Самохин Дмитрий. Меняла Душ

   — Что тебе здесь нужно, черномазый?
   От такого грубого обращения Патрик засмущался еще больше, но промолчал.
   Полицейский недоуменно пожал плечами и прошел мимо, отомкнул дверь, пропустил торопящихся на выход коллег и вошел внутрь. Патрик, с трудом подавив в себе робость, юркнул за ним.
   Помявшись с минуту на пороге, он направился к дежурке и осторожно постучался в стекло, привлекая внимание дежурного.
   — Чего тебе, парень? — хмуро спросил полицейский с помятым лицом и распухшим носом, словно по нему елозили боксерскими перчатками не один вечер.
   — Я хотел бы увидеть сержанта Лешакова, — осторожно попросил Патрик.
   — Кого? — не расслышал сквозь толстое стекло дежурный.
   — Сержанта Лешакова увидеть можно? — повторил вопрос Брюкнер.
   — Вали отсюда, пацан! Нечего от дела людей отрывать. Нет тут такого! — ответил дежурный и отвернулся.
   Патрик стоял в недоумении. Он не мог понять дежурного. Как это нет такого?! Убедив себя, что дежурный имел в виду, что сержант Лешаков куда-то выехал и в данный момент в отделении отсутствует, он еще раз постучался.
   — Нет, ну ты настырный, а? — обернувшись и увидев Патрика, сказал дежурный. — Чего тебе еще? Не всё понял, что ли?
   — А когда будет сержант Лешаков? — спросил Брюкнер.
   — Да какой, едрить твою мамашу, Лешаков?! Сказал же внятно: нет у нас таких!
   — Что значит нет?! — растерянно переспросил Патрик.
   — Не работают тут такие, черная ты задница! — рявкнул, потеряв терпение, дежурный.
   Выпад в сторону цвета его седалища Патрик пропустил мимо ушей. Он привык к тому, что его часто оскорбляли за то, что он чернокожий.
   — Как это не работает?! — ошарашенно переспросил Патрик.
   Он не мог поверить тому, что слышит.
   — А почему он должен у нас работать? — в свою очередь удивился настойчивости мальчика дежурный. — Ты чего мне мозги полощешь, шкет? Думаешь, у меня дел других нет, кроме как с тобой тут лясы точить? Проваливай, пока я тебя в малолетку не посадил и родителям твоим не доложил!
   — Но как же, а Лешаков? — словно заговоренный повторял Патрик.
   — Нет, парень, ты явно напрашиваешься. Я сейчас из аквариума выйду и руки тебе поотрываю, чтобы другим неповадно было! Ишь ты, нахал какой выискался! — возмутился дежурный.
   — Но ведь сержант Лешаков три дня назад задержал меня! Вы как раз на дежурстве были. Вечером это произошло. Я здесь до утра сидел, а потом за мной родители приехали, — попытался объяснить Патрик.
   — Парень, ты явно больной. Головка бо-бо? Иди-ка домой, попроси родителей, пусть врача вызовут. Сколько тебе раз повторять: не было этого! Нет у нас Лешакова, и три дня назад я не дежурил.
   Понимая, что ничего больше от полицейского он не добьется, Патрик вышел на улицу. Мир рухнул в одно мгновение. Он явно сошел с ума,, а Коромысло был прав. Но ведь он всё помнит так явственно, так реально! И человека с красным шейным платком, и девочку на кабине лифта, и сержанта Лешакова.
   Патрик не выдержал, сел прямо на тротуар и расплакался от переизбытка чувств.

Часть вторая
МЕНЯЛА ДУШ

   не отбрасывая тени, мы по сумеркам плывем,
   не отбрасывая тени, мы на облаке живем.
   и кивают, и кивают, не отбрасывая тени,
   очень важно головами наши тоненькие шеи.
   пляшет небо под ногами, пахнет небо сапогами.
   мы идем, летим, плывем, наше имя — легион.

Глеб Самойлов

Глава 1
СТУПЕНИ ВЛАСТИ

   Утром начался снег. Первый снег в этом году. Густые серые хлопья повалились с неба, словно кто-то прорезал дыру в мешке с годовым запасом. Небо потемнело. Мир стал похож на мышеловку, такой же серый и грустный. Асфальт дорог, крыши домов, парковочные площадки покрылись большими лужами. Снег падал, кружился в полете, выстраивая балет падения, и, опускаясь на поверхность, тут же таял, расплываясь в лужи и лужицы. К вечеру эти лужи схватит морозец и они превратятся в стекло. Но это будет вечером.
   Яровцев торопился. К десяти утра требовалось его присутствие в особняке Папы. Сегодня должно было состояться официальное вступление Семена Костарева в должность главы фирмы и управляющего делами семьи Папы. Жена шефа и его сын передали все права и полномочия, которыми владели, в руки Костарева. Ярослав не был этому рад. Он опасался такого поворота событий. Их было трое. Три друга, составлявшие костяк людей Папы. Семен Костарев, Ярослав Яровцев и Сергей Зубарев. Приход к власти одного из троицы автоматически означал возвеличивание всех троих, но Ярослав предпочитал, чтобы на месте управляющего оказался кто угодно, только не Костарев. Семен человек властный, завистливый и черный. Он не потерпит рядом с собой конкурентов, которые номинально будут обладать тем же набором полномочий, что и он, с которыми ему придется согласовывать каждый шаг, поскольку в империи, построенной покойным шефом, они окажутся равными по значению фигурами и, стало быть, соперниками. Как надо поступать с конкурентами, Яровцев знал, а как поступит Семен — предполагал. У него в памяти намертво отложилась проведенная Костаревым операция по устранению Столярова, бухгалтера и самого Боголюбова. Чисто, гладко, без сучка без задоринки! Такой операцией мог бы похвастаться любой хирург. Ярослав не сомневался, что следующие шаги Семена будут направлены на устранение Зубарева и его, может быть, не в физическом смысле, но в деловом уж точно.
   Ярослав намеревался поговорить об этом с Сергеем, но времени для разговора пока не выкроил. В последние дни он мало появлялся в особняке, всё больше времени проводя в городе. Дела фирмы, которые пришлось улаживать Ярославу, и попытки добиться аудиенции у отца Станислава, бывшего киллера по прозвищу Жнец, не оставили ему возможности посещать особняк. Все события, которые происходили в бывшей резиденции Папы, доходили до него через Ивана Пруткова, старшего охраны внутреннего периметра. Он был глазами и ушами Яровцева в доме. И те сведения, которые передавал ему Прутков, оптимизма не внушали. В доме началось повальное увольнение старой гвардии. На место старожилов приходили молодые, необстрелянные, но преданные Костареву люди. Такой расклад Ярославу не нравился. Он понимал, что происходит смена власти. Старые, верные покойному шефу люди больше не были нужны фирме.
   Им не было места в новом мироустройстве. Новые же, никогда Папу не видевшие и в лучшем случае знавшие о нем понаслышке, оказывались преданными Костареву и ради него были готовы на всё.
   Ярослав понимал, что бороться с этим уже поздно. И с корабля есть только один выход: бегство через трюм, пока борт не черпнул воды. Костарев не оставит им другого выхода. Он будет несогласен даже на то, чтобы они просто исполняли свои обязанности. Зачем нужен начальник охраны, если каждый его приказ будет обсуждаться у Костарева? Ему и Зубареву больше не было места в доме. Пора приступать к поискам новой работы. Без куска хлеба, бочонка пива и ломтя мяса Ярослав, конечно, не останется. Пока он работал на Папу, времени даром не терял: вкладывал все свободные деньги в акции. Теперь Яровцеву принадлежала половина компании «Лунные челноки», занимавшаяся грузовыми и пассажирскими перевозками с Земли на Луну. Прибыль от фирмы оказывалась немаленькой, но Яровцев не видел этих денег. Он их все без остатка вкладывал в развитие дела. Об этом бизнесе Костареву не было известно, иначе он постарался бы тут же наложить на акции лапу. Так что в работе как таковой Ярослав не нуждался, да и Зубареву место имелось в наличии — в «Лунные челноки» требовался начальник службы внутренней безопасности.
   Пока Ярослав добежал от лифта до флаера, он промок насквозь. Волосы обвисли мышиными хвостиками, а костюм набух влагой и ощутимо потяжелел. Забравшись в машину, Ярослав включил радио, запустил двигатель и поднял флаер в воздух. По радио сообщали о нелетной погоде, озвучивали просьбу властей пользоваться наземными видами транспорта для собственной безопасности, а также передавали штормовое предупреждение. Ярослав переключился на музыкальный канал, настроился на рет-роволну. Салон утонул в джазе.
   Управлять флаером в такую погоду было тяжело, а переключиться на автоматическое управление невозможно. Автоматика не предназначалась для управления бортом в экстремальных условиях, а поскольку корабль был японской сборки, то и снегопад вполне мог оказаться этим условием. Но вскоре Ярослав втянулся в ритм движения и стал выполнять все манипуляции автоматически, разгрузив оперативную память своего мозга для насущных вопросов.
   Самым главным из занимавших Яровцева являлся вопрос: «Что же, блин, происходит в этом едреном мире?!» Мир изменился, многие события, которые имели место быть, оказались миражом, о котором никто не помнил. Только память Ярослава и, как выяснилось, отца Станислава оказалась неизмененной, но понять, что это могло означать, Ярослав не мог. Он силился объять разумом и принять изменения, чтобы увидеть закономерность, но ничего не получалось. То, что в произошедшем были и закономерность, и причина, Яровцев понимал, но уловить и разгадать их он не мог. Ему удалось достучаться до отца Станислава и выяснить, что память бывшего киллера оказалась раздвоенной. Он помнил о том, что он священник, помнил весь свой профессиональный и идейный путь. В то же самое время он помнил все свои операции, во время которых он носил имя Жнеца. И это оказывало на него гнетущее впечатление. В то время когда Ярославу удалось добиться аудиенции у святого отца, тот был близок к отчаянию. Он, так же как и Ярослав, хотел увидеть правду и понять, что произошло. Это стремление объединяло их.
   Дом Папы встретил Ярослава яркими огнями и позывными, пробившимися сквозь громкую музыку. Яровцев послал запрос на посадку, ответил на позывной «свой-чужой» и получил разрешение на приземление.
   Он плавно опустил корабль на посадочный пятачок, помеченный буквой «Р» в синем круге и, включив режим колесного движения, откатился на свободное место. Посадочная площадка оказалась забита флаерами, словно половина города слетелась на провозглашение нового императора. Окинув скопище кораблей скептическим взглядом, Ярослав заглушил двигатель, включил запароленный блокиратор и выбрался из салона.
   Его встречал Сергей Зубарев. Выглядел приятель встревоженным: взлохмаченные волосы, утомленный взгляд, круги под глазами и явственный запах спиртного.
   — У нас ЧП! — тут же сообщил Зубарев.
   — Что произошло? — спросил Ярослав.
   Сергей водрузил на голову Яровцеву магнитный зонтик — черную шапочку, похожую на ермолку, — и активизировал его. Над головой образовалось силовое поле, не пропускающее снежинки.
   — Ванька Прутков повесился.
   Ярослав споткнулся на ровном месте и остановился. Он обернулся к Зубареву и, стиснув зубы, попросил:
   — Повтори!
   — Прутков повесился.
   Ярослав схватил друга за грудки и встряхнул, словно пытаясь выбить правду.
   — Как это возможно?! Чтобы боевой офицер повесился?! Что ты плетешь!
   — Ярик, я ничего не могу с этим поделать, — потерянно пробормотал Сергей. — Он правда повесился.
   — Как это произошло? Когда обнаружили тело?
   — Сегодня, в шесть утра. Он находился в своей комнате. Должен был заступить на дежурство, но не появился. Сначала внимания этому факту не придали. Мало ли что? Человеку плохо… А потом, спустя час, я пошел к нему. Дверь была открыта. Заглянул, а он болтается с языком на плече. На ремне своем повесился, бедолага! Но я не понимаю: зачем?
   — Я разговаривал с ним около полуночи, — глухо проговорил Яровцев. — Он был в прекрасном расположении духа. Не то варево, что пьют самоубийцы! Не мог он в петлю податься! — Ярослав жестко посмотрел в глаза Сергея.
   — Ты считаешь… — произнес тихо Зубарев.
   — Его повесили! — подтвердил догадку друга Яровцев.
   — Но кому это выгодно?
   — Кому-кому… Нашему новоявленному императору!
   — Ты считаешь, что это Семен его в петлю определил?
   — Больше некому! Ванька со мной работал. Пока меня не было, обо всём докладывал, что здесь творится. Вот и прибрали к рукам шпиона.
   — Я не понимаю. Зачем это Костареву? — недоумевал Зубарев.
   — Старой дружбе конец! — жестко сказал Яровцев. — Наступило время новых отношений. У императора не может быть друзей. Только враги и заговорщики. Семен теперь за власть зубами грызть будет.
   — Но мы же всегда вместе были, — продолжал цепляться за прошлое Зубарев.
   — Всё! — Ярослав встряхнул Сергея. — Дружбы больше нет! Отсюда нужно уходить, пока нас, как Пруткова, в петлю не определили!
   — Ах вот вы где! О чем секретничаете? — раздался громкий шутливый голос.
   Яровцев вздрогнул и выпустил Зубарева.
   Из лифта показался Семен Костарев в сопровождении незнакомого Ярославу амбала, хранящего туповато-отчужденное выражение на лице. «Телохранитель, — догадался Яровцев. — Теперь Костарев окружен ими, точно рыба водой. К нему просто так не пробьешься».
   — Я слышал, как ты прилетел, — кивнул Семен Ярославу, — жду, жду, а всё никого нет. Ну, думаю, что-то произошло. Надо пойти самому разобраться. Что, свежим воздухом наслаждаетесь? Да, зима уже показала свои зубки. Первый снег как-никак!
   Произнося всю эту чушь, Костарев одновременно настороженно всматривался в лица Зубарева и Яровцева, пытаясь определить, о чем они разговаривали за минуту до его появления. Но оба выглядели совершенно невозмутимыми. Каменные, отстраненные, словно разведчики, засланные с тщательно проработанной легендой в стан врага.
   — Сергей сообщил мне о смерти Пруткова, — спокойно сказал Яровцев, наблюдая за реакцией Костарева.
   Семен напрягся, но вида не подал, что его это как-то касается.
   — Да уж, большая потеря. Ничего не скажешь, — произнес тихо Костарев. — И как не вовремя! Почему же Ваня в петлю полез, а? Непонятно. Кажется, он даже не оставил записки? Я уже распорядился. Семья Пруткова получит содержание и компенсацию. У него престарелая мать и сестра. Платить будем обеим.
   Яровцев натянуто улыбнулся:
   — Ты всё правильно сделал, Семен. Так и надо.
   — Пойдемте, все гости уже собрались. Только вас и ждут. Еще столько всего обсудить и сделать надо. Время не терпит! — радушно распахнул объятия Костарев.

Глава 2
ПОГРУЖЕНИЕ В ПРОШЛОЕ. ЭПИЗОД 1: СТАВР

   Он пробуждался и впадал в забытье. Он забыл, кто он такой, и не знал, где он находится. Когда он просыпался, ему делали инъекцию в шею, и он вновь погружался в зыбкую дрему. В дрему, наполненную воспоминаниями. Он проживал заново свою двухсотлетнюю жизнь.
   Он вспоминал тот день, когда обнаружил в себе Дар Менялы Душ и понял, что он избранный.
   Он — Матвей Ставрогин по кличке Ставр.

* * *

   Это было почти два века назад.
   Собирались, как это уже вошло в традицию, у Юли Большеглядовой. Родители ее отправились на дачу в середине января, чтобы не смущать молодежь, и Юля, пользуясь полной свободой, наприглашала друзей, которые, в свою очередь, поставили условие, что придут только с подругами, и набрали выпивки на всех — три ящика пива и бутылок шесть водки, чтобы не бегать опосля, когда горючее закончится. А водка, как впрочем, и пиво, имеет дурную привычку заканчиваться в самое неподходящее время.
   Специального случая для вечеринки выдумывать не пришлось. Просто всем захотелось отдохнуть телом и расслабиться душой после двух месяцев учебы. Да и вечеринок давно не устраивали. А дискотека в школе намечалась только к концу семестра, то есть ждать ее еще месяца три, если только директор не удумает отменить все гульбища по случаю своего плохого настроения. Да и разве можно так хорошо оторваться на школьной дискотеке, как получалось у Юли Большеглядовой.
   К вечеринке готовились загодя. Каждый приглашенный принял на себя особую задачу, за которую и отвечал. Юля Большеглядова предоставляла квартиру для гульбы, и потому с нее более никто ничего не спрашивал. Наоборот, в поддержку ей были выделены две девчонки, чтобы навести марафет в квартире к приходу гостей.
   Матвей Ставрогин и Сергей Сумкин отвечали за пивное наполнение. Они должны были съездить на оптовую базу в Рыбацкое и купить там ящик пива. Первоначально эту задачу поставили перед Сумкиным, но потом испугались, памятуя о его шебутном характере и непутевой тяге ко всему горькому. Проконтролировать Сумкина вызвался Ставрогин, который ничем другим заниматься не хотел, поскольку новая девушка, с которой он познакомился два месяца назад, занимала всё его свободное время, так что и на учебу стало не хватать. Отчего твердый хорошист Ставрогин медленно, но верно скатывался в троечники, а по химии за прошлый семестр огреб «двояк», чего нисколько не смущался, а в дневнике оценку подделал для родителей. Девочка Матвея — тоже, кстати, Юля, он питал какую-то нездоровую страсть ко всем Юлям — была на два года младше его и училась в девятом классе, но Ставрогина это нисколько не смущало.
   Для закупки пива день выдался солнечный, но морозный. Столбик термометра окучивал цифру тридцать градусов со знаком «минус» и не хотел никак от нее отклеиваться. Ехать в Рыбацкое за одним ящиком не улыбалось, чтобы потом его еще и на своем горбу тащить обратно к парку Победы. А покупать пиво в соседнем ларьке тоже не было резона, посколку денег было мало. И Ставрогин с Сумкиным рассудили трезво, что лучше съездить один раз в Рыбацкое, а на оставшиеся деньги выпить того же пива немедленно, чтобы не было потом так тягостно вести хмельной напиток через весь город.
   Встретиться условились в одиннадцать утра у метро на входе. С утра мороз был особенно злой. Ставрогин пришел первым и стал ждать. Сумкин, как всегда, опаздывал. Матвей купил бутылку «Клинского редкого» и стал печально ее посасывать, не осмеливаясь вступить в помещение метрополитена, где бдительные сотрудники правоохранительных органов непременно изловят выпившего юношу и под угрозой звонка родителям и внушительного штрафа выжмут из Матвея все деньги, которыми он располагал.
   Пришлось жаться на улице.
   Бутылка холодила пальцы. Мороз подбирался к ногам, и Ставрогин активно переминался с ноги на ногу, чтобы изгнать холод. От нечего делать, Матвей стал озираться по сторонам и с любопытством разглядывать прохожих.
   Вот прошел мимо человек, укутанный в дорогую шубу, с намотанным на горло шарфом и в широкополой американской шляпе из черного фетра. Густая черная борода и седые усы. Матвей уцепился за него взглядом только из-за того, что ему понравилась шляпа. Ставрогин давно о такой мечтал, вот только нигде найти не мог. Возможно, что он не заходил в те магазины, где могли торговать подобным товаром, или в Петербург не ввозили «американки», считая, что россияне и без этого развращены заокеанской культурой. Он так пристально разглядывал «ковбоя», что тот расплылся перед его глазами белесым туманом, и Матвею померещилось, что он видит огромное пушистое облако, окутанное проводами и нитками, расходящимися в разные стороны и терявшимися в пустоте. Но это оказалось не просто видение и не просто облако. Матвей Ставрогин вдруг почувствовал, что обладает властью над этим облаком. Мгновение — и видение растаяло. Мужик в американской шляпе продолжал свой путь, а от подземного перехода к метро бежал Сергей Сумкин, не выпуская из зубов сигарету, отчего напоминал пароход.
   — Привет, брателло, не замерз? — не доходя нескольких метров до Матвея, закричал Сергей.
   — Чего опаздываешь? — недовольно пробурчал Ставрогин, хотя опоздание Сумкина в этот момент его волновало мало. Душою и мыслями он еще был в странном происшествии, что приключилось с ним минутой раньше.
   Сергей пробурчал что-то, но Матвей не обратил внимания на смысл его слов. Они спустились в метро и вошли вместе с толпой в вагон. Всю дорогу до Рыбацкого Матвей молчал. Он пристально разглядывал людей, пытаясь проникнуть в их тела, но ничего не происходило. Однажды посетившее видение не возвращалось.
   Пиво они закупили и с трудом погрузились на маршрутку. Ящик оттягивал руки. Добрались до какого-то захолустья, где Сумкин скомандовал выходить. Выбрались наружу. Плюхнули ящик в грязный снег и стали ждать новую маршрутку.
   Сергей пытался разговорить Матвея, но Ставрогин тупо отшучивался и пребывал в ужасном расположении духа. Так что, истратив попыток двадцать развеять друга, Сергей отстал и стал месить ногами снег, расхаживая из стороны в сторону.
   Ставрогин уже без интереса рассматривал людей, не пытаясь исследовать их в надежде вновь увидеть странные картинки. Праздные пешеходы. Суетливые дамочки с сумками, торопящиеся с обеденного перерыва вернуться в офис. Торговые агенты, переворачивающие прайс-листы, степлеруя к ним пробитые в обслуженных магазинах чеки. Суровые мужики, вылезающие из грязных, припаркованных в снежной каше машин.
   Матвей перевел взгляд на Сергея, и ему вновь почудилось. Он увидел, как Сумкин расплылся в серую кашу, из которой проглянул яркий желтый персик, подернутый гнильцой и опутанный проводами. И вновь Матвей почувствовал власть над этим персиком и проводами. И вновь видение оставило его спустя несколько секунд.
   Сумкин, увидев странное выражение глаз друга, внимательно осмотрел себя и спросил:
   — Ты чего вылупился, как сова?
   Ставрогин помотал головой, прогоняя осадок, оставшийся после видения, и поинтересовался:
   — Чего стоять просто так. Давай по пиву пройдемся?
   Сумкину идея понравилась, и он ее поддержал. Вытащили из ящика по бутылочке, откупорили и стали дожидаться маршрутку, прогоняя мороз хмельной горечью.
   Маршрутка подошла спустя полчаса. Останавливалась она напротив дома Юльки. Ставрогин и Сумкин вытащили пивной ящик, который был не настолько тяжел, насколько неуклюж и неудобен в транспортировке, из маршрутки и походкой двух пьяных уток зашагали к дому Большеглядовой.
   Уговор был такой. Пивной ящик размещали на чердаке Юльки, у которой были от него ключи. Туда же должны были быть доставлены шесть бутылок водки и прочая алкогольная продукция, добытая народом специально к празднику. Чердак казался самым надежным убежищем от посторонних глаз. Он был изолирован от всего остального чердака, и пройти на него можно было только через дверь или по пожарной лестнице. От двери ключи были лишь у Большеглядовой, поскольку ее отец намеревался устроить на чердаке для себя мастерскую и самолично перегородил его, врезав новый замок на дверь, но затем поостыл к этой идее. А по пожарной лестнице ни один бомжара на двенадцатый этаж не полезет. Затащив ящик на чердак, друзья зашли к Большеглядовой и доложили об успешно проведенной операции, после чего расстались и разошлись по домам.
   О видениях Матвей Ставрогин, добравшись до дома, и думать забыл. Над ним висела двойка в семестре, которая была выставлена карандашом, и если за две недели ее не исправить, она обрастет чернильной рубашкой. В то же время Юля, его девушка, требовала, чтобы он зашел к ней сегодня вечером, чтобы погулять.
   О том, что ему привиделось, Матвей не вспоминал вплоть до самой вечеринки, да и на вечеринке ему было не до этого. Юля вела себя точно английская королева, не подпуская к себе ближе вытянутой руки. Сергей Сумкин напился пива, потом добавил четыре стопочки водки, после чего залег в ванной комнате в спячку, и стоило открыть к нему дверь, как он начинал ругаться матом и слать всех в непролазные дали. Общаться было не с кем. Матвей откровенно скучал, потягивая пиво, и только начал расходиться, нащупав общую тему для разговора с Далией Маковской, девчонкой из параллельного класса, которую на вечеринку привел Сумкин, как Юлия потребовала проводить ее домой. Требование девушки Матвею пришлось не по вкусу, но деваться было некуда, и Ставрогин стал собираться. Добудиться Сумкина ему не удалось. Сергей отмахивался и что-то рычал, пузыря слюну на губах. Оставив его в покое, Матвей впихнул ноги в кроссовки, накинул на плечи дубленку с меховой опушкой и помог одеться Юле. Дорога предстояла неблизкая — через соседний двор на чужую улицу. А за окном метелила пурга и крупные снежинки липли к стеклу. Дорогой молчали. Юля хмурила брови, косо смотрела на Матвея и плотнее куталась в полушубок. Ставрогин же на нее совсем не обращал внимания. Он остро переживал, что разговор с Далией был столь нетактично прерван. Что теперь о нем подумает Маковская, что он подкаблучник и губошлеп? А ему так хотелось произвести на Далию положительное впечатление. Как всегда, всё испортила Юлия. Определенно, не складывались у него с ней отношения. Вечно она хмурится, ворчит и не подпускает его к себе на людях, точно он и не человек вовсе, а так, бесплатное приложение.
   Из тягостных мыслей Ставрогина отвлек грубый мужской голос.
   — Хей, пацан, куда прешь, гнида!
   Матвей почувствовал грубый толчок в грудь и плюхнулся задом в снег.
   Задумавшись, он и не заметил, как вместе с Юлей вырулил на компанию подвыпивших молодых людей хамовато-хулиганского вида, по которым было видно с первого взгляда: убьют и не пожалеют ради куража.
   — Скажи, малек, зачем тебе такая барышня? — выпендривался самый маленький, куцебороденький с маслеными, полными вожделения глазками и в кожаной куртке с множеством металлических заклепок. На его спине из заклепок было выложено выражение «Fuck OFF» и скалился татуированный череп с хищно выставленным ирокезом.