Рыжов Александр. Земля Тре

   - А чудь?
   - Волков бояться - в лес не ходить... На берегу было спокойно, но это спокойствие показалось Глебу обманчивым. Когда перебрались с ушкуя на пологий склон, он приложил к губам указательный палец и, застыв, долго слушал тишину. Потом вполголоса скомандовал:
   - Коста с Алаем здесь, остальные - в лес. Встречаемся в полдень на этом месте. Далеко не заходить и по возможности не шуметь. Вопросы есть?
   - Есть, - сказал Коста и, ко всеобщему удивлению, вытащил из кармана горсть крохотных глиняных свистулек. - Есть идея. Если кто заметит опасность, пусть подаст сигнал.
   Свистульки были дешевые, ярмарочные - из тех, что продают лоточники детям на забаву. Глеб взял одну, легонько дунул.
   - Принимается.
   На охоту отправились парами: Илья с Шестопалом, Савва с Гарютой, Глеб с Пяйвием. Под ногами вздыхал и мягко прогибался ковер из опавшей листвы. Полураздетые осины, похожие на расхристанных кали к, протягивали голые ветви, будто просили подаяния.
   Глеб вышел на опушку, жестом остановил шагавшего следом Пяйвия. Внизу, в ракитовых кустах, что-то негромко шебуршало. Глеб шепнул Пяйвию:
   - Стой здесь.
   Снял с плеча лук, приготовил стрелу и, плавно перекатывая ступни с пятки на носок, стал спускаться к кустам. Спустился, раздвинул ветки концом стрелы и отпрянул, увидев перед собой оскаленную волчью морду.
   - Легок на помине...
   Волк был крупный и, судя по виду, матерый. Глеб, не дожидаясь прыжка, рывком растянул тетиву, чтобы пустить стрелу в узкую щель между верхними и нижними клыками, но лук - крепкий, собственноручно выструганный из ясеня и ни разу не подводивший - неожиданно хрустнул и переломился пополам. Стрела кувыркнулась в воздухе, черное гусиное перо хлестнуло волка по глазам. Глеб швырнул в него обломки, отскочил назад и выхватил из-за пояса нож.
   Зверь вылетел из ракитника с быстротой камня, пущенного метательной машиной. Распластавшись в воздухе и раскрыв страшную пасть, он серым драконом взмыл над землей. Глеб выставил согнутую левую руку, прикрывая лицо и шею, а когда мощные челюсти сдавили предплечье, ударил ножом в заросший шерстью живот. Через несколько мгновений все было кончено.
   Расставив ноги, Глеб стоял над неподвижной тушей, а с опушки, ломая сучья, бежал на выручку Пяйвий. Глеб успокаивающе поднял руку - мол, все в порядке - и тут же зарылся в прель, сбитый с ног могучим ударом в спину. Падая, выпустил нож, ушибся коленом о замшелый булыжник, но успел напрячь мышцы и, едва коснувшись земли, перевернулся на спину.
   Волчица! Молодая, поджарая, она припала на все четыре лапы, готовясь к новому прыжку. Глеб обругал себя за неосторожность, оттолкнулся локтями от земли, намереваясь вскочить на ноги, но на этот раз зверь опередил человека огромная лапа ударила в грудь и снова опрокинула его на землю. Над лицом навис хищный оскал, с острых клыков закапала пенистая слюна. Глеб схватил волчицу за толстую шею, и началась борьба. С минуту слышалось только натужное сопение и шорох сминаемой листвы. Глеб почувствовал, как стремительно слабеют руки тяжесть, навалившаяся сверху, была чересчур велика. Зубы, способные, казалось, перекусить стальной прут, щелкали уже рядом с горлом, как вдруг раздался звонкий возглас Пяйвия:
   - Лежи!
   Глеб замер, из последних сил упираясь в тугие бугры мускулов, вздувшиеся на сильном теле зверя. Зазвенела тетива. Стрела просвистела над лицом, совсем низко, и впилась волчице в глаз. Волчица зарычала, забилась в судорогах. Глеб перекатился на бок, сбросил ее с себя и поспешно поднялся. Руки тряслись, болело колено, болело прокушенное предплечье - на рукаве отчетливо проступили четыре темных пятна.
   - Второй раз...
   - Что? - не понял Пяйвий.
   - Второй раз спасаешь. Теперь я тебе по гроб жизни...
   - Не надо.
   - Что не надо, глупый? - Кривясь от боли, Глеб потер руку, наклонился над убитой волчицей, подивился точности выстрела. - Слушай, я давно хотел спросить... Нож, стрелы - где ты этому научился?
   - Охотник, - просто ответил Пяйвий.
   - Ты охотник?
   - У нас все охотники.
   - Ты, наверно, из лучших?
   - Почему? - Пяйвий искренне удивился. - Меня однажды ругать за то, что я не попасть в белку, до которой было... - он задумался, - было... десять раз по десять...
   - Сто шагов?
   - Да.
   - А как у вас стреляют лучшие?
   - Два раза по столько.
   - С двухсот шагов попадают в белку?
   Пяйвий кивнул, стал смущенно теребить пальцами тетиву, ожидая дальнейших расспросов. Но Глеб думал уже о другом. Он поднял два обломка - все, что осталось от самого надежного в мире лука, - и пробормотал:
   - Как же так?
   Разлом показался ему странным - слишком ровные края. Так не бывает, когда деревяшка ломается сама по себе. Но если ее подпилить - хотя бы чуть-чуть, - то...
   Когда они вернулись к реке, все были уже в сборе. Коста потрошил глухаря.
   - Ну как?
   Глеб в ответ махнул рукой - словно загонял гвоздь в дубовую доску. Коста окинул его цепким взглядом - сверху вниз.
   - А где твой лук?
   - В лесу...
   Глеб рассказал о встрече с волками, о меткости Пяйвия, отдельно - о сломанном луке.
   - Ты уверен? - спросил Коста, не дав ему договорить.
   - Нет, не уверен. Но этот лук был со мной на Дунае, на Каме, на Волге, я ходил с ним на хазар и на печенегов, и он никогда...
   - У всякой вещи свой срок.
   - Это верно. Но все-таки... - Глеб хотел выговориться, нехорошее предчувствие сдавило грудь, но слов, чтобы высказать его, не находилось. - Пора плыть, время не ждет.
   Коста аккуратно уложил ощипанного глухаря на плоский камень, вытер руки о траву.
   - Приготовим обед и отчалим. Дело недолгое.
   - Здесь дурное место. Пахнет смертью... Коста сдвинул брови на переносице, но ничего не сказал. От ушкуйников, расположившихся поодаль тесной кучкой, отделился Илья. Спросил, подойдя:
   - Что дальше?
   - Сгоняйте за дровами, костер надо развести, - сказал Коста. - Только быстро! Глебу не сиделось:
   - Я с вами.
   За хворостом пошли все, кроме Косты. Затрещал сухостой. Этот треск показался Глебу чересчур громким - не услышала бы чудь... Сам он выбирал ветки потоньше: взмах ножа - одна, еще взмах - другая. Рядом, с топором в руке, пыхтел Шестопал. Остальных не было видно за деревьями.
   Работая, Глеб пытался совладать с мыслями, но они упорно возвращались к одному и тому же: ему так хотелось верить, что таинственный враг - кто бы он ни был - погиб на Кенозерском волоке, но тревога, колотившаяся вместе с сердцем, настойчиво твердила: "Здесь-здесь..."
   - Послушай, - донесся вдруг негромкий голос Шестопала. - Не знаю, говорить ли...
   Глеб повернул голову, увидел глаза-щелочки, источавшие напряженный взгляд. Понял, что услышит что-то важное.
   - Говори.
   - Может, оно и пустяк... - Шестопал перешел на шепот: - Помнишь ночь, когда ушкуй сгорел?
   - Еще бы...
   - Я ведь тогда не сразу заснул. Лег дальше всех от костра - холодно, из земли сыростью тянет. Кабы не зелье, может, и до утра бы проворочался.
   - И ты видел?..
   - Погоди. - Шестопал почесал макушку. - Я сперва думал, показалось. Мало ли... А теперь вот думаю...
   Где-то недалеко щелкнула ветка. Шестопал умолк и принялся деловито стучать топором по березе. Глеб обеими руками сгреб нарезанный хворост.
   - Я сейчас!
   Оставив Шестопала в лесу, он почти бегом направился к реке - туда, откуда уже поднимался синеватый дымок. Коста, стоя на коленях, изо всех сил раздувал пламя. Глеб бросил принесенную охапку возле костра и поспешил назад. Второпях налетел на торчавший сук, разорвал и без того дырявый рукав, выругался, досадуя... А когда вышел на поляну, где они с Шестопалом рубили ветки, первое, что бросилось в глаза, - неподвижное тело, привалившееся к березе.
   - Шестопал!
   Подбежал и сразу понял, что кричать бесполезно. Шестопал был мертв под левой лопаткой торчала рукоятка ножа. Глеб, холодея, взялся за нее, дернул - по нестираной, пожелтевшей от пота рубахе поползли, извиваясь, алые змейки. Из цепенеющих рук Шестопала вывалился топор, ударился о жесткий, прошитый корнями дерн.
   Нож был длинный и острый как бритва. Глеб поднес его к глазам и разобрал вырезанное на костяной рукоятке слово: "Ростовец". Опять щелкнула ветка. Он машинально спрятал нож за спину и увидел вышедшего из-за деревьев Илью.
   - Вот незадача... - Илья шарил глазами по земле. - Куда он мог запропаститься?
   Глеб вспомнил, что однажды он уже появлялся вот так - неожиданно, из глухой чащи - и было это совсем недавно, на берегу Свири, когда погибли Трофим с Игнатием...
   - Что ищешь?
   - Нож. Вроде только что при мне был, а теперь нет. Словно леший стянул...
   - Вот он. - Глеб протянул ему нож и шагнул в сторону, чтобы не загораживать труп.
   - Где ты его... - Илья поднял глаза, протянул руку, и она застыла в воздухе. - Шестопал... Что с ним?
   - Убит.
   Глеб вложил в протянутую руку нож, и Илья понял все.
   - Я не убивал! Неужели ты думаешь...
   - Он хотел что-то сказать. Что-то очень важное... Не успел.
   - Я не убивал, - повторил Илья. - Ты мне веришь?
   - Я теперь никому не верю.
   - Он был моим другом. Разве я мог...
   - Он хотел что-то сказать! - Глеб взялся пальцами за отставший край березовой коры и с силой рванул вниз, отдирая длинную полосу. - А тот, кто убил, подслушал наш разговор, и пока я... как последний дурак... Глеб не стал договаривать - все было ясно и так.
   Больше всего он злился на самого себя.
   - Кто был на берегу? - спросил Илья.
   - Коста.
   - Один?
   - Один.
   - Значит, кто-то из пятерых...
   - Из шестерых, - поправил Глеб. - Я ведь тоже мог его зарезать.
   - А тебе не кажется, что, кроме нас, тут есть кто-то еще?
   - Не кажется. Смерть мы возим с собой, и рано или поздно она приберет всех нас.
   - Глупости! - Илья вогнал нож в корявый ствол. - Еще поглядим, кто кого.
   - Голова... - Глеб опустился на траву.
   - Что?
   - Голова болит. Тяжко...
   Онега несла обильные воды на север, и по ним, по взъерошенным ветрами волнам, плыл к Студеному морю одинокий корабль. С каждым днем все острее ощущалось приближение зимы - она дышала в затылок стоявшему на палубе Глебу, обжигала ледяными брызгами лица ушкуйников.
   От Емецкого волока, сопровождаемые попутным ветром, пронеслись единым духом почти до устья. Привалов не делали, довольствуясь в пути сухарями и скудным уловом. Но когда до Онежской губы оставалось всего ничего, ветер неожиданно стих. Пришлось положиться на течение и идти, время от времени подгребая тяжелыми веслами. За день до того как, по расчетам Ильи, должно было показаться море, Коста вновь заговорил об остановке. Глеб и сам понимал, что без нее не обойтись - кто знает, сколько времени предстоит болтаться в безбрежном пространстве. Надо было запастись не только едой, но и пресной водой - море есть море. Выбрав удобное место и стараясь перетерпеть неотвязную, как зубная боль, тревогу, он объявил о новой высадке.
   Близость моря чувствовалась во всем - берег был выглажен ветрами, дувшими в устье Онеги, словно в гигантскую трубу, а в воздухе носился еле заметный привкус соленой влаги. Глеб ступил на землю первым, забрался на невысокий холм и увидел в низине лес - нагромождение черных, как обугленные кости, стволов с бурыми вкраплениями еще не опавших листьев.
   - Здесь и поохотимся.
   Снова разбились на пары: Алай с Гарютой, Илья с Саввой, Глеб с Пяйвием. Косте пары не нашлось.
   - Идите, - сказал он голосом, в котором не было ни тени беспокойства. Я посижу покараулю.
   - Один? - Глеб сбросил с плеча лук.
   - Идите! Мне бояться нечего.
   В этих словах было что-то непререкаемое. Глеб постоял, раздумывая, потом снова набросил лук на плечо и сказал остальным:
   - Друг от друга ни на шаг! Хватит с нас покойников.
   Место, где стоял лес, было низкое и сырое. Из земли поднимались тяжелые испарения, а ветки, которые приходилось раздвигать руками, были холодными и осклизлыми, как сосульки. То и дело с них срывались капли, обдавая лица крупными брызгами.
   Зато охота в этот раз оказалась удачной - Глеб подстрелил двух рябчиков, а Пяйвий, хладнокровно пустив стрелу, сшиб с сосновой ветки тетерева.
   Увлекшись, они забыли о времени, забрели в глухомань и опомнились только тогда, когда ветер принес откуда-то издалека слабый звук, похожий на писк.
   - Стой! - скомандовал Глеб, насторожившись. - Что это?
   Звук повторился, и Пяйвий проговорил, бледнея:
   - Свисток...
   Глеб сделал знак рукой - молчи! - дождался третьего раза и узнал голос новгородской игрушки.
   - Где?
   - По-моему, там. - Пяйвий указал на восток, туда, где за их спинами осталась река.
   - Нет... это к югу... Бежим! - Глеб сломя голову бросился в чащу.
   Мокрые ветки зашлепали по лицу. Пяйвий помчался следом - легкий, как молодой олень, - догнал и даже вырвался вперед. Призывный свист донесся в четвертый раз.
   - Скорее!
   На бегу Глеб не обратил внимания на то, что деревья стали ниже и тоньше, а потом и вовсе разбежались в стороны, обнажив круглую, похожую на плешь поляну. Пяйвий пустился по ней, и под ногами громко зачавкало. Глеб почувствовал, как кровь отхлынула от лица.
   - Назад! Болото!
   Но Пяйвий уже влип - сгоряча сделал еще два-три шага, с натугой выволакивая ноги из зыбкой тины, и наконец увяз по самые колени. Задергался, как зверь, пойманный в силки, рванулся, цепляясь за желтые стебли болотной травы, и ухнул по пояс.
   - Замри! - заорал Глеб. - Замри, засосет!
   Пяйвий застыл, уперевшись ладонями в кочки. Глеб размотал пояс, лег на живот и пополз к нему, вдыхая едкий запах гнили. Земля колебалась, как студень, прогибаясь под тяжестью тела и выдавливая из себя, словно капли пота из пор, ржавую болотную жижу. Глеб пожалел, что под рукой нет ни доски, ни шеста, да и ухватиться в случае чего будет не за что. Одно неверное движение - и пропадут оба...
   Подобравшись поближе, бросил Пяйвию конец пояса.
   - Хватай!
   Пяйвий вцепился в пояс обеими руками - даже пальцы побелели. Глеб стал потихоньку отползать назад, стараясь тянуть плавно, без рывков. У Пяйвия было всего две руки, а ноги были намертво скованы трясиной, поэтому помочь он ничем не мог и только дышал - тяжело и шумно. Когда болото наконец отпустило его, он на четвереньках, по-собачьи, пополз вслед за Глебом, и вскоре оба уже стояли на твердой почве - мокрые, перепачканные грязью, но живые.
   - Ну вот, - выговорил Глеб, отдышавшись. - Начинаю отдавать долги.
   - Спасибо... - Пяйвий испытывал одновременно чувство благодарности и чувство стыда. - Как же я так?..
   - Случается. Хорошо, что глубже не провалился. Я тоже грешен разогнался, не успел крикнуть.
   - Я... надо было заметить...
   - Я и сам не сразу заметил... Ладно. Сними лучше сапоги, вылей воду, а то ноги попортишь.
   Пяйвий сел на трухлявый пень, стал послушно стаскивать сапоги. И тут снова послышался знакомый свист - где-то рядом, в версте-полутора, не дальше.
   - Живей, живей! - заторопил Глеб. - Не мешкай!
   Пяйвий кое-как обулся, и они поспешили дальше, обходя гибельные елани, притаившиеся в ожидании случайных жертв. Свист больше не повторялся, но Глеб уже определил точное направление и шел уверенно, ведя за собой Пяйвия. Сгустившиеся было заросли снова поредели, и открылось еще одно, на этот раз большое и рыжее, как запекшаяся кровь, болото. Откуда-то из середины, из-за высоких стрел осоки, доносились звуки, похожие на отчаянные всхлипы. Глеб выдернул с корнем сухую елку с наполовину осыпавшейся хвоей, прыгнул на зеленый камень и увидел над осокой белобрысую макушку и вскинутые руки с растопыренными пальцами.
   - Алай!
   Камни, выступавшие из земли, складывались в длинную цепочку, которая вела туда, где беспомощно барахтался утопаюший. Глеб в несколько прыжков добрался до середины болота, но камни кончились, а до Алая оставалось еще шагов пять. Увидев Глеба, он забарахтался еще сильнее и ушел в трясину по самую грудь. Ладони беспомощно зашлепали по болоту, а из прокушенных губ вырвалось сиплое:
   - Спаси...
   Глеб, держа елку за комель, протянул ему верхушку. Алай ухватился сперва одной рукой, потом другой, застонал от напряжения. Глеб уперся пятками в камень.
   - Держись крепче!
   Над осокой показались облепленные тиной плечи Алая, но внезапно елка вырвалась у него из рук, и Глеб, не удержав равновесия, полетел в болото. Упал на спину, и черная вода тотчас сомкнулась над животом. Расплескивая жидкую грязь, с трудом перевернулся, протянул руку, вцепился в выступ камня. Пальцы заскользили по влажной, как лягушачья кожа, поверхности. Ноги ушли в глубину, словно к ним привязали чугунную чушку. Глеб с усилием вырвал из трясины другую руку, схватился за какой-то корень, обвившийся вокруг камня. Увидел над собой Пяйвия, который протягивал прямой как жердь ствол молодой березы.
   - Не надо... Я сам. Ему... помоги...
   Погрузившись почти по горло, Алай захлебывался в крике. Глеб увидел напрягшуюся спину Пяйвия, согнутые в коленях ноги. Выбравшись из болота, взялся за березовый ствол - потянули вдвоем. Трясина нехотя, с жадным хлюпаньем, отпускала Алая - вот он высвободился по пояс, лег на живот и, как ящерица, виляя телом, пополз к спасительному камню. Пяйвий, освобождая место, перескочил на соседний валун. Глеб отбросил ствол, подал Алаю руку...
   Потом они втроем сидели на краю болота и приводили в порядок мысли и чувства. Алай смахивал на водяного - ядовито-зеленые нити опутывали его с ног до головы. Подумав об этом, Глеб посмотрел на Пяйвия, на себя и грустно усмехнулся - сами не лучше.
   - Где Гарюта? - было первым его вопросом, хотя ответ на него он уже знал.
   - Там... - сказал Алай, стуча зубами, и болото ответило хриплым вздохом.
   - Страшно... - проговорил Пяйвий. Глеб стянул с плеч промокшую одежду.
   - Что вас сюда занесло?
   - Сигнал. Кто-то засвистел, и мы...
   - Сигнал? А разве... Разве это были не вы?
   - Нет. - Алай пощупал пустой карман: - У меня и свистка нет. Вчера был...
   - Постой. - Глеб уставился на него непонимающим взглядом. - Если не ты и не Гарюта, то кто тогда?
   - Илья. Или Савва.
   - Или Коста, - добавил Пяйвий.
   - Коста ждет у реки, - возразил Глеб. - Река на востоке, а свист мы слышали с юга.
   - Мы тоже.
   Глеб замер с кафтаном в руках. Так и не выжав, принялся снова напяливать его на плечи.
   - К черту! Возвращаемся на ушкуй. Будь я проклят, если сейчас все не раскроется.
   Но вернуться было не так-то просто. Они проплутали до сумерек, пока Пяйвий не наткнулся на оставленную на дереве зарубку. Когда вышли на берег, темнота уже опустилась на землю. Глеб взбежал на холм и вскрикнул, увидев сразу шесть костров, горевших вдоль реки!
   - Кто здесь? Чудь? - прошептал он, и тут же сердце радостно забилось. Коста!
   Коста сидел возле одного из костров - не узнать его было невозможно. Услышав крик, он поднялся во весь рост.
   - Что стряслось? - спросил Глеб. - Почему костры... почему так много?
   - Я думал, вы заблудились, - ответил Коста, и едва ли не впервые Глеб уловил в его голосе тревогу. - Зажег побольше, пусть светят.
   - А Илья? Савва?
   - Я думал, они с вами.
   Глеб рассказал все, как было. Коста помрачнел.
   - Гарюта... Еще один...
   - Один ли?
   В этот миг с вершины холма кубарем скатился Илья с туго набитой охотничьей сумкой и опустошенным колчаном.
   - Уф-ф! Все на месте?
   - Не все. Где Савва?
   - Разве он не вернулся?
   - Мы ждали вас обоих. Илья смутился.
   - Мы были вдвоем, ходили как привязанные. Вдруг кто-то подал сигнал... Побежали, вляпались в болото. Раздумывать было некогда, решили обойти его с двух сторон, потом встретиться.
   - И что?
   - Разминулись...
   - Час от часу не легче, - пробормотал Глеб, - Все слышали сигнал, но никто его не подавал!
   - Как... не подавал? - Илья уронил снятую с плеча сумку.
   - А свисток у тебя есть? - спросил Коста вкрадчиво.
   - Есть. - Илья зашарил в кармане. - Даже... Даже два.
   Он разжал ладонь и удивился, похоже, больше всех.
   - Один мой! - воскликнул Алай. - Красный был только у меня.
   - Чудеса...
   - Где Савва? - спросил Глеб, и рука сама собой потянулась к мечу.
   - Не знаю.
   - Одно из двух, - сказал Коста, - либо его нет в живых, либо все эти проделки...
   И тут из темноты бесшумно, как тень, выступил Савва. Буравя Косту взглядом, сжал кулаки.
   - Договаривай! Чего замолк?
   Коста отвернулся к костру. Стараясь казаться равнодушным, пробубнил:
   - Теперь незачем.
   - Договаривай! Ты хотел сказать, что эти проделки на моей совести?
   - Уймитесь! - строго сказал Глеб. - Нам осталось только перегрызть друг другу глотки.
   - Когда-нибудь этим и кончится.
   - Кончится, если озвереем. - Оглядел всех пятерых, спросил хмуро: - У кого какие соображения?
   Илья вяло отмахнулся - какие соображения... Коста, согнувшись над костром и ни на кого не глядя, проговорил:
   - Соображение одно: кто-то из нас врет и не краснеет. Узнать бы кто...
   Утром в полном молчании погрузились на ушкуй и продолжили путь на север. Когда берега Онеги раздвинулись, как разведенные в стороны руки, и исчезли в тумане, Илья приглушенно сказал:
   - Студеное море. Добро пожаловать...
   Первые версты по морю дались легко. Дул слабый юго-восточный ветер, наполнявший парус и подгонявший ушкуй в нужном направлении. Путешественники стояли на палубе - никто из них, за исключением Пяйвия, никогда не заходил так далеко на Север и ни разу не видел Студеного моря.
   - Белая... - выдохнул Глеб, с замиранием глядя на бескрайнюю ширь.
   - Что говоришь? - спросил Коста.
   - Вода белая. Как снег.
   - На небо посмотри. Еще белее.
   И правда - привыкший к сочной синеве южного небосвода Глеб не мог обнаружить здесь даже малейшего голубого оттенка: небо над морем как будто выцвело. Оттого-то и вода, отражавшая его, казалась обесцвеченной. Белизна, сплошная белизна...
   Слева по борту выныривали из дымки и снова терялись маленькие каменистые островки. Волны не катились, а вздувались пологими буграми и тут же опадали.
   - Тихо как... - прошептал Алай.
   - Не верю в тишину, - отозвался Глеб. - Теперь уже не верю.
   Словно в подтверждение этих слов, пронзительно закричала чайка. Ушкуй подбросило на волне.
   - Не шторм ли начинается? - Коста зоркими глазами всмотрелся в горизонт. - Совсем некстати.
   Но горизонт был чист - ни облачка. Да и море вокруг по-прежнему выглядело спокойным - ничто не нарушало ритмичности глубоких вдохов и выдохов.
   - Почудилось, - сказал Глеб и едва устоял на ногах, потому что тряхнуло так, что с Ильи за борт свалилась шапка.
   - Ото!
   Палуба заходила ходуном. Ушкуй, скрипя всеми своими частями, приподнялся над водой, будто под ним внезапно вырос земляной горб, и рухнул вниз, взметнув в небо гигантский сноп соленых брызг.
   - Держись!
   Глеба припечатало к палубе. В голове вспыхнули и завертелись радужные круги. На какое-то мгновение он оглох, но вскоре сквозь наполнивший уши монотонный шум прорвался крик Косты:
   - Савва!
   Савва бултыхался в море, тщетно стараясь зацепиться за борт. Коста кинулся за веревкой. Илья с Алаем сидели на палубе, сдавив руками виски. Пяйвий, стоявший возле мачты и потому удержавшийся на ногах, не дожидаясь команды, потянул за канат, привязанный к парусу.
   Корабль остановился. Савва, сделав два-три сильных гребка, подплыл ближе и поймал брошенный Костой конец веревки. В этот момент ушкуй снова подпрыгнул, а из-под кормы, вдоль еще не разгладившейся струи, протянулась узкая пенистая полоса.
   - Обвяжись! - крикнул Коста, свесившись за борт. Савва обмотал веревку вокруг пояса, непослушными пальцами завязал толстый узел. Коста, напрягшись, стал тянуть. На помощь подоспел Пяйвий, а потом и поднявшийся на ноги Глеб. Втроем втащили продрогшего Савву на палубу. Вода текла с него ручьями. Он не мог выговорить ни слова и в знак признательности молча протянул Косте мокрую руку.
   - Смотрите! - раздался голос Ильи.
   За кормой, саженях в тридцати, из воды вынырнула приплюснутая голова с огромной пастью, в которой торчало десятка два острых, как кинжалы, зубов. Коста присвистнул:
   - Много диковин видывал... но такую!
   - Морской змей... - пролепетал Пяйвий. Глеб бросился к мачте поднимать парус. Змей, поведя в их сторону крохотными, почти неразличимыми на черной лоснящейся голове глазами, скрылся под водой.
   - От т-такой зверюги я бы д-держался подальше, - проговорил Савва, пытаясь посиневшими от холода руками стащить рубаху.
   - Я бы тоже, - сказал Илья.
   В море, в полупрозрачной глубине, извивалось гибкое тело. Глеб на глаз смерил его длину, и на взопревшей спине каплями холодной росы выступил пот. Над водой взлетел плоский, как рыбий плавник, хвост, и море содрогнулось от чудовищного удара. Ушкуй, легче пробки, вылетевшей из бочки с квасом, рванулся вперед. Парус, то теряя, то ловя воздушные потоки, полоскался, как большая тряпка.
   - Поскорей бы убраться, - промолвил Глеб, не сводя глаз с бурунов, кипевших на том месте, где вращалась под водой громадная черная спираль.
   - Просто так не отвяжется, - сказал Коста. - По всему видать, любопытный.
   Змей стал ходить кругами, и море под ушкуем просело - вода стала втягиваться в широкую воронку. В руках у Глеба появился лук. Стрела прошила белую пену, ударилась в литую, без чешуи, без единой складки, кожу змея и отскочила, как от панциря.
   - Бесполезно, - качнул головой Коста. - Тут и гарпуном не прошибешь. Разве что в глаз. Может, Пяйвий...
   - Нельзя! - испугался Пяйвий. - Будет злой... Совсем плохо...
   - Неужели его нельзя убить?
   - Можно. У нас убивают.
   - Как?
   - Оллмэть.
   - Оллмэть? - Глеб произнес чужое слово с осторожностью, будто пробовал незнакомый заморский фрукт. - Что такое оллмэть?
   - Трава. Ее варить... мазать стрелы, копья...
   - Отрава?