— …вступит в права наследования Мааркен, — лукаво вставил Андри, — потому что без этого ты не протянешь и трех часов!
   Его светлость издал вздох великомученика.
   — Моя дорогая Аласен, если у вас когда-нибудь будут сыновья, то пусть они рождаются по очереди. Можно быть сытым по горло и одним сыном — Оствель и Рохан не дадут соврать. Но двойняшки — это больше, чем может вытерпеть нормальный человек… А сейчас прошу прощения, но мне надо взглянуть на своих подопечных в первом заезде. Если захотите заключить пари, то рекомендую поставить на мою вороную кобылу в пятом заезде. — Он поклонился, улыбнулся и был таков.
   Аласен позабавило перебрасывание шутками между отцом и сыновьями, так отличавшееся от взаимоотношений Волога с ее братьями Латамом и Волнайей. Подчеркнутая уважительность и вежливость принцев Кирстских находились в вопиющем противоречии с градом насмешек, которыми осыпали друг друга Чейн и его выводок. Однако девушке очень нравилась эта непринужденность: Аласен инстинктивно ощущала, что их дружеское поддразнивание тем сильнее, чем сильнее эти трое любят друг друга.
   Кроме того, она удивила самое себя, приняв приглашение присоединиться к ним. В кои-то веки можно будет избавиться от присмотра отца и насмешек неугомонного Сорина. Все равно она расстанется с ними, когда выйдет замуж. Воспоминание о причине приезда в Виз слегка ухудшило ей настроение. Возвращаясь на трибуны, девушка заставила себя думать о чем-нибудь другом.
   Сорин, Риян и лорд Оствель двигались впереди, Аласен и Андри отстали на пару шагов. Они шли молча; после веселой болтовни это казалось довольно неожиданным. Наконец Андри открыл рот.
   — Миледи, почему вы сегодня без сопровождения?
   — Я люблю время от времени убегать, — призналась она. — У отца есть привычка следить за мной, как будто я сделана из фиронского хрусталя.
   — Достаточно один раз взглянуть на вас, чтобы понять, что так оно и есть, — пробормотал он.
   Аласен бросила на Андри испуганный взгляд. Он смотрел куда угодно, но только не на нее. Она слышала комплименты с младенчества, но слова Андри звучали скорее как неохотное признание неприятного, но неизбежного факта, чем как комплимент. Сейчас он держался именно так, как в присутствии хорошеньких девушек держался Сорин; его щеки пылали, а шаги были чересчур длинными. Она покровительственно улыбнулась. Мальчики были забавными созданиями, но Аласен считала себя достаточно взрослой, чтобы понимать, что она предпочитает взрослых мужчин. Однако Андри был очень мил и по-своему красив, хотя его черты отличались от черт Сорина. У таких родителей, как элегантная принцесса Тобин и неотразимый лорд Чейналь, не могло быть некрасивых детей. А Аласен была неравнодушна к красивым молодым людям.
   И Сьонед, и Тобин, сидевшим на трибуне для принцев, казалось, что в этом году на Риалле собралось больше молодежи, чем когда-либо раньше; большинство ее — так же, как Аласен — надеялось подыскать себе подходящую пару. Снисходительные законы верховного принца относительно того, кто имеет право присутствовать на Риалле, привели к тому, что в свиту каждого принца вошло неимоверное количество благородных юношей и девушек, их слуг и стражей, хранивших прихваченное с собой добро. Самим же принцам никакой стражи не требовалось; каждый из них нес персональную ответственность за поведение своей свиты и строго-настрого следил, чтобы буянам в ней места не было. Никому не хотелось начинать войну из-за какого-нибудь пустякового спора между теми, кто прибыл сюда с невинной целью заключить брак.
   Младшим сыновьям и дочерям, которым не грозила опасность унаследовать родительские имения, приходилось при этом рассчитывать лишь на свои чары. Рохан и Сьонед, желавшие повысить притягательность брака, когда-то всерьез подумывали о том, чтобы давать каждой паре приличную сумму, которая помогла бы им найти свое место в жизни. Однако Тобин вдребезги разбила это намерение, сказав, что если они хотят всем и каждому раззвонить о драконьем золоте, то лучше уж каждому устроить экскурсию в пещеры. Поэтому были найдены другие способы наделять деньгами достойных, но бедных молодых мужчин (а значит, и женщин). Как ни странно, самым удачным из них оказались скачки. Прежде призы получали только победители, но теперь те, кто занял второе и третье место, получали по небольшому кошельку серебра. Поговаривали, что некоторые молодые люди проигрывали нарочно, чтобы получить деньги, а не вручавшиеся за победу драгоценные камни, которые они не могли позволить себе надеть, а получить за них истинную цену во время Риаллы было невозможно.
   Наследникам и атри не нужно было рассчитывать на собственное обаяние: высокое положение и без того привлекало к ним внимание молодых женщин. В этом году здесь собралось немало неженатых молодых людей, украшением которых был владетельный принц Мийон Кунакский. Сьонед благодарила Богиню, что Поль слишком молод для женитьбы на одной из кокетничающих дурочек, которыми были заполнены трибуны. В перерывах между заездами они с Тобин развлекались тем, что исподтишка обсуждали парочки, которые возникали прямо на глазах.
   Халиан Луговинный и Костас Сирский также были в большой цене и положительно купались в женском внимании. Еще одной прекрасной партией считался вдовец Патвин с Холмов Каты, когда-то женатый на дочери Ролстры Рабий; женщины осаждали его со всех сторон, ибо в дополнение к огромному богатству и ласковым карим глазам лорд обладал роскошным замком на вершине холма, славившимся своими садами. Молодые Колия с Реки Кадар, Аллун из Нижнего Пирма и Ярин из Снежной Бухты также испытывали настоящую осаду.
   — Бьюсь об заклад, что еще до наступления зимы внучка Клуты Изаура выйдет замуж за Сабриама Эйнарского, — шептала Сьонед Тобин, кивая в сторону парочки, которая пыталась прикрыть свои соединенные руки складками женской юбки.
   — Каждая песчинка в Пустыне знает, что Аллун в конце концов уступит сестре Сабриама, — отвечала Тобин. — Посмотри, как Киера таращит свои большие глаза на бедного мальчика! А что, надо признаться, интересная будет пара.
   — Гм-м… Мне гораздо более интересно, кто пойдет за Тилаля. Кстати, куда это он исчез? А ты глянь на Чейла! Вот он сидит, сияет от гордости и отгоняет всякого, кто пытается поговорить с Геммой даже издали! Как же девушка умудрится произвести на свет следующего принца Оссетии, если он не дает ей ни с кем и словом перемолвиться?
   — А кто это с ними? Я имею в виду блондинку, у которой такой вид, словно ее выстирали и повесили сушиться на веревку.
   — Я думаю, это Данлади. Еще одна из дочерей Ролстры. Ее матерью была леди Аладра.
   — Ох, Сьонед, скорее! Кажется, Чиана добралась до Мийона! А рядом с ними Халиан, похожий на тучу, идущую со стороны Вереша! Нет, это потрясающе интересно!
   Начался следующий заезд, и они принялись следить за тем, сумеет ли и на этот раз завоевать победу всадник, скакавший на лошади Чейна. Почти на всех его конях ехали младшие сыновья, надеявшиеся выиграть тот или иной приз, Чейн был щедр, но своих питомцев доверял лишь тем юношам, которых знал лично. Признания могущественного лорда Радзинского было достаточно, чтобы многие молодые дамы обратили внимание на того, кому он оказал честь скакать на своей лошади.
   Тобин неистово аплодировала.
   — Мы снова выиграли! Чудесно! Кто это, Сьонед? Мне отсюда не видно.
   Рохан неслышно опустился в кресло рядом с женой и негромко откликнулся:
   — Это же наш Тилаль. Я с величайшим наслаждением высыплю ему в руки целую реку гранатов. Ну что, дамы, вы уже решили, кто будет носить свадебное ожерелье, которое Тилаль сделает из этих самоцветов?
   — Та, которая станет громче всех хлопать! — задорно ответила ему Сьонед.
   Многие встречали приветственными криками победителя, совершавшего круг почета, но взгляд Сьонед был прикован к тому, что ее глубоко поразило. Костас, делавший вид, что улыбается и машет рукой младшему брату, на самом деле не сводил глаз с Геммы. Та же сидела, зарывшись носом в книгу и ни на что не обращая внимания. Бледная, тоненькая Данлади тревожно щурила голубые глаза. Сьонед откинулась на спинку кресла и нахмурилась.
   В следующем заезде победила лошадь лорда Колии. Молодой человек готов был плясать от радости и гордости, когда поздравлял победителя, и от полноты чувств даже обнял кобылу за шею. Владетельное трио рассмеялось, а потом переключило внимание на новую скачку. В ней принимал участие Мааркен.
   — Я так хочу, чтобы он выиграл, — сказала Тобин с беспечностью, которая никого не обманула. — Я не могу позволить себе расстаться с моими драгоценностями, когда ему наконец понадобится ожерелье для невесты.
   Рохан хмыкнул, и они со Сьонед обменялись улыбками, которых даже не пытались скрыть. Вскоре Мааркен одержал легкую победу. Забыв о сдержанности, Тобин подпрыгнула на месте и сорвала голос, бурно приветствуя успех сына. Рохан и Сьонед расхохотались, и даже суровый выговор Тобин не заставил их замолчать.
   Когда в проходе появился продавец фруктового мороженого, Рохан сунул ему несколько монет и купил три порции. Тобин отняла у брата чашку с яблочным мороженым.
   — Это я взял для себя! — возопил Рохан. — Я платил, мне первому и выбирать!
   — Замолчи и веди себя прилично, — посоветовала Тобин, передавая брату моховичное мороженое, которое тот сунул ей. — Люди могут подумать, что тебе все еще двенадцать лет.
   — Эгоистка! Как будто неродная! — проворчал он. — Посмотри-ка, там Сорин! — Когда Тобин отвернулась, он выхватил у нее из рук яблочное и вновь заменил его моховичным.
   — Рохан! — Тобин ткнула его локтем в ребра.
   Сьонед чуть не расхохоталась.
   — Еще минута, и вы оба впадете в детство и начнете играть в драконов. Ай да верховный принц, ай да леди Радзинская! Лучше скажите мне, как зовут того красавца, на котором скачет Сорин. Он похож на сына Пашты.
   — Так оно и есть. Это Джосенель, близнец принадлежащего Андри Майсенеля. Когда мальчики стали оруженосцами, мы подарили каждому по хорошему коню. Рохан, отдай мороженое!
   Он держал чашку с яблочным так, чтобы сестра не могла до нее дотянуться.
   — По хорошему коню? Да это же стальные мышцы, обтянутые солнечным светом! Он выиграет у остальных три корпуса и хвост!
   — Пашта никогда не производил на свет лучшей пары, — сказала Тобин. — Можешь не спорить, братишка. — Она лизнула подтаявшее мороженое, которое держала в руках, и состроила ему гримасу. — А оно вкуснее, чем твое яблочное!
   — Ах, вкуснее? — Он попытался снова обменять чашки, и брат с сестрой рассмеялись как дети.
   Увидев следующую лошадь, Сьонед, на чье мороженое из зимней вишни никто не покушался, моментально перестала улыбаться.
   — Рохан… глянь-ка, кто едет на жеребце лорда Кадарского…
   Он оглянулся. С его лица медленно сошла веселость, в глазах погас огонек.
   — Ну? — подтолкнула Тобин. — Я жертва преклонного возраста, и глаза у меня уже не те, что прежде. Кто это?
   — Масуль, — без всякого выражения отозвался Рохан.
   Казалось, что все увидели самозванца одновременно. Звучавшая на трибунах оживленная речь сменилась мертвой тишиной. Откуда-то донеслось последнее нервное хихиканье и все смолкло. Масуль сидел на великолепном гнедом жеребце. Характерная белая звездочка и белые бабки указывали на то, что конь был из конюшен лорда Кадарского. Однако молодой человек не носил цветов Реки Кадар. Сам лорд Колия был поражен при виде самозванца, сидевшего на одной из его лошадей. Масуль был одет в шелковую рубашку темно-фиолетового цвета Принцевой Марки.
   Он сбрил бороду, и каждый невольно обратил на это внимание. План полностью удался: теперь, кроме пугающе зеленых глаз, все волей-неволей увидели красивые очертания его щек и подбородка. Когда лошади проходили мимо трибун, Сьонед на мгновение встретилась с ним взглядом. Масуль довольно улыбался. В ней проснулся гнев: этот мерзавец посмел надеть цвета Марки! Слава Богине, Пандсала предпочла остаться в своем шатре. Рохан рассказал жене о том, как вела себя принцесса-регент на вчерашней встрече, и Сьонед поняла: окажись здесь Пандсала, она не постеснялась бы сорвать фиолетовый шелк с плеч Масуля.
   Принцесса метнула взгляд на мужа, казалось, раздумывавшего, не стоит ли нанести самозванцу оскорбление действием. В черных глазах Тобин полыхала ярость, щеки пылали, но Рохан в гневе бледнел и его лицо начинало казаться высеченным изо льда.
   Старт заезду давал сам Лиелл. Он поигрывал огромным красно-желтым флагом, в то время как плясавшие от нетерпения лошади выстраивались в линию. Сьонед посмотрела на дистанцию и с ужасом убедилась, что это была скачка до залива Брокуэл и обратно. На поле стояли препятствия; там, где лошади должны были покинуть дорожку и скакать в холмы, в ограждении был оставлен проход. Большая часть заезда была скрыта от глаз зрителей; там могло произойти что угодно. Она слишком хорошо знала это. Двадцать один год назад Рохан едва не погиб, принимая участие именно в этой скачке, победа в которой принесла Сьонед ее изумруды…
   Сорин похлопал Джосенеля по лоснящейся шее солнечного цвета, и жеребец отогнул белое ухо, прислушиваясь к словам хозяина. Сьонед посмотрела на других лошадей. Да, Сорина следовало считать фаворитом. Два всадника выступали на лошадях лорда Колии и несли его оранжево-белые цвета; двое в гладких красных рубашках представляли принца Велдена Крибского. Рядом с Сорином стояла еще одна лошадь Чейна; оба всадника были в красно-белом. Восьмая лошадь принадлежала лорду Сабриаму, о чем говорили оранжево-желтые цвета Эйнара, а девятый всадник — младший брат лорда Патвина — выступал в ярко-красной рубашке с голубыми полосами. Было ясно, что борьба между ними развернется лишь за третье место; за первое предстояло спорить Сорину и Масулю.
   Тобин, оправившаяся от первоначального шока, тем, кто был не знаком с нею, могла бы показаться образцом самообладания. Но Сьонед слишком хорошо знала золовку, и от ее взгляда не укрылась пульсирующая жилка на шее, ставшая заметной, когда Тобин наклонилась, чтобы поставить к ногам чашку с недоеденным мороженым. Затем она положила на колени маленькие, изящные, судорожно сжатые руки с побелевшими от напряжения костяшками. Казалось, Тобин руководило лишь вполне понятное желание матери, чтобы победу одержал ее сын. Но ледяное, лишенное выражения лицо Рохана говорило о большем. Сорин должен выиграть, сказала себе Сьонед. Обязан.
   Лиелл резко опустил флаг, и лошади полетели вперед, как стрелы, выпущенные из девяти луков. Оставив за собой облако пыли, они проскакали мимо трибун и исчезли за оградой. Публика ахнула, а затем вновь воцарилась странная, беспокойная, напряженная тишина.
   И тут Сьонед сделала то же, что сделала много лет назад, когда Рохан скакал на Паште: не сходя с места и не привлекая к себе внимания, она быстро сплела тонкую солнечную ткань и полетела следом за всадниками, благодаря Богиню за то, что солнце светит ей прямо в лицо. Увидев девять лошадей, порознь скачущих к деревьям, она испытала смутное чувство, что кто-то еще наблюдает за ними, пользуясь солнечным светом — возможно, Мааркен или Андри, тревожившиеся за брата. Соблюдая осторожность, чтобы не дать перепутаться солнечной ткани, она скользнула к холмам и подождала, пока из рощи не появятся всадники.
   — Лидировал Масуль, Сорин держался следом, а все остальные отставали по крайней мере на два корпуса. На фоне темной гальки Джосенель казался пятнышком солнечного света. Сорин пригнулся к самой шее коня и настолько слился со своим жеребцом, что каждый шаг лошади судорогой мышц отдавался в теле всадника. Сьонед еще никогда не видела такой манеры езды. Чейналь, лучший конник континента, сидел на лошади прямо и непринужденно; Сорин же становился с нею одним целым.
   Из-под белых бабок гнедого, на котором ехал Масуль летели камни. Самозванец подошел к крутому, опасному повороту на полном ходу, и ему пришлось крепко натянуть поводья, изогнув шею животного, чтобы не сорваться в пропасть и не упасть в море. Оскорбленный жеребец споткнулся и сбился с шага; тем временем Сорин, лучше оценивший ситуацию, сбавил скорость и догнал Масуля.
   Шедший за ними всадник Велдена ошибся, и его испуганная лошадь, осев на задние ноги, резко остановилась у самого края обрыва. Человек вылетел из седла и исчез в пропасти. Конь, дрожа всем телом, захромал в сторону.
   Сьонед не стала ждать, пока все всадники минуют опасный поворот. Она вернулась на трибуны и увидела, что Рохан и Тобин внимательно смотрят на нее. Они только что сообразили, что Сьонед с ними не было.
   — Всадник сорвался со скалы, — сказала она. — Один из велденовских. Если он остался жив, то нуждается в помощи. Рохан коротко кивнул и оставил их, плечом прокладывая себе путь на поле. Тобин вцепилась в ее руку, но у Сьонед не было времени успокаивать золовку. Она снова сплела солнечный свет и полетела вперед, надеясь перехватить Сорина и Масуля еще до того, как они снова появятся из леса. Но лошади скакали быстрее, чем она думала. Деревья остались далеко позади. Взмыленный жеребец Масуля прижал уши и оскалил зубы; только железная хватка всадника мешала ему поддаться боевому инстинкту и броситься в атаку. Кровь капала с бедра гнедого, в которое его злобно укусил золотистый. Сьонед удивилась тому, что два боевых коня продолжают слушаться своих всадников.
   Сорин еще теснее прижался к шее лошади; его рубашку в клочья рвали низко расположенные ветки. Руки в перчатках держали поводья у самых удил. Три шага лошади шли голова в голову, а затем Джосенель начал выходить вперед. Внезапно прямо на пути Сорина ударил фонтан Огня. Его лошадь бешено шарахнулась, глаза коня побелели от страха. Джосенель врезался в гнедого, и огромный жеребец споткнулся. Придя в себя, лошади поскакали ноздря в ноздрю; даже снопы искр из-под их копыт взлетали в воздух одновременно. Сьонед увидела мелькнувший в воздухе гибкий конец хлыста Масуля и выгнувшуюся спину Сорина, в плечо которого впилась сталь. Когда юноша накренился в седле, Джосенель попытался сохранить равновесие. Масуль держал своего жеребца рядом с Сорином и проехал по самому краю Огня, толкнув Джосенеля прямо в пламя, достававшее тому до груди.
   Сорин выпрямился и подал сигнал своему коню. Под потемневшей шкурой жеребца вздулись мышцы, и Джосенель сделал длинный прыжок, перемахнув через Огонь, который опалил ему брюхо и заставил затлеть белый чепрак. Пламя моментально исчезло, оставив в пыли тонкую черную полоску, которую тут же затоптали копыта шести лошадей, скакавших позади…
   Оцепеневшая Сьонед заставила себя вернуться на трибуны. Зрение вернулось к ней в тот момент, когда два жеребца молнией летели по дорожке на первое препятствие. Масуль нещадно погонял своего коня; светлый конец его хлыста потемнел от крови. Первое препятствие было пройдено чисто, второе тоже. К третьему препятствию Сорин почти нагнал своего соперника. В это время лошадь лорда Колии, бравшая первый барьер, упала, всадник вылетел из седла и кубарем скатился с дорожки. Казалось, этого никто и не заметил.
   Если бы пальцы Тобин были ножами, они бы до кости разрезали руку Сьонед. В тишине раздался крик, ему откликнулся чей-то голос на трибуне для простонародья, и вскоре завопила вся толпа. Нет, она не подбадривала всадников, а пыталась таким образом снять невыносимое напряжение. Сьонед услышала, как из горла Тобин вырвался тихий стон; терпение принцессы подходило к концу.
   Гнедой и золотистый и последнее препятствие взяли чисто и понеслись рядом. Ребра и храп гнедого были покрыты кровавой пеной, но хлыст раз за разом продолжал впиваться в его бока. Измученный конь напряг остатки сил и пересек линию финиша на шаг впереди золотистого.
   Не выпуская руки невестки, Тобин принялась проталкиваться сквозь толпу, и Сьонед волей-неволей пришлось пройти вперед, чтобы проложить ей дорогу посреди скопища, бесновавшихся людей.
   — Дайте пройти! — кричала она. — Освободите дорогу! Дайте пройти верховной принцессе!
   — Сьонед! — послышался знакомый голос. — Сюда!
   Она плечом проложила себе путь к Оствелю, не выпуская руки Тобин. Он стоял у самых перил, указывая место, под которое можно было поднырнуть.
   — Веди всех в загон, иначе будет беда. Чейн просто рвет и мечет.
   — Ты его осуждаешь? — гневно бросила Тобин, пролезая под ограждением.
   Рохан уже стоял на дорожке, ожидая Сорина, который успокаивал своего фыркавшего, дрожавшего жеребца. Тобин торопилась к сыну, но принц сгреб ее за плечи.
   — Нет! Тебя растопчут, Тобин. Постой здесь.
   — Я стащу этого лживого ублюдка с коня и скормлю драконам! — прошипела она. — Пусти!
   Несколько мгновений Рохан удерживал ее, а потом резко приказал:
   — Прекрати! Вокруг люди!
   Конечно, на Сьонед этот довод не подействовал бы, но Тобин, родившаяся и выросшая в семье владетельного принца, была приучена сохранять лицо перед окружающими. Она отстранила руки брата и пригладила волосы.
   — Вовсе не обязательно ломать мне кости, — ядовито сказала она.
   Расценив эти слова как знак того, что сестра пришла в себя, Рохан кивнул. Тем временем Сорин подъехал ближе, и Сьонед испугалась, что Тобин сейчас взорвется заново. Та могла отличить отметины, оставленные сучьями, от порванного и окровавленного плеча рубашки, в которое впился стальной хлыст. Но Тобин промолчала, хотя гнев, вспыхнувший в ее продолговатых глазах, был еще более лютым, чем прежде.
   Почувствовав, что кто-то теребит ее за рукав, Сьонед обернулась. Рядом стояла Аласен, ее лицо было пепельным.
   — С Сорином все в порядке? — прошептала девушка, и Сьонед вспомнила, что они вместе выросли при дворе Волога.
   — Все будет хорошо. Останется только шрам на память. Верхом на успокоившемся Джосенеле подъехал Сорин и неохотно улыбнулся Аласен.
   — Я не ранен, Алли. Но пусть меня унесут отсюда черти, пока я не убил эту скотину. Если он окажется от меня меньше, чем в мере, я за себя не ручаюсь.
   — Как и твой отец, — вставил Рохан. Принц говорил спокойно но глаза его сверкали. — Не стоит оскорблять свиней, Сорин. Они воспитаны куда лучше Масуля. Может, отведем лошадь на конюшню и позаботимся о ней? Тобин, не ожидавшая такого предательства, гневно обернулась к нему. Больше всего на свете ей хотелось схлестнуться с Масулем. Но она послушалась предупреждения которое читалось во взгляде Сьонед, и дрожащей рукой взяла Джосенеля за уздечку.
   — Пошли отсюда, — пробормотала Тобин и повела их туда, где Оствель успокаивал бледного от ярости Чейналя. Рохан вдумчиво смотрел на Аласен.
   — Такие зеленые глаза могут быть только у одного человека на свете. Принцесса, вы не окажете мне любезность остаться здесь и понаблюдать кое за кем?
   Она поняла с полуслова.
   — Конечно, ваше высочество. С величайшим удовольствием.
   Сорин оглянулся и саркастически хмыкнул.
   — Пофлиртуй с Масулем. Это вскружит ему голову, и он не поймет, что на самом деле ты хочешь выцарапать ему глаза.
   — Если бы я решила испачкать об него руки, то выцарапала бы ему кое-что пониже, — парировала она и направилась к группе, собравшейся вокруг победителя.
   Рохан захлопал глазами, усмехнулся и посмотрел в сторону Чейна, который в конце концов вырвался из объятий Оствеля и готов был разбушеваться.
   — Не здесь, — коротко приказал он, прежде чем Чейн успел открыть рот. — Нужно осмотреть лошадь.
   Чейн побагровел, и на секунду Сьонед показалось, что он не послушается Рохана. Но лорд с трудом проглотил слюну и кивнул.
   — Как скажете, мой принц. — Он бережно провел пальцами по брюху и ногам коня, а затем заглянул сыну в глаза. — Придется объясниться. Надеюсь, тебе это удастся.
   — Не здесь, — повторил Рохан, и они пошли к загону.
   По пути к ним присоединились Поль, Мааркен и Андри. Сьонед внимательно рассмотрела лица братьев, но увидела на них лишь гнев. Чтобы окончательно убедиться в том, что никто из них не использовал солнечный свет, она поманила взглядом Мааркена.
   — Ты следил за скачкой? — прошептала она. — Средствами фарадима? — Когда племянник удивленно посмотрел на нее и покачал головой, Сьонед подозвала Андри и получила тот же ответ.
   — А ты сама? — подозрительно спросил Мааркен. — Что ты видела?
   — Сначала я хочу поговорить с Сорином.
   Оказавшись в загоне, Сьонед первым делом разлучила Сорина с отцом. Рохан отвлек Чейна, спросив, каким образом можно вылечить лошадь, и они повели Джосенеля в стойло. Меж тем Сорин доверил матери осмотреть его плечо и спину и только поморщился, когда она стала промывать раны принесенной грумом чистой водой. Пока Тобин работала, Сьонед посмотрела на Оствеля. Тот кивнул и увел неохотно подчинившегося Поля помогать Рияну готовиться к следующему заезду.
   — Сорин, — наконец сказала Сьонед, — расскажи, как все выглядело с твоей точки зрения.
   Сорин сидел на перевернутом ведре; тем временем мать бинтовала его раны. Голубые глаза под спутанными русыми волосами задумчиво прищурились. Затем он кивнул.
   — Если ты говоришь про мою точку зрения — значит, у тебя есть своя. Я должен был догадаться. Это была честная скачка, пока на обратном пути мы не выехали из рощи. Тут передо мной вспыхнули языки пламени. Джосенель испугался и врезался в лошадь Масуля. Вот тогда он и ударил меня хлыстом.
   — Андри, — сквозь зубы сказала Тобин, — сделай повязку из того, что осталось от рубашки Сорина.
   Затрещал красно-белый шелк, и Сорин продолжил: