Сальгари Эмилио. В дебрях Атласа

   — Да, — ответили граф и Энрике, уже севшие на лошадей.
   — Трогай!
   Маленький караван тронулся в путь довольно поспешно, в то время как ураган, уже отбушевавший в лесах, скатился со страшным шумом на долину.
   Темнота была полная. Молния блестела только на вершинах гор, где, видимо, еще свирепствовала гроза. Но отблески молнии не достигали долины.
   Хасси ехал впереди, странными звуками понукая своего верблюда. Он держал наготове ружье и старался разглядеть что-нибудь в темноте. Он уже прошел пятьдесят шагов по берегу реки, окаймленной высокими скалами, когда мавр вдруг остановил своего верблюда.
   — Что такое, папаша мавр? — спросил тосканец, заряжая свое ружье.
   — Вижу тени, движущиеся в нашу сторону, — ответил Хасси аль-Биак изменившимся голосом.
   — Это звери? — спросил граф.
   — Люди, я в этом уверен.
   — Неужели бедуины уже окружили нас?
   — Я о том же самом спрашиваю себя.
   — Прорвем их линию.
   — Заряжайте ружья.
   — Готовы, — ответили в один голос Афза, граф и остальные. Хасси на минуту замер, прислушиваясь, потом испустил пронзительный крик.
   Три добрых махари, хотя и уставшие от длинного пути днем, бросились вперед, унося седоков.
   Вдруг раздалось несколько выстрелов: стреляли по земле или кверху, и поднялись дикие крики.
   — Пора, Хасси! — закричал граф и направил свой выстрел на высоту человеческого роста, решив убита кого-нибудь.
   Человеческие фигуры бежали по равнине, стараясь сгруппироваться на пути беглецов.
   Хасси, вовремя заметив их, резко повернул к реке, но это была плохая тактика, ибо таким образом открывался весь фланг каравана.
   Действительно, раздался новый залп со стороны бедуинов, обе лошади и верблюд Афзы упали мертвыми, пронзенные многими пулями и увлекая за собой своих седоков.
   Два другие верблюда, испуганные выстрелами и дикими криками, продолжая усиленно бежать, счастливо прорвались сквозь линию нападающих
   Ни Хасси, ни марабут, занятые стрельбой направо и налево, не заметили несчастья, случившегося с их спутниками. Только Ару, сидевший за Мулеем, услышал крик о помощи молодой женщины и недолго думая соскочил на землю, рискуя сломать себе шею или ноги.
   Бедуины и не старались гнаться за двумя верблюдами, заметив, что на одном из них были ящики со страшными бомбами, с которыми они не хотели иметь дело, боясь взлететь на воздух.
   Счастливые, что взяли живьем двух франджи и молодую женщину, за которых командир бледа рано или поздно выплатит хорошую сумму, они бросились на упавших, как стая голодных волков, и связали их.
   Ару, который старался сначала защитить свою оглушенную падением госпожу, получил от аль-Мадара два здоровых подзатыльника с угрозой сейчас же расстрелять его, если он моментально не покинет окрестности лагеря.
   Пока происходило все вышеописанное, два махари, чудесно спасшиеся от выстрелов, направленных по земле, чтобы не убить людей, которых надо было взять живыми, все быстрее неслись в темноте.
   Хасси аль-Биак и марабут, думая, что за ними погоня, не сдерживали их, а напротив, были довольны взятым махари темпом.
   В эту минуту над пустыней разразился ураган.
   Порывы холодного ветра, уже погулявшего по вершинам Атласа, поднимали столбы пыли, вырывали кусты; зачастивший дождь мешал видеть что-нибудь дальше своего носа.
   Удары следовали за ударами, все больше пугая двух махари, казалось, обезумевших в бешеной скачке.
   Хасси, думая, что он все еще во главе каравана, кричал время от времени:
   — Вперед, друзья! Вперед, Афза! Атлас близко!
   Он промчался, должно быть, несколько миль, когда его верблюд споткнулся, издавая какой-то резкий, неприятный звук.
   Хасси нагнулся посмотреть, что находится впереди, но дождь мешал этому.
   Он, однако, предвидел какое-то препятствие и постарался удержать животное, но оно поднялось и продолжало свой бег.
   — Стой! Стой! — закричал Хасси.
   — Кто? — завопил марабут с отчаяньем.
   — Все!
   — Мы одни!
   — Моя дочь?!
   — Исчезла!
   — Когда?
   — Не знаю, друг. Я только сейчас заметил, что мы одни. Крик отчаяния вырвался из груди несчастного отца.
   — Моя дочь! Моя Афза! Только гром ответил на его зов.
   — Может быть, ее махари упал, и франджи остановились, чтобы помочь ей? — спросил он слабым голосом.
   — Я ничего не видел и не слышал, друг, — ответил марабут. — Я был занят тем, чтобы направлять своего махари: он как будто взбесился.
   — Вернемся, Мулей.
   — Махари не захотят вернуться. Не видишь, что они проваливаются? Мы попали в болото.
   Марабут был прав. Животные продолжали свой бег с меньшей скоростью, потому что время от времени спотыкались и попадали по колена в воду, как будто под ними находилась топкая грязь.
   Хасси дернул вожжи своего верблюда, но животное не слушалось.
   — Где мы находимся? — спросил в отчаянии Хасси. — Ты не знаешь, Мулей?
   — Я не вижу ничего дальше головы моего верблюда, — ответил марабут. — Чувствую только, что под нами нет твердой земли.
   — Разве здесь есть зыбучие пески?
   — Да, попадаются местами у подножья Атласа.
   — Тогда мы пропали!
   — Мы еще не потонули. Может быть, верблюды смогут пройти это болото. Твой махари идет вперед.
   — Да, только все глубже уходит в воду.
   — Так же, как и мой.
   — Не можешь заставить его повернуть назад?
   — Больше не слушается — или не может слушаться. Марабут сделал жест отчаяния.
   — Нас поглотят пески! — воскликнул он с ужасом.
   Он сильно дернул верблюда, думая заставить его обернуться, но достиг только того, что животное погрузилось в воду по брюхо.
   Верблюд Хасси, шедший впереди, также опустился. Несколько минут бедные животные делали отчаянные усилия, чтобы избавиться от затягивавшего их бездонного песка, покрытого мелкой водой, потом остановились как вкопанные, как бы поняв, что всякая борьба напрасна и что смерть носится над ними.
   Молча смотрели мавры на эти последние усилия. Ураган ревел над их головами, и дождь мочил их, делая тяжелыми их плащи и чепраки животных.
   — Мулей, — спросил мавр, — это наш конец?
   Марабут не имел храбрости ответить. С ужасом смотрел он на своего махари, все глубже затягиваемого песком.
   Теперь не было видно ног, и брюхо верблюда уже лежало на предательском песка
   Махари Хасси был не в лучшем положении. Вода касалась его боков и широкого дна ящиков.
   — Мулей, — повторил мавр, — неужели таков будет наш конец?
   — Аллах ведает, — ответил марабут, вытирая холодный пот, покрывавший его лоб.
   — Должно быть, Аллаху нет времени думать о нас. Оставь его и его Пророка — оба покинули нас.
   — Не богохульствуй в эти последние минуты.
   В душе мавра родился взрыв возмущения, обыкновенно не свойственный мусульманам.
   — Не верю я теперь ни в кого, даже в Пророка, — сказал он злобным голосом. — Разве он спас мою дочь? Защитил нас? Нет, напротив, оказал покровительство этим гнусным шакалам пустыни!
   — Молчи, Хасси!
   — Пусть возвратит он мне мою Афзу! Возвратит мне ее мужа! — вопил мавр. — Тогда я поверю в его всемогущество! Дочь моя! И я не могу лететь ей на помощь! Проклятая судьба моя!
   Стон раненого зверя вырвался из груди мавра.
   — Успокойся, Хасси, — сказал Мулей.
   — Не видишь разве, что смерть уже овладевает нами? Она уже сжимает наших верблюдов. Твой все тонет?
   —Да, — ответил марабут, — он уже опустился до половины брюха.
   — Почему же мой выдерживает?
   — Твой не тонет?
   — Нет, остановился.
   — Может быть, какая-нибудь скала оказалась под ногами махари? Они попадаются среди зыбучих песков и иногда служат спасением несчастным, попадающим в эту бездонную могилу.
   Хасси нагнулся сначала направо, потом налево, разглядывая слой воды, покрывавший ужасные пески и имевший, может быть, глубину в несколько футов. Вдруг восклицание сорвалось с его губ:
   — Приданое моей дочери спасет меня!
   — Что ты хочешь сказать, друг? — спросил марабут.
   — Что ящики с их широким дном держат на поверхности моего верблюда.
   — Ты счастлив! Мой продолжает опускаться. И ноги у меня до колен в воде. Еще несколько минут — и я буду затянут песками и явлюсь перед лицом Пророка.
   — Ты довольно близко, чтобы попробовать перескочить на моего верблюда и спастись со мной.
   — А если моя тяжесть погубит тебя?
   — Тогда умрем вместе, — ответил Хасси, — я не дорожу больше жизнью. Афза и граф убиты этими злодеями, говорю тебе, и мне нет смысла жить.
   — Ты не имеешь доказательства их смерти. Они, вероятно, попали в руки бедуинов, которые лучше, чем мы думали, знали, что случилось в бледе.
   — Это не изменило бы их участи. Мы в двух шагах от Атласа, а там кабилы и сенусси!
   — Прыгай же, но смотри, рассчитывай верно: если упадешь в песок, я не смогу спасти тебя.
   — Я не молод, но сохранил свою ловкость.
   Мулей-Хари стал на спину своего верблюда, размахнулся и прыгнул прямо на плечи мавра.
   Ящики, поддерживавшие верблюда, вдруг опустились на несколько футов под новой тяжестью, потом поднялись на прежний уровень
   — Аллах нам покровительствует, — сказал марабут, устраиваясь половчее за мавром.
   — Это как же? — спросил иронично последний.
   — Смотри, как мой махари продолжает опускаться, а твой остается на месте.
   — Мы обречены на смерть, и еще более ужасную, так как у нас нет пищи.
   Марабут не мог удержаться от вздоха.
   Действительно, что выиграли они от опоры, которую давали им ящики? Они находились неподвижно посреди ужасных песков, из которых не могли выбраться без чужой помощи.
   Сколько это положение могло продолжаться? Голод должен был медленно убить их.
   Дрожь ужаса пробежала по телам мавров.
   — Афза или убита, или в плену у бедуинов, оба франджи исчезли, Ару также; а мы наедине со смертью, теснящей нас со всех сторон! — сказал Хасси озлобленно. — Не лучше ли, Мулей, покончить разом выстрелом из пистолета? Пуля в висок прекратила бы наши страдания
   — Это не годится для доброго мусульманина, — ответил марабут.
   — Когда Аллах и Пророк нас покинули?!
   — Как ты можешь знать это?
   — На что же ты надеешься?
   — Не знаю, но так как Пророк спас твоего махари, то я думаю, что он сделал это не для того, чтобы осудить нас на худшую смерть. Мы все-таки его создания.
   Хасси пожал плечами и произнес ругательство.
   — Пророк! — сказал он потом с горечью. — Ящики поддерживают животное, а не он.
   В эту минуту ужасный крик раздался в воздухе. Мавры едва успели повернуть головы, чтобы увидеть, как голова второго верблюда скрылась под водой.
   — Вот что случилось бы с тобой, мой бедный друг, если бы не было тут приданого моей дочери, которое сослужило мне последнюю службу… Если еще сослужит… — сказал Хасси. Марабут казался окаменелым от ужаса и молча смотрел на то место, где исчезло несчастное животное и где была бы и его могила.
   — Мулей, друг мой, — сказал дрогнувшим голосом Хасси.
   — Что ты хочешь?
   — Нам приходит конец, не правда ли? Я не боюсь смерти — в моих жилах кровь воинов, — мне только жалко оставить в этом болоте свое тело и никогда ничего не узнать о судьбе дочери и этих двух франджи, которых я полюбил, как будто они кость от кости моей и…
   Он вдруг умолк и стал прислушиваться. Среди шума дождя и порывов ветра ему послышался выстрел.

XXI. Поездка Рибо

   Рибо, добрый сержант, пятьдесят раз рисковавший жизнью для помощи в бегстве своим иностранным товарищам, которых Франция, не знающая адской жизни бледов, за их труды и проливаемую кровь награждала одними мучениями и тиранией мошеннической банды, — Рибо не терял времени.
   Решив при любых обстоятельствах помогать мадьярскому графу, к которому чувствовал глубокую дружбу, и его жене, он отправился на поиски Бассо. Он не знал, где находился сержант, хваставшийся, что не уступит в жестокости Штейнеру, но не отчаивался найти его. Превосходный наездник и знаток великих равнин Алжира, он направился к цепи Атласа, уверенный, что спаги подадутся в эту сторону, чтобы преградить беглецам путь к горам, где они могли найти защиту у кабильских шейхов и у предводителей сенусси.
   Два дня и две ночи искал сержант, позволяя себе только краткий отдых и давая много работы своему доброму арабскому коню; к вечеру третьего дня, когда Рибо был уже близок к отчаянию, он неожиданно наткнулся на спаги, устроившихся в маленьком оазисе, состоявшем штук из сорока корявых пальм.
   Бассо, проглотивший свою порцию водки и уже лежавший в палатке, услышав веселые приветствия спаги, насилу открыл свой единственный глаз и решил выйти посмотреть, в чем дело.
   — Ты, Рибо! — воскликнул он, смотря на сержанта, выпивавшего стакан воды близ разведенного костра. — Какой ветер занес тебя в глубь Алжира?
   — Ветер бледа.
   Бассо скривил гримасу, скрестил руки и, глядя прямо в глаза товарищу, спросил:
   — Ты играешь роль шпиона?
   — Что? — спросил Рибо, бросая стакан и принимая угрожающую позу.
   — Твое присутствие здесь не нужно.
   —Я бы и не приехал, если б меня не послали. В бледе хоть не особенно хорошо, но все же лучше, чем в сожженной солнцем пустыне
   — Чего надо этому идиоту — вахмистру, который совсем голову потерял от своей мавританки?
   — Я только слушаюсь приказа, повторяю тебе, Бассо, — отвечал сержант.
   — Зачем же ты здесь? Может быть, там опасались, что я не сумею управиться с моими спаги?
   — Спроси у вахмистра, когда вернешься. Бассо обозлился и кусал свои рыжие усы.
   — Чего же ты хочешь от меня? Взять команду?
   — Мне дано только поручение присоединиться к тебе и узнать, что вы сделали для поимки этих негодяев.
   Ответом был целый поток ругательств, продолжавшийся несколько минут.
   Рибо спокойно дал пройти этой вспышке и насмешливо спросил:
   — Они в твоих руках или нет?
   — Черт бы их всех побрал! — завопил сержант. — Не знаю, Пророк или какой еще дьявол покровительствует им. Я все еще не нашел негодяев, хотя уверен, что они не успели достигнуть Атласа.
   — Ты напрасно губишь лошадей, — сказал, саркастически смеясь, Рибо.
   — Сто тысяч хвостов дьявола! — зарычал Бассо. — Что бы ты сделал на моем месте?
   — Может быть, уже препроводил бы их в блед, — сказал шутя Рибо.
   — А я скажу, что ты погубил бы всех лошадей Алжира и все равно ничего не нашел бы.
   — Ну, будет! Не горячись, мой друг! Я не люблю ссориться с товарищами.
   — А приехал сюда вызывать меня на ссору, черт возьми!
   — Я тебе сколько раз повторял, что меня послали, а мне приятнее было бы остаться в бледе.
   — И оставался бы там; твое присутствие здесь совсем лишнее.
   — А если я привез тебе хорошие известия?
   — О ком?
   — О беглецах.
   — Ты?
   — Я, Рибо.
   — Ты смеешься надо мной?
   — Я еду с севера, еду три дня и три ночи, и мог по дороге добыть кое-какие сведения, которые способствовали бы получению обещанной правительством награды да еще и повышению по службе.
   Бассо как будто смягчился; он погладил свои рыжие усы и, переменив тон, сказал:
   — Пойдем в мою палатку, приятель. У меня еще есть бутылка водки, к несчастью последняя, но я разделю ее с тобой.
   — Я предпочитаю сахарную воду.
   — Ступай пить ее в Оран. У нас недостаток во всем. Если эта погоня продлится еще несколько дней, то мы будем голодать. По счастью, мы теперь можем рассчитывать на тебя, лучшего охотника в бледе, соперника этого канальи графа.
   — Ну, так выпью твоей водки в ожидании ужина. — Рибо последовал за сержантом в маленькую палатку, а спаги начали греть котлы, в которых собирались варить свои скудные запасы.
   — Послушаем, — сказал Бассо, откупоривая свою последнюю бутылку. — Какие у тебя драгоценные сведения? Откуда они у тебя?
   — От двух кабилов, шедших к Атласу. Бассо разразился хохотом:
   — Тебя надули, приятель! И как еще! Ведь беглецам покровительствуют все цветные канальи Алжира. Меня тоже надул один туарег, и я только потерял из-за этого всех лошадей первого взвода.
   — Эти кабилы никогда не слыхали о мавре Хасси аль-Биаке или его дочери, — сказал Рибо.
   — Они обманщики, милый.
   — Не всегда.
   — Ну, и что же тебе рассказали твои кабилы? — с усмешкой спросил Бассо.
   — Что они встретили два дня тому назад в западной части пустыни кучку людей, состоявшую из двух белых, женщины, двух мавров и старого негра.
   — Сто тысяч хвостов дьявола! — воскликнул Бассо, весь просиявший. — Это они тебе рассказали?
   — Да, приятель.
   — Значит, это были они!
   — И мне так кажется.
   — Пять человек: четверо мужчин и одна женщина! Афза, граф, тосканец, Хасси и его слуга. Кровь сатаны! В этот раз мы их поймаем. Твоя лошадь в хорошем состоянии?
   — Я берег ее, сколько мог, и она лучшая из всех лошадей бледа.
   — В полночь я велю седлать, и мы отправимся на запад, под цепью гор. Если они не успели пройти пустыню, мы поймаем их и представим вахмистру перевязанными, как колбасы. У меня старый счет с графом.
   — Что он тебе сделал?
   — Это он подтолкнул Штейнера на самоубийство. Мне это говорили многие солдаты.
   — Одной канальей меньше, — сказал Рибо, пожимая плечами.
   — Штейнер был пугалом бледа.
   — Можно сделать то же самое.
   — Мы так не сумеем.
   — Так лучше пойдем, друг, атаковать ужин, который приготовили нам спаги.
   — Суп алжирского лагеря! Надеюсь, что в нем найдется хоть какая-нибудь саранча. К счастью, мы нашли полянку с луком, которую и обобрали.
   Спаги уже наполнили чашки двух сержантов; суп имел успех, так как вместо того, чтобы сварить в нем полдюжины саранчи или хвост змеи, повара бросили туда килограмма два лягушек, собранных в ближайшей луже.
   Конечно, храбрые солдаты, с их железными желудками и феноменальным аппетитом, не подумали снять с лягушек кожу или отрезать головы: они бросили их живыми в котел и забавлялись их прыжками в горячей воде. Что поделаешь! Мало развлечений в бесконечной равнине!
   Покончив с супом, все бросились в палатки, чтобы приготовиться к отъезду в полночь.
   Полагая, что поблизости в пустыне никого нет, они даже не выставили часовых.
   Пять—шесть часов покоя, и лошади и люди поднялись на ноги. Все двенадцать человек были в седлах, горя нетерпением нагнать беглецов, что для спаги означало получение премии и права на отпуск.
   Скачка началась с большим оживлением. Предводительствовал отрядом Рибо, в качестве старшего сержанта, и заботился только о том, чтобы удалить спаги от пути, которым должны были следовать беглецы, добираясь до Атласа.
   Эта поездка продолжались несколько дней; результат был единственный — окончательное переутомление лошадей, и кто знает, до каких бы пор это продолжалось, если б не случилось происшествия, совершенно неожиданного для Рибо.
   Они остановились милях в пятидесяти от куббы, когда увидели бедуина, ехавшего на покрытом потом и пеной верблюде.
   Прибытие этого сына пустыни приветствовали громким «ура», так как ожидали от него вестей, которые так хотел скрыть Рибо.
   — Что тут делают франджи? — спросил дикий обитатель Нижнего Алжира, соскочив с седла. — Где вы ищете людей, бежавших из бледа?
   — Тысяча чертей! — закричал Бассо, куривший свою последнюю трубку. — Магомет или самум принес тебя? Будь ты благословен, хотя твоя морда черна, как у Вельзевула!
   Все столпились около бедуина, ожидая вестей о беглецах. Один Рибо не казался довольным его неожиданным появлением.
   — Что ты скажешь о беглецах? — спросил Бассо, бросая трубку, оказавшуюся без табака. — Откуда ты? Кто тебе говорил о них?
   — Пять дней тому назад мы были в бледе, и нам сказали, что оттуда бежали двое франджи и что мы можем получить награду за их поимку.
   — О последнем мы еще поговорим, — сказал сержант. — Какие же известия о беглецах? Их видели?
   — Они идут с караваном моего хозяина, — ответил бедуин.
   — Кто твой хозяин?
   — Аль-Мадар.
   — Мне кажется, я знаю его, — сказал Бассо. — Куда направляется твой хозяин?
   — К деревням кабилов. У нас много товаров для продажи там.
   — Кто еще с двумя франджи?
   — Два мавра, красивая женщина и старый негр.
   — Клянусь рогами Вельзевула, это они! Слышал, Рибо? А мы, дураки, ищем их в противоположной стороне! Я говорил тебе, что твои два кабила надули тебя!
   — Может быть! — ответил сержант, недовольный оборотом, который принимало дело. — Но ведь и на этого бедуина трудно положиться. Мне кажется, вокруг нас соткали какую-то паутину, заставляя нас мчаться от запада к востоку, пока мы окончательно не загубим лошадей.
   — Но ведь это бедуины, душа моя!
   — Им тоже нельзя верить! За цехин они продали бы и гроб Магомета.
   — А я верю этому человеку, — сказал Бассо, — он мне не кажется обманщиком, и я намерен»
   — Что делать? — иронически спросил Рибо.
   — Возвратиться на восток и взять каналий.
   — А если я не согласен?
   — Ты? По какому праву?
   — Ты бы должен помнить, что я старше тебя по должности и что командование принадлежит мне. А также, что я приехал из бледа с особыми приказаниями от вахмистра.
   — Сто тысяч хвостов дьявола! — гневно закричал Бассо.
   — Хотя бы и двести тысяч, мне до этого нет дела, — твердо произнес Рибо. — Я исполняю свой долг и больше ничего.
   — Мне доверили спаги!
   — Прекрасно, но теперь я буду вести их в путь, куда я хочу.
   — Ты злоупотребляешь нашей беспомощностью.
   — Я исполняю свой долг.
   — Мы разрешим этот спор в бледе, не правда ли, дружок? — сказал Бассо со стиснутыми зубами, бледный от ярости.
   — На саблях или на пистолетах, — ответил совершенно спокойно Рибо. — Провинциальное дворянство хотя и мелкое, но умеет сражаться и умирать.
   — Хорошо дворянство, затерянное в Африке! Где твой золотой герб? На дне Луары, Гаронны или, как у этого собаки-магната, в Дунае?
   — Мы поговорим об этом в тот день, когда я пущу тебе пулю в лоб, а теперь изволь слушаться, таков приказ.
   Обернувшись к бедуину, который был равнодушным свидетелем спора, Рибо сказал ему:
   — Уходи. Мы не нуждаемся в твоих вестях.
   — А хозяин…
   — Вернись к твоему хозяину и не беспокойся о нас.
   Бедуин понял, что для него дует недобрый ветер, и, сев на своего верблюда, удалился по направлению к востоку.
   — Отдых до утра, — сказал Рибо спаги, — нашим лошадям необходимо передохнуть, а блед слишком далеко от нас.
   Измученные всадники не замедлили залезть в свои палатки в надежде хорошо выспаться, но не прошло и двух часов, как они были разбужены раздавшимся вблизи от лагеря выстрелом.
   Сержанты первые с саблями и пистолетами в руках бросились вперед, думая, что какое-нибудь племя пустыни нападает на них.
   Вместо того они с удивлением увидели перед собой другого бедуина на верховом верблюде.
   — Вот как! — воскликнул Бассо. — Еще один сын пустыни! Что этот нам расскажет? Открой глаза, Рибо, так как, мне кажется, ты сделал большую ошибку, прогнав первого, как собаку.
   Провансалец почесал свой лоб, и лицо его омрачилось. Он понял, в какой опасности его друзья.
   Он подошел к уже спешившемуся бедуину и спросил:
   — Кто прислал тебя?
   — Мой хозяин, шейх аль-Мадар.
   — Опять этот аль-Мадар! — воскликнул Бассо. — Дело серьезно.
   — Что тебе надо? — спросил Рибо.
   — Я послан, чтобы предупредить, что бежавшие из бледа франджи идут с нашим караваном.
   — То же сказал нам твой товарищ, бывший здесь часа два тому назад, но я не поверил ему!
   — Напрасно: человек этот говорил правду.
   — Ты сам видел этих франджи?
   — Да.
   — Сколько их?
   — Двое.
   — Сто тысяч дьявольских хвостов! — завопил Бассо. — Уверился ли ты, наконец, дружок, что те два кабила надули тебя? Признайся, по крайней мере!
   — Не торопись, Бассо, — ответил благородный провансалец и, повернувшись вновь к бедуину, спросил его:
   — Кто еще был с франджи?
   — Двое мавров, молодая женщина и негр.
   — Понял? — кричал Бассо.
   — Замолчи, несносный, дай мне спросить Где лагерь твоего хозяина?
   Бедуин задумался на минуту, потом ответил:
   — Милях в пятидесяти отсюда; караван медленно двигается к Атласу.
   — Он еще не достиг гор?
   — Достигнет только через пятьдесят или шестьдесят часов, потому что караван почти исключительно состоит из вьючных верблюдов.
   — В таком случае мы можем отдохнуть до завтра, — сказал Рибо, быстро приняв решение.
   — Отдохнуть! — воскликнул Бассо. — Ты хочешь дать им уйти!
   — А ты хочешь погубить лошадей, — ответил резко Рибо. — Когда они сдохнут, на чем будешь скакать? На своих двоих?
   — Каких кляч дает нам правительство! А требует от нас особенно хорошей службы!
   — Эти бедные животные сделали все возможное. Ну, идите спать, а ты, бедуин, ложись около своего верблюда. Завтра ты поведешь нас.
   Спаги, счастливые перспективой отдыха, опять вошли в палатки. Бассо первый бросился на пол; Рибо же остался снаружи, под предлогом докурить трубку. На самом деле он выкурил несколько трубок, как бы забыв, что в Алжире рано наступает заря.
   Славный провансалец не мог думать об отдыхе, он ломал голову над тем, как спасти графа.
   Он не мог больше вести отряд, куда хотел. Проклятые бедуины испортили весь его план, к тому же Бассо не даст себя провести второй раз. Тут пахло отставкой или еще худшим.
   Вдруг он как будто нашел выход из ужасного положения, перестал курить, медленно вытряс трубку, вытащил кошелек и высыпал на руку его содержимое.