Страница:
В 1927 году Пикассо знакомится с Марией-Терезой Вальтер. Он расстается с Хохловой, и в 1935 году Мария-Тереза рожает ему дочь Майю. Забегая вперед надо сказать, что это была далеко не последняя любовь художника.
В 1943 году Пикассо знакомится с Франсуазой Жило. Результат этой связи – сын Клод (1947), дочь Франсуаза (1949). В возрасте восьмидесяти лет (!) художник сочетался законным браком с Жаклин Рок.
«Два произведения – "Танец" (1925) и последняя картина из серии "Гитара" (1926) – производят впечатление взрыва после относительного спокойствия, – отмечают авторы книги «История искусств». – Начинается время странного искусства Пикассо, получившего титул "метра наших кошмаров". Под его кистью рождается целое поколение монстров. Они и похожи и не похожи на людей, у них своя анатомия, разработанная художником. С середины 20-х годов образы Пикассо – сплав презрения, сострадания, предостережения. Они уже предвосхищают "искусство жестокости", "искусство абсурда", сложившиеся как течения после Второй мировой войны. Его реакция на окружающую действительность прорывается в мрачных, гротесковых полотнах "Плачущая женщина" (1937), "Мечты и ложь генерала Франко" (1937), "Кот и птица" (1939). Кульминацией его гнева, вершиной его гуманизма стала "Герника" (1937) – негодующий протест против косной замкнутости, безразличия, равнодушия – против всего того, что сделало фашизм возможным».
26 апреля 1937 года немецкая и итальянская авиация до основания разрушили небольшой городок басков Герника. За два месяца Пикассо создает свою знаменитую картину.
Известному советскому художнику П.Д. Корину посчастливилось увидеть «Гернику» в Нью-Йорке: «До тех пор, пока не видал я подлинника, я не понимал этого произведения, не понимал вообще такого искусства. Но когда увидел это полотно, этот большой холст, прекрасную тональность, волевую, энергичную прорисовку деталей, меня это захватило. Я с сомнением приближался к "Гернике" – нежданно картина произвела огромное впечатление… И после того, что я увидел, я изменил к Пикассо отношение, он стал для меня большим мастером. Я почувствовал: много мучений, много дум вкладывает он в искусство. Я понял: это – настоящее, большое искусство. Я художник и не могу не видеть, если красиво, если правда…»
Несмотря на опасность, ежедневно, ежечасно угрожавшую ему в столице Франции, Пикассо прожил здесь всю оккупацию с 1940 по 1944 год.
В августе 1944 года Париж освободили. В октябре того же года в Осеннем Салоне, носившем название «Салон освобождения», открыли выставку. В экспозиции особое место уделялось Пикассо – семьдесят четыре полотна и пять скульптур.
Годы оккупации Франции не прошли для художника бесследно. «Кем, вы думаете, является художник? – писал Пикассо во французской газете 24 марта 1945 года. – Не глуп ли художник, если он имеет только глаза, или музыкант, если он имеет только уши?.. Художник – это одновременно и политическое существо, постоянно живущее потрясениями, страшными или радостными, на которые он всякий раз должен давать ответ. Как можно не чувствовать интереса к другим людям и считать своим достоинством железное безразличие, отделение себя от жизни, которая так многообразно предстает перед нами? Нет, живопись делается не для украшения жилища. Она инструмент войны для атаки и победы над врагом!»
В 1944 году Пикассо становится членом Французской компартии. Тема войны и мира останется с Пикассо надолго: он создаст картины «Война» и «Мир» для Храма мира в Валлорисе. Своеобразным обобщением станет знаменитый «Голубь мира» (1950), ставший эмблемой сторонников мира. В 1951 году Пикассо напишет картину «Война в Корее».
Начиная с сороковых годов искусство Пикассо обретает более устойчивые формы. Пикассо стремится к большему единству стиля, например серия «Художник и модель». В 1947 году Пикассо приезжает в городок Валлорис – традиционный центр керамики на юге Франции. Он изготавливает здесь блюда и сосуды самых разнообразных форм, способствуя возрождению традиционного ремесла.
«В 1954 году я поехал к нему в Валлорис, – вспоминает И. Эренбург. – Он был знаменит и сед, но, как прежде, не переставая работал; в мастерской нельзя было повернуться – холсты, папки с рисунками, скульптура. Четыре года спустя я увидел его в Каннах. На мольбертах были начатые холсты, на столе рисунки. Ему было семьдесят семь лет, но он напоминал мне молодого, тридцатичетырехлетнего художника, который когда-то показывал мне свои кубистические холсты. Он работает каждый день с утра до ночи. О нем нельзя сказать, что он трудолюбив, – в работе он воистину неистов».
В 1956–1957 годах Пикассо исполняет панно для здания ЮНЕСКО в Париже, создает ряд произведений для Музея Гримальди в Антибе, который вскоре получает название «музей Пикассо».
«В 1960-е гг. Пикассо пишет своеобразные вариации на темы прославленных картин знаменитых мастеров прошлого ("Менины" Веласкеса, "Расстрел повстанцев" Гойи, "Завтрак на траве" Мане и др.). Трактуя их в гротескно-кубистическом стиле, художник дает волю своей неуемной фантазии, убирая фигуры или добавляя вымышленные. Написанные небрежно холсты "позднего Пикассо" представляют любимые им сцены: художник и модель, образы античной мифологии, натюрморты, цирковые мотивы и мотивы боя быков; часто он обращается к женскому портрету» (В.С. Турчин).
В 1958 году Пикассо приобретает замок Вовенарг близ Экса. После женитьбы в 1961 году на Жаклин Рок художник поселяется с ней в Нотр-Дам-де Ви в Мужене.
«В пейзажах "Деревня Вовенарг" (1959), "Дома перед Эстерель" (1965) Пикассо уже не подчеркивает объемные формы… а изображает дома так, что зритель прежде всего замечает плоскости стен, параллельные плоскости холста. Гораздо большее внимание уделяется растительности, переданной широкими, гибкими мазками. Колористическая гамма не столь яркая. Сочетание зеленых, серых, сиреневых тонов изысканно. Художник, отметивший недавно свое девяностолетие, продолжает меняться, эволюционирует».
До последних лет художник продолжал интенсивно работать. В 1968 году он за семь месяцев исполнил 347 гравюр!
Умер Пикассо 8 апреля 1973 года.
АМЕДЕО МОДИЛЬЯНИ
МАРК ЗАХАРОВИЧ ШАГАЛ
В 1943 году Пикассо знакомится с Франсуазой Жило. Результат этой связи – сын Клод (1947), дочь Франсуаза (1949). В возрасте восьмидесяти лет (!) художник сочетался законным браком с Жаклин Рок.
«Два произведения – "Танец" (1925) и последняя картина из серии "Гитара" (1926) – производят впечатление взрыва после относительного спокойствия, – отмечают авторы книги «История искусств». – Начинается время странного искусства Пикассо, получившего титул "метра наших кошмаров". Под его кистью рождается целое поколение монстров. Они и похожи и не похожи на людей, у них своя анатомия, разработанная художником. С середины 20-х годов образы Пикассо – сплав презрения, сострадания, предостережения. Они уже предвосхищают "искусство жестокости", "искусство абсурда", сложившиеся как течения после Второй мировой войны. Его реакция на окружающую действительность прорывается в мрачных, гротесковых полотнах "Плачущая женщина" (1937), "Мечты и ложь генерала Франко" (1937), "Кот и птица" (1939). Кульминацией его гнева, вершиной его гуманизма стала "Герника" (1937) – негодующий протест против косной замкнутости, безразличия, равнодушия – против всего того, что сделало фашизм возможным».
26 апреля 1937 года немецкая и итальянская авиация до основания разрушили небольшой городок басков Герника. За два месяца Пикассо создает свою знаменитую картину.
Известному советскому художнику П.Д. Корину посчастливилось увидеть «Гернику» в Нью-Йорке: «До тех пор, пока не видал я подлинника, я не понимал этого произведения, не понимал вообще такого искусства. Но когда увидел это полотно, этот большой холст, прекрасную тональность, волевую, энергичную прорисовку деталей, меня это захватило. Я с сомнением приближался к "Гернике" – нежданно картина произвела огромное впечатление… И после того, что я увидел, я изменил к Пикассо отношение, он стал для меня большим мастером. Я почувствовал: много мучений, много дум вкладывает он в искусство. Я понял: это – настоящее, большое искусство. Я художник и не могу не видеть, если красиво, если правда…»
Несмотря на опасность, ежедневно, ежечасно угрожавшую ему в столице Франции, Пикассо прожил здесь всю оккупацию с 1940 по 1944 год.
В августе 1944 года Париж освободили. В октябре того же года в Осеннем Салоне, носившем название «Салон освобождения», открыли выставку. В экспозиции особое место уделялось Пикассо – семьдесят четыре полотна и пять скульптур.
Годы оккупации Франции не прошли для художника бесследно. «Кем, вы думаете, является художник? – писал Пикассо во французской газете 24 марта 1945 года. – Не глуп ли художник, если он имеет только глаза, или музыкант, если он имеет только уши?.. Художник – это одновременно и политическое существо, постоянно живущее потрясениями, страшными или радостными, на которые он всякий раз должен давать ответ. Как можно не чувствовать интереса к другим людям и считать своим достоинством железное безразличие, отделение себя от жизни, которая так многообразно предстает перед нами? Нет, живопись делается не для украшения жилища. Она инструмент войны для атаки и победы над врагом!»
В 1944 году Пикассо становится членом Французской компартии. Тема войны и мира останется с Пикассо надолго: он создаст картины «Война» и «Мир» для Храма мира в Валлорисе. Своеобразным обобщением станет знаменитый «Голубь мира» (1950), ставший эмблемой сторонников мира. В 1951 году Пикассо напишет картину «Война в Корее».
Начиная с сороковых годов искусство Пикассо обретает более устойчивые формы. Пикассо стремится к большему единству стиля, например серия «Художник и модель». В 1947 году Пикассо приезжает в городок Валлорис – традиционный центр керамики на юге Франции. Он изготавливает здесь блюда и сосуды самых разнообразных форм, способствуя возрождению традиционного ремесла.
«В 1954 году я поехал к нему в Валлорис, – вспоминает И. Эренбург. – Он был знаменит и сед, но, как прежде, не переставая работал; в мастерской нельзя было повернуться – холсты, папки с рисунками, скульптура. Четыре года спустя я увидел его в Каннах. На мольбертах были начатые холсты, на столе рисунки. Ему было семьдесят семь лет, но он напоминал мне молодого, тридцатичетырехлетнего художника, который когда-то показывал мне свои кубистические холсты. Он работает каждый день с утра до ночи. О нем нельзя сказать, что он трудолюбив, – в работе он воистину неистов».
В 1956–1957 годах Пикассо исполняет панно для здания ЮНЕСКО в Париже, создает ряд произведений для Музея Гримальди в Антибе, который вскоре получает название «музей Пикассо».
«В 1960-е гг. Пикассо пишет своеобразные вариации на темы прославленных картин знаменитых мастеров прошлого ("Менины" Веласкеса, "Расстрел повстанцев" Гойи, "Завтрак на траве" Мане и др.). Трактуя их в гротескно-кубистическом стиле, художник дает волю своей неуемной фантазии, убирая фигуры или добавляя вымышленные. Написанные небрежно холсты "позднего Пикассо" представляют любимые им сцены: художник и модель, образы античной мифологии, натюрморты, цирковые мотивы и мотивы боя быков; часто он обращается к женскому портрету» (В.С. Турчин).
В 1958 году Пикассо приобретает замок Вовенарг близ Экса. После женитьбы в 1961 году на Жаклин Рок художник поселяется с ней в Нотр-Дам-де Ви в Мужене.
«В пейзажах "Деревня Вовенарг" (1959), "Дома перед Эстерель" (1965) Пикассо уже не подчеркивает объемные формы… а изображает дома так, что зритель прежде всего замечает плоскости стен, параллельные плоскости холста. Гораздо большее внимание уделяется растительности, переданной широкими, гибкими мазками. Колористическая гамма не столь яркая. Сочетание зеленых, серых, сиреневых тонов изысканно. Художник, отметивший недавно свое девяностолетие, продолжает меняться, эволюционирует».
До последних лет художник продолжал интенсивно работать. В 1968 году он за семь месяцев исполнил 347 гравюр!
Умер Пикассо 8 апреля 1973 года.
АМЕДЕО МОДИЛЬЯНИ
(1884–1920)
Известный критик Поль Юссон писал в 1922 году о Модильяни:
«После Гогена он, несомненно, лучше всех умел выразить в своем творчестве чувство трагического, но у него это чувство было более интимным и обычно лишенным какой-либо исключительности.
…Этот художник носит в себе все невысказанные стремления к новой выразительности, свойственные эпохе, жаждущей абсолютного и не знающей к нему путей».
Амедео Клементе Модильяни родился 12 июля 1884 года в семье итальянских евреев. Его отец, Фламинио Модильяни, после банкротства своей конторы «Дрова, уголь», возглавил контору посредника. Мать, Евгения Гарсен, происходила из купеческой семьи.
Мальчика отдали в гимназию, где он получил хорошее образование. Летом 1895 года мать записала в дневнике: «Дэдо перенес тяжелейший плеврит, он так напугал меня, что я до сих пор не могу прийти в себя. Характер этого ребенка еще не до конца сформировался, и я пока не берусь высказывать свое мнение. Ведет он себя как избалованный, но неглупый мальчик. Мы скоро узнаем, что таится в этой куколке. А вдруг художник?» 17 июля 1898 года она запишет: «Дэдо сдал экзамены неважно. Ничего удивительного, он плохо занимался весь год. 1 августа он начинает брать уроки рисования, он давно этого хочет. Он положительно чувствует себя художником, я специально не очень поощряю его, я боюсь, что он забросит школу ради призрачной мечты. Я просто хотела пока чем-то порадовать его, чтобы хоть немного вывести из состояния вялости и тоски, которое понемногу овладевает всеми нами».
И, наконец, 10 апреля 1899 года словно подводит итог: «Дэдо бросил лицей и ничем больше не занимается кроме живописи. Но зато живописью он занимается каждый день и целый день, с неослабным рвением, которое меня и удивляет и восхищает».
В 1898 году мальчик переболел брюшным тифом. В том же году он начинает посещать занятия в школе живописи Габриэле Микели, ученика известного художника Джованни Фаттори. Эти занятия прекратились в конце 1900 года, когда Амедео снова заболел – тиф дал осложнение на легкие. По совету врачей он отправился на юг и два года прожил в Неаполе. Там он впервые начал рисовать скульптуру и архитектуру. В этюдах скульптур неаполитанских соборов уже видны овалы его будущих картин.
В 1902 году Модильяни вернулся в Ливорно, но вскоре вновь покинул родину. 7 мая 1902 года Модильяни записался в Свободную школу рисования обнаженной натуры во Флоренции. Здесь, на ветхом, плохо отапливаемом чердаке, старый Фаттори воспитал в нем убежденность в высоком духовном предназначении искусства. От него Модильяни перенял непреходящую любовь к линии, простоте формы при постоянном сохранении объема.
В марте 1903 года Амедео уже записывается в Свободную школу обнаженной натуры Института изящных искусств Венеции.
Ранние пейзажи («Дорога в Сальвиано») и портреты («Сидящий мальчик») исполнены в манере мастеров тосканской школы маккьяйоли, к которой принадлежал Фаттори, и отмечены интересом к разработке проблемы цвета на пленэре.
Журналист и художник Гастон Радзагута пишет о том времени: «Когда Амедео Модильяни, которого все звали Дэдо, был изысканным, прилежным и воспитанным юношей, он рисовал с большим рвением, и никаких искажений не было… Он почти всегда изображает сидящего человека, руки лежат на коленях. Конечно, это естественная поза покоя, но в ней к тому же есть что-то типично тосканское, ее можно найти и у Фаттори. Это свойственное итальянцам видение покоя, отдыха Модильяни вывез во Францию и там драматизировал».
С помощью дяди, банкира Амедео Гарсена, Модильяни несколько раз ездит в Венецию. Но постепенно начинает понимать, что должен попасть в Париж, который тогда считался художественной Меккой.
В 1906 году Модильяни наконец поселяется в Париже: «Живопись очевидно сильнее моих желаний, она требует, чтобы я жил в Париже, атмосфера Парижа меня вдохновляет. В Париже я несчастлив, но что уж верно – работать я могу только здесь».
Вначале он записался в Академию Коларосси, но вскоре покинул ее, поскольку не мог смириться с рамками академической традиции. Модильяни снимает мастерскую на Монмартре, где и появились его первые парижские работы. Через год художник переезжает с Монмартра. В то время у него появляется почитатель – доктор Поль Александр. Вместе с братом доктор содержал своеобразный приют для бедных художников. Там Модильяни и поселился осенью 1907 года. Именно Александр стал покупателем «Еврейки», за которую тогда заплатил всего двести франков.
А чуть позже Александр убедил Модильяни отдать работы на выставку Салона Независимых. В конце 1907 года там были выставлены пять произведений итальянского мастера. Знакомые доктора раскупили эти картины. Осенью Модильяни снова выставляется в Салоне, но на это раз его работы никто не покупает. Депрессия, полное одиночество, в котором художник оказался из-за своего «взрывного» характера, пристрастие к алкоголю стали причиной появления своеобразного внутреннего барьера, который так мешал художнику все последующие годы.
«В кафе "Ротонда" на бульваре Монпарнас, где собирались писатели и художники, Модильяни был в кругу друзей, живших, как и он, проблемами искусства, – пишет Е.Д. Федотова. – В эти годы художник обостренно ищет свою "линию души", как назвал творческие поиски Модильяни тех лет его друг, поэт Жан Кокто. Если первые произведения парижского периода исполнены в манере, близкой графике Тулуз-Лотрека, то уже в 1907 году художник открыл для себя живопись Сезанна, познакомился с Пабло Пикассо и некоторое время находился под влиянием этих мастеров, о чем свидетельствуют работы 1908–1909 годов ("Еврейка", 1908, "Виолончелист", 1909).
Особенно важную роль в формировании индивидуального стиля Модильяни сыграло также его увлечение африканской скульптурой, ее грубовато-простыми, но выразительными формами и чистой линией силуэта; вместе с тем искусство родной Италии и прежде всего рисунок Боттичелли, живопись сиенского Треченто и виртуозно сложная графика маньеристов – источники вдохновения мастера».
В 1909 году под влиянием Бранкузи и африканской скульптуры, в поисках «идеального объема» художник начал занятия скульптурой. Эти поиски нашли отражение и в живописи: в гармоничном отношении вогнутых и выпуклых планов, в четкой грани между мотивом и фоном.
Эволюцию Модильяни этих лет прекрасно иллюстрируют три «Портрета Поля Александра». Первый (1909) написан еще с сезанновской основательностью. Два года спустя художник упростил и вытянул формы, перенеся акцент на линию, отказался от деланной позы и увеличил роль освещения. Наконец, в третьем портрете (1913) фон оживлен цветовыми штрихами, в то время как строение модели передано с большой точностью вопреки еще большей стилизации лица.
Наиболее полно талант Модильяни раскрылся в портретном жанре: «Человек – вот что меня интересует. Человеческое лицо – наивысшее создание природы. Для меня это неисчерпаемый источник». Модильяни не умел работать долго, так же как он не умел «писать с натуры». А. Сальмон рассказывает, как, попросив натурщицу раздеться, Модильяни долго смотрел на нее и тут же предложил ей опять надеть рубашку и платье; тогда начинал писать.
Для портрета г-жи Сюрваж ему понадобилось только, чтобы она села за рояль и что-нибудь ему сыграла. Пока она играла ему пьесу Равеля, он за ней пристально наблюдал. Потом сказал: «Этого достаточно» – и принялся быстро рисовать. На другой день портрет был готов.
На протяжении 1914–1916 годов художник создает больше десяти портретов маслом и множество рисунков – портретов Беатрис Хестингс и серию портретов и композиций: «Крошка Луиза», «Прекрасная бакалейщица», «Красавица-хозяйка», «Новобрачные» и др. В них освоение того, что дали кубизм и Сезанн, собственный опыт скульптора дополняется постоянными поисками психологии персонажей.
С 1914 по 1916 год Модильяни живет с английской поэтессой Беатрис Хестингс и продает картины Полю Гийому. Хестингс была красива, изысканна, богата и очень образованна.
«Творчество Модильяни в период этой связи очень интенсивно, произведения уверенные и светлые, – пишет в автобиографической книге дочь художника Жанна Модильяни. – Достаточно вспомнить два изящных портрета Беатрис в меховой шапочке и клетчатом платье. В них отголоски кубизма (даже наклеен обрывок газеты), резкий рисунок лица, интересная композиция подчиняются как второстепенные музыкальные темы трепещущему, тонкому изменению цвета, который создает пластику точно очерченных век, носа, рта.
Портреты Диего Риверы, Френка Хэвиленда и Беатрис за фортепьяно как будто написаны рукой импрессиониста. Но я не согласна с Вентури, который пишет: "Линия с трудом высвобождается из кажущегося хаоса импрессионистских мазков". Присмотритесь к портрету Диего Риверы. Мазок художника не создает световых вибраций, как у импрессионистов. Он как бы раскручивается по спирали, чтобы, подобно кисти ван Гога, породить основные массы. Из вихря темных красок, окружающих огромную голову мексиканца, возникает хитрое, дерзкое, круглое, как солнце, лицо: узкие вытянутые глаза с опущенными веками, скульптурно вылепленный нос, ярко очерченные полные губы подчеркивают в разных регистрах веселую яркость личности добряка Диего. Нет, линия никогда не бывает у Модильяни самоцелью, но не бывает и просто декоративной. Она выполняет двойную функцию: разделяет, сдерживает объемы и создает психологическую и пластическую характеристику персонажей».
Жалея Модильяни, некоторые специально заказывали ему картины, чтобы поддержать художника. Но в основном он рисовал близких людей – Диего Риверу (1914), Пабло Пикассо (1915), Макса Жакоба (1916), Жана Кокто (1916), Хаима Сутина (1917).
В 1916 году Модильяни познакомился с поляком Леопольдом Зборовским, который занялся продажей картин художника, правда, без особого успеха. В портрете Зборовского (1918) Модильяни подчеркнул поэтическое начало, присущее этому человеку романтического склада, поклонявшегося его таланту.
Зборовский предоставил в распоряжение художника самую большую комнату в своей квартире и натурщиц. В основном это были хорошие знакомые: Анна, утонченная, нежная Люния Чековская, маленькая Полетт (девочка с бантом в волосах на знаменитой картине).
«В творчестве последних трех лет чередуются, а иногда соседствуют две тенденции. С одной стороны – плавное развитие композиции, декоративность, изысканность; сквозь ровные прозрачные мазки проступает холст, тонко наложенные краски заставляют вспомнить о персидских миниатюрах. К этой группе картин можно отнести, например, розовые "ню" и портреты Жанны Эбютерн, написанные в Ницце. С другой стороны – красота объемов вписывается в размашистый, четкий ритм, оживают звучные, торжественные краски – совсем как в венецианской живописи (серия "ню" 1917–1919). В портрете "Обнаженная с ожерельем" сама поза своей чувственностью напоминает Тициана. В ряде портретов ("Обнаженная с ожерельем", "Обнаженная с поднятыми к затылку руками", "Сидящая обнаженная") использованы густо замешанные краски, тяжелые мазки.
Во всех этих картинах – в их теплых тонах и в звучности красок, так же как в "Обнаженной, лежащей на боку", найдена совершенная гармония между скульптурной лепкой объемов, выразительным ритмом линий и эмоциональной насыщенностью цветового решения. Портреты чувственны и поэтичны. Лица написаны удивительно просто, обобщенно, но при этом в каждом выражена определенная индивидуальность».
Весной 1917 года, во время масленицы, Модильяни знакомится с юной ученицей Академии Коларосси, девятнадцатилетней Жанной Эбютерн. Жанна была маленького роста, с каштановыми волосами рыжего отлива и очень белой кожей. Из-за этого яркого контраста волос и цвета лица друзья прозвали ее «Кокосовый орех».
Она стала для Модильяни лучом счастья и света. 29 ноября 1918 года у них родилась дочь Жанна. Художник написал несколько ее портретов. Выделяется своей не совсем обычной для мастера драматической экспрессией ее портрет 1918 года, выполненный в сдержанно-беспокойной красно-коричневой гамме.
24 января 1920 года Модильяни скончался в госпитале от туберкулезного менингита. На следующий день рано утром Жанна, будучи на девятом месяце беременности, выбросилась из окна пятого этажа. Похоронили художника на кладбище Пер-Лашез. На могиле краткая надпись – «Смерть настигла его на пороге славы».
При жизни Модильяни имел всего лишь одну выставку в декабре 1917 года. К тому времени его творчество оценили только самые прогрессивные художники и наиболее проницательные коллекционеры. В 1919 году его согласился принять у себя старый и знаменитый Ренуар, «потому что он слышал, что Модильяни – великий художник».
Мировая слава Модильяни действительно была уже на пороге. К обозначенной на оборотной стороне холста обычной цене – 30–40 франков со временем прибавлялись один нуль, другой. Дошло до того, что на аукционе в Париже одна из картин 1917 года, «Обнаженная», была продана за 45090700 франков!
Известный критик Поль Юссон писал в 1922 году о Модильяни:
«После Гогена он, несомненно, лучше всех умел выразить в своем творчестве чувство трагического, но у него это чувство было более интимным и обычно лишенным какой-либо исключительности.
…Этот художник носит в себе все невысказанные стремления к новой выразительности, свойственные эпохе, жаждущей абсолютного и не знающей к нему путей».
Амедео Клементе Модильяни родился 12 июля 1884 года в семье итальянских евреев. Его отец, Фламинио Модильяни, после банкротства своей конторы «Дрова, уголь», возглавил контору посредника. Мать, Евгения Гарсен, происходила из купеческой семьи.
Мальчика отдали в гимназию, где он получил хорошее образование. Летом 1895 года мать записала в дневнике: «Дэдо перенес тяжелейший плеврит, он так напугал меня, что я до сих пор не могу прийти в себя. Характер этого ребенка еще не до конца сформировался, и я пока не берусь высказывать свое мнение. Ведет он себя как избалованный, но неглупый мальчик. Мы скоро узнаем, что таится в этой куколке. А вдруг художник?» 17 июля 1898 года она запишет: «Дэдо сдал экзамены неважно. Ничего удивительного, он плохо занимался весь год. 1 августа он начинает брать уроки рисования, он давно этого хочет. Он положительно чувствует себя художником, я специально не очень поощряю его, я боюсь, что он забросит школу ради призрачной мечты. Я просто хотела пока чем-то порадовать его, чтобы хоть немного вывести из состояния вялости и тоски, которое понемногу овладевает всеми нами».
И, наконец, 10 апреля 1899 года словно подводит итог: «Дэдо бросил лицей и ничем больше не занимается кроме живописи. Но зато живописью он занимается каждый день и целый день, с неослабным рвением, которое меня и удивляет и восхищает».
В 1898 году мальчик переболел брюшным тифом. В том же году он начинает посещать занятия в школе живописи Габриэле Микели, ученика известного художника Джованни Фаттори. Эти занятия прекратились в конце 1900 года, когда Амедео снова заболел – тиф дал осложнение на легкие. По совету врачей он отправился на юг и два года прожил в Неаполе. Там он впервые начал рисовать скульптуру и архитектуру. В этюдах скульптур неаполитанских соборов уже видны овалы его будущих картин.
В 1902 году Модильяни вернулся в Ливорно, но вскоре вновь покинул родину. 7 мая 1902 года Модильяни записался в Свободную школу рисования обнаженной натуры во Флоренции. Здесь, на ветхом, плохо отапливаемом чердаке, старый Фаттори воспитал в нем убежденность в высоком духовном предназначении искусства. От него Модильяни перенял непреходящую любовь к линии, простоте формы при постоянном сохранении объема.
В марте 1903 года Амедео уже записывается в Свободную школу обнаженной натуры Института изящных искусств Венеции.
Ранние пейзажи («Дорога в Сальвиано») и портреты («Сидящий мальчик») исполнены в манере мастеров тосканской школы маккьяйоли, к которой принадлежал Фаттори, и отмечены интересом к разработке проблемы цвета на пленэре.
Журналист и художник Гастон Радзагута пишет о том времени: «Когда Амедео Модильяни, которого все звали Дэдо, был изысканным, прилежным и воспитанным юношей, он рисовал с большим рвением, и никаких искажений не было… Он почти всегда изображает сидящего человека, руки лежат на коленях. Конечно, это естественная поза покоя, но в ней к тому же есть что-то типично тосканское, ее можно найти и у Фаттори. Это свойственное итальянцам видение покоя, отдыха Модильяни вывез во Францию и там драматизировал».
С помощью дяди, банкира Амедео Гарсена, Модильяни несколько раз ездит в Венецию. Но постепенно начинает понимать, что должен попасть в Париж, который тогда считался художественной Меккой.
В 1906 году Модильяни наконец поселяется в Париже: «Живопись очевидно сильнее моих желаний, она требует, чтобы я жил в Париже, атмосфера Парижа меня вдохновляет. В Париже я несчастлив, но что уж верно – работать я могу только здесь».
Вначале он записался в Академию Коларосси, но вскоре покинул ее, поскольку не мог смириться с рамками академической традиции. Модильяни снимает мастерскую на Монмартре, где и появились его первые парижские работы. Через год художник переезжает с Монмартра. В то время у него появляется почитатель – доктор Поль Александр. Вместе с братом доктор содержал своеобразный приют для бедных художников. Там Модильяни и поселился осенью 1907 года. Именно Александр стал покупателем «Еврейки», за которую тогда заплатил всего двести франков.
А чуть позже Александр убедил Модильяни отдать работы на выставку Салона Независимых. В конце 1907 года там были выставлены пять произведений итальянского мастера. Знакомые доктора раскупили эти картины. Осенью Модильяни снова выставляется в Салоне, но на это раз его работы никто не покупает. Депрессия, полное одиночество, в котором художник оказался из-за своего «взрывного» характера, пристрастие к алкоголю стали причиной появления своеобразного внутреннего барьера, который так мешал художнику все последующие годы.
«В кафе "Ротонда" на бульваре Монпарнас, где собирались писатели и художники, Модильяни был в кругу друзей, живших, как и он, проблемами искусства, – пишет Е.Д. Федотова. – В эти годы художник обостренно ищет свою "линию души", как назвал творческие поиски Модильяни тех лет его друг, поэт Жан Кокто. Если первые произведения парижского периода исполнены в манере, близкой графике Тулуз-Лотрека, то уже в 1907 году художник открыл для себя живопись Сезанна, познакомился с Пабло Пикассо и некоторое время находился под влиянием этих мастеров, о чем свидетельствуют работы 1908–1909 годов ("Еврейка", 1908, "Виолончелист", 1909).
Особенно важную роль в формировании индивидуального стиля Модильяни сыграло также его увлечение африканской скульптурой, ее грубовато-простыми, но выразительными формами и чистой линией силуэта; вместе с тем искусство родной Италии и прежде всего рисунок Боттичелли, живопись сиенского Треченто и виртуозно сложная графика маньеристов – источники вдохновения мастера».
В 1909 году под влиянием Бранкузи и африканской скульптуры, в поисках «идеального объема» художник начал занятия скульптурой. Эти поиски нашли отражение и в живописи: в гармоничном отношении вогнутых и выпуклых планов, в четкой грани между мотивом и фоном.
Эволюцию Модильяни этих лет прекрасно иллюстрируют три «Портрета Поля Александра». Первый (1909) написан еще с сезанновской основательностью. Два года спустя художник упростил и вытянул формы, перенеся акцент на линию, отказался от деланной позы и увеличил роль освещения. Наконец, в третьем портрете (1913) фон оживлен цветовыми штрихами, в то время как строение модели передано с большой точностью вопреки еще большей стилизации лица.
Наиболее полно талант Модильяни раскрылся в портретном жанре: «Человек – вот что меня интересует. Человеческое лицо – наивысшее создание природы. Для меня это неисчерпаемый источник». Модильяни не умел работать долго, так же как он не умел «писать с натуры». А. Сальмон рассказывает, как, попросив натурщицу раздеться, Модильяни долго смотрел на нее и тут же предложил ей опять надеть рубашку и платье; тогда начинал писать.
Для портрета г-жи Сюрваж ему понадобилось только, чтобы она села за рояль и что-нибудь ему сыграла. Пока она играла ему пьесу Равеля, он за ней пристально наблюдал. Потом сказал: «Этого достаточно» – и принялся быстро рисовать. На другой день портрет был готов.
На протяжении 1914–1916 годов художник создает больше десяти портретов маслом и множество рисунков – портретов Беатрис Хестингс и серию портретов и композиций: «Крошка Луиза», «Прекрасная бакалейщица», «Красавица-хозяйка», «Новобрачные» и др. В них освоение того, что дали кубизм и Сезанн, собственный опыт скульптора дополняется постоянными поисками психологии персонажей.
С 1914 по 1916 год Модильяни живет с английской поэтессой Беатрис Хестингс и продает картины Полю Гийому. Хестингс была красива, изысканна, богата и очень образованна.
«Творчество Модильяни в период этой связи очень интенсивно, произведения уверенные и светлые, – пишет в автобиографической книге дочь художника Жанна Модильяни. – Достаточно вспомнить два изящных портрета Беатрис в меховой шапочке и клетчатом платье. В них отголоски кубизма (даже наклеен обрывок газеты), резкий рисунок лица, интересная композиция подчиняются как второстепенные музыкальные темы трепещущему, тонкому изменению цвета, который создает пластику точно очерченных век, носа, рта.
Портреты Диего Риверы, Френка Хэвиленда и Беатрис за фортепьяно как будто написаны рукой импрессиониста. Но я не согласна с Вентури, который пишет: "Линия с трудом высвобождается из кажущегося хаоса импрессионистских мазков". Присмотритесь к портрету Диего Риверы. Мазок художника не создает световых вибраций, как у импрессионистов. Он как бы раскручивается по спирали, чтобы, подобно кисти ван Гога, породить основные массы. Из вихря темных красок, окружающих огромную голову мексиканца, возникает хитрое, дерзкое, круглое, как солнце, лицо: узкие вытянутые глаза с опущенными веками, скульптурно вылепленный нос, ярко очерченные полные губы подчеркивают в разных регистрах веселую яркость личности добряка Диего. Нет, линия никогда не бывает у Модильяни самоцелью, но не бывает и просто декоративной. Она выполняет двойную функцию: разделяет, сдерживает объемы и создает психологическую и пластическую характеристику персонажей».
Жалея Модильяни, некоторые специально заказывали ему картины, чтобы поддержать художника. Но в основном он рисовал близких людей – Диего Риверу (1914), Пабло Пикассо (1915), Макса Жакоба (1916), Жана Кокто (1916), Хаима Сутина (1917).
В 1916 году Модильяни познакомился с поляком Леопольдом Зборовским, который занялся продажей картин художника, правда, без особого успеха. В портрете Зборовского (1918) Модильяни подчеркнул поэтическое начало, присущее этому человеку романтического склада, поклонявшегося его таланту.
Зборовский предоставил в распоряжение художника самую большую комнату в своей квартире и натурщиц. В основном это были хорошие знакомые: Анна, утонченная, нежная Люния Чековская, маленькая Полетт (девочка с бантом в волосах на знаменитой картине).
«В творчестве последних трех лет чередуются, а иногда соседствуют две тенденции. С одной стороны – плавное развитие композиции, декоративность, изысканность; сквозь ровные прозрачные мазки проступает холст, тонко наложенные краски заставляют вспомнить о персидских миниатюрах. К этой группе картин можно отнести, например, розовые "ню" и портреты Жанны Эбютерн, написанные в Ницце. С другой стороны – красота объемов вписывается в размашистый, четкий ритм, оживают звучные, торжественные краски – совсем как в венецианской живописи (серия "ню" 1917–1919). В портрете "Обнаженная с ожерельем" сама поза своей чувственностью напоминает Тициана. В ряде портретов ("Обнаженная с ожерельем", "Обнаженная с поднятыми к затылку руками", "Сидящая обнаженная") использованы густо замешанные краски, тяжелые мазки.
Во всех этих картинах – в их теплых тонах и в звучности красок, так же как в "Обнаженной, лежащей на боку", найдена совершенная гармония между скульптурной лепкой объемов, выразительным ритмом линий и эмоциональной насыщенностью цветового решения. Портреты чувственны и поэтичны. Лица написаны удивительно просто, обобщенно, но при этом в каждом выражена определенная индивидуальность».
Весной 1917 года, во время масленицы, Модильяни знакомится с юной ученицей Академии Коларосси, девятнадцатилетней Жанной Эбютерн. Жанна была маленького роста, с каштановыми волосами рыжего отлива и очень белой кожей. Из-за этого яркого контраста волос и цвета лица друзья прозвали ее «Кокосовый орех».
Она стала для Модильяни лучом счастья и света. 29 ноября 1918 года у них родилась дочь Жанна. Художник написал несколько ее портретов. Выделяется своей не совсем обычной для мастера драматической экспрессией ее портрет 1918 года, выполненный в сдержанно-беспокойной красно-коричневой гамме.
24 января 1920 года Модильяни скончался в госпитале от туберкулезного менингита. На следующий день рано утром Жанна, будучи на девятом месяце беременности, выбросилась из окна пятого этажа. Похоронили художника на кладбище Пер-Лашез. На могиле краткая надпись – «Смерть настигла его на пороге славы».
При жизни Модильяни имел всего лишь одну выставку в декабре 1917 года. К тому времени его творчество оценили только самые прогрессивные художники и наиболее проницательные коллекционеры. В 1919 году его согласился принять у себя старый и знаменитый Ренуар, «потому что он слышал, что Модильяни – великий художник».
Мировая слава Модильяни действительно была уже на пороге. К обозначенной на оборотной стороне холста обычной цене – 30–40 франков со временем прибавлялись один нуль, другой. Дошло до того, что на аукционе в Париже одна из картин 1917 года, «Обнаженная», была продана за 45090700 франков!
МАРК ЗАХАРОВИЧ ШАГАЛ
(1887–1985)
Понять Шагала можно путем «вчувствования», а не «уразумения». «Небо, полет – главное состояние кисти Шагала», – отмечал Андрей Вознесенский.
«Я ходил по Луне, – говорил художник, – когда еще не существовали космонавты. В моих картинах персонажи были в небе и в воздухе…»
Марк Захарович Шагал родился 7 июля 1887 года в городе Витебске. Он был старшим из десяти детей мелкого торговца. Его отец служил рабочим у купца-селедочника, а мать, Фейга, содержала мелочную лавочку. В 1905 году Марк окончил четырехклассное городское ремесленное училище.
Первым учителем Марка стал в 1906 году Ю.М. Пэн. В автобиографии, озаглавленной «Моя жизнь», Шагал посвящает Юрию Моисеевичу следующие строки: «Пэн мне мил. Так и стоит перед глазами его трепещущая фигурка. В моей памяти он живет рядом с отцом. Часто, мысленно гуляя по пустынным улочкам моего города, я то и дело натыкаюсь на него. Сколько раз я готов был умолять его, стоя на пороге школы: не надо мне славы, только бы стать таким, как вы, скромным мастером, или висеть бы, вместо ваших картин, на вашей улице, в вашем доме, рядом с вами. Позвольте!»
С 1907 года в Петербурге два года Марк занимался в Рисовальной школе Общества поощрения художеств, руководимой Н. Рерихом. Позднее Шагал учился в мастерской С. Зайденберга и в частной школе Е. Званцевой, где его наставниками были М. Добужинский и известный график и театральный декоратор Леон Бакст.
Начало художнической биографии Шагала – картина «Смерть», написанная в 1908 году, – переплетение фантастики и реализма.
«В отличие от академических художников Шагала всегда привлекали дорога, сцены повседневной жизни, цирк, – пишет С. де Роза. – Даже такой сюжет, как "Святое семейство", – имеется в виду картина, написанная в 1910 году перед самым отъездом в Париж, – был для художника предлогом для того, чтобы придать персонажам народные черты.
В этой прекрасной картине все непривычно, нетрадиционно. Цветовое решение привлекает мастерски найденной естественностью тона, но главный секрет красоты кроется в умении художника вывести образ за пределы общепринятой иконографии и превратить его в сугубо личный момент свидетельства и веры».
Для продолжения образования в августе 1910 года Марк уехал в Париж. Поездку и обучение субсидировал известный юрист и общественный деятель М. Винавер. Сначала Шагал снял крошечную квартирку на авеню Мэн, а затем перебрался в знаменитое общежитие художников «Ля Рюш» («Улей»), где в то время обитали такие художники и скульпторы, как Архипенко, Кикоин, Сутин, Штеренберг, Цадкин, Модильяни, Леже.
А.В. Луначарский, посетивший «Ля Рюш» в 1912 году в качестве корреспондента газеты «Киевская мысль», писал о нем как о «живописном и убогом», «огромном коллективном гнезде художников… Вавилоне № 2… который сооружен из рухляди и остатков разрушенных зданий, приспособлен к потребностям бедного художника и дает приют доброй сотне молодых людей, ведущих отчаянную материальную борьбу с жизнью».
Шагала он назвал «маленьким Гофманом околовитебских трущоб», поэтом, стремящимся «выразить свою незаурядную душу графически, красочно». Луначарский поинтересовался, почему он написал еврея на крыше домика в Витебске. Шагал ответил, что это не выдумка, а реальность: «У меня был дядя, который, когда ел компот, забирался на крышу, чтобы его не беспокоили».
До конца своих дней Шагал называл себя «русским художником», подчеркивая родовую общность с русской художественной традицией: «Приобщившись к этой уникальной технической революции искусства во Франции, я, однако, возвращался в мыслях к моей собственной стране. Я жил спиной к тому, что находилось передо мной».
Нельзя не видеть влияния на творчество Шагала еврейской и французской культуры. Отсюда особенности художника, создавшего своеобразный сплав фантасмагории и быта, прошлого и будущего, мистики и реальности. Экспрессивность цвета и рисунка сделали Шагала предтечей экспрессионизма и сюрреализма. По словам художника, он стремился «видеть мир особыми глазами, как будто только что родился». Художественно-поэтическая система Шагала определилась уже в ранних полотнах 1911–1913 годов: «Я и деревня», «Адам и Ева», «Солдат пьет», «Россия. Ослы и другие», «Автопортрет с семью пальцами», «Голгофа», «Понюшка табаку», «Молящийся еврей».
Я. Тугендхольд вспоминает о впечатлении, которое производили в Париже полотна Шагала: «Тогда как от головоломных кирпичных построений французов веяло холодом интеллектуализма, логикой аналитической мысли, в картинах Шагала изумляла какая-то детская вдохновенность, нечто подсознательное, инстинктивное, необузданно-красочное. Точно по ошибке рядом со взрослыми, слишком взрослыми произведениями попали произведения какого-то ребенка, подлинно свежие, "варварские" и фантастические… Фантастика и палитра Шагала казались чрезмерно напряженными, нездоровыми и бредовыми, но нельзя было сомневаться в их искренности, – разве можно придумать нарочно такие фантомы и такие вспышки красочного жанра?»
Однажды в мастерскую Шагала пришел Гийом Аполлинер. Он сел, покраснел, потом улыбнулся и пробормотал: «Сверхъестественно!» На следующий день художник получил от Гийома письмо и посвященное ему стихотворение. В свою очередь, Шагал создал картину «В честь Аполлинера».
В 1912 году Шагал впервые показал свои полотна на Осеннем салоне в Петербурге, с группой «Мир искусства», в 1913 году – в Москве, на выставке «Мишень», организованной М. Ларионовым. В июне следующего года в одной из берлинских галерей открылась первая персональная выставка Шагала, устроенная Г. Вальденом.
Начавшаяся Первая мировая война не позволила Шагалу вернуться в Берлин из родного города, где он был в отпуске. Летом 1915 года Шагал женился на Берте (Белле) Розенфельд, в следующем году у них родилась дочь Ида.
Белла получила прекрасное образование: изучала литературу, историю и философию, занималась актерским мастерством в одной из студий К.С. Станиславского. Но главное – Белла и Марк с первой же встречи стали предельно близки друг другу, слились душами. Шагал так говорил о ней: «Ее молчание было моим молчанием. Глаза – моими глазами. Как будто мы давным-давно знакомы и она знает обо мне все: мое детство, мою теперешнюю жизнь и что со мной будет; как будто всегда наблюдала за мной, была где-то рядом… На бледном лице сияют глаза. Большие, выпуклые, черные! Это мои глаза, моя душа».
Понять Шагала можно путем «вчувствования», а не «уразумения». «Небо, полет – главное состояние кисти Шагала», – отмечал Андрей Вознесенский.
«Я ходил по Луне, – говорил художник, – когда еще не существовали космонавты. В моих картинах персонажи были в небе и в воздухе…»
Марк Захарович Шагал родился 7 июля 1887 года в городе Витебске. Он был старшим из десяти детей мелкого торговца. Его отец служил рабочим у купца-селедочника, а мать, Фейга, содержала мелочную лавочку. В 1905 году Марк окончил четырехклассное городское ремесленное училище.
Первым учителем Марка стал в 1906 году Ю.М. Пэн. В автобиографии, озаглавленной «Моя жизнь», Шагал посвящает Юрию Моисеевичу следующие строки: «Пэн мне мил. Так и стоит перед глазами его трепещущая фигурка. В моей памяти он живет рядом с отцом. Часто, мысленно гуляя по пустынным улочкам моего города, я то и дело натыкаюсь на него. Сколько раз я готов был умолять его, стоя на пороге школы: не надо мне славы, только бы стать таким, как вы, скромным мастером, или висеть бы, вместо ваших картин, на вашей улице, в вашем доме, рядом с вами. Позвольте!»
С 1907 года в Петербурге два года Марк занимался в Рисовальной школе Общества поощрения художеств, руководимой Н. Рерихом. Позднее Шагал учился в мастерской С. Зайденберга и в частной школе Е. Званцевой, где его наставниками были М. Добужинский и известный график и театральный декоратор Леон Бакст.
Начало художнической биографии Шагала – картина «Смерть», написанная в 1908 году, – переплетение фантастики и реализма.
«В отличие от академических художников Шагала всегда привлекали дорога, сцены повседневной жизни, цирк, – пишет С. де Роза. – Даже такой сюжет, как "Святое семейство", – имеется в виду картина, написанная в 1910 году перед самым отъездом в Париж, – был для художника предлогом для того, чтобы придать персонажам народные черты.
В этой прекрасной картине все непривычно, нетрадиционно. Цветовое решение привлекает мастерски найденной естественностью тона, но главный секрет красоты кроется в умении художника вывести образ за пределы общепринятой иконографии и превратить его в сугубо личный момент свидетельства и веры».
Для продолжения образования в августе 1910 года Марк уехал в Париж. Поездку и обучение субсидировал известный юрист и общественный деятель М. Винавер. Сначала Шагал снял крошечную квартирку на авеню Мэн, а затем перебрался в знаменитое общежитие художников «Ля Рюш» («Улей»), где в то время обитали такие художники и скульпторы, как Архипенко, Кикоин, Сутин, Штеренберг, Цадкин, Модильяни, Леже.
А.В. Луначарский, посетивший «Ля Рюш» в 1912 году в качестве корреспондента газеты «Киевская мысль», писал о нем как о «живописном и убогом», «огромном коллективном гнезде художников… Вавилоне № 2… который сооружен из рухляди и остатков разрушенных зданий, приспособлен к потребностям бедного художника и дает приют доброй сотне молодых людей, ведущих отчаянную материальную борьбу с жизнью».
Шагала он назвал «маленьким Гофманом околовитебских трущоб», поэтом, стремящимся «выразить свою незаурядную душу графически, красочно». Луначарский поинтересовался, почему он написал еврея на крыше домика в Витебске. Шагал ответил, что это не выдумка, а реальность: «У меня был дядя, который, когда ел компот, забирался на крышу, чтобы его не беспокоили».
До конца своих дней Шагал называл себя «русским художником», подчеркивая родовую общность с русской художественной традицией: «Приобщившись к этой уникальной технической революции искусства во Франции, я, однако, возвращался в мыслях к моей собственной стране. Я жил спиной к тому, что находилось передо мной».
Нельзя не видеть влияния на творчество Шагала еврейской и французской культуры. Отсюда особенности художника, создавшего своеобразный сплав фантасмагории и быта, прошлого и будущего, мистики и реальности. Экспрессивность цвета и рисунка сделали Шагала предтечей экспрессионизма и сюрреализма. По словам художника, он стремился «видеть мир особыми глазами, как будто только что родился». Художественно-поэтическая система Шагала определилась уже в ранних полотнах 1911–1913 годов: «Я и деревня», «Адам и Ева», «Солдат пьет», «Россия. Ослы и другие», «Автопортрет с семью пальцами», «Голгофа», «Понюшка табаку», «Молящийся еврей».
Я. Тугендхольд вспоминает о впечатлении, которое производили в Париже полотна Шагала: «Тогда как от головоломных кирпичных построений французов веяло холодом интеллектуализма, логикой аналитической мысли, в картинах Шагала изумляла какая-то детская вдохновенность, нечто подсознательное, инстинктивное, необузданно-красочное. Точно по ошибке рядом со взрослыми, слишком взрослыми произведениями попали произведения какого-то ребенка, подлинно свежие, "варварские" и фантастические… Фантастика и палитра Шагала казались чрезмерно напряженными, нездоровыми и бредовыми, но нельзя было сомневаться в их искренности, – разве можно придумать нарочно такие фантомы и такие вспышки красочного жанра?»
Однажды в мастерскую Шагала пришел Гийом Аполлинер. Он сел, покраснел, потом улыбнулся и пробормотал: «Сверхъестественно!» На следующий день художник получил от Гийома письмо и посвященное ему стихотворение. В свою очередь, Шагал создал картину «В честь Аполлинера».
В 1912 году Шагал впервые показал свои полотна на Осеннем салоне в Петербурге, с группой «Мир искусства», в 1913 году – в Москве, на выставке «Мишень», организованной М. Ларионовым. В июне следующего года в одной из берлинских галерей открылась первая персональная выставка Шагала, устроенная Г. Вальденом.
Начавшаяся Первая мировая война не позволила Шагалу вернуться в Берлин из родного города, где он был в отпуске. Летом 1915 года Шагал женился на Берте (Белле) Розенфельд, в следующем году у них родилась дочь Ида.
Белла получила прекрасное образование: изучала литературу, историю и философию, занималась актерским мастерством в одной из студий К.С. Станиславского. Но главное – Белла и Марк с первой же встречи стали предельно близки друг другу, слились душами. Шагал так говорил о ней: «Ее молчание было моим молчанием. Глаза – моими глазами. Как будто мы давным-давно знакомы и она знает обо мне все: мое детство, мою теперешнюю жизнь и что со мной будет; как будто всегда наблюдала за мной, была где-то рядом… На бледном лице сияют глаза. Большие, выпуклые, черные! Это мои глаза, моя душа».