Глеб протянул когтистую лапу, чтобы шевельнуть казавшееся мертвым тело, но сообразил, что может покалечить его еще больше. Надо было срочно принимать прежний облик - но как? "Если встретите Талу, обойдите три раза вокруг берлоги... три раза..." Раздувая бока, Глеб побежал по цепочке собственных следов. Вот он - сугроб с черной дырой. Куда - вправо? влево? Когда превращался в медведя, заворачивал направо, теперь, должно быть, наоборот...
   Передние лапы подогнулись, и он меховым шаром покатился вокруг берлоги. Кругов не считал - почувствовал только, как невидимые молотобойцы опять взялись обрабатывать спину, плечи, голову. Привалившись к сосне, закрыл глаза и открыл их лишь тогда, когда понял, что обратное-превращение совершилось.
   В горле и желудке жгло от проглоченного снега. Болело прокушенное Талой ухо, ныли ребра. Глеб схватился рукой - рукой! - за сосновую ветку и, не чувствуя уколов хвои, поднялся на ноги - на ноги! Удивительное дело - после нескольких минут, проведенных в медвежьей шкуре, человечье тело показалось тесным, будто влез в сшитый не по размеру кафтан. Постоял, приходя в себя. Обвел поляну рассеянным взглядом и сразу забыл о чудесах.
   - Коста!
   Коста казался бездыханным. Глеб растопил в руке комок снега и провел ладонью по его лицу.
   - Ты жив?
   Коста открыл глаза. Взгляд его был на удивление ясным. Он увидел склонившегося Глеба и прошептал:
   - Медведь... где?..
   - Убит!
   - Шкуру... с него... сними...
   - Что? - Глеб подумал, что ослышался.
   - Говорю, шкуру... сними... быстрее...
   Глеб вспомнил: старые охотники говорили, что нет лучшего лекарства от ран, чем медвежий жир.
   - Сейчас! Ты только не... Сейчас!
   Глеб, спотыкаясь, подбежал к запорошенной снегом туше и полоснул по ней ножом. Ради Косты он готов был еще раз обернуться медведем и содрать шкуру с самого себя. Олени Элльма как вкопанные стояли на краю поляны и переводили сверкающие глаза с Глеба на Косту, с Косты на Глеба...
   - Готово!
   Глеб расстелил на снегу сочащуюся кровью и жиром шкуру, помог Косте лечь на нее.
   - Накрой, - попросил Коста.
   Глеб накрыл его свободным краем, укутал, как ребенка - от подбородка до пяток.
   - Плотнее... Еще чуть-чуть. Вот теперь хорошо. Коста в изнеможении уронил голову. Глеб поспешно подложил под нее шапку и койбицы. Шкура была большая - в нее можно было завернуть двоих, а то и троих.
   - Лежи. Все будет хорошо...
   Глебу очень хотелось верить в свои слова, но по опыту он знал, что такие раны затягиваются не скоро. Если вообще затягиваются.
   - Зверя... сам убил? - спросил Коста.
   - Сам, - ответил Глеб и тут же подумал: сам ли?
   - Здоровый... Я таких не встречал.
   Глеб в нескольких словах описал ему битву с Талой и свои превращения.
   - Как в сказке, - проговорил Коста и зашевелился под толстой шкурой.
   - Лежи спокойно, - сказал Глеб. - После поговорим. Коста замолчал, но через какое-то время снова заворочался, а на его переносице блеснула капля пота.
   - Что с тобой?
   - Печет. Как на вертеле...
   Он выпростал из-под шкуры руку и стер с лица пот. Глеб уставился на него оловянными глазами.
   - Рука...
   Там, где только что трепетали разорванные вены и белела обнаженная кость, по нежно-розовой, как у младенца, коже тянулся тонкий голубоватый шрам.
   - Не может быть!
   Коста откинул край шкуры и увидел свою грудь, покрытую засохшими бурыми пятнами. Ни жутких ран, ни торчащих ребер... Все еще не веря в свершившееся чудо, он поднялся. С тела, как сухая глина, посыпалась сукровица.
   - Если б кто рассказал, ни за что бы не поверил!
   - Тала... - промолвил Глеб. - Слуга духа. Вот оно, волшебство.
   - Давай-ка уберемся отсюда. И поскорее.
   Глеб подал ему печок. Коста накинул его на голые плечи. Снег продолжал сыпаться из прохудившихся небес. Расстеленная шкура, огромная туша Талы и даже черная дыра в берлоге зарастали белой пеленой.
   - Что у тебя с ухом? - спросил Коста. Глеб тронул ухо и нащупал сгусток запекшейся крови. Ему в голову пришла хорошая мысль - он нагнулся, отколупнул от медвежьей шкуры скользкий комочек жира и приложил к ранке. Она затянулась почти мгновенно.
   - Пора ехать, - сказал Коста, усаживаясь в кережу. Глеб подобрал валявшийся на снегу нож и в последний раз оглядел место битвы. Ощущение нереальности всего, что произошло здесь несколько минут назад, не покидало его.
   - Ущипни меня!
   - Зачем? - Коста разбирал поводья и распутывал кожаные шлейки.
   - Может, это сон?
   - Ухо болело?
   - Болело.
   - Значит, не сон. Садись.
   Глеб забрался в кережу, прикрыл ноги мягкой полстью.
   - Поехали! - сказал Коста оленям.
   Они тронулись с места - сначала медленно, потом все быстрее и быстрее. Лес кончился, упряжка вылетела на простор. В глаза опять хлынула сплошная белизна, закружила голову, заплескалась, закипела... Глеб не заметил, как заснул.
   Его разбудил Коста. Над землей сгустились сумерки, но олени неслись, как два пылающих факела, освещая кережу и пространство на десятки саженей вокруг.
   - Что-то случилось? - спросил Глеб, заметив в глазах у Косты тревожный блеск.
   - Прислушайся.
   Под копытами оленей негромко похрустывал наст. Сперва Глеб не услышал ничего подозрительного, но вскоре до его слуха донесся какой-то звук, похожий на комариный писк.
   - Слышишь?
   - Слышу. Что это?
   - Не знаю. - Сжав в кулаке узду, Коста умерил бег оленей и весь обратился в слух. - Откуда?
   - Кажется, из-под земли.
   Непонятный звук шел снизу, просачиваясь сквозь пористый наст. Вот он стал громче... еще громче... раскололся на множество тончайших голосов, словно ке-режу окружила комариная стая.
   - Опять какая-нибудь нечисть, - громко произнес Коста, и ему почудилось, что кто-то повторил эти слова.
   - Тише! - сказал Глеб.
   Сомнений не было - из нестройного писка стали мало-помалу вылепляться отдельные звуки, напоминавшие обрывки человеческой речи. "Ара-ра-ра! Ара-ра-ра! - отчетливо донеслось из-под снега. - Чахкли! Чахкли! Ара-ра-ра!" В эти странные слова, произносимые чирикающей скороговоркой, вплеталось еще что-то, похожее на детский смех.
   - Это люди! - сказал Коста. - Чтоб мне с места не сойти...
   "С места не сойти! С места не сойти!" - радостно запищали голоса.
   - Если люди, - проговорил Глеб, - то очень маленькие. С ладонь, а то и...
   "С ладонь! С ладонь! Очень маленькие!" Коста потянулся к булаве, и над тундрой взлетел
   его зычный голос:
   - Кто здесь?
   "Кто здесь? Кто здесь?" - хором подхватили невидимки. Очевидно, им доставляло большое удовольствие повторять каждое услышанное слово.
   Олени Элльма спокойно бежали по равнине, пофыркивая и потряхивая головами. Судя по всему, они не испытывали ни малейшей тревоги.
   - Вряд ли это нечисть, - сказал Глеб. - Не похоже. "Вряд ли! Вряд ли! Не похоже!" - подтвердили снизу.
   - Тогда кто?
   - Мундус сенсибилис.
   - Иди ты знаешь куда... - огрызнулся Коста и подхлестнул оленей. Н-но!
   Глеб припомнил то единственное, но самое главное слово на языке жителей земли Тре, которое он выучил, общаясь с Пяйвием.
   - Сейчас попробуем поговорить. Он приподнялся, держась руками за меховые бортики кережи, и во весь голос крикнул:
   - Тиррв!
   "Тиррв! Тиррв! Тиррв!"
   - А теперь по-русски... Здравствуй! "Здравствуй! Здравствуй! Здравствуй!"
   - Так-то лучше...
   Глеба разобрало внезапное веселье.
   - Мы из Новгорода. Из Новгорода! "Из Новгорода! Из Новгорода!"
   - Не ори, - обернулся Коста. - Накличешь...
   Голоса и смех окружали их до тех пор, пока олени не перенесли кережу через замерзшее озерко. После этого наступила тишина, лишь по-прежнему похрустывал снег под острыми копытами. Упряжка углубилась в густой лес, и со всех сторон ее обступили мрачные сосны. Олени пробирались между ними медленно и осторожно.
   - Смотри-ка! Вежа, - сказал Коста, углядев впереди остроконечный холмик.
   - Одна? В такой глуши?
   - Ну и что! Вспомни Элльма. Глеб привстал и посмотрел вперед.
   - Может, это погост Истертой Скалы? Может, мы уже добрались?
   - Так быстро?
   Они подъехали поближе. Вежа стояла под разлапистой сосной, окруженная сугробами. Вместо оленьих шкур она была покрыта мхом и дерном и выглядела убого.
   - Нет, погостом и не пахнет, - уверенно сказал Коста. - Тут, пожалуй, верст на сто вокруг ни одной живой души.
   - Но кто-то же в ней живет!
   - Сейчас поглядим. Ну-ка, стойте!
   Он потянул узду, но олени замотали головами и потащили кережу дальше. Незнакомая - или, наоборот, знакомая? - вежа пугала их. Глеб заметил это и тронул Косту за плечо.
   - Давай не будем останавливаться... Мало тебе медведя?
   Упоминание о медведе только раззадорило Косту. Намотав поводья на кулаки, он откинулся всем телом назад, и олени стали. Над вежей курился легкий дымок, но рядом с ней не было видно ни человечьих, ни оленьих следов.
   Глеб потянул к себе меч.
   - Помнишь, что говорил Элльм? "Огги сделает все, чтобы вам помешать, поэтому дайте оленям волю..."
   - Помню. - Коста пружинисто выпрыгнул из кере-жи. - А еще он говорил, что в нас есть сила. Разве не так?
   - Лучше не рисковать.
   Коста взял булаву, сделал несколько шагов по хрустящему снегу.
   - Чего ты боишься? Мы только заглянем. Если что - олени у входа.
   Вдвоем они осторожно подошли к веже. Коста, держа булаву наготове, отдернул завесу и шагнул внутрь.
   В лицо пахнуло затхлостью. Посреди вежи, в очаге, мерцал слабый огонь, возле которого, накинув на зябкие плечи затертую до дыр оленью шкуру, сидела древняя старуха. Увидев нежданного гостя, она часто-часто заморгала глазами цвета остывшего пепла, но на ее сморщенном лице Коста не прочел ни тревоги, ни страха. Больше в веже не было никого.
   - Заходи, - бросил Коста через плечо и прицепил булаву к поясу.
   Глеб шагнул через порожек.
   - Тиррв!
   - Тиррв, - ответила старуха скрипучим голосом. - Ке тыйй либпе?
   Коста развел руками.
   - Извини, бабуля, мы не местные.
   - Ке тыйй либпе? - повторила старуха, не двигаясь с места. - Каст тыйй пудэт?
   - Что она говорит?
   - Откуда я знаю! - Глеб оглядывал затканные плесенью стены. - Наверно, спрашивает, кто мы такие.
   Коста не церемонясь подсел к старухе и стал объяснять:
   - Мы издалека. Из-за моря. Руши - слышала про таких?
   - Руши? - Ее пепельные глаза задвигались. - Тыйй... руши?
   - Кажется, дошло. - Коста сунул в огонь горстку березовой стружки, разбросанной вокруг очага, и пламя слегка приподнялось, осветив тесное жилище. - Ты нас не бойся. Мы не со злом. Мы отдохнем и поедем дальше.
   - Ке тон лях? - продолжала допытываться старуха.
   - Тьфу ты... Сказано, не понимаю. Глеб! Может, ты растолкуешь?
   Глеб отмахнулся:
   - Говори сам.
   Смотреть в веже было не на что - ворох сухого ягеля, горка птичьих перьев и скомканная рогожа. Похоже, хозяйка - кто бы она ни была - жила в полной нищете.
   - Бабуля, - сказал Коста ласково, - можно нам у тебя переночевать?
   Он сложил ладони вместе и прижал к щеке, изображая подушку.
   - Ночлег, спать... Понимаешь?
   Старуха поняла и молча указала на ягель - мол, устраивайтесь. Коста встал и обрадованно хлопнул руками по коленкам.
   - Аида за дровами!
   Они вышли из вежи. Коста подошел к упряжке и достал вукс с провизией.
   - Сейчас отогреемся, поужинаем... Заодно и бабулю подкормим - уж больно тощая.
   - Коста, - сказал Глеб с тревогой. - Олени дрожат...
   Олени пугливо озирались по сторонам и шаг за шагом отодвигались от вежи. Коста порылся в мешке, достал веревку, сплетенную из прочных корней (Элльм называл ее "хигна"), привязал к сосне и набросил петлю на рога одного из оленей. Потом положил ему на спину тяжелую руку и провел ладонью по искрящейся шерсти.
   - Успокойтесь, глупые. Никого тут нет.
   - Странная бабка, - сказал Глеб полушепотом. - Откуда она взялась? Почему одна?
   - Вопросы интересные, - задумчиво проговорил Коста. - Я бы расспросил, да она по-русски ни бельмеса.
   -Может, уедем?
   - Неловко. Сперва напросились, а теперь бежать? Переночуем, а с утра пораньше тронемся.
   Глебу хотелось сказать еще что-то, но Коста с мешком в руке уже зашагал к веже. Олени покорно замерли под сосной. Глеб вздохнул и пошел рубить ветки.
   Сразу после ужина легли спать. Старуха устроилась возле очага, на рогоже, Глеб с Костой - под стенкой, на ягельной подстилке. От жаркого пламени заросшие инеем шесты внутри вежи оттаяли и покрылись крупными каплями, но из всех щелей тянуло ледяным холодом, и Глебу пришлось надеть койбицы. Обоим не спалось. Коста ворочался с боку на бок, поглядывая то на старуху, то на завешенный грязной тряпкой вход.
   Задремали только под утро. Сквозь тонкую пелену беспокойного сна Глеб продолжал улавливать звуки, запахи, холодные прикосновения сквозняков. Сквозняки... По открытому лицу пробежала волна морозного воздуха, и Глеб проснулся.
   Через реппень лился жидкий, как ряженка, лунный свет. Он падал на то место, где был очаг, и круглым пятном растекался по полу.
   - Коста! - Глеб тряхнул друга за плечо. - Проснись!
   Коста поднял голову и стал тереть кулаками сонные глаза.
   - Что стряслось?
   - Старуха исчезла! - прошептал Глеб, шаря глазами по веже.
   - Как исчезла? - Руки Косты опустились, он сел и уставился на качавшуюся над входом занавеску. - Вышла?
   - Тс-с! - Глеб на коленях подполз к занавеске и приподнял угол.
   Снаружи доносились какие-то звуки - как будто хлопали крылья.
   - Что там? - спросил Коста.
   - Наши олени, кережа... Старухи нет!
   - Погоди-ка. - Коста приложил ухо к стене. - Это, кажется, здесь.
   Он тихонько проковырял пальцем дерн, заглянул в дырку, и его бугристые плечи напряглись. Глеб подполз к нему и, сгорая от нетерпения, ткнул кулаком в бок.
   - Что видно?
   Коста безмолвствовал. Пронзительно засвистел ветер, хлопанье стало громче, потом вдруг оборвалось, и наступила тишина.
   - Все. - Коста отвалился от стены и потрогал пальцами покрасневший глаз. - Улетела...
   - Как улетела?!
   - На рогоже... Сказку про ковер-самолет слыхал?
   У Косты был вид человека, которого только что огрели по голове чем-то тяжелым. Глеб вцепился в него и потянул к выходу.
   - Идем! Скорее!
   Привязанные к сосне олени рвались изо всех сил, дергая кережу и громко стуча рогами. Коста принялся второпях распутывать затвердевшую на морозе хигну. Пальцы стыли, он, ругаясь, дышал на них, растягивал ногтями обледенелый узел, но веревка не поддавалась.
   Большая черная тень на мгновение закрыла луну. Глеб опять услышал хлопанье и увидел над крышей вежи старуху. Она вынырнула из ночной тьмы, как лемех из пашни, и медленно опустилась на снег. В ее руках, словно парус на рее, трепыхалась рогожа. Увидев Глеба и Косту, она завопила:
   - Разнайке! Разнайке!
   Коста выхватил нож и перерезал упрямую веревку. Но было поздно. Из-за сосны, прямо в переливы света, исходившего от оленей, выскочила росомаха. Глеб вздрогнул. Она была величиной со льва, которого он видел однажды в половецких землях.
   Меч сам выскользнул из ножен и ткнулся рукоятью в подставленную ладонь. Глеб взмахнул им над головой. На лезвие, ничуть не потускневшее за месяцы странствий, упали отблески голубого сияния, и отраженный луч молнией метнулся в чащу. Глебу почудилось, что сосны закачались, а под ними замелькали бесформенные тени. Забыв об опасности, он повернул голову и тут же пожалел об этом. Росомаха бросилась на него и вцепилась зубами в запястье. От сильного толчка меч вывалился из ладони и ушел в глубокий снег по самую рукоять. Острые клыки прокусили толстый рукав и вонзились в кожу.
   Глеб левой рукой схватил зверя за вздыбленный загривок. Началась борьба. Ему удалось просунуть ладонь в койбице под верхнюю челюсть росомахи. Цепенея от натуги, он стал разжимать железную пасть. Вершок... другой... Глеб перехватил освобожденной рукой нижнюю челюсть, и из горла росомахи вырвался сдавленный хрип.
   - Берегись! - закричал Коста.
   Глеб отшвырнул от себя полумертвую росомаху и увидел, как целая стая точно таких же зверей, словно прорвавшая плотину река, накатывается на упряжку.
   - Разнайке! Разнайке! - надрывалась старуха. Коста с булавой в руке качался, как маятник, и рассыпал удары направо и налево. Росомахи остервенело кидались на него и огромными тряпичными мячами отлетали назад. Две из них прорвались к упряжке, но, наткнувшись на опущенные оленьи рога, с визгом покатились по снегу.
   Глеб выдернул меч из сугроба и бросился на помощь.
   - Сзади! - заорал Коста, словно на затылке у него были глаза.
   Глеб обернулся и прямо в воздухе рассек на две части падавшую ему на плечи росомаху. Стая обступила упряжку со всех сторон. Глеб перепрыгнул через кережу, и меч замелькал в его руке, разбрасывая огненные блики.
   Старуха перестала кричать. Теперь в этом не было необходимости росомахи, сотнями появлявшиеся из-за сосен, бросались вслед за теми, которые плотным шевелящимся кольцом сдавили упряжку. Они толкались, лязгали зубами, громоздились друг на друга и черными волнами обрушивались на чужаков. Глеб и Коста бились спина к спине - между ними была только узкая кережа, из которой летел выдираемый клыками олений мех.
   Глеб раз за разом вскидывал глаза, надеясь, что этот дикий поток в конце концов иссякнет, но видел вокруг только алые пасти и горящие ярким рубиновым светом зрачки. Не видно было даже снега - росомахи слились в сплошное море, покрывшее собою все обозримое пространство.
   - Надо прорваться! - закричал Коста охрипшим голосом.
   - Как?!
   Сразу две росомахи повисли на руках у Глеба, вцепившись зубами в печок. Он стряхнул их, но от сильного толчка в живот колени подогнулись, и он рухнул в кережу, ударившись затылком о спину Косты.
   - Держись! - крикнул Коста и, бешено вращая булавой, ринулся в самую гущу звериной стаи.
   Олени стояли, склонив ветвистые рога. Очевидно, их хранило заклятье Элльма - лишь две или три росомахи, щурясь от волшебного сияния, попытались подступиться к ним, но были отброшены.
   Глеб потерял Косту из вида. Стоя в кереже, он отбивал атаки сразу с трех сторон. По лицу катился пот, суставы трещали, тело разрывалось на части от боли и усталости.
   - Держись! - снова послышался голос Косты. Смяв передние ряды росомах, он оттеснил их от упряжки и хлестнул обрывком хигны по оленьим спинам. Упряжка сорвалась с места, как выпущенная из лука стрела. Глеб ничком упал в кережу и зарылся лицом в мех.
   - Разнайке! - опять заверещала старуха, но ее голос утонул в скрипе снега и рычании, вырывавшемся из тысяч звериных глоток.
   Глеб приподнялся и увидел Косту, который в окружении росомах бежал следом за упряжкой.
   - Давай руку!
   - Не надо! - Коста из последних сил прибавил ходу и, тяжело дыша, повалился в кережу. - Гони!
   - Выносите, родимые!
   Олени, сметая замешкавшихся росомах мощными рогами, мчались вперед. Лес поредел, вдалеке опять показалось широкое снежное поле.
   - Выбрались? - прохрипел Глеб, сжимая в руке меч.
   - Не торопись... Посмотри назад.
   Росомахи не отставали. Некоторые из них бежали вровень с упряжкой, норовя вцепиться в меховые борта кережи. Одна, самая нахальная, оттолкнувшись от снега упругими лапами, прыгнула на Косту, но короткий встречный удар отбросил ее в сторону.
   Глеба осенило. Он развязал мешок с провизией и швырнул росомахам шмат пойды. В рядах преследователей возникло замешательство - одни с жадным урчанием набросились на упавшее в сугроб сало, другие продолжали погоню. Глеб запустил руку в мешок и вынул кусок заиндевелого мяса.
   - Нате, жрите!
   Стая смешалась. Росомахи кинулись за подачкой и, вырывая ее друг у друга, сбились в огромную кучу.
   - Еще?
   Глеб бросил им мороженую рыбину.
   - Хватит, - сказал Коста и положил руку на мешок. - Побереги, самим пригодится.
   Большинство преследователей осталось далеко позади. За упряжкой бежал только десяток самых настырных, но версты через три все они отстали. Коста промокнул рукавом мокрый лоб.
   - Вот теперь, кажется, все.
   - Где твоя шапка? - спросил Глеб.
   - Вспомнил! Там же, где и твоя. То-то старуха обрадуется...
   - Знаешь, что я подумал?
   -Что?
   - Это, наверно, и есть та самая Адзь, про которую говорил Элльм. А мы, остолопы, не дослушали.
   - Ладно. Чего теперь каяться... Обошлось. Олени замедлили бег, взбираясь на пологую сопку. Глеб закутался в печок и поднял воротник. Вскоре кережа покатилась под уклон, а вокруг опять разостлалась бескрайняя равнина.
   - Теперь без остановок до самого конца. Так? Коста не отозвался - не хотелось зарекаться. Поерзав в кереже, он сказал:
   - Ты как хочешь, а я вздремну. Умаялся...
   Они мчались без передышки целый день. Мимо стремительно проносились сопки, заснеженные леса, спящие подо льдом реки и озера. Коста отпустил поводья, и олени, никем не сдерживаемые, легко бежали по безмолвной тундре. Глеб начал понемногу успокаиваться. По всем расчетам, они преодолели больше половины пути, победили Талу, удачно ушли от Адзи, и в душе появилась надежда, что оставшийся отрезок удастся миновать без приключений.
   Оленьи копыта застучали по толстому ледяному покрову - упряжка пересекала какое-то озеро. Глебу почудилось, что лед светится изнутри слабым зеленоватым светом. Он хотел разбудить Косту, который мирно дремал, уронив голову на грудь, но в этот миг издалека, со стороны гор, окружавших озеро, донесся непонятный гул. Коста вскинул голову:
   - Что это?
   Глеб посмотрел на круглые вершины, и ему показалось, что снег на них зашевелился, как волосы на голове у человека, объятого смертельным страхом.
   - Лавина?
   Гул повторился, и по озеру - от берега до берега - прокатилась дрожь. Лицо Косты помрачнело.
   - Хуже... Кажется, землетрясение.
   Он схватил поводья и хотел подстегнуть оленей, но они и без того неслись как ветер, почти не касаясь копытами льда. Упряжка была как раз на середине озера.
   - Не вовремя, - сквозь зубы процедил Коста. - Если лед не выдержит...
   Фразу можно было не заканчивать - Глеб и сам понимал, какая участь ждет их, если упряжка провалится в ледяную воду.
   - Быстрее, родимые, быстрее!..
   После нового толчка поверхность льда покрылась тонкими трещинами. С вершины одной из гор широким языком пополз снег. Коста громко скрипнул зубами.
   - Еще чуть-чуть... Ну!
   Берег приближался. До него оставалось совсем немного - несколько десятков саженей, три-четыре мгновения. Глеб с шумом потянул в себя воздух, надеясь выпустить его уже на суше, но внезапно по льду пробежала узкая кривая полоса, и голубой панцирь раскололся, словно хрупкое стекло. Прямо перед оленями возникла черная пропасть.
   - Стой!
   Коста успел крикнуть и натянуть поводья, но оленей уже нельзя было остановить. Они взмыли над полыньей, кережу вместе с седоками рвануло вверх. Коста упал на Глеба и всей своей массой вдавил его в корму. Полет продолжался долю секунды - передние копыта оленей ударились о край ледового полотна... заскользили... и упряжка рухнула в воду.
   Первым опомнился Коста. Он схватил нож и стал рубить постромки. Олени барахтались в воде, тщетно пытаясь зацепиться за лед. Помочь им было невозможно. Кережа ходила ходуном, волны лизали ее низкие борта, и Глебу казалось, что она вот-вот пойдет ко дну.
   Перерезав последний ремень, Коста закричал:
   - Назад! На льдину!
   Кережа держалась на поверхности озера, как настоящая лодка, но вода вокруг утопавших оленей бурлила с неистовой силой, и Коста стал лихорадочно отгребать назад, к изломанному ледяному краю. Весел не было - гребли ладонями, вода прожигала руки холодом до самых костей.
   Ледовое поле с оглушительным треском раскалывалось на части. Горы, берега, озеро - все качалось и подпрыгивало, будто где-то под землей ворочалось пробудившееся ото сна гигантское чудовище. Дрожало даже небо, из которого, словно из частого сита, сеялся на землю мелкий, как мука, снег.
   Коста ползком выбрался на льдину, помог Глебу. Вдвоем они вытащили из воды кережу. Глеб натянул на онемевшие руки койбицы и обернулся. На его глазах две громадные льдины сошлись вместе, как витязи на поединке, и, столкнувшись, с грохотом рассыпались на куски. Там, где только что дробили воду олени Элльма, расходились в стороны широкие круги.
   У Глеба заныло в груди. Оказаться затерянными в самом сердце чужой земли - что могло быть хуже? Оле ни были их единственной надеждой, и после того, что случилось, он почувствовал себя совершенно беспомощным. Коста стоял рядом, его лохматые брови были насуплены, а губы сжались в узкую щель.
   Подземные толчки прекратились. Земля перестала трястись, но тяжелые потоки снега все еще сползали с покатых вершин, а льдины на поверхности озера продолжали колыхаться, сшибаясь и обламывая друг о друга острые края. Небо, словно по команде, очистилось, и из сумерек проклюнулись вечерние звезды.
   Коста разжал слипшиеся на морозе губы и проговорил:
   - Опять...
   - Что опять?
   - Опять обошлось.
   Обошлось ли? Глеб огляделся вокруг. Льдину, на которой они стояли, медленно несло вперед. Ее края крошились, как перепеченный хлеб, и Глебу, чтобы не свалиться, пришлось отступить к середине.
   - Надо выбираться, - сказал Коста. - Берег близко, проскочим.
   Льдина застряла среди бесформенных глыб и остановилась. Коста смерил глазами расстояние и затянул потуже пояс, будто готовился к прыжку через бездну. От берега их отделяло шагов пятьдесят. Мороз окреп, и трещины быстро затягивались прозрачной сизой коркой.