Страница:
— Но это совсем не так. То, что произошло здесь…
— Нет! — повторила она, прижимаясь спиной к камню, как загнанная лань. — Я не поеду с тобой. — Она помедлила, а затем тихо продолжила: — Андри, если бы ты был всего лишь сыном своего отца, таким же наследником, как Сорин или Риян, все было бы совсем по-другому. Но ты лорд Крепости Богини. Это то, чем ты хотел стать. Не заметит этого только дурак. Не говори мне, что ради меня мог бы отказаться от этого. Я вижу тебя насквозь. Я бы никогда не попросила тебя об этом. Если бы я заставила тебя отказаться от того, что ты есть, разве это была бы любовь? Ты никогда не был бы счастлив со мной. Но и я не была бы счастлива или хотя бы спокойна, пытаясь стать тем, что меня пугает. — Аласен огорченно коснулась его щеки. — Сегодня я больше ни о чем другом не могла думать. Я пыталась представить, что у меня на руке кольца, что я делаю то же, что и ты, и… не смогла. Ты понимаешь силу. А я ее боюсь.
— Чего ты боишься? — прошептал он, и Аласен побелела от звучавшего в его голосе смертельного спокойствия. — Того, что я могу делать это? — Слабый язычок Огня вырос на камне рядом с ними и поплыл через реку. Он вспыхнул, когда Андри увидел страх в глазах девушки.
— Андри, пожалуйста… Мне и этого много. Не пугай меня еще больше…
— Значит, мы должны быть воспитанными, да? — Он едва не потерял контроль над парящим пламенем; ярость, бушевавшая в груди юноши, готова была задушить его. Она любила Андри. Но не собиралась ехать с ним.
— Прекрати! Андри, как ты не понимаешь? Я не хочу быть «Гонцом Солнца»! Потому что боюсь!
— Вот чего ты боишься!
Над рекой с ревом бушевал Огонь, Огонь завивался в огромные вихри вместе с Воздухом и разбухал, вбирая в себя сверкающие бриллианты Воды и темные комья Земли, захваченные потоками магической энергии. В сумеречное бирюзовое небо, глядевшее в глубины Фаолейна, прянул столб пламени. У основания он был тонким, как острие меча, а затем становился шириной с реку и высотой с дерево.
— Вот что тебя пугает! — кричал он, стоя рядом с беснующимися языками пламени и ветра. Ветер рвал ее шаль и волосы, бросал жар в бледное лицо. — Как ты можешь говорить, что любишь меня, когда ты ненавидишь то, что я есть? Вот то, что я есть, Аласен, вот на что похожа сила! В ее глазах он увидел ужас. Если бы он был кем-то другим, она бы любила его. Что ж, пусть увидит, кто он такой — эта горькая мысль пришла ему в голову от ярости: жизнь, которая дала ему все, о чем можно было мечтать, в отместку забрала ее. Он втянул ее в водоворот красок, заставляя вместе с ним творить дикие и прекрасные образы. Он поднял руки, и яростный смерч, созданный ими обоими, стал выше и ярче. Искры летели в воду, сверкая и шипя, прежде чем погаснуть. Деревья по обе стороны реки гнулись и дрожали, птицы с испуганными криками поднимались со своих насестов, некоторые из них влетали в пламя и там находили свою смерть. Вода в реке замутилась, поднялась, и сверкающая золотисто-красная волна с ревом ударилась в противоположный берег.
Аласен отшатнулась, прижимая шаль к груди. Андри изо всех сил напряг разум и показал ей фантастический набор цветов и оттенков, которых не видел ни один человек на свете и для которых не было придумано названий. Он заставил ее почувствовать внушающую силу «Гонцов Солнца». Но то, что казалось ему величественным и прекрасным, ей внушало только ужас. Она отчаянно кричала, когда ветер хлестал ее тело, а в мозгу бушевала сила.
— Андри, пожалуйста! — рыдала она. — Мне больно! Пусти меня!
Водоворот огня тут же иссяк.
— Аласен… Прости меня! Я не думал, что тебе будет больно! Я только хотел…
Но она уже, спотыкаясь, вбежала на склон и исчезла в тени деревьев. Он в последний раз позвал ее по имени, зная, что все тщетно.
Она попыталась отодвинуться и неожиданно поняла, что мокрой от ее слез была совсем не алая кирстская туника. Бархат был темно-синего цвета, с черной кокеткой, да и плечи под ним были пошире, а мускулы покрепче, чем у ее отца. В ужасе она подняла взгляд и увидела… темно-серые глаза лорда Оствеля.
— Миледи… — сказал он неловко; в ярком свете ламп было видно, как он покраснел. — Простите меня. Ваш отец прислал мне приглашение навестить его, но милорда куда-то вызвали. Он попросил меня дождаться его возвращения. Я совсем не хотел… но вы были так… я только хотел помочь… простите меня, — закончил он.
Оствель заикался как школьник, и Аласен поняла, что лорд так же смущен, как и она сама. Как ни странно, но его застенчивость вернула ей изрядную долю самообладания.
— Спасибо, милорд. Я рада, что встретила здесь вас. Он посмотрел на свои руки, все еще нежно сжимавшие ее запястья, и быстро разжал пальцы.
— Я… Ваш отец сказал, что вы разговариваете с лордом Андри, — произнес он не к месту, делая шаг назад.
Их взгляды встретились, и принцесса почувствовала, что самообладание опять покинуло ее. Оствель все понял, или, по крайней мере, догадался. Но он никогда бы ни в чем не признался. Она увидела это в его взгляде. Впрочем, не только это. Богиня, как же она не заметила этого раньше — ни в нем, ни в себе самой?
Руки Аласен прикоснулись к его плечам. Она почувствовала под мягкой тканью тепло и силу. Если Андри был Огнем, быстрым, блестящим и опасным, то этот человек был Землей — терпеливой, спокойной, надежной. Здесь была сила, которая не пугала ее, были глаза, которые ничего не требовали. Они лишь ждали, полные уверенности в том, что она поняла все — так же, как и он сам.
С ним никогда не будет дикого водоворота цветов, пронзающего голову и сердце. Не будет упоительной радости, первой юной страсти. Она никогда не узнает, что значит быть «Гонцом Солнца» и лететь вдоль полос сплетенного света. Никогда она не испытает ликования своим могуществом, своим отточенным до совершенства даром. Какая-то ее часть никогда не получит удовлетворения.
Но зато будут тепло, сила, надежность и спокойствие. Руки Аласен тихо скользнули в его ладони; это был жест молчаливого согласия. Его длинные пальцы непроизвольно сжались. Оствель склонил голову.
Прошло немало времени, прежде чем он заговорил. Слова его текли медленно.
— Миледи… Аласен… мою жизнь унесло ветром вместе с пеплом Камигвен восемнадцать лет назад. Я стал просто… отцом своего сына, другом моего принца, лордом Скайбоула. Я не жил и даже не знал, насколько… насколько пуста была моя душа… пока не появились вы.
Все еще сжимая его руки и ища в них тепло и силу, она придвинулась ближе и положила усталую голову на его плечо. Сердце Оствеля билось, как пара шелковых крыльев. Подождав, пока оно немного не успокоилось, она сделала шаг назад, заглянула в его задумчивые глаза и спокойно улыбнулась.
— Пойдем, — промолвила она. — Надо сказать отцу.
Повод для празднования нашла только Чиана. Ее надежды показаться на празднике рука об руку с Халианом не оправдались; поскольку грандиозный банкет, который стоил ее сестре четверти годового дохода от Виза, не состоялся, она решилась дать свой собственный изысканный ужин для тех высокородных, кто не посмел отклонить ее приглашение.
Тобин внимательно осматривала столы, прекрасно понимая, что никто этого не оценит и что все угощение скорее всего тоже попадет к беднякам. Караваи свежего хлеба, вазы, полные фруктов, мясо на серебряных подносах, целые горы овощей — почти все это останется стоять на длинном столе у дальней стенки шатра. Глядя, как ее брат методично чистит кожуру, выковыривает семечки, разрезает на дольки и кладет болотное яблоко в сторону, даже не попробовав его, она кипела от досады, но молчала. Рохан все равно не стал бы ее слушать.
С племянником и одним из сыновей ей повезло больше. Хотя поначалу казалось, что Поль приучен к сдержанности в еде, но постепенно здоровый юный аппетит взял свое. Сорин же никогда не пропускал хорошее застолье по своей воле. Мааркен был слишком занят, пытаясь накормить Холлис, и надежда на него была плохая. Со Сьонед дело обстояло не лучше. Хоть она и успела немного оправиться от всего случившегося, но когда Рохан предложил ей ломтик болотного яблока, она тут же изобразила гримасу притворного ужаса. За Меата никто не беспокоился — он был рожден голодным и, как всегда, ел за двоих. Чейн наравне с Роханом и Уривалем вместо пищи отдавал предпочтение коллекции сирских вин.
Когда Рохан жестом велел Таллаину открыть еще одну бутылку, Тобин нахмурилась, но тут же поняла, что беспокоиться не о чем. Они пили не для того, чтобы отпраздновать, заглушить боль и забыться. Нет, сегодня в вине они искали смелость, необходимую для начала разговора.
Тобин не заботили отрывочные разговоры по пустякам, то и дело возникавшие за столом. Слишком многое надо было обсудить, сказать, объяснить. Но в этот вечер не она единственная боялась начать взрывоопасный разговор. Еще рано. Еще не на всех лицах исчезло затравленное выражение. Без сомнения, она разделяла и глубокую скорбь об Андраде, и шок, охвативший всех, когда они поняли, как погибли другие, и глубочайшую усталость всех «Гонцов Солнца». Но если не будет разговора, не будет и понимания, и горький урок этой Риаллы пройдет впустую.
Кого-то не хватало среди тех, кто должен был сидеть за столом. Тобин поманила к себе Таллаина и спросила, не знает ли он, где могут быть Оствель и Андри. Юноша пожал плечами.
— Извините, миледи. Приглашения я передал, но…
— Понимаю. — Она закусила губу. — Пожалуйста, пошли кого-нибудь, чтобы их найти.
Тобин подошла к Рияну, сидевшему рядом с Меатом у гобелена. Оба попытались встать, но она жестом усадила их назад.
— Прекратите эти глупости, — с улыбкой сказала принцесса. — Риян, что случилось с твоим отцом?
— Он пошел к принцу Вологу и исчез, миледи. — Риян протянул руку и похлопал по плечу Сорина. — О чем твой принц хотел поговорить с моим отцом?
— А… — Сорин проглотил очередной кусок и пожал плечами. — Еще раз хочет поблагодарить за то, что тот на днях помог Алли. Она была порядком потрясена, а Оствелю удалось более-менее успокоить ее.
— Ну, если ты так много знаешь, то не скажешь ли, где твой брат? — спросила его Тобин.
— Нет, мама, не скажу, — весело ответил сын. — Но тебе, Риян, намекну: если бы я был твоим отцом, постарался бы какое-то время держаться подальше. Кто-нибудь видел лицо Андри, когда Оствель кинул Лиеллу нож?
— Это было милосердие, — задумчиво откликнулся Меат. — Правда, я не уверен в том, что оно соответствует представлениям Андри о справедливости.
Тобин нахмурилась. Она полностью разделяла мнение «Гонца Солнца», но не хотела признаться, что перестала понимать собственного сына. Плохо не видеть мальчиков в самый ответственный период жизни. Помнить их маленькими мальчиками, а затем испытывать шок от встречи со взрослыми мужчинами… Как легко задеть их едва оперившуюся гордость!
А теперь кто пытается избежать серьезного разговора, недовольно спросила Тобин самое себя.
— Сорин, — вдруг сказала она, — принеси мне чашу вина.
Он встал, чтобы выполнить ее просьбу; Тобин мельком подумала, как хорошо иметь воспитанных детей, и села между Меатом и Рияном.
— Скажи мне честно, что случилось с Мааркеном во время поединка? — вполголоса спросила она.
Меат замигал; Риян, которому и был задан вопрос, опустил вилки и покачал головой.
— Миледи, как и остальные «Гонцы Солнца», я видел только блеск колец.
— Думаю, не только, — пробормотала она, и Риян покраснел. — Прости меня, но…
— Понимаю, — ответил он. — К этому придется привыкнуть.
Меат выглядел ошарашенным — он ничего не понял.
— Что ты видел? — спросила Тобин.
— Они пылали, — вдруг сказал Риян, глядя на свои кольца. — Может быть, то же произошло и с Пандсалой, — вздохнул он. — Миледи, это были не события, а скорее, чувства. Что-то вроде ожившего страха, наполовину состоящего из тумана, ощущаемого, но невидимого… — Чудесные глаза Рияна казались опустевшими. — Воздух, полный оживших теней. Существа, сбежавшие из клеток, все черные и ужасные. Угрозы, опасности, детские ночные кошмары — в общем, весь ад… Собственные чувства подкрадываются к тебе сзади, готовые разорвать твой разум и проглотить его. Мерзкие тени, которые ты едва видишь, но знаешь, что они пришли убить тебя и все, что ты любишь…
Тут к ним подошел Поль, привлеченный сдержанной мощью, звучавшей в голосе Рияна. Внезапно наступила тишина, и к ним повернулись все остальные. Глаза Поля расширились и потемнели.
— Я тоже это видел, — выдохнул он в абсолютной тишине. — Все так и есть. Если тебе удается прогнать это, то оно исчезает, но на его месте появляется что-то другое, еще опаснее. Однако потрогать это невозможно…
— Поль… — Его взгляд испугал Тобин. — Все в порядке, все кончилось…
Мгновение он смотрел на нее так, словно не мог узнать. Затем мышцы его лица расслабились, превратившись в сеть тонких морщин, которые сделали его гораздо старше своих лет.
— Ты в этом уверена? Сеяст был лишь чуть-чуть старше меня и многого просто не знал. А если есть старшие и более опытные, которые ждут своего часа?
К мальчику подошел Уриваль и положил ему на плечо руку.
— Тогда мы будем иметь с ними дело. Я не хотел начинать этот разговор, но теперь отступать поздно. Я вернусь в Крепость Богини и останусь там до тех пор, пока Андри не освоится в роли лорда. Но я старею. Сотни «Гонцов Солнца» обучил я за свою жизнь. Ты будешь последним из них. Поль непонимающе посмотрел на него снизу вверх, но затем в его глазах засветилась глубокая благодарность.
Уриваль кивнул.
— Когда Меат скажет, что ты готов, пошли кого-нибудь за мной. Я разыщу тебя повсюду и научу всему, что тебе будет необходимо. Так пожелала Андраде.
— Они не хотят, чтобы его учил Андри. Этот вывод ужаснул Тобин. Старый «Гонец Солнца» повернул к ней свои прекрасные глаза. В них было понимание и даже сочувствие.
Но у нее не было времени, чтобы защитить своего сына. Вошел Оствель, и с ним Аласен. Они остановились у гобелена и замерли, испуганные наставшей тишиной. Пальцы Аласен искали руку Оствеля.
Этот простой жест был красноречивее всего. Пока Волог думал, чем отплатить Оствелю, долг вернула его дочь, отдав ему свою любовь и руку.
Первым на ноги вскочил Риян. Он подбежал к отцу и хлопнул его по плечу. Они без слов, просто посмотрев в глаза, поняли друг друга. Потом юноша протянул руку Аласен. Девушка доверчиво коснулась пальцами его ладони и через мгновение ощутила, как до них дотронулись его горячие губы.
У Сорина отвисла челюсть. Тобин подумала, что это очень странно, и решила позже обсудить с ним этот вопрос. Однако ее вопросы не понадобились. Когда все встали, выражая свою радость, которой так недоставало в этот грустный вечер, а Рохан и Сьонед подошли и обняли пару, появился Андри.
Тишина просто обрушилась на всех присутствующих. Сорин поставил на стол кубок с вином и пристально взглянул на своего брата-близнеца. Холлис, сжимая руку Мааркена, невольно отшатнулась. Чейн, который говорил со Сьонед, осекся на полуслове и обернулся. Изумленная Сьонед повернулась к Рохану и увидела, как у того изменилось выражение лица. Верховный принц набрал в легкие воздуха, чтобы что-то сказать.
Андри уже слишком многое успел услышать. Остекленевшим взглядом он смотрел на стоящую перед ним пару, и его боль передалась Тобин. Слезы наполнили зеленые глаза Аласен. Андри перевел взгляд с ее лица на умоляюще протянутые к нему руки. Когда же юноша посмотрел на Оствеля, его глаза наполнились лютой болью.
— Вам, милорд, — очень тихо сказал он, — следовало бы подумать, прежде чем вмешиваться в дела «Гонцов Солнца».
В этот момент Тобин наконец поняла, почему Андраде и Уриваль не хотели, чтобы Поля обучал новый лорд Крепости Богини. В ней проснулась немая ярость на тетку, которая обучила ее сына, как применять свою силу, но не сказала, когда. Андри поднял руки, на которых блестело всего четыре кольца — и между его пальцами вспыхнул Огонь, ярость которого превышала даже ярость, горевшую в глазах юного лорда.
Риян гневно шагнул к Андри.
— По крайней мере, будь честным, — резко бросил он. — То, что он сделал для Ллейна и Киле, тут ни при чем.
Андри ничего не слышал. Оствель подтолкнул Аласен к Сьонед и повернулся лицом к юноше. В его глазах стояла зима.
Андри держал в руках огненный шар. Бело-желтый Огонь был подобен пойманному свету звезд, который светил, но совсем не давал тепла. Он бросил короткий взгляд на Уриваля.
— Тебе стоило внимательнее читать свитки, — шепнул он.
— А тебе вообще не следовало их читать. Андри, я единственный, кто может дать тебе десять колец. Остановись, иначе они никогда не появятся на твоих руках. Ты можешь их надеть и сам, но они останутся пустыми.
Андри молчал. Ярость сверкала в его глазах, а Огонь — в руках.
— Андри, — в страшной тишине сказал Рохан. — Пожалуйста.
Бледные языки пламени качнулись, когда Андри услышал голос верховного принца, его любимого дяди. Он еще раз взглянул на залитое слезами лицо Аласен, а потом на горящий Огонь. Тот медленно умирал. На лице Андри проступили страдальческие морщины, но безнадежная гордость заставила его гордо расправить плечи.
— Я сожалею… — Он закусил губу, начал снова, и мать тихонько застонала от боли за него. — Милорд Уриваль, нас здесь ничего не задерживает. Завтра утром мы отправляемся в Крепость Богини. — Я уезжаю один , сказали его глаза, когда он в последний раз глянул на Аласен. Андри быстрым взглядом окинул лица остальных, коротко поклонился Рохану и почти выбежал из шатра.
Сорин вылетел следом так быстро, что никто не успел остановить его. Чейн тяжело опустился в кресло и закрыл лицо руками.
— Милосердная Богиня, — глухо сказал он. — Почему я ничего не видел? Ведь он мой сын. — Руки Чейна упали на колени. Он посмотрел в лицо Уриваля. — Останься с ним. Помоги ему. Он так молод, Уриваль. Он так молод…
Тобин отстранила нежную руку Холлис, доковыляла до пустых покоев Поля и зарыдала.
— Любимый… как ты догадался, что ему сказать? Рохан крутил в руках давно опустевшую чашу.
— Была уязвлена его гордость. Надо было восстановить ее. — Он горько усмехнулся. — Многие ли слышали, чтобы их просил о чем-нибудь верховный принц? Сьонед кивнула, дивясь его мудрости.
— Он мог убить Оствеля.
— Знаю. И понимаю. Когда я встретил тебя; мне было почти столько же. Если бы я потерял тебя так же, как он сейчас потерял Аласен — я мог бы сделать то же.
— Ты бы никогда… — запротестовала шокированная Сьонед.
— В самом деле? Сьонед, любовь дар более могучий, чем этот ваш дар фарадимов. Романтики назвали бы нас живым доказательством этого.
— Значит, ты понял его гордость и усмирил свою. — Она на секунду задумалась. — А Поль не смог бы.
— Нет. Но, может быть, ему и не придется. — Рохан отставил чашу и встал. Он двигался как старик. — У него будут знания Уриваля. И власть другая, чем у Андри.
— Ты говоришь не о власти верховного принца…
— О нет. Совсем не о ней.
ГЛАВА 31
— Нет! — повторила она, прижимаясь спиной к камню, как загнанная лань. — Я не поеду с тобой. — Она помедлила, а затем тихо продолжила: — Андри, если бы ты был всего лишь сыном своего отца, таким же наследником, как Сорин или Риян, все было бы совсем по-другому. Но ты лорд Крепости Богини. Это то, чем ты хотел стать. Не заметит этого только дурак. Не говори мне, что ради меня мог бы отказаться от этого. Я вижу тебя насквозь. Я бы никогда не попросила тебя об этом. Если бы я заставила тебя отказаться от того, что ты есть, разве это была бы любовь? Ты никогда не был бы счастлив со мной. Но и я не была бы счастлива или хотя бы спокойна, пытаясь стать тем, что меня пугает. — Аласен огорченно коснулась его щеки. — Сегодня я больше ни о чем другом не могла думать. Я пыталась представить, что у меня на руке кольца, что я делаю то же, что и ты, и… не смогла. Ты понимаешь силу. А я ее боюсь.
— Чего ты боишься? — прошептал он, и Аласен побелела от звучавшего в его голосе смертельного спокойствия. — Того, что я могу делать это? — Слабый язычок Огня вырос на камне рядом с ними и поплыл через реку. Он вспыхнул, когда Андри увидел страх в глазах девушки.
— Андри, пожалуйста… Мне и этого много. Не пугай меня еще больше…
— Значит, мы должны быть воспитанными, да? — Он едва не потерял контроль над парящим пламенем; ярость, бушевавшая в груди юноши, готова была задушить его. Она любила Андри. Но не собиралась ехать с ним.
— Прекрати! Андри, как ты не понимаешь? Я не хочу быть «Гонцом Солнца»! Потому что боюсь!
— Вот чего ты боишься!
Над рекой с ревом бушевал Огонь, Огонь завивался в огромные вихри вместе с Воздухом и разбухал, вбирая в себя сверкающие бриллианты Воды и темные комья Земли, захваченные потоками магической энергии. В сумеречное бирюзовое небо, глядевшее в глубины Фаолейна, прянул столб пламени. У основания он был тонким, как острие меча, а затем становился шириной с реку и высотой с дерево.
— Вот что тебя пугает! — кричал он, стоя рядом с беснующимися языками пламени и ветра. Ветер рвал ее шаль и волосы, бросал жар в бледное лицо. — Как ты можешь говорить, что любишь меня, когда ты ненавидишь то, что я есть? Вот то, что я есть, Аласен, вот на что похожа сила! В ее глазах он увидел ужас. Если бы он был кем-то другим, она бы любила его. Что ж, пусть увидит, кто он такой — эта горькая мысль пришла ему в голову от ярости: жизнь, которая дала ему все, о чем можно было мечтать, в отместку забрала ее. Он втянул ее в водоворот красок, заставляя вместе с ним творить дикие и прекрасные образы. Он поднял руки, и яростный смерч, созданный ими обоими, стал выше и ярче. Искры летели в воду, сверкая и шипя, прежде чем погаснуть. Деревья по обе стороны реки гнулись и дрожали, птицы с испуганными криками поднимались со своих насестов, некоторые из них влетали в пламя и там находили свою смерть. Вода в реке замутилась, поднялась, и сверкающая золотисто-красная волна с ревом ударилась в противоположный берег.
Аласен отшатнулась, прижимая шаль к груди. Андри изо всех сил напряг разум и показал ей фантастический набор цветов и оттенков, которых не видел ни один человек на свете и для которых не было придумано названий. Он заставил ее почувствовать внушающую силу «Гонцов Солнца». Но то, что казалось ему величественным и прекрасным, ей внушало только ужас. Она отчаянно кричала, когда ветер хлестал ее тело, а в мозгу бушевала сила.
— Андри, пожалуйста! — рыдала она. — Мне больно! Пусти меня!
Водоворот огня тут же иссяк.
— Аласен… Прости меня! Я не думал, что тебе будет больно! Я только хотел…
Но она уже, спотыкаясь, вбежала на склон и исчезла в тени деревьев. Он в последний раз позвал ее по имени, зная, что все тщетно.
* * *
Она бежала, не разбирая дороги. Было совсем темно: солнце уже укрылось за западным холмом, деревья черными силуэтами преграждали ей путь, ножами вонзаясь в болезненно-желтое небо. А когда она бежала по заросшему деревьями склону, свет вообще почти исчез. Увидев сторожевые огни у лагеря, она едва не заплакала в голос и поспешила туда, но тут же осознала, что каждый, кто взглянет на ее лицо, сразу все поймет. Когда она несколько раз вытерла глаза, стесняясь внимательно смотревших на нее стражей, огни замерцали. В конце концов она нашла свою алую палатку — рядом с огромным шатром отца. Едва стоя на ногах, она вошла в него. Ее подхватила сильная рука, и она благодарно оперлась на нее, пряча лицо в мягкую бархатную тунику. Пока сердце успокаивалось после стремительного бега, в голове прояснялось, и вскоре она поняла, что совершила ошибку. Не надо было приходить сюда, пока она не взяла себя в руки. Не стоило появляться перед отцом в таком виде. Теперь он возненавидит Андри. Новая волна ужаса захлестнула ее натянутые нервы, когда она представила себе, что может быть сказано или сделано и какая вражда возникнет по ее вине…Она попыталась отодвинуться и неожиданно поняла, что мокрой от ее слез была совсем не алая кирстская туника. Бархат был темно-синего цвета, с черной кокеткой, да и плечи под ним были пошире, а мускулы покрепче, чем у ее отца. В ужасе она подняла взгляд и увидела… темно-серые глаза лорда Оствеля.
— Миледи… — сказал он неловко; в ярком свете ламп было видно, как он покраснел. — Простите меня. Ваш отец прислал мне приглашение навестить его, но милорда куда-то вызвали. Он попросил меня дождаться его возвращения. Я совсем не хотел… но вы были так… я только хотел помочь… простите меня, — закончил он.
Оствель заикался как школьник, и Аласен поняла, что лорд так же смущен, как и она сама. Как ни странно, но его застенчивость вернула ей изрядную долю самообладания.
— Спасибо, милорд. Я рада, что встретила здесь вас. Он посмотрел на свои руки, все еще нежно сжимавшие ее запястья, и быстро разжал пальцы.
— Я… Ваш отец сказал, что вы разговариваете с лордом Андри, — произнес он не к месту, делая шаг назад.
Их взгляды встретились, и принцесса почувствовала, что самообладание опять покинуло ее. Оствель все понял, или, по крайней мере, догадался. Но он никогда бы ни в чем не признался. Она увидела это в его взгляде. Впрочем, не только это. Богиня, как же она не заметила этого раньше — ни в нем, ни в себе самой?
Руки Аласен прикоснулись к его плечам. Она почувствовала под мягкой тканью тепло и силу. Если Андри был Огнем, быстрым, блестящим и опасным, то этот человек был Землей — терпеливой, спокойной, надежной. Здесь была сила, которая не пугала ее, были глаза, которые ничего не требовали. Они лишь ждали, полные уверенности в том, что она поняла все — так же, как и он сам.
С ним никогда не будет дикого водоворота цветов, пронзающего голову и сердце. Не будет упоительной радости, первой юной страсти. Она никогда не узнает, что значит быть «Гонцом Солнца» и лететь вдоль полос сплетенного света. Никогда она не испытает ликования своим могуществом, своим отточенным до совершенства даром. Какая-то ее часть никогда не получит удовлетворения.
Но зато будут тепло, сила, надежность и спокойствие. Руки Аласен тихо скользнули в его ладони; это был жест молчаливого согласия. Его длинные пальцы непроизвольно сжались. Оствель склонил голову.
Прошло немало времени, прежде чем он заговорил. Слова его текли медленно.
— Миледи… Аласен… мою жизнь унесло ветром вместе с пеплом Камигвен восемнадцать лет назад. Я стал просто… отцом своего сына, другом моего принца, лордом Скайбоула. Я не жил и даже не знал, насколько… насколько пуста была моя душа… пока не появились вы.
Все еще сжимая его руки и ища в них тепло и силу, она придвинулась ближе и положила усталую голову на его плечо. Сердце Оствеля билось, как пара шелковых крыльев. Подождав, пока оно немного не успокоилось, она сделала шаг назад, заглянула в его задумчивые глаза и спокойно улыбнулась.
— Пойдем, — промолвила она. — Надо сказать отцу.
* * *
Как и все безжалостно практичные люди, не обращающие внимания на обстоятельства, Тобин приказала накрыть обед в шатре Рохана и пригласить всех родных и друзей. Сегодня вечером должен был состояться Пир Последнего Дня. Этот пир с каждой новой Риаллой становился все более пышным. Но не в этом году. Затейливые планы Киле были преданы забвению, ее слуги, роскошные тарелки и хрусталь возвратились в визский дворец, и принцесса Геннади раздавала пищу беднякам.Повод для празднования нашла только Чиана. Ее надежды показаться на празднике рука об руку с Халианом не оправдались; поскольку грандиозный банкет, который стоил ее сестре четверти годового дохода от Виза, не состоялся, она решилась дать свой собственный изысканный ужин для тех высокородных, кто не посмел отклонить ее приглашение.
Тобин внимательно осматривала столы, прекрасно понимая, что никто этого не оценит и что все угощение скорее всего тоже попадет к беднякам. Караваи свежего хлеба, вазы, полные фруктов, мясо на серебряных подносах, целые горы овощей — почти все это останется стоять на длинном столе у дальней стенки шатра. Глядя, как ее брат методично чистит кожуру, выковыривает семечки, разрезает на дольки и кладет болотное яблоко в сторону, даже не попробовав его, она кипела от досады, но молчала. Рохан все равно не стал бы ее слушать.
С племянником и одним из сыновей ей повезло больше. Хотя поначалу казалось, что Поль приучен к сдержанности в еде, но постепенно здоровый юный аппетит взял свое. Сорин же никогда не пропускал хорошее застолье по своей воле. Мааркен был слишком занят, пытаясь накормить Холлис, и надежда на него была плохая. Со Сьонед дело обстояло не лучше. Хоть она и успела немного оправиться от всего случившегося, но когда Рохан предложил ей ломтик болотного яблока, она тут же изобразила гримасу притворного ужаса. За Меата никто не беспокоился — он был рожден голодным и, как всегда, ел за двоих. Чейн наравне с Роханом и Уривалем вместо пищи отдавал предпочтение коллекции сирских вин.
Когда Рохан жестом велел Таллаину открыть еще одну бутылку, Тобин нахмурилась, но тут же поняла, что беспокоиться не о чем. Они пили не для того, чтобы отпраздновать, заглушить боль и забыться. Нет, сегодня в вине они искали смелость, необходимую для начала разговора.
Тобин не заботили отрывочные разговоры по пустякам, то и дело возникавшие за столом. Слишком многое надо было обсудить, сказать, объяснить. Но в этот вечер не она единственная боялась начать взрывоопасный разговор. Еще рано. Еще не на всех лицах исчезло затравленное выражение. Без сомнения, она разделяла и глубокую скорбь об Андраде, и шок, охвативший всех, когда они поняли, как погибли другие, и глубочайшую усталость всех «Гонцов Солнца». Но если не будет разговора, не будет и понимания, и горький урок этой Риаллы пройдет впустую.
Кого-то не хватало среди тех, кто должен был сидеть за столом. Тобин поманила к себе Таллаина и спросила, не знает ли он, где могут быть Оствель и Андри. Юноша пожал плечами.
— Извините, миледи. Приглашения я передал, но…
— Понимаю. — Она закусила губу. — Пожалуйста, пошли кого-нибудь, чтобы их найти.
Тобин подошла к Рияну, сидевшему рядом с Меатом у гобелена. Оба попытались встать, но она жестом усадила их назад.
— Прекратите эти глупости, — с улыбкой сказала принцесса. — Риян, что случилось с твоим отцом?
— Он пошел к принцу Вологу и исчез, миледи. — Риян протянул руку и похлопал по плечу Сорина. — О чем твой принц хотел поговорить с моим отцом?
— А… — Сорин проглотил очередной кусок и пожал плечами. — Еще раз хочет поблагодарить за то, что тот на днях помог Алли. Она была порядком потрясена, а Оствелю удалось более-менее успокоить ее.
— Ну, если ты так много знаешь, то не скажешь ли, где твой брат? — спросила его Тобин.
— Нет, мама, не скажу, — весело ответил сын. — Но тебе, Риян, намекну: если бы я был твоим отцом, постарался бы какое-то время держаться подальше. Кто-нибудь видел лицо Андри, когда Оствель кинул Лиеллу нож?
— Это было милосердие, — задумчиво откликнулся Меат. — Правда, я не уверен в том, что оно соответствует представлениям Андри о справедливости.
Тобин нахмурилась. Она полностью разделяла мнение «Гонца Солнца», но не хотела признаться, что перестала понимать собственного сына. Плохо не видеть мальчиков в самый ответственный период жизни. Помнить их маленькими мальчиками, а затем испытывать шок от встречи со взрослыми мужчинами… Как легко задеть их едва оперившуюся гордость!
А теперь кто пытается избежать серьезного разговора, недовольно спросила Тобин самое себя.
— Сорин, — вдруг сказала она, — принеси мне чашу вина.
Он встал, чтобы выполнить ее просьбу; Тобин мельком подумала, как хорошо иметь воспитанных детей, и села между Меатом и Рияном.
— Скажи мне честно, что случилось с Мааркеном во время поединка? — вполголоса спросила она.
Меат замигал; Риян, которому и был задан вопрос, опустил вилки и покачал головой.
— Миледи, как и остальные «Гонцы Солнца», я видел только блеск колец.
— Думаю, не только, — пробормотала она, и Риян покраснел. — Прости меня, но…
— Понимаю, — ответил он. — К этому придется привыкнуть.
Меат выглядел ошарашенным — он ничего не понял.
— Что ты видел? — спросила Тобин.
— Они пылали, — вдруг сказал Риян, глядя на свои кольца. — Может быть, то же произошло и с Пандсалой, — вздохнул он. — Миледи, это были не события, а скорее, чувства. Что-то вроде ожившего страха, наполовину состоящего из тумана, ощущаемого, но невидимого… — Чудесные глаза Рияна казались опустевшими. — Воздух, полный оживших теней. Существа, сбежавшие из клеток, все черные и ужасные. Угрозы, опасности, детские ночные кошмары — в общем, весь ад… Собственные чувства подкрадываются к тебе сзади, готовые разорвать твой разум и проглотить его. Мерзкие тени, которые ты едва видишь, но знаешь, что они пришли убить тебя и все, что ты любишь…
Тут к ним подошел Поль, привлеченный сдержанной мощью, звучавшей в голосе Рияна. Внезапно наступила тишина, и к ним повернулись все остальные. Глаза Поля расширились и потемнели.
— Я тоже это видел, — выдохнул он в абсолютной тишине. — Все так и есть. Если тебе удается прогнать это, то оно исчезает, но на его месте появляется что-то другое, еще опаснее. Однако потрогать это невозможно…
— Поль… — Его взгляд испугал Тобин. — Все в порядке, все кончилось…
Мгновение он смотрел на нее так, словно не мог узнать. Затем мышцы его лица расслабились, превратившись в сеть тонких морщин, которые сделали его гораздо старше своих лет.
— Ты в этом уверена? Сеяст был лишь чуть-чуть старше меня и многого просто не знал. А если есть старшие и более опытные, которые ждут своего часа?
К мальчику подошел Уриваль и положил ему на плечо руку.
— Тогда мы будем иметь с ними дело. Я не хотел начинать этот разговор, но теперь отступать поздно. Я вернусь в Крепость Богини и останусь там до тех пор, пока Андри не освоится в роли лорда. Но я старею. Сотни «Гонцов Солнца» обучил я за свою жизнь. Ты будешь последним из них. Поль непонимающе посмотрел на него снизу вверх, но затем в его глазах засветилась глубокая благодарность.
Уриваль кивнул.
— Когда Меат скажет, что ты готов, пошли кого-нибудь за мной. Я разыщу тебя повсюду и научу всему, что тебе будет необходимо. Так пожелала Андраде.
— Они не хотят, чтобы его учил Андри. Этот вывод ужаснул Тобин. Старый «Гонец Солнца» повернул к ней свои прекрасные глаза. В них было понимание и даже сочувствие.
Но у нее не было времени, чтобы защитить своего сына. Вошел Оствель, и с ним Аласен. Они остановились у гобелена и замерли, испуганные наставшей тишиной. Пальцы Аласен искали руку Оствеля.
Этот простой жест был красноречивее всего. Пока Волог думал, чем отплатить Оствелю, долг вернула его дочь, отдав ему свою любовь и руку.
Первым на ноги вскочил Риян. Он подбежал к отцу и хлопнул его по плечу. Они без слов, просто посмотрев в глаза, поняли друг друга. Потом юноша протянул руку Аласен. Девушка доверчиво коснулась пальцами его ладони и через мгновение ощутила, как до них дотронулись его горячие губы.
У Сорина отвисла челюсть. Тобин подумала, что это очень странно, и решила позже обсудить с ним этот вопрос. Однако ее вопросы не понадобились. Когда все встали, выражая свою радость, которой так недоставало в этот грустный вечер, а Рохан и Сьонед подошли и обняли пару, появился Андри.
Тишина просто обрушилась на всех присутствующих. Сорин поставил на стол кубок с вином и пристально взглянул на своего брата-близнеца. Холлис, сжимая руку Мааркена, невольно отшатнулась. Чейн, который говорил со Сьонед, осекся на полуслове и обернулся. Изумленная Сьонед повернулась к Рохану и увидела, как у того изменилось выражение лица. Верховный принц набрал в легкие воздуха, чтобы что-то сказать.
Андри уже слишком многое успел услышать. Остекленевшим взглядом он смотрел на стоящую перед ним пару, и его боль передалась Тобин. Слезы наполнили зеленые глаза Аласен. Андри перевел взгляд с ее лица на умоляюще протянутые к нему руки. Когда же юноша посмотрел на Оствеля, его глаза наполнились лютой болью.
— Вам, милорд, — очень тихо сказал он, — следовало бы подумать, прежде чем вмешиваться в дела «Гонцов Солнца».
В этот момент Тобин наконец поняла, почему Андраде и Уриваль не хотели, чтобы Поля обучал новый лорд Крепости Богини. В ней проснулась немая ярость на тетку, которая обучила ее сына, как применять свою силу, но не сказала, когда. Андри поднял руки, на которых блестело всего четыре кольца — и между его пальцами вспыхнул Огонь, ярость которого превышала даже ярость, горевшую в глазах юного лорда.
Риян гневно шагнул к Андри.
— По крайней мере, будь честным, — резко бросил он. — То, что он сделал для Ллейна и Киле, тут ни при чем.
Андри ничего не слышал. Оствель подтолкнул Аласен к Сьонед и повернулся лицом к юноше. В его глазах стояла зима.
Андри держал в руках огненный шар. Бело-желтый Огонь был подобен пойманному свету звезд, который светил, но совсем не давал тепла. Он бросил короткий взгляд на Уриваля.
— Тебе стоило внимательнее читать свитки, — шепнул он.
— А тебе вообще не следовало их читать. Андри, я единственный, кто может дать тебе десять колец. Остановись, иначе они никогда не появятся на твоих руках. Ты можешь их надеть и сам, но они останутся пустыми.
Андри молчал. Ярость сверкала в его глазах, а Огонь — в руках.
— Андри, — в страшной тишине сказал Рохан. — Пожалуйста.
Бледные языки пламени качнулись, когда Андри услышал голос верховного принца, его любимого дяди. Он еще раз взглянул на залитое слезами лицо Аласен, а потом на горящий Огонь. Тот медленно умирал. На лице Андри проступили страдальческие морщины, но безнадежная гордость заставила его гордо расправить плечи.
— Я сожалею… — Он закусил губу, начал снова, и мать тихонько застонала от боли за него. — Милорд Уриваль, нас здесь ничего не задерживает. Завтра утром мы отправляемся в Крепость Богини. — Я уезжаю один , сказали его глаза, когда он в последний раз глянул на Аласен. Андри быстрым взглядом окинул лица остальных, коротко поклонился Рохану и почти выбежал из шатра.
Сорин вылетел следом так быстро, что никто не успел остановить его. Чейн тяжело опустился в кресло и закрыл лицо руками.
— Милосердная Богиня, — глухо сказал он. — Почему я ничего не видел? Ведь он мой сын. — Руки Чейна упали на колени. Он посмотрел в лицо Уриваля. — Останься с ним. Помоги ему. Он так молод, Уриваль. Он так молод…
Тобин отстранила нежную руку Холлис, доковыляла до пустых покоев Поля и зарыдала.
* * *
Только на рассвете Сьонед отважилась задать мужу вопрос.— Любимый… как ты догадался, что ему сказать? Рохан крутил в руках давно опустевшую чашу.
— Была уязвлена его гордость. Надо было восстановить ее. — Он горько усмехнулся. — Многие ли слышали, чтобы их просил о чем-нибудь верховный принц? Сьонед кивнула, дивясь его мудрости.
— Он мог убить Оствеля.
— Знаю. И понимаю. Когда я встретил тебя; мне было почти столько же. Если бы я потерял тебя так же, как он сейчас потерял Аласен — я мог бы сделать то же.
— Ты бы никогда… — запротестовала шокированная Сьонед.
— В самом деле? Сьонед, любовь дар более могучий, чем этот ваш дар фарадимов. Романтики назвали бы нас живым доказательством этого.
— Значит, ты понял его гордость и усмирил свою. — Она на секунду задумалась. — А Поль не смог бы.
— Нет. Но, может быть, ему и не придется. — Рохан отставил чашу и встал. Он двигался как старик. — У него будут знания Уриваля. И власть другая, чем у Андри.
— Ты говоришь не о власти верховного принца…
— О нет. Совсем не о ней.
ГЛАВА 31
Волог ехал с ними до самой переправы через Фаолейн. Там, на лугу, залитом солнцем, он отдал свою любимую дочь Оствелю в жены. В тот же день Сьонед выполнила свои два обещания: стоять рядом с Холлис в момент ее бракосочетания с Мааркеном и подарить им свадебные ожерелья. Раненая рука Мааркена все еще не работала, и верховная принцесса помогла ему застегнуть на шее невесты ожерелье в виде серебряных листьев, обрамлявших сапфировые цветы. Холлис она передала простую золотую цепочку, и девушка надела ее на шею Мааркена. Три плоских широких звена этой цепи были усыпаны рубинами, бриллиантами и отшлифованным кусочком прозрачного янтаря, взятым с одного из колец Андраде.
Власть принца совершать свадебный обряд равнялась власти лорда или леди Крепости Богини. Чтобы парам, соединившимся в этот день, было предоставлено больше чести, рядом с Роханом находились Ллейн и Волог. Слова традиционного обряда, которые должен был сказать Андри, произносил Меат. Было бы жестоко заставлять Андри руководить церемонией, во время которой его любимая выходит замуж за другого. Молодой лорд давно уехал в Крепость Богини вместе с Уривалем и охраной из «Гонцов Солнца» под предлогом необходимости вступления в должность. Сорин сопровождал своего брата-близнеца, чтобы представлять семью во время ритуала, и просто потому, что он был нужен Андри.
Когда Рохан смотрел на то, как Аласен надевает серебряное ожерелье с серыми агатами на шею Оствеля, он вдруг с болью подумал о своем племяннике. Сорин поможет ему, хотя в этом трудно помочь. Он смотрел, как Оствель осторожными нежными движениями надевает на шею Аласен лунный камень и оникс, и понял, что эти двое нашли свое счастье. Мысленно он пожелал Андри найти свое.
Вечером устроили пир, и Сьонед наконец надела то платье, которое Поль приказал сшить для нее. Тобин, пораженная подарком племянника — серебряно-алым платьем — ни за что не соглашалась выйти в нем танцевать, и Полю лично пришлось вывести ее на середину луга. В свите Рохана было несколько музыкантов, так что Оствель легко нашел лютню и начал петь. На глазах у Сьонед выступили слезы.
— Ты ведь не слышала, как он поет? — спросила она Аласен. Девушка, изумленно слушая мелодию, покачала головой. — Он не пел с… — Она умолкла. — Как я рада, что он тебя нашел.
— Тогда немедленно улыбнись, — прошептал Рохан и поцеловал жену в обнаженное плечо.
Двигаясь вдоль реки и наслаждаясь покоем позднего лета, они задержались еще на несколько дней. С каждой мерой, отдалявшей их от Виза, события Риаллы становились все бледнее и бледнее. Луговина блистала зеленью и золотом, словно лето остановилось и раздумало уходить. Никто не торопился в Пустыню. «Гонцы Солнца» по очереди летали в горы Вереш, но не нашли ни одного урагана, достаточно сильного, чтобы спуститься в долины и разрушить эту сказочную тишину.
Волог со свитой покинули их и вернулись к побережью, чтобы там сесть на корабли и вернуться на Кирст. Остальные пересекли Фаолейн. Рохан понадеялся на обещанную хорошую погоду и, действуя наудачу, повернул большую часть отряда на север. Луговина сменилась низменностями Марки.
Остальные собирались вернуться в Стронгхолд и Радзин по обычным маршрутам, но в холмах Вере был проход. Хотя он не был слишком запутан или крут, им пользовались очень редко. Дорога была долгой и изобиловала множеством поворотов. Быстрее и легче было идти на юг вдоль реки. Но у них было время, да и Холлис должна была ждать, пока она не освободится от привычки к дранату. Пожалуй, это было единственным минусом ранней теплой мягкой осени. Иногда они оставались в том или ином месте на день-другой, пока молодая женщина проверяла, насколько сильно ее пагубное пристрастие. Мааркен, Сьонед и Тобин постоянно были с Холлис, пока ей не становилось плохо. Количество драната в мешочке Сеяста уменьшалось, но заметить это уменьшение было все труднее и труднее.
Старый Ллейн приказал Чадрику и Аудрите двигаться на юг к морю и ждать его там. Сам он остался со своими друзьями.
— Столько лет не видел этой части страны, — сказал он Рохану. — Пожалуй, с того времени, когда я был мальчишкой и отец послал меня в далекое путешествие. Я немного пошатаюсь в одиночестве, если вы не возражаете. Хочется еще раз все увидеть перед смертью.
Меат тоже остался, вновь приняв на себя обязанности телохранителя Поля. С молчаливого согласия Сьонед он начал учить юношу основам искусства фарадимов. Все иногда видели результаты этого, когда маленький вихрь легко и быстро проносился по дороге впереди, либо пляшущие краски касались ощущений других «Гонцов Солнца». Сьонед косилась на Меата, но увидев, что Поль, извиняясь, пожимает плечами, просто улыбалась. Поль наслаждался силой, купался в ее красоте и радости. Пусть он научится этому, думала Сьонед. Остальное, он уже понял.
Власть принца совершать свадебный обряд равнялась власти лорда или леди Крепости Богини. Чтобы парам, соединившимся в этот день, было предоставлено больше чести, рядом с Роханом находились Ллейн и Волог. Слова традиционного обряда, которые должен был сказать Андри, произносил Меат. Было бы жестоко заставлять Андри руководить церемонией, во время которой его любимая выходит замуж за другого. Молодой лорд давно уехал в Крепость Богини вместе с Уривалем и охраной из «Гонцов Солнца» под предлогом необходимости вступления в должность. Сорин сопровождал своего брата-близнеца, чтобы представлять семью во время ритуала, и просто потому, что он был нужен Андри.
Когда Рохан смотрел на то, как Аласен надевает серебряное ожерелье с серыми агатами на шею Оствеля, он вдруг с болью подумал о своем племяннике. Сорин поможет ему, хотя в этом трудно помочь. Он смотрел, как Оствель осторожными нежными движениями надевает на шею Аласен лунный камень и оникс, и понял, что эти двое нашли свое счастье. Мысленно он пожелал Андри найти свое.
Вечером устроили пир, и Сьонед наконец надела то платье, которое Поль приказал сшить для нее. Тобин, пораженная подарком племянника — серебряно-алым платьем — ни за что не соглашалась выйти в нем танцевать, и Полю лично пришлось вывести ее на середину луга. В свите Рохана было несколько музыкантов, так что Оствель легко нашел лютню и начал петь. На глазах у Сьонед выступили слезы.
— Ты ведь не слышала, как он поет? — спросила она Аласен. Девушка, изумленно слушая мелодию, покачала головой. — Он не пел с… — Она умолкла. — Как я рада, что он тебя нашел.
— Тогда немедленно улыбнись, — прошептал Рохан и поцеловал жену в обнаженное плечо.
Двигаясь вдоль реки и наслаждаясь покоем позднего лета, они задержались еще на несколько дней. С каждой мерой, отдалявшей их от Виза, события Риаллы становились все бледнее и бледнее. Луговина блистала зеленью и золотом, словно лето остановилось и раздумало уходить. Никто не торопился в Пустыню. «Гонцы Солнца» по очереди летали в горы Вереш, но не нашли ни одного урагана, достаточно сильного, чтобы спуститься в долины и разрушить эту сказочную тишину.
Волог со свитой покинули их и вернулись к побережью, чтобы там сесть на корабли и вернуться на Кирст. Остальные пересекли Фаолейн. Рохан понадеялся на обещанную хорошую погоду и, действуя наудачу, повернул большую часть отряда на север. Луговина сменилась низменностями Марки.
Остальные собирались вернуться в Стронгхолд и Радзин по обычным маршрутам, но в холмах Вере был проход. Хотя он не был слишком запутан или крут, им пользовались очень редко. Дорога была долгой и изобиловала множеством поворотов. Быстрее и легче было идти на юг вдоль реки. Но у них было время, да и Холлис должна была ждать, пока она не освободится от привычки к дранату. Пожалуй, это было единственным минусом ранней теплой мягкой осени. Иногда они оставались в том или ином месте на день-другой, пока молодая женщина проверяла, насколько сильно ее пагубное пристрастие. Мааркен, Сьонед и Тобин постоянно были с Холлис, пока ей не становилось плохо. Количество драната в мешочке Сеяста уменьшалось, но заметить это уменьшение было все труднее и труднее.
Старый Ллейн приказал Чадрику и Аудрите двигаться на юг к морю и ждать его там. Сам он остался со своими друзьями.
— Столько лет не видел этой части страны, — сказал он Рохану. — Пожалуй, с того времени, когда я был мальчишкой и отец послал меня в далекое путешествие. Я немного пошатаюсь в одиночестве, если вы не возражаете. Хочется еще раз все увидеть перед смертью.
Меат тоже остался, вновь приняв на себя обязанности телохранителя Поля. С молчаливого согласия Сьонед он начал учить юношу основам искусства фарадимов. Все иногда видели результаты этого, когда маленький вихрь легко и быстро проносился по дороге впереди, либо пляшущие краски касались ощущений других «Гонцов Солнца». Сьонед косилась на Меата, но увидев, что Поль, извиняясь, пожимает плечами, просто улыбалась. Поль наслаждался силой, купался в ее красоте и радости. Пусть он научится этому, думала Сьонед. Остальное, он уже понял.