Самохин Дмитрий. Меняла Душ

   «Птицы Рух. Весь удар на них! Подготовьте секачи к атаке. Дождитесь, пока войска втянутся под вторые стены, и введите секачи в бой».
   Гончий хохотнул и отправился исполнять приказ.
   Секачи люди Аарана прикупили там же, где и небесный огонь. На Земле. Секачи представляли из себя огромную железную трубу на треноге с пультом управления для стрелка и лентой патронов, которые поступали к спусковому механизму. Секач, так его окрестил сам Ааран, мог уничтожить за минуту столько живой силы противника, сколько под силу тысячной армии лучников.
   Небесный огонь загрохотал на оставшихся пяти замковых башнях. В небо поднялся новый огненный вихрь и устремился к приблизившимся на опасное расстояние птицам Рух. Места для маневра птицам не оставалось, и в этот залп урожай оказался особенно богатым. Двенадцать горящих птиц обрушились на землю, которую заполняло белое воинство. Солдаты бросились врассыпную от падающих тварей, но войска стояли настолько плотно, что места для отступления не было. Образовалась давка. Обреченные на гибель солдаты перли вперед, сминая свои же ряды. Войска, стоящие на безопасной территории, двигались медленно, и тогда обнажились мечи и обреченные на смерть рыцари вступили в бой за место под солнцем. В восьми местах на поле перед замком закипела недобрая сеча. Внутренняя междоусобица продолжалась минут десять, пока птицы Рух медленно скользили к земле, отчаянно борясь за жизнь. Возможно, рыцари могли бы спастись, если бы действовали слаженно и провели бы отступление по всем правилам. Времени для этого было предостаточно. Но ими овладела паника. К тому же войско, как и любое великое скопление народу, организм медлительный и не способный на быстрые движения. Падающие птицы Рух несли гибель собственным хозяевам. Они обратили против них всю свою мощь. Рухнув в гущу рыцарей, они забили крыльями и лапами в агонии, сметая пеших и всадников, ломая ноги и руки, сминая черепа, точно кочаны капусты. Один залп небесного огня лишил белое воинство тысячи бойцов. Ааран испытывал ликование, наблюдая, как на белой простыне поля, усеянного рыцарями, появились черные проплешины — в том месте, где упали птицы Рух. Проплешины расползались, изменяясь в цвете. Из черного они окрасились в алый. Над полем поднялась волна воплей и криков боли, стонов и воя агонии. Ааран пригляделся и увидел страшную картину гибели птиц Рух. От затихающих тварей отползали покалеченные рыцари, тысячи трупов лежали на земле. Еще столько же скрывали туши упокоившихся птиц.
   Аарана передернуло от отвращения, и он отвел взгляд.
   И всё же установки небесного огня не смогли сдержать натиск с воздуха. Всадники, управлявшие птицами, постарались отвести их подальше от войск, чтобы катастрофа не повторилась. Но не все израненные птицы дотягивали до безопасного для войск расстояния. Еще три птицы упали в самую гущу белого воинства. И вновь повторился недавний кошмар. Но Аарана это уже не волновало. Он увидел, как две птицы Рух достигли внешнего кольца стен, пересекли внутренний и выронили из крючковатых лап обломки скал, которые с устрашающей скоростью устремились к цели. Одним из таких обломков смело подчистую западную часть внешней стены. Вторым разрушило третью восточную башню с установкой небесного огня. Уцелевшие установки рявкнули в ответ, стараясь подранить птицу, но не убить. Мертвая тварь упадет на замок, и от этого пострадают только защитники замка. А подраненная птица, доставившая каменный груз, уйдет в сторону базы.
   В образовавшиеся бреши хлынули рыцари Паломников. За внутреннее кольцо замковых стен пока не пробился ни один враг, но внешнее кольцо было уже нарушено. Взметнулись вверх крюки и кошки, вцепились в зубцы стен, взметнулись вверх приставные лестницы, появившиеся неизвестно откуда. Десятка три легких рыцарей повисли на лестницах и стали карабкаться наверх. По стальным тросам, отталкиваясь от стены ногами, поползли на вершину стены лазутчики, которые должны были пробиться к главным воротам и открыть их для основной массы войск. Вслед за первой волной бойцов на стену хлынули вторая и третья волна. Настало время пустить в дело секачи.
   «Пора!» — отдал команду Ааран.
   На внешнем замковом кольце появились солдаты из числа защитников замка, которые расчехлили секачи, направили их в спину нападавшим и после минутного замешательства открыли огонь. Взбешенные орды свинцовых ос устремились на врага. Стрелки умело водили секачами из стороны в сторону, скашивая рыцарей. Первыми пали облепившие стены штурмовики. Их посрывало пулями со стен. Желающих подняться на стены под шквальным огнем тридцати трех секачей не оказалось. Та часть, что оказалась зажата между внутренним и внешним замковым кольцом стен, попыталась вырваться наружу, но к этому времени внешние ворота были закрыты, и воины оказались отрезаны от основного войска. Один за другим гибли рыцари под шквалом свинцовых ос, которые прошивали насквозь доспехи любой толщины. Воины не могли найти укрытия от пуль, обезумев, метались между стенами и гибли под прицельным огнем. Наконец кто-то вспомнил про образовавшуюся после нападения птицы Рух брешь в стене, и поток рыцарей устремился к ней. Но не тут-то было! Выйдя из-под обстрела секачей внешнего кольца замковых стен, они угодили под огонь секачей, расположенных между зубцами внутренней стены. В проломе полегли все, кто оставался в живых после провалившейся атаки на внутреннюю стену.
   Ааран ликовал. Но его ликование было недолгим. Он заметил, как от горизонта потянулась к замку черная туча. Ааран напряг зрение, пытаясь различить новую опасность, хотя и так уже понял, что это новая атака стальных птиц. Его опасения подтвердились.
   «Гончий, — позвал он, — птицы! Гончий, птицы!»
   «Вижу! Небесный огонь готовится к бою».
   «Причешите подступы к замку, пока птицы не появились».
   Гончий радостно хохотнул.
   Ааран вспомнил, как перед началом битвы Гончий трясся при одной мысли, что им придется сражаться с армией Паломников. Но в междумирье армия Паломников могла рассчитывать лишь на физическую силу. Магия здесь не действовала, в то время как технические средства мира Земли работали безотказно.
   В лагере противника царило оживление. Командиры отдельных воинских частей видели, какая участь постигла первую волну штурмовиков, атаковавших внутренние стены, и, собравшись на совет, поспешно решали, какую тактику им применить дальше. Больше никто не хотел соваться в любезно распахнутые ворота внешней стены. К тому же сквозь створки ворот хорошо видны были груды тел в белых плащах с крестами и лилиями.
   Гаргульи не дали Паломникам времени на раздумья. Перенацеленные установки небесного огня разразились победным ревом, и передние шеренги замершего белого войска вскипели от разрывов снарядов. Операторы установок методично провели обстрел, внося хаос и сумятицу в ряды рыцарей, после чего переключились на подлетающих птиц Рух. Первыми же залпами они изрядно выкосили стаю. Птицы, истошно вопя и поливая землю и союзников кровью, падали вниз.
   Ааран зашелся в приступе восторженного хохота. Если сражение пойдет так и дальше, то до открытого столкновения дело не дойдет. Главное — не допустить птиц Рух до замковых стен, а уж натиска живой силы противника Ааран больше не боялся. Секачи прекрасно показали себя. К тому моменту как кончатся заряды, от белого воинства останутся такие крохи, что справиться с ними не составит труда даже тому скудному войску, что гаргульи собрали за стенами замка.
   Но Ааран рано праздновал победу. Восемь птиц Рух прорвались к замку. Они сделали виток над стенами и обрушили свои смертоносные снаряды. Обломки скал вогнали замковые башни внутреннего периметра в землю. Последние установки небесного огня оказались разрушены. Больше надежды на прикрытие с воздуха не оставалось. Ааран закричал, наполнив ментальное пространство волнами своего гнева. Он окинул взглядом горизонт, пытаясь подсчитать количество уцелевших тварей, и пришел к неутешительному выводу. Выстоять при новом налете птиц Рух у замка Межмирья шансов не было.
   «Поднимай в воздух шакий!» — приказал Ааран.
   Гончий его услышал и передал приказ вождя стаи дальше.
   Но Ааран понимал, что шакии не смогут выиграть бой с птицами Рух. Теперь, чтобы они ни делали, краха замка Межмирья было не избежать. Ааран понял, что эту войну за Менялу Душ он проиграл. Он приготовился выбросить белый флаг и запросить у Паломников пощады в обмен на живого, целого и невредимого Менялу. Он потянулся ментальным зрением к подземелью, где содержался пленник, и вскричал от ужаса и удивления. Менялы в подземелье не было! Воспользовавшись суматохой сражения на поверхности и ослабленным вниманием охраны, Меняла Душ сбежал из заточения. Как он это сделал, Ааран не знал, но догадывался. Среди стражников из числа наемников с планеты Земля отсутствовал один человек. В его судьбе Ааран не сомневался. Он попал под воздействие Менялы и выпустил его из тюрьмы, делая это всё бессознательно. В течение пяти секунд Ааран вычислил «благодетеля». Им оказался Ратмир Фахтеев. Именно он собственноручно выловил и задержал Менялу Душ для гаргулий.
   Всё с треском проваливалось в тартарары!
   Ааран с ужасом понял, что у него не осталось возможности для обмена. Товар пропал. Купцы взбешены. Он коснулся сознания Гончего и отдал приказ, единственно возможный в сложившейся ситуации:
   «Мы уходим домой. Меняла Душ сбежал из темницы».
   «Мы же откроем путь в наш мир для Паломников?»
   «У нас нет другого выхода. Если мы не попытаемся уйти, нас уничтожат. Перевес сил не в нашу пользу. Срочно снимай секачи со стен, пока не начался приступ, и все — к порталам!»
   «Паломники могут нас вычислить…»
   «Паломники могут нас убить. А найдут ли они дорогу в наш мир по нашим следам, это еще вопрос. У них появится шанс, но как они им воспользуются? Может, и проглядят. Будем уповать на лучшее. По крайней мере мне не хочется погибать в этих стенах».
   «Я иду к порталам. Распоряжение относительно секачей уже передано», — доложил Гончий.
   «Пошли двух гаргулий в то же место, где в прошлый раз удалось захватить Менялу. Он должен появиться там. Из Межмирья ему одна дорога — туда. Это последняя попытка».
   Ааран Хаас Ж’Маати разорвал контакт, вышел из транса и открыл глаза.
   Он готов был покинуть замок Межмирья.

Глава 17
ПОБЕГ МЕНЯЛЫ

   Арвати Махони всполошил Жнеца за два часа до рассвета. Он ворвался в спальню отца Станислава в сопровождении трех африканцев из числа своей свиты и раскричался, что близится возвращение Менялы и пора собираться в путь. Спросонья Жнец чуть было не пристрелил шумного миссионера, но вовремя отдернул руку от подушки, под которой лежал его пистолет, протяжно зевнул и сел на постели.
   — Чего за тарарам поутру? — Он взглянул на часы и поправился. — Мать моя, сейчас же еще семь часов утра! Еще спать и спать. Какого черта вы здесь делаете?!
   — Не очень подходящая речь для священнослужителя, — отметил Арвати Махони, ехидно улыбаясь.
   — А я пока не решил: останусь священником или продолжу карьеру киллера, — огрызнулся Жнец. — Что случилось?
   — Меняла Душ появится через двадцать минут. Он прорывается сквозь измерения.
   — И где этого хмыря ждать? — зло осведомился Станислав.
   — Неподалеку от Лемболовских высот. Я пока точно не знаю, как это описать, но могу показать на месте.
   — Замечательно! — плотоядно оскалился Жнец и выпрыгнул из постели.
   Он, не стесняясь своей наготы, прошелся по комнате, погруженный в собственные мысли, распахнул платяной шкаф, натянул трусы и футболку, снял с вешалки строгий костюм черного цвета с лейблом «Кальман» и неторопливо оделся.
   — Я готов, — сообщил он, поворачиваясь к миссионеру.
   — У нас говорят, в приблизительном переводе на русский язык: «Когда охотник собирается за дичью, он раздевается, чтобы одежда не мешала ему в охоте». А ты раз… как это у вас говорится… — Арвати мучительно старался припомнить слово, — ах, да… расфуфырился, словно собираешься в парижскую оперу.
   — Если я пойду на охоту в голом виде, это вызовет шок у обывателей. В сущности, мы более закомплексованы, чем вы. У нас не принято в неглиже разгуливать по улицам. Дамы начнут кидаться. — Отец Станислав смерил Махони торжествующим взглядом. — К тому же так всегда одевался Жнец. А именно в этом амплуа я привык убивать. Отцу Станиславу это как-то не по чину.
   — В этом есть доля истины, — согласился миссионер. — В конце концов, ты Паладин, а я всего лишь Хранитель. Я указываю путь, а ты решаешь проблему. И меня не интересует, как ты это сделаешь.
   — Ярослав знает?
   — Он уже на крыше. Готовит флаеры к вылету. Дело за тобой. Оружие он собрал.
   — Тогда — вперед!
   И, растолкав свиту Махони, отец Станислав, он же Жнец, вышел из спальни.

* * *

   Судьба, преподнесла ему очередной сюрприз, на который он уже и не смел рассчитывать. Вымотанный встречей с гаргульями, Матвей на несколько дней оказался забыт. Ему носили в темницу пищу и тухлую воду. Камера находилась явно под землей. Она пахла сыростью и могильными червями. Обработанные черные камни всегда были мокрыми и плесневелыми, когда бы Ставрогин до них ни дотронулся. В качестве пищи ему давали жуткое варево из каких-то бобовых, не поддающихся идентификации, и вареного репчатого лука. Иногда в эту бурду добавляли кусочки мяса. Мясо было совершенно несъедобное. Матвей вылавливал его рукой и отбрасывал в сторону параши, от которой несло жутким коктейлем застоявшейся мочи и перегнившего дерьма. Первые порции воды он выплескивал, едва лишь понюхав. Но вскоре жажда превратилась в мучительную пытку, и он попробовал пить. Как оказалось, это было возможно, если под рукой нет ничего более подходящего. Но в следующий же вечер Матвей освоился со всеми прелестями средневекового туалета замковой темницы. Он просидел на корточках в жуткой вони полтора часа. Его ноги одеревенели. И когда уже не стало сил торчать над вонючей дыркой, светя голым задом, он не смог распрямиться. Ему удалось завалиться на сторону и отползти. Потом он минут двадцать растирал окаменевшие мышцы ног. За это время новый приступ диареи скрутил его, и пришлось возвращаться в исходное положение.
   Если бы Матвея кто-нибудь спросил о самом ужасном событии в его жизни, он не задумываясь ответил бы, что нет ничего кошмарнее средневекового замка и туалета в нем. А ведь когда-то ему нравилось читать фэнтези. Он восторгался жанром. Его вдохновляли подвиги рыцарей в мире меча и магии. Арагорн сын Араторна, Леголас, лорд Корвин — звучные имена героев, чьими подвигами он восторгался. Тогда в его душе не проснулся странный Дар, наградивший подобием бессмертия. Тогда он не мог и предположить, что когда-нибудь станет подыхать от диареи на подстилке из полусгнившей соломы в замке, принадлежащем гаргульям, существам явно мистическо-магического происхождения.
   Первое время Матвей не понимал, почему его оставили в покое. Почему за ним никто не приходит, не устраивает допросы с применением магии, не промывает ему мозги, вбивая в серые клеточки команду на преобразование души древней гаргульи, помнящей еще существование собственного мира, который они называли Дом. Потом он перестал думать об этом. Матвей перестал интересоваться верхним миром. Его полностью увлекли мир темницы и каждодневная борьба с собственным желудком, который постоянно хотел есть, но всё, что ему приносили, либо выблевывал, либо выгонял из себя через другое отверстие. Ставрогин чувствовал себя жутко опустошенным. Все внутренности болели. Он уже молил Бога о смерти или о каком-либо развитии событий, которое могло бы вырвать его из этого подземного омута.
   В камеру никто не заходил. Гаргульи знали о его таланте, опасались его и строжайше запретили тюремщикам открывать двери темницы. Личное общение со Ставрогиным запрещалось под страхом смерти. Об этом Матвей не знал, но догадывался. Пищу в оловянной миске и кружку воды ему просовывали в специальное отверстие у пола, закрытое куском кожи.
   Так продолжалось несколько дней. Матвей не видел выхода из темницы. Он не впускал в сердце отчаяние, самозабвенно борясь с ним, но чувствовал, что еще максимум неделя — и от его упорной борьбы останется один дым.
   В камере не было окна. Тусклый свет дарила плесень, расплывшаяся по стенам. Она излучала призрачное сияние, в котором всё казалось серебряным, даже дырка с дерьмом в полу.
   Матвей спал, когда наверху началась заварушка. Его разбудил шум открывающихся ворот. Он приподнялся на соломе и резко сел, вглядываясь в потолок, словно надеялся разглядеть сквозь толщу каменных стен события, которые происходили на поверхности. Он неотрывно смотрел в потолок, но ничего не видел. Да и шум больше не повторялся. Текли минуты. Когда он уже совсем было отчаялся, то услышал жуткий грохот. Он не мог понять, что это за грохот, но очень уж тот не вязался с образом средневекового замка, в котором Матвей находился. А то, что он сидит именно в замке, Ставрогин был уверен. Когда его вели в темницу, путь пролегал по замковой стене, по внутреннему дворику, к высокой толстой башне, напоминавшей заплывшего жиром феодала.
   Грохот повторился. Матвей не мог в это поверить, но грохот сильно напоминал старт ракеты комплекса ПВО. Его дед имел чин полковника войск противовоздушной обороны и нередко брал внука на полигон. Интересно, откуда на территории замка ПВО и с кем это воюют гаргульи?
   Ставрогин уже не сомневался в том, что кто-то напал на замок гаргулий. Что и с кем не поделили гаргульи, он не знал, но подозревал, что война началась из-за него. Ракеты взлетали без перерыва несколько минут, одна за другой. Значит, гаргульи, имеющие доступ в мир Земли, закупили несколько комплексов ПВО. Судя по звукам, которые доносились с крыши, комплексы были устаревшими на пару столетий моделями. Современные системы ПВО выпускали ракеты класса «земля-воздух» почти беззвучно.
   Вскоре с поверхности донесся новый звук. Его Матвей тоже не мог перепутать ни с чем. Нападающие или защитники крепости (этого Ставрогин не знал) применили пулеметы! Откуда в средневековом замке пулеметы? Скорее всего, тоже закуплены на Земле. Однако как выгодны межмировые отношения!
   Бой продолжался уже длительное время. Сколько именно, Ставрогин определить не мог — у него не было с собой часов. А в подземелье время превращалось в аномальное явление. В двери темницы заскрипел проворачивающийся ключ. Ставрогин поднялся с подстилки, напряженно вглядываясь в призрачную полутьму. Дверь распахнулась. В глаза Матвея брызнул яркий, ослепительный свет факелов. Он отвернулся от света, прикрывая глаза руками и подставляя вошедшему беззащитную спину.
   — Похоже, у нас с тобой, друг, проблемы! — раздался человеческий голос.
   За несколько дней, что он провел в мире гаргулий, Ставрогин успел соскучиться по человеческому голосу. Он повернулся к говорившему, отнял от лица руки и широко раскрыл глаза, приучая их к яркому свету огня. Вошедший в камеру стоял и ждал, пока Матвей сможет его разглядеть. Ставрогин слышал его дыхание и улавливал крепкий запах пота. В средневековом замке имелись некоторые проблемы с водопроводом и гигиеной. Обитатели замка терпеть не могли мыться, если доверять собственному обонянию, которое за время, прошедшее в камере, изрядно притупилось.
   Наконец Матвей смог различить человеческую фигуру. Не великан и не карлик. Среднего роста, в черной рабочей хламиде, поверх которой была накинута кольчуга. В руке — короткий меч для ближнего боя. На голове приплюснутый сверху шлем, ржавый от старости. Левая рука повисла, точно отсохшая виноградная плеть.
   Ставрогин медленно приблизился к человеку, вглядываясь в его лицо. Он знал его. Сомнений быть не могло: перед ним стоял тот, кто пленил Матвея на Земле. Но что ему теперь надо от него? Неужели гаргульи не предупредили этого олуха о том, что в состоянии сделать с ним Ставрогин.
   — Чего замер, идиот?! — возопил человек. — Ты собираешься что-нибудь делать или так и будешь стоять столбом?
   — А что я должен сделать? — осторожно поинтересовался Матвей.
   Он слабо представлял себе, что хочет от него тюремщик.
   — Там такое творится! Замку не продержаться. Народу — тьма. И все лезут на стены. А еще эти птицы! Страшные, размером с ползамка! Они кидают в нас огромные камни. Замку не выстоять! Ты что, хочешь подохнуть в этой пропахшей говном камере?
   — А что я могу сделать? — повторил вопрос Матвей.
   — Ты же души меняешь. Так сделай так, чтобы я никогда не связался с этими гаргульями. Если я не свяжусь с этими тварями, меня не будет в этом замке, когда всё разлетится. Тебя в нем тоже не будет. Ты же — Меняла. Так чего стоишь? Меняй! Я в твоем распоряжении!
   От этого предложения Матвей пришел в остолбенение. Ему напрямую предлагали вмешаться в чужую судьбу. Обычно он ни у кого не спрашивал разрешения. Сам вмешивался. А тут ему добровольно преподнесли душу.
   Видя его нерешительность, человек подбодрил, проявляя нетерпение:
   — Чего замер? Давай меняй, пока не поздно! Сейчас Паломники насядут и сломают хребет гаргульям. Я не хочу подохнуть под этими камнями!
   И Матвей Ставрогин решился. Он протянул взгляд к замершему в ожидании чуда человеку. Увидел его блестящие восторгом и азартом убийства глаза, зацепился за них, протек внутрь и заструился в поисках души. Он нашел еле тлеющий уголек, имеющий форму мертвой планеты, из которой росли толстые стволы баобабов, уходящие в черноту космоса. Матвей видел подобную картинку, давно, в детстве. Картинку из книжки. Рисунок, сделанный бесстрашным летчиком и мечтателем Антуаном де Сент-Экзюпери к его книге о маленьком принце. Матвей ухватился за толстый ствол баобаба, который в его руках стал тонким, точно щепочка, и стал карабкаться вверх. Он поднимался всё выше и выше, пока не увидел точку, в которую мог внести корректировку, и Ставрогин тотчас воспользовался своим Даром.
   Свет померк у него перед глазами, а когда мгла рассеялась, он обнаружил, что стоит в том же самом месте, где его перехватили люди гаргулий, потушили его сознание и доставили в средневековый замок. Только подле не было флаера, на котором Матвей летел, когда вынужден был совершить посадку под давлением преследователей, да и место само изменилось. Выпал первый снег. Легкий ледок покрыл шоссейную дорогу, на которой он оказался.
   Что-то тут было не так!
   Напротив него стояли трое. Один — африканец с выпученными глазами. Второй — высокий стройный мужчина в строгом черном костюме, видневшемся из-под распахнутого настежь пальто. Третий — мужик среднего роста, в джинсах и кожаной куртке, заляпанной кровью.
   Матвей столкнулся взглядом с элегантным джентльменом в пальто. Он почувствовал испуг в его глазах и тут же узнал его. Наемный убийца, обращенный к вере, от которой его отвратил собственный отец. Киллер по прозвищу Жнец — одно из самых удачных его развоплощений!
   Испуг сменился решимостью. Свой игломет Жнец сразу нацелил в голову Ставрогина. Тут же, словно прозвучала команда к действию, мужчина в джинсах извлек из куртки точно такой же игломет, который также навел Матвею в голову.
   Ставрогин понял, что в системе произошел какой-то сбой. Если он изменил душу своему пленителю, то ничего этого не должно было произойти. Он должен был оказаться в другом месте. А никак не на том же самом, где его схватили, да еще без флаера, напротив двух вооруженных решительных мужчин. Так не должно было быть! Но случилось. Возможно, виной тому было то обстоятельство, что изменение он производил в другом мире, существующем параллельно Земле.
   Ставрогин зашипел от досады и обратился к стоящим напротив него людям:
   — Что здесь происходит?
   — Это и есть Меняла Душ — враг человечества! — неожиданно на чистом русском языке произнес африканец.

Глава 18
УБИТЬ МЕНЯЛУ

   Видимость для полета была плохой. С неба сыпалась снежная крупа, забивая экраны обзора. Флаеры шли по показаниям бортового компьютера. Одной машиной управлял Жнец. За штурвалом второй сидел Яровцев. Арвати Махони полетел с отцом Станиславом. Ярослав вез телохранителей.
   К точке рандеву они успели вовремя. До озвученного Арвати Махони момента оставалось пять минут — только на то, чтобы занять позиции и приготовиться к встрече. Телохранители по просьбе африканца остались во втором флаере. А сам Махони — Хранитель — и Жнец с Ярославом Яровцевым — Паладины — выбрались наружу.
   В лицо ударил пронизывающий ветер. Каждый почувствовал его гибельную силу. Только один Яровцев отметил, что ветер был сухой и теплый, что совсем не вязалось со снежным разгуляем, творившимся вокруг. В следующую секунду пространство напротив них стало искривляться, точно их разделили куском кривого стекла. Деревья расплывались в уродливые баобабы, неохватные и бородавчатые. Снежинки вырастали в убийственных серых «ежей». Рванула огненная вспышка, на миг ослепив троицу, ждавшую явления Менялы. Но зрение восстановилось быстро, и они увидели высокого хмурого человека в теплом шерстяном свитере явно не первой свежести и в красном шейном платке, намотанном точно удавка. Из его волос жгуче-черного цвета то тут то там торчали соломинки, точно перья у обитателя диких прерий. Глаза же — ядовито-зеленые — обладали прожигающей силой. Стоило всмотреться в них — и возникало ощущение, что ты окунулся в серную кислоту.