- Да. От нее все умирать - люди, звери... Даже змей.
- Где ж ее взять, твою отраву? - в сердцах проговорил Илья. - Вода кругом.
Море кипело со всех сторон. Круги, описываемые змеем, сужались, и ушкуй болтался на волнах, как игрушечный берестяной кораблик. Казалось, еще чуть-чуть, и от него останутся одни щепки. Жуткая пасть время от времени показывалась над клочьями пены, и отчетливо слышался лязг зубов-кинжалов.
Пяйвий стоял бледный как полотно. Глеб выхватил меч - что еще оставалось делать? И только Коста, спокойный, как всегда, сделал то, чего никто не ожидал: вынул из кармана новгородскую свистульку и, приложив к губам, дунул во всю силу могучих легких.
Свист получился воистину богатырским. У всех до одного заложило уши, а Глеб вспомнил сказку про Соловья Разбойника и подумал, что окажись поблизости трава - полегла бы вся. Даже волны на несколько верст вокруг испуганно присели, как шаловливые дети от родительского окрика. А змей, словно былинный Горыныч, которого хитрый Иван, подкравшись сзади, огрел по башке дубиной, замер и вылупил глаза - из игольных ушек они превратились в две большие оловянные пуговицы.
- Дошло! - крикнул Коста не без удовольствия. - А ну-ка еще разок!
В глазах змея полыхнуло фиолетовое пламя. Неведомая сила вытолкнула его из воды - окруженный алмазной россыпью брызг, он взмыл в небо, будто поверил, что у него, как у Горыныча, есть крылья, и, выгнувшись подковой, рухнул обратно. Ушкуй - ореховая скорлупа! - завертелся на месте, хлебая воду то одним, другим бортом. Водоворот потянул его вниз - в ледяную бездну. Парус затрепыхался, как дыхание в горле умирающего.
- Эх... ма!
Глеб упал на палубу, обхватив руками основание мачты. Почувствовал, как корабль, словно маятник, достигший нижней отметки, снова потянуло наверх. Р-раз! - и опять вниз... Р-раз! - наверх...
- Качели! - прохрипел распластавшийся рядом Коста.
Вдруг сумасшедшая пляска прекратилась. Море дрожало под днищем ушкуя крупной дрожью, но опасные колебания мало-помалу затихали. Держась за мачту, Глеб поднялся, шагнул на полусогнутых к борту. Ощущение было такое, что палуба может в любую минуту провалиться.
Волны за бортом невпопад всплескивали, раздавая друг другу незаслуженные оплеухи, но вода уже не бурлила. Глеб обшарил море глазами до самого горизонта - не покажется ли зубастая голова чудища? Пусто...
Подошел Коста, с усталым выдохом навалился грудью на борт.
- Ушел.
- Уплыл...
Глеб потрогал вскочившую на лбу шишку, повертел ноющей шеей.
- Все целы?
- Кажись, все.
Ушкуй со стариковским кряхтением выпрямился. Мачта, парус, снасти - все было на месте.
- Считай, дешево отделались.
- Пока дешево...
Впрочем, толку от уцелевшего паруса было немного. Когда вышли из Онежской губы, он бессильно повис на мачте - над морем воцарился мертвый штиль. Пришлось браться за весла. Садились по двое, сменялись через каждые полчаса. Ушкуй полз, как улитка по стеблю.
- Что за напасть! - досадовал Илья, глядя, как медленно уплывает вдаль Летний берег, последний привет Заволочья. - Мужики рассказывали, что в Студеное море осенью лучше не соваться - бурям конца нет. А тут - хоть бы ветерок.
- Еще успеется, - говорил осторожный Коста. - После жалеть будешь, что накликал.
- Не буду. Из этого киселя век не выбраться. Уж лучше буря.
Дни проскальзывали по небу стремительно, вспыхивая и сгорая дотла, как тонкие лучины. Зато ночи тянулись долго и тревожно. Глеб проглядел все глаза, ожидая, что из морской пучины вынырнет какое-нибудь новое чудо, и держа наготове испробованное Костой оружие. Но, кроме чаек, не видно было никого.
Однажды вечером на востоке показался пустынный берег какого-то острова. Глеб справился по карте, начертанной на кожаном лоскуте, и позвал всех на палубу.
- Железные Ворота? - догадался Илья.
- Похоже, они.
Дальше на карте не было ни единого знака - севернее этих мест никто из русичей не проникал. Глеб хотел выбросить ее за ненадобностью, но передумал.
- Если повезет, дорисуем сами. Коста смотрел на остров, проплывавший мимо. Камни, камни, камни, редкие деревья...
- Как он называется?
- Каяне называть Мудьюг, - ответил Пяйвий. - Извилистая Река.
- Значит, там есть вода, - сказал Савва. - Не сделать ли нам остановку?
- Унылое место, - поморщился Коста. - Давайте лучше налево. Там и вода есть, и лес побогаче.
- Откуда ты знаешь?
- Чутье...
Повернули на запад, и через некоторое время линию горизонта заслонил материк. В вечерних сумерках он надвинулся непроницаемой стеной и застыл, когда волна вынесла ушкуй на песчаную отмель.
- Переночуем здесь, - распорядился Глеб. - Если ничего не случится, утром пойдем на разведку.
- Все вместе?
- Завтра решим.
Ночь прошла тихо. Утром Илья предложил разделиться: троим остаться на ушкуе, троим идти в лес. Но Коста рассудил иначе:
- Двоих на ушкуе достаточно. А в лесу, случись что, пара рук лишней не окажется. Как считаешь?
Вопрос был обращен к Глебу. Тот мгновение раздумывал, потом кивнул, соглашаясь. Осталось решить, кто пойдет, а кто останется. Коста отколол ножом от мачты тонкую щепу, разломил ее на шесть частей. Отвернулся.
- Кинем жребий. Кто вытянет длинную, тот останется.
Первым тянул Глеб.
- Короткая. Вторым - Илья.
- Короткая...
Короткие попались и Савве с Пяйвием. Последние две щепки Коста, не показывая, выбросил за борт.
- Все ясно. Мы с Алаем остаемся.
- Смотрите в оба. Если вдруг...
- Знаю. Не первый год замужем.
Коста выглядел мрачнее обычного. Подавая Глебу лук, подергал тетиву, проверил, нет ли трещин. Для Глеба в этом настроении было что-то не совсем понятное - он чувствовал, что Косту мучит не только тревога, ставшая в последние дни и недели такой же привычной, как ночная тьма. Нет... в голове у Косты зрело что-то еще. Что? Глеб хотел спросить, но передумал. Не сейчас.
- Идите. Удачи вам. - Коста задержал свою ладонь в ладони Глеба, но ничего больше не сказал и, подождав, пока они сойдут на берег, полез в трюм доставать пустые бочонки.
Илья с Саввой пошли вперед. Глеб хотел нагнать их, но Пяйвий придержал его за рукав и зашептал в самое ухо:
- Глеб... Я смотреть на воду...
- На воду?
- Щепки! Коста бросить их в море.
- Ну и что?
- Глеб... Они все быть короткие. ВСЕ!
Глеб молча сдавил его руку и ускорил шаг. Они догнали Илью с Саввой и дальше пошли вчетвером.
Небо было прозрачным - без облаков, без тумана, - но из этой прозрачности стали вдруг медленно спускаться невесомые, как козий пух, снежинки. Одна из них, словно муха, закружила над Глебом, коснулась лица и, растаяв, стекла по щеке холодной слезинкой.
- Первый снег, - проговорил Илья, глядя вверх.
- Это для нас он первый. Здесь, поди, уже порошило.
- Не похоже. Земля сухая. - Илья нагнулся, сорвал яркую, как капля крови, брусничину, бросил в рот. - Сладкая... Морозом прихвачена.
- Мороз здесь точно был. Тропа хрустит, слышишь?
- Тропа?
Сами того не замечая, они шли по тропе - широкой и плотной. Она тянулась от берега в глубину леса, петляя между голыми деревьями, и протоптали ее, вне всякого сомнения, человеческие ноги.
- Ветка сломана, - сказал Савва.
- Не сломана, а срезана, - поправил Илья. - И срез свежий. Сегодняшний...
Глеб пошел медленнее и тише, сделав товарищам знак быть настороже. Впереди показалась неторопливая речушка. Тропа вела прямо к ней.
- Воду нашли, - сказал Глеб полушепотом. - Хорошо, что рядом.
Савва подошел к реке, погрузил ладони в ледяную воду. Пока пил, заметил на другом берегу еще одну тропу.
- Мешкать нельзя. Могут нагрянуть хозяева, и тогда неприятностей не оберемся.
- Хозяева... Кто - каяне или карелы?
- А пес их разберет. По мне, разницы никакой.
- Разница есть. Правда, Пяйвий?
- Карелы хороший, - отозвался Пяйвий, озираясь.
- А каяне?
- Каяне злой. С каяне лучше не встречаться.
- Слышал? - Савва встряхнул мокрыми руками. - Лучше не встречаться. Вот и я говорю...
- Слышать-то слышал. - Глеб внезапно нахмурился и потянул меч из ножен. - Только рассуждать об этом уже поздно.
- Почему?
- Глянь-ка вон туда.
В сетчатых просветах между ветвями мелькали чьи-то фигуры. Лес, застывший и безмолвный, вдруг огласился криками и топотом.
- Вот и приплыли... - Илья по примеру Глеба уронил руку на рукоять меча, но вынимать его не торопился. - Может, карелы?
- Сейчас увидим. Пяйвий!
Чужаков... нет, не чужаков - хозяев!.. уже можно было разглядеть. Высокие, рыжеволосые, в меховых безрукавках, они бежали к реке, размахивая мечами.
- Каяне! - промолвил Пяйвий, и голос его заметно дрогнул.
- Что будем делать? - спросил Илья. На раздумья оставалось несколько мгновений. Еще
не поздно было отступить к морю, где дожидались Коста с Алаем, но Глеб медлил.
- Их немного! - сказал Савва, приглядевшись. - Человек восемь.
- Каяне не чудь, - предупредил Пяйвий, прижавшись спиной к дереву. Каяне умный.
- А мы что, глупые?
Все трое посмотрели на Глеба, ожидая решения. Он убедился, что каян и впрямь не больше десятка, и с суровым лицом вскинул меч над головой - жест, для которого не требовалось пояснений. Илья и Савва встали по бокам, а Пяйвий остался возле дерева - жаль было покидать удобную позицию.
Закачались ветки, и каяне с гиком высыпали на берег реки, устланный гниющей листвой. На Глеба насели сразу трое. Толкаясь, замахали клинками каждый норовил нанести удар первым. Одного Глеб уложил сразу - в суматохе тот запутался в собственных ногах и неосторожно подставил бок. Двое других оказались хитрее: чтобы не мешать друг другу, разделились и стали поочередно наскакивать то справа, то слева. Глеб, вертясь на каблуках, отбивал удар за ударом. Главное было - держатъ обоих на расстоянии и не дать смертельным клещам сомкнуться.
Голосов уже не было слышно - им на смену пришли хриплые выдохи и ожесточенное бряцание мечей. Глеб не заметил, как под ногами оказалась вода. Подошвы сапог заскользили по гладким камням. Почувствовал, как внезапный холод сдавил щиколотки, и понял, что каяне загнали его в реку. Выгадав момент, обрушился на того, который был слева, оттеснил его и выскочил на берег. Получилось удачно - каяне не успели опомниться, и Глеб на долю секунды увидел перед собой их плоские, как струганые доски, спины. С трудом поборол в себе искушение всадить меч между лопаток, крикнул злорадно:
- Я здесь!
Бой закипел с еще большей яростью. Каяне подступили почти вплотную и сжали Глеба с боков, не давая ему ни вырваться, ни развернуться. В ударах, которые поначалу сыпались часто и беспорядочно, появилась удивительная для горячей рубки слаженность: теперь клинки падали на Глеба каждый в свой черед мощно и безостановочно, как молоты в руках двух опытных кузнецов, бьющих по одной наковальне. Отражать удары стало проще, но каждый из них пронизывал тело болью до самых пяток, и вскоре Глеб ощутил предательскую дрожь в мышцах.
Рядом, рукой подать, стояли припорошенные снегом ели. Можно было нырнуть под нависшие над землей мохнатые лапы, перехитрить противников, выцарапать короткий миг для передышки. Глеб попробовал выскользнуть из окружения и едва не поплатился головой. Всего на мгновение потерял из виду одного из каян, и тотчас вражий меч просвистел на вершок от макушки, срезав прядь волос.
Оставалось ждать чуда или чьей-то помощи. Сначала пришло первое. Было это не совсем чудо - просто маленькая оплошность: каяне сошлись так близко, что столкнулись плечами. Молотобойная машина дала сбой, и сердце в груди у Глеба вздрогнуло - шанс! Одновременно с этим правая рука, не дожидаясь команды мозга, вытянулась в струну, и лезвие меча глубоко вошло в живот каянина. Тот охнул, сложился пополам... больше Глеб на него не смотрел - выдернул меч и схватился один на один с последним противником. Тот, разгоряченный схваткой, обливался потом - со слипшихся рыжих волос ручьи текли на лицо, на бороду, разбрызгивались в стороны. Каянин фыркал, тряс головой и был похож на собаку, вылезшую из воды. Глебу было не легче - соленая влага заливала глаза, а кожа под одеждой горела, словно где-то внутри, в груди или в животе, полыхал раскаленный горн. Хотелось сбросить кафтан, подставить всего себя под живительные поцелуи снежинок, но бой длился без права на остановку.
И все же усталость брала свое. Мечи скрестились в очередной раз, и измученный каянин всем своим весом навалился на Глеба. Глеб попятился, колени подогнулись, и лицо каянина провалилось вниз. Небо, деревья - все полетело кувырком, а в спину больно ударила заиндевелая земля. В глазах задрожало, но, сощурившись, Глеб увидел над собой меч, занесенный для последнего удара...
Широкая еловая лапа слегка качнулась, стряхнув на лицо ворох пушистых снежинок. Из-за нее вылетела стрела и проткнула каянину грудь. Он рухнул рядом с Глебом, и дымящаяся кровь потекла из раны, прожигая тонкий снеговой настил. Глеб оторвал от земли голову, увидел истоптанный берег, трупы каян, между ними - окровавленного Илью. Пяйвий и Савва стояли спина к спине, их окружали четверо. Тут мучнистые покровы деревьев взлетели вверх, и в воздухе повисло белое облако, из которого, словно волшебник, появился Коста. Два взмаха булавой - два проломленных черепа. Каяне были застигнуты врасплох - двое оставшихся побросали мечи и с воем кинулись в лес. Коста не стал их преследовать - опустил булаву и подошел к Глебу.
- Руки-ноги целы?
- Вроде целы.
- А голова?
- В порядке... Что с Ильей?
Над неподвижным Ильей уже склонились Пяйвий и Савва.
- Кажется, жив... Плечо разрублено.
Коста расстегнул кафтан, оторвал от рубахи лоскут.
- Я перевяжу. Принесите кто-нибудь палку покрепче.
- Зачем? - тупо проговорил Савва.
- Затем, чтоб ты спросил! - Коста был раздражен и не скрывал этого. Кость сломана, понял?
Палку принес Пяйвий. Коста крепко примотал ее к сломанной руке Ильи.
- Ничего, оклемается... Это еще не самое страшное.
- Как ты здесь оказался? - спросил Глеб. - Услышал?
- "Услышал"! Вас, остолопов, никуда нельзя отпускать - вечно во что-нибудь влипнете.
Илья пришел в себя. Коста помог ему сесть, прислонил спиной к березе. Савва выкрутил из жесткого мха переросшую волнушку с загнутыми, как у чаши, краями, принес в ней воды из реки.
- Пей.
Губы Ильи кривились от боли, но он не стонал. Коста нагнулся над ним, посмотрел в глаза.
- Идти сможешь?
- Попробую...
Глеб передернул плечами - холод быстро въедался в распаренное тело. Надо было поторапливаться. Вдвоем с Костой они попытались поставить Илью на ноги. На лбу у Ильи появилась испарина, он застонал.
- Стоп, - сказал Коста. - Так не пойдет. Несите жерди.
Глеб каянским мечом срубил два невысоких деревца, отсек ветки. Коста наскоро соорудил носилки и застелил сверху лапником, чтобы было помягче. На носилки осторожно уложили Илью.
- Пойдем потихоньку.
Коста взялся спереди, Глеб сзади. Оружие отдали Савве и Пяйвию. Захрустела тропа, и река осталась позади. Идти старались в ногу, без толчков, но по пути Илья опять впал в забытье, и его голова бессильно качалась из стороны в сторону.
Ушкуй стоял на прежнем месте, зарывшись в отмель. На берегу горел костерок, возле которого хозяйничал Алай. Увидев Илью, лежащего на носилках, он сокрушенно замигал глазами.
- Что с ним?
Глеб вкратце объяснил, что произошло. Алай засуетился, стал расталкивать камни, освобождая место у огня.
- Кладите сюда.
- Сыро здесь, - сказал Коста. - Застудится... Отнесем на ушкуй.
Илью - как был, на носилках, - перенесли на палубу. С ним остался Пяйвий. Савва протянул горсть собранной по дороге брусники.
- Дай, когда очнется.
Над костром в котле кипела вода - из пойманной накануне мелкой рыбешки Алай варил уху. С моря потянул ветерок, и струя дыма, заклубившись, опустилась на лес, поползла по верхушкам деревьев.
- Заметят! - встревожился Савва. - В другой раз можем и не отбиться.
- Теперь не страшно, - сказал Глеб. -Ушкуй под боком. Если что, успеем отплыть. Главное - не прозевать.
Вода в котле клокотала, брызги с шипением летели в костер. Коста наклонился, потянул носом пар и достал из-за голенища ложку.
- Кажись, готово. - Зачерпнул ухи, поднес Алаю. - Повару первое угощение.
Я потом, - сказал Алай, отодвигаясь.
- Нехорошо. Обычай велит... - Коста говорил с какой-то тихой, почти ласковой настойчивостью. - Хотя бы пробу сними.
Алай отодвинулся еще дальше и, будто ненароком, толкнул протянутую руку. Уха выплеснулась на землю.
Коста уронил ложку и, резко подавшись вперед, схватил Алая за грудки.
- Яду подмешал? Говори, гад!
У Глеба от неожиданности язык прилип к гортани - он раскрыл рот, но не смог издать ни звука. Окаменел и Савва.
- Пусти! - Алай задергался, как рыба на крючке. - Рехнулся, что ли?
- Пущу. - Коста разжал пальцы и тут же сомкнул их на рукоятке булавы. Если рыпнешься, считай, что ты покойник.
- Чокнутый! - нервно засопел Алай, одергивая кафтан.
- Заткнись, пока цел.
К Глебу наконец вернулся дар речи:
- Что происходит? Коста!
- А это ты у него спроси. Пусть он расскажет - и про Трофима с Игнатием, и про Шестопала, и про сон-траву...
- Так это... - Глеб перевел взгляд на Алая, - это... ты?
- Чушь! - Алай порывисто поднялся, шагнул в сторону леса.
- Стой!
Коста вскочил на ноги. Алай обернулся, и из его ладони змеиным жалом выскользнуло тонкое лезвие.
Глеб не успел сообразить, что случилось, - увидел только, как быстрее молнии сорвался со своего места Савва и вклинился между Алаем и Костой. Послышался глухой удар... вскрик... Нож, летевший в грудь Косты, попал в Савву и застрял в горле. Хлынула кровь. Савва упал. Тут ноги сами подбросили Глеба он выхватил меч и очутился с Алаем лицом к лицу.
- Получай за всех!
В руке Алая тоже сверкнул меч. Сшиблись. Клинки зазвякали, рассыпая искры. Глебом овладел приступ ярости. Усталость, навалившаяся на плечи после битвы с каянами, разом исчезла - тело налилось мощью и стало упругим, как лоза. Он смял Алая, как ураган сминает убогую хижину, и остановился только тогда, когда увидел под ногами искромсанный труп..
- Готов...
К костру, спотыкаясь о камни, бежал Пяйвий. Коста сидел на коленях, придерживая руками голову Саввы. Глеб, пошатываясь, подошел, воткнул в землю меч и почувствовал, как на глаза наворачиваются слезы.
- Савва!..
Савва приподнял веки, набрякшие, как две страшные опухоли, зашевелил сухими губами. Изо рта вырвался фонтан крови, голова дрогнула - раз, другой, и Савва затих. Коста бережно опустил его на землю.
- Все...
Пяйвий застыл у костра, как статуя. Глеб посмотрел сквозь него и проговорил бесцветным голосом:
- Вот, значит, как... Я-то думал...
- Моя вина, - сказал Коста.
- Ты знал?
- Догадывался.
- Алай... Кто бы мог... - Слова показались Глебу лишними, и он умолк.
Коста поднял котел и медленно вылил его содержимое в огонь. В воздухе заклубилось облако пара, поплыло к лесу - туда, где таяли, зацепившись за ветки, клочья дыма. Костер погас.
Пяйвий нетвердой походкой подошел к скрюченному телу Алая.
- Но почему он? Зачем?
- Трофим с Игнатием, Шестопал, сожженный ушкуй, - начал перечислять Коста, - веревка, лук...
- Хватит, - остановил его Глеб. - Я все помню. Скажи лучше, для чего он это делал?
- Об этом я хотел спросить у него. Жаль, не получилось.
- Как ты его раскусил?
- Случайно. Помнишь болото? Когда вы уходили в лес, он вертелся возле Ильи, а в глазах было что-то... лисье... Я еще подумал, не стянул ли чего. А потом оказалось, что у Ильи в кармане два свистка.
- Но какой смысл?
- Прямой. Он убил Гарюту, взял его свисток, забрался в топь и стал скликать вас.
- Зачем?
- Чтобы заманить в болото. Вспомни, как было дело... Ваше счастье, что спаслись.
- Но ведь он тоже тонул! Мы с Пяйвием сами...
- Рассчитал верно. Дождался вас и сиганул в болото. Знал, что вытащите.
- Могли и не успеть.
- Рисковал, конечно... Значит, нужно было.
- Для чего?!
- Отстань. - Коста отвернулся. - Теперь на этот вопрос отвечать некому.
- Почему же ты молчал, если догадывался?
- А вдруг ошибка? Грех человека подставлять.
- А сейчас?
- Сейчас решился. Только не думал, что все так обернется. Я и в лес его с вами не пустил - боялся, что напоретесь на каян и он переметнется на их сторону.
- Но ведь тогда, у Кенозера, он дрался вместе с нами!
Коста извлек из погасшего костра палочку, стал, по обыкновению, чертить фигуры. Думал.
- Я тоже многого не понимаю. Почему он сжег только один ушкуй, почему не прикончил нас всех на волоке?
- Может, ему нужно было попасть в землю Тре?
- Может, и так...
Глеб подошел к Пяйвию. Взгляд магнитом притянуло к сизому, как мерзлая земля, лицу Алая. Глебу померещилось, что щеки мертвеца вздрогнули... Или не померещилось?
- Коста!
Коста подошел, и они втроем, оцепенев, стали смотреть на то, что происходило с обликом человека, которого они считали новгородцем и к которому за долгие недели путешествия успели привыкнуть. Лицо Алая стало менять очертания - будто недовольный своей работой гончар в порыве вдохновения принялся тонкими пальцами придавать еще не застывшей глине новые формы. Окладистая борода Алая стала маленькой и жидкой. Длинный заостренный нос укоротился и утонул во впадине между округлившимися скулами. На щеках и на лбу пролегли глубокие старческие морщины. Но самое удивительное произошло с глазами - они почернели и превратились в узкие полоски. Как у Пяйвия.
- Чтоб мне лопнуть! - произнес Коста потрясен-но. - Он из земли Тре!
Пяйвий пошатнулся, вцепился в руку Глеба.
- Это... Это нойд!
- Ты его знаешь?
- Да... Его звать Аксан.
- Кто такой нойд?
- Я слышал, - сказал Коста. - Так у них называют колдунов.
- Да... Колдун... - в страхе прошептал Пяйвий. - Злой... очень злой. Он с Семи Островов. Самый сильный маг земли Тре.
- Ну, если это самый сильный...
- Нет... Сила не в теле.
- А в чем же?
- Ему помогать Огги, Дух Сумерек. Это великая сила...
- Постой! - сказал Коста. - Кажется, я начинаю понимать. Он отправился следом за тобой, чтобы помешать...
- Я не знать об этом.
- Он опоздал. Тебе повезло, что ты добрался до Новгорода и встретил нас. Тогда он сменил личину и втерся в нашу компанию.
- Похоже на правду, - кивнул Глеб. - Но все-таки - почему он не разделался с нами на волоке?
- Ты же сам сказал: ему нужно было вернуться в землю Тре.
- Но если он такой великий маг, зачем ему ушкуй? Пара заклинаний - и он дома.
- Нет. - Пяйвий покачал головой. - Сила нойда только в земле Тре. Здесь он слабый.
- Слабый, но хитрый, - уточнил Коста. - Кабы мы не разобрались, что к чему, плакали бы наши головы.
- Слишком поздно разобрались, - с горечью сказал Глеб. - Ребят уже не возвратишь.
- Лучше поздно, чем никогда. Слушай, Пяйвий, и много у вас таких нойдов?
- Много...
- Может, теперь ты скажешь, зачем мы плывем в твою землю? - спросил Глеб.
Пяйвий колебался. Его лицо исказила страдальческая гримаса, он закусил губу и опустил голову.
- Нельзя...
И он, сгорбившись, побрел к морю. Глеб посмотрел на Косту.
- Ну, что теперь скажешь?
Коста ослабил ворот, потер шею, на которой отчетливо вздулись багровые жилы.
- Знаешь, у меня эти тайны уже вот где.
- У меня тоже. Но что делать?
- Делать нечего. Надо плыть дальше. От судьбы, говорят, не скроешься.
Взгляд Глеба снова скользнул вниз. Алай, он же Аксан, лежал неподвижно. Незримый гончар закончил свою работу, превратив молодое лицо славянина в уродливую физиономию чужеземного старца.
- Надо закопать этого...
- Сперва похороним Савву.
Весь день они вдвоем долбили заиндевелую землю. Ближе к вечеру сходили к реке, наполнили водой два больших бочонка. Об охоте уже не думали - каждую минуту на берегу могли появиться каяне, и надеяться на удачу в новом бою не приходилось.
Пяйвий сидел с Ильей - клал ему на лоб мокрые тряпки, подавал питье.
- Как он? - шепотом спросил Глеб, когда они с Костой, закончив дела, вернулись на ушкуй.
- Теперь лучше. Много крови вытечь... Лицо Ильи казалось прозрачным, но он пытался улыбнуться - через силу выгибал края губ и щурил покрасневшие глаза.
- Лежи, - сказал Глеб. - Авось обойдется.
- Мы плывем? - слабым голосом спросил Илья.
- Пока нет. Сейчас снимемся. Коста тронул Глеба за руку.- Может, завтра? Ему бы поспать спокойно... Глянь, как погода разгулялась.
Ветер крепчал с каждой минутой. Волны накатывались на берег, скребли по нему широкими лапами и нехотя отползали обратно. На потемневшем небе не видно было ни луны, ни звезд.
- Думаешь, это надолго?
- Утром поглядим.
- Нойд... - чуть слышно проговорил Пяйвий. - Когда убивать нойда, поднимается буря.
- У меня этот нойд уже в печенках сидит, - проворчал Коста. - Хрен с ним, ложитесь спать.
- А вдруг каяне?
- Я посижу, все равно не спится.
- Я с тобой, - сказал Глеб. - Мало ли...
- Дело хозяйское.
Сушу окутала непроглядная темень. Море светилось изнутри неровным дрожащим светом - где-то в глубине таинственно мерцали крошечные голубые огоньки. Глеб засмотрелся на них и почувствовал, как в голову проникает липкий хмель, схожий с тем, который испытывает человек, когда долго глядит на живое пламя. Огоньки шевелились, сновали под толщей прозрачной воды, занятые никому не ведомым делом, и море вдруг напомнило Глебу муравейник. При этой мысли он усмехнулся...
- Глеб!
...и вздрогнул, услышав тревожный голос Пяйвия.
- Что такое? - пробасил Коста.
- Я хотеть... один вопрос... - Пяйвий стоял рядом, обдавая Глеба жарким дыханием.
- Где ж ее взять, твою отраву? - в сердцах проговорил Илья. - Вода кругом.
Море кипело со всех сторон. Круги, описываемые змеем, сужались, и ушкуй болтался на волнах, как игрушечный берестяной кораблик. Казалось, еще чуть-чуть, и от него останутся одни щепки. Жуткая пасть время от времени показывалась над клочьями пены, и отчетливо слышался лязг зубов-кинжалов.
Пяйвий стоял бледный как полотно. Глеб выхватил меч - что еще оставалось делать? И только Коста, спокойный, как всегда, сделал то, чего никто не ожидал: вынул из кармана новгородскую свистульку и, приложив к губам, дунул во всю силу могучих легких.
Свист получился воистину богатырским. У всех до одного заложило уши, а Глеб вспомнил сказку про Соловья Разбойника и подумал, что окажись поблизости трава - полегла бы вся. Даже волны на несколько верст вокруг испуганно присели, как шаловливые дети от родительского окрика. А змей, словно былинный Горыныч, которого хитрый Иван, подкравшись сзади, огрел по башке дубиной, замер и вылупил глаза - из игольных ушек они превратились в две большие оловянные пуговицы.
- Дошло! - крикнул Коста не без удовольствия. - А ну-ка еще разок!
В глазах змея полыхнуло фиолетовое пламя. Неведомая сила вытолкнула его из воды - окруженный алмазной россыпью брызг, он взмыл в небо, будто поверил, что у него, как у Горыныча, есть крылья, и, выгнувшись подковой, рухнул обратно. Ушкуй - ореховая скорлупа! - завертелся на месте, хлебая воду то одним, другим бортом. Водоворот потянул его вниз - в ледяную бездну. Парус затрепыхался, как дыхание в горле умирающего.
- Эх... ма!
Глеб упал на палубу, обхватив руками основание мачты. Почувствовал, как корабль, словно маятник, достигший нижней отметки, снова потянуло наверх. Р-раз! - и опять вниз... Р-раз! - наверх...
- Качели! - прохрипел распластавшийся рядом Коста.
Вдруг сумасшедшая пляска прекратилась. Море дрожало под днищем ушкуя крупной дрожью, но опасные колебания мало-помалу затихали. Держась за мачту, Глеб поднялся, шагнул на полусогнутых к борту. Ощущение было такое, что палуба может в любую минуту провалиться.
Волны за бортом невпопад всплескивали, раздавая друг другу незаслуженные оплеухи, но вода уже не бурлила. Глеб обшарил море глазами до самого горизонта - не покажется ли зубастая голова чудища? Пусто...
Подошел Коста, с усталым выдохом навалился грудью на борт.
- Ушел.
- Уплыл...
Глеб потрогал вскочившую на лбу шишку, повертел ноющей шеей.
- Все целы?
- Кажись, все.
Ушкуй со стариковским кряхтением выпрямился. Мачта, парус, снасти - все было на месте.
- Считай, дешево отделались.
- Пока дешево...
Впрочем, толку от уцелевшего паруса было немного. Когда вышли из Онежской губы, он бессильно повис на мачте - над морем воцарился мертвый штиль. Пришлось браться за весла. Садились по двое, сменялись через каждые полчаса. Ушкуй полз, как улитка по стеблю.
- Что за напасть! - досадовал Илья, глядя, как медленно уплывает вдаль Летний берег, последний привет Заволочья. - Мужики рассказывали, что в Студеное море осенью лучше не соваться - бурям конца нет. А тут - хоть бы ветерок.
- Еще успеется, - говорил осторожный Коста. - После жалеть будешь, что накликал.
- Не буду. Из этого киселя век не выбраться. Уж лучше буря.
Дни проскальзывали по небу стремительно, вспыхивая и сгорая дотла, как тонкие лучины. Зато ночи тянулись долго и тревожно. Глеб проглядел все глаза, ожидая, что из морской пучины вынырнет какое-нибудь новое чудо, и держа наготове испробованное Костой оружие. Но, кроме чаек, не видно было никого.
Однажды вечером на востоке показался пустынный берег какого-то острова. Глеб справился по карте, начертанной на кожаном лоскуте, и позвал всех на палубу.
- Железные Ворота? - догадался Илья.
- Похоже, они.
Дальше на карте не было ни единого знака - севернее этих мест никто из русичей не проникал. Глеб хотел выбросить ее за ненадобностью, но передумал.
- Если повезет, дорисуем сами. Коста смотрел на остров, проплывавший мимо. Камни, камни, камни, редкие деревья...
- Как он называется?
- Каяне называть Мудьюг, - ответил Пяйвий. - Извилистая Река.
- Значит, там есть вода, - сказал Савва. - Не сделать ли нам остановку?
- Унылое место, - поморщился Коста. - Давайте лучше налево. Там и вода есть, и лес побогаче.
- Откуда ты знаешь?
- Чутье...
Повернули на запад, и через некоторое время линию горизонта заслонил материк. В вечерних сумерках он надвинулся непроницаемой стеной и застыл, когда волна вынесла ушкуй на песчаную отмель.
- Переночуем здесь, - распорядился Глеб. - Если ничего не случится, утром пойдем на разведку.
- Все вместе?
- Завтра решим.
Ночь прошла тихо. Утром Илья предложил разделиться: троим остаться на ушкуе, троим идти в лес. Но Коста рассудил иначе:
- Двоих на ушкуе достаточно. А в лесу, случись что, пара рук лишней не окажется. Как считаешь?
Вопрос был обращен к Глебу. Тот мгновение раздумывал, потом кивнул, соглашаясь. Осталось решить, кто пойдет, а кто останется. Коста отколол ножом от мачты тонкую щепу, разломил ее на шесть частей. Отвернулся.
- Кинем жребий. Кто вытянет длинную, тот останется.
Первым тянул Глеб.
- Короткая. Вторым - Илья.
- Короткая...
Короткие попались и Савве с Пяйвием. Последние две щепки Коста, не показывая, выбросил за борт.
- Все ясно. Мы с Алаем остаемся.
- Смотрите в оба. Если вдруг...
- Знаю. Не первый год замужем.
Коста выглядел мрачнее обычного. Подавая Глебу лук, подергал тетиву, проверил, нет ли трещин. Для Глеба в этом настроении было что-то не совсем понятное - он чувствовал, что Косту мучит не только тревога, ставшая в последние дни и недели такой же привычной, как ночная тьма. Нет... в голове у Косты зрело что-то еще. Что? Глеб хотел спросить, но передумал. Не сейчас.
- Идите. Удачи вам. - Коста задержал свою ладонь в ладони Глеба, но ничего больше не сказал и, подождав, пока они сойдут на берег, полез в трюм доставать пустые бочонки.
Илья с Саввой пошли вперед. Глеб хотел нагнать их, но Пяйвий придержал его за рукав и зашептал в самое ухо:
- Глеб... Я смотреть на воду...
- На воду?
- Щепки! Коста бросить их в море.
- Ну и что?
- Глеб... Они все быть короткие. ВСЕ!
Глеб молча сдавил его руку и ускорил шаг. Они догнали Илью с Саввой и дальше пошли вчетвером.
Небо было прозрачным - без облаков, без тумана, - но из этой прозрачности стали вдруг медленно спускаться невесомые, как козий пух, снежинки. Одна из них, словно муха, закружила над Глебом, коснулась лица и, растаяв, стекла по щеке холодной слезинкой.
- Первый снег, - проговорил Илья, глядя вверх.
- Это для нас он первый. Здесь, поди, уже порошило.
- Не похоже. Земля сухая. - Илья нагнулся, сорвал яркую, как капля крови, брусничину, бросил в рот. - Сладкая... Морозом прихвачена.
- Мороз здесь точно был. Тропа хрустит, слышишь?
- Тропа?
Сами того не замечая, они шли по тропе - широкой и плотной. Она тянулась от берега в глубину леса, петляя между голыми деревьями, и протоптали ее, вне всякого сомнения, человеческие ноги.
- Ветка сломана, - сказал Савва.
- Не сломана, а срезана, - поправил Илья. - И срез свежий. Сегодняшний...
Глеб пошел медленнее и тише, сделав товарищам знак быть настороже. Впереди показалась неторопливая речушка. Тропа вела прямо к ней.
- Воду нашли, - сказал Глеб полушепотом. - Хорошо, что рядом.
Савва подошел к реке, погрузил ладони в ледяную воду. Пока пил, заметил на другом берегу еще одну тропу.
- Мешкать нельзя. Могут нагрянуть хозяева, и тогда неприятностей не оберемся.
- Хозяева... Кто - каяне или карелы?
- А пес их разберет. По мне, разницы никакой.
- Разница есть. Правда, Пяйвий?
- Карелы хороший, - отозвался Пяйвий, озираясь.
- А каяне?
- Каяне злой. С каяне лучше не встречаться.
- Слышал? - Савва встряхнул мокрыми руками. - Лучше не встречаться. Вот и я говорю...
- Слышать-то слышал. - Глеб внезапно нахмурился и потянул меч из ножен. - Только рассуждать об этом уже поздно.
- Почему?
- Глянь-ка вон туда.
В сетчатых просветах между ветвями мелькали чьи-то фигуры. Лес, застывший и безмолвный, вдруг огласился криками и топотом.
- Вот и приплыли... - Илья по примеру Глеба уронил руку на рукоять меча, но вынимать его не торопился. - Может, карелы?
- Сейчас увидим. Пяйвий!
Чужаков... нет, не чужаков - хозяев!.. уже можно было разглядеть. Высокие, рыжеволосые, в меховых безрукавках, они бежали к реке, размахивая мечами.
- Каяне! - промолвил Пяйвий, и голос его заметно дрогнул.
- Что будем делать? - спросил Илья. На раздумья оставалось несколько мгновений. Еще
не поздно было отступить к морю, где дожидались Коста с Алаем, но Глеб медлил.
- Их немного! - сказал Савва, приглядевшись. - Человек восемь.
- Каяне не чудь, - предупредил Пяйвий, прижавшись спиной к дереву. Каяне умный.
- А мы что, глупые?
Все трое посмотрели на Глеба, ожидая решения. Он убедился, что каян и впрямь не больше десятка, и с суровым лицом вскинул меч над головой - жест, для которого не требовалось пояснений. Илья и Савва встали по бокам, а Пяйвий остался возле дерева - жаль было покидать удобную позицию.
Закачались ветки, и каяне с гиком высыпали на берег реки, устланный гниющей листвой. На Глеба насели сразу трое. Толкаясь, замахали клинками каждый норовил нанести удар первым. Одного Глеб уложил сразу - в суматохе тот запутался в собственных ногах и неосторожно подставил бок. Двое других оказались хитрее: чтобы не мешать друг другу, разделились и стали поочередно наскакивать то справа, то слева. Глеб, вертясь на каблуках, отбивал удар за ударом. Главное было - держатъ обоих на расстоянии и не дать смертельным клещам сомкнуться.
Голосов уже не было слышно - им на смену пришли хриплые выдохи и ожесточенное бряцание мечей. Глеб не заметил, как под ногами оказалась вода. Подошвы сапог заскользили по гладким камням. Почувствовал, как внезапный холод сдавил щиколотки, и понял, что каяне загнали его в реку. Выгадав момент, обрушился на того, который был слева, оттеснил его и выскочил на берег. Получилось удачно - каяне не успели опомниться, и Глеб на долю секунды увидел перед собой их плоские, как струганые доски, спины. С трудом поборол в себе искушение всадить меч между лопаток, крикнул злорадно:
- Я здесь!
Бой закипел с еще большей яростью. Каяне подступили почти вплотную и сжали Глеба с боков, не давая ему ни вырваться, ни развернуться. В ударах, которые поначалу сыпались часто и беспорядочно, появилась удивительная для горячей рубки слаженность: теперь клинки падали на Глеба каждый в свой черед мощно и безостановочно, как молоты в руках двух опытных кузнецов, бьющих по одной наковальне. Отражать удары стало проще, но каждый из них пронизывал тело болью до самых пяток, и вскоре Глеб ощутил предательскую дрожь в мышцах.
Рядом, рукой подать, стояли припорошенные снегом ели. Можно было нырнуть под нависшие над землей мохнатые лапы, перехитрить противников, выцарапать короткий миг для передышки. Глеб попробовал выскользнуть из окружения и едва не поплатился головой. Всего на мгновение потерял из виду одного из каян, и тотчас вражий меч просвистел на вершок от макушки, срезав прядь волос.
Оставалось ждать чуда или чьей-то помощи. Сначала пришло первое. Было это не совсем чудо - просто маленькая оплошность: каяне сошлись так близко, что столкнулись плечами. Молотобойная машина дала сбой, и сердце в груди у Глеба вздрогнуло - шанс! Одновременно с этим правая рука, не дожидаясь команды мозга, вытянулась в струну, и лезвие меча глубоко вошло в живот каянина. Тот охнул, сложился пополам... больше Глеб на него не смотрел - выдернул меч и схватился один на один с последним противником. Тот, разгоряченный схваткой, обливался потом - со слипшихся рыжих волос ручьи текли на лицо, на бороду, разбрызгивались в стороны. Каянин фыркал, тряс головой и был похож на собаку, вылезшую из воды. Глебу было не легче - соленая влага заливала глаза, а кожа под одеждой горела, словно где-то внутри, в груди или в животе, полыхал раскаленный горн. Хотелось сбросить кафтан, подставить всего себя под живительные поцелуи снежинок, но бой длился без права на остановку.
И все же усталость брала свое. Мечи скрестились в очередной раз, и измученный каянин всем своим весом навалился на Глеба. Глеб попятился, колени подогнулись, и лицо каянина провалилось вниз. Небо, деревья - все полетело кувырком, а в спину больно ударила заиндевелая земля. В глазах задрожало, но, сощурившись, Глеб увидел над собой меч, занесенный для последнего удара...
Широкая еловая лапа слегка качнулась, стряхнув на лицо ворох пушистых снежинок. Из-за нее вылетела стрела и проткнула каянину грудь. Он рухнул рядом с Глебом, и дымящаяся кровь потекла из раны, прожигая тонкий снеговой настил. Глеб оторвал от земли голову, увидел истоптанный берег, трупы каян, между ними - окровавленного Илью. Пяйвий и Савва стояли спина к спине, их окружали четверо. Тут мучнистые покровы деревьев взлетели вверх, и в воздухе повисло белое облако, из которого, словно волшебник, появился Коста. Два взмаха булавой - два проломленных черепа. Каяне были застигнуты врасплох - двое оставшихся побросали мечи и с воем кинулись в лес. Коста не стал их преследовать - опустил булаву и подошел к Глебу.
- Руки-ноги целы?
- Вроде целы.
- А голова?
- В порядке... Что с Ильей?
Над неподвижным Ильей уже склонились Пяйвий и Савва.
- Кажется, жив... Плечо разрублено.
Коста расстегнул кафтан, оторвал от рубахи лоскут.
- Я перевяжу. Принесите кто-нибудь палку покрепче.
- Зачем? - тупо проговорил Савва.
- Затем, чтоб ты спросил! - Коста был раздражен и не скрывал этого. Кость сломана, понял?
Палку принес Пяйвий. Коста крепко примотал ее к сломанной руке Ильи.
- Ничего, оклемается... Это еще не самое страшное.
- Как ты здесь оказался? - спросил Глеб. - Услышал?
- "Услышал"! Вас, остолопов, никуда нельзя отпускать - вечно во что-нибудь влипнете.
Илья пришел в себя. Коста помог ему сесть, прислонил спиной к березе. Савва выкрутил из жесткого мха переросшую волнушку с загнутыми, как у чаши, краями, принес в ней воды из реки.
- Пей.
Губы Ильи кривились от боли, но он не стонал. Коста нагнулся над ним, посмотрел в глаза.
- Идти сможешь?
- Попробую...
Глеб передернул плечами - холод быстро въедался в распаренное тело. Надо было поторапливаться. Вдвоем с Костой они попытались поставить Илью на ноги. На лбу у Ильи появилась испарина, он застонал.
- Стоп, - сказал Коста. - Так не пойдет. Несите жерди.
Глеб каянским мечом срубил два невысоких деревца, отсек ветки. Коста наскоро соорудил носилки и застелил сверху лапником, чтобы было помягче. На носилки осторожно уложили Илью.
- Пойдем потихоньку.
Коста взялся спереди, Глеб сзади. Оружие отдали Савве и Пяйвию. Захрустела тропа, и река осталась позади. Идти старались в ногу, без толчков, но по пути Илья опять впал в забытье, и его голова бессильно качалась из стороны в сторону.
Ушкуй стоял на прежнем месте, зарывшись в отмель. На берегу горел костерок, возле которого хозяйничал Алай. Увидев Илью, лежащего на носилках, он сокрушенно замигал глазами.
- Что с ним?
Глеб вкратце объяснил, что произошло. Алай засуетился, стал расталкивать камни, освобождая место у огня.
- Кладите сюда.
- Сыро здесь, - сказал Коста. - Застудится... Отнесем на ушкуй.
Илью - как был, на носилках, - перенесли на палубу. С ним остался Пяйвий. Савва протянул горсть собранной по дороге брусники.
- Дай, когда очнется.
Над костром в котле кипела вода - из пойманной накануне мелкой рыбешки Алай варил уху. С моря потянул ветерок, и струя дыма, заклубившись, опустилась на лес, поползла по верхушкам деревьев.
- Заметят! - встревожился Савва. - В другой раз можем и не отбиться.
- Теперь не страшно, - сказал Глеб. -Ушкуй под боком. Если что, успеем отплыть. Главное - не прозевать.
Вода в котле клокотала, брызги с шипением летели в костер. Коста наклонился, потянул носом пар и достал из-за голенища ложку.
- Кажись, готово. - Зачерпнул ухи, поднес Алаю. - Повару первое угощение.
Я потом, - сказал Алай, отодвигаясь.
- Нехорошо. Обычай велит... - Коста говорил с какой-то тихой, почти ласковой настойчивостью. - Хотя бы пробу сними.
Алай отодвинулся еще дальше и, будто ненароком, толкнул протянутую руку. Уха выплеснулась на землю.
Коста уронил ложку и, резко подавшись вперед, схватил Алая за грудки.
- Яду подмешал? Говори, гад!
У Глеба от неожиданности язык прилип к гортани - он раскрыл рот, но не смог издать ни звука. Окаменел и Савва.
- Пусти! - Алай задергался, как рыба на крючке. - Рехнулся, что ли?
- Пущу. - Коста разжал пальцы и тут же сомкнул их на рукоятке булавы. Если рыпнешься, считай, что ты покойник.
- Чокнутый! - нервно засопел Алай, одергивая кафтан.
- Заткнись, пока цел.
К Глебу наконец вернулся дар речи:
- Что происходит? Коста!
- А это ты у него спроси. Пусть он расскажет - и про Трофима с Игнатием, и про Шестопала, и про сон-траву...
- Так это... - Глеб перевел взгляд на Алая, - это... ты?
- Чушь! - Алай порывисто поднялся, шагнул в сторону леса.
- Стой!
Коста вскочил на ноги. Алай обернулся, и из его ладони змеиным жалом выскользнуло тонкое лезвие.
Глеб не успел сообразить, что случилось, - увидел только, как быстрее молнии сорвался со своего места Савва и вклинился между Алаем и Костой. Послышался глухой удар... вскрик... Нож, летевший в грудь Косты, попал в Савву и застрял в горле. Хлынула кровь. Савва упал. Тут ноги сами подбросили Глеба он выхватил меч и очутился с Алаем лицом к лицу.
- Получай за всех!
В руке Алая тоже сверкнул меч. Сшиблись. Клинки зазвякали, рассыпая искры. Глебом овладел приступ ярости. Усталость, навалившаяся на плечи после битвы с каянами, разом исчезла - тело налилось мощью и стало упругим, как лоза. Он смял Алая, как ураган сминает убогую хижину, и остановился только тогда, когда увидел под ногами искромсанный труп..
- Готов...
К костру, спотыкаясь о камни, бежал Пяйвий. Коста сидел на коленях, придерживая руками голову Саввы. Глеб, пошатываясь, подошел, воткнул в землю меч и почувствовал, как на глаза наворачиваются слезы.
- Савва!..
Савва приподнял веки, набрякшие, как две страшные опухоли, зашевелил сухими губами. Изо рта вырвался фонтан крови, голова дрогнула - раз, другой, и Савва затих. Коста бережно опустил его на землю.
- Все...
Пяйвий застыл у костра, как статуя. Глеб посмотрел сквозь него и проговорил бесцветным голосом:
- Вот, значит, как... Я-то думал...
- Моя вина, - сказал Коста.
- Ты знал?
- Догадывался.
- Алай... Кто бы мог... - Слова показались Глебу лишними, и он умолк.
Коста поднял котел и медленно вылил его содержимое в огонь. В воздухе заклубилось облако пара, поплыло к лесу - туда, где таяли, зацепившись за ветки, клочья дыма. Костер погас.
Пяйвий нетвердой походкой подошел к скрюченному телу Алая.
- Но почему он? Зачем?
- Трофим с Игнатием, Шестопал, сожженный ушкуй, - начал перечислять Коста, - веревка, лук...
- Хватит, - остановил его Глеб. - Я все помню. Скажи лучше, для чего он это делал?
- Об этом я хотел спросить у него. Жаль, не получилось.
- Как ты его раскусил?
- Случайно. Помнишь болото? Когда вы уходили в лес, он вертелся возле Ильи, а в глазах было что-то... лисье... Я еще подумал, не стянул ли чего. А потом оказалось, что у Ильи в кармане два свистка.
- Но какой смысл?
- Прямой. Он убил Гарюту, взял его свисток, забрался в топь и стал скликать вас.
- Зачем?
- Чтобы заманить в болото. Вспомни, как было дело... Ваше счастье, что спаслись.
- Но ведь он тоже тонул! Мы с Пяйвием сами...
- Рассчитал верно. Дождался вас и сиганул в болото. Знал, что вытащите.
- Могли и не успеть.
- Рисковал, конечно... Значит, нужно было.
- Для чего?!
- Отстань. - Коста отвернулся. - Теперь на этот вопрос отвечать некому.
- Почему же ты молчал, если догадывался?
- А вдруг ошибка? Грех человека подставлять.
- А сейчас?
- Сейчас решился. Только не думал, что все так обернется. Я и в лес его с вами не пустил - боялся, что напоретесь на каян и он переметнется на их сторону.
- Но ведь тогда, у Кенозера, он дрался вместе с нами!
Коста извлек из погасшего костра палочку, стал, по обыкновению, чертить фигуры. Думал.
- Я тоже многого не понимаю. Почему он сжег только один ушкуй, почему не прикончил нас всех на волоке?
- Может, ему нужно было попасть в землю Тре?
- Может, и так...
Глеб подошел к Пяйвию. Взгляд магнитом притянуло к сизому, как мерзлая земля, лицу Алая. Глебу померещилось, что щеки мертвеца вздрогнули... Или не померещилось?
- Коста!
Коста подошел, и они втроем, оцепенев, стали смотреть на то, что происходило с обликом человека, которого они считали новгородцем и к которому за долгие недели путешествия успели привыкнуть. Лицо Алая стало менять очертания - будто недовольный своей работой гончар в порыве вдохновения принялся тонкими пальцами придавать еще не застывшей глине новые формы. Окладистая борода Алая стала маленькой и жидкой. Длинный заостренный нос укоротился и утонул во впадине между округлившимися скулами. На щеках и на лбу пролегли глубокие старческие морщины. Но самое удивительное произошло с глазами - они почернели и превратились в узкие полоски. Как у Пяйвия.
- Чтоб мне лопнуть! - произнес Коста потрясен-но. - Он из земли Тре!
Пяйвий пошатнулся, вцепился в руку Глеба.
- Это... Это нойд!
- Ты его знаешь?
- Да... Его звать Аксан.
- Кто такой нойд?
- Я слышал, - сказал Коста. - Так у них называют колдунов.
- Да... Колдун... - в страхе прошептал Пяйвий. - Злой... очень злой. Он с Семи Островов. Самый сильный маг земли Тре.
- Ну, если это самый сильный...
- Нет... Сила не в теле.
- А в чем же?
- Ему помогать Огги, Дух Сумерек. Это великая сила...
- Постой! - сказал Коста. - Кажется, я начинаю понимать. Он отправился следом за тобой, чтобы помешать...
- Я не знать об этом.
- Он опоздал. Тебе повезло, что ты добрался до Новгорода и встретил нас. Тогда он сменил личину и втерся в нашу компанию.
- Похоже на правду, - кивнул Глеб. - Но все-таки - почему он не разделался с нами на волоке?
- Ты же сам сказал: ему нужно было вернуться в землю Тре.
- Но если он такой великий маг, зачем ему ушкуй? Пара заклинаний - и он дома.
- Нет. - Пяйвий покачал головой. - Сила нойда только в земле Тре. Здесь он слабый.
- Слабый, но хитрый, - уточнил Коста. - Кабы мы не разобрались, что к чему, плакали бы наши головы.
- Слишком поздно разобрались, - с горечью сказал Глеб. - Ребят уже не возвратишь.
- Лучше поздно, чем никогда. Слушай, Пяйвий, и много у вас таких нойдов?
- Много...
- Может, теперь ты скажешь, зачем мы плывем в твою землю? - спросил Глеб.
Пяйвий колебался. Его лицо исказила страдальческая гримаса, он закусил губу и опустил голову.
- Нельзя...
И он, сгорбившись, побрел к морю. Глеб посмотрел на Косту.
- Ну, что теперь скажешь?
Коста ослабил ворот, потер шею, на которой отчетливо вздулись багровые жилы.
- Знаешь, у меня эти тайны уже вот где.
- У меня тоже. Но что делать?
- Делать нечего. Надо плыть дальше. От судьбы, говорят, не скроешься.
Взгляд Глеба снова скользнул вниз. Алай, он же Аксан, лежал неподвижно. Незримый гончар закончил свою работу, превратив молодое лицо славянина в уродливую физиономию чужеземного старца.
- Надо закопать этого...
- Сперва похороним Савву.
Весь день они вдвоем долбили заиндевелую землю. Ближе к вечеру сходили к реке, наполнили водой два больших бочонка. Об охоте уже не думали - каждую минуту на берегу могли появиться каяне, и надеяться на удачу в новом бою не приходилось.
Пяйвий сидел с Ильей - клал ему на лоб мокрые тряпки, подавал питье.
- Как он? - шепотом спросил Глеб, когда они с Костой, закончив дела, вернулись на ушкуй.
- Теперь лучше. Много крови вытечь... Лицо Ильи казалось прозрачным, но он пытался улыбнуться - через силу выгибал края губ и щурил покрасневшие глаза.
- Лежи, - сказал Глеб. - Авось обойдется.
- Мы плывем? - слабым голосом спросил Илья.
- Пока нет. Сейчас снимемся. Коста тронул Глеба за руку.- Может, завтра? Ему бы поспать спокойно... Глянь, как погода разгулялась.
Ветер крепчал с каждой минутой. Волны накатывались на берег, скребли по нему широкими лапами и нехотя отползали обратно. На потемневшем небе не видно было ни луны, ни звезд.
- Думаешь, это надолго?
- Утром поглядим.
- Нойд... - чуть слышно проговорил Пяйвий. - Когда убивать нойда, поднимается буря.
- У меня этот нойд уже в печенках сидит, - проворчал Коста. - Хрен с ним, ложитесь спать.
- А вдруг каяне?
- Я посижу, все равно не спится.
- Я с тобой, - сказал Глеб. - Мало ли...
- Дело хозяйское.
Сушу окутала непроглядная темень. Море светилось изнутри неровным дрожащим светом - где-то в глубине таинственно мерцали крошечные голубые огоньки. Глеб засмотрелся на них и почувствовал, как в голову проникает липкий хмель, схожий с тем, который испытывает человек, когда долго глядит на живое пламя. Огоньки шевелились, сновали под толщей прозрачной воды, занятые никому не ведомым делом, и море вдруг напомнило Глебу муравейник. При этой мысли он усмехнулся...
- Глеб!
...и вздрогнул, услышав тревожный голос Пяйвия.
- Что такое? - пробасил Коста.
- Я хотеть... один вопрос... - Пяйвий стоял рядом, обдавая Глеба жарким дыханием.