- Какой?
- Как вы похоронить Аксана?
- Странный вопрос. - Глеб посмотрел на Косту, хотя в темноте не видел его лица. - Закопали, и все.
- А лицо? Лицо... вверх?
- Вверх...
Из уст Пяйвия вырвался стон.
- Я забыть... Я должен был сказать.
- О чем? - Глеб взял его за руку, она дрожала. - Что с тобой?
- Я забыть! - Пяйвий задыхался от волнения. - Нойдов хоронить лицом вниз - чтобы они не нашли дорогу из земли. Только так.
Глеб ощутил, как озноб холодными ручьями побежал по телу.
- И что теперь будет?
- Он вернется. Обязательно вернется, чтобы отомстить тому, кто его убить.
Коста кашлянул и поднял ворот, прикрываясь от ветра. Чувствовалось, что от услышанного ему стало не по себе.
- Это не шутка?
- Нет...
- Значит, судьба, - упавшим голосом проговорил Глеб.
- Подожди! - Коста схватил его за плечо. - Может, еще не поздно? Мы на берегу. Надо немедленно идти в лес.
- В лес? Ночью?
- Кого ты боишься больше - каян или живых мертвецов?
- Я никого не боюсь. Просто с каянами мы уже встречались, а с мертвецами...
- Нечего раздумывать. Где заступ?
- Тише! - закричал Пяйвий и дернул Косту за полу. - Тише! Слышите?
Все трое замерли, и в наступившем молчании до слуха донеслись звуки: шаги... много шагов. В лесу замелькали огни - они приближались, увеличивались в размерах, их становилось все больше и больше.
Первым опомнился Коста:
- Каяне!
Он сбросил кафтан и прыгнул за борт. Сильный порыв ветра мгновенно выдул из головы мысли об Аксане. Глеб бросился следом за Костой, и вдвоем они принялись сталкивать ушкуй с отмели.
- Не идет! Засел крепко...
Сверху, прямо на их головы, свалился Пяйвий. Уперся руками в корму.
- Взяли!
Вода железными обручами сдавливала тело, ноги увязли в песке. Глеб глянул через плечо - каяне с факелами в руках уже выбегали из леса на берег. Их было не меньше сотни.
- Еще раз!
Глеб из последних сил навалился на ушкуй. Шальная волна перекатилась через голову. Захлебнулся, в горле зажгло. Стал яростно отплевываться и сквозь звон в ушах услышал радостный возглас Косты:
- Плывем!
Опора под ногами исчезла. Глеб взмахнул руками, вынырнул на поверхность и ухватился за борт. Коста был уже на палубе и, как мокрого щенка, вытаскивал из воды Пяйвия. Глеб взобрался сам, с трудом отдышался. Каяне толпой сгрудились на берегу, размахивали факелами и что-то кричали вслед уплывавшему ушкую. Потом их поглотила ночь.
Сперва ветер гнал путешественников вдоль берега, но утром дунуло с северо-запада, и ушкуй повернул в открытое море. Разыгрался самый настоящий шторм. Между водой и небом соткалась из тумана и серых туч непрозрачная пелена, и море, удивлявшее Глеба своей белизной, померкло, как зеркало, на которое накинули платок.
Днем Илье стало хуже. Рука опухла, а вся правая сторона груди покрылась зловещей синевой. Коста, который сделал ему новую перевязку, отозвал Глеба в сторону и сказал:
- Плохо дело. Похоже, заражение...
Глеб промолчал - отвечать было нечего. Ушкуй прыгал с волны на волну, а вокруг было море и ничего, кроме моря.
- Мы плыть назад, - сказал Пяйвий.
- Вижу, - процедил Глеб, глядя на бугристую линию горизонта, где темное небо смыкалось с темным морем. Ветер дул не переставая, но дышалось тяжело как под крышкой пыльного сундука.
- Если так пойдет и дальше, окажемся снова в Онежской губе, - мрачно предсказал Коста.
- Не каркай.
- Я не каркаю, я предполагаю. Можем, конечно, пройти восточное попадем на Зимний берег.
- Что за берег?
- Не знаю, не бывал. Говорят, там золото есть - пески богатые.
- А еще?
- Еще чудь.
- К лешему твое золото и берег вместе с ним! Не туда собирались.
Коста пожал плечами: собирались-то известно куда, да вот где теперь окажемся...
- Глеб... - позвал Илья. - Подойди-ка.
Глеб подошел, опустился на колени. Верить не хотелось, но на осунувшемся лице Ильи лежала печать близкой кончины. Он шевельнул рукой, прошептал запекшимися губами:
- Наклонись, что скажу.
Из-за борта на него летели холодные брызги. Глеб снял с себя кафтан лохмотья, и только! - осторожно накрыл Илью. Сказал, проглотив застрявший в горле комок:
- Ты бы лучше помолчал. Силы береги.
- Поздно... Слушай. Мне отец говорил: море жертву любит. Если уважить успокоится, ветер попутный подарит.
- Это ты к чему?
- К тому. Мне уже все равно, а вам плыть надо. Столько верст одолели... столько жизней...
- Замолчи!
- Не полошись. - Илья поднял дрожащую руку. - Я и заговор на поветерье знаю. Только жертва нужна... без нее никак...
- Хватит! - Глеб напрягся, на скулах заходили желваки. - Не верю я ни в какие заговоры. Лежи и не болтай, понял?
- Понял. - Илья опустил руку и закрыл глаза. - Но ты все-таки подумай.
Глеб с тяжелым сердцем отошел от него, рассказал обо всем Косте. Тот задумчиво покрутил пуговицу на груди, вздохнул.
- Я тоже не верю. Просто он хочет уйти. Сам. Понимаешь?
- Уйти? - Мысли в голове у Глеба застопорились. - Куда?
- Совсем. Это его право. Ему и так недолго осталось.
- И ты... ты так спокойно говоришь!
- Это его право, - повторил Коста. - Мы уже ничем не можем помочь.
Глеб закрыл лицо руками. Море шумело, грохотало, раскалывалось, и в этом грохоте слышались грозные шаги чего-то неотвратимого.
Из оцепенения Глеба вывел крик Пяйвия:
- Земля! Земля впереди!
- Земля?.. Какая?
Коста сложил ладони трубками, поднес к глазам.
- Похоже на Мудьюг.
- Здесь есть другие острова, - сказал Пяйвий. - Много островов. Каяне называть их Салвос.
- Нам тут делать нечего, - сказал Глеб.
- А нас никто и не спрашивает. - Коста привстал на цыпочки, пытаясь заглянуть за высокие гребни. - Камни!
Ушкуй несло к незнакомому побережью, окруженному рифами. Когда после очередного всплеска волн море на мгновение разглаживалось, выщербленные прибоем верхушки скал показывались из воды, как острые клыки из пасти хищника.
- Разобьемся! - вырвалось у Глеба. - Надо поворачивать!
- Как?!
Глеб в отчаянии обвел глазами палубу, ища средство, которое дало бы шанс на спасение. Парус? Убийственный северо-западный ветер превратился в ураган, и парус только ускорил бы гибель. Весла? Они были бессильны против той неодолимой силы, которая несла ушкуй к острову. Что же еще?..
- Коста! - послышался вдруг слабый голос Ильи. Он приподнялся на локте. По красному от напряжения лицу ручьями стекала влага - пот? слезы? морская вода? Шум ветра и волн проглотил половину слов, оставив лишь обрывки:
- ...моги... няться...
- Что?
- Помоги... подняться...
Коста, как ребенка, взял его на руки. Тело Ильи показалось ему легче пушинки.
- Куда?
- К борту.
Коста поднес его к борту, бережно поставил на ноги. Илья с минуту постоял, глядя на бушующее море и сосредоточиваясь. Потом начал нараспев читать заговор. Глеб стоял у противоположного борта, ноги приросли к палубе. Сердце в груди грохотало громче прибоя, а до ушей долетали полупонятные фразы:
- Юг да летник, пора потянуть... Запад-шалонник, пора покидать... Тридевять сторон все сосчитаны... югова наперед пошла... Западу-шалоннику спину оголю... У юга да летника жена хороша, у запада-шалонника жена померла...
Илья замолчал, потом повернулся, посмотрел огромными распахнутыми глазами на Косту, на Пяйвия, задержал взгляд на Глебе...
- Если что не так... не поминайте!
Сжал зубы. Опираясь здоровой рукой на плечо Косты, замершего, как каменный истукан, поставил ногу на борт, поднялся в полный рост над гремящей бездной. Глеб не мог больше смотреть и зажмурился.
- Нет!
Это крикнул Пяйвий. Крикнул так пронзительно, что из неба, как из продырявленного шилом мешка, посыпалась снежная крупа.
Глеб открыл глаза. Ильи на палубе не было. Возле борта стоял Коста и обеими руками удерживал рвущегося в воду Пяйвия.
- Успокойся! Хватит!
Пяйвий, рыдая, подбежал к Глебу, но Глеб смотрел поверх его головы туда, где над поверхностью моря мелькала глянцевитая спина морского змея.
- Добычу почуял, - чужим голосом проговорил Коста.
Глеб ощутил, как в мозг откуда-то извне проник черный сгусток гнева будто наконечник стрелы пробил череп. Этот сгусток вспыхнул адским огнем, выжег разум и наполнил голову чем-то бурлящим, похожим на расплавленный металл.
На палубе, возле носилок, на которых минуту назад лежал Илья, валялась секира. Глеб, уже не отдавая себе отчета, схватил ее и ринулся на корму, над которой, как кошмарное видение, поднялась громадная голова с раскрытой пастью.
- Куда? - Коста метнулся наперерез, но остановить Глеба было уже невозможно. Он взмахнул секирой и с рыком, перекрывшим грохот урагана, всадил ее в нижнюю челюсть чудовища.
Змей взревел от боли и клацнул зубами. Рукоятка секиры переломилась, словно тростинка, и в руке у Глеба остался обломок длиною в несколько вершков.
- Назад, дурак! - Коста, как лев, прыгнул ему на плечи и опрокинул на доски.
Зубы змея защелкали над палубой - с них, вперемешку со слюной, капала густая смрадная кровь. Потом он взвился в воздух, подобно гигантской бескрылой птице, пролетел над ушкуем - от кормы к носу - и рухнул в воду.
Глеб поднял голову. От мачты остался голый столб - реи вместе с парусом и снастями были снесены начисто.
- Вот тебе и...
Договорить не успел - ушкуй дернуло так, что окончание фразы провалилось обратно в горло. Веревка, каким-то чудом зацепившаяся за верхушку мачты и ушедшая другим концом в воду, натянулась... ослабла... опять натянулась. Ушкуй стал крениться набок. Глеб вскочил, схватился за пояс - меча не было. Стал лихорадочно обшаривать одежду в поисках ножа.
Из воды снова вынырнула окровавленная пасть. В ней застрял скомканный парус, от которого к мачте тянулась та самая веревка. Змей исступленно мотал головой, хрустел обломками рей и был похож на лошадь, грызущую удила.
Пяйвий с ножом в руке бросился на нос корабля, чтобы перерезать веревку, но Коста в три прыжка настиг его и крепко сжал пальцами тонкое запястье.
- Не спеши! Все одно пропадем.
Течение мчало ушкуй вместе с барахтавшимся змеем на рифы -до них оставалось совсем немного. Веревка оказалась прочной - змей силился перекусить ее, но запутывался еще больше. Четыре петли вперехлест легли на его толстую шею. Устав бороться, он нырнул в воду, вынырнул и только тут заметил рядом с собой черные зубцы камней. Перепуганный, рванулся прочь - буравом ввинтился в набегавшую волну и потянул за собой ушкуй.
Нос корабля резко повело влево. Глеб, держась за борт, увидел, как скалистый берег, с неумолимой быстротой надвигавшийся на ушкуй, вдруг замер и стал удаляться. Буруны остались за кормой. Напоследок под днищем заскрежетало корабль, налетев на каменную плиту, подпрыгнул, и из-под кормы выскочил отколовшийся кусок киля. У Глеба перехватило дыхание.
- Коста!
Коста пинком сшиб крышку люка и исчез в трюме. Корабль несся с такой стремительностью, что казалось, у него выросли крылья. Остров, так и оставшийся неведомым, растаял в дали.
- Днище цело. Порядок! - сообщил Коста, выглянув из трюма.
Радоваться этому обстоятельству было некогда. Глеб перебежал на нос, и его глазам предстало фантастическое зрелище. Впереди, рассекая волны, мчался змей. Его голова то и дело погружалась в воду, но веревка не давала ему уйти глубоко - он сердито фыркал и, рассыпая брызги, бил по воде хвостом. За ним тянулся широкий пенистый шлейф, а следом - струя в струю - плыл ушкуй. Мокрая веревка дрожала, одно из девяти волокон лопнуло, но остальные были целы...
- Любуешься? - спросил Коста. - На змеях, поди, не катался?
- Что? - Мысли в голове у Глеба скакали как блохи - быстро и беспорядочно.
- Говорю, змеев запрягать не доводилось?
- В первый раз...
Рядом, раскрыв от изумления рот, стоял Пяйвий. Коста положил ему руку на плечо.
- У вас их тоже не запрягают?
- Нет...
- Зря. Гляди, какая силища! Вернешься, расскажешь своим - пускай кумекают.
- Еще неизвестно, кто куда вернется, - пробормотал Глеб. - Затащит нас эта тварь туда, откуда не выбраться.
- Пока что тащит, куда надо. На север.
- Только бы не передумала...
Змей тянул их на буксире целый день и к вечеру окончательно выдохся начал двигаться судорожными рывками, а его неподъемная туша стала все чаще и чаще бессильно виснуть на веревке, грозя потопить ушкуй вместе с путешественниками. Но тут перетерлось последнее волокно, и веревка оборвалась. Змей с обрывком на шее, раздувая бока, ушел в глубину, а корабль, потеряв скорость, закачался на волнах.
- Покатались на дармовщину, и хватит, - сказал Коста, провожая взглядом уплывавшее чудище. Глеб облизал палец, поднял вверх.
- А ветер-то сменился!
- Нам теперь без разницы...
Лишенный паруса ушкуй стал игрушкой волн, и вскоре путешественники перестали понимать, в какую сторону их несет. Вдобавок Глеб потерял счет времени: солнце пропало, с неба сыпался мокрый снег, дни и ночи смешались друг с другом.
В довершение всех бед кончилась провизия. Пока стояла непогода, птицы над морем не летали, а попытки Ко-сты ловить рыбу закончились ничем. На исходе была пресная вода. Пяйвий совсем упал духом, Глеб с Костой еще держались. Дрожа от холода, в продранных одеждах, они стояли на палубе и молча глядели каждый в свою сторону, надеясь отыскать на горизонте признаки суши.
...Однажды (наверно, это было днем, потому что небо из черного ненадолго стало серым) Глебу почудилось, будто впереди блеснула отшлифованная ветрами вершина скалы.
- Пяйвий!
Пяйвий, исхудавший, похожий на тень, подошел, волоча ноги, и всмотрелся в даль.
- Ну что?
- Скала!
- А под ней?
- Не видать. Волны...
- Сейчас подойдем поближе, - сказал Коста. - Нас как раз туда и несет.
Примерно через час под скалой обнаружился берег: россыпь валунов - от края и до края. Что-то подсказывало Косте, что там, за этой россыпью, есть лес.
- На остров не похоже, - сказал Глеб.
- Что тогда? Земля?
- Здесь есть только одна земля, - тихо промолвил Пяйвий.
- Тре?
- Да.
Коста громко кашлянул и зачем-то проверил, на месте ли булава.
- Выходит, дошлепали?
- Не торопись, - промолвил Глеб, не отрывая глаз от приближающегося берега. - Вот сойдем, тогда и разберемся.
- Сойти-то как раз будет трудновато. Посмотри, какие волны.
Земля Тре - если это была она, - похоже, не ждала гостей. Чем ближе подходил ушкуй к пустынному побережью, тем выше вздымались тяжелые водяные горбы. Глеб поискал глазами место, куда можно было бы причалить, но ничего подходящего не нашел - из моря черными бородавками торчали рифы, между которыми не проскользнула бы даже рыбацкая лодка.
- Что будем делать?
- Подойдем еще ближе и попробуем бросить якорь. Надо переждать.
- А если...
Мощный вал, накатившись сзади, приподнял ушкуй на добрую сажень и, словно меч в ножны, вогнал в узкое каменное ложе.
- Приплыли, - сказал Коста. - Мель. До земли оставалось совсем чуть-чуть. Глеб прикинул - нельзя ли добраться вплавь. Если бы море успокоилось, он не стал бы раздумывать ни минуты - у берега было мелко, а местами дно поднималось настолько, что по нему, наверное, можно было пройти не замочив рукавов. Но сейчас...
- Подождем, может, стихнет.
Ушкуй содрогнулся от нового удара - волна разбилась о корму. Все ясно услышали, как в трюме захлюпала вода.
- Дело дрянь, - заметил Коста. - Море нынче неласковое. Пока будем ждать, раздолбает за милую душу.
Пяйвий подбежал к борту и, рискуя свалиться в воду, впился взглядом в мрачную каменную стену.
- Это она! Земля Тре!
- С чего ты взял?
- Я узнать! Вон там... слева... проход между камнями. Это путь на север, к гряде Кейв.
- Дай-ка я гляну. - Коста сделал шаг, но в этот миг через всю палубу прокатилась огромная волна и, словно пылинку с ладони, смахнула Пяйвия в море.
Внутри у Глеба все перевернулось. Он подскочил к борту, чтобы кинуться следом, но очередная волна поставила ушкуй чуть ли не на дыбы. Коста, сбитый с ног, упал на Глеба, и они вдвоем, схватившись друг за друга, покатились по палубе.
Еще один удар... Мачта рухнула, как подрубленное дерево, и, ударившись о корму, разломилась пополам. Словно яичная скорлупа затрещала обшивка.
- Конец... - выговорил Глеб, по-рыбьи хватая ртом воздух.
Доски под ним разошлись, и он полетел вниз. В трюме зияли дыры, вода хлестала, как кровь из распоротого живота. Обломки брусьев, еще державшиеся на скобах, трепетали, словно порванные сухожилия. Глеб, падая, приложился к одному из них затылком, вскрикнул от боли и очутился в ледяной воде. Ничего не видя и не соображая, ткнулся лицом в какой-то бочонок, растопырил руки и ноги, забарахтался.
- Сюда!
В сознание, разорвав мутную пелену, вцарапался голос Косты. Сильные руки вытолкнули Глеба наружу - через пробоину, в которую потоком врывалась вода. Рядом плашмя упала тяжелая доска.
- Плыви! К берегу! - закричал Коста. Плыть? В голове жужжал пчелиный рой, холод сводил тело. Глеб бестолково зашлепал руками по воде и увидел, что течение несет его прямо на риф.
- Не туда!
Коста поймал его за шиворот, направил в узкую щель между камнями. Глеб плыл, как во сне. Волны швыряли его из стороны в сторону, срывая с плеч последние лохмотья одежды. Ему было все равно. С ноги соскользнул сапог... пускай!
Коста нырнул в бурун, выловил деревянный круг - крышку от бочки. Сунул Глебу:
- Держи!
Глеб навалился на крышку грудью, плыть стало легче. Вскоре ноги коснулись дна, и он, поддерживаемый двужильным Костой, выбрался на берег. В одном сапоге, мокрый, продрогший до костей, сделал несколько шагов по направлению к скале и упал. Рядом, тяжело дыша, остановился Коста, дернул за руку:
- Вставай! Надо идти.
- Куда?
- Вон пещера, видишь?
- Нет...
Перед глазами плыло. Держась за Косту, Глеб насилу поднялся, повернулся лицом к морю. Море обезумело. Вместе с брызгами и ошметками пены в небо взлетали обломки брусьев и досок - все, что осталось от ушкуя. Волны в слепой ярости дробили их о рифы и выплевывали на берег коричневые щепки.
- Идем скорее! - торопил Коста. - Застудишься!
- Где Пяйвий?
- Спроси что-нибудь полегче...
Глеб оттолкнул его и побежал навстречу прибою. В лицо пахнуло бездонной пустотой - как из глубокой пропасти.
- Пя-а-а-айви-и-ий!..
Крик раненой птицей взмыл над гребнями, обреченно чиркнул по небу и утонул в море. Волна - хищный зверь с густой белой гривой - прыгнула Глебу на грудь и повалила на камни.
Вверх, к высокому своду пещеры, поднимался густой дым. Языкастое пламя, угнездившись в обложенном галькой очаге, с жадностью поглощало куски дерева, которые подкладывал Коста. От черной дыры-входа тянуло сыростью. Снаружи, приглушенный толстыми гранитными стенами, доносился шум бушующего моря.
Глеб в одной рубахе лежал возле костра. В спину давили неровности каменного пола. Правый бок пекло, как на сковородке, а в левый тонкими иголками вонзался холод.
- Очнулся? Ну, слава тебе... - Коста встал и пошел куда-то в глубь пещеры.
Глеб сел, прислушался к боли, дергавшей избитое тело. Потрогал ушибленный затылок. Кость вроде цела, а ссадина - пустяк.
- Где мы?
- Запамятовал? - гулко донеслось издалека. - В земле Тре.
- Это я помню. Где именно?
- Нашел кого спрашивать. Пяйвий говорил...
- Пяйвий! Он здесь?
"...десь?" - повторило эхо.
- Пропал, - ответил Коста после короткого молчания. - Никаких следов.
- Ты искал?
- Прошел по берегу туда-обратно. А что толку? Такая непогодь...
Глеб, постанывая, подполз к наружному отверстию, высунул голову. За пределами пещеры мела метель - сверху густо сыпались тяжелые хлопья снега, ветер широкой метлой разбрасывал их по земле. Беда тому, кто в такое ненастье окажется без крова...
- Пить хочешь?
Коста стоял у костра и держал в руках потемневший от времени кубок.
- Где ты его нашел?
- Тут валялся.
Глеб отхлебнул воды, зажмурился - показалось, что в горло провалился кусок льда.
- А ты?
- Пей. Воды сколько хочешь - по стенам течет. Глеб отхлебнул еще раз и стал рассматривать кубок.
- Вещь не наша, - сказал Коста. - Варяжская или свейская. У нас такие не делают.
На ободе, сквозь зеленый налет, проступали какие-то буквы. Глеб потер их пальцем, счищая плесень. Вгляделся.
- Похоже на латынь. "Эксперимента... эст опти-ма... рерум магистра".
- Растолкуй.
- "Опыт - лучший учитель".
- Гляди-ка! - Глеб впервые увидел на лице Косты неприкрытое удивление. - Откуда знаешь?
- Учился по книгам. - В груди затрепетало что-то похожее на гордость. Три года назад был в Византии с княжескими посланниками. Переводил...
- Молодец. - Во вздохе Косты прозвучала легкая зависть. - А я вот не сподобился...
Теперь настал черед Глеба взглянуть на него с удивлением. Мужик ведь зачем латынь?
Коста вдруг смутился, будто нечаянно выдал сокровенную тайну. Пробурчал, отвечая на незаданный вопрос:
- Думаешь, только вам, боярам, грамота нужна? - и тут же перевел разговор на другую тему: - Выходит, до нас здесь уже кто-то побывал?
- Выходит, так.
Глеб взял из костра головню и осветил ею пространство вокруг себя.
- А это что? Ну-ка...
Под стеной лежал скомканный лоскут, похожий на обрывок кожаного плаща. Глеб приподнял его и вздрогнул, увидев перед собой человеческий череп.
- Вот он кто-то...
Рядом с черепом тускло поблескивал маленький металлический овал. Глеб протянул руку и взял его. Это был золотой медальон с искусной гравировкой: корабль, плывущий по бурному морю. На обратной стороне чем-то острым было выцарапано слово "Харальд".
- Имя, - определил Коста. - Варяжское.
- Тонкая работа, - сказал Глеб, разглядывая рисунок. - Посмотри.
- Безделка! - Коста скривил губы. - У нас любой чеканщик лучше сделает.
Металл холодил ладонь. Глеб сжал руку в кулак, решив сохранить медальон при себе. Коста без тени брезгливости поднял череп и обнаружил под ним свернутый в тугую трубку пергамент.
- Это, пожалуй, будет поинтересней. Пергамент был изрядно попорчен стекавшей со стены влагой. Коста развернул его и увидел размытые ряды латинских букв.
- На, - протянул Глебу. - Это по твоей части.
Буквы были выписаны неровно, строчки то задирались вверх, то скатывались вниз, наползая одна на другую. Чувствовалось, что рука автора дрожала - так бывает от слабости или от волнения.
- "Тертиум нон датур..." - прочитал Глеб, с трудом разбирая чужие каракули. - "Третьего не дано. Теперь... когда передо мною стоит простой... слишком простой выбор - жить или умереть, - я понимаю это очень хорошо".
- Кто "я"? - нетерпеливо спросил Коста.
- Сейчас... Вот! "Меня зовут Харальд. Хотя... правильнее сказать: меня звали Харальд... ибо если кто-то и будет читать эти строки, то произойдет это уже после моей смерти... Что ж... как сказал великий Сенека... вивере милитаре эст... жить - значит бороться. А в каждой борьбе есть победители и побежденные..."
- Сенека? Кто такой? - снова перебил Коста.
- Мудрец один... Не мешай! - Глеб отмахнулся от него и, вперившись взглядом в пергамент, склонился к огню. - "Прошел ровно год с тех пор, как я покинул благословенную Норвегию и, памятуя о том, что... ни-гил эст ин интеллекте... нет ничего в уме, чего раньше не было бы в ощущениях... отправился на поиски приключений. Мой путь лежал в Биармию... или землю Тре, как называют ее на юге... землю, о которой слышал я столько небылиц, но где не бывал до сей поры ни один..." Клякса. - Глеб с сожалением пропустил несколько расплывшихся строчек. - "...два месяца, как я, обогнув Биармию с востока, вошел в Гандвик, который белокурые жители Гардарики..."
- Новгорода, - подсказал Коста. - Это по-варяжски.
- "...жители Гардарики называют Студеным морем. И здесь мне..." Опять размыто, "...погибла вся моя команда, а "Конунг"... отличный корабль, построенный Бьорном Ремесленником и прошедший от Ланги до Гандвика... превратился в груду щепок..."
- Знакомая история, - грустно усмехнулся Коста.
- "Я путешествовал по Биармии и... ад окулос... воочию видел то, чему раньше не верил, потому что это было слишком... абсурдум... нелепо..."
Костер угасал, и Коста подбросил в него еще несколько деревяшек бренные останки ушкуя, подобранные на берегу.
- "Кто бы ни был ты, попавший в эти края и нашедший мое послание... я могу дать тебе только один... только один разумный совет: беги! Садись на свое судно и спасайся... Чем скорее ты покинешь Биармию, тем лучше будет для тебя и для тех, кто прибыл сюда вместе с тобой".
Глеб замолчал. Слышно было, как в недрах пещеры капала вода.
- Совет не для нас, - сказал Коста. - И хотели бы уплыть, да не на чем. Читай дальше.
- "Спасайся... ибо здесь ты встретишь то, что не могло возникнуть даже в самом богатом воображении. И если ты никогда не испытывал страха испытаешь... и если был уверен в собственных силах - разуверишься..."
Коста зевнул - напоказ.
- Скучно. Столько слов - и одни причитания. Ближе к делу!
- "Я понимаю, что мои выражения могут показаться чересчур туманными, но мне и далее придется... обскурум пер обскуриус... объяснять неясное через неясное, поскольку мои познания слишком скупы, а моя речь слишком скудна, чтобы в полной мере описать увиденное..."
- Опять за свое! Что дальше?
- Дальше... все.
- Как все?
- Ничего не разобрать. - Глеб показал ему красное пятно, растекшееся на пергаменте.
- Как будто кровь... Неужели нельзя прочитать?
- Только отдельные слова. "Спиритус" - дух... "игнорамус эт игнорабимус" - не знаем и не узнаем... "арбитрум либерум" - свободное решение...
- Как вы похоронить Аксана?
- Странный вопрос. - Глеб посмотрел на Косту, хотя в темноте не видел его лица. - Закопали, и все.
- А лицо? Лицо... вверх?
- Вверх...
Из уст Пяйвия вырвался стон.
- Я забыть... Я должен был сказать.
- О чем? - Глеб взял его за руку, она дрожала. - Что с тобой?
- Я забыть! - Пяйвий задыхался от волнения. - Нойдов хоронить лицом вниз - чтобы они не нашли дорогу из земли. Только так.
Глеб ощутил, как озноб холодными ручьями побежал по телу.
- И что теперь будет?
- Он вернется. Обязательно вернется, чтобы отомстить тому, кто его убить.
Коста кашлянул и поднял ворот, прикрываясь от ветра. Чувствовалось, что от услышанного ему стало не по себе.
- Это не шутка?
- Нет...
- Значит, судьба, - упавшим голосом проговорил Глеб.
- Подожди! - Коста схватил его за плечо. - Может, еще не поздно? Мы на берегу. Надо немедленно идти в лес.
- В лес? Ночью?
- Кого ты боишься больше - каян или живых мертвецов?
- Я никого не боюсь. Просто с каянами мы уже встречались, а с мертвецами...
- Нечего раздумывать. Где заступ?
- Тише! - закричал Пяйвий и дернул Косту за полу. - Тише! Слышите?
Все трое замерли, и в наступившем молчании до слуха донеслись звуки: шаги... много шагов. В лесу замелькали огни - они приближались, увеличивались в размерах, их становилось все больше и больше.
Первым опомнился Коста:
- Каяне!
Он сбросил кафтан и прыгнул за борт. Сильный порыв ветра мгновенно выдул из головы мысли об Аксане. Глеб бросился следом за Костой, и вдвоем они принялись сталкивать ушкуй с отмели.
- Не идет! Засел крепко...
Сверху, прямо на их головы, свалился Пяйвий. Уперся руками в корму.
- Взяли!
Вода железными обручами сдавливала тело, ноги увязли в песке. Глеб глянул через плечо - каяне с факелами в руках уже выбегали из леса на берег. Их было не меньше сотни.
- Еще раз!
Глеб из последних сил навалился на ушкуй. Шальная волна перекатилась через голову. Захлебнулся, в горле зажгло. Стал яростно отплевываться и сквозь звон в ушах услышал радостный возглас Косты:
- Плывем!
Опора под ногами исчезла. Глеб взмахнул руками, вынырнул на поверхность и ухватился за борт. Коста был уже на палубе и, как мокрого щенка, вытаскивал из воды Пяйвия. Глеб взобрался сам, с трудом отдышался. Каяне толпой сгрудились на берегу, размахивали факелами и что-то кричали вслед уплывавшему ушкую. Потом их поглотила ночь.
Сперва ветер гнал путешественников вдоль берега, но утром дунуло с северо-запада, и ушкуй повернул в открытое море. Разыгрался самый настоящий шторм. Между водой и небом соткалась из тумана и серых туч непрозрачная пелена, и море, удивлявшее Глеба своей белизной, померкло, как зеркало, на которое накинули платок.
Днем Илье стало хуже. Рука опухла, а вся правая сторона груди покрылась зловещей синевой. Коста, который сделал ему новую перевязку, отозвал Глеба в сторону и сказал:
- Плохо дело. Похоже, заражение...
Глеб промолчал - отвечать было нечего. Ушкуй прыгал с волны на волну, а вокруг было море и ничего, кроме моря.
- Мы плыть назад, - сказал Пяйвий.
- Вижу, - процедил Глеб, глядя на бугристую линию горизонта, где темное небо смыкалось с темным морем. Ветер дул не переставая, но дышалось тяжело как под крышкой пыльного сундука.
- Если так пойдет и дальше, окажемся снова в Онежской губе, - мрачно предсказал Коста.
- Не каркай.
- Я не каркаю, я предполагаю. Можем, конечно, пройти восточное попадем на Зимний берег.
- Что за берег?
- Не знаю, не бывал. Говорят, там золото есть - пески богатые.
- А еще?
- Еще чудь.
- К лешему твое золото и берег вместе с ним! Не туда собирались.
Коста пожал плечами: собирались-то известно куда, да вот где теперь окажемся...
- Глеб... - позвал Илья. - Подойди-ка.
Глеб подошел, опустился на колени. Верить не хотелось, но на осунувшемся лице Ильи лежала печать близкой кончины. Он шевельнул рукой, прошептал запекшимися губами:
- Наклонись, что скажу.
Из-за борта на него летели холодные брызги. Глеб снял с себя кафтан лохмотья, и только! - осторожно накрыл Илью. Сказал, проглотив застрявший в горле комок:
- Ты бы лучше помолчал. Силы береги.
- Поздно... Слушай. Мне отец говорил: море жертву любит. Если уважить успокоится, ветер попутный подарит.
- Это ты к чему?
- К тому. Мне уже все равно, а вам плыть надо. Столько верст одолели... столько жизней...
- Замолчи!
- Не полошись. - Илья поднял дрожащую руку. - Я и заговор на поветерье знаю. Только жертва нужна... без нее никак...
- Хватит! - Глеб напрягся, на скулах заходили желваки. - Не верю я ни в какие заговоры. Лежи и не болтай, понял?
- Понял. - Илья опустил руку и закрыл глаза. - Но ты все-таки подумай.
Глеб с тяжелым сердцем отошел от него, рассказал обо всем Косте. Тот задумчиво покрутил пуговицу на груди, вздохнул.
- Я тоже не верю. Просто он хочет уйти. Сам. Понимаешь?
- Уйти? - Мысли в голове у Глеба застопорились. - Куда?
- Совсем. Это его право. Ему и так недолго осталось.
- И ты... ты так спокойно говоришь!
- Это его право, - повторил Коста. - Мы уже ничем не можем помочь.
Глеб закрыл лицо руками. Море шумело, грохотало, раскалывалось, и в этом грохоте слышались грозные шаги чего-то неотвратимого.
Из оцепенения Глеба вывел крик Пяйвия:
- Земля! Земля впереди!
- Земля?.. Какая?
Коста сложил ладони трубками, поднес к глазам.
- Похоже на Мудьюг.
- Здесь есть другие острова, - сказал Пяйвий. - Много островов. Каяне называть их Салвос.
- Нам тут делать нечего, - сказал Глеб.
- А нас никто и не спрашивает. - Коста привстал на цыпочки, пытаясь заглянуть за высокие гребни. - Камни!
Ушкуй несло к незнакомому побережью, окруженному рифами. Когда после очередного всплеска волн море на мгновение разглаживалось, выщербленные прибоем верхушки скал показывались из воды, как острые клыки из пасти хищника.
- Разобьемся! - вырвалось у Глеба. - Надо поворачивать!
- Как?!
Глеб в отчаянии обвел глазами палубу, ища средство, которое дало бы шанс на спасение. Парус? Убийственный северо-западный ветер превратился в ураган, и парус только ускорил бы гибель. Весла? Они были бессильны против той неодолимой силы, которая несла ушкуй к острову. Что же еще?..
- Коста! - послышался вдруг слабый голос Ильи. Он приподнялся на локте. По красному от напряжения лицу ручьями стекала влага - пот? слезы? морская вода? Шум ветра и волн проглотил половину слов, оставив лишь обрывки:
- ...моги... няться...
- Что?
- Помоги... подняться...
Коста, как ребенка, взял его на руки. Тело Ильи показалось ему легче пушинки.
- Куда?
- К борту.
Коста поднес его к борту, бережно поставил на ноги. Илья с минуту постоял, глядя на бушующее море и сосредоточиваясь. Потом начал нараспев читать заговор. Глеб стоял у противоположного борта, ноги приросли к палубе. Сердце в груди грохотало громче прибоя, а до ушей долетали полупонятные фразы:
- Юг да летник, пора потянуть... Запад-шалонник, пора покидать... Тридевять сторон все сосчитаны... югова наперед пошла... Западу-шалоннику спину оголю... У юга да летника жена хороша, у запада-шалонника жена померла...
Илья замолчал, потом повернулся, посмотрел огромными распахнутыми глазами на Косту, на Пяйвия, задержал взгляд на Глебе...
- Если что не так... не поминайте!
Сжал зубы. Опираясь здоровой рукой на плечо Косты, замершего, как каменный истукан, поставил ногу на борт, поднялся в полный рост над гремящей бездной. Глеб не мог больше смотреть и зажмурился.
- Нет!
Это крикнул Пяйвий. Крикнул так пронзительно, что из неба, как из продырявленного шилом мешка, посыпалась снежная крупа.
Глеб открыл глаза. Ильи на палубе не было. Возле борта стоял Коста и обеими руками удерживал рвущегося в воду Пяйвия.
- Успокойся! Хватит!
Пяйвий, рыдая, подбежал к Глебу, но Глеб смотрел поверх его головы туда, где над поверхностью моря мелькала глянцевитая спина морского змея.
- Добычу почуял, - чужим голосом проговорил Коста.
Глеб ощутил, как в мозг откуда-то извне проник черный сгусток гнева будто наконечник стрелы пробил череп. Этот сгусток вспыхнул адским огнем, выжег разум и наполнил голову чем-то бурлящим, похожим на расплавленный металл.
На палубе, возле носилок, на которых минуту назад лежал Илья, валялась секира. Глеб, уже не отдавая себе отчета, схватил ее и ринулся на корму, над которой, как кошмарное видение, поднялась громадная голова с раскрытой пастью.
- Куда? - Коста метнулся наперерез, но остановить Глеба было уже невозможно. Он взмахнул секирой и с рыком, перекрывшим грохот урагана, всадил ее в нижнюю челюсть чудовища.
Змей взревел от боли и клацнул зубами. Рукоятка секиры переломилась, словно тростинка, и в руке у Глеба остался обломок длиною в несколько вершков.
- Назад, дурак! - Коста, как лев, прыгнул ему на плечи и опрокинул на доски.
Зубы змея защелкали над палубой - с них, вперемешку со слюной, капала густая смрадная кровь. Потом он взвился в воздух, подобно гигантской бескрылой птице, пролетел над ушкуем - от кормы к носу - и рухнул в воду.
Глеб поднял голову. От мачты остался голый столб - реи вместе с парусом и снастями были снесены начисто.
- Вот тебе и...
Договорить не успел - ушкуй дернуло так, что окончание фразы провалилось обратно в горло. Веревка, каким-то чудом зацепившаяся за верхушку мачты и ушедшая другим концом в воду, натянулась... ослабла... опять натянулась. Ушкуй стал крениться набок. Глеб вскочил, схватился за пояс - меча не было. Стал лихорадочно обшаривать одежду в поисках ножа.
Из воды снова вынырнула окровавленная пасть. В ней застрял скомканный парус, от которого к мачте тянулась та самая веревка. Змей исступленно мотал головой, хрустел обломками рей и был похож на лошадь, грызущую удила.
Пяйвий с ножом в руке бросился на нос корабля, чтобы перерезать веревку, но Коста в три прыжка настиг его и крепко сжал пальцами тонкое запястье.
- Не спеши! Все одно пропадем.
Течение мчало ушкуй вместе с барахтавшимся змеем на рифы -до них оставалось совсем немного. Веревка оказалась прочной - змей силился перекусить ее, но запутывался еще больше. Четыре петли вперехлест легли на его толстую шею. Устав бороться, он нырнул в воду, вынырнул и только тут заметил рядом с собой черные зубцы камней. Перепуганный, рванулся прочь - буравом ввинтился в набегавшую волну и потянул за собой ушкуй.
Нос корабля резко повело влево. Глеб, держась за борт, увидел, как скалистый берег, с неумолимой быстротой надвигавшийся на ушкуй, вдруг замер и стал удаляться. Буруны остались за кормой. Напоследок под днищем заскрежетало корабль, налетев на каменную плиту, подпрыгнул, и из-под кормы выскочил отколовшийся кусок киля. У Глеба перехватило дыхание.
- Коста!
Коста пинком сшиб крышку люка и исчез в трюме. Корабль несся с такой стремительностью, что казалось, у него выросли крылья. Остров, так и оставшийся неведомым, растаял в дали.
- Днище цело. Порядок! - сообщил Коста, выглянув из трюма.
Радоваться этому обстоятельству было некогда. Глеб перебежал на нос, и его глазам предстало фантастическое зрелище. Впереди, рассекая волны, мчался змей. Его голова то и дело погружалась в воду, но веревка не давала ему уйти глубоко - он сердито фыркал и, рассыпая брызги, бил по воде хвостом. За ним тянулся широкий пенистый шлейф, а следом - струя в струю - плыл ушкуй. Мокрая веревка дрожала, одно из девяти волокон лопнуло, но остальные были целы...
- Любуешься? - спросил Коста. - На змеях, поди, не катался?
- Что? - Мысли в голове у Глеба скакали как блохи - быстро и беспорядочно.
- Говорю, змеев запрягать не доводилось?
- В первый раз...
Рядом, раскрыв от изумления рот, стоял Пяйвий. Коста положил ему руку на плечо.
- У вас их тоже не запрягают?
- Нет...
- Зря. Гляди, какая силища! Вернешься, расскажешь своим - пускай кумекают.
- Еще неизвестно, кто куда вернется, - пробормотал Глеб. - Затащит нас эта тварь туда, откуда не выбраться.
- Пока что тащит, куда надо. На север.
- Только бы не передумала...
Змей тянул их на буксире целый день и к вечеру окончательно выдохся начал двигаться судорожными рывками, а его неподъемная туша стала все чаще и чаще бессильно виснуть на веревке, грозя потопить ушкуй вместе с путешественниками. Но тут перетерлось последнее волокно, и веревка оборвалась. Змей с обрывком на шее, раздувая бока, ушел в глубину, а корабль, потеряв скорость, закачался на волнах.
- Покатались на дармовщину, и хватит, - сказал Коста, провожая взглядом уплывавшее чудище. Глеб облизал палец, поднял вверх.
- А ветер-то сменился!
- Нам теперь без разницы...
Лишенный паруса ушкуй стал игрушкой волн, и вскоре путешественники перестали понимать, в какую сторону их несет. Вдобавок Глеб потерял счет времени: солнце пропало, с неба сыпался мокрый снег, дни и ночи смешались друг с другом.
В довершение всех бед кончилась провизия. Пока стояла непогода, птицы над морем не летали, а попытки Ко-сты ловить рыбу закончились ничем. На исходе была пресная вода. Пяйвий совсем упал духом, Глеб с Костой еще держались. Дрожа от холода, в продранных одеждах, они стояли на палубе и молча глядели каждый в свою сторону, надеясь отыскать на горизонте признаки суши.
...Однажды (наверно, это было днем, потому что небо из черного ненадолго стало серым) Глебу почудилось, будто впереди блеснула отшлифованная ветрами вершина скалы.
- Пяйвий!
Пяйвий, исхудавший, похожий на тень, подошел, волоча ноги, и всмотрелся в даль.
- Ну что?
- Скала!
- А под ней?
- Не видать. Волны...
- Сейчас подойдем поближе, - сказал Коста. - Нас как раз туда и несет.
Примерно через час под скалой обнаружился берег: россыпь валунов - от края и до края. Что-то подсказывало Косте, что там, за этой россыпью, есть лес.
- На остров не похоже, - сказал Глеб.
- Что тогда? Земля?
- Здесь есть только одна земля, - тихо промолвил Пяйвий.
- Тре?
- Да.
Коста громко кашлянул и зачем-то проверил, на месте ли булава.
- Выходит, дошлепали?
- Не торопись, - промолвил Глеб, не отрывая глаз от приближающегося берега. - Вот сойдем, тогда и разберемся.
- Сойти-то как раз будет трудновато. Посмотри, какие волны.
Земля Тре - если это была она, - похоже, не ждала гостей. Чем ближе подходил ушкуй к пустынному побережью, тем выше вздымались тяжелые водяные горбы. Глеб поискал глазами место, куда можно было бы причалить, но ничего подходящего не нашел - из моря черными бородавками торчали рифы, между которыми не проскользнула бы даже рыбацкая лодка.
- Что будем делать?
- Подойдем еще ближе и попробуем бросить якорь. Надо переждать.
- А если...
Мощный вал, накатившись сзади, приподнял ушкуй на добрую сажень и, словно меч в ножны, вогнал в узкое каменное ложе.
- Приплыли, - сказал Коста. - Мель. До земли оставалось совсем чуть-чуть. Глеб прикинул - нельзя ли добраться вплавь. Если бы море успокоилось, он не стал бы раздумывать ни минуты - у берега было мелко, а местами дно поднималось настолько, что по нему, наверное, можно было пройти не замочив рукавов. Но сейчас...
- Подождем, может, стихнет.
Ушкуй содрогнулся от нового удара - волна разбилась о корму. Все ясно услышали, как в трюме захлюпала вода.
- Дело дрянь, - заметил Коста. - Море нынче неласковое. Пока будем ждать, раздолбает за милую душу.
Пяйвий подбежал к борту и, рискуя свалиться в воду, впился взглядом в мрачную каменную стену.
- Это она! Земля Тре!
- С чего ты взял?
- Я узнать! Вон там... слева... проход между камнями. Это путь на север, к гряде Кейв.
- Дай-ка я гляну. - Коста сделал шаг, но в этот миг через всю палубу прокатилась огромная волна и, словно пылинку с ладони, смахнула Пяйвия в море.
Внутри у Глеба все перевернулось. Он подскочил к борту, чтобы кинуться следом, но очередная волна поставила ушкуй чуть ли не на дыбы. Коста, сбитый с ног, упал на Глеба, и они вдвоем, схватившись друг за друга, покатились по палубе.
Еще один удар... Мачта рухнула, как подрубленное дерево, и, ударившись о корму, разломилась пополам. Словно яичная скорлупа затрещала обшивка.
- Конец... - выговорил Глеб, по-рыбьи хватая ртом воздух.
Доски под ним разошлись, и он полетел вниз. В трюме зияли дыры, вода хлестала, как кровь из распоротого живота. Обломки брусьев, еще державшиеся на скобах, трепетали, словно порванные сухожилия. Глеб, падая, приложился к одному из них затылком, вскрикнул от боли и очутился в ледяной воде. Ничего не видя и не соображая, ткнулся лицом в какой-то бочонок, растопырил руки и ноги, забарахтался.
- Сюда!
В сознание, разорвав мутную пелену, вцарапался голос Косты. Сильные руки вытолкнули Глеба наружу - через пробоину, в которую потоком врывалась вода. Рядом плашмя упала тяжелая доска.
- Плыви! К берегу! - закричал Коста. Плыть? В голове жужжал пчелиный рой, холод сводил тело. Глеб бестолково зашлепал руками по воде и увидел, что течение несет его прямо на риф.
- Не туда!
Коста поймал его за шиворот, направил в узкую щель между камнями. Глеб плыл, как во сне. Волны швыряли его из стороны в сторону, срывая с плеч последние лохмотья одежды. Ему было все равно. С ноги соскользнул сапог... пускай!
Коста нырнул в бурун, выловил деревянный круг - крышку от бочки. Сунул Глебу:
- Держи!
Глеб навалился на крышку грудью, плыть стало легче. Вскоре ноги коснулись дна, и он, поддерживаемый двужильным Костой, выбрался на берег. В одном сапоге, мокрый, продрогший до костей, сделал несколько шагов по направлению к скале и упал. Рядом, тяжело дыша, остановился Коста, дернул за руку:
- Вставай! Надо идти.
- Куда?
- Вон пещера, видишь?
- Нет...
Перед глазами плыло. Держась за Косту, Глеб насилу поднялся, повернулся лицом к морю. Море обезумело. Вместе с брызгами и ошметками пены в небо взлетали обломки брусьев и досок - все, что осталось от ушкуя. Волны в слепой ярости дробили их о рифы и выплевывали на берег коричневые щепки.
- Идем скорее! - торопил Коста. - Застудишься!
- Где Пяйвий?
- Спроси что-нибудь полегче...
Глеб оттолкнул его и побежал навстречу прибою. В лицо пахнуло бездонной пустотой - как из глубокой пропасти.
- Пя-а-а-айви-и-ий!..
Крик раненой птицей взмыл над гребнями, обреченно чиркнул по небу и утонул в море. Волна - хищный зверь с густой белой гривой - прыгнула Глебу на грудь и повалила на камни.
Вверх, к высокому своду пещеры, поднимался густой дым. Языкастое пламя, угнездившись в обложенном галькой очаге, с жадностью поглощало куски дерева, которые подкладывал Коста. От черной дыры-входа тянуло сыростью. Снаружи, приглушенный толстыми гранитными стенами, доносился шум бушующего моря.
Глеб в одной рубахе лежал возле костра. В спину давили неровности каменного пола. Правый бок пекло, как на сковородке, а в левый тонкими иголками вонзался холод.
- Очнулся? Ну, слава тебе... - Коста встал и пошел куда-то в глубь пещеры.
Глеб сел, прислушался к боли, дергавшей избитое тело. Потрогал ушибленный затылок. Кость вроде цела, а ссадина - пустяк.
- Где мы?
- Запамятовал? - гулко донеслось издалека. - В земле Тре.
- Это я помню. Где именно?
- Нашел кого спрашивать. Пяйвий говорил...
- Пяйвий! Он здесь?
"...десь?" - повторило эхо.
- Пропал, - ответил Коста после короткого молчания. - Никаких следов.
- Ты искал?
- Прошел по берегу туда-обратно. А что толку? Такая непогодь...
Глеб, постанывая, подполз к наружному отверстию, высунул голову. За пределами пещеры мела метель - сверху густо сыпались тяжелые хлопья снега, ветер широкой метлой разбрасывал их по земле. Беда тому, кто в такое ненастье окажется без крова...
- Пить хочешь?
Коста стоял у костра и держал в руках потемневший от времени кубок.
- Где ты его нашел?
- Тут валялся.
Глеб отхлебнул воды, зажмурился - показалось, что в горло провалился кусок льда.
- А ты?
- Пей. Воды сколько хочешь - по стенам течет. Глеб отхлебнул еще раз и стал рассматривать кубок.
- Вещь не наша, - сказал Коста. - Варяжская или свейская. У нас такие не делают.
На ободе, сквозь зеленый налет, проступали какие-то буквы. Глеб потер их пальцем, счищая плесень. Вгляделся.
- Похоже на латынь. "Эксперимента... эст опти-ма... рерум магистра".
- Растолкуй.
- "Опыт - лучший учитель".
- Гляди-ка! - Глеб впервые увидел на лице Косты неприкрытое удивление. - Откуда знаешь?
- Учился по книгам. - В груди затрепетало что-то похожее на гордость. Три года назад был в Византии с княжескими посланниками. Переводил...
- Молодец. - Во вздохе Косты прозвучала легкая зависть. - А я вот не сподобился...
Теперь настал черед Глеба взглянуть на него с удивлением. Мужик ведь зачем латынь?
Коста вдруг смутился, будто нечаянно выдал сокровенную тайну. Пробурчал, отвечая на незаданный вопрос:
- Думаешь, только вам, боярам, грамота нужна? - и тут же перевел разговор на другую тему: - Выходит, до нас здесь уже кто-то побывал?
- Выходит, так.
Глеб взял из костра головню и осветил ею пространство вокруг себя.
- А это что? Ну-ка...
Под стеной лежал скомканный лоскут, похожий на обрывок кожаного плаща. Глеб приподнял его и вздрогнул, увидев перед собой человеческий череп.
- Вот он кто-то...
Рядом с черепом тускло поблескивал маленький металлический овал. Глеб протянул руку и взял его. Это был золотой медальон с искусной гравировкой: корабль, плывущий по бурному морю. На обратной стороне чем-то острым было выцарапано слово "Харальд".
- Имя, - определил Коста. - Варяжское.
- Тонкая работа, - сказал Глеб, разглядывая рисунок. - Посмотри.
- Безделка! - Коста скривил губы. - У нас любой чеканщик лучше сделает.
Металл холодил ладонь. Глеб сжал руку в кулак, решив сохранить медальон при себе. Коста без тени брезгливости поднял череп и обнаружил под ним свернутый в тугую трубку пергамент.
- Это, пожалуй, будет поинтересней. Пергамент был изрядно попорчен стекавшей со стены влагой. Коста развернул его и увидел размытые ряды латинских букв.
- На, - протянул Глебу. - Это по твоей части.
Буквы были выписаны неровно, строчки то задирались вверх, то скатывались вниз, наползая одна на другую. Чувствовалось, что рука автора дрожала - так бывает от слабости или от волнения.
- "Тертиум нон датур..." - прочитал Глеб, с трудом разбирая чужие каракули. - "Третьего не дано. Теперь... когда передо мною стоит простой... слишком простой выбор - жить или умереть, - я понимаю это очень хорошо".
- Кто "я"? - нетерпеливо спросил Коста.
- Сейчас... Вот! "Меня зовут Харальд. Хотя... правильнее сказать: меня звали Харальд... ибо если кто-то и будет читать эти строки, то произойдет это уже после моей смерти... Что ж... как сказал великий Сенека... вивере милитаре эст... жить - значит бороться. А в каждой борьбе есть победители и побежденные..."
- Сенека? Кто такой? - снова перебил Коста.
- Мудрец один... Не мешай! - Глеб отмахнулся от него и, вперившись взглядом в пергамент, склонился к огню. - "Прошел ровно год с тех пор, как я покинул благословенную Норвегию и, памятуя о том, что... ни-гил эст ин интеллекте... нет ничего в уме, чего раньше не было бы в ощущениях... отправился на поиски приключений. Мой путь лежал в Биармию... или землю Тре, как называют ее на юге... землю, о которой слышал я столько небылиц, но где не бывал до сей поры ни один..." Клякса. - Глеб с сожалением пропустил несколько расплывшихся строчек. - "...два месяца, как я, обогнув Биармию с востока, вошел в Гандвик, который белокурые жители Гардарики..."
- Новгорода, - подсказал Коста. - Это по-варяжски.
- "...жители Гардарики называют Студеным морем. И здесь мне..." Опять размыто, "...погибла вся моя команда, а "Конунг"... отличный корабль, построенный Бьорном Ремесленником и прошедший от Ланги до Гандвика... превратился в груду щепок..."
- Знакомая история, - грустно усмехнулся Коста.
- "Я путешествовал по Биармии и... ад окулос... воочию видел то, чему раньше не верил, потому что это было слишком... абсурдум... нелепо..."
Костер угасал, и Коста подбросил в него еще несколько деревяшек бренные останки ушкуя, подобранные на берегу.
- "Кто бы ни был ты, попавший в эти края и нашедший мое послание... я могу дать тебе только один... только один разумный совет: беги! Садись на свое судно и спасайся... Чем скорее ты покинешь Биармию, тем лучше будет для тебя и для тех, кто прибыл сюда вместе с тобой".
Глеб замолчал. Слышно было, как в недрах пещеры капала вода.
- Совет не для нас, - сказал Коста. - И хотели бы уплыть, да не на чем. Читай дальше.
- "Спасайся... ибо здесь ты встретишь то, что не могло возникнуть даже в самом богатом воображении. И если ты никогда не испытывал страха испытаешь... и если был уверен в собственных силах - разуверишься..."
Коста зевнул - напоказ.
- Скучно. Столько слов - и одни причитания. Ближе к делу!
- "Я понимаю, что мои выражения могут показаться чересчур туманными, но мне и далее придется... обскурум пер обскуриус... объяснять неясное через неясное, поскольку мои познания слишком скупы, а моя речь слишком скудна, чтобы в полной мере описать увиденное..."
- Опять за свое! Что дальше?
- Дальше... все.
- Как все?
- Ничего не разобрать. - Глеб показал ему красное пятно, растекшееся на пергаменте.
- Как будто кровь... Неужели нельзя прочитать?
- Только отдельные слова. "Спиритус" - дух... "игнорамус эт игнорабимус" - не знаем и не узнаем... "арбитрум либерум" - свободное решение...