Сальгари Эмилио. В дебрях Атласа

   — Нет, друг, но мы заставим работать силу побольше нашей. Только сначала выберемся из этой дыры, чтобы новый обвал не засыпал нас.
   Они медленно отступили назад и присоединились к Хасси, очищавшему от земли вход в галерею.
   — Прикажи отнести подальше факелы и открой бочонок. Мне надо фунтов²⁵ десять пороха.
   — Вы хотите заложить мину? — спросил мавр.
   — Надо очистить почву. Дальше работать нельзя: мы дошли до песчаного слоя.
   — А кубба не обрушится? — спросил мавр с беспокойством.
   — Вчера я внимательно осмотрел своды подземелья и убедился в их прочности. Может быть, купол обвалится, а так же и стены куббы, но мы останемся невредимы.
   — Ты очень красноречиво все описываешь, — сказал Энрике, по-видимому не убежденный этим объяснением. — Не хотелось бы, однако, чтобы все обрушилось и засыпало даже тоннель, на который мы положили столько труда.
   — Часть его будет засыпана, но не весь он, за это я ручаюсь, потому что сотрясение произойдет выше, — ответил граф.
   — Увидим, — сказал Энрике. — Если нам придется остаться здесь, то уже никто не спасется.
   Факелы удалили от бочонков; затем Хасси взломал один из них и вынул фунтов десять хорошо сохраненного пороха.
   Он завернул его в обрывок тряпки и перенес в галерею, тогда как граф изготавливал фитиль.
   Энрике взял на себя закладку мины, так как имел некоторое понятие об этой работе. Через полчаса все было готово.
   — Предупреждаю вас, что теперь на карту поставлена наша жизнь, — сказал граф серьезно.
   — Мы знаем это, — ответили не без волнения Энрике и Хасси.
   — Намочите ковры и бросьте на бочонки с порохом.
   Легионер, мавр и Ару исполнили приказание, пожертвовав последним запасом воды.
   Граф поцеловал Афзу и несколько мгновений держал ее за руки, пристально глядя ей в глаза.
   — Аллах не допустит, чтобы погибла первая красавица Атласа, — сказал он, а затем обратился к мужчинам: — Ложитесь на землю.
   Он взял фитиль, углубился в галерею и, положив его там, зажег, а сам выбежал обратно.
   Выйдя из хода, он привалил к отверстию две огромные глыбы земли и закрыл ими вход.
   — Ложитесь! — повторил он изменившимся голосом.
   Сам он бросился рядом с Афзой, заслоняя ее своим телом, и с трепетом ждал взрыва.
   Через несколько минут страшный грохот потряс всю куббу, и со всех сторон посыпались обломки.
   Взрыв сорвал купол почти целиком, и стены куббы рушились, засыпая собою своды склепа.

XV. В бледе

   — Рибо?
   — Что угодно, господин вахмистр?
   — Какие вести?
   — Пока ничего нового.
   — Еще не поймали?
   — Нет, господин вахмистр.
   — Да что же делает Бассо? Ведь я обещал ему две тысячи франков награды за поимку.
   — Он вернулся вчера со всеми своими спаги пешком: все лошади пали после отчаянной погони.
   — За кем? За Звездой Атласа?
   — Нет, спаги гнались за подозрительным туарегом, ехавшим на великолепном скакуне-махари.
   — Я приказал им иметь в виду одних только беглецов.
   — Бассо думал, что этот туарег из шайки мавра, какой-нибудь слуга его или приятель, и он хотел захватить его, чтобы узнать, куда скрылись венгр и красавица.
   — Собака этот граф.
   — Не горячитесь так, вахмистр, иначе ваша рана может опять открыться. Выздоравливающему больному запрещается всякое волнение. Доктор уж говорил вам это.
   — Как я ненавижу этого человека! Если дураку Бассо не удастся поймать его, я сам, как только поправлюсь, возьму продолжительный отпуск и пущусь в погоню за негодяем. Я поймаю его, хотя бы для этого мне пришлось изъездить весь Атлас и искать его в пустыне.
   — Вы не должны говорить так много, иначе выздоровление затянется, а беглецы воспользуются этим временем, чтобы уехать так далеко, что уж придется отложить всякую надежду догнать их.
   — Проклятая девчонка! — никак не мог успокоиться вахмистр. — Как провела меня!…
   Этот разговор происходил в одной из комнат лазарета в бледе, куда в ночь бегства легионеров перенесли вахмистра. Рана его могла бы быть опасной, если бы природа не одарила его очень крепким организмом.
   — Три недели полного покоя, — предписал доктор, поспешно вызванный Рибо, вернувшимся в комнату вахмистра после ухода Афзы. — Наложить повязку — вот и все. Такие люди выздоравливают и без помощи медика.
   И действительно, вахмистр не умер, как опасался Рибо и другие, но к утру чувствовал себя гораздо лучше и начал быстро поправляться; медик бледа обнадеживал его, что он скоро станет на ноги.
   — Рибо, — продолжал вахмистр, — ты действительно мне друг?
   — Вы сомневаетесь? — ответил сержант с легким оттенком иронии, ускользнувшей от недальновидного солдата.
   — Если так, садись на коня и отправляйся искать этого мошенника Бассо. Я не в силах дольше терпеть
   — Где мне искать его?
   — Где-нибудь да найдешь. Взводы спаги, которые я отправил на восток и на запад, уже все вернулись?
   — Все, — ответил сержант.
   — И не привезли никаких известий?
   — Ровно никаких.
   — Скачи на юг. Я уверен, что беглецы направились к югу, искать приюта у кабилов. Ты можешь встретить Бассо только в этом направлении. Ты должен привезти мне какое-нибудь известие, иначе я сам поеду.
   — Вы хотите своей смерти?
   — Не могу я оставаться здесь в бездействии. Рибо покрутил усы и спросил:
   — А что, если Афза попадет в наши руки, вахмистр, вы ее расстреляете?
   — Никогда. Она станет моей женой.
   — А граф?
   — Этого немедленно отправлю под трибунал вместе с чахоточным товарищем. Не беспокойся, рано или поздно они попадутся мне в руки. Поезжай же скорее, Рибо, и привези известие от Бассо. Я хочу знать, напал ли он, по крайней мере, на след.
   — Повинуюсь
   — Солнце только что зашло, ты великолепно проедешься по холодку. Тебе не страшны звери: ты ведь отличный стрелок. Хочешь взять нескольких спаги?
   — Я предпочитаю ехать один. Спаги слишком много болтают, а когда я еду верхом, я не люблю говорить, люблю раздумывать про себя.
   — Ну, делай как знаешь У тебя лошадь хорошая?
   — Полукровная.
   — Когда ты вернешься?
   — Завтра к вечеру надеюсь привезти вам какие-нибудь известия, если дьявол меня не похитит или не убьют арабы в великой пустыне. Спокойной ночи, я отправляюсь
   Рибо спустился на большой двор бледа.
   Он приказал нескольким спаги, болтавшим покуривая при лунном свете, оседлать ему лошадь, затем прошел в цейхгауз, где взял пистолет и свое великолепное охотничье ружье, которому все завидовали.
   Через пять минут он был уже в седле и во весь опор мчался по равнине.
   Он зажег трубку и выпускал кольца дыма, бормоча:
   — Черт возьми! Впутался я в историю, которая мне наделает массу хлопот. Вот теперь — с одной стороны долг, а с другой — дружба с этим магнатом и Хасси аль-Биаком. Что теперь делать? Повиноваться вахмистру и гнаться за беглецами после того, как я сам им помог бежать Нет, дворянин не может изменить дружбе. Лучше провести вахмистра и Бассо заодно. Ну, увидим! Пока что поеду искать спаги; они, должно быть, не близко.
   Лошадь между тем продолжала нестись по пустынной равнине. По временам слышалось ее веселое ржание.
   Вдали несколько шакалов зловеще завыли, увидав скачущего всадника; однако Рибо слишком хорошо знал привычки этих степных хищников, чтобы тревожиться.
   Но вдруг, в то время как лошадь проезжала мимо густого кустарника, оттуда неожиданно выскочил зверь, намереваясь напасть на сержанта. Отчаянно пришпорив лошадь, Рибо заставил ее сделать скачок в сторону и, выхватив пистолет, выстрелил.
   Зверь не успел повторить прыжка и свалился на землю в предсмертных судорогах.
   —Что это может быть? — спросил себя Рибо, направляясь обратно к кустам. — А полосатая гиена! Должно быть, была голодна, если решилась так смело напасть.
   Он поехал дальше, определяя свой маршрут по звездам.
   Проехав четыре—пять часов, не встретив ни одного живого существа, он намеревался дать своей лошади вздохнуть, как до его слуха донесся отдаленный грохот.
   Рибо придержал коня и приподнялся в седле, чтобы оглядеться во все стороны, спрашивая себя в то же время с некоторой тревогой:
   — Что могло случиться? Как будто взорвался бочонок с порохом у артиллеристов. Однако, насколько я знаю, артиллерия здесь не стоит с тех пор, как кабилы успокоились. Что бы это могло значить? Посмотрим, Здесь неподалеку должна быть кубба, где живет этот аиссан, что занимается разведением змей. Отыщу его, и он мне, может быть, объяснит причину этого грохота, для меня совершенно необъяснимую.
   Сержант снова уселся в седло и повернул лошадь к востоку, ободряя ее словами и понукая шпорами.
   Через двадцать минут перед его взором открылась постройка, ярко белевшая при лунном свете, около группы пальм.
   — Это кубба. Однако где же купол? Что-то я его не вижу! Не там ли уж произошел взрыв? Бедный марабут! Он, чего доброго, взлетел на воздух вместе с гробницей святого человека, которого охранял.
   Рибо направился к белому зданию и скоро достиг его.
   Он спешился, предусмотрительно зарядил ружье и стал медленно приближаться, между тем как лошадь его паслась недалеко.
   Рибо шел осторожно и скоро оказался перед глубоким провалом, как будто от взорвавшейся мины.
   — Что они тут взорвали? — спросил он себя. — Ничего не понимаю, пойду в куббу.
   Небольшое здание совершенно обрушилось. Стены развалились, так что почти весь пол был виден, а купол отлетел в сторону и раскололся надвое.
   Рибо собирался вступить в развалины, как вдруг раздавшееся шипение заставило его отскочить в сторону.
   — Ах, дьявол! — воскликнул он — Тут змеи. Должно быть, те, которых воспитывал марабут. Я вовсе не желаю знакомиться с этими гадинами, которые спроваживают человека на тот свет, даже не сказав ему «берегись». Если святой человек в развалинах, тем хуже для него.
   Он намеревался вернуться к своей лошади, но раздавшийся крик заставил его остановиться.
   — Это еще что? Просто какая-то ночь таинственных приключений!
   Он начал прислушиваться и снова услышал крик, а за ним стоны. Они неслись от группы пальм около ключа.
   Рибо направился к ключу и через несколько шагов увидел семь стреноженных махари, лежавших на земле и не подававших признаков жизни.
   — Кто убил этих прекрасных животных? — спрашивал себя сержант, оглядывая груду трупов, уже начинавших отравлять воздух.
   В эту минуту опять раздался стон. Рибо обернулся и увидел человека, привязанного к стволу пальмы. Голова его повисла, будто жизнь уже отлетела от него.
   — Кто совершил это зверство?
   Он подошел к несчастному, поднял ему голову и несколько мгновений смотрел ему в лицо при свете луны.
   — Черт возьми! — воскликнул он. — Марабут из куббы?! Кто привязал тебя, друг?
   — Пить, пить! — простонал тот.
   Рибо бросился к ключу, наполнил водой лядунку²⁶ и поднес ее к губам страдальца.
   — Глотни, друг, — сказал сержант. — Надеюсь, ты потом заговоришь и объяснишь мне многое, что я очень желаю знать. Ты узнаешь меня? Мы с тобой встречались: мне приходилось охотиться около твоей куббы.
   — Я тебя знаю, — ответил марабут, оживляясь после нескольких глотков воды.
   — Ну, так-то лучше. Погоди, я тебя развяжу.
   Он вынул из сумки острый нож и взял было за руки марабута. Но едва он прикоснулся к ним, как у несчастного вырвался крик, заставивший сержанта остановиться.
   — Что с тобой? — спросил он удивленно, — У тебя рука завязана.
   — У меня в руке привязана негашеная известь.
   — Черт возьми! Кто же тебя так замучил?
   — Спаги.
   — Спаги? Быть не может!
   — Их сержант.
   — Ты знаешь этого негодяя?
   — Нет, но слышал, как другие называли его.
   — Бассо?
   — Да, именно Бассо, — ответил марабут.
   — Это дикий зверь, а не человек, — сказал Рибо. — Штейнер был не так жесток. Сколько дней ты здесь?
   — Три дня.
   — Спаги больше не показывались?
   — Нет.
   Рибо осторожно снял бинт, причем марабут не мог удержать стона, и сбросил на землю известь.
   Открылась страшная рана. Кожа и мясо отставали кусками, все жилы обнажились, и суставы не двигались. Ужасная сила извести совершенно разрушила их.
   — Бедный человек! — сказал Рибо с состраданием. — Рука навсегда потеряна
   — Одна еще осталась, — ответил марабут, скрежеща зубами.
   — Левая.
   — Все равно, и ею всажу кинжал в сердце этой собаки — сержанта.
   — Садись, я постараюсь вылечить тебя. К счастью, мы, солдаты, всегда имеем при себе то, чем сделать перевязку.
   Он свистом подозвал лошадь. Послушное животное сейчас же подбежало, и Рибо взял из седельной сумки пузырек с маслом и полотняный бинт: в то время еще не знали йодоформной ваты и марлевых бинтов.
   Он осторожно раскрыл ужасную рану, чтобы очистить ее от малейших частиц извести, намочил тряпку маслом и покрыл всю ладонь. Ловкая перевязка, наложенная искусной рукой сержанта, не раз имевшего дело с ранениями, закончила лечение.
   — Ну что, полегчало, марабут? — спросил сержант.
   — Да, франджи. Да припомнит Аллах благодеяние христианина мусульманину.
   — Хочешь пить?
   — Лучше бы чего-нибудь поесть. У меня уже три дня куска не было во рту.
   — Я захватил с собой несколько галет да сухих фиников и с удовольствием поделюсь с тобой, однако при одном условии.
   — Говори, благодетель.
   — Ты должен объяснить мне, отчего произошел взрыв, разрушивший твою куббу.
   — Кубба разрушена?! — с испугом воскликнул марабут. — А…
   — Ну, договаривай: что такое? Ты хотел еще что-то прибавить
   — Ты уверен, что кубба обрушилась?
   — По крайней мере, купол отброшен взрывом. Разве у тебя был порох?
   — Да, был запасец… Для проходящих караванов. И мне надо себе заработать на хлеб… Молитвы приносят плод на небе, а не на земле, — ответил Мулей-Хари.
   — Но кто мог произвести взрыв? Конечно, не спаги; ведь ты сказал мне, что уже три дня, как они уехали, и больше не показывались
   — Кто? Кто? — повторял совершенно растерявшийся марабут.
   — Мне думается, ты знаешь, и только не хочешь сказать мне, не доверяя.
   — Ты франджи из бледа.
   — Но совсем не такой, как остальные. Я уже доказал это тебе.
   — Верно. Рибо положил руку на плечо марабута и, пристально смотря ему в глаза спросил неожиданно:
   — Ты приютил у себя Хасси аль-Биака, его дочь, раба и двух солдат из Иностранного Легиона? Не запирайся.
   Мулей-Хари с ужасом смотрел на сержанта, не отвечая.
   — Онемел ты, что ли? — спросил сержант, видя, что марабут не решается высказаться.
   — Нет… нет, ты ошибаешься, — бормотал Мулей. — Я не знаю этих людей.
   — Ты не доверяешь мне, и не без причины, потому что я солдат из бледа; но я уверен, что твоя похвальная осторожность рассеется, когда я скажу тебе, что спас Звезду Атласа, после того как она пыталась убить вахмистра, и помог бежать легионерам. Похож я на обманщика?
   — Нет, ты хороший франджи.
   — Ну, так расскажи мне все. Я приехал сюда, чтоб избавить их от преследования спаги, а не для того, чтобы вернуть в блед. Видишь мое ружье и пистолеты? Возьми их, если я обманул тебя.
   — Ты честный франджи, — повторил марабут.
   — Ну, так говори. Я не могу долго ждать
   Мулей-Хари минуту молчал в нерешимости, затем заговорил с волнением:
   — Они еще в подземелье куббы и, может быть, теперь уже мертвы, потому что сами взорвали порох, не могу сказать — по неосторожности или для того, чтобы взлетела на воздух каменная плита над входом: приподнять ее у них не хватит сил.
   — И ты сразу не сказал мне этого? — вскричал Рибо вскакивая.
   — Я боялся выдать их.
   — Можешь ты ходить?
   — Арабы народ выносливый.
   — Ты поешь потом.
   — Подожду, сколько хочешь
   — Иди за мной.
   — Нет, лучше я пойду вперед.
   — Почему?
   — Очень возможно, что мои змеи расползлись
   — Недолюбливаю я ваших гадов, — сказал Рибо, обнаживший из предосторожности саблю — оружие, которое могло оказать ему лучшую услугу, чем ружье или пистолет.
   Пользуясь ярким лунным светом, оба направились к развалинам куббы и остановились шагах в десяти от них.
   — Как видишь, твоя лачуга обрушилась от сотрясения; взрыв же произошел не здесь. Мина взорвалась там. Видишь эту дыру?
   — Но подземелье не доходит до этого места, — заметил Мулей, все больше изумляясь.
   — И это скоро объяснится…
   Рибо вдруг замолчал и отскочил в сторону, отчаянно размахивая в то же время саблей над вереском, которым порос двор куббы.
   — Черт возьми! — закричал он. — Едва успел снести голову леффе: она чуть было не обвилась у меня вокруг ноги. Еще мгновение, и меня бы не стало.
   — Я ведь сказал тебе, чтобы ты шел позади, франджи. Предоставь мне действовать.
   — Я вовсе не имею желания водить компанию с твоими друзьями; я не аиссан и никогда не просил покровительства ни Сиди Мухаммеда, ни Седна-Эйзера²⁷.
   Марабут, знавший, что укусы змеи ему не страшны, вошел в куббу и, убедившись, что плита не сдвинута, начал шарить по углам, отыскивая корзину.
   Затем он стал посередине своего разрушенного жилища и начал насвистывать сквозь зубы на разные лады, между тем как Рибо, опасаясь появления какого-нибудь нового пресмыкающегося, отчаянно сражался с вереском.
   Не прошло и полминуты, как леффы и бумен-факи начали выскакивать из-под корней и направляться, то извиваясь, то прыгая, к хозяину.
   Мулей дал им подползти и пересчитал их.
   — Отлично, — сказал он. — Недостает только кобры, убитой спаги, и обезглавленной сейчас леффы. Все налицо.
   Он стал брать не оказывавших ни малейшего сопротивления пресмыкающихся одно за другим и бросал в корзину, а затем разыскал железную палку и кольцо от плиты, которые оказались в куббе.
   — Франджи, — позвал он тогда. — Теперь можешь подойти не боясь. Все мои змеи убраны.
   — Ты уверен в этом? — спросил Рибо, продолжая сражаться с невидимым врагом.
   — Чтоб Аллах наказал меня, если я лгу, и чтоб Пророк лишил блаженства рая. Поди сюда и помоги мне: у меня всего одна рука.
   Оба нагнулись. Вставив железную палку в кольцо и употребив большое усилие, так что марабут даже вскрикнул от боли, они приподняли плиту над ходом в подземелье.
   Из подземелья им навстречу поднялся столб едкого дыма.
   — Дым от пороха! — воскликнул Рибо. — Значит, мина взорвана там? Но это невозможно: как ни прочны своды, они наверняка бы обрушились.
   — Неужели моих гостей уже нет в живых? — с опасением спросил Мулей-Хари.
   — Увидим, — сказал сержант, нагибаясь над отверстием.
   В подземелье царствовала полная темнота. Вероятно, от взрыва погасли и факелы, и ночники. Рибо крикнул во весь голос:
   — Эй! Живы вы или умерли? Почти тотчас послышался голос:
   — Какой ангел или демон выведет нас из этой могилы?
   — Энрике! — воскликнул Рибо.
   — Да это сержант из бледа! — весело воскликнул тосканец.
   — Все вы живы?
   — Я-то жив, а как другие — не знаю. Тут ничего нельзя рассмотреть, да я сам еще не могу прийти в себя; посвети нам, папаша Рибо, и тогда я все скажу тебе.
   Между тем Мулей-Хари, вспомнивший, что у него были спрятаны факелы, отыскал один из них в углу куббы и зажег. Рибо осторожно спустился по лесенке.
   — Ты жив, и я очень рад, что вижу тебя целым и невредимым, — сказал сержант. — А другие? А, вот Хасси и его слуга!… Здесь Афза… Там граф… Кровь! Должно быть, бедного мадьяра хватило по голове каким-нибудь обломком. Помоги, адвокат.
   Адвокат уже подбежал к магнату, у которого все лицо оказалось в крови, еще сочившейся из раны на голове.
   — Плохо пришлось бедняге графу, — сказал Рибо. — Надо его вынести отсюда. Помоги.
   Они благополучно поднялись по лесенке и вынесли графа к входу в куббу, где их ждал Мулей-Хари.
   — Сходи за водой, — приказал ему Рибо, — а мы отправимся за остальными.
   Скоро Афза, Ару и Хасси были тоже вынесены на свежий воздух.
   Прохладный ночной воздух способен произвести чудеса, даже без помощи других вспомогательных средств.
   — Мы живы! Живы! — вырвался крик у мавра, первым пришедшего в себя. — А дочь моя? А сын?
   — Успокойся, Хасси, — сказал Рибо. — Звезда Атласа пришла в себя, а граф еще нет.
   — Что с графом?
   — Довольно серьезная рана на голове.
   — Ты сержант из бледа? — воскликнул мавр.
   — А ты только теперь узнал меня? Ну, займись теперь своей дочерью, а я осмотрю рану графа. Надеюсь, она не очень серьезная, хотя, надо признаться, теперь совсем некстати.
   Мулей-Хари вернулся с лядункой свежей воды. Рибо подозвал свою лошадь, взял из седельной сумки остаток перевязочного материала и нагнулся над графом, между тем как Энрике держал факел.
   — Однако досталось ему порядком! Сильный должен был быть удар, чтоб свалить с ног такого силача. Что вы там взорвали, неразумные?
   — Заложили мину в подземный ход, — ответил тосканец, — мы были засыпаны и не надеялись выбраться; к несчастью, заряд оказался очень силен: у меня и теперь еще в голове стоит сумбур от этого страшного грохота. Но ты, Рибо, как попал сюда?
   — Оставим это пока, — ответил сержант. — Успеем выяснить все после.
   Он тщательно обмыл рану, удостоверился, что череп цел, и наложил на голову повязку с таким же искусством, как перед тем на руку марабута.
   — Надеюсь, что все обойдется благополучно, хотя раны головы всегда опасны: можно ожидать сильного прилива крови к мозгу, и тогда не видать нашему графу ни его Дуная, ни его Карпат.
   — Он еще не приходит в себя. Это меня беспокоит.
   — Ты мчишься, как на паровике. Подожди немного.
   Рибо взял из сумки пузырек и, разжав магнату зубы, влил ему несколько капель в рот.
   Граф открыл глаза и устремил их на сержанта.
   — Это вы, Рибо? — воскликнул он.
   — Вы удивляетесь, граф, что я здесь?
   — Вы приехали арестовать нас?
   — Тогда бы я не помогал вам бежать. Но оставим пока объяснения. Как вы себя чувствуете?
   — Голова очень тяжела.
   — Еще бы! Вам здорово досталось.
   — А где Афза?… Где Хасси?
   — Вот они идут к нам, — ответил Рибо.
   Действительно, молодая женщина приближалась, поддерживаемая отцом.
   — О мой бедный господин! — воскликнула она, опускаясь на колени возле графа. — Тебе нехорошо?
   — Не путайся, Афза, — ответил мадьяр. — Раз я не умер во время взрыва, так не умру теперь, если спаги не захватят нас.
   — Об этом-то я и думаю, — вмешался Рибо. — Дело в том, что негодяи лишили вас ваших махари. Как вы теперь будете бороться с быстрыми конями спаги?.. Ну, придумаем что-нибудь после, а теперь надо поесть; скоро встанет солнце
   — Что же мы можем предложить тебе? — спросил тосканец. — Нет ли чего у тебя?
   — Очень мало.
   — Ну, так придется спуститься за запасами в могилу. Надеюсь, меня не засыплют остатки куббы Мулей-Хари.

XVI. Из огня да в полымя

   Через пять минут все сидели за кое-какой едой и кружкой свежей воды, принесенной неутомимым тосканцем из ключа. За едой они рассказывали обо всем случившемся с ними. Рибо сообщил о выздоровлении вахмистра и его намерении стать во главе спаги, чтобы преследовать беглецов даже в великой пустыне.
   — Живуч, собака! — воскликнул тосканец. — Немало он нам наделает хлопот.
   — Да, положение серьезное, — подтвердил мавр, молчавший до тех пор.
   — Что нам делать? Как добраться до гор без махари?
   — Как вы посоветуете поступить? — обратился граф к сержанту, с преувеличенной медлительностью набивавшему свою трубочку, как бы для того, чтобы скрыть свое беспокойство.
   — Слышишь, товарищ? — обратился к нему Энрике. — Тебе предстоит решить, «снести голову быку», как говорят у нас.
   — С удовольствием снес бы ее у вахмистра, — ответил Рибо. — Не подвергайся опасности мои нашивки, я бы дезертировал и присоединился к вам, чтобы помогать против спаги. Однако я думаю, что могу оказать вам больше услуг, находясь в бледе, чем при вас.
   — Вы правы, Рибо, потому что таким образом вы можете извещать нас о движении спаги.
   — Как вы догадались, граф, я пустился в погоню за вами с единственной целью быть полезным вам, думая, что за такое короткое время вы еще не успели доехать до кабилов в Атласских горах. Только среди этих неустрашимых воинов или среди сенусси вы можете считать себя, по крайней мере до некоторой степени, в безопасности.
   — Добраться до Атласских гор пешком будет трудновато, — сказал Хасси, — особенно теперь, когда граф ранен, а повсюду рыщут спаги.
   — Не советую вам пока покидать куббу, — ответил Рибо. — Могила святого для вас всегда будет более надежным убежищем, чем палатка. А кроме того, у меня еще есть план.
   — Какой? — поспешно спросил тосканец.
   — Заставить Бассо хорошенько погоняться и довести его до белого каления. Я постараюсь завлечь Бассо подальше, чтобы вы успели доехать до первых кабильских деревень, где вам можно будет запастись если не махари, то, по крайней мере, лошадьми-
   — А пока? — спросил граф, заметно бледневший с каждой минутой и уже близкий к обмороку.
   — Вы останетесь здесь, пока я не дам вам знать, что дорога свободна и вы можете продолжать свое путешествие. Что бы ни случилось, не покидайте этого убежища, где можете скрыться, если Бассо и спаги вторично направятся сюда. Понял, Хасси аль-Биак?