Страница:
Небольшая по размеру картина исполнена в тончайших нюансах серебристо-серых тонов. Е.Ю. Фехнер пишет: «В атмосфере холодного зимнего дня фигуры конькобежцев постепенно превращаются в чуть заметные силуэты. Лишь одно цветовое пятно ориентирует глаз – это красный цвет плаща человека на переднем плане. Высокое облачное небо сливается на горизонте с гладью замерзшей реки. Простирающаяся во все стороны ледяная поверхность способствует впечатлению безграничного пространства.
Если "Конькобежцы" Гойена – наглядный образец тональной живописи с мягким, без плановых делений разворачиванием пространства в глубину, то в картине "Зимний вид в окрестностях Гааги", написанной четыре года спустя, выступает новый важный фактор его искусства – противопоставление светлых и темных планов. Сохраняя тональное единство и подчеркнутость горизонтальной протяженности, художник теперь строит картину на контрасте между первым темным планом и светлеющей далью».
В позднем этапе творчества художника палитра становится более светлой и разнообразной. Таковы «Вид на реке Маас» (1645), «Лодки в тихом море» (1646) и «Голландский пейзаж». Здесь художник демонстрирует свои лучшие качества – исключительный дар колориста и блестящее владение воздушной перспективой.
Последние работы художника достойны его таланта: «Речной пейзаж с рыбачьими лодками» (1653), «Харлемское море» (1656), «Река с лодками», «Устье реки с выходящими судами» (1655).
Как всегда уголок голландской природы, изображенный художником с непритязательной простотой, воспринимается как частица большого мира, созданного как бы из единого вещества, проникнутого непрестанным движением.
АНТОНИС ВАН ДЕЙК
ДИЕГО РОДРИГЕС ДЕ СИЛЬВА ВЕЛАСКЕС
Если "Конькобежцы" Гойена – наглядный образец тональной живописи с мягким, без плановых делений разворачиванием пространства в глубину, то в картине "Зимний вид в окрестностях Гааги", написанной четыре года спустя, выступает новый важный фактор его искусства – противопоставление светлых и темных планов. Сохраняя тональное единство и подчеркнутость горизонтальной протяженности, художник теперь строит картину на контрасте между первым темным планом и светлеющей далью».
В позднем этапе творчества художника палитра становится более светлой и разнообразной. Таковы «Вид на реке Маас» (1645), «Лодки в тихом море» (1646) и «Голландский пейзаж». Здесь художник демонстрирует свои лучшие качества – исключительный дар колориста и блестящее владение воздушной перспективой.
Последние работы художника достойны его таланта: «Речной пейзаж с рыбачьими лодками» (1653), «Харлемское море» (1656), «Река с лодками», «Устье реки с выходящими судами» (1655).
Как всегда уголок голландской природы, изображенный художником с непритязательной простотой, воспринимается как частица большого мира, созданного как бы из единого вещества, проникнутого непрестанным движением.
АНТОНИС ВАН ДЕЙК
(1599–1641)
Эжен Фромантен пишет: «Неповторимый гений, неповторимое изящество, неповторимый талант, весь ван Дейк в целом был бы необъясним, если бы не солнечный свет, бросающий на него такие прекрасные отблески. Если бы вы стали искать того, кто научил его этим новым приемам, этому свободному языку, уже не имеющему ничего общего со старым, то вы увидели бы на нем сияние, исходящее откуда-то извне, не от его гения, и, в конце концов, предположили бы, что, по всей вероятности, где-то рядом с ним должно было светить великое исчезнувшее светило. Вы уже не назвали бы ван Дейка сыном Рубенса. Вы прибавили бы к его имени: "учитель неизвестен". И тайна его рождения заслуженно привлекла бы к себе внимание историографов».
Антонис ван Дейк родился 22 марта 1599 года в Антверпене. Он был седьмым ребенком удачливого купца Франса ван Дейка, который вел торговлю тканями. В 1589 году, потеряв первую жену, он вступил в брак с Марией Кейперс, матерью Антониса. Семья занимала внушительный дом, расположенный в самом центре города.
Мать умерла, когда Антонису исполнилось восемь лет. А в десять лет мальчика отдали в обучение к антверпенскому живописцу Хенрику ван Балену. Здесь Антонис занимался четыре года. С 1614 года ван Дейк начинает работать самостоятельно.
В 1618 году его приняли в гильдию живописцев св. Луки. Этим годом помечены самые ранние сохранившиеся работы молодого художника – это этюды, изображающие головы стариков.
В 1617 году Антонис сближается с Рубенсом, начинает работать в его мастерской, сотрудничая с ним в выполнении некоторых заказов. После успешного завершения картонов цикла Деция Муса Рубенс предложил ван Дейку участвовать в самом большом начинании во всей фламандской религиозной живописи – в росписи церкви иезуитов, достраивавшейся тогда в Антверпене.
В то же время ван Дейк создает ряд самостоятельных произведений, таких как «Самсон и Далила» (около 1620), «Св. Мартин и нищие», (около 1620–1621). От робкого подражания стилю Рубенса в «Поклонении пастухов» (1618) он очень быстро поднялся до картин, подобных брюссельскому «Пьяному Силену» (около 1618–1620). Она хоть и основывается на одной из рубенсовских композиций, равно как и в рубенсовской палитре, сразу позволяет признать в ней работу молодого ван Дейка. Она отличается совершенно особой мерцающей техникой, смелостью композиции и – в сравнении с Рубенсом – известной легковесностью и недостаточной объемностью форм.
Сотрудничая с Рубенсом в течение ряда лет, ван Дейк полностью овладел техникой живописи и в большой мере композиционным мастерством учителя. Он создает ряд картин на религиозные и мифологические сюжеты. К числу наиболее известных картин художника, созданных в этот период, относятся: «Несение креста» (1617–1618), «Святой Мартин отдает свой плащ нищему» (1620–1621), «Увенчание тернием» (1620), «Поцелуй Иуды» (1618–1620).
Талант ван Дейка ярко проявился в портретной живописи. Портреты создали непреходящую славу художнику. Он создал определенный тип аристократического репрезентативного портрета, отличающегося особой утонченностью. Вместе с тем он оставил много подлинно прекрасных и глубоких портретов интеллигентных людей своего времени.
К числу лучших портретов ван Дейка раннего периода относится «Семейный портрет».
«Уже в первый антверпенский период, работая как портретист, ван Дейк использует различные технические приемы живописи. Как истинный фламандец, он пишет в основном на дереве то с виртуозной законченностью старых нидерландских мастеров, создавая гладкую, блестящую, эмалевую поверхность, то бросая на поверхность картины густые пастозные динамичные мазки, пятна, беспокойные линии. Техника живописи "Семейного портрета» имеет свои особенности: картина написана на крупнозернистом холсте; слой краски местами настолько тонок, что фактура холста обнажается, создавая ощущение еще большей живости и трепетности» (Н.С. Применко).
С конца 1621 года ван Дейк в течение шести лет живет и работает в Италии, где окончательно складывается стиль его портретной живописи. Находясь в Италии, ван Дейк объездил многие итальянские города – Геную, Венецию, Мантую, Рим, испытав влияние мастеров венецианской школы – Тинторетто, Веронезе, Тициана. Его особенно привлекают густые горячие тона картин Тициана, их насыщенный золотистый колорит.
Работая главным образом в Генуе, ван Дейк становится любимым портретистом итальянской знати. Здесь он создает блестящие обстановочные портреты-картины, поражающие своим великолепием и красочностью, отличающиеся благородством и утонченной изысканностью: «Конный портрет маркиза Бриньоле-Сале», «Портрет маркизы Бриньоле-Сале», «Портрет генуэзской дамы с девочкой», «Маркиза Улена Гримальди», «Маркиза Бальбиани», «Семейство Ломеллини», «Старый сенатор», «Супруга старого сенатора».
В 1622–1623 годах художник создает одну из лучших картин – портрет кардинала Гвидо Бентивольо. Английский художник Д. Ричардсон Младший писал позднее: «Я никогда не видел ничего подобного. Я любовался картиной два часа и еще раз двадцать приходил смотреть ее снова. Кардинал сидит в кресле, опершись левым локтем о подлокотник, а руки его (изящнейшие и прекраснейшие на свете), небрежно опущенные на колени, естественно и непринужденно поправляют стихарь, выписанный тщательнейшим образом, но нисколько не разрушающий общую гармонию. Лицо его выражает силу, далеко превосходящую все, что я видел, но в то же время мудрость и твердость, не уступающие рафаэлевским, хотя гораздо более языческие. Воистину нельзя не признать, что, сравнивая трактовку сходных сюжетов у Рафаэля и ван Дейка, предпочтение приходится иногда отдавать последнему. Колорит у него – доподлинные плоть и кровь, свет и прозрачность…»
В годы пребывания в Италии ван Дейк пишет также ряд скромных, сдержанных, лишенных всякой парадности, интимных по характеру портретов, отличающихся большой психологической выразительностью. К их числу относится замечательный «Мужской портрет» (хранится в Эрмитаже), приближающийся к рембрандтовским психологизмом и мастерством в использовании светотени.
Обогащенный большим художественным опытом, новыми впечатлениями, ван Дейк в 1627 году возвращается в Антверпен. Начинается второй антверпенский период его творчества, явившийся вершиной достижений мастера. Алтарные картины для церквей при всех их художественных достоинствах и на этот раз отступают на второй план по сравнению с портретами.
Теперь, будучи придворным художником инфанты Изабеллы, ван Дейк пишет портреты не только антверпенских бюргеров и близких ему людей, но также портреты фламандской и испанской аристократии.
Парадность и элементы театрализации, наблюдаемые в произведениях итальянского периода, уступают место снова более строгому, но изощренному в своих живописных средствах стилю. В характерных, остро схваченных образах проходят перед нами современники мастера: политические деятели, прелаты, художники, представители городского патрициата, аристократы, светские красавицы. К этому периоду относятся, в частности, портреты Марии-Луизы де Тассис, эрцгерцогини Изабеллы (около 1628), Хендрика ван дер Берга, фельдмаршала испанских войск в Нидерландах (около 1628), а также менее парадные, но полные естественной жизненности портреты друзей и знакомых, в первую очередь собратьев по искусству – фламандских художников Гаспара де Крайера, Хендрика Снайерса, Мартина Рейкарта, филолога и издателя Яна ван дер Ваутера, иезуита и географа Жана Шарля де ла Фай. К этому же периоду относится «Автопортрет» художника (1628).
В 1632 году художник принимает приглашение короля Англии Карла I и, покинув родину, переезжает в Лондон, где проходит последний период его творчества. Ван Дейк становится «главным живописцем на службе их величеств», получает дворянский титул и золотую цепь рыцаря. Мечты его сбываются. Чести позировать ему добивается все высшее общество.
Созданный ван Дейком еще в Генуе тип парадного портрета находит свое дальнейшее развитие и завершение в портретах придворной английской аристократии. В этих портретах ван Дейк тонко почувствовал и передал атмосферу английского двора и получил широкое признание в аристократических кругах. Отвечая требованиям английской аристократии, стремившейся окружить себя ореолом значительности и величия, ван Дейк придает осанке портретируемых горделивость, их позам и жестам элегантность и благородство. Таковы портреты Филиппа Уортона (1632), Томаса Уортона, (конец 1630-х), Джорджа Дигби и Уильяма Рассела (около 1637), Артура Гудвина (1639).
Ван Дейк пишет множество портретов короля (около 30), королевы и их детей. Одним из лучших портретов художника английского периода является «Портрет Карла I» (1635).
«Он стоит, лошадь его держит конюх. На короле широкополая черная шляпа, кожаный камзол и высокие сапоги. Одной рукой он оперся на трость, в другой у него лайковые перчатки. Этот портрет продолжает традицию изображения членов царствующего дома в облике охотников, как, например, изображены мать Карла Анна Датская со своими собаками на полотне ван Сомера или принц Генрих с убитым оленем у ног на картине Пика. Здесь художник сделал ударение на невозмутимости и граничащей чуть ли не с равнодушием беззаботности короля. Законченный ренессансный corteggiano (придворный), изящный и непринужденный, он смотрит на местность и сверкающее впереди море, совершенно позабыв о двух своих слугах. Из всех вандейковских портретов Карла этот – самый прекрасный: богатый колорит, чарующая композиция (король смело помещен слева), безукоризненно уверенная техника» (К. Браун).
В Англии, заваленный многочисленными заказами, художник принужден работать одновременно над несколькими портретами. На основании рассказа приятеля ван Дейка кельнского банкира Эберхарда Ябаха известно, что он уделял заказчику в день не более часа и оставлял исполнение одежды, рук, аксессуаров, фона своим помощникам. Помощники дописывают одежды и руки со специальных натурщиков.
О жизни ван Дейка ходит много россказней, но известно мало фактов. «Роста он был низкого, – пишет де Пиль, – но хорошо сложен, красив, скромен, в высшей степени обязателен и, сверх того, необыкновенно благожелателен к тем своим землякам, которые проявляли себя в каком-нибудь из искусств… Он всегда щегольски одевался, имел несколько великолепных выездов и держал в своих апартаментах такой стол, что не у всякого принца кормили лучше и бывало больше гостей».
От экстравагантных аристократических замашек, приобретенных в Италии, он не отказался и в Лондоне. Поговаривали, что он балуется алхимией, в чем обвиняли, но с большим основанием, и его друга сэра Кенелма Дигби.
В 1639 году ван Дейк женится на Мэри Ратвен, молодой фрейлине королевы. Так художник входит в ряды английской аристократии.
В последние годы жизни ван Дейк был захвачен честолюбивыми проектами крупномасштабных декоративных работ – циклом шпалер для дворца Уайтхолл в Лондоне, росписями главных галерей Лувра, для чего совершил две поездки в Париж. Однако, потерпев неудачу в этих замыслах, больной художник вернулся в Лондон и вскоре, в возрасте 42 лет, умер (9 декабря 1641 года). По его завещанию он похоронен в лондонском соборе св. Павла.
Эжен Фромантен пишет: «Неповторимый гений, неповторимое изящество, неповторимый талант, весь ван Дейк в целом был бы необъясним, если бы не солнечный свет, бросающий на него такие прекрасные отблески. Если бы вы стали искать того, кто научил его этим новым приемам, этому свободному языку, уже не имеющему ничего общего со старым, то вы увидели бы на нем сияние, исходящее откуда-то извне, не от его гения, и, в конце концов, предположили бы, что, по всей вероятности, где-то рядом с ним должно было светить великое исчезнувшее светило. Вы уже не назвали бы ван Дейка сыном Рубенса. Вы прибавили бы к его имени: "учитель неизвестен". И тайна его рождения заслуженно привлекла бы к себе внимание историографов».
Антонис ван Дейк родился 22 марта 1599 года в Антверпене. Он был седьмым ребенком удачливого купца Франса ван Дейка, который вел торговлю тканями. В 1589 году, потеряв первую жену, он вступил в брак с Марией Кейперс, матерью Антониса. Семья занимала внушительный дом, расположенный в самом центре города.
Мать умерла, когда Антонису исполнилось восемь лет. А в десять лет мальчика отдали в обучение к антверпенскому живописцу Хенрику ван Балену. Здесь Антонис занимался четыре года. С 1614 года ван Дейк начинает работать самостоятельно.
В 1618 году его приняли в гильдию живописцев св. Луки. Этим годом помечены самые ранние сохранившиеся работы молодого художника – это этюды, изображающие головы стариков.
В 1617 году Антонис сближается с Рубенсом, начинает работать в его мастерской, сотрудничая с ним в выполнении некоторых заказов. После успешного завершения картонов цикла Деция Муса Рубенс предложил ван Дейку участвовать в самом большом начинании во всей фламандской религиозной живописи – в росписи церкви иезуитов, достраивавшейся тогда в Антверпене.
В то же время ван Дейк создает ряд самостоятельных произведений, таких как «Самсон и Далила» (около 1620), «Св. Мартин и нищие», (около 1620–1621). От робкого подражания стилю Рубенса в «Поклонении пастухов» (1618) он очень быстро поднялся до картин, подобных брюссельскому «Пьяному Силену» (около 1618–1620). Она хоть и основывается на одной из рубенсовских композиций, равно как и в рубенсовской палитре, сразу позволяет признать в ней работу молодого ван Дейка. Она отличается совершенно особой мерцающей техникой, смелостью композиции и – в сравнении с Рубенсом – известной легковесностью и недостаточной объемностью форм.
Сотрудничая с Рубенсом в течение ряда лет, ван Дейк полностью овладел техникой живописи и в большой мере композиционным мастерством учителя. Он создает ряд картин на религиозные и мифологические сюжеты. К числу наиболее известных картин художника, созданных в этот период, относятся: «Несение креста» (1617–1618), «Святой Мартин отдает свой плащ нищему» (1620–1621), «Увенчание тернием» (1620), «Поцелуй Иуды» (1618–1620).
Талант ван Дейка ярко проявился в портретной живописи. Портреты создали непреходящую славу художнику. Он создал определенный тип аристократического репрезентативного портрета, отличающегося особой утонченностью. Вместе с тем он оставил много подлинно прекрасных и глубоких портретов интеллигентных людей своего времени.
К числу лучших портретов ван Дейка раннего периода относится «Семейный портрет».
«Уже в первый антверпенский период, работая как портретист, ван Дейк использует различные технические приемы живописи. Как истинный фламандец, он пишет в основном на дереве то с виртуозной законченностью старых нидерландских мастеров, создавая гладкую, блестящую, эмалевую поверхность, то бросая на поверхность картины густые пастозные динамичные мазки, пятна, беспокойные линии. Техника живописи "Семейного портрета» имеет свои особенности: картина написана на крупнозернистом холсте; слой краски местами настолько тонок, что фактура холста обнажается, создавая ощущение еще большей живости и трепетности» (Н.С. Применко).
С конца 1621 года ван Дейк в течение шести лет живет и работает в Италии, где окончательно складывается стиль его портретной живописи. Находясь в Италии, ван Дейк объездил многие итальянские города – Геную, Венецию, Мантую, Рим, испытав влияние мастеров венецианской школы – Тинторетто, Веронезе, Тициана. Его особенно привлекают густые горячие тона картин Тициана, их насыщенный золотистый колорит.
Работая главным образом в Генуе, ван Дейк становится любимым портретистом итальянской знати. Здесь он создает блестящие обстановочные портреты-картины, поражающие своим великолепием и красочностью, отличающиеся благородством и утонченной изысканностью: «Конный портрет маркиза Бриньоле-Сале», «Портрет маркизы Бриньоле-Сале», «Портрет генуэзской дамы с девочкой», «Маркиза Улена Гримальди», «Маркиза Бальбиани», «Семейство Ломеллини», «Старый сенатор», «Супруга старого сенатора».
В 1622–1623 годах художник создает одну из лучших картин – портрет кардинала Гвидо Бентивольо. Английский художник Д. Ричардсон Младший писал позднее: «Я никогда не видел ничего подобного. Я любовался картиной два часа и еще раз двадцать приходил смотреть ее снова. Кардинал сидит в кресле, опершись левым локтем о подлокотник, а руки его (изящнейшие и прекраснейшие на свете), небрежно опущенные на колени, естественно и непринужденно поправляют стихарь, выписанный тщательнейшим образом, но нисколько не разрушающий общую гармонию. Лицо его выражает силу, далеко превосходящую все, что я видел, но в то же время мудрость и твердость, не уступающие рафаэлевским, хотя гораздо более языческие. Воистину нельзя не признать, что, сравнивая трактовку сходных сюжетов у Рафаэля и ван Дейка, предпочтение приходится иногда отдавать последнему. Колорит у него – доподлинные плоть и кровь, свет и прозрачность…»
В годы пребывания в Италии ван Дейк пишет также ряд скромных, сдержанных, лишенных всякой парадности, интимных по характеру портретов, отличающихся большой психологической выразительностью. К их числу относится замечательный «Мужской портрет» (хранится в Эрмитаже), приближающийся к рембрандтовским психологизмом и мастерством в использовании светотени.
Обогащенный большим художественным опытом, новыми впечатлениями, ван Дейк в 1627 году возвращается в Антверпен. Начинается второй антверпенский период его творчества, явившийся вершиной достижений мастера. Алтарные картины для церквей при всех их художественных достоинствах и на этот раз отступают на второй план по сравнению с портретами.
Теперь, будучи придворным художником инфанты Изабеллы, ван Дейк пишет портреты не только антверпенских бюргеров и близких ему людей, но также портреты фламандской и испанской аристократии.
Парадность и элементы театрализации, наблюдаемые в произведениях итальянского периода, уступают место снова более строгому, но изощренному в своих живописных средствах стилю. В характерных, остро схваченных образах проходят перед нами современники мастера: политические деятели, прелаты, художники, представители городского патрициата, аристократы, светские красавицы. К этому периоду относятся, в частности, портреты Марии-Луизы де Тассис, эрцгерцогини Изабеллы (около 1628), Хендрика ван дер Берга, фельдмаршала испанских войск в Нидерландах (около 1628), а также менее парадные, но полные естественной жизненности портреты друзей и знакомых, в первую очередь собратьев по искусству – фламандских художников Гаспара де Крайера, Хендрика Снайерса, Мартина Рейкарта, филолога и издателя Яна ван дер Ваутера, иезуита и географа Жана Шарля де ла Фай. К этому же периоду относится «Автопортрет» художника (1628).
В 1632 году художник принимает приглашение короля Англии Карла I и, покинув родину, переезжает в Лондон, где проходит последний период его творчества. Ван Дейк становится «главным живописцем на службе их величеств», получает дворянский титул и золотую цепь рыцаря. Мечты его сбываются. Чести позировать ему добивается все высшее общество.
Созданный ван Дейком еще в Генуе тип парадного портрета находит свое дальнейшее развитие и завершение в портретах придворной английской аристократии. В этих портретах ван Дейк тонко почувствовал и передал атмосферу английского двора и получил широкое признание в аристократических кругах. Отвечая требованиям английской аристократии, стремившейся окружить себя ореолом значительности и величия, ван Дейк придает осанке портретируемых горделивость, их позам и жестам элегантность и благородство. Таковы портреты Филиппа Уортона (1632), Томаса Уортона, (конец 1630-х), Джорджа Дигби и Уильяма Рассела (около 1637), Артура Гудвина (1639).
Ван Дейк пишет множество портретов короля (около 30), королевы и их детей. Одним из лучших портретов художника английского периода является «Портрет Карла I» (1635).
«Он стоит, лошадь его держит конюх. На короле широкополая черная шляпа, кожаный камзол и высокие сапоги. Одной рукой он оперся на трость, в другой у него лайковые перчатки. Этот портрет продолжает традицию изображения членов царствующего дома в облике охотников, как, например, изображены мать Карла Анна Датская со своими собаками на полотне ван Сомера или принц Генрих с убитым оленем у ног на картине Пика. Здесь художник сделал ударение на невозмутимости и граничащей чуть ли не с равнодушием беззаботности короля. Законченный ренессансный corteggiano (придворный), изящный и непринужденный, он смотрит на местность и сверкающее впереди море, совершенно позабыв о двух своих слугах. Из всех вандейковских портретов Карла этот – самый прекрасный: богатый колорит, чарующая композиция (король смело помещен слева), безукоризненно уверенная техника» (К. Браун).
В Англии, заваленный многочисленными заказами, художник принужден работать одновременно над несколькими портретами. На основании рассказа приятеля ван Дейка кельнского банкира Эберхарда Ябаха известно, что он уделял заказчику в день не более часа и оставлял исполнение одежды, рук, аксессуаров, фона своим помощникам. Помощники дописывают одежды и руки со специальных натурщиков.
О жизни ван Дейка ходит много россказней, но известно мало фактов. «Роста он был низкого, – пишет де Пиль, – но хорошо сложен, красив, скромен, в высшей степени обязателен и, сверх того, необыкновенно благожелателен к тем своим землякам, которые проявляли себя в каком-нибудь из искусств… Он всегда щегольски одевался, имел несколько великолепных выездов и держал в своих апартаментах такой стол, что не у всякого принца кормили лучше и бывало больше гостей».
От экстравагантных аристократических замашек, приобретенных в Италии, он не отказался и в Лондоне. Поговаривали, что он балуется алхимией, в чем обвиняли, но с большим основанием, и его друга сэра Кенелма Дигби.
В 1639 году ван Дейк женится на Мэри Ратвен, молодой фрейлине королевы. Так художник входит в ряды английской аристократии.
В последние годы жизни ван Дейк был захвачен честолюбивыми проектами крупномасштабных декоративных работ – циклом шпалер для дворца Уайтхолл в Лондоне, росписями главных галерей Лувра, для чего совершил две поездки в Париж. Однако, потерпев неудачу в этих замыслах, больной художник вернулся в Лондон и вскоре, в возрасте 42 лет, умер (9 декабря 1641 года). По его завещанию он похоронен в лондонском соборе св. Павла.
ДИЕГО РОДРИГЕС ДЕ СИЛЬВА ВЕЛАСКЕС
(1599–1660)
Диего Родригес де Сильва-и-Веласкес родился 6 июня 1599 года в испанском городе Севилье в семье знатной, но небогатой. Его отец был выходцем из Португалии, и это обстоятельство во многом определило судьбу Диего. Как и многих других мальчиков, его отдали в монастырскую латинскую школу.
Однако через несколько лет, когда стали очевидны его способности к искусству, отец отвел десятилетнего Диего в мастерскую известного испанского художника Ф. Эрреры. Сам факт выбора подобной профессии был вызовом для испанской аристократии, ибо профессия художника считалась недопустимым занятием для дворянина. У Эрреры Диего проучился недолго, они не сошлись характерами.
Через год он работал уже в мастерской другого художника, Франсиско Пачеко, у которого оставался до 1617 года, когда получил звание мастера. Пачеко оказался горячим поклонником античности и прекрасным педагогом. Согласно установочному принципу учителя «все искусство живописца в рисунке», Диего много рисует. По свидетельству самого Пачеко, еще юношей Веласкес «оплачивал крестьянского мальчика, служившего ему моделью. Он изображал его в разных видах и позах, то плачущим, то смеющимся, не останавливаясь ни перед какими трудностями».
По совету своего учителя Диего оттачивает владение рисунком, позволяющее точно воспроизводить натуру, в живописи на бытовые темы, по-испански – бодегонес. Появляются картины «Завтрак», «Старая кухарка», «Служанка-мулатка», «Музыканты», «Завтрак двух юношей», «Водонос».
В доме учителя Диего нашел и свою жену. «После пяти лет обучения и образования я отдал за него замуж свою дочь, побуждаемый его добродетелью, чистотой и другими хорошими качествами, а также в надежде на его природный и великий гений», – пишет в своей книге «Искусство живописи» Пачеко.
Единственной дочери Пачеко – Хуане Миранде на тот момент было почти шестнадцать лет. В 1619 и 1621 годах у четы Веласкесов родились две дочери. В 1620 году Диего открыл собственную мастерскую.
Взошедший на престол шестнадцатилетний король Филипп IV сменил практически все придворное окружение своего отца. Узнав о талантливом художнике из Севильи, он призывает его к себе. Осенью 1623 года Веласкес вместе со своим тестем приехал в Мадрид. Здесь ему оказывает покровительство премьер-министр Оливарес. Художник пишет портрет молодого короля Филиппа IV, имевший большой успех, и вскоре получает звание придворного живописца. Ему отвели парадные апартаменты в одном из крыльев королевского дворца и не менее просторную мастерскую в одном из пригородных замков.
Теперь Велакес перестал зависеть от случайных заработков, но вместе с этим должен был большую часть своего времени отдавать придворному церемониалу. Резко ограничивалась и тематика его картин, а основным жанром на многие годы становится портрет.
Веласкес много раз писал короля Филиппа и его детей. Особенно часто – дочь Филиппа инфанту Маргариту. Сохранилось несколько портретов, на которых видно, как постепенно она взрослела и менялось ее лицо.
Вскоре популярность Веласкеса выросла настолько, что при дворе стало зазорным не иметь портрета его работы. Среди подобных портретов этого периода надо отметить «Графа Оливареса» (1625) и «Шута Калаба-Сильяса» (1626–1627) В этих портретах, становящихся все более «нематериальными», кисть живописца обретает легкость, изображая темы в определенном отношении менее возвышенные, но в то же время более элегантные и социально значительные.
Кроме придворных портретов Веласкес создал целую галерею изображений деятелей испанской культуры: драматурга Лопе де Вега, Тирсо де Молина и Кальдерона, поэта Кеведо.
Однако популярность Веласкеса вызывала не только поклонение, но и зависть. Смелость молодого севильянца, не считавшегося с академическими традициями, привела его к конфликту с наиболее авторитетными художниками. Они настояли на том, чтобы был устроен конкурс. В 1627 году Веласкес написал большую историческую картину «Изгнание морисков». На ней была изображена одна из самых трагических страниц испанской истории – изгнание из страны всех, кто имел арабское происхождение. Хотя резкая экспрессия картины противоречила ее парадному, официальному предназначению, король пришел в восторг от работы Веласкеса и велел выставить картину в одном из дворцовых залов для всеобщего обозрения. Там картина провисела несколько недель, после чего король велел перенести ее в зеркальный зал, где висели его любимые картины Тициана и Рубенса. А сам художник получил весьма высокую по тем временам награду – он стал хранителем королевской двери, что было равноценно должности камергера.
В 1629 году художник завершает необычную для испанской традиции картину на античный сюжет – «Вакх» или «Пьяницы» (1628–1629).
«Полагают, что здесь воспроизведен обряд посвящения в братство Вакха, – пишет Л.Л. Каганэ. – Жизнь города, его типы и нравы по-прежнему интересовали Веласкеса. Но теперь смелее стал выбор типажей, разнообразнее характеристики изображенных, более обобщенным и монументальным решение картины. Бодегонес Веласкеса носили характер камерный. Здесь сцена становится более общезначимой. Подобно современной литературе и театру, Веласкес изобразил столь характерных для Испании той поры деклассированных представителей общества. Есть в них и удаль, и бесшабашность, и веселье, и горечь. Но в целом художник отдает должное жизнестойкости и оптимизму своего народа. Античный сюжет позволил художнику порвать с традицией интерьерной бытовой сцены. Он выносит действие на природу, отчего ровнее становится освещение, богаче сверкают краски. Правда, передний план написан еще несколько тяжеловесно, контрасты света и тени довольно сильные. Но методом изображения сцены на открытом воздухе, новым для живописи той поры, Веласкес в совершенстве овладеет позднее».
В 1629 году король милостиво разрешил художнику присоединиться к свите знаменитого полководца Амбросио Спинолы, отправлявшегося на соседний полуостров. Веласкес посетил Венецию, Феррару, Рим, Неаполь. Он копировал картины Тинторетто, фрески Микеланджело, изучал античную скульптуру, знакомился с произведениями современных ему итальянских художников.
Поездка в Италию содействовала расширению его художественного кругозора и совершенствованию мастерства. После возвращения художник много работает, тридцатые годы стали самым плодотворным периодом его творчества.
Сначала появляется «Кузница Вулкана» (1630), где мифологические образы соединены со сценами, приближенными к реальности.
В 1634–1635 годах Веласкес написал свое единственное батальное полотно «Сдача Бреды», где его мастерство предстает во всем блеске.
«1625 год. Осажденная испанцами голландская крепость Бреда пала. Комендант Бреды Юстин Нассауский вручает ключи от крепости испанскому полководцу Спиноле. В центре полотна фигуры двух полководцев: согбенный под тяжестью поражения Ниссау, в желтой одежде, с ключом в руке устремляется к победителю. Одетые в черные доспехи, с розовым шарфом через плечо теснятся испанцы. Стройный лес копий (отсюда второе название картины "Копья") создает впечатление численного превосходства и мощи испанского отряда» (О.М. Персианова).
По мнению Л.Л. Каганэ: «Для своего времени она была откровением по правдивости изображения исторического события и новизне художественного решения…»
Портреты по-прежнему преобладают в творчестве Веласкеса. Они становятся значительно разнообразнее по композиции и живописному решению. Как пример можно привести произведения тридцатых годов – охотничьи и конные портреты Филиппа IV и членов его семьи (1630-е). Классическая ясность композиций, изысканность цветовых отношений сочетаются в этих больших картинах с исключительной для того времени убедительностью и живописной свободой в трактовке пейзажей.
На протяжении 1630–1640-х годов Веласкес создал серию портретов карликов и шутов. Сквозь шутовскую личину великий мастер увидел духовный мир этих людей, обиженных природой, изобразил без тени насмешки, с простотой и тактом.
В 1649 году Веласкес снова едет в Италию, на этот раз уже не безвестным молодым художником, а прославленным мастером. Картины, которые он создал в Риме, принесли ему еще большую славу. Среди них исключительное значение имеет портрет папы Иннокентия X (около 1650).
В.И. Раздольская пишет: «Веласкес изобразил его сидящим в кресле, в спокойной, но исполненной скрытого напряжения позе. Доминирующие в картине красные тона звучат особенно интенсивно в горячем свете, который пронизывает фигуру, придавая ей необычайную живость. Иннокентий X был некрасив, и Веласкес не стремился облагородить его внешность. Но большая внутренняя сила и темперамент читаются в грубоватом лице папы, в цепком тяжелом взгляде словно сверлящих зрителя маленьких глаз. Перед нами скорее умный, жестокий, энергичный светский государь, а не духовное лицо. Острота характеристики, глубокий психологизм, необыкновенное мастерство живописи позволяют считать эту работу одним из высших достижений мирового портретного искусства. Сам Иннокентий X нашел портрет "слишком правдивым", однако щедро наградил за него художника».
Побоявшись потерять Веласкеса, Филипп IV прислал ему сердитое письмо, и в 1651 году художник возвращается в Испанию. Филипп IV возводит художника на высшую в государстве должность – гофмаршала. Теперь Веласкес, наконец, получил полную независимость. Он создает единственное в своем творчестве изображение обнаженной женщины – «Венера и Купидон». Веласкес, в отличие от Тициана, стремился отойти от идеализации своей модели, он более реалистичен и конкретен.
К пятидесятым годам относится один из самых сложных по характеристике портретов мастера – портрет Филиппа IV (1654). В поблекшем лице короля, в его потухшем взгляде Веласкес блестяще передает усталость, разочарование, горечь, которые не могут скрыть горделивая осанка и привычно надменное выражение.
Главные создания Веласкеса позднего периода – крупномасштабные композиции «Менины» (1656), «Пряхи» (1657). Менины – это юные фрейлины.
«"Картиной создания картины" назвал ее один из исследователей, – замечает В.И. Раздольская. – И в свете подобного толкования особое значение приобретает в ней автопортрет художника. Изобразив себя за работой, как равного, в кругу королевской семьи, Веласкес утверждает ценность и достоинство творческой личности в обществе, построенном на строгой сословной иерархии. Более того, сам процесс творчества стал сюжетом картины. А безупречное мастерство Веласкеса подтвердило правомерность его замысла. Гармония ритмического строя, которому подчинено расположение фигур, не нарушает естественной непринужденности изображенной сцены. Построение композиции и сложнейшее решение света, проникающего в помещение через дверь в задней стене и вторую дверь и окно в правой его части, создает не только необычайно убедительное ощущение реального пространства, но словно втягивают в него зрителя, стоящего перед картиной. И в то же время магия цвета и света преображает это пространство в поэтическую среду и каждой фигуре сообщает особое художественное очарование».
«Пряхи» – апогей мастерства художника. «Если бы знать, как объяснил бы нам этот сюжет сам Веласкес, – вопрошает А. Якимович. – Версия о ковровой мануфактуре появилась не в его время, она появляется впервые в 1772 году, в описи мадридского дворца. Там картина "Пряхи" так и описывается – "ковровая мануфактура, где женщины прядут и сматывают нити". Таков взгляд здравомыслящего, рассудительного века Просвещения. Но согласимся ли мы с ним сегодня? Действительно, пряхи налицо, они заняты своим делом. Но удивителен задний план. Неужели эти переливы шелка дамских платьев, эта невесомая прозрачность атмосферы и игра солнечного луча, весь этот арсенал живописи, достойный Тициана и Ватто, Вермеера и Гейнсборо, – неужели все это понадобилось для того, чтобы рассказать о жанровой сцене, о делах каждодневной жизни? Быть того не может. Поиски скрытого смысла картины стали на повестку дня. В ход пошел исторический, филологический научный аппарат, и выяснилось немало любопытного, о чем прежде и не подозревали. Оказалось, что в картине есть скрытая, слегка "замаскированная" мифологическая тема. Она связана с прядением и ткачеством…»
Диего Родригес де Сильва-и-Веласкес родился 6 июня 1599 года в испанском городе Севилье в семье знатной, но небогатой. Его отец был выходцем из Португалии, и это обстоятельство во многом определило судьбу Диего. Как и многих других мальчиков, его отдали в монастырскую латинскую школу.
Однако через несколько лет, когда стали очевидны его способности к искусству, отец отвел десятилетнего Диего в мастерскую известного испанского художника Ф. Эрреры. Сам факт выбора подобной профессии был вызовом для испанской аристократии, ибо профессия художника считалась недопустимым занятием для дворянина. У Эрреры Диего проучился недолго, они не сошлись характерами.
Через год он работал уже в мастерской другого художника, Франсиско Пачеко, у которого оставался до 1617 года, когда получил звание мастера. Пачеко оказался горячим поклонником античности и прекрасным педагогом. Согласно установочному принципу учителя «все искусство живописца в рисунке», Диего много рисует. По свидетельству самого Пачеко, еще юношей Веласкес «оплачивал крестьянского мальчика, служившего ему моделью. Он изображал его в разных видах и позах, то плачущим, то смеющимся, не останавливаясь ни перед какими трудностями».
По совету своего учителя Диего оттачивает владение рисунком, позволяющее точно воспроизводить натуру, в живописи на бытовые темы, по-испански – бодегонес. Появляются картины «Завтрак», «Старая кухарка», «Служанка-мулатка», «Музыканты», «Завтрак двух юношей», «Водонос».
В доме учителя Диего нашел и свою жену. «После пяти лет обучения и образования я отдал за него замуж свою дочь, побуждаемый его добродетелью, чистотой и другими хорошими качествами, а также в надежде на его природный и великий гений», – пишет в своей книге «Искусство живописи» Пачеко.
Единственной дочери Пачеко – Хуане Миранде на тот момент было почти шестнадцать лет. В 1619 и 1621 годах у четы Веласкесов родились две дочери. В 1620 году Диего открыл собственную мастерскую.
Взошедший на престол шестнадцатилетний король Филипп IV сменил практически все придворное окружение своего отца. Узнав о талантливом художнике из Севильи, он призывает его к себе. Осенью 1623 года Веласкес вместе со своим тестем приехал в Мадрид. Здесь ему оказывает покровительство премьер-министр Оливарес. Художник пишет портрет молодого короля Филиппа IV, имевший большой успех, и вскоре получает звание придворного живописца. Ему отвели парадные апартаменты в одном из крыльев королевского дворца и не менее просторную мастерскую в одном из пригородных замков.
Теперь Велакес перестал зависеть от случайных заработков, но вместе с этим должен был большую часть своего времени отдавать придворному церемониалу. Резко ограничивалась и тематика его картин, а основным жанром на многие годы становится портрет.
Веласкес много раз писал короля Филиппа и его детей. Особенно часто – дочь Филиппа инфанту Маргариту. Сохранилось несколько портретов, на которых видно, как постепенно она взрослела и менялось ее лицо.
Вскоре популярность Веласкеса выросла настолько, что при дворе стало зазорным не иметь портрета его работы. Среди подобных портретов этого периода надо отметить «Графа Оливареса» (1625) и «Шута Калаба-Сильяса» (1626–1627) В этих портретах, становящихся все более «нематериальными», кисть живописца обретает легкость, изображая темы в определенном отношении менее возвышенные, но в то же время более элегантные и социально значительные.
Кроме придворных портретов Веласкес создал целую галерею изображений деятелей испанской культуры: драматурга Лопе де Вега, Тирсо де Молина и Кальдерона, поэта Кеведо.
Однако популярность Веласкеса вызывала не только поклонение, но и зависть. Смелость молодого севильянца, не считавшегося с академическими традициями, привела его к конфликту с наиболее авторитетными художниками. Они настояли на том, чтобы был устроен конкурс. В 1627 году Веласкес написал большую историческую картину «Изгнание морисков». На ней была изображена одна из самых трагических страниц испанской истории – изгнание из страны всех, кто имел арабское происхождение. Хотя резкая экспрессия картины противоречила ее парадному, официальному предназначению, король пришел в восторг от работы Веласкеса и велел выставить картину в одном из дворцовых залов для всеобщего обозрения. Там картина провисела несколько недель, после чего король велел перенести ее в зеркальный зал, где висели его любимые картины Тициана и Рубенса. А сам художник получил весьма высокую по тем временам награду – он стал хранителем королевской двери, что было равноценно должности камергера.
В 1629 году художник завершает необычную для испанской традиции картину на античный сюжет – «Вакх» или «Пьяницы» (1628–1629).
«Полагают, что здесь воспроизведен обряд посвящения в братство Вакха, – пишет Л.Л. Каганэ. – Жизнь города, его типы и нравы по-прежнему интересовали Веласкеса. Но теперь смелее стал выбор типажей, разнообразнее характеристики изображенных, более обобщенным и монументальным решение картины. Бодегонес Веласкеса носили характер камерный. Здесь сцена становится более общезначимой. Подобно современной литературе и театру, Веласкес изобразил столь характерных для Испании той поры деклассированных представителей общества. Есть в них и удаль, и бесшабашность, и веселье, и горечь. Но в целом художник отдает должное жизнестойкости и оптимизму своего народа. Античный сюжет позволил художнику порвать с традицией интерьерной бытовой сцены. Он выносит действие на природу, отчего ровнее становится освещение, богаче сверкают краски. Правда, передний план написан еще несколько тяжеловесно, контрасты света и тени довольно сильные. Но методом изображения сцены на открытом воздухе, новым для живописи той поры, Веласкес в совершенстве овладеет позднее».
В 1629 году король милостиво разрешил художнику присоединиться к свите знаменитого полководца Амбросио Спинолы, отправлявшегося на соседний полуостров. Веласкес посетил Венецию, Феррару, Рим, Неаполь. Он копировал картины Тинторетто, фрески Микеланджело, изучал античную скульптуру, знакомился с произведениями современных ему итальянских художников.
Поездка в Италию содействовала расширению его художественного кругозора и совершенствованию мастерства. После возвращения художник много работает, тридцатые годы стали самым плодотворным периодом его творчества.
Сначала появляется «Кузница Вулкана» (1630), где мифологические образы соединены со сценами, приближенными к реальности.
В 1634–1635 годах Веласкес написал свое единственное батальное полотно «Сдача Бреды», где его мастерство предстает во всем блеске.
«1625 год. Осажденная испанцами голландская крепость Бреда пала. Комендант Бреды Юстин Нассауский вручает ключи от крепости испанскому полководцу Спиноле. В центре полотна фигуры двух полководцев: согбенный под тяжестью поражения Ниссау, в желтой одежде, с ключом в руке устремляется к победителю. Одетые в черные доспехи, с розовым шарфом через плечо теснятся испанцы. Стройный лес копий (отсюда второе название картины "Копья") создает впечатление численного превосходства и мощи испанского отряда» (О.М. Персианова).
По мнению Л.Л. Каганэ: «Для своего времени она была откровением по правдивости изображения исторического события и новизне художественного решения…»
Портреты по-прежнему преобладают в творчестве Веласкеса. Они становятся значительно разнообразнее по композиции и живописному решению. Как пример можно привести произведения тридцатых годов – охотничьи и конные портреты Филиппа IV и членов его семьи (1630-е). Классическая ясность композиций, изысканность цветовых отношений сочетаются в этих больших картинах с исключительной для того времени убедительностью и живописной свободой в трактовке пейзажей.
На протяжении 1630–1640-х годов Веласкес создал серию портретов карликов и шутов. Сквозь шутовскую личину великий мастер увидел духовный мир этих людей, обиженных природой, изобразил без тени насмешки, с простотой и тактом.
В 1649 году Веласкес снова едет в Италию, на этот раз уже не безвестным молодым художником, а прославленным мастером. Картины, которые он создал в Риме, принесли ему еще большую славу. Среди них исключительное значение имеет портрет папы Иннокентия X (около 1650).
В.И. Раздольская пишет: «Веласкес изобразил его сидящим в кресле, в спокойной, но исполненной скрытого напряжения позе. Доминирующие в картине красные тона звучат особенно интенсивно в горячем свете, который пронизывает фигуру, придавая ей необычайную живость. Иннокентий X был некрасив, и Веласкес не стремился облагородить его внешность. Но большая внутренняя сила и темперамент читаются в грубоватом лице папы, в цепком тяжелом взгляде словно сверлящих зрителя маленьких глаз. Перед нами скорее умный, жестокий, энергичный светский государь, а не духовное лицо. Острота характеристики, глубокий психологизм, необыкновенное мастерство живописи позволяют считать эту работу одним из высших достижений мирового портретного искусства. Сам Иннокентий X нашел портрет "слишком правдивым", однако щедро наградил за него художника».
Побоявшись потерять Веласкеса, Филипп IV прислал ему сердитое письмо, и в 1651 году художник возвращается в Испанию. Филипп IV возводит художника на высшую в государстве должность – гофмаршала. Теперь Веласкес, наконец, получил полную независимость. Он создает единственное в своем творчестве изображение обнаженной женщины – «Венера и Купидон». Веласкес, в отличие от Тициана, стремился отойти от идеализации своей модели, он более реалистичен и конкретен.
К пятидесятым годам относится один из самых сложных по характеристике портретов мастера – портрет Филиппа IV (1654). В поблекшем лице короля, в его потухшем взгляде Веласкес блестяще передает усталость, разочарование, горечь, которые не могут скрыть горделивая осанка и привычно надменное выражение.
Главные создания Веласкеса позднего периода – крупномасштабные композиции «Менины» (1656), «Пряхи» (1657). Менины – это юные фрейлины.
«"Картиной создания картины" назвал ее один из исследователей, – замечает В.И. Раздольская. – И в свете подобного толкования особое значение приобретает в ней автопортрет художника. Изобразив себя за работой, как равного, в кругу королевской семьи, Веласкес утверждает ценность и достоинство творческой личности в обществе, построенном на строгой сословной иерархии. Более того, сам процесс творчества стал сюжетом картины. А безупречное мастерство Веласкеса подтвердило правомерность его замысла. Гармония ритмического строя, которому подчинено расположение фигур, не нарушает естественной непринужденности изображенной сцены. Построение композиции и сложнейшее решение света, проникающего в помещение через дверь в задней стене и вторую дверь и окно в правой его части, создает не только необычайно убедительное ощущение реального пространства, но словно втягивают в него зрителя, стоящего перед картиной. И в то же время магия цвета и света преображает это пространство в поэтическую среду и каждой фигуре сообщает особое художественное очарование».
«Пряхи» – апогей мастерства художника. «Если бы знать, как объяснил бы нам этот сюжет сам Веласкес, – вопрошает А. Якимович. – Версия о ковровой мануфактуре появилась не в его время, она появляется впервые в 1772 году, в описи мадридского дворца. Там картина "Пряхи" так и описывается – "ковровая мануфактура, где женщины прядут и сматывают нити". Таков взгляд здравомыслящего, рассудительного века Просвещения. Но согласимся ли мы с ним сегодня? Действительно, пряхи налицо, они заняты своим делом. Но удивителен задний план. Неужели эти переливы шелка дамских платьев, эта невесомая прозрачность атмосферы и игра солнечного луча, весь этот арсенал живописи, достойный Тициана и Ватто, Вермеера и Гейнсборо, – неужели все это понадобилось для того, чтобы рассказать о жанровой сцене, о делах каждодневной жизни? Быть того не может. Поиски скрытого смысла картины стали на повестку дня. В ход пошел исторический, филологический научный аппарат, и выяснилось немало любопытного, о чем прежде и не подозревали. Оказалось, что в картине есть скрытая, слегка "замаскированная" мифологическая тема. Она связана с прядением и ткачеством…»