Рясной Илья. Большая стрелка

   — Вот радость будет гаишникам нас по дороге тормознуть, — хмыкнул Влад, когда они загрузили арсенал в багажник «Волги».
   — Ничего. Разберемся.
   Им предстояли не маленькие концы. Нужно было еще добраться до Москвы, прихватить экипировку, которую они хранили в квартире, и выдвигаться на точку.
   Сомнений у Гурьянова больше не было. Все продумано просчитано. Остается — действовать. Действовать эффективно и жестоко. Жестоко? Жизнь научила его — с врагом можно бороться только адекватными мерами. Маньяки, бандиты фанатики, киллеры понимают разговор только на их языке.
   Вспомнилась его вторая боевая операция во время службы в «Буране». Ближний Восток — исламская экстремистская организация захватила сотрудников Посольства СССР, среди которых были офицеры КГБ, и выдвинула политические требования. Для пущей важности заложников стали расстреливать. На переговорах экстремисты держались все более нагло, требования были все более невыполнимыми. Тогда и заработал «Буран».
   — Есть один язык, который они понимают, — сказал генерал-лейтенант, представитель председателя КГБ.
   И одному из лидеров этого исламского движения просто прислали в пакете отрезанную голову его сподвижника. И пообещали, что получит еще не одну такую посылку. Заложники были отпущены.
   Сила действия равна силе противодействия — гласит закон Ньютона. Чтобы решить проблему с подонками — сила противодействия должна быть больше, это полковник выучил за свою жизнь…
   Гурьянов открыл дверь квартиры ключом. Он сразу почувствовал неладное. Ощутил пустоту в квартире
   — Вика! — крикнул он. Никто не ответил.
   — Этого еще не хватало, воскликнул Вдад..
   Гурьянов пролетел все комнату. Вики не было. Никакого беспорядка. Ничего. Она просто ушла.
   — И куда ее черт понес? — спросил полковник.
   — Барышня решила прогуляться.
   — Куда?
   — Не до города Парижа?
   — Черт… — Былые подозрения в Гурьянове вспыхнули с новой силой.
   — Что нам делать? — спросил Влад. — Искать ее? Или выдвигаться к точке?
   Зазвенел звонок в дверь.
   — Наверное, Дед Мороз, — сказал Влад. Гурьянов вытащил пистолет, приблизился к двери и крикнул:
   — Кто?
   — Вика, — донесся ответ.
   Влад резко открыл дверь и отскочил, открывая простор Гурьянову. Если предполагаемые киллеры бросались в квартиру, то напарывались на выстрелы. Если влетала граната, друзья успевали укрыться от волны и осколков.
   Но просто вошла Вика. Она ежилась и выглядела очень жалкой.
   — Что случилось? — кинулся к ней Гурьянов.
   — Я… — она замолчала. — Не знаю… Мне надо поговорить с тобой.
   Он провел ее на кухню, вытащил из холодильника бутылку с яблочным соком, налил в хрустальный выщербленный стакан. Она опустошила стакан жадными глотками. И налила еще.
   — Вот что, Вика. Рассказывай все. У тебя камень на душе. — Вот он, мой камень, — она взяла сумку и кинула на стол пачку документов в целлофановом рваном пакете.
   — Костины, — утвердительно сказал Гурьянов. — Его.
   — И они с самого начала были у тебя.
   — Да.
   Чего-то подобного Гурьянов ожидал. Он очень хорошо ирался в людях и знал, что предать его Вика не могла.
   А вот что-то утаить — тут без проблем.
   — Извини, — она была бледная. Опустила глаза.
   — Ты думала, это страховка.
   — Да… Вы пришли и ушли. Да, вы крутые. Вы многое можете. А я… Куда деваться мне? Работы теперь уже нет. Бандиты за спиной. Что мне было делать?
   — Но это не столько страховка, сколько бомба. За такие бумаги убивают.
   — Я бы придумала, как сделать, чтобы они оставили меня в покое.
   — И заплатить за это могут немало, — кивнул он на бумаги. Теперь она покраснела.
   — Я не могла, — произнесла она в отчаянии. — Я люблю тебя.
   Гурьянов знал, что этим все должно кончиться. Что в итоге она расскажет ему все — нужно только время. Он просчитал все — любящая женщина не может долго держать камень за пазухой. И выбрал самую эффективную линию поведения… И ощущал, что эта женщина действительно стала дорога ему. Очень дорога. Он вздохнул.
   — Все нормально, Вика. Все хорошо. Не терзай себя, — он прижал ее к себе. И она вцепилась в него, как утопающий цепляется за круг — крепко, не оторвешь…
   — Давай бросим все это… Никита, ты не представляешь, как я боюсь за тебя. Давай убежим от всего. Используем это, — она кивнула на документы. — Или сожжем их.
   — Не получится.
   — Что будет? Что будет? — Она взяла себя за голову и уставилась перед собой.
   — Мы будем… А их… Их скорее всего не будет, — произнес со спокойной уверенностью Гурьянов, и Вика вдруг успокоилась. Она сейчас верила ему во всем. В том числе и в то, что этот кошмар уже кончается…
 
   Художник завершил новый рисунок. Там не было волков и оборотней. На ней был расколотый на несколько частей город, рушащиеся церкви, трещины в земле.
   — Не пойдет. Банально, — прошептал Художник. нально. Все банально… Все одно и то же…
   Когда они с Киборгом забили стрелку, он вдруг подумал, все вращается по одной колее. Стрелка, разборка, кровь, пывы. Конца и края этому нет. И отступать назад нельзя — тступающих добивают. И никогда из этого круга не вырваться. Стрелки. Не было случая, чтобы Художник не вышел из получив, что хотел. У Шайтана был тактический дар просчитывать ситуацию и принимать единственно верные решения. Лучше и жестче руднянских стрелки не проводил никто. Но Киборг, кажется, так не считает, поэтому лезет в пекло.
   Тогда, два года назад, с реутовскими стрелку забили практически в том же районе, что и сейчас с Киборгом. Оно и неудивительно. Под Москвой есть районы, приглянувшиеся для разборок бандатве. Там постоянно находят трупы с огнестрельными ранами. А сколько там народу закопано, сожжено, расчленено, утоплено. Война всех против всех. Человек человеку — волк.
   Тогда на стрелку Гибон приехал с двадцатью пятью проверенными бойцами. Они были на шести машинах. Руднянские подкатили на трех тачках в количестве семи человек. На забытой лесной просеке, побуксовав, как танки, автомобили враждующих сторон расставились на некотором расстоянии друг от друга, как бронетехника перед боем.
   Художник на своей скромной «пятерке» (давняя привычка — никогда на стрелки не приезжать на дорогих машинах) подъехал ближе всех. В салоне он был один. Захлопнув дверцу, он вышел и неторопливо направился вперед. Гибон тоже двинулся к нему. О всяких подлостях руднянских он был наслышан, поэтому сзади него держались три бугая, куртки расстегнуты, под куртками специфические утолщения от спрятанных за поясами пистолетов — скорее всего «ТТ», излюбленная бандитская машинка.
   Все это напоминало битвы древности. Два войска на почтительном расстоянии. И выезжают два богатыря, скачут друг к другу, бьются до смерти, сверкают булавы, гнутся щиты, хрипят лошади, и каждый из ратников с замиранием сердца следит, кто победит из двоих, ибо за победившими бог.
   Только тут бога не было, подумал Художник. Тут бесовское владения, в этой сумрачной зоне живут оборотни. И битвы не будет — силушек на Гибона у Художника не хватит.
   Ведь Гибон — бывший борец, и для него свернуть Художнику шею труда не составит никакого. За редким исключением главари подобных бригад отличаются отменным здоровьем и физической силой. Тут действует старый первобытный принцип — у кого грудь более волосатая и мощная и кулак больше — тот в пещере и вождь.
   Художник вытащил пачку сигарет и закурил, выглядя вполне безобидно. Шайтана вообще не было видно. Остальные руднянские не вылезали из машин.
   Презрительным взором Гибон окинул своего врага. Художник улыбнулся, глядя на него. У борцов и вообще нагулявших мышцы и вес бугаев обычно бывает изначальная ошибка в общении — они делят людей на тех, кому они могут сразу свернуть шею, и тех, с кем для этого нужно повозиться. И те, кому можно свернуть шею сразу, в иерархии живых существ для них находятся где-то на уровне бесполезного скота, с которым надлежит говорить с высоты своих полутора сотен килограмм накачанных мышц. Вот только на пустом месте сложилась народная поговорка: чем больше шкаф, тем громче падает. Больше масса — шире мишень. Ныне в моде у братвы спорт стрелковый, а не борцовский.
   — Здорово, Гибон, — сказал Художник. — Да ты не напрягайся, — с усмешкой разглядел он толпу сопровождавших. — А то у твоих гладиаторов ладони на рукоятках вспотели.
   — О себе больше думай, — буркнул Гибон.
   — Ладно. Базара хотел, так базарь.
   Начался обычный разговор. Гибон был немногословен, он ронял все так же презрительно слова, смысл которых сводился к следующему: мол, вы, лимита, откуда взялись? Мол, эта заимка давно застолблена была за торгуевскими.
   — Так то за торгуевскими. А ты кто такой? — спросил Художник.
   — А мы под вором Разгуляем.
   — Вот именно — под… Твое место всегда быть «под».
   — Вот… — Гибон сдержал ругательство.
   — С «Акраме» у нас давние связи. А ты вообще не знал до недавнего времени, кто такой Маничев и как его по отчеству кличут. Он же давно хотел перебежать к нам. И сейчас хочет.
   — Чего овца хочет — не волнует, — отрезал Гибон.
   — Нет Гибон, тут ты мимо пролетаешь. Смирись и не обостряй ситуацию.
   — Нет Художник. Крови хочешь — будет кровь. Еще не раз пожалеешь.
   — Значит, пожалею, — кивнул Художник и поднял руку.
   А потом неожиданно бросился прыжком в сторону и завалился в яму — это укрытие они присмотрели загодя.
   Взрывом слизнуло и самого Гибона, и его быков. Рванула машина Художника. Направленный взрыв. В капоте «Жигулей» была заложена мощная взрывчатка, усиленная железяками.
   Тут же багажник другой машины распахнулся, из него высунулся Шайтан с автоматом. И руднянские рассыпались по земле, занимая позиции.
   Эффект неожиданности был так разрушителен, что из двадцати пяти реутовских двенадцать человек рухнули сразу. Остальные бросились врассыпную. Ни о каком сопротивлении никто и не думал. Одна мысль владела людьми — бежать, скрыться. Разгром был полный.
   Художник, выбравшись из ямы, где его не накрыло взрывной волной, подошел к трупу Гибона, присел рядом с ним на колено.
   — Тупой. А в авторитеты лез, — усмехнулся он, переворачивая труп.
   — Беда, когда прапорщик вздумал стать генералом, — отметил Шайтан.
   — Ювелирная работа, — Художник кивнул на развороченную взрывом машину. — Талант.
   — Пора двигать отсюда, — кинул Шайтан. — Будильник тикает.
   — Тикает, — Художник посмотрел на часы. — Сматываемся. Предстояло скинуть в укромном месте оружие. И разъехаться. Трупы похоронят другие — подмосковная милиция. Такой разбор не скроешь. Да и из леса кто-то из очухавшихся борцов мог врезать из пистолета.
   — Отваливаем в темпе! — крикнул Художник…
   Художник отбросил рисунок. Он не мог сосредоточиться ни на рисунке, ни на мыслях о предстоящей стрелке с Киборгом. Где-то в груди будто засела заноза. Он чувствовал, что завтра что-то должно пойти не так. Однажды мир должен обрушиться, расколоться, как на рисунке. Он ждал этого момента давно. И сейчас предчувствия тянули душу. Ему было тесно. И перед ним толпились воспоминания, от которых он никак не мог избавиться.
 
   После того как убили дядю Лешу, Галка стала сама не своя. Она постоянно впадала в оцепенение. Сильно запила.
   Когда Художник надумал бежать из города, решил прихватить и ее. Все равно фирмы интимуслуг, которые она содержала, прикрыли.
   В Москве она снимала трехкомнатную квартиру, в которой царил страшный беспорядок. Новый красный «Опель» она расколотила. И чем дальше, тем с ней было хуже.
   — Боюсь, подведет она нас, — покачал головой Художник.
   — Да. Наша Мурка вразнос пошла, — согласился Шайтан.
   — Предложения?
   — На ней сегодня никаких серьезных дел не завязано, — мазнул рукой Шайтан. — Балласт. А балласт куда?
   — В пучину черную.
   — Дозу героина в руку. Случайная смерть.
   — Она не колется, — поморщился Художник.
   — А кто это знает?
   — Уговорил.
   Шайтан обычно выполнял свою работу с бесстрастностью и точностью ЭВМ. Единственный сбой был, когда везли в последний путь дядю Лешу. Но потом нареканий к нему не было. И Художнику иногда хотелось представить, с каким лицом Шайтан вогнал бы ему нож в живот… Нет, до этого не дойдет. До того, как Шайтан решится на такое, Художник ним расстанется.
   На следующий день Шайтан приехал к Художнику. В портфеле у него был сверток. Он развернул его и продемонстрировал шприц, наполненный прозрачной жидкостью. И заверил.
   — От этого героина она сразу улетит и не вернется.
   — Хорошо, — кивнул Художник. Набрал номер телефона. — Галка? Привет, ласточка.
   — Художник, — она была пьяна, но не в дым, а привычно — Я наконец поняла. Я тебя не люблю.
   — Ты разбила мне сердце, — усмехнулся он.
   — Я поняла больше. Я тебя ненавижу.
   — Ты заболела?
   — Да пошел ты…
   — Вот что, принцесса. Нам надо кой-чего обсудить. Сейчас Шайтан заедет за тобой. Мы посидим в кабаке. Обсудим дела наши грешные.
   — На фига?
   — Потому что я так сказал, Галка, — отрезал он.
   — Ладно, — слова его, как ком снега на щеки, отрезвили ее.
   — Оденься поприличнее. И подкрасся. На что похожа стала. На людях с тобой стыдно показаться. Швабра, ей-богу, какая-то, — уже более мягко произнес он.
   — Хорошо.
   Он кивнул Шайтану:
   — Давай, работай… Шайтан позвонил через час.
   — Ну, — устало спросил Художник. — Сделано?
   — Нет.
   — Что?
   — Она исчезла.
   — Как?
   — Машины ее нет. Шмотки забрала.
   — Ты хочешь сказать, что…
   — Эта тварь поняла…
   — Да, это серьезно.
   — Надо ее найти, — сказал Шайтан. — Во что бы то ни стало. Представляешь, какая это забота?
   — Взбесившаяся девка — это кобра, которой наступили на хвост.
   Но найти ее не удалось. Зато при проведении одной финансовой операции руднянских нагрели на двадцать пять тысяч баксов. Тот, кто проводил эту операцию, прекрасно знал, как это сделать. Но для этого должна была произойти из команды утечка информации.
   — Не Галка подгадила? — спросил Художник.
   — Может быть, — кивнул Шайтан.
   Начались и другие неприятности, которые могли произойти с ее подачи. Найти ее в Москве не удавалось. Через некоторое время один из доброжелателей напел, что она очутилась в лапах давних врагов — Киборга и его команды. И кинули на те четверть сотни тысяч долларов именно они.
   — По ушам им? — спросил Шайтан.
   — Если на разговор их вытащить — они потребуют доказать обвинения, — сказал Художник. — А чем тут базар такой докажешь?
   — Не докажешь, факт.
   — Значит, мочить надо. За ними много долгов набежало. Пора им расплачиваться…
   Но пошла невезуха. Рубоповцы арестовали двоих руднянских за старые дела и накрыли склад оружия. И вопрос с боевыми действиями отложился. Они продолжали балансировать на грани войны. Но не переходили эту грань.
   — Я хочу, чтобы эта сука сдохла, — в очередной раз говорил Художник.
   А все могли только развести руками.
   Потом появились сведения, что Галка вообще исчезла из России и где теперь ее искать — неведомо никому.
   Но Художник знал, что когда-нибудь отыграется и на Киборге, и на Галке. Пусть двадцать или тридцать лет пройдет. Они у него в памяти, среди тех, кто должен умереть.
   После дефолта и объявления водочной монополии начались у команды серьезные экономические трудности. Фирма Политика «Акраме», главный кормилец команды, здорово погорела на облигациях. Один шустрый парень обещал огромные проценты. Когда рухнуло все. Художник даже не успел вызвать его на разговор — мерзавец понял, куда все катится, и исчез в лесах Европы. Кореша Политика на некоторое время выпали из доверия. Начались неприятности с правоохранительными органами, которые хотя и били по хвостам, но по хвосту получать тоже больно. Арестовали четырех человек из команды, и отмазать их не получилось. Кроме того, сгорело несколько поставок водки. Отдел по борьбе с экономическими преступлениями накрыл подпольный цех.
   Потери шли за потерями. Заработки сильно упали. Пришлось возвращаться к старому — к заказам на устранение.
   Провели несколько акций, притом одну — в США. После финансового краха количество разборок заметно возросло, да еще начинался очередной этап грабежа государственной собственности, а это без крови не бывает. И специалист пера и топора тут нарасхват.
   — Я одного хочу, — требовал один из заказчиков. — Чтобы всех. Чтобы его. Жену. Двоих его сопляков детей! — возбуждался он.
   — Как скажете, — кивнул Художник. — Надо только обговорить условия.
 
   Но условия обговорить они не успели. На следующий день заказчика взорвали в машине вместе с телохранителями. Тот, кого он хотел вырезать с семьей, успел первым.
   А потом подвернулась та самая аккордная работа — убрать коммерсанта и взять документы. Заказчик уверял, что документы будут у того парня с собой. Но прошло все не так. Пришлось убивать и его семью, но тут проблем не было. Проблема, что документов не оказалось. Заказчик был недоволен. А в чем выразится недовольство такого человека — можно только гадать. Ну а потом косяком пошли неприятности. И Художник за последние дни имел возможность не раз пожалеть, что взялся за этот заказ…
 
   Колокольня была полуразвалившаяся, вросшая в землю на несколько метров. Купол сорвали много десятилетий назад. Сама церковь была почти разрушена. И колокольня рядом выглядела высохшим деревом около пня.
   С колокольни отлично проглядывались окрестные холмы, пашни, на которых никто не пахал уже четвертый год, сгоревшая свиноферма, от которой не осталось ничего и в которой Даже невозможно было затаиться, извилистая узкая дорога.
   Послышался гудок далекого поезда. Видно было как на ладони и место разборки.
   Шайтан изучил своего противника. Он всегда изучал людей, которых предстоит убить. И знал, что Киборг, несмотря свою крутость, туповат и самонадеян, знать не знает военных наук, которые гласят — надо захватывать господствущие высоты. Киборг полагал, что с четырехсот метров не достанет никакой снайпер, поэтому о колокольне можно не беспокоиться. Но Шайтан был хорошим снайпером, снайпером от бога, и за годы умудрился не утратить навыков. И у него была хорошая оптика. И он знал, что через четыре часа вгонит пулю в Киборга с этих самых четырех сотен метров. Если не хватит одной пули, пустит другую. Но Киборга он убьет…
   Тактика, выбранная руднянскими, была опробована не раз, и нет основания опасаться, что не сработает сейчас. Москва немножко забыла, как Рудня устраивает разборки. Пора им напомнить. Не зря Шайтан жестко натаскивал своих любимчиков Люка и Грозу — кое-чему они научились.
   Киборг сильно ошибся, когда согласился на стрелку. Он думал, все будет как обычно. Он заявится в толпе качков, увешанных оружием, и нескольких купленных ментов… Да. Заявятся. И они все умрут. Потому что им суждено сегодня умереть.
   Шайтан взобрался наверх, на колокольню, по крутым, скользким ступеням. Он был напряжен, пытаясь уловить чье-то присутствие. Все-таки Киборг мог сообразить сюда послать людей… Но ничего здесь не оказалось.
   Наверху был навален грудой мусор — кирпичи, доски, истлевшие деревянные ящики, несколько покрышек, рама велосипеда, которые кому-то было не лень тащить наверх.
   Шайтан стал собирать винтовку — финскую «TRG». Отменная оптика, прекрасные эргонометрические качества — к плечу припадала, как родная. Для боевых условий винтовка не слишком хороша — как вся западная техника, она слишком нежна и требует вежливого обращения, прямо как западные девки. Но для киллера эта вещь прекрасна. Бой точный, разброс пуль маленький.
   Закончив собирать винтовку, Шайтан оглядел в оптический прицел окрестности. Мягко нажал спусковой крючок. Постелил на кирпич материю — с сошками, на которых стоит винтовка, он связываться не стал. Но без упора снайперы не стреляют.
   Шайтан передернул затвор…
   И ощутил затылком холод.
   — Здорово, Шайтан…. Только без лишних движений. Я успею нажать на крюк… Поворачивайся. Осторожно…
   Шайтан повернул голову, не выпуская из рук винтовку. И увидел здоровяка с пистолетом с наверченным глушителем. Ствол смотрел в голову.
   Этот тип прятался за кирпичной кладкой, в мусоре, настолько умело, что Шайтан не мог его заметить.
   — Ты припозднился, — сказал мужчина.
   Что-то в нем было знакомое. Шайтан поморщился, вспоминая. Где-то они встречались. И не по разборным делам. Когда-то раньше.
   Незнакомец понял, какие мысли мучают Шайтана.
   — Афган, — подсказал он. — Плен.
   И тут Шайтан вспомнил его. Тогда на нем был комбез, разгрузочный жилет, с гранатами и магазинами, в руке автомат Калашникова. Это был обмен. Позже Шайтан узнал, что какая-то таинственная спецгруппа захватила афганского полевого командира, из арбалетов сняв охрану. Захватила на его земле. Говорили, что работала группа ПГУ — Первого Главного управления КГБ. И о ней ходили самые невероятные легенды, которые скорее всего были правдой.
   — Помню, — кивнул Шайтан. Винтовку положил на каменный парапет, но руку еще держал на ней, что не вызывало возражения этого пришельца из давнего, казалось, тысячелетнего, если не больше, прошлого.
   — Помнишь, что я тебя спас? — спросил полковник.
   — Помню. Теперь мне кажется, что ты это сделал зря.
   — Я тебя спас. Шайтан. А ты моих родных расстрелял. Ты знаешь об этом?
   — Кого это?
   — Семью в «Саабе». Во дворе. Там был мужчина с женой и девочка. Неужели забыл, Шайтан? Тот кивнул:
   — Да. Было. Я не знал.
   — Не знал, да.
   — Не знал.
   — За что вы их?
   — Заказ был. Я понял, что через фирму того, кого нам заказали, прогоняются за бугор деньги. Очень большие деньги. В курсе операции был только этот человек. Если что-то выплывает — он крайний. А ему крайним быть не захочется. И он заложит… А тут как раз прокуратура проявила интерес к этой сделке. И решено было ликвидировать его. И зачистить все следы. Художник взялся… Я ему говорил, что зря суемся. Там слишком круто все. Когда убираешь крутых людей, всегда есть возможность стать свидетелем, которого уберут.
   — Кто заказывал?
   — Деньги шли от компании «Голд-Анд». Мы встречались с каким-то лощеным гаденышем — то ли адвокатом, то ли юристом. Язык без костей. Умный такой. Деньги предложил хорошие.
   — Кто за ним стоит?
   — Я не знаю, — поморщился Шайтан. — Я не вру. Зачем мне врать?
   Действительно, врать ему было бессмысленно.
   Шайтан знал, что этот деревенского вида здоровяк пришел за его жизнью. Не будет комедии со следствием, судом. Такие люди не забивают голову подобными тонкостями. Они делают дело, притом максимально эффективными средствами. И Шайтан знал, что шансов не имеет никаких. И резона что-то скрывать, щадить Художника у него не было. И заказчика тоже. На него накатило привычное равнодушие. Он жил по принципу — пусть будет, как будет. И сейчас все получалось не в его пользу…
   Но все же шанс был. Это винтовка, на которой все еще лежала его ладонь. Заряженная, готовая к бою. Надо только заболтать собеседника, вывалить на него информацию, чтобы он хотя бы немного притупил бдительность. И тогда посмотрим.
   Шайтан ответил еще на много вопросов, время тянулось медленно. И он ждал своей секунды.
   — Сегодня разбор с Киборгом, так? — спросил Гурьянов.
   — Верно.
   — Что ты должен сделать?
   — Снять самого Киборга. И по возможности как можно больше его людей.
   — Связь с твоими?
   Шайтан показал глазами на рацию у себя в кармане.
   — Они запросят меня о готовности, — пояснил он. — Я скажу, что готов. Потом по длинному тоновому сигналу я жму на крючок. И начинается.
   Гурьянов еще порасспрашивал о деталях. Наконец Шайтан грустно произнес:
   — Мне жалко, что это были твои родные.
   — Тебе жалко, — кивнул Гурьянов.
   — Судьба. Кто сможет ее постичь. Это судьба, командир. Судьба.
   Гурьянов наконец опустил пистолет напряженно глядя на Шайтана.
   — А теперь опять судьба? — спросил Гурьянов. — На чьей стороне она, как ты думаешь?
   — На твоей.
   Гурьянов задумчиво посмотрел куда-то вдаль, в голубое марево, на расстилающиеся поля.
   Вот он, тот шанс, решил Шайтан. Надо только действовать быстро, экономично, четко. Лишнее движение — и все.
   Он повернул винтовку, не снимая с парапета, в сторону полковника. Могло получиться. Он нажимает на спусковой крючок. Отдачей винтовку вынесет вниз. Но это неважно. Пуля настигнет этого человека.
   Гурьянов улыбнулся с пониманием. И нажал на спусковой крючок на миг раньше.
   Бывший спецназовец имел шанс, который предоставил, ему полковник. Но не смог им воспользоваться.
   Гурьянов оттащил тело в сторону, забросал мусором. И стал ждать. Ждать надо было еще долгие часы.
   В назначенное время рация Шайтана зашуршала.
   — Ястреб говорит. Как ты там? — донесся голос.
   — Орел в полном порядке, — произнес Гурьянов, зная, что рация скрадывает тембр голоса.
   Орел — позывной Шайтана. Так что сомнений у спрашивавшего не было никаких, что говорит он именно с ним.
   Гурьянов поглядел в бинокль. От разбитой, кривой, извилистой дороги к развалинам свинарника потянулись машины. Несколько иномарок.
   — Сюда, голуби, — прошептал Гурьянов.
   У него была своя куперовская винтовка. Пристрелянная. И знал, что она не подведет…
 
   Голова у Киборга гудела. Вчера он перебрал марихуаны. В последние месяцы он пристрастился к этой дряни. Говорят, что привыкания к ней не возникает. Действительно, ломки не было, но было желание снова и снова испытывать кайф. И башка после этого пустая. Как один черт черный говаривал: