В разное время в художнике боролись две стороны его природы: реалиста и романтика. До 1820 года в нем преобладает реалист, после 1825 года – романтик. И вот в двадцатые годы наступает долгожданный период гармонии, и тогда создаются шедевры, хотя и в работах менее блестящих периодов проявляется гений Констебля.
   В 1820 году художник пишет картину «Гарвич, море и маяк», где все элементы природы слились в одно целое, становятся факторами, определяющими стиль художника. В этой картине не сохранилось ничего от традиций «живописности», нет никаких причуд.
   Л. Вентури: «…Свобода способствовала созданию ряда шедевров, возвысивших Констебля до уровня совершенного художника. Он писал большие картины, не заканчивая их ни в соответствии с традиционными законами живописи, ни в соответствии с требованиями объективной передачи природы. Он следовал только своему стилю. Когда ему удавалось выразить все, чего жаждало его воображение, создать вторую действительность, параллельную действительности природы, но независимую, поскольку она являлась действительностью живописной, он считал работу законченной, умел остановиться вовремя, не делая уступок внехудожественным требованиям живописцев и публики своего времени. Но все же он не был настолько бунтарем, чтобы не идти на уступки общественному мнению. Поэтому он посылал на выставки академии лишь реплики, исполненные в соответствии с предрассудками его времени, и сохранял для себя картины, написанные согласно своему стилю».
   Первая пара одноименных картин была написана Констеблем в 1821 году – это знаменитая «Повозка с сеном». Законченная картина, выставленная вместе с еще тремя другими в Лувре в 1824 году, явилась самым крупным успехом Констебля. Несмотря на проявленное художником уважение к традиции, картина воспринималась публикой как революция в живописи.
   Французский критик Поль Юэ писал: «В истории современной живописи появление произведений Констебля было событием… В Париже они испытали судьбу всего прекрасного и нового: вызвали энтузиазм, с одной стороны, и неприязнь – с другой… о чем некоторые лишь мечтали, оказалось вдруг реализованным самым прекрасным образом… полотна Констебля сверкали прежде всего безыскусственной оригинальностью, основанной на правде и вдохновении… Коттедж, полускрытый в тени прекрасных зеленых массивов, прозрачный ручей, который вброд переезжает телега, в глубине – сельский вид в окрестностях Лондона с влажной атмосферой английского пейзажа – вот во всей своей простоте одна из его композиций».
   Французский живописец Делакруа записал в своем дневнике: «Констебль говорит, что превосходство зеленого цвета его полей достигается сочетанием множества зеленых красок различных оттенков… То, что он говорит здесь о зелени полей, приложимо ко всякому другому цвету».
   Вторая пара – этюд и законченная картина «Собор в Сальсбери, из сада епископа».
   По мнению Л. Вентури: «Этюд представляет собой одно из самых высоких достижений искусства, известных в истории живописи. Он сочетает оттенки коричневого и голубого, из которых как бы струится таинственный свет. Деревья тоже излучают свет, но художник притушил их несколькими мазками темной краски, желая придать особую лучезарность колокольне. И кажется нам, будто в этом сиянии с несравненной легкостью и грацией сплетаются в хороводе ветви деревьев. До Сезанна мы ни у кого не встречаем подобного совершенства».
   Еще одна знаменитая пара – «Скачущая лошадь» (1825). «Полон стремительной динамики пейзаж "Прыгающая лошадь", компактно построенный, пронизанный ощущением полноты бытия, уходящего вдаль простора, порывистого ветра, сгибающего деревья, клубящихся облаков, – пишет М.Т. Кузьмина. – Все тончайшие оттенки палитры использовал художник для воспроизведения своеобразия английской природы, ее величия и красоты».
   Личная жизнь Констебля была полна трудностей и горя. Он влюбился в Марию Бикнелл, юную леди, дочь Чарлза Бикнелла, стряпчего адмиралтейства. Мария отвечала ему взаимностью, однако против их брака ополчились многочисленные друзья мисс Бикнелл, считавшие, что он ей не ровня. Они смогли пожениться только спустя много лет, и то против воли родителей. Слабое здоровье жены вызывало в нем постоянную тревогу, она умерла раньше его. Немало забот внушало ему и здоровье детей. Констебль никогда не страдал от нужды, но достиг довольства только в 1828 году, когда его жена получила значительное наследство. С тех пор он перестал писать портреты и перешел исключительно на пейзажи.
   Констебль был целиком поглощен своей живописью, был малообщителен и потому имел мало друзей; его жизнь мелкого буржуа, ограниченного в своих возможностях, не позволяла ему, несмотря на врожденную воспитанность, сблизиться с блестящим лондонским обществом. Хотя художники и публика холодно встретили его произведения, Констебль, чувствуя свою правоту и свое право на место в искусстве, оставался спокоен.
   «Последний период жизни и творчества Констебля, – примерно с 1829 года, – оказался снова двойственным и противоречивым, – пишет А.Д. Чегодаев. – Это годы тяжелой душевной депрессии, в возникновении которой сыграли свою дурную роль и опасное ухудшение здоровья, и смерть жены, и страхи и опасения за судьбу детей, но не в меньшей мере и оскорбительно обставленное избрание в Королевскую Академию, и углубление и без того резких расхождений с господствующим направлением в искусстве, и все более растущее и угнетающее неверие в свои силы. Характер и качественный уровень этюдов этих лет и больших картин снова стал несхожим и неравным. Все выставочные картины этого времени: "Солсберийский собор со стороны заливных лугов" (1831), "Открытие моста Ватерлоо" (1832), "Энглфилд Хауз" (1833), "Ферма в долине" (1835), "Кенотаф Рейнольдса" (1836) – несут на себе печать неуверенности и разлада и сильно уступают картинам предшествующих лет. В них запутанная, искусственная композиция, тяжелый и мутный коричневый цвет, ранее столь чуждый Констеблю, какая-то странная неясность пространства и аморфность рисунка, создающая впечатление, что их писал или, по крайней мере, заканчивал другой художник».
   Теорию своего искусства художник изложил в предисловии к «Английскому ландшафту» – сборнику гравюр с его картин, вышедшему в 1830 году, и в шести лекциях, прочитанных с 1833 по 1836 год.
   Умер Констебль в Лондоне 31 марта 1837 года.

АЛЕКСЕЙ ГАВРИЛОВИЧ ВЕНЕЦИАНОВ

   (1780–1847)
 
   Художник А. Мокрицкий писал о Венецианове: «Никто лучше его не изображал деревенских мужиков во всей их патриархальной простоте. Он передал их типически, не утрируя и не идеализируя, а потому что вполне чувствовал и понимал богатство русской натуры… Имея чрезвычайно зоркий и зрячий глаз, он умел передать в них даже ту матовость, запыленность и неблестящесть, которые сообщают мужику его постоянное пребывание или в поле, или в дороге, или в курной избе».
   Алексей Гаврилович Венецианов родился в Москве 18 февраля 1780 года в купеческой семье. Его отец выращивал плодовые деревья и ягодные кусты и торговал ими. О ранних годах художника рассказывает его племянник Н.П. Венецианов. Из его воспоминаний («Мои записки») можно узнать, что мальчиком Алексей много рисовал с картин и делал портреты своих товарищей карандашом и щетинным пером, что ему доставалось за это увлечение и от домашних, и особенно от учителей, которых мальчик боялся, и что однажды за это его чуть не выгнали из пансиона. Однако настойчивость победила, и в V классе он уже «смело завоевал свое любимое занятие и рисовал красками, да не водяными, а масляными, и не на бумаге, а на полотне». Известно, что в 1791 году Гаврила Юрьевич Венецианов, имея в виду увлечение сына, подписывается на готовящуюся к выходу в свет книгу «Любопытный художник и ремесленник».
   Далее в «Моих записках» говорится о занятиях юного художника у некоего живописца Пахомыча, у которого он учился навыкам изготовления подрамников, подготовке холстов и их грунтовке. Но уже на первом этапе обучения живописной технике мальчик проявил строптивость. Он рисовал на полотне прямо красками, без подготовительного рисунка, которого требовал учитель. Вероятно, до Пахомыча у Алексея Гавриловича был пример другого художника, работавшего пастелью. И не карандаш и масляная живопись, а пастель была первым материалом, в котором он начал работать. Общее образование Алексей получил в одном из московских пансионов.
   О несомненном таланте молодого живописца можно судить по первому известному его произведению – портрету матери А.Л. Венециановой (1801). Летом 1802 года в «Санкт-Петербургских ведомостях» появилось объявление о недавно приехавшем Венецианове, «списывающем предметы с натуры пастеллем в три часа. Живет у Каменного моста в Рижском кофейном доме». Однако без связей и знакомств объявление в газетах не возымело воздействия на петербургскую публику, и юный живописец вернулся в Москву. Здесь он продолжал совершенствовать свое искусство портретиста и создал ряд удачных полотен.
   В 1807 году Алексей вновь приезжает в Петербург и поступает на службу в канцелярию директора почт. Как вспоминает сам Венецианов: «В свободное время ходил в Эрмитаж и там изучал живопись».
   Вскоре он сближается с «почтеннейшим и великим» Боровиковским и оказывается в числе близких учеников блестящего портретиста, «украшавшего Россию своими произведениями», живет у него в доме.
   Вскоре Венецианов начинает издавать сатирический «Журнал карикатур на 1808 год в лицах», состоящий из листов с гравюрами. Третий по счету лист «Вельможа» был настолько остросатирическим, что навлек гнев самого Александра I. Император раздраженно приказал Венецианову заниматься «приучением себя к службе, в коей находится», т.е. заниматься делами почты, а не нравами дворянства. Правительство в день его выхода запретило дальнейшее издание журнала, а вышедшие листы были изъяты. К жанру карикатуры Венецианов обратился еще раз в эпоху войны 1812 года.
   В 1811 году Венецианов получил признание академии как портретист, за представленный «Автопортрет» ему было присуждено звание назначенного. В том же году Венецианов получил звание академика за портрет инспектора Академии художеств К.И. Головачевского с тремя воспитанниками академии.
   Стремление к общественной деятельности привело Венецианова после войны 1812 года в «Вольное общество учреждения училищ по методе взаимного обучения». Оно было организовано по инициативе поэтов В. Жуковского и И. Крылова, скульптора Ф. Толстого и будущего декабриста В. Кюхельбекера.
   На средства общества Венецианов открыл школу, где обучал рисованию одаренных детей. Она находилась на окраине Петербурга. Воспитанников школы учили грамоте, арифметике, а также рисованию и скульптуре. Из ее стен вышли многие известные художники – Г. Сорока, С. Зарянко, А. Тырянов, Е. Крендовский. Ученики Венецианова стали называться «венециановской школой».
   В эти годы дом Венецианова становится своеобразным литературно-художественным салоном, где собираются крупнейшие деятели русской культуры – К. Брюллов, В. Жуковский, А. Пушкин, Н. Гоголь. По инициативе Венецианова был освобожден от крепостной зависимости украинский писатель Тарас Шевченко. Написав портрет помещика Энгельгардта, Венецианов сумел договориться с ним о выкупе Шевченко за две с половиной тысячи рублей. Чтобы собрать эту сумму, была устроена лотерея, на которой разыграли портрет Жуковского, написанный Брюлловым.
   В 1819 году титулярный советник Венецианов, землемер Ведомства государственных имуществ, вышел в отставку. Алексей Гаврилович уезжает из Петербурга в маленькое свое именьице в Тверской губернии, состоявшее из двух деревень, Тронихи и Сафонкова, с двенадцатью душами дворовых.
   Жизнь в деревне дала художнику богатый материал, открыла новый мир, красоту и поэтичность родной русской природы. Венецианов восклицает: «…как тот счастлив, кого не ослепляет едкий свет необузданной суетности, всегда управляемый безумной самостью…»
   Уже первые картины Венецианова в новом жанре: пастели «Чистка свеклы» (около 1820), «Жница» (1820) – убедительно свидетельствовали о том, что Венецианов сознательно стремился к реалистической верности изображения, считая главной задачей живописца «ничего не изображать иначе, как только в натуре».
   В 1820–1821 годах Венецианов пишет картину «Гумно». «В обыденных предметах крестьянского быта Венецианов умеет найти особую прелесть. Он любовно и внимательно передает внутреннее пространство гумна. Первый план освещен ровным светом, далее – там, где освещение должно затухать, с улицы через открытую дверь слева врывается поток дневного света; в глубине – снова яркий свет. Переходы от освещенных участков дощатого пола к затемненным очень постепенны. Тени в картине прозрачны – это результат тонких наблюдений художника на натуре. Работа над картиной "Гумно" стала настоящей школой для Венецианова. Но художник продолжал настойчиво совершенствовать свое мастерство» (Э.В. Кузнецова).
   Картина «Гумно» стала новым словом в русской живописи, ею положено начало всему последующему творчеству художника. За ней были созданы такие вещи, как «Чистка свеклы», «Утро помещицы».
   Программной работой этих лет стала картина «Утро помещицы», изображающая повседневную сцену из жизни помещичьей усадьбы. «От сцены веет мирным покоем летнего дня, уютом, простотой и человечностью отношений, возможных только в маленьком, как у Венецианова, именьице, где хозяева знают всех своих немногочисленных крестьян по именам, входят в их заботы, когда у каждого круг своих обязанностей при взаимной ответственности, при родственности общей заботы о земле. В этой маленькой картинке, в этом живописном шедевре Венецианов декларирует свои понятия о крестьянском вопросе, создает грезившийся ему идеал отношений хозяина и работника, идеал, отчасти претворенный в плоть опытом собственной его жизни» (Г.К. Леонтьева).
   Подлинный расцвет его творческого дарования падает на двадцатые–тридцатые годы.
   «Вершиной зрелого творчества художника являются две картины: "На пашне. Весна" и "На жатве. Лето". Они проникнуты просветленным лирическим чувством. Очарование образа крестьянки-матери слито в них с поэтическим восприятием русского пейзажа. Темы труда, материнской любви, душевной чистоты народа, мирного величия родины сочетаются у Венецианова в неразрывном единстве. Крестьянка ведет лошадей ("На пашне. Весна"), с нежной ласковостью бросая взгляд на ребенка, посаженного на краю поля; за ней – воздушная даль, фигуры работающих, первые листья на тонких деревцах. В картине "На жатве. Лето" молодая мать, почти девочка, ненадолго берет ребенка, чтобы покормить его. Рядом с ней лежит серп – ей надо снова идти работать, подруги ждут ее в поле. На ровной глади, тянущейся до далекого горизонта, лежат легкие тени, и эта "живая игра облаков на земле" (слова самого Венецианова) скрашивает кажущуюся однообразность среднерусского равнинного пейзажа», – пишет А. Савинов.
   Представленные на выставке 1824 года в Петербурге картины Венецианова были тепло приняты современниками. «Наконец мы дождались художника, который прекрасный талант свой обратил на изображение одного отечественного, на представление предметов его окружающих, близких к его сердцу и нашему…» – писал журнал «Отечественные записки».
   Венецианов создал целую галерею русских крестьян – сильных, работящих, скромных, пленяющих прирожденным благородством и чувством собственного достоинства. Он утвердил простого человека в праве стать героем картины, доказал его физическую и моральную красоту.
   Е.Н. Чижикова пишет:
   «Все они разные по облику и характеру, но во всех них Венецианов прежде всего раскрывает моральную чистоту, заставляет почувствовать истинное человеческое достоинство.
   Лирически проникновенна "Крестьянка с васильками". Задумчивое лицо девушки прекрасно своей душевной ясностью. Чуть опущенные плечи говорят об усталости, большие рабочие руки лежат на охапке пушистых васильков.
   Другая по характеру "Девушка с бураком" – энергичен поворот головы молодой красавицы. Типично русское лицо с правильными чертами исполнено деловитой озабоченности: сдвинуты брови, сжаты губы, взгляд пристален. Красное звучное пятно платка подчеркивает темпераментность лица…
   С необычайной живописной свободой, в горячих коричневых тонах исполнена "Голова крестьянина". Выражение одухотворенного мыслью лица говорит о большом жизненном опыте, душевной силе. Губы сложены в чуть заметную горестную улыбку».
   Непринужденнее всех держат себя на сеансах у Венецианова дети. Их образы особенно полны жизни и правды. Таков, например, его замечательный портрет Захарки. Это настоящий, типичный крестьянский мальчуган, «мужичок с ноготок». Он в большой отцовской шапке, держит на плече топор. Лицо с круглыми щеками совсем детское, но в выражении уже проглядывают мужицкая серьезность и основательность.
   Также и «Капитошка»: девочка с коромыслом, по-бабьи повязанная платком, со своей лукавой остроглазой физиономией выглядит уже хозяйкой, степенной маленькой крестьянкой.
   Работы Венецианова, столь содержательные и поэтичные, совершенные по исполнению, снисходительно причислялись в свое время к «упражнениям в домашнем роде». «Бытовой жанр» не считался равноправным среди других жанров. Скорее всего, именно разговоры о якобы неспособности Венецианова работать в области «благородной» академической темы заставили художника в 1829 году создать картину «Купальщицы».
   «Здесь он прибегнул к традиционному для Академии сочетанию двух фигур – одной в рост, другой – присевшей и изображенной со спины, – пишет Э.В. Кузнецова. – Но этим и кончается связь этой композиции с академическими канонами. Купальщицы Венецианова – это обычные русские крестьянки со здоровыми и красивыми телами, сильными огрубелыми руками, чуть покрасневшими коленями. Несмотря на некоторую условность изображения, в целом в картине ощущается живое и искреннее чувство».
   В 1830 году стараниями высокопоставленных доброжелателей Венецианов получил звание императорского живописца, ежегодное жалование и орден св. Владимира. А в следующем году после продолжительной болезни умерла жена, оставив ему двух малолетних дочерей. Не радовало и хозяйство в милом сердцу Сафонкове. Имение пришлось заложить в опекунском совете. В декабре 1836 года художник слег и сам.
   Он пишет: «В 57 лет у человека, который жил не для того, чтобы есть, а ел для того, чтобы жить, желудок внутреннего существования спотыкается. Вот, мой почтеннейший, 24 декабря, сиречь в сочельник, я и споткнулся, мне и руду пускали, от роду первый раз, и надобья в рот влили. Дня через два-три я глядь – ан рыло на стороне, однако и теперь косит, да не так. Отняли у меня: кофе, водку, вино, крепкой и горячий чай, сигары, а дали суп из телятины, што со снегу, да воду с кремотартаром… Мне велено жить на улице, и я, невзирая на вьюгу и мороз, брожу – да как же, раз по пяти и по шести в день… (устал)».
   К счастью, все обошлось. В сороковые годы Венецианов напряженно и плодотворно работает. Среди лучших его картин «Спящая девушка», «Гадание на картах», «Девушка с гармоникой», «Крестьянская девушка за вышиванием». Колорит картин этого времени приобретает большую насыщенность, пестроту и декоративность по сравнению с прежними вещами.
   Жизнь его оборвалась случайно. По дороге в Тверь, где он должен был расписывать иконостас в соборе, художник не справился с управлением санями, которые врезались в высокие каменные ворота. Выброшенный на дорогу Венецианов умер раньше, чем к нему подоспела помощь. Это случилось 16 декабря 1847 года.

ДОМИНИК ЭНГР

   (1780–1867)
 
   «Чем проще линии и формы, – говорил Энгр, – тем больше красоты и силы. Всякий раз, как вы расчленяете формы, вы их ослабляете… Изучая натуру, обращайте внимание прежде всего на целое. Спрашивайте его и только его. Детали – это важничающая мелюзга, которую следует урезонить».
   Жан Огюст Доминик Энгр родился 29 августа 1780 года в Монтабане. Его отец, миниатюрист и скульптор Жозеф Энгр, стал и первым учителем сына. В одиннадцать лет Доминик поступил в Королевскую академию Тулузы, где учился до 1797 года. Его учителем по живописи был Ж. Рока.
   По окончании академии он становится учеником Ж.-Л. Давида в Париже. Серьезный, одержимый в работе Энгр держится особняком, не принимая участия в студенческих затеях и собраниях. Его рисунки и натурные штудии говорят о крепкой руке, точном глазе. С 1799 года Энгр занимается в Школе изящных искусств, где в 1801 году Доминик получает Большую Римскую премию за картину «Ахилл принимает посланников Агамемнона».
   «Ахилл» не случайно вызвал величайшие похвалы знаменитого английского скульптора и рисовальщика Флаксмана, назвавшего эту картину самым значительным событием тогдашнего французского искусства. Флаксман преувеличил свою оценку, но он подметил в картине Энгра тонкое и живое, немного манерное изящество, свойственное английскому классицизму начала XIX века, не укладывавшееся в шаблонные правила академической школы.
   Доминик получил право стажировки в Риме, но из-за отсутствия государственного финансирования остается во Франции. В это время Энгр зарабатывает на жизнь портретами, среди которых должны быть отмечены: «Автопортрет» (1804), три портрета семьи Ривер (1805), портрет друга Жилибера (1805), «Император Наполеон на троне» (1806).
   Рисунок господствует здесь над цветом; все строится чистой и абсолютно верной линией. Краски только подцвечивают рисунок и своими тонкими и мягкими сочетаниями лишь оттеняют остроту и законченность линейного контура.
   Выставленные в Салоне 1806 года работы Энгра были замечены, критика упрекала автора в подражании Яну ван Эйку в «готичности». Его также обвинили в нарушении академических правил, считавшихся незыблемыми. Действительно, Энгр передал изысканную простоту костюма в каждой его мелочи, спокойно показал, без всякой идеализации, индивидуальные особенности лиц, естественность и простоту поз.
   В 1806 году Энгр едет, наконец, в Италию. До 1820 года он живет в Риме, а затем до 1824 года во Флоренции. Художник много и упорно работал в Италии, посылая время от времени картины в Париж для выставки в Салоне. Он очень много рисовал с античных статуй и с картин старых итальянских мастеров. Он стремился к обновлению классического искусства и придавал величайшее значение традиции, урокам великих художников прошлого, в первую очередь Рафаэля.
   За годы пребывания в Италии Энгр написал ряд прекрасных портретов – госпожи Девосэ (1807), Маркотта, ставшего впоследствии его ближайшим другом (1810), архитектора Дедебана (1810), госпожи де Сеннон (1814), прелестный, тонкий и нежный портрет Жанны Гонэн (1821).
   Рассказывает Т. Седова:
   «В 1807 году Шарль Акье, французский посланник при папском дворе в Риме, заказал этот портрет молодому французскому художнику, недавно приехавшему в "вечный город". А через сорок лет в парижскую мастерскую того же художника, ставшего знаменитым, пришла бедно одетая, с трудом им узнанная женщина. В отчаянии призналась она в своей крайней нужде и попросила помочь ей в продаже сколь дорогого, столь и памятного портрета. Какая человеческая драма, сколько загубленных надежд, попранных чувств, а может, и других неведомых нам страданий скрывается за этими двумя скупыми фактами, судить трудно…
   Портрет прочно вошел в число шедевров мировой портретной живописи. Художнику, как мы видим, позировала очень молодая, прекрасная и счастливая женщина.
   Колористическая гамма портрета слагается из больших плоскостей черного и коричневого цветов, контрастирующих с красным и золотисто-желтым. Последние тона так интенсивны, что заставляют даже холодный черный цвет звучать в непривычной для него тональности.
   Яркая красота модели, ее сдержанно искристый темперамент дают возможность предположить, что перед нами истинная итальянка. Всеми доступными средствами подчеркивает художник манящую женственность мадам Девосе».
   Особенной отточенности достигает рисунок Энгра в его картинах с обнаженным человеческим телом: «Эдип и сфинкс» (1808), «Купальщица» (1807), «Большая одалиска» (1814), «Руджиеро освобождает Анжелику» (1819). Здесь его линия становится текучей и гибкой; плавный, спокойный контур обегает ясный силуэт фигуры, нежно моделированной скупыми тончайшими тенями.
   «Но часто Энгру кажется лишней и эта легкая моделировка объема, – пишет А.Д. Чегодаев. – Многие его шедевры итальянского периода – простые рисунки свинцовым карандашом, где почти уже нет теней и выразительность чистой линии достигает предельного мастерства. Таковы его портреты госпожи Детуш, знаменитого скрипача Паганини, семьи Стамати, Леблана. Но эта изысканная, холодная чистота рисунка не мешает меткой и спокойной характеристике изображенных людей. В портрете Леблана, например, прекрасно схвачены франтовская внешность и живая, небрежная поза, переданные буквально несколькими штрихами карандаша. Но исторические картины этих лет получились у Энгра надуманными, холодными и скучными, а иногда полными манерной театральности».
   Энгр раскрыл все лучшие стороны своего искусства уже в первый период творчества, до 1824 года. И лучшими его творениями останутся простые портреты или отдельные обнаженные фигуры, где он полнее всего воплощает свое безмятежное, спокойное искусство, радующее музыкальным ясным ритмом, пронизывающим природу и человека.