Страница:
— Масуль объехал Огонь, а мне пришлось перескочить через него. Этот ублюдок толкнул меня прямо в пламя. Вот как Джосенель получил свой ожог. Но я продолжал скакать — и лишился победы, будь оно все проклято!
— Скажи спасибо, что не лишился жизни, — сказал Мааркен, а затем, чтобы разрядить обстановку, добавил: — Или своей смазливой физиономии, если бы он хлестнул тебя по лицу.
— Огонь… — пробормотал Андри, придерживая на плече брата-близнеца самодельную повязку, пока мать скрепляла концы. — Огонь «Гонца Солнца»? Сьонед кивнула.
— Вот почему я спрашивала вас с Мааркеном, не следили ли вы за скачкой. Я ощущала присутствие кого-то другого. Если там не было никого из вас…
Тобин подняла взгляд. Тон ее был угрожающе спокойным.
— Ты хочешь сказать, что это дело рук кого-то из наших?
Андри отвечал матери, но при этом смотрел на Сьонед.
— Мы здесь не единственные, кто умеет вызывать Огонь. Мама, если тебе не нужна моя помощь, то я пойду и расскажу обо всем Андраде.
— Я с тобой, — сказал Мааркен. — Сорин, никому ни слова.
Брат убито кивнул.
— Лучше бы вы сначала все объяснили мне, Андри.
— Слава Богине, что есть кому объяснять, — ответил близнец и ушел вместе с Мааркеном.
— Может быть, кто-нибудь растолкует и мне, почему случившееся вообще нуждается в объяснении? — грозно спросила Тобин.
— Что бы там ни было, — сказал Сорин, поднимаясь на ноги, — здесь не место говорить об этом. Гляди сам. — Он кивнул в сторону новых посетителей. В загоне появились Лиелл, Киле и Масуль. Последний вел в поводу загнанного жеребца. — Отец сильно занят?
— Да. Я тоже ухожу, — сказала Тобин. — Сьонед, займись ими. Я за себя не отвечаю. — Она резко повернулась и с гордым видом прошла мимо вновь прибывших, не удостоив их взглядом.
— Говорить буду я, — прошептала Сьонед. — Не отвечай им. Ты уже знаешь, что это провокаторы. Предоставь все мне.
Первой к ним подошла Киле, едва скрывавшая ликование под маской изысканной вежливости.
— Ваше высочество… Милорд, какое счастье, что вы невредимы! Как ваша лошадь?
— Оправилась, — заметила Сьонед, — чего нельзя сказать о вашей. Лорд Лиелл, разве вам не следует позаботиться о собственном жеребце?
— Откуда вы знаете, что он мой? — разинул рот Лиелл, а затем торопливо добавил: — Ваше высочество…
— На чепраке жеребца остались ваши цвета, а у этого молодого человека едва ли хватило бы денег на то, чтобы купить такое животное. — Не говоря о том, что он не умеетценить такие подарки , добавили ее глаза, когда Сьонед жестом указала на опущенную шею жеребца, его окровавленные бока и храп.
— Отличная скачка, милорд, — сказал Масуль Сорину со снисходительной улыбкой. Сорин коротко кивнул.
— Во всяком случае, запоминающаяся. Масуль обернулся к Лиеллу.
— Вам следует внять совету верховной принцессы и осмотреть лошадь. Я уверен, что ты захочешь пойти с мужем, дорогая сестра.
Улыбка Киле больше напоминала оскал, глаза красноречиво сулили «брату» много теплых слов за то, что тот позволяет себе обращаться с ними как с простыми слугами. Но она постаралась сделать хорошую мину при плохой игре и заявила:
— Конечно. Встретимся в конце соревнований на трибуне для принцев, ваше высочество.
Сьонед насмешливо приподняла уголок рта, когда Киле присвоила Масулю титул, которого он не носил, но ничего не сказала, пока Киле и Лиелл не увели жеребца. Как она и ожидала, Масуль пер напролом; недостаток тонкости лучше всего остального доказывал, что перед ней сын кого угодно, но только не Ролстры.
— Лорд Сорин, — сказал он, — думаю, вам будет приятно знать, что я не собираюсь подавать жалобу.
Сьонед ожидала чего-то в этом роде, но Сорин нет. Густые темные брови сошлись на его переносице.
— Жалобу? На меня ! Масуль пожал плечами.
— Ваша репутация конника предполагает, что вы умеете править лошадью. После этого столкновения мне несколько дней придется ходить с синяками. Удивительно, как мы оба сумели удержаться в седле. Если бы это произошло на дорожке, на виду у судей, у меня не осталось бы другого выхода кроме как принести формальный протест. Но поскольку этого больше никто не видел…
Сьонед поняла, что Масулю угрожает опасность лишиться нескольких зубов. Сорин унаследовал характер обоих вспыльчивых родителей. Она быстро сказала:
— Я уверена, что лорд Сорин не менее вас склонен к щедрости, хотя шрам у него на плече останется и тогда, когда ваши синяки заживут без следа. Но мне очень приятно видеть, что молодые люди пришли к согласию. Мы ведь не хотим, чтобы результаты скачки были аннулированы, правда? Споры на соревнованиях вспыхивают, как Огонь «Гонцов Солнца»…
Масуль не смог скрыть оторопи. Зеленые глаза, цветом очень напоминавшие глаза Ролстры — Сьонед только сейчас поняла, что смотрит прямо в них — сузились, на скулах проступили желваки. Из перехваченного судорогой горла вырвалось:
— Я никогда не сталкивался с делами фарадимов. Не в обиду вам будет сказано, верховная принцесса, но у меня нет особого желания знакомиться с ними и впредь.
— Я не оскорблена и не удивлена. Огонь опасен в любом виде. Он часто обжигает пальцы. — Сьонед одарила его ледяной улыбкой. — Я позволяю вам удалиться.
Масуль застыл на месте, затем издевательски поклонился и шагнул прочь. Сорин плюнул в пыль.
— Присоединяюсь, — пробормотала Сьонед. — Но намек он понял, а именно этого я и добивалась.
— Какой намек? — негодующе воскликнул Сорин. — Этот сын последней грязной… имел наглость обвинять меня в том, что я нарочно врезался в него!
— И ни словом не упомянул о настоящей причине случившегося, — напомнила ему Сьонед. — Сорин, я хочу сказать тебе только одно. Вечером, после вручения призов, мы все соберемся в шатре Андраде и обсудим случившееся. А пока помалкивай. И улыбнись. Погляди, сколько красивых девушек жаждет утешить тебя…
— Единственная вещь, которая могла бы меня утешить, это заехать ему кулаком в морду, — проворчал Сорин. — Мне не нравится его физиономия.
— Твоя ему тоже, — сказала Сьонед. — Сорин, постарайся расслабиться. Увидимся вечером. Но если днем в тебя не влюбится по крайней мере пять из этих девушек — значит, ты не сын своего отца, — лукаво подмигнула она.
Сорин тихонько фыркнул и обратил внимание на собравшихся вокруг загона юных дам — сперва неохотно, но затем все более входя во вкус. Вскоре он понял, что красивый молодой лорд с романтичной повязкой на раненом плече может пробудить к себе такой интерес, какого никогда не досталось бы на его долю, победи он хоть в десяти заездах.
ГЛАВА 20
— Скажи спасибо, что не лишился жизни, — сказал Мааркен, а затем, чтобы разрядить обстановку, добавил: — Или своей смазливой физиономии, если бы он хлестнул тебя по лицу.
— Огонь… — пробормотал Андри, придерживая на плече брата-близнеца самодельную повязку, пока мать скрепляла концы. — Огонь «Гонца Солнца»? Сьонед кивнула.
— Вот почему я спрашивала вас с Мааркеном, не следили ли вы за скачкой. Я ощущала присутствие кого-то другого. Если там не было никого из вас…
Тобин подняла взгляд. Тон ее был угрожающе спокойным.
— Ты хочешь сказать, что это дело рук кого-то из наших?
Андри отвечал матери, но при этом смотрел на Сьонед.
— Мы здесь не единственные, кто умеет вызывать Огонь. Мама, если тебе не нужна моя помощь, то я пойду и расскажу обо всем Андраде.
— Я с тобой, — сказал Мааркен. — Сорин, никому ни слова.
Брат убито кивнул.
— Лучше бы вы сначала все объяснили мне, Андри.
— Слава Богине, что есть кому объяснять, — ответил близнец и ушел вместе с Мааркеном.
— Может быть, кто-нибудь растолкует и мне, почему случившееся вообще нуждается в объяснении? — грозно спросила Тобин.
— Что бы там ни было, — сказал Сорин, поднимаясь на ноги, — здесь не место говорить об этом. Гляди сам. — Он кивнул в сторону новых посетителей. В загоне появились Лиелл, Киле и Масуль. Последний вел в поводу загнанного жеребца. — Отец сильно занят?
— Да. Я тоже ухожу, — сказала Тобин. — Сьонед, займись ими. Я за себя не отвечаю. — Она резко повернулась и с гордым видом прошла мимо вновь прибывших, не удостоив их взглядом.
— Говорить буду я, — прошептала Сьонед. — Не отвечай им. Ты уже знаешь, что это провокаторы. Предоставь все мне.
Первой к ним подошла Киле, едва скрывавшая ликование под маской изысканной вежливости.
— Ваше высочество… Милорд, какое счастье, что вы невредимы! Как ваша лошадь?
— Оправилась, — заметила Сьонед, — чего нельзя сказать о вашей. Лорд Лиелл, разве вам не следует позаботиться о собственном жеребце?
— Откуда вы знаете, что он мой? — разинул рот Лиелл, а затем торопливо добавил: — Ваше высочество…
— На чепраке жеребца остались ваши цвета, а у этого молодого человека едва ли хватило бы денег на то, чтобы купить такое животное. — Не говоря о том, что он не умеетценить такие подарки , добавили ее глаза, когда Сьонед жестом указала на опущенную шею жеребца, его окровавленные бока и храп.
— Отличная скачка, милорд, — сказал Масуль Сорину со снисходительной улыбкой. Сорин коротко кивнул.
— Во всяком случае, запоминающаяся. Масуль обернулся к Лиеллу.
— Вам следует внять совету верховной принцессы и осмотреть лошадь. Я уверен, что ты захочешь пойти с мужем, дорогая сестра.
Улыбка Киле больше напоминала оскал, глаза красноречиво сулили «брату» много теплых слов за то, что тот позволяет себе обращаться с ними как с простыми слугами. Но она постаралась сделать хорошую мину при плохой игре и заявила:
— Конечно. Встретимся в конце соревнований на трибуне для принцев, ваше высочество.
Сьонед насмешливо приподняла уголок рта, когда Киле присвоила Масулю титул, которого он не носил, но ничего не сказала, пока Киле и Лиелл не увели жеребца. Как она и ожидала, Масуль пер напролом; недостаток тонкости лучше всего остального доказывал, что перед ней сын кого угодно, но только не Ролстры.
— Лорд Сорин, — сказал он, — думаю, вам будет приятно знать, что я не собираюсь подавать жалобу.
Сьонед ожидала чего-то в этом роде, но Сорин нет. Густые темные брови сошлись на его переносице.
— Жалобу? На меня ! Масуль пожал плечами.
— Ваша репутация конника предполагает, что вы умеете править лошадью. После этого столкновения мне несколько дней придется ходить с синяками. Удивительно, как мы оба сумели удержаться в седле. Если бы это произошло на дорожке, на виду у судей, у меня не осталось бы другого выхода кроме как принести формальный протест. Но поскольку этого больше никто не видел…
Сьонед поняла, что Масулю угрожает опасность лишиться нескольких зубов. Сорин унаследовал характер обоих вспыльчивых родителей. Она быстро сказала:
— Я уверена, что лорд Сорин не менее вас склонен к щедрости, хотя шрам у него на плече останется и тогда, когда ваши синяки заживут без следа. Но мне очень приятно видеть, что молодые люди пришли к согласию. Мы ведь не хотим, чтобы результаты скачки были аннулированы, правда? Споры на соревнованиях вспыхивают, как Огонь «Гонцов Солнца»…
Масуль не смог скрыть оторопи. Зеленые глаза, цветом очень напоминавшие глаза Ролстры — Сьонед только сейчас поняла, что смотрит прямо в них — сузились, на скулах проступили желваки. Из перехваченного судорогой горла вырвалось:
— Я никогда не сталкивался с делами фарадимов. Не в обиду вам будет сказано, верховная принцесса, но у меня нет особого желания знакомиться с ними и впредь.
— Я не оскорблена и не удивлена. Огонь опасен в любом виде. Он часто обжигает пальцы. — Сьонед одарила его ледяной улыбкой. — Я позволяю вам удалиться.
Масуль застыл на месте, затем издевательски поклонился и шагнул прочь. Сорин плюнул в пыль.
— Присоединяюсь, — пробормотала Сьонед. — Но намек он понял, а именно этого я и добивалась.
— Какой намек? — негодующе воскликнул Сорин. — Этот сын последней грязной… имел наглость обвинять меня в том, что я нарочно врезался в него!
— И ни словом не упомянул о настоящей причине случившегося, — напомнила ему Сьонед. — Сорин, я хочу сказать тебе только одно. Вечером, после вручения призов, мы все соберемся в шатре Андраде и обсудим случившееся. А пока помалкивай. И улыбнись. Погляди, сколько красивых девушек жаждет утешить тебя…
— Единственная вещь, которая могла бы меня утешить, это заехать ему кулаком в морду, — проворчал Сорин. — Мне не нравится его физиономия.
— Твоя ему тоже, — сказала Сьонед. — Сорин, постарайся расслабиться. Увидимся вечером. Но если днем в тебя не влюбится по крайней мере пять из этих девушек — значит, ты не сын своего отца, — лукаво подмигнула она.
Сорин тихонько фыркнул и обратил внимание на собравшихся вокруг загона юных дам — сперва неохотно, но затем все более входя во вкус. Вскоре он понял, что красивый молодой лорд с романтичной повязкой на раненом плече может пробудить к себе такой интерес, какого никогда не досталось бы на его долю, победи он хоть в десяти заездах.
ГЛАВА 20
Белый шатер Андраде заполнился только около полуночи. Стоявшие на страже «Гонцы Солнца» были облачены в тонкие перчатки, которые не столько защищали их от осеннего ночного холода, сколько скрывали то, что далеко не все эти люди были фарадимами; под голубыми, коричневыми и черными плащами разнообразной формы прятались гербы и цвета Рохана, Чейналя и Пандсалы. Лишь тщательное наблюдение за несколькими палатками могло бы подсказать, кто тайно собрался той ночью у леди Крепости Богини. Но такому наблюдению мешали очень позднее время и обильный, лишь недавно закончившийся банкет, после которого его участников волновали только две вещи — как добраться до постели и что сделать, чтобы утром не раскалывалась голова. Оствелю были даны строгие указания: никто из гостей верховного принца не должен был сидеть с пустой чашей дольше мгновения ока.
Первыми прибыли Рохан, Поль и Пандсала. Все трое еще дымились от гнева, вспоминая, с каким видом Масуль принимал приз за победу в скачках, которым служили аметисты Принцевой Марки; естественно, именно потому Масуль и выбрал этот заезд. Он едва поклонился Рохану и насмешливо улыбнулся. Хотя Масуль сидел за нижним столом вместе с Лиеллом и Киле, но до и после трапезы собрал вокруг себя целый двор. Это вызвало у Пандсалы такой лютый гнев, что она не притронулась к еде. Рохан скрывал свои чувства лучше; Поль следовал скорее примеру отца, чем своего регента. Сьонед была единственной, кому удалось испортить Масулю триумф: по никому не понятной причине он испуганно дернулся, когда в наступивших сумерках принцесса поднялась с места и жестом руки заставила зажечься свечи и факелы, а потом послала ему улыбку, полную смертельного яда.
Кресла в шатре Андраде были расставлены вокруг маленькой жаровни с тлеющими углями, согревавшей прохладный полночный воздух. Уриваль уселся рядом с Андраде; по другую сторону жаровни сидел Поль, занимавший место между Роханом и Пандсалой. Никто не говорил ни слова. Чуть позже прибыли Чейн и Тобин со всеми тремя сыновьями; вслед за ними вошли Оствель и Риян. Последней пришла Сьонед, которая привела с собой Аласен Кирстскую. Когда девушку формально представляли собравшимся, она не поднимала глаз и стискивала руки. Андраде вопросительно посмотрела на Сьонед и прикоснулась к своим кольцам. Сьонед кивком подтвердила ее догадку. Леди Крепости Богини не отрывала глаз от юной принцессы, севшей между Сьонед и Андри.
— Здесь должна быть Холлис, — негромко сказала Сьонед, разыскивая взглядом Мааркена.
Молодой человек вспыхнул. Встретив недоуменные взгляды родителей, он тяжело вздохнул и признался:
— Я должен был рассказать вам раньше. В ближайшие дни я собираюсь сделать ее официальным членом нашей семьи.
Ошеломленная Тобин откинулась на спинку кресла. Чейн просто разинул рот. Сьонед шепотом попросила Андри разыскать Холлис, а затем сказала:
— Извини, Мааркен, я не смогла придумать, каким образом можно было бы пригласить ее, чтобы это не показалось странным тем, кто ничего не знал.
— Сьонед, любимая, — пробормотал Рохан, — ты действуешь так же тонко, как дракон, налетающий на беззащитное стадо.
Мааркен все еще с тревогой смотрел на родителей.
— Я так и не смог найти подходящего момента, чтобы все рассказать. Я понимаю, что у вас еще не было возможности как следует узнать Холлис, но надеюсь, что вы оцените ее по достоинству.
Тобин улыбнулась своему первенцу.
— Милый, я была готова полюбить любую женщину, которую ты выберешь, а ты все сделал так, что это легче легкого. Но я никогда не прощу Сьонед, что она узнала обо всем первой.
— Я ничего ей не говорил, — защищался он. — Просто мы поспорили, сумеет ли она вычислить мою невесту.
Чейн потянулся через Сорина пожать Мааркену руку.
— Если она так же умна, как и прекрасна, то ты счастливчик. Еще один «Гонец Солнца»… Сколько у нее колец?
— Шесть, как и у меня.
— Твой дед Зехава всегда говорил, что хочет красивых внуков, — поддразнил племянника Рохан. — Он может быть доволен — правнуки будут не хуже.
Пока остальные присоединялись к поздравлениям, Андраде только улыбалась. Наконец она сказала:
— Сьонед, на сей раз я не ударила для этого палец о палец. Честно говоря, это произошло даже вопреки моей воле. Пусть однажды они расскажут вам, как это вышло.
— Миледи! — машинально запротестовал Мааркен, покраснев до ушей.
— Если не расскажешь, я сама расскажу! — пригрозила она, улыбаясь, и подмигнула, напугав тех, кто знал ее едкий юмор или не знал его вовсе.
Андри вернулся в палатку один, совершенно сбитый с толку.
— Мааркен… Я сказал ей, что она должна прийти сюда, и объяснил, почему, а она сказала…
— Наверно, стесняется, — бросила Андраде, но взгляд ее стал острым как бритва. Андри покачал головой.
— Она сказала, что сознательно не хочет присоединяться к нам, потому что… потому что это было бы обманом.
Мааркен задохнулся, как будто его ударили под ложечку. Он отодвинул кресло и быстро вышел из палатки, сопровождаемый ошеломленными взглядами. Все умолкли.
Рохану пришлось дважды откашляться, прежде чем он смог задать единственный разумный вопрос:
— Андри, почему она так сказала?
— Не знаю. Может быть, слишком устала. Большую часть лета она неважно себя чувствовала. Да и я бы на ее месте тоже испугался, если бы меня позвали на такое собрание. В конце концов, мы с ней мелкая сошка…
— Кратко, но неубедительно, — сказала Андраде. — Аласен, я надеюсь, мы не слишком напугали вас? Нет? Хорошо. Андри, садись. Если с этим не сможет справиться Мааркен, то мы и подавно, поэтому лучше перейти к делу.
Сьонед, похоже, ты единственная из нас, кто может объяснить, что к чему. Так начинай, пока мы не умерли от любопытства.
— Да, миледи. — Сьонед еще раз обвела глазами собравшихся и приступила к рассказу. — Сегодня во время скачки кто-то вызвал Огонь, угрожавший Сорину, но не Масулю. Потом Масуль зашел к Сорину, и они обменялись парой слов…
— Поскольку оба остались живы и здоровы, — прервала Андраде, — можно предположить, что слова эти были относительно вежливыми.
— Можно. Но когда я намекнула на Огонь «Гонцов Солнца», Масуль повел себя очень странно. Он знает о случившемся не хуже меня или Сорина. Только я заставила его поверить, что это сделал один из нас.
Сорин негромко выругался.
— Ты хотела, чтобы он подумал, будто пламя вызвали для него, а не для меня!
— Я хотела заставить его попотеть. То, что выбьет его из колеи, будет нам на руку.
— Хорошая мысль, — сказал Рохан. — Но все дело в том, что мы знаем: Огонь был предназначен для Сорина.
— Он поднялся как раз передо мной, — подтвердил юноша. — Масулю было легко объехать его.
Чейн наклонился и зажал коленями ладони.
— Значит, у нас появился еще один фарадим-перебежчик, как тот, которого подкупил Ролстра?
— Сильно сомневаюсь, — спокойно ответил Уриваль. — Попытаюсь объяснить, почему. Сьонед, он признался, что вообще видел Огонь?
— Вслух? Нет.
— Тогда возможны три варианта. Во-первых, он не ожидал этого, но теперь знает, что кто-то желает помочь ему, и не хочет подвергать опасности этого человека, признаваясь, что он видел Огонь. Во-вторых, он знал это заранее и точно представлял себе, что Огонь предназначен для Сорина, а потому не желает признавать, что на него работает кто-то, обладающий даром фарадима. Третий вариант следует из его реакции на твое замечание об Огне, Сьонед. Он мог поверить, что это действительно сделал «Гонец Солнца», и испугался, что стоит пожаловаться, как ему будут угрожать более страшные вещи. Ты думаешь, он действительно испугался нас?
Сьонед нахмурилась, а затем задумчиво кивнула.
— По крайней мере, он стал очень осторожен, когда узнал, на что мы способны. Сорин, он показался тебе испуганным?
— Скорее озабоченным, чем испуганным, хотя ты действительно заставила его понервничать, когда зажигала свечи. Вдруг он улыбнулся. — Я думаю, Масуля напугало то, что Поль окружен «Гонцами Солнца».
— Какой бы из вариантов Уриваля ни был верен, теперь этот самозванец будет нас бояться, — сказал Чейн.
— Нас? — удивленно спросила Тобин. — В первый раз слышу, чтобы ты относил себя к «Гонцам Солнца»… Он пожал плечами.
— Моя жена, два сына, невестка и племянник фарадимы. Мой старший сын собирается жениться на «Гонце Солнца». Мы сидим в шатре леди Крепости Богини, где все кишит фарадимами, и ты еще удивляешься, что я говорю «нас»?
— Приятно слышать, что лорд Радзинский наконец признал это, — сухо сказала Андраде. — Но вопрос заключается в том, как обратить этот страх себе на пользу.
Рохан задумался.
— Учитывая, что Масуль был так же удивлен, как и Сорин, можно сделать вывод, что он понятия не имеет о том, кто ему помогает. В таком случае можно было бы…
— Что можно было бы, отец? — спросил Поль.
— Воспользоваться этим и представить дело так, чтобы он не узнал, кто ему помогает. — Он обернулся к Пандсале. — Вы могли бы справиться с гневом и попробовать убедить его?
Она замешкалась, а потом покачала головой.
— Я слишком погорячилась. Несколько дней назад, когда я разговаривала с Киле, мы согласились, что ради унижения Чианы можно было бы пойти на что угодно. Но после вчерашней стычки с Масулем… — Она развела руками и бессильно уронила их на колени. — Мне очень жаль, потому что мысль действительно отличная. Но внезапный переход на его сторону вызвал бы подозрения. Если бы даром обладал кто-нибудь из моих сестер, это было бы возможно. Но при одной мысли о нем мне хочется плюнуть.
— Не вам одной, — откликнулась Тобин. — Сорин, как твое плечо?
— Заживает, мама. Не беспокойся.
— Ладно, раз так, не будем понапрасну тратить время… — Рохан вытянул ноги и уставился на свои сапоги. — Предположение о том, что Огонь был предназначен для Масуля, можно отвергнуть, ибо мы знаем, что это неправда. Нужно обсуждать правдоподобные варианты: что он не знает, от кого к нему поступает помощь, но приветствует ее, либо что он на самом деле все прекрасно знает. — Он помолчал, а затем поднял взгляд на Уриваля. — Милорд, теперь я хотел бы выслушать ваши доводы, почему в этом деле не мог участвовать перекупленный «Гонец Солнца».
Золотисто-карие глаза Уриваля потемнели, его угловатое лицо затвердело, словно вырезанное из камня. Он обвел глазами присутствующих, как незадолго до того Сьонед, но сделал это не для того, чтобы привлечь их внимание. Уриваль заглянул в лицо каждому и увидел в глазах одних понимание, в глазах других — полное недоумение. Когда он заговорил, видно было, что все присутствующие удовлетворили каким-то критериям, ведомым лишь одному Уривалю.
— Я не подозреваю никого из фарадимов. Я учил их всех, я знаю их. Человек, которого я подозреваю, это неизвестный приверженец древнего колдовства, ради борьбы с которым «Гонцы Солнца» покинули Дорваль. Некоторые наследники этих колдунов сохранились до наших дней. Новость неприятная, но в ней нет ничего удивительного.
— Но они манипулируют со звездным, а не с солнечным светом, — возразил Андри. — То, что случилось сегодня, случилось в разгар дня!
Взгляд Оствеля был устремлен на жаровню; при свете пылающих углей его глаза отливали красным, как будто были сделаны из рубинов.
— Моя покойная жена была родом из горного Фирона, как свидетельствуют ее черные волосы. Там, где она выросла, рассказы о колдунах никто не считал легендами. Существовало два дара. Один из них мы видим у фарадимов. Другой очень похож на него, но направлен совсем на другое. Если колдуны хотели, они могли пользоваться солнечным светом, но предпочитали звездный, веря, что он более могуществен, а безлунная ночь — самое подходящее время для колдовства. Камигвен всегда думала, что «Гонцам Солнца» запрещено пользоваться звездным светом только потому, что им пользуются эти другие. Древние фарадимы не желали чтобы свои по ошибке приняли их за врагов. Сьонед пробормотала:
— Когда мы были маленькими, она рассказывала мне эти сказки. Но я никогда в них не верила.
Пальцы Андраде отбивали медленный ритм на подлокотниках кресла, и камни ее колец отбрасывали маленькие радуги.
— Запрещение использовать звездный свет так же незыблемо, как и запрещение пользоваться даром фарадима для убийства.
Тут Оствель поднял глаза на Сьонед.
— В самом сплетении звездного света нет никакого зла. Сьонед сделала это в ту ночь, когда Рохан бился с Ролстрой один на один. Другие тоже участвовали в этом — принцесса Тобин, регент, Уриваль и сама леди Андраде. Никто не подозревал вас в том, что вы стали колдунами. Должно быть, это было запрещено просто потому, что так делали в старину. Разве зло таится в звездном свете, а не в том, кто его использует? — Он помолчал мгновение, а затем поклонился Андраде. — Миледи, простите меня за то, что я осмелился вторгаться в дела фарадимов.
— Осмелился! — Она фыркнула. — Ты такой же наш, как если бы носил кольца.
— Благодарю вас. Тогда я продолжу. Если «Гонцы Солнца», как доказала Сьонед, способны сплетать звездный свет, то Андри ошибается, считая, что колдуны могут пользоваться только одним видом света. Они могут предпочитать его, но… — Он пожал плечами. — Все это заставляет сделать вывод, который едва ли придется вам по вкусу. Нет никаких причин предполагать, что колдуны не умеют вызывать Огонь или применять свет солнца или лун. Следовательно, нет никаких причин предполагать, что они не могут стать фарадимами.
Уриваль оскорбленно выпрямился.
— Ты хочешь сказать, что я мог учить потомков наших врагов?
— Милорд, несомненно одно: вы учили людей, которые понятия не имеют об источнике своего дара. Сила одна. Использование разное. — Он обернулся к Андраде. — Есть какой-нибудь способ различить их?
Но ответил ему Андри.
— Милорд, я перевел еще не все свитки. Может быть, мы найдем ключ именно в них…
— Свитки? — Внезапно Аласен вспыхнула и вжалась в кресло, испугавшись того, что осмелилась задать вопрос состоявший из одного-единственного слова. — Простите, я..!
Андри тепло улыбнулся.
— Нет, это я должен просить прощения. Я забыл, что не все о них знают. В основном они посвящены истории того, как древние «Гонцы Солнца» покинули Дорваль, чтобы сражаться с колдунами на континенте. — Он обернулся к Оствелю. — А леди Камигвен ничего не говорила вам о старом языке?
— Насколько я помню, нет. Правда, далеко в горах до сих пор говорят на разных диалектах. Молодой фарадим подался вперед.
— Но в свитках написано, что именно туда и бежали остатки разбитых колдунов!
— Значит, каждый человек с даром, родившийся в горах, может нести в себе Старую Кровь? Ба! — Уриваль щелкнул пальцами. — Да будет тебе известно, мой дед родился на плоскогорье у истоков реки Ушш, а его предки жили там с незапамятных времен. Значит, и я колдун?
— Нет, милорд, — спокойно ответил Оствель. — Но в вас тоже может течь Старая Кровь.
— Моя мать была родом из места, которое называлось просто Гора… — откликнулась Пандсала.
Сьонед и Рохан на мгновение встретились взглядом, а потом принцесса сказала:
— Все это теории, Оствель. Признаю, что они не лишены интереса, но как их применить к нынешним условиям?
— А я думаю, Сьонед, что они очень подходят к нынешним условиям, — вмешалась Тобин, поняв значение взгляда, которым обменялась венценосная пара. Мать Пандсалы приходилась Полю бабушкой; если она относилась к представителям Старой Крови, то таким же был и Поль. — Если все это верно, то среди потомков колдунов могут найтись такие, которые не захотят подчиняться своим древним врагам. А мы не сможем разоблачить этих людей, потому что их искусство ничем не отличается от нашего.
Все это время Риян задумчиво жевал губу. Вдруг он выпалил:
— Отец… Значит, моя мать была Старой Крови? Выходит, и я тоже?
— Вы с ней являетесь доказательством того, что дело не в крови, — отрезал Оствель. — Рохан, ты пользуешься той же властью, которой пользовался Ролстра. Как по-твоему, чем порождается зло — властью или человеком, который ею пользуется?
— Ответ ясен, — бросила Андраде. — Пандсала, не хочу оскорблять твои чувства, но Ролстра был годен лишь на то, чтобы командовать свинарником.
— Чувства, которые я испытываю к отцу, ничем не отличаются от ваших, миледи, — напомнила ей принцесса-регент. — Сравнение лорда Оствеля кажется мне совершенно правильным. Что ж, если моя мать действительно Старой Крови, так тому и быть. Но… Кажется, я догадываюсь, как можно отделить колдунов от фарадимов! В роду Ролстры не было и намека на «Гонцов Солнца». Однако я стала фарадимом. Миледи, вы сами пришли к выводу, что дар передался мне от матери. Но я отличаюсь от других фарадимов. Я без труда могу плавать по воде.
Сьонед изумилась прямоте Пандсалы. Слова принцессы были равносильны признанию в том, что она является прямым потомком колдунов.
— Если так, — услышала она собственный голос, — нам осталось только провести испытание…
— Пожалуй, — тихо сказала Пандсала. — Это может оказаться полезным. Но похоже, в жилах лорда Рияна тоже течет Старая Кровь; если у него с водой те же сложности, что и у фарадимов, испытание не поможет.
— Меня тошнит, — отозвался молодой человек, — но не сильно. Это что-нибудь значит?
— Кто знает? — пожал плечами Уриваль. — Впрочем, все равно это ничего не дает. Вы требуете абсолютно убедительного испытания на чистоту фарадимской крови, но не понимаете главного: если человек достаточно умен, чтобы учиться искусству «Гонцов Солнца», то он сумеет притвориться, что испытывает тошноту, и оставит нас с носом!
Андри откашлялся.
Любое знание может пригодиться, — спокойно сказал он.
У Рияна по-прежнему был озабоченный вид, но Сьонед догадалась, что виной тому не его возможные предки.
— Ты что-то хочешь сказать, Риян? — подбодрила она юношу.
— Миледи… Я думаю, этот человек среди нас, но маскируется так искусно, что его невозможно заподозрить. Однако сейчас речь о другом… Не для того ли колдуны выдали одну из своих женщин замуж за Ролстру, чтобы сын, родившийся от этого брака, со временем стал верховным принцем? Если бы это случилось, они могли бы выйти из подполья и бросить вызов фарадимам.
Волей-неволей Сьонед посмотрела на Андраде, хотевшую, чтобы от их брака с Роханом родились принцы-фарадимы. Чем же мы отличаемся от них! — спрашивали ее глаза. Андраде отвела взгляд.
— Иными словами, Масуль дает им возможность свергнуть власть нынешнего верховного принца, тесно связанного с нами, — сказал Уриваль и опустил глаза на свои девять колец. — Интересно, знал ли о них Ролстра…
Рохан слегка заерзал в кресле и напомнил Аласен:
Первыми прибыли Рохан, Поль и Пандсала. Все трое еще дымились от гнева, вспоминая, с каким видом Масуль принимал приз за победу в скачках, которым служили аметисты Принцевой Марки; естественно, именно потому Масуль и выбрал этот заезд. Он едва поклонился Рохану и насмешливо улыбнулся. Хотя Масуль сидел за нижним столом вместе с Лиеллом и Киле, но до и после трапезы собрал вокруг себя целый двор. Это вызвало у Пандсалы такой лютый гнев, что она не притронулась к еде. Рохан скрывал свои чувства лучше; Поль следовал скорее примеру отца, чем своего регента. Сьонед была единственной, кому удалось испортить Масулю триумф: по никому не понятной причине он испуганно дернулся, когда в наступивших сумерках принцесса поднялась с места и жестом руки заставила зажечься свечи и факелы, а потом послала ему улыбку, полную смертельного яда.
Кресла в шатре Андраде были расставлены вокруг маленькой жаровни с тлеющими углями, согревавшей прохладный полночный воздух. Уриваль уселся рядом с Андраде; по другую сторону жаровни сидел Поль, занимавший место между Роханом и Пандсалой. Никто не говорил ни слова. Чуть позже прибыли Чейн и Тобин со всеми тремя сыновьями; вслед за ними вошли Оствель и Риян. Последней пришла Сьонед, которая привела с собой Аласен Кирстскую. Когда девушку формально представляли собравшимся, она не поднимала глаз и стискивала руки. Андраде вопросительно посмотрела на Сьонед и прикоснулась к своим кольцам. Сьонед кивком подтвердила ее догадку. Леди Крепости Богини не отрывала глаз от юной принцессы, севшей между Сьонед и Андри.
— Здесь должна быть Холлис, — негромко сказала Сьонед, разыскивая взглядом Мааркена.
Молодой человек вспыхнул. Встретив недоуменные взгляды родителей, он тяжело вздохнул и признался:
— Я должен был рассказать вам раньше. В ближайшие дни я собираюсь сделать ее официальным членом нашей семьи.
Ошеломленная Тобин откинулась на спинку кресла. Чейн просто разинул рот. Сьонед шепотом попросила Андри разыскать Холлис, а затем сказала:
— Извини, Мааркен, я не смогла придумать, каким образом можно было бы пригласить ее, чтобы это не показалось странным тем, кто ничего не знал.
— Сьонед, любимая, — пробормотал Рохан, — ты действуешь так же тонко, как дракон, налетающий на беззащитное стадо.
Мааркен все еще с тревогой смотрел на родителей.
— Я так и не смог найти подходящего момента, чтобы все рассказать. Я понимаю, что у вас еще не было возможности как следует узнать Холлис, но надеюсь, что вы оцените ее по достоинству.
Тобин улыбнулась своему первенцу.
— Милый, я была готова полюбить любую женщину, которую ты выберешь, а ты все сделал так, что это легче легкого. Но я никогда не прощу Сьонед, что она узнала обо всем первой.
— Я ничего ей не говорил, — защищался он. — Просто мы поспорили, сумеет ли она вычислить мою невесту.
Чейн потянулся через Сорина пожать Мааркену руку.
— Если она так же умна, как и прекрасна, то ты счастливчик. Еще один «Гонец Солнца»… Сколько у нее колец?
— Шесть, как и у меня.
— Твой дед Зехава всегда говорил, что хочет красивых внуков, — поддразнил племянника Рохан. — Он может быть доволен — правнуки будут не хуже.
Пока остальные присоединялись к поздравлениям, Андраде только улыбалась. Наконец она сказала:
— Сьонед, на сей раз я не ударила для этого палец о палец. Честно говоря, это произошло даже вопреки моей воле. Пусть однажды они расскажут вам, как это вышло.
— Миледи! — машинально запротестовал Мааркен, покраснев до ушей.
— Если не расскажешь, я сама расскажу! — пригрозила она, улыбаясь, и подмигнула, напугав тех, кто знал ее едкий юмор или не знал его вовсе.
Андри вернулся в палатку один, совершенно сбитый с толку.
— Мааркен… Я сказал ей, что она должна прийти сюда, и объяснил, почему, а она сказала…
— Наверно, стесняется, — бросила Андраде, но взгляд ее стал острым как бритва. Андри покачал головой.
— Она сказала, что сознательно не хочет присоединяться к нам, потому что… потому что это было бы обманом.
Мааркен задохнулся, как будто его ударили под ложечку. Он отодвинул кресло и быстро вышел из палатки, сопровождаемый ошеломленными взглядами. Все умолкли.
Рохану пришлось дважды откашляться, прежде чем он смог задать единственный разумный вопрос:
— Андри, почему она так сказала?
— Не знаю. Может быть, слишком устала. Большую часть лета она неважно себя чувствовала. Да и я бы на ее месте тоже испугался, если бы меня позвали на такое собрание. В конце концов, мы с ней мелкая сошка…
— Кратко, но неубедительно, — сказала Андраде. — Аласен, я надеюсь, мы не слишком напугали вас? Нет? Хорошо. Андри, садись. Если с этим не сможет справиться Мааркен, то мы и подавно, поэтому лучше перейти к делу.
Сьонед, похоже, ты единственная из нас, кто может объяснить, что к чему. Так начинай, пока мы не умерли от любопытства.
— Да, миледи. — Сьонед еще раз обвела глазами собравшихся и приступила к рассказу. — Сегодня во время скачки кто-то вызвал Огонь, угрожавший Сорину, но не Масулю. Потом Масуль зашел к Сорину, и они обменялись парой слов…
— Поскольку оба остались живы и здоровы, — прервала Андраде, — можно предположить, что слова эти были относительно вежливыми.
— Можно. Но когда я намекнула на Огонь «Гонцов Солнца», Масуль повел себя очень странно. Он знает о случившемся не хуже меня или Сорина. Только я заставила его поверить, что это сделал один из нас.
Сорин негромко выругался.
— Ты хотела, чтобы он подумал, будто пламя вызвали для него, а не для меня!
— Я хотела заставить его попотеть. То, что выбьет его из колеи, будет нам на руку.
— Хорошая мысль, — сказал Рохан. — Но все дело в том, что мы знаем: Огонь был предназначен для Сорина.
— Он поднялся как раз передо мной, — подтвердил юноша. — Масулю было легко объехать его.
Чейн наклонился и зажал коленями ладони.
— Значит, у нас появился еще один фарадим-перебежчик, как тот, которого подкупил Ролстра?
— Сильно сомневаюсь, — спокойно ответил Уриваль. — Попытаюсь объяснить, почему. Сьонед, он признался, что вообще видел Огонь?
— Вслух? Нет.
— Тогда возможны три варианта. Во-первых, он не ожидал этого, но теперь знает, что кто-то желает помочь ему, и не хочет подвергать опасности этого человека, признаваясь, что он видел Огонь. Во-вторых, он знал это заранее и точно представлял себе, что Огонь предназначен для Сорина, а потому не желает признавать, что на него работает кто-то, обладающий даром фарадима. Третий вариант следует из его реакции на твое замечание об Огне, Сьонед. Он мог поверить, что это действительно сделал «Гонец Солнца», и испугался, что стоит пожаловаться, как ему будут угрожать более страшные вещи. Ты думаешь, он действительно испугался нас?
Сьонед нахмурилась, а затем задумчиво кивнула.
— По крайней мере, он стал очень осторожен, когда узнал, на что мы способны. Сорин, он показался тебе испуганным?
— Скорее озабоченным, чем испуганным, хотя ты действительно заставила его понервничать, когда зажигала свечи. Вдруг он улыбнулся. — Я думаю, Масуля напугало то, что Поль окружен «Гонцами Солнца».
— Какой бы из вариантов Уриваля ни был верен, теперь этот самозванец будет нас бояться, — сказал Чейн.
— Нас? — удивленно спросила Тобин. — В первый раз слышу, чтобы ты относил себя к «Гонцам Солнца»… Он пожал плечами.
— Моя жена, два сына, невестка и племянник фарадимы. Мой старший сын собирается жениться на «Гонце Солнца». Мы сидим в шатре леди Крепости Богини, где все кишит фарадимами, и ты еще удивляешься, что я говорю «нас»?
— Приятно слышать, что лорд Радзинский наконец признал это, — сухо сказала Андраде. — Но вопрос заключается в том, как обратить этот страх себе на пользу.
Рохан задумался.
— Учитывая, что Масуль был так же удивлен, как и Сорин, можно сделать вывод, что он понятия не имеет о том, кто ему помогает. В таком случае можно было бы…
— Что можно было бы, отец? — спросил Поль.
— Воспользоваться этим и представить дело так, чтобы он не узнал, кто ему помогает. — Он обернулся к Пандсале. — Вы могли бы справиться с гневом и попробовать убедить его?
Она замешкалась, а потом покачала головой.
— Я слишком погорячилась. Несколько дней назад, когда я разговаривала с Киле, мы согласились, что ради унижения Чианы можно было бы пойти на что угодно. Но после вчерашней стычки с Масулем… — Она развела руками и бессильно уронила их на колени. — Мне очень жаль, потому что мысль действительно отличная. Но внезапный переход на его сторону вызвал бы подозрения. Если бы даром обладал кто-нибудь из моих сестер, это было бы возможно. Но при одной мысли о нем мне хочется плюнуть.
— Не вам одной, — откликнулась Тобин. — Сорин, как твое плечо?
— Заживает, мама. Не беспокойся.
— Ладно, раз так, не будем понапрасну тратить время… — Рохан вытянул ноги и уставился на свои сапоги. — Предположение о том, что Огонь был предназначен для Масуля, можно отвергнуть, ибо мы знаем, что это неправда. Нужно обсуждать правдоподобные варианты: что он не знает, от кого к нему поступает помощь, но приветствует ее, либо что он на самом деле все прекрасно знает. — Он помолчал, а затем поднял взгляд на Уриваля. — Милорд, теперь я хотел бы выслушать ваши доводы, почему в этом деле не мог участвовать перекупленный «Гонец Солнца».
Золотисто-карие глаза Уриваля потемнели, его угловатое лицо затвердело, словно вырезанное из камня. Он обвел глазами присутствующих, как незадолго до того Сьонед, но сделал это не для того, чтобы привлечь их внимание. Уриваль заглянул в лицо каждому и увидел в глазах одних понимание, в глазах других — полное недоумение. Когда он заговорил, видно было, что все присутствующие удовлетворили каким-то критериям, ведомым лишь одному Уривалю.
— Я не подозреваю никого из фарадимов. Я учил их всех, я знаю их. Человек, которого я подозреваю, это неизвестный приверженец древнего колдовства, ради борьбы с которым «Гонцы Солнца» покинули Дорваль. Некоторые наследники этих колдунов сохранились до наших дней. Новость неприятная, но в ней нет ничего удивительного.
— Но они манипулируют со звездным, а не с солнечным светом, — возразил Андри. — То, что случилось сегодня, случилось в разгар дня!
Взгляд Оствеля был устремлен на жаровню; при свете пылающих углей его глаза отливали красным, как будто были сделаны из рубинов.
— Моя покойная жена была родом из горного Фирона, как свидетельствуют ее черные волосы. Там, где она выросла, рассказы о колдунах никто не считал легендами. Существовало два дара. Один из них мы видим у фарадимов. Другой очень похож на него, но направлен совсем на другое. Если колдуны хотели, они могли пользоваться солнечным светом, но предпочитали звездный, веря, что он более могуществен, а безлунная ночь — самое подходящее время для колдовства. Камигвен всегда думала, что «Гонцам Солнца» запрещено пользоваться звездным светом только потому, что им пользуются эти другие. Древние фарадимы не желали чтобы свои по ошибке приняли их за врагов. Сьонед пробормотала:
— Когда мы были маленькими, она рассказывала мне эти сказки. Но я никогда в них не верила.
Пальцы Андраде отбивали медленный ритм на подлокотниках кресла, и камни ее колец отбрасывали маленькие радуги.
— Запрещение использовать звездный свет так же незыблемо, как и запрещение пользоваться даром фарадима для убийства.
Тут Оствель поднял глаза на Сьонед.
— В самом сплетении звездного света нет никакого зла. Сьонед сделала это в ту ночь, когда Рохан бился с Ролстрой один на один. Другие тоже участвовали в этом — принцесса Тобин, регент, Уриваль и сама леди Андраде. Никто не подозревал вас в том, что вы стали колдунами. Должно быть, это было запрещено просто потому, что так делали в старину. Разве зло таится в звездном свете, а не в том, кто его использует? — Он помолчал мгновение, а затем поклонился Андраде. — Миледи, простите меня за то, что я осмелился вторгаться в дела фарадимов.
— Осмелился! — Она фыркнула. — Ты такой же наш, как если бы носил кольца.
— Благодарю вас. Тогда я продолжу. Если «Гонцы Солнца», как доказала Сьонед, способны сплетать звездный свет, то Андри ошибается, считая, что колдуны могут пользоваться только одним видом света. Они могут предпочитать его, но… — Он пожал плечами. — Все это заставляет сделать вывод, который едва ли придется вам по вкусу. Нет никаких причин предполагать, что колдуны не умеют вызывать Огонь или применять свет солнца или лун. Следовательно, нет никаких причин предполагать, что они не могут стать фарадимами.
Уриваль оскорбленно выпрямился.
— Ты хочешь сказать, что я мог учить потомков наших врагов?
— Милорд, несомненно одно: вы учили людей, которые понятия не имеют об источнике своего дара. Сила одна. Использование разное. — Он обернулся к Андраде. — Есть какой-нибудь способ различить их?
Но ответил ему Андри.
— Милорд, я перевел еще не все свитки. Может быть, мы найдем ключ именно в них…
— Свитки? — Внезапно Аласен вспыхнула и вжалась в кресло, испугавшись того, что осмелилась задать вопрос состоявший из одного-единственного слова. — Простите, я..!
Андри тепло улыбнулся.
— Нет, это я должен просить прощения. Я забыл, что не все о них знают. В основном они посвящены истории того, как древние «Гонцы Солнца» покинули Дорваль, чтобы сражаться с колдунами на континенте. — Он обернулся к Оствелю. — А леди Камигвен ничего не говорила вам о старом языке?
— Насколько я помню, нет. Правда, далеко в горах до сих пор говорят на разных диалектах. Молодой фарадим подался вперед.
— Но в свитках написано, что именно туда и бежали остатки разбитых колдунов!
— Значит, каждый человек с даром, родившийся в горах, может нести в себе Старую Кровь? Ба! — Уриваль щелкнул пальцами. — Да будет тебе известно, мой дед родился на плоскогорье у истоков реки Ушш, а его предки жили там с незапамятных времен. Значит, и я колдун?
— Нет, милорд, — спокойно ответил Оствель. — Но в вас тоже может течь Старая Кровь.
— Моя мать была родом из места, которое называлось просто Гора… — откликнулась Пандсала.
Сьонед и Рохан на мгновение встретились взглядом, а потом принцесса сказала:
— Все это теории, Оствель. Признаю, что они не лишены интереса, но как их применить к нынешним условиям?
— А я думаю, Сьонед, что они очень подходят к нынешним условиям, — вмешалась Тобин, поняв значение взгляда, которым обменялась венценосная пара. Мать Пандсалы приходилась Полю бабушкой; если она относилась к представителям Старой Крови, то таким же был и Поль. — Если все это верно, то среди потомков колдунов могут найтись такие, которые не захотят подчиняться своим древним врагам. А мы не сможем разоблачить этих людей, потому что их искусство ничем не отличается от нашего.
Все это время Риян задумчиво жевал губу. Вдруг он выпалил:
— Отец… Значит, моя мать была Старой Крови? Выходит, и я тоже?
— Вы с ней являетесь доказательством того, что дело не в крови, — отрезал Оствель. — Рохан, ты пользуешься той же властью, которой пользовался Ролстра. Как по-твоему, чем порождается зло — властью или человеком, который ею пользуется?
— Ответ ясен, — бросила Андраде. — Пандсала, не хочу оскорблять твои чувства, но Ролстра был годен лишь на то, чтобы командовать свинарником.
— Чувства, которые я испытываю к отцу, ничем не отличаются от ваших, миледи, — напомнила ей принцесса-регент. — Сравнение лорда Оствеля кажется мне совершенно правильным. Что ж, если моя мать действительно Старой Крови, так тому и быть. Но… Кажется, я догадываюсь, как можно отделить колдунов от фарадимов! В роду Ролстры не было и намека на «Гонцов Солнца». Однако я стала фарадимом. Миледи, вы сами пришли к выводу, что дар передался мне от матери. Но я отличаюсь от других фарадимов. Я без труда могу плавать по воде.
Сьонед изумилась прямоте Пандсалы. Слова принцессы были равносильны признанию в том, что она является прямым потомком колдунов.
— Если так, — услышала она собственный голос, — нам осталось только провести испытание…
— Пожалуй, — тихо сказала Пандсала. — Это может оказаться полезным. Но похоже, в жилах лорда Рияна тоже течет Старая Кровь; если у него с водой те же сложности, что и у фарадимов, испытание не поможет.
— Меня тошнит, — отозвался молодой человек, — но не сильно. Это что-нибудь значит?
— Кто знает? — пожал плечами Уриваль. — Впрочем, все равно это ничего не дает. Вы требуете абсолютно убедительного испытания на чистоту фарадимской крови, но не понимаете главного: если человек достаточно умен, чтобы учиться искусству «Гонцов Солнца», то он сумеет притвориться, что испытывает тошноту, и оставит нас с носом!
Андри откашлялся.
Любое знание может пригодиться, — спокойно сказал он.
У Рияна по-прежнему был озабоченный вид, но Сьонед догадалась, что виной тому не его возможные предки.
— Ты что-то хочешь сказать, Риян? — подбодрила она юношу.
— Миледи… Я думаю, этот человек среди нас, но маскируется так искусно, что его невозможно заподозрить. Однако сейчас речь о другом… Не для того ли колдуны выдали одну из своих женщин замуж за Ролстру, чтобы сын, родившийся от этого брака, со временем стал верховным принцем? Если бы это случилось, они могли бы выйти из подполья и бросить вызов фарадимам.
Волей-неволей Сьонед посмотрела на Андраде, хотевшую, чтобы от их брака с Роханом родились принцы-фарадимы. Чем же мы отличаемся от них! — спрашивали ее глаза. Андраде отвела взгляд.
— Иными словами, Масуль дает им возможность свергнуть власть нынешнего верховного принца, тесно связанного с нами, — сказал Уриваль и опустил глаза на свои девять колец. — Интересно, знал ли о них Ролстра…
Рохан слегка заерзал в кресле и напомнил Аласен: