Страница:
не собаками***. С другой стороны, случай Стивена и вместе с ним
стихотворение Честертона**** 'Песня Квудля' наводят на мысль, что время от
времени неплохо все же побыть собакой:
Греховным детям Евы,
Им в жизни не учуять
Счастливый дух воды,
Отважный запах камня.
* Парафилия - искажение направленности полового влечения и форм его
реализации.
** Это подробно описано А. Бриллом в 1932 году и противопоставлено
общей силе, яркости и глубине мира запахов у макросоматических животных
(таких как собаки), 'дикарей' и детей. (Прим. автора)
*** В журнале 'Listener' за 1970 год Джонатан Миллер критикует Хеда в
статье, озаглавленной 'Собака под кожей' ('The Dog Beneath the Skin').
(Прим. автора)
*** * Гилберт Кийт Честертон (1874-1936) - английский писатель и поэт.
207
Недавно мне пришлось столкнуться с противоположным случаем. У
глубокого, одаренного человека после травмы головы оказался серьезно
поврежден обонятельный тракт (обе его части пролегают в передних черепных
ямках и в силу своей длины крайне уязвимы). В результате пациент полностью
лишился способности воспринимать запахи.
Последствия этой потери оказались для него настоящим бедствием.
- Обоняние? - говорил он. - Да я никогда и не думал о нем. Никто ведь
не думает. Но стоит его потерять - и будто слепнешь. Вкус жизни уходит. Мы
редко задумываемся, как много во 'вкусе' запаха. Человек чует других людей,
чует книги, город, весну... Этот фон большей частью не осознается, но он
совершенно необходим. Весь мой мир внезапно оскудел...
Он тяжело переживал утрату, тосковал по ушедшим ароматам. Его снедало
желание вспомнить потерянный мир запахов, на который он никогда не обращал
внимания; он вдруг понял, какую огромную роль играл этот мир в его жизни. И
вот через несколько месяцев, к его восторгу и изумлению, 'мертвый' кофе
вдруг стал оживать. Он осторожно потянул давно заброшенную трубку, и на него
слегка повеяло забытым родным ароматом.
Вне себя от невозможной надежды (невропатологи не обещали
восстановления обоняния), он помчался к доктору, но после тщательных,
'дважды слепых' испытаний* тот с сожалением заключил, что нет никаких следов
восстановления.
- Полная аносмия, - сказал он. - Любопытно, что вам все же кажется,
будто вы чувствуете запах кофе и табака...
Тут важно заметить, что у пациента был поврежден только обонятельный
тракт, а кора головного мозга не
* Дважды слепым называется такой тест, в котором во избежание
необъективности предмет испытания (запах, цвет, лекарственный препарат и т.
д.) неизвестен ни испытуемому, ни проводящему тест.
208
пострадала. Судя по всему, у него исключительно сильно развилась
обонятельная образность, и в результате возникло нечто вроде контролируемого
галлюциноза. Теперь он пьет кофе и курит трубку (раньше эти действия были
тесно связаны с запахом) - и инстинктивно вызывает образы нужных ароматов,
являющиеся ему с такой силой, что в первый момент он уверен в их реальности.
Эта способность, частью осознаваемая, частью бессознательная,
распространилась и на другие ситуации. Он начал, к примеру, улавливать запах
весны - точнее, обонятельный образ весны у него настолько усилился, что он
почти убедил себя (и полностью убедил окружающих), будто действительно
ощущает весенний запах.
Известно, что подобная компенсация часто приходит на помощь слепым и
глухим (вспоминаются оглохший Бетховен и ослепший Прескотт*), но я не знаю,
насколько широко такие явления распространены при аносмии.
* Вильям Хиклинг Прескотт (1796-1859) - американский историк, почти
полностью ослепший в результате несчастного случая в студенческие годы. В
американской культуре - образ слепого гения, усматривающего во мраке живые
картины истории.
209
ДОНАЛЬД убил свою подружку, находясь в состоянии наркотического
опьянения под действием фенциклидина (PCP). По всем признакам, память его не
сохранила никаких следов содеянного, и ни гипноз, ни амитал натрия не смогли
ее восстановить. В результате суд заключил, что имеет место не подавление
воспоминаний, а амнезия органического характера - полное затмение памяти,
хорошо известное из литературы по фенциклидину.
Всплывшие в ходе судебно-медицинской экспертизы подробности оказались
настолько жуткими, что их было решено не оглашать в ходе открытых заседаний.
Они обсуждались в кабинете судьи и остались неизвестны ни публике, ни самому
Дональду. Эксперты сравнивали их с актами насилия, иногда совершаемыми в
ходе припадков при височной или психомоторной эпилепсии. В подобных случаях
никакой памяти о содеянном не сохраняется и,
210
скорее всего, нет даже преступного намерения. Поэтому человека не
признают ответственным за совершенное насилие, и в вину оно ему не
вменяется. Тем не менее таких людей в интересах как их собственной, так и
общественной безопасности обычно заключают в лечебно-исправительные
учреждения.
Беднягу Дональда ждала именно такая участь. Несмотря на то, что его
нельзя было с уверенностью признать ни невменяемым, ни преступником, он
провел четыре года в психиатрической лечебнице закрытого типа. Лишение
свободы он принял с чувством облегчения: с одной стороны, он нуждался в
наказании, с другой - признавал явную необходимость обезопасить и себя, и
общество. 'Я не гожусь для жизни среди людей', - горестно объяснял он.
Больница не только защищала общество от Дональда, но и оберегала его самого
от внезапной потери контроля над собой, давая ему некоторое внутреннее
спокойствие.
Дональда всегда интересовали растения, и это его полезное увлечение, по
счастью, вполне далекое от опасной зоны человеческого общежития, всемерно
поощрялось персоналом. Он взял под свою опеку садовый участок при лечебнице
и разбил там множество разнообразных цветников и огородов. Казалось, он
достиг состояния какого-то сурового равновесия, в котором некогда бурный мир
его страстей сменился странным покоем. Одни находили у Дональда признаки
шизофрении, другие, напротив, считали его нормальным, но все соглашались,
что он обрел устойчивую основу.
На пятый год его стали по выходным отпускать из лечебницы. В прошлом
заядлый велосипедист, он вернулся к своему давнему увлечению, что послужило
отправной точкой второго акта его странной драмы.
Однажды, когда он по обыкновению стремительно мчался вниз с крутого
холма, наперерез ему внезапно вывернул автомобиль. Пытаясь избежать
столкновения, Дональд потерял управление, его выбросило вперед и ударило
головой об асфальт.
211
Травма головы была почти смертельной - обширные двусторонние
субдуральные гематомы (их тут же удалили и провели дренаж), а также тяжелый
ушиб обеих лобных долей. Почти две недели Дональд находился в коме, но затем
стал постепенно приходить в себя. И вот тут начались кошмары.
Возвращение сознания было ужасно. В лихорадочном полубреду Дональд
метался и бился, вскрикивая время от времени 'Нет! Нет! О, Боже!' Вместе с
сознанием постепенно возвращалась невыносимая память. Неврологические
проблемы и сами по себе были очень серьезны - онемение и слабость всей левой
части тела, судороги, выраженные нарушения функции лобных долей, - но
одновременно с ними возникло нечто новое. Полностью забытое убийство,
зверское деяние встало перед ним с живой, почти галлюцинаторной яркостью.
Дональд находился во власти непроизвольной реминисценции, воспоминания
душили его: он видел убийство, он снова и снова совершал его. Что это было -
кошмар, безумие? Или же приступ сверхпамяти - истинное, достоверное,
зловеще-отчетливое воспроизведение реального события?
Его подвергли настойчивым расспросам, тщательно избегая каких бы то ни
было намеков и подсказок, и вскоре стало очевидно, что имела место
настоящая, хотя и неконтролируемая реминисценция. Он знал все детали
убийства, все скрытые от публики в ходе разбирательства подробности.
То, что ранее казалось навсегда забытым и утраченным и не поддавалось
ни гипнозу, ни амиталу натрия, теперь вернулось и проникло в сознание. Более
того, память работала непроизвольно и была совершенно невыносима. Находясь в
отделении нейрохирургии, Дональд дважды пытался покончить с собой, и его
пришлось связывать и держать на больших дозах транквилизаторов.
Что же с ним происходило? Возможность внезапной психотической фантазии
исключалась - его воспоминания в деталях соответствовали действительности.
Но даже если это был психоз - почему сейчас, почему так
212
внезапно, после травмы головы? Память Дональда, без сомнения, работала
в психотическом режиме; его воспоминания были перенасыщены психической
энергией до такой степени, что толкали его к самоубийству. Но каков
нормальный эмоциональный баланс в этом случае? Как должен чувствовать себя
человек, внезапно переходящий от полной амнезии к отчетливому сознанию не
какого-то эдипова комплекса или смутной вины, а зверского убийства?
У нас возникло подозрение, что при сотрясении лобных долей нарушился
механизм подавления памяти и что теперь Дональд переживал взрывоподобное
извержение вытесненных воспоминаний. Никто из нас ни о чем подобном раньше
не слышал. Хорошо известны случаи общего возбуждения и снятия запретов при
синдромах лобной доли: человек становится импульсивен, остроумен,
разговорчив, пересыпает речь сальностями и анекдотами - сквозь личность
проступает беспечное, вульгарное и свободное инстинктивное начало. Однако с
Дональдом происходило не это. Не было ни импульсивности, ни непристойностей,
ни вольности в словах или действиях. Его личность, темперамент и здравый
смысл оставались без изменений. Мы имели дело с насильственным вторжением в
сознание воспоминаний о конкретном убийстве, а также с навязчивой и
мучительной реакцией на них.
Присутствовал ли здесь какой-либо возбудитель или раздражитель
эпилептического толка? Особенно любопытными в этом отношении оказались
энцефалограммы. Воспользовавшись специальными носоглоточными электродами, мы
установили, что кроме больших эпилептических судорог (grand mal) имела место
непрерывная глубокая эпилептическая активность в обеих височных долях,
распространявшаяся, как мы предполагали, на крючковидный отросток, амигдалу
и лимбические структуры* - на все отвечающие за эмоции компоненты мозга.
* Подтвердить это предположение можно было лишь при помощи вживленных в
мозг электродов. (Прим. автора)
213
Пенфилд и Перо в свое время опубликовали отчет о 'периодических
реминисценциях' и 'чувственных галлюцинациях', наблюдавшихся у некоторых
пациентов с такого рода активностью в височных долях*. Однако в описанных
ими случаях пациент обычно играл роль пассивного наблюдателя, лишь слыша
музыку и присутствуя при событиях, но не принимая в них активного участия**.
Никто из нас никогда не слышал, чтобы пациент заново проигрывал и полностью
переживал деяние. С Дональдом же происходило именно это. Нам так и не
удалось прийти ни к какому определенному заключению.
Остается рассказать конец этой истории. Молодость, везение, время,
процесс естественного выздоровления, а также сохранившиеся после травмы
функциональные ресурсы и терапия луриевского типа, помогающая другим
участкам мозга взять на себя нарушенные функции лобных долей, - все это
вместе привело к замечательному улучшению. Сейчас лобные доли Дональда
функционируют почти нормально. В последние несколько лет появились новые
антиконвульсанты, которые позволили снизить уровень патологической
активности в височных долях (и здесь, судя по всему, тоже сыграл свою роль
процесс естественного выздоровления). Наконец, опытным и внимательным
психотерапевтам удалось смягчить карающий напор совести Дональда. Частично
отведя обвинения суперэго, они помогли более разумным и спокойным
компонентам его личности взять бразды правления.
Но главное - Дональд вернулся к садоводству.
- В саду на меня нисходит покой, - говорит он. - Среди растений я
забываю о борьбе - у них нет самолюбия, и они не могут ни оскорбить, ни
обидеть.
* См. журнал 'Мозг' ('Brain'), 1963. С. 596-697. (Прим. автора)
** Это, следует заметить, происходило не всегда. В одном особенно
тревожном случае Пенфилд наблюдал, как двенадцатилетняя девочка вновь и
вновь переживала сцену, в ходе которой она в ужасе убегала от убийцы,
гнавшегося за ней с мешком, полным извивающихся змей. Эта 'чувственная
галлюцинация' была точным воспроизведением реального эпизода, случившегося
за пять лет до эксперимента, (Прим. автора)
214
Прав был Фрейд, утверждая, что лучшее лекарство - это труд и любовь!
Дональд не забыл об убийстве, ничего не вытеснил из сознания (можно ли
в его случае вообще говорить о вытеснении?), однако надрыв прошел, и на его
месте возникло физическое и моральное равновесие.
Но что сказать об утраченной и вновь обретенной памяти? Какова причина
амнезии - и последующего взрыва в сознании? Сначала полное затмение, а
затем, внезапно, вспышки чудовищных воспоминаний, - в чем истинный сюжет
этой причудливой неврологической драмы? Все это и по сей день остается
загадкой.
215
РЕЛИГИОЗНАЯ литература всех времен полна рассказов о 'видениях', в
которых возвышенные, невыразимые словами переживания сопровождаются сияющими
зрительными образами*. В подавляющем большинстве случаев нельзя точно
сказать, чем вызвано видение - истерическим или психотическим экстазом,
действием наркотика или алкоголя, последствиями эпилепсии или мигрени.
Уникальное исключение представляет случай Хильдегарды Бингенской
(1098-1180), мистического склада монахини, необычайно одаренной литературно
и интеллектуально. С раннего детства и вплоть до самой смерти ей непрерывно
являлись видения; она оставила выразительные описания своего мистического
опыта, а также многочисленные рисунки. До нас дошли
* Вильям Джеймс называет это явление псевдофотоэстезией (photism).
(Прим. автора)
216
два ее рукописных сборника - 'Scivias' ('Познай пути Господни') и
'Liber divinorum operum' ('Книга Господних трудов').
'Видение Града Господня'.
Из рукописи, озаглавленной 'Scivias', написанной в Бингене около 1180
года. Изображение представляет собой составную реконструкцию, сделанную на
основе нескольких вызванных мигренью видений.
Детальный анализ описаний и рисунков Хильдегарды не оставляет сомнений
относительно природы ее видений: они связаны с мигренью и иллюстрируют
различные типы зрительной ауры, о которых я упоминал вначале. В вышедшем в
1958 году подробном исследовании о Хильдегарде Сингер перечисляет их
наиболее характерные черты:
Во всех видениях выделяется светящаяся точка или группа точек. Точки
мерцают и движутся, обычно волнообразно, и чаще всего воспринимаются как
звезды или горящие глаза (рис. Б). В достаточно большом числе случаев
центральный источник света, более яркий, нежели все остальные, окружен
колеблющимися концентрическими кругами (рис. А); часто появляются отчетливые
образы крепост-
217
ных стен - иногда они как бы высвечиваются на фоне окрашенных участков
зрительного поля, исходя из центральной области (рис. В и Г). Зачастую свет
создает ощущение работы, кипения, брожения - это описывают и многие другие
мистики...
Разновидности вызываемых мигренью галлюцинаций, возникавших в видениях
Хильдегарды. На рис. А фон составляют мерцающие звезды среди волнообразных
концентрических кругов. На рис. Б дождь из сверкающих звезд (фосфены)
гаснет, пройдя через все поле зрения, - положительная и отрицательная
скотомы следуют одна за другой. На рис. В и Г Хильдегарда изображает
типичные для мигреней линии крепостных стен, исходящие из центральной точки;
в оригинале рукописи точка эта цветная и ярко блестит.
218
Сама Хильдегарда пишет:
Видения являлись мне не во сне, не в мечтах, не в безумии, не скрытно и
тайно; они представлялись не глазам тела, не ушам плоти. Будучи в здравом
уме и твердой памяти, я созерцала их духовным взором, слышала внутренним
слухом; они сотворились открыто и явно, по воле Божией.
Одно из таких видений - падающие в океан и гаснущие там звезды (рис. Б)
- означает для Хильдегарды 'падение Ангелов':
Я узрела огромную звезду, сияющую и бесконечно прекрасную, и вокруг нее
множество падающих звезд; все вместе они двигались на юг... И вдруг все
звезды исчезли, сгорели дотла, обратились в черные угли... растворились в
бездне и стали невидимы.
Такова аллегорическая интерпретация Хильдегарды. Наша буквальная
интерпретация заключается в том, что через ее зрительное поле прошел дождь
фосфенов (световых пятен), закончившийся отрицательной скотомой (слепой
зоной).
Видения крепостных стен - 'Zelus Dei' (рис. В) и 'Sedens Lucidus' (рис.
Г) - несколько иного рода. Фигуры образованы линиями, исходящими из сияющей
точки, в оригинале цветной и ярко блестящей. Эти два фрагмента объединяются
в составную картину (первый рисунок), которую Хильдегарда толкует как одно
из строений Града Господня.
Все ауры Хильдегарды сопровождаются душевным восторгом, причем
эмоциональный подъем максимален в тех редких случаях, когда на фоне свечения
возникает вторая область света:
Зримый мною свет не протяжен в пространстве. Нельзя установить ни его
длины, ни ширины, ни вышины, и все же он сияет ярче солнца. Я называю его
'облаком живого света'. И как солнце, луна и звезды отражаются в воде, так
все писания, слова, добродетели и труды человеческие светятся в нем предо
мной...
219
Иногда внутри этого света я узреваю еще один и именую его Живым
Светом... И когда я смотрю на него, все скорби и страдания уходят из памяти,
и я уже не старая женщина, а вновь простая девица.
Восторг и сияние, наделенные глубоким теологическим и философским
смыслом, сыграли в жизни Хильдегарды решающую роль, направив ее по пути
святости и мистицизма. Здесь мы встречаемся с ярким примером того, как
физиологический процесс, столь заурядный, бессмысленный или страшный для
подавляющего большинства, в особенном, избранном сознании может стать
основой откровения. Хильдегарду можно сравнить разве что с Достоевским,
который также приписывал глубочайшее значение своим эпилептическим аурам:
Есть секунды, их всего зараз приходит пять или шесть, и вы вдруг
чувствуете присутствие вечной гармонии, совершенно достигнутой. <...>
Всего страшнее, что так ужасно ясно и такая радость. Если более пяти секунд
- то душа не выдержит и должна исчезнуть. В эти пять секунд я проживаю жизнь
и за них отдам всю мою жизнь, потому что стоит*.
* Слова Кириллова из третьей части 'Бесов'.
220
221
222
КОГДА несколько лет назад я начинал работать с умственно отсталыми,
дело это представлялось мне крайне тягостным, и я написал Лурии, спрашивая
совета. К моему удивлению, он ответил ободряющим письмом, в котором говорил,
что у него никогда не было пациентов дороже этих и что часы и годы работы в
дефектологическом институте остаются самыми волнующими и плодотворными в его
профессиональной жизни. Подобное отношение высказано в предисловии к первой
из написанных им клинических биографий ('Речь и развитие психических
процессов у ребенка', 1956): 'Пользуясь правом автора выражать отношение к
своей работе, я хотел бы отметить, что всегда с теплым чувством возвращался
к материалам, опубликованным в этой небольшой книге'. Что же это за 'теплое
чувство', о котором говорит Лурия? В его словах отчетливо ощущается нечто
эмоциональное и личное, что было бы невозможно, не отзывайся умственно
отсталые пациенты на человеческий контакт,
223
не обладай они, несмотря на физические и психические расстройства,
подлинной восприимчивостью, эмоциональным и душевным потенциалом. Но Лурия
говорит и о другом. Он утверждает, что эти пациенты представляют особый
научный интерес. Похоже, Лурию-ученого привлекало в них нечто большее, чем
дефекты и нарушения функций, ибо дефектология сама по себе не так уж
занимательна. Итак, что же именно может интересовать нас в мире 'наивного'
сознания?
Ответ на этот вопрос связан с тем, что у пациентов с отклонениями в
развитии сохраняются определенные умственные способности - не затронутые
болезнью и часто даже превосходящие средний уровень, и эти способности
делают неполноценных в одних отношениях людей абсолютно состоятельными и
глубокими в других. Неконцептуальные свойства мышления - вот что можем мы
наблюдать с особой ясностью в жизни 'наивного' сознания. То же самое
справедливо и в отношении детей и дикарей, хотя, как неоднократно
подчеркивал Клиффорд Гирц*, эти три группы нельзя уравнивать: дикари не
являются ни умственно отсталыми, ни детьми; у детей отсутствует племенная
культура дикарей; умственно отсталые отличаются и от детей, и от дикарей. Но
даже с учетом подобных оговорок сравнительный анализ вскрывает важные
параллели, и все обнаруженное Пиаже** у детей, а Леви-Строссом*** у дикарей
в особой форме заключено в 'наивном' сознании и ожидает своих
первооткрывателей*** *.
* Клиффорд Гирц (р. 1926) - американский антрополог, основатель
интерпретативной антропологии, занимающейся изучением различных культур и
влиянием концепции культуры на концепцию человека.
** Жан Пиаже (1896-1980) - швейцарский психолог, основатель женевской
школы генетической психологии, исследовавший этапы когнитивного развития
ребенка.
*** Клод Леви-Стросс (р. 1908) - французский философ, социолог и
этнограф, основатель структурной антропологии.
*** * Все ранние труды Лурии связаны с этими областями: он работал с
детьми в примитивных обществах Центральной Азии, а затем перешел к
исследованиям в дефектологическом институте. Это положило начало изучению
человеческого воображения, которому Лурия посвятил всю свою жизнь. (Прим.
автора)
224
Особенно уместен здесь подход луриевской 'романтической науки',
поскольку работа с такими пациентами затрагивает одновременно и рассудок, и
сердце ученого.
Итак, что же это за особые способности? Какие свойства 'наивного'
сознания сообщают человеку такую трогательную невинность, такую открытость,
цельность и достоинство? Что это за новое качество, столь яркое, что можно
говорить о мире умственно отсталого, как говорим мы о мире ребенка или
дикаря?
Если бы нужно было ответить одним словом, я назвал бы это качество
конкретностью. Мир 'наивного' сознания столь ярок, насыщен и подробен и в то
же время столь непосредствен и прост потому, что он конкретен: его не
осложняет, не разбавляет и не унифицирует абстракция.
В результате странного обращения естественного порядка вещей неврология
часто рассматривает конкретность как нечто убогое и презренное, как не
заслуживающую внимания область хаоса и регресса. Курт Голдштейн, величайший
систематизатор своего поколения, связывает мышление - гордость человека -
исключительно с абстракцией и категоризацией. Любое нарушение функций мозга,
считает он, выбрасывает человека из этой высшей сферы в недостойное homo
sapiens болото конкретности. Лишаясь 'абстрактно-категориальной установки'
(Голдштейн) или 'пропозиционального мышления' (Хьюлингс Джексон), индивидуум
опускается на дочеловеческий уровень и исчезает как объект исследования.
Я называю это обращением естественного порядка вещей, поскольку в
мышлении и восприятии более фундаментальным считаю не абстрактное, а
конкретное. Именно оно делает реальность человека реальной - живой,
личностной и осмысленной. На примере профессора П., принимавшего жену за
шляпу, мы уже видели, к чему может привести потеря конкретного: человек
регрессирует от частного к общему (в антиголдштейновском направлении) и в
результате оказывается практически в другом мире, на другой планете.
225
При повреждениях мозга, не затрагивающих 'наивные' способности, гораздо
естественнее говорить не о регрессе, а о сохранении конкретного, так как в
этом случае пострадавший индивидуум не теряет личность, свое индивидуальное
бытие.
Именно это видим мы в Засецком из 'Потерянного и возвращенного мира'.
Пациент Лурии в чем-то главном остается человеком и, несмотря на крах
абстрактно-категориального мышления, не утрачивает ни нравственного
достоинства, ни воображения. Здесь Лурия, в принципе поддерживая идеи
Хьюлингса Джексона и Голдштейна, наполняет их прямо противоположным
содержанием. Засецкий - не раздавленный болезнью калека, а полноправный
человек, боец, с сохранившимися и, возможно, усилившимися духовными
способностями. Он не потерял, а отстоял свой мир, и даже в отсутствие
объединяющих абстракций переживает его как насыщенную и глубокую реальность.
Я полагаю, что все это - и даже в большей степени - верно для больных с
задержками в развитии, поскольку им вообще незнакомы соблазны абстрактного.
Они переживают реальность вне схем и категорий, целиком погружаясь в ее
первозданную, порой сокрушительную стихию.
стихотворение Честертона**** 'Песня Квудля' наводят на мысль, что время от
времени неплохо все же побыть собакой:
Греховным детям Евы,
Им в жизни не учуять
Счастливый дух воды,
Отважный запах камня.
* Парафилия - искажение направленности полового влечения и форм его
реализации.
** Это подробно описано А. Бриллом в 1932 году и противопоставлено
общей силе, яркости и глубине мира запахов у макросоматических животных
(таких как собаки), 'дикарей' и детей. (Прим. автора)
*** В журнале 'Listener' за 1970 год Джонатан Миллер критикует Хеда в
статье, озаглавленной 'Собака под кожей' ('The Dog Beneath the Skin').
(Прим. автора)
*** * Гилберт Кийт Честертон (1874-1936) - английский писатель и поэт.
207
Недавно мне пришлось столкнуться с противоположным случаем. У
глубокого, одаренного человека после травмы головы оказался серьезно
поврежден обонятельный тракт (обе его части пролегают в передних черепных
ямках и в силу своей длины крайне уязвимы). В результате пациент полностью
лишился способности воспринимать запахи.
Последствия этой потери оказались для него настоящим бедствием.
- Обоняние? - говорил он. - Да я никогда и не думал о нем. Никто ведь
не думает. Но стоит его потерять - и будто слепнешь. Вкус жизни уходит. Мы
редко задумываемся, как много во 'вкусе' запаха. Человек чует других людей,
чует книги, город, весну... Этот фон большей частью не осознается, но он
совершенно необходим. Весь мой мир внезапно оскудел...
Он тяжело переживал утрату, тосковал по ушедшим ароматам. Его снедало
желание вспомнить потерянный мир запахов, на который он никогда не обращал
внимания; он вдруг понял, какую огромную роль играл этот мир в его жизни. И
вот через несколько месяцев, к его восторгу и изумлению, 'мертвый' кофе
вдруг стал оживать. Он осторожно потянул давно заброшенную трубку, и на него
слегка повеяло забытым родным ароматом.
Вне себя от невозможной надежды (невропатологи не обещали
восстановления обоняния), он помчался к доктору, но после тщательных,
'дважды слепых' испытаний* тот с сожалением заключил, что нет никаких следов
восстановления.
- Полная аносмия, - сказал он. - Любопытно, что вам все же кажется,
будто вы чувствуете запах кофе и табака...
Тут важно заметить, что у пациента был поврежден только обонятельный
тракт, а кора головного мозга не
* Дважды слепым называется такой тест, в котором во избежание
необъективности предмет испытания (запах, цвет, лекарственный препарат и т.
д.) неизвестен ни испытуемому, ни проводящему тест.
208
пострадала. Судя по всему, у него исключительно сильно развилась
обонятельная образность, и в результате возникло нечто вроде контролируемого
галлюциноза. Теперь он пьет кофе и курит трубку (раньше эти действия были
тесно связаны с запахом) - и инстинктивно вызывает образы нужных ароматов,
являющиеся ему с такой силой, что в первый момент он уверен в их реальности.
Эта способность, частью осознаваемая, частью бессознательная,
распространилась и на другие ситуации. Он начал, к примеру, улавливать запах
весны - точнее, обонятельный образ весны у него настолько усилился, что он
почти убедил себя (и полностью убедил окружающих), будто действительно
ощущает весенний запах.
Известно, что подобная компенсация часто приходит на помощь слепым и
глухим (вспоминаются оглохший Бетховен и ослепший Прескотт*), но я не знаю,
насколько широко такие явления распространены при аносмии.
* Вильям Хиклинг Прескотт (1796-1859) - американский историк, почти
полностью ослепший в результате несчастного случая в студенческие годы. В
американской культуре - образ слепого гения, усматривающего во мраке живые
картины истории.
209
ДОНАЛЬД убил свою подружку, находясь в состоянии наркотического
опьянения под действием фенциклидина (PCP). По всем признакам, память его не
сохранила никаких следов содеянного, и ни гипноз, ни амитал натрия не смогли
ее восстановить. В результате суд заключил, что имеет место не подавление
воспоминаний, а амнезия органического характера - полное затмение памяти,
хорошо известное из литературы по фенциклидину.
Всплывшие в ходе судебно-медицинской экспертизы подробности оказались
настолько жуткими, что их было решено не оглашать в ходе открытых заседаний.
Они обсуждались в кабинете судьи и остались неизвестны ни публике, ни самому
Дональду. Эксперты сравнивали их с актами насилия, иногда совершаемыми в
ходе припадков при височной или психомоторной эпилепсии. В подобных случаях
никакой памяти о содеянном не сохраняется и,
210
скорее всего, нет даже преступного намерения. Поэтому человека не
признают ответственным за совершенное насилие, и в вину оно ему не
вменяется. Тем не менее таких людей в интересах как их собственной, так и
общественной безопасности обычно заключают в лечебно-исправительные
учреждения.
Беднягу Дональда ждала именно такая участь. Несмотря на то, что его
нельзя было с уверенностью признать ни невменяемым, ни преступником, он
провел четыре года в психиатрической лечебнице закрытого типа. Лишение
свободы он принял с чувством облегчения: с одной стороны, он нуждался в
наказании, с другой - признавал явную необходимость обезопасить и себя, и
общество. 'Я не гожусь для жизни среди людей', - горестно объяснял он.
Больница не только защищала общество от Дональда, но и оберегала его самого
от внезапной потери контроля над собой, давая ему некоторое внутреннее
спокойствие.
Дональда всегда интересовали растения, и это его полезное увлечение, по
счастью, вполне далекое от опасной зоны человеческого общежития, всемерно
поощрялось персоналом. Он взял под свою опеку садовый участок при лечебнице
и разбил там множество разнообразных цветников и огородов. Казалось, он
достиг состояния какого-то сурового равновесия, в котором некогда бурный мир
его страстей сменился странным покоем. Одни находили у Дональда признаки
шизофрении, другие, напротив, считали его нормальным, но все соглашались,
что он обрел устойчивую основу.
На пятый год его стали по выходным отпускать из лечебницы. В прошлом
заядлый велосипедист, он вернулся к своему давнему увлечению, что послужило
отправной точкой второго акта его странной драмы.
Однажды, когда он по обыкновению стремительно мчался вниз с крутого
холма, наперерез ему внезапно вывернул автомобиль. Пытаясь избежать
столкновения, Дональд потерял управление, его выбросило вперед и ударило
головой об асфальт.
211
Травма головы была почти смертельной - обширные двусторонние
субдуральные гематомы (их тут же удалили и провели дренаж), а также тяжелый
ушиб обеих лобных долей. Почти две недели Дональд находился в коме, но затем
стал постепенно приходить в себя. И вот тут начались кошмары.
Возвращение сознания было ужасно. В лихорадочном полубреду Дональд
метался и бился, вскрикивая время от времени 'Нет! Нет! О, Боже!' Вместе с
сознанием постепенно возвращалась невыносимая память. Неврологические
проблемы и сами по себе были очень серьезны - онемение и слабость всей левой
части тела, судороги, выраженные нарушения функции лобных долей, - но
одновременно с ними возникло нечто новое. Полностью забытое убийство,
зверское деяние встало перед ним с живой, почти галлюцинаторной яркостью.
Дональд находился во власти непроизвольной реминисценции, воспоминания
душили его: он видел убийство, он снова и снова совершал его. Что это было -
кошмар, безумие? Или же приступ сверхпамяти - истинное, достоверное,
зловеще-отчетливое воспроизведение реального события?
Его подвергли настойчивым расспросам, тщательно избегая каких бы то ни
было намеков и подсказок, и вскоре стало очевидно, что имела место
настоящая, хотя и неконтролируемая реминисценция. Он знал все детали
убийства, все скрытые от публики в ходе разбирательства подробности.
То, что ранее казалось навсегда забытым и утраченным и не поддавалось
ни гипнозу, ни амиталу натрия, теперь вернулось и проникло в сознание. Более
того, память работала непроизвольно и была совершенно невыносима. Находясь в
отделении нейрохирургии, Дональд дважды пытался покончить с собой, и его
пришлось связывать и держать на больших дозах транквилизаторов.
Что же с ним происходило? Возможность внезапной психотической фантазии
исключалась - его воспоминания в деталях соответствовали действительности.
Но даже если это был психоз - почему сейчас, почему так
212
внезапно, после травмы головы? Память Дональда, без сомнения, работала
в психотическом режиме; его воспоминания были перенасыщены психической
энергией до такой степени, что толкали его к самоубийству. Но каков
нормальный эмоциональный баланс в этом случае? Как должен чувствовать себя
человек, внезапно переходящий от полной амнезии к отчетливому сознанию не
какого-то эдипова комплекса или смутной вины, а зверского убийства?
У нас возникло подозрение, что при сотрясении лобных долей нарушился
механизм подавления памяти и что теперь Дональд переживал взрывоподобное
извержение вытесненных воспоминаний. Никто из нас ни о чем подобном раньше
не слышал. Хорошо известны случаи общего возбуждения и снятия запретов при
синдромах лобной доли: человек становится импульсивен, остроумен,
разговорчив, пересыпает речь сальностями и анекдотами - сквозь личность
проступает беспечное, вульгарное и свободное инстинктивное начало. Однако с
Дональдом происходило не это. Не было ни импульсивности, ни непристойностей,
ни вольности в словах или действиях. Его личность, темперамент и здравый
смысл оставались без изменений. Мы имели дело с насильственным вторжением в
сознание воспоминаний о конкретном убийстве, а также с навязчивой и
мучительной реакцией на них.
Присутствовал ли здесь какой-либо возбудитель или раздражитель
эпилептического толка? Особенно любопытными в этом отношении оказались
энцефалограммы. Воспользовавшись специальными носоглоточными электродами, мы
установили, что кроме больших эпилептических судорог (grand mal) имела место
непрерывная глубокая эпилептическая активность в обеих височных долях,
распространявшаяся, как мы предполагали, на крючковидный отросток, амигдалу
и лимбические структуры* - на все отвечающие за эмоции компоненты мозга.
* Подтвердить это предположение можно было лишь при помощи вживленных в
мозг электродов. (Прим. автора)
213
Пенфилд и Перо в свое время опубликовали отчет о 'периодических
реминисценциях' и 'чувственных галлюцинациях', наблюдавшихся у некоторых
пациентов с такого рода активностью в височных долях*. Однако в описанных
ими случаях пациент обычно играл роль пассивного наблюдателя, лишь слыша
музыку и присутствуя при событиях, но не принимая в них активного участия**.
Никто из нас никогда не слышал, чтобы пациент заново проигрывал и полностью
переживал деяние. С Дональдом же происходило именно это. Нам так и не
удалось прийти ни к какому определенному заключению.
Остается рассказать конец этой истории. Молодость, везение, время,
процесс естественного выздоровления, а также сохранившиеся после травмы
функциональные ресурсы и терапия луриевского типа, помогающая другим
участкам мозга взять на себя нарушенные функции лобных долей, - все это
вместе привело к замечательному улучшению. Сейчас лобные доли Дональда
функционируют почти нормально. В последние несколько лет появились новые
антиконвульсанты, которые позволили снизить уровень патологической
активности в височных долях (и здесь, судя по всему, тоже сыграл свою роль
процесс естественного выздоровления). Наконец, опытным и внимательным
психотерапевтам удалось смягчить карающий напор совести Дональда. Частично
отведя обвинения суперэго, они помогли более разумным и спокойным
компонентам его личности взять бразды правления.
Но главное - Дональд вернулся к садоводству.
- В саду на меня нисходит покой, - говорит он. - Среди растений я
забываю о борьбе - у них нет самолюбия, и они не могут ни оскорбить, ни
обидеть.
* См. журнал 'Мозг' ('Brain'), 1963. С. 596-697. (Прим. автора)
** Это, следует заметить, происходило не всегда. В одном особенно
тревожном случае Пенфилд наблюдал, как двенадцатилетняя девочка вновь и
вновь переживала сцену, в ходе которой она в ужасе убегала от убийцы,
гнавшегося за ней с мешком, полным извивающихся змей. Эта 'чувственная
галлюцинация' была точным воспроизведением реального эпизода, случившегося
за пять лет до эксперимента, (Прим. автора)
214
Прав был Фрейд, утверждая, что лучшее лекарство - это труд и любовь!
Дональд не забыл об убийстве, ничего не вытеснил из сознания (можно ли
в его случае вообще говорить о вытеснении?), однако надрыв прошел, и на его
месте возникло физическое и моральное равновесие.
Но что сказать об утраченной и вновь обретенной памяти? Какова причина
амнезии - и последующего взрыва в сознании? Сначала полное затмение, а
затем, внезапно, вспышки чудовищных воспоминаний, - в чем истинный сюжет
этой причудливой неврологической драмы? Все это и по сей день остается
загадкой.
215
РЕЛИГИОЗНАЯ литература всех времен полна рассказов о 'видениях', в
которых возвышенные, невыразимые словами переживания сопровождаются сияющими
зрительными образами*. В подавляющем большинстве случаев нельзя точно
сказать, чем вызвано видение - истерическим или психотическим экстазом,
действием наркотика или алкоголя, последствиями эпилепсии или мигрени.
Уникальное исключение представляет случай Хильдегарды Бингенской
(1098-1180), мистического склада монахини, необычайно одаренной литературно
и интеллектуально. С раннего детства и вплоть до самой смерти ей непрерывно
являлись видения; она оставила выразительные описания своего мистического
опыта, а также многочисленные рисунки. До нас дошли
* Вильям Джеймс называет это явление псевдофотоэстезией (photism).
(Прим. автора)
216
два ее рукописных сборника - 'Scivias' ('Познай пути Господни') и
'Liber divinorum operum' ('Книга Господних трудов').
'Видение Града Господня'.
Из рукописи, озаглавленной 'Scivias', написанной в Бингене около 1180
года. Изображение представляет собой составную реконструкцию, сделанную на
основе нескольких вызванных мигренью видений.
Детальный анализ описаний и рисунков Хильдегарды не оставляет сомнений
относительно природы ее видений: они связаны с мигренью и иллюстрируют
различные типы зрительной ауры, о которых я упоминал вначале. В вышедшем в
1958 году подробном исследовании о Хильдегарде Сингер перечисляет их
наиболее характерные черты:
Во всех видениях выделяется светящаяся точка или группа точек. Точки
мерцают и движутся, обычно волнообразно, и чаще всего воспринимаются как
звезды или горящие глаза (рис. Б). В достаточно большом числе случаев
центральный источник света, более яркий, нежели все остальные, окружен
колеблющимися концентрическими кругами (рис. А); часто появляются отчетливые
образы крепост-
217
ных стен - иногда они как бы высвечиваются на фоне окрашенных участков
зрительного поля, исходя из центральной области (рис. В и Г). Зачастую свет
создает ощущение работы, кипения, брожения - это описывают и многие другие
мистики...
Разновидности вызываемых мигренью галлюцинаций, возникавших в видениях
Хильдегарды. На рис. А фон составляют мерцающие звезды среди волнообразных
концентрических кругов. На рис. Б дождь из сверкающих звезд (фосфены)
гаснет, пройдя через все поле зрения, - положительная и отрицательная
скотомы следуют одна за другой. На рис. В и Г Хильдегарда изображает
типичные для мигреней линии крепостных стен, исходящие из центральной точки;
в оригинале рукописи точка эта цветная и ярко блестит.
218
Сама Хильдегарда пишет:
Видения являлись мне не во сне, не в мечтах, не в безумии, не скрытно и
тайно; они представлялись не глазам тела, не ушам плоти. Будучи в здравом
уме и твердой памяти, я созерцала их духовным взором, слышала внутренним
слухом; они сотворились открыто и явно, по воле Божией.
Одно из таких видений - падающие в океан и гаснущие там звезды (рис. Б)
- означает для Хильдегарды 'падение Ангелов':
Я узрела огромную звезду, сияющую и бесконечно прекрасную, и вокруг нее
множество падающих звезд; все вместе они двигались на юг... И вдруг все
звезды исчезли, сгорели дотла, обратились в черные угли... растворились в
бездне и стали невидимы.
Такова аллегорическая интерпретация Хильдегарды. Наша буквальная
интерпретация заключается в том, что через ее зрительное поле прошел дождь
фосфенов (световых пятен), закончившийся отрицательной скотомой (слепой
зоной).
Видения крепостных стен - 'Zelus Dei' (рис. В) и 'Sedens Lucidus' (рис.
Г) - несколько иного рода. Фигуры образованы линиями, исходящими из сияющей
точки, в оригинале цветной и ярко блестящей. Эти два фрагмента объединяются
в составную картину (первый рисунок), которую Хильдегарда толкует как одно
из строений Града Господня.
Все ауры Хильдегарды сопровождаются душевным восторгом, причем
эмоциональный подъем максимален в тех редких случаях, когда на фоне свечения
возникает вторая область света:
Зримый мною свет не протяжен в пространстве. Нельзя установить ни его
длины, ни ширины, ни вышины, и все же он сияет ярче солнца. Я называю его
'облаком живого света'. И как солнце, луна и звезды отражаются в воде, так
все писания, слова, добродетели и труды человеческие светятся в нем предо
мной...
219
Иногда внутри этого света я узреваю еще один и именую его Живым
Светом... И когда я смотрю на него, все скорби и страдания уходят из памяти,
и я уже не старая женщина, а вновь простая девица.
Восторг и сияние, наделенные глубоким теологическим и философским
смыслом, сыграли в жизни Хильдегарды решающую роль, направив ее по пути
святости и мистицизма. Здесь мы встречаемся с ярким примером того, как
физиологический процесс, столь заурядный, бессмысленный или страшный для
подавляющего большинства, в особенном, избранном сознании может стать
основой откровения. Хильдегарду можно сравнить разве что с Достоевским,
который также приписывал глубочайшее значение своим эпилептическим аурам:
Есть секунды, их всего зараз приходит пять или шесть, и вы вдруг
чувствуете присутствие вечной гармонии, совершенно достигнутой. <...>
Всего страшнее, что так ужасно ясно и такая радость. Если более пяти секунд
- то душа не выдержит и должна исчезнуть. В эти пять секунд я проживаю жизнь
и за них отдам всю мою жизнь, потому что стоит*.
* Слова Кириллова из третьей части 'Бесов'.
220
221
222
КОГДА несколько лет назад я начинал работать с умственно отсталыми,
дело это представлялось мне крайне тягостным, и я написал Лурии, спрашивая
совета. К моему удивлению, он ответил ободряющим письмом, в котором говорил,
что у него никогда не было пациентов дороже этих и что часы и годы работы в
дефектологическом институте остаются самыми волнующими и плодотворными в его
профессиональной жизни. Подобное отношение высказано в предисловии к первой
из написанных им клинических биографий ('Речь и развитие психических
процессов у ребенка', 1956): 'Пользуясь правом автора выражать отношение к
своей работе, я хотел бы отметить, что всегда с теплым чувством возвращался
к материалам, опубликованным в этой небольшой книге'. Что же это за 'теплое
чувство', о котором говорит Лурия? В его словах отчетливо ощущается нечто
эмоциональное и личное, что было бы невозможно, не отзывайся умственно
отсталые пациенты на человеческий контакт,
223
не обладай они, несмотря на физические и психические расстройства,
подлинной восприимчивостью, эмоциональным и душевным потенциалом. Но Лурия
говорит и о другом. Он утверждает, что эти пациенты представляют особый
научный интерес. Похоже, Лурию-ученого привлекало в них нечто большее, чем
дефекты и нарушения функций, ибо дефектология сама по себе не так уж
занимательна. Итак, что же именно может интересовать нас в мире 'наивного'
сознания?
Ответ на этот вопрос связан с тем, что у пациентов с отклонениями в
развитии сохраняются определенные умственные способности - не затронутые
болезнью и часто даже превосходящие средний уровень, и эти способности
делают неполноценных в одних отношениях людей абсолютно состоятельными и
глубокими в других. Неконцептуальные свойства мышления - вот что можем мы
наблюдать с особой ясностью в жизни 'наивного' сознания. То же самое
справедливо и в отношении детей и дикарей, хотя, как неоднократно
подчеркивал Клиффорд Гирц*, эти три группы нельзя уравнивать: дикари не
являются ни умственно отсталыми, ни детьми; у детей отсутствует племенная
культура дикарей; умственно отсталые отличаются и от детей, и от дикарей. Но
даже с учетом подобных оговорок сравнительный анализ вскрывает важные
параллели, и все обнаруженное Пиаже** у детей, а Леви-Строссом*** у дикарей
в особой форме заключено в 'наивном' сознании и ожидает своих
первооткрывателей*** *.
* Клиффорд Гирц (р. 1926) - американский антрополог, основатель
интерпретативной антропологии, занимающейся изучением различных культур и
влиянием концепции культуры на концепцию человека.
** Жан Пиаже (1896-1980) - швейцарский психолог, основатель женевской
школы генетической психологии, исследовавший этапы когнитивного развития
ребенка.
*** Клод Леви-Стросс (р. 1908) - французский философ, социолог и
этнограф, основатель структурной антропологии.
*** * Все ранние труды Лурии связаны с этими областями: он работал с
детьми в примитивных обществах Центральной Азии, а затем перешел к
исследованиям в дефектологическом институте. Это положило начало изучению
человеческого воображения, которому Лурия посвятил всю свою жизнь. (Прим.
автора)
224
Особенно уместен здесь подход луриевской 'романтической науки',
поскольку работа с такими пациентами затрагивает одновременно и рассудок, и
сердце ученого.
Итак, что же это за особые способности? Какие свойства 'наивного'
сознания сообщают человеку такую трогательную невинность, такую открытость,
цельность и достоинство? Что это за новое качество, столь яркое, что можно
говорить о мире умственно отсталого, как говорим мы о мире ребенка или
дикаря?
Если бы нужно было ответить одним словом, я назвал бы это качество
конкретностью. Мир 'наивного' сознания столь ярок, насыщен и подробен и в то
же время столь непосредствен и прост потому, что он конкретен: его не
осложняет, не разбавляет и не унифицирует абстракция.
В результате странного обращения естественного порядка вещей неврология
часто рассматривает конкретность как нечто убогое и презренное, как не
заслуживающую внимания область хаоса и регресса. Курт Голдштейн, величайший
систематизатор своего поколения, связывает мышление - гордость человека -
исключительно с абстракцией и категоризацией. Любое нарушение функций мозга,
считает он, выбрасывает человека из этой высшей сферы в недостойное homo
sapiens болото конкретности. Лишаясь 'абстрактно-категориальной установки'
(Голдштейн) или 'пропозиционального мышления' (Хьюлингс Джексон), индивидуум
опускается на дочеловеческий уровень и исчезает как объект исследования.
Я называю это обращением естественного порядка вещей, поскольку в
мышлении и восприятии более фундаментальным считаю не абстрактное, а
конкретное. Именно оно делает реальность человека реальной - живой,
личностной и осмысленной. На примере профессора П., принимавшего жену за
шляпу, мы уже видели, к чему может привести потеря конкретного: человек
регрессирует от частного к общему (в антиголдштейновском направлении) и в
результате оказывается практически в другом мире, на другой планете.
225
При повреждениях мозга, не затрагивающих 'наивные' способности, гораздо
естественнее говорить не о регрессе, а о сохранении конкретного, так как в
этом случае пострадавший индивидуум не теряет личность, свое индивидуальное
бытие.
Именно это видим мы в Засецком из 'Потерянного и возвращенного мира'.
Пациент Лурии в чем-то главном остается человеком и, несмотря на крах
абстрактно-категориального мышления, не утрачивает ни нравственного
достоинства, ни воображения. Здесь Лурия, в принципе поддерживая идеи
Хьюлингса Джексона и Голдштейна, наполняет их прямо противоположным
содержанием. Засецкий - не раздавленный болезнью калека, а полноправный
человек, боец, с сохранившимися и, возможно, усилившимися духовными
способностями. Он не потерял, а отстоял свой мир, и даже в отсутствие
объединяющих абстракций переживает его как насыщенную и глубокую реальность.
Я полагаю, что все это - и даже в большей степени - верно для больных с
задержками в развитии, поскольку им вообще незнакомы соблазны абстрактного.
Они переживают реальность вне схем и категорий, целиком погружаясь в ее
первозданную, порой сокрушительную стихию.