. А после смерти Рохана к Полю перейдет и Пустыня. Рохан надеялся, что с годами здешние жители привыкнут считать Поля своим принцем, и когда придет его время, Мальчику будет гораздо легче.
   Эта особенность была подчеркнута приветствием Пандсалы. Принцесса-регент спустилась по ступеням, одетая в голубое с фиолетовым, и первый поклон адресовала Полю. Он, следуя указаниям отца, взял ее за руки, поднял с коленей и поклонился в ответ, держа за левую руку, на которой вместе с кольцами «Гонца Солнца» сияли аметист и топаз — символы ее регентства. Только после этого она повернулась к Рохану и преклонила колени. Таким образом, в присутствии высокопоставленных придворных и людей благородной крови положение Поля в Марке было официально признано более высоким, чем положение Рохана. Все было проделано очень тонко, и Рохан это оценил.
   Поль раньше ни разу не встречал Пандсалу, и сейчас она слегка удивила его. Принцесса не выглядела на свои сорок четыре зимы и этим чем-то напоминала леди Андраде — почти без возраста, где-то между тридцатью и шестидесятью. Ее тонко очерченное лицо обладало аристократической красотой, в которой отражалось больше чувства собственного достоинства, чем теплоты — даже тогда, когда она улыбалась. Кроме кольца, которое она получила от Рохана как символ ее служения, у нее было пять колец «Гонца Солнца». Ее глаза были какого-то холодного карего цвета, а волосы с сильной проседью завивались от висков к обернутым вокруг головы косам. Голос, которым Пандсала приветствовала прибывших, был негромким и вежливым. В ходе церемонии все соответствовало ритуалу, однако Поль чувствовал внутреннее напряжение. Внешне принцесса была сама любезность, и мальчик не мог понять, откуда взялась его настороженность. Может быть, потому, что Пандсала сначала смотрела на него, а потом стала отводить взгляд: как ни старался Поль, он не мог заглянуть ей в глаза.
   — У меня послание вашему высочеству от верховной принцессы Сьонед, — сообщила она, сопровождая его, Рохана и Мааркена по ступеням вверх, в их спальни.
   — Правда? — вскинулся Поль, только сейчас осознавший, насколько он соскучился по матери. Желая скрыть это чувство, он сразу же добавил: — Что, драконы уже вылупились?
   — Осталось еще дней десять, — ответила она, слегка улыбаясь. — Возможно, именно в это время мы будем плыть в Виз.
   — Тогда я прошу извинения, но нам не по дороге, — сказал Мааркен, улыбка которого выражала и сожаление, и облегчение одновременно. — Ни у Поля, ни у меня нет вашей завидной способности преодолевать водные преграды, не позорясь при этом.
   — Жаль, лорд Мааркен. Мне всегда нравилось плавать под парусом по Фаолейну. Она повернулась к Рохану.
   — У верховной принцессы все в порядке, милорд. Она выражает надежду, что вы вовремя прибудете на Риаллу. У нее появилось много новой информации о драконах.
   — Они с леди Фейлин все лето говорят об этом, — улыбаясь, ответил он. — Да, на лестнице был очаровательный гобелен, Пандсала, — добавил он. — Из Кунаксы?
   — Из Криба, милорд, и к тому же совершенно новый. Я поддерживаю торговлю с ними, как вы и советовали несколько лет назад. Они многого добились за это время.
   — Гм-м… Кажется, что-то подобное мы видели в поместье Резельд — неуклюжие, топорные вещи, которые не выдержат и одного чиха и годны лишь на то, чтобы с зимними ветрами улететь в горы. — Он невинно посмотрел на Поля, и мальчику стоило большого труда удержаться от улыбки. — Однако я получил массу впечатлений от встречи с лордом Морленом и от количества скота, который он держит. Да, пока мы здесь, вы должны будете рассказать о его каменоломне.
   — Я рада, милорд, что в последнее время его положение изменилось к лучшему. Он всегда славился отчаянной нищетой. — Пандсала сделала жест, и слуга открыл тяжелую резную дверь, инкрустированную блестящим черным камнем. — Лорд Мааркен, это ваша спальня. Надеюсь, вам здесь понравится.
   Мааркен достаточно хорошо владел собой, чтобы не открыть рот при виде царившей внутри роскоши. Он едва кивнул.
   — Спасибо, миледи. Я уверен, это полностью соответствует моим потребностям. Если вы меня извините, то я смою с себя дорожную грязь, а немного позже присоединюсь к вам.
   Поль недостаточно хорошо владел глазами и челюстью, чтобы никак не отреагировать, когда Пандсала сама открыла дверь покоев, которые ему предстояло разделить с отцом. Первое помещение было огромной приемной: в ней были заметны следы недавнего ремонта — естественно, совсем не такого, как в Резельде. Здесь стояло много новых светильников, лежали подушки, на которых никто никогда не сидел. В воздухе стоял резкий запах краски и лимонного лака. Преобладали голубой, фиолетовый и золотой тона — роскошные и подавляющие.
   Спальни были оформлены в том же стиле. Рохан, улыбаясь, наблюдал за лицом Поля.
   — Ну, что ты скажешь? — поинтересовался он, когда Пандсала ушла.
   — Это… это…
   — Да, это все настоящее, правда? — Он опустился в кресло, наслаждаясь комфортом после стольких дней, проведенных в седле.
   — Отец, она меня почему-то тревожит.
   — Если Пандсала вела себя холодновато, то просто от беспокойства. Ей хотелось, чтобы все было великолепно. На самом деле это ты заставляешь ее нервничать.
   — Я?
   — Угу. Конечно, этот пост поручил ей я, однако ее настоящий хозяин ты, и она это знает.
   — Но ведь я не сказал ей ни слова.
   — Пока.
   Поль переварил слова отца, а затем прыгнул на кровать, покачался на ней и состроил гримасу.
   — По крайней мере, теперь у меня есть своя комната, и мне не придется слушать, как ты храпишь.
   — Я не храплю, ты, дерзкий…
   — Храпишь.
   — Нет! — Рохан схватил подушку в изголовье своей кровати и швырнул ею в сына. В ответ Поль запустил в него мягким, туго набитым валиком. Рохан поймал его и метнул обратно.
   — Хватит, а то здесь все будет в перьях!
   — Титулы, титулы… — мрачно буркнул Поль, качая головой. — Я должен себя прилично вести, так? — Он лег на живот и обхватил руками подушку. — Ну хорошо, когда я действительно буду здесь жить, все это исчезнет. Мне неважно, что принцы должны вести себя согласно этикету. Да я побоюсь тут мыться, даже если упаду в грязную бочку. Ты когда-нибудь видел такую роскошь? Вы с мамой живете совсем по-другому. Зачем Пандсала все это сделала?
   — Знаешь ли, здесь всюду так. А ты на минутку задумайся, почему она захотела сделать эту спальню самой роскошной в замке Крэг? Не ошибись в ней, Поль. Пандсала вовсе не стремится показать, чего можно добиться с помощью денег. Все, что она здесь делает, делается для нас. Когда она примкнула к нам, выступив против родного отца, то рисковала всем, в том числе и своей жизнью. Сколько людей, включая Тобин и Андраде, говорили мне, что я сошел с ума, делая ее регентом! И она об этом знает. — Рохан тихонько вздохнул. — Регентство — это все, что у нее есть. С ее кровью она никогда не стала бы простым «Гонцом Солнца» при дворе какого-нибудь принца. Скажи честно, ты можешь себе представить дочь верховного принца Ролстры придворным фарадимом? А поскольку Андраде ее недолюбливала, то в Крепости Богини Пандсале тоже делать было нечего.
   — Да и мама не приняла бы ее в Стронгхолде, — проницательно добавил Поль.
   — Люди часто чувствуют себя с ней неловко, — задумчиво сказал Рохан. — Не стал бы утверждать, что Пандсала мне очень нравится, но я ценю то, что она для нас делает. Ее в юности учили только тому, как следует вести себя принцессе, а после смерти ее отца… — Он пожал плечами.
   — Однажды я слышал, как мама сказала, что ее служба здесь — это месть своему отцу.
   — Возможно. Но она искренне заботится о тебе и о Марке. Мы ведь видели результаты.
   — За исключением того, что она не разгадала хитрость лорда Морлена. — Поль сначала ухмыльнулся, а затем нахмурился. — Только в ее присутствии мне не до смеха.
   — Ну, а ей в твоем. Перестань ломать голову над всякими пустяками! — прикрикнул Рохан. — Если бы я волновался столько же, сколько и ты, то давно бы уже был лысым, как яйцо дракона. Знаешь, вообще-то мы собирались отдохнуть.
   — Знаю. Но ведь скоро надо будет одеваться к обеду. Есть шанс, что вечером не будет банкета?
   — Мечтать не вредно, — ответил отец.
   Но банкет отменили за несколько минут до начала. Рохан еще был завернут в большое полотенце после ванны когда пришел Мааркен и сообщил новости, полученные Пандсалой с последним лучом заходящего солнца.
   — Иноат Оссетский и его сын Йос ушли сегодня в плавание по озеру Кадар. Они должны были вернуться вечером. Но к берегу прибило пустую лодку. Тела были найдены немного позже. Оба мертвы, Рохан.
   Рохан опустился на резную кровать.
   — Опять смерть. Нет, две смерти… Богиня милосердная… Йос на несколько зим младше Поля. — Он уставился на подсвечник. — Чейл не переживет этого. Он их обожал…
   — Единственные сын и внук, — кивнул Мааркен. — Я пару раз видел Иноата — он гостил в Крепости Богини, когда я был там. Он мне нравился, Рохан. Иноат был бы прекрасным принцем. — Молодой человек на секунду замялся. — Я попросил Пандсалу прекратить все приготовления к банкету. Я не чересчур много взял на себя?
   — Нет, все верно. Спасибо, что подумал об этом. Сегодня вечером вместо банкета состоится похоронный ритуал. — Он провел рукой по мокрым волосам. — Ты ведь знаешь, что это значит. Конечно, неудобно в такой момент говорить о политике, но…
   — Ты верховный принц. Думать о политике — твоя обязанность.
   Лицо Рохана тронула легкая улыбка.
   — Ты очень похож на своего отца: тот — моя совесть. Он успокаивает меня, когда я нуждаюсь в этом, но при случае может и нещадно отругать. Обещай, что будешь делать то же для Поля.
   — Я так же принадлежу ему, как мой отец тебе, — улыбнулся в ответ Мааркен.
   — А Оссетия будет принадлежать принцессе Гемме. У Чейла а нет других наследников.
   — Гемма? Его двоюродная сестра?
   — Племянница. Ее мать — сестра Чейла.
   Рохан заметил, что Мааркен посмотрел на свою руку, где первым кольцом «Гонца Солнца» служил перстень с гранатом, который когда-то принадлежал старшему брату Геммы, принцу Ястри Сирскому, участвовавшему в войне с Пустыней на стороне Ролстры и погибшему в сражении.
   — Неожиданно она стала очень важной леди, — сделал вывод молодой человек.
   — И Виз переполнят мужчины, которые будут стараться поймать ее взгляд.
   — Меня среди них не будет, — поспешно заявил Мааркен.
   — Значит, ты уже кого-то подыскал себе?
   Юноша слегка побледнел и покачал головой. Рохан только улыбнулся. Мааркен быстро вернулся к теме, применив тактический маневр, не оставшийся незамеченным его дядей:
   — А где сейчас Гемма?
   — В Верхнем Кирате, вместе с Давви, братом Сьонед. Они все двоюродные братья и сестры, принадлежащие к роду принцев Сирских. Гемма все еще принцесса и номинально находится под опекой Давви.
   — Чтобы выйти замуж, ей потребуется согласие верховного принца.
   — А вдруг она выберет человека, которого я не смогу одобрить в роли принца Оссетского? Или, что еще хуже, он будет неприятен Чейлу? Ни я, ни он не согласимся на такое.
   — Если ты будешь сильно вмешиваться, то рискуешь быть обвиненным в том, что пытаешься через Гемму прибрать к рукам Оссетию. — Мааркен с досадой махнул рукой. — А ведь есть еще и Фирон! Одно к одному. Похоже, это не добавит тебе популярности.
   — Да, смотреть, как жадный принц пожирает земли и власть… — согласился Рохан. — Ладно, пока не будем об этом. Пандсала умеет плести лунный свет?
   — Не уверен. У нее пять колец: это говорит о том, что она ученик. Но я не знаю, как много она успела узнать, пока не покинула Крепость Богини. Я спрошу.
   — Хорошо. Если умеет, тогда сегодня вы разделите обязанности дежурного фарадима при принце. Надо сообщить Давви, чтобы он приставил к Гемме телохранителя — если, конечно, это еще не сделано. Пусть Пандсала передаст Чейлу наши и свои соболезнования. Он оценит это. А тебе придется связаться с Андраде. Не думаю, что они с Пандсалой обменялись хоть словом за последние пятнадцать лет. Сьонед захочет узнать все подробности, как только ты передашь ей скорбную весть. — Он встал с кровати и посмотрел на приготовленную одежду. — Пандсала и ее сенешаль уже отдали распоряжение о подготовке к серому трауру… Где здесь проводят подобные ритуалы?
   — Для умерших в других государствах — в часовне.
   — Да… Я надеялся посмотреть на нее при более приятных обстоятельствах. Мне говорили, что она просто чудо. Мааркен, я ничего не забыл?