Страница:
Так было всегда, когда просыпался Дар и происходило Изменение. После него Матвей обнаруживал у себя деньги. Все купюры новенькие, хрустящие — будто только что покинули банковские закрома. Откуда они берутся у него и кто ему платит за Дар, Ставрогин так и не узнал за сто пятьдесят лет использования Дара. Он и не стремился к этому. Его вполне устраивала анонимность.
«Срочное сообщение из Москвы! На восьмом внутреннем окружном транспортном кольце случилась грандиозная авария. Роботрейлер, управляемый транспортной компанией, располагающейся в Мюнхене, сошел с забронированного маршрута и, уничтожив разделительную ограду, выпал на встречную полосу, где столкнулся с двумя легковыми карами. От удара летящих на больших скоростях каров роботрейлер разломило пополам. Произошел взрыв! Часть восьмого внутреннего транспортного кольца уничтожена. Движение по восьмому кольцу приостановлено. На место происшествия выехала следственная бригада транспортной прокуратуры города Москвы. Пока что неясно, почему роботрейлер потерял управление. И почему центр управления роботрейлерами в Мюнхене не сумел оперативно перейти на ручное управление и загнать поврежденную машину на полосу стоянки. Это и предстоит выяснить следствию. В катастрофе погибло два человека. Оба — водители легковых каров. Мы выражаем свои соболезнования родственникам погибших…»
Ставрогин дождался.
Волна начала свое распространение.
Он переключил головизор на музыкальный канал и проглотил в голодном порыве бутерброд.
Красный кот, привлеченный ароматом ветчины, выгнул спину, аппетитно замурлыкал и произнес человеческим голосом с легким французским прононсом:
— У тебя сегодня удачный день?
Даже не вопрос, а скорее утверждение.
Ставрогин решил промолчать. Не хватало еще разговаривать со всякими полуреальными котами. Если бы к нему пришел Крышник — другое дело. Но кот…
Но кот оказался на редкость въедливым существом.
— В удачный день надо делиться своей удачей! — нравоучительно промурлыкал он.
Матвей, не замечая кота, расправлялся с бутербродом. Не хватало еще с собственной галлюцинацией разговаривать. Хотя природу видений Ставрогин для себя так и не уяснил. Кот был проявлением реального мира. Только мира иного, живущего параллельно. Сколько их приходило за полтора века. Коты и драконы, крохотные гномы ростом с наперсток, обыкновенные люди, которые утверждали, что они прибыли из будущего, и зеленые человечки, пытающиеся обратить его в новую веру. Что только не лезло сквозь стены, с потолка, из-под пола, из окна и просто появлялось из пустоты. Всех уже Матвей и не помнил. В памяти жил лишь один, первый визитер — Крышник.
— Ты вообще глухой или как? Или к тебе иное обращение требуется?! — завопил кот, встав на задние лапы и возмущенно вздернув дыбом хвост.
— Что тебе надо? Я очень устал, — тихо произнес Матвей.
— И с чего это такая усталость? Вспахал поле, построил дом, посадил дерево? — поинтересовался кот, встопорщил усы и срыгнул на ковер комочек шерсти.
— Эй! — ожил Ставрогин. — Поаккуратнее с интерьером.
— Чего переживаешь? Волна пройдет, всё исчезнет. В том числе и я. Как грустно осознавать собственную конечность.
Когда-то именно визитеры рассказали Ставрогину о Волне. Они объяснили ему ее смысл и посоветовали не покидать замкнутого пространства, пока Волна не схлынет. Замкнутое пространство могло быть любым, начиная от шкафа и заканчивая туалетом в ресторане. Но лучше всего, если Меняла будет пережидать Волну в своем доме. Поговаривали, что родные стены — они неприступнее любой крепости. За сто пятьдесят лет блужданий Ставрогин так и не обзавелся пенатами, но эта квартира служила ему убежищем последнюю четверть века, и пока расставаться с ней он не собирался.
— Что тебе надо? — недружелюбно повторил Матвей.
— Мне скучно. А тут такая изумительная возможность порезвиться.
— Что-то я не вижу резвости. Приходишь, докучаешь мне своим присутствием, а потом исчезаешь.
— Я пришел к тебе в первый раз и, наверное, в последний. А что, ты не в первый раз играешь на Волну? — игриво спросил кот.
— Я не понимаю тебя, — отозвался Ставрогин.
— Ай-яй-яй, такой взрослый, а врать не научился! Ты трясешь Столп Мироздания, в твое убежище странники сыплются как яблоки, а ты не понимаешь, что происходит? Плохой мальчик!
Кот повернулся к Матвею задом и, демонстративно подняв хвост трубой, напустил на пол дурно пахнущую лужу.
— Скажи, зачем тебе это надо? — тут же спросил он.
— Что надо? — рассеянно переспросил Матвей, программируя «столик-самобранку» на новую порцию кофе.
— Ты еще спрашиваешь?! — возмутился кот. — Зачем ты ломаешь естественный ход вещей?
— Это мой Дар! — твердо сказал Ставрогин.
— Твой Дар опасен, он вызывает Волну, а она разрушительна. И тебя это не останавливает? Я удивлен. Я знал, что люди беспечные существа, что они способны спилить сук, на котором сидят, только ради принципа, но это — верх безумства!
— Я несу людям добро, — сухо ответил Матвей.
— А как же тогда погибшие на восьмой кольцевой? Ты принес им добро?! — метнув на Ставрогина гневный взгляд, воскликнул кот и вонзил длиннющие когти в ковер.
— Как это связано?! — воскликнул Ставрогин и зажмурил глаза.
Ему предстояли долгие часы, пока не схлынет Волна. Часы бок о бок с этим странным неугомонным существом, который принимал в каждый свой приход разные формы, но сущность его была одна.
Раскрыв глаза, Ставрогин уставился на кота холодным взглядом. Он был готов к диспуту.
Сколько продлится Волна в этот раз?
Он был готов на тысячелетия.
Глава 10.
Глава 11
«Срочное сообщение из Москвы! На восьмом внутреннем окружном транспортном кольце случилась грандиозная авария. Роботрейлер, управляемый транспортной компанией, располагающейся в Мюнхене, сошел с забронированного маршрута и, уничтожив разделительную ограду, выпал на встречную полосу, где столкнулся с двумя легковыми карами. От удара летящих на больших скоростях каров роботрейлер разломило пополам. Произошел взрыв! Часть восьмого внутреннего транспортного кольца уничтожена. Движение по восьмому кольцу приостановлено. На место происшествия выехала следственная бригада транспортной прокуратуры города Москвы. Пока что неясно, почему роботрейлер потерял управление. И почему центр управления роботрейлерами в Мюнхене не сумел оперативно перейти на ручное управление и загнать поврежденную машину на полосу стоянки. Это и предстоит выяснить следствию. В катастрофе погибло два человека. Оба — водители легковых каров. Мы выражаем свои соболезнования родственникам погибших…»
Ставрогин дождался.
Волна начала свое распространение.
Он переключил головизор на музыкальный канал и проглотил в голодном порыве бутерброд.
Красный кот, привлеченный ароматом ветчины, выгнул спину, аппетитно замурлыкал и произнес человеческим голосом с легким французским прононсом:
— У тебя сегодня удачный день?
Даже не вопрос, а скорее утверждение.
Ставрогин решил промолчать. Не хватало еще разговаривать со всякими полуреальными котами. Если бы к нему пришел Крышник — другое дело. Но кот…
Но кот оказался на редкость въедливым существом.
— В удачный день надо делиться своей удачей! — нравоучительно промурлыкал он.
Матвей, не замечая кота, расправлялся с бутербродом. Не хватало еще с собственной галлюцинацией разговаривать. Хотя природу видений Ставрогин для себя так и не уяснил. Кот был проявлением реального мира. Только мира иного, живущего параллельно. Сколько их приходило за полтора века. Коты и драконы, крохотные гномы ростом с наперсток, обыкновенные люди, которые утверждали, что они прибыли из будущего, и зеленые человечки, пытающиеся обратить его в новую веру. Что только не лезло сквозь стены, с потолка, из-под пола, из окна и просто появлялось из пустоты. Всех уже Матвей и не помнил. В памяти жил лишь один, первый визитер — Крышник.
— Ты вообще глухой или как? Или к тебе иное обращение требуется?! — завопил кот, встав на задние лапы и возмущенно вздернув дыбом хвост.
— Что тебе надо? Я очень устал, — тихо произнес Матвей.
— И с чего это такая усталость? Вспахал поле, построил дом, посадил дерево? — поинтересовался кот, встопорщил усы и срыгнул на ковер комочек шерсти.
— Эй! — ожил Ставрогин. — Поаккуратнее с интерьером.
— Чего переживаешь? Волна пройдет, всё исчезнет. В том числе и я. Как грустно осознавать собственную конечность.
Когда-то именно визитеры рассказали Ставрогину о Волне. Они объяснили ему ее смысл и посоветовали не покидать замкнутого пространства, пока Волна не схлынет. Замкнутое пространство могло быть любым, начиная от шкафа и заканчивая туалетом в ресторане. Но лучше всего, если Меняла будет пережидать Волну в своем доме. Поговаривали, что родные стены — они неприступнее любой крепости. За сто пятьдесят лет блужданий Ставрогин так и не обзавелся пенатами, но эта квартира служила ему убежищем последнюю четверть века, и пока расставаться с ней он не собирался.
— Что тебе надо? — недружелюбно повторил Матвей.
— Мне скучно. А тут такая изумительная возможность порезвиться.
— Что-то я не вижу резвости. Приходишь, докучаешь мне своим присутствием, а потом исчезаешь.
— Я пришел к тебе в первый раз и, наверное, в последний. А что, ты не в первый раз играешь на Волну? — игриво спросил кот.
— Я не понимаю тебя, — отозвался Ставрогин.
— Ай-яй-яй, такой взрослый, а врать не научился! Ты трясешь Столп Мироздания, в твое убежище странники сыплются как яблоки, а ты не понимаешь, что происходит? Плохой мальчик!
Кот повернулся к Матвею задом и, демонстративно подняв хвост трубой, напустил на пол дурно пахнущую лужу.
— Скажи, зачем тебе это надо? — тут же спросил он.
— Что надо? — рассеянно переспросил Матвей, программируя «столик-самобранку» на новую порцию кофе.
— Ты еще спрашиваешь?! — возмутился кот. — Зачем ты ломаешь естественный ход вещей?
— Это мой Дар! — твердо сказал Ставрогин.
— Твой Дар опасен, он вызывает Волну, а она разрушительна. И тебя это не останавливает? Я удивлен. Я знал, что люди беспечные существа, что они способны спилить сук, на котором сидят, только ради принципа, но это — верх безумства!
— Я несу людям добро, — сухо ответил Матвей.
— А как же тогда погибшие на восьмой кольцевой? Ты принес им добро?! — метнув на Ставрогина гневный взгляд, воскликнул кот и вонзил длиннющие когти в ковер.
— Как это связано?! — воскликнул Ставрогин и зажмурил глаза.
Ему предстояли долгие часы, пока не схлынет Волна. Часы бок о бок с этим странным неугомонным существом, который принимал в каждый свой приход разные формы, но сущность его была одна.
Раскрыв глаза, Ставрогин уставился на кота холодным взглядом. Он был готов к диспуту.
Сколько продлится Волна в этот раз?
Он был готов на тысячелетия.
Глава 10.
ИНОГДА ОНИ ВОЗВРАЩАЮТСЯ (ИДЕТ ВОЛНА…)
Волна распространялась кругами.
Волна раскатывалась по Земле.
Дождь лил вторую неделю. Яркий сочный дождь, наполненный изумрудом листвы и дурманящим свежим воздухом, пропитанным ароматом апельсинового дерева. На незастекленной веранде большого бунгало в плетеном кресле сидел седой мужчина в распахнутой на груди рваной рубахе, хлопчатобумажных белых штанах и широкополой плетеной серой шляпе. Его небритое, коричневое от загара лицо находилось в тени шляпы, и при взгляде на него ничего нельзя было сказать о возрасте человека. Только волосы с проседью и дырки в неровном ряду зубов говорили о том, что мужчина, отдыхающий в дождливый день на веранде своего дома, давно уже перешел границу, разделяющую поле жизни напополам. Мужчина, выставив босые, черные от грязи, в мозолях и шишках ноги под дождь, задумчиво посасывал длинную изогнутую трубку, которую придерживал возле живота. Клубы ядовито-серого дыма окутывали его голову и медленно рассеивались в воздухе, уступая место новой волне смога.
Мужчину звали Хорхе Луис Каварес. Он наслаждался дождем и своей безмятежностью. Нечасто выпадает такой случай, когда можно посидеть на веранде, ничего не делая, и покурить трубку. Хотя Хорхе Луис мог признаться себе честно, что последнее время таких дней становилось всё больше и больше.
Он старел и становился всё менее нужен. На его место приходили молодые ребята, полные энергии и с ясной головой. А что может дряхлеющий капитан полиции, если из пистолета он уже не попадает в десятку, схватиться с преступником в рукопашную для него равноценно самоубийству, а просиживать в участке, ломая голову над очередной криминальной головоломкой, изнывая от жары, становится всё обременительнее и обременительнее.
Хорхе Луис понимал, что его время прошло. Он уже не тот, да и время не то. Когда он пришел в полицию, ему приходилось охотиться за ворами-карманниками, лазить по городским трущобам в поисках бедолаги, убившего свою жену в приступе ревности, а ныне — наркотрафики и организованные преступные кланы, торговля виртуальными наркотиками и технологиями. Вместо трущоб — разросшиеся ввысь мегаполисы, вместо привычных рукам и сердцу автомобилей — аэрокары. Вместо верного «Кольта» скорострельный массивный «Магнум».
Всё изменилось. Мир стал другим.
И с грустью Хорхе Луис понимал, что в этом мире для него оставалось всё меньше места. Он был старым тряпьем, отправленным на свалку. Ныне свалок не существовало. Старые вещи отправлялись в комплексы переработки. Но Хорхе по старинке вспоминал о свалке.
Кто в старости греет душу и сердце? Кто напоминает о том, что ты еще кому-то нужен и не бесцельно коптишь небо, омрачая его собственным пребыванием на Земле? Родные и близкие. Но у Хорхе Луиса никого не было. Он был один. Детей не нажил, да и жены-то никогда не было. У человека, который посвятил себя служению закону, не остается времени ни на что другое. Большая часть жизни проходит на работе. Полицейский образ жизни впитывается в кровь. Он меняет разум, и уже становится трудно подстраивать себя под кого-то, находить компромиссы, уживаться с чужим мировоззрением.
У Хорхе Луиса были женщины. Много женщин. Но это были беспорядочные связи. Ни одна из них не переросла в нечто большее. Он продолжал оставаться одиночкой. И теперь, когда к нему подобралась старость, а на горизонте замаячила пенсия, Хорхе Луис стал задумываться о том, чем ему заняться в дальнейшем. Ведь на пенсии жизнь не кончается. Но он не мыслил для себя ничего иного, как гоняться за преступниками, вести допросы и раскалывать орешки криминальных загадок. Да, ему это давалось труднее, чем в юности, но он давно превратился в робота, запрограммированного на исполнение строго заданных функций. Робота устаревшей модели, но всё еще на что-то годного.
Хорхе Луис задумался о собственном агентстве. Частная сыскная контора — довольно прибыльное дело, но она должна полностью соответствовать своему времени. Стало быть, Хорхе Луису требовался компаньон из юнцов, как он называл ребят, пришедших в полицию, когда ему оставалось лет пять до пенсии.
Пока дальше мыслей его идея не продвинулась. Но Хорхе полюбил сидеть на веранде и обсасывать идею, подбираясь к ней с разных сторон. Уже замаячила на горизонте подходящая фигура для компаньона. На следующей неделе должна была состояться встреча, и Хорхе Луис готовился к ней, продумывал свою речь, которая должна была заразить идеей будущего напарника.
Опыт и энергия, ум и сила — у них должен был получиться великолепный союз!
От приятных мыслей Хорхе Луиса отвлек посторонний шум. Сквозь лавину дождя пробился сильный звук, напоминающий вой аэрокара, идущего на посадку. Хорхе сдвинул с лица шляпу и стал всматриваться в открытый для обзора участок неба.
Прямо перед его бунгало расстилалась небольшая полянка, за которой начинался лес. На эту полянку и садился каплевидный двухместный аэрокар.
— Кому это я потребовался? — пробурчал Хорхе Луис, но из кресла не встал.
Так и сидел, продолжая посасывать трубку.
Поднялась передняя панель аэрокара, и из него выбрался высокий мужчина в черных джинсах, того же цвета джинсовой куртке на голое тело, в легких мокасинах с бахромой и в джинсовой шляпе. Он направился к бунгало.
Как ни силился Хорхе Луис рассмотреть лицо незнакомца, оно расплывалось в мутное пятно. Зрение в последние годы часто подводило старого копа.
Визитер шел быстрым шагом. Его походка была несколько развязной. Так ходят нувориши, чувствующие в своем кармане кучу денег и уверенные в том, что способны купить всё и вся.
По мере того как визитер приближался к веранде, его лицо обретало четкость, стали проступать отдельные черты, и вскоре Хорхе Луис узнал его.
Узнал и ужаснулся. Этого не могло быть! Это было нереально!..
Трубка выскользнула из его рук и упала на пол. Хорхе нагнулся, не вставая из кресла, и поднял трубку, но раскуривать не стал. Положил ее на столик рядом с собой.
Хорхе Луису было страшно. К нему приближался человек, которого вот уже тридцать лет как не было в живых. Каварес собственноручно убил его. Еще когда был лейтенантом полиции.
Человека, который приближался к нему от аэрокара, звали Диего Моран по кличке Динго. Это была первая серьезная работа Хорхе Луиса Кавареса. Он был молод, и ему впервые доверили крепкий орешек, который оказался не по зубам более опытным коллегам.
Диего Моран был убийцей. Сначала никто не знал, кто он такой и как его зовут. Происходили убийства, причем смерть к жертвам проникала через компьютерную сеть. Там, в паутине Интернета, будущие жертвы знакомились с человеком, который выступал в чатах и в форумах под псевдонимами, взятыми из классических детективных произведений. То он именовал себя профессором Мориарти, то патером Брауном, то выступал как мисс Марпл, то представлялся Арчи Гудвином, то скрывался под именем Марка Гирланда. Характерный почерк легко раскрывался. Беда оказалась в том, что догадаться, кто такой Марк Гирланд или Арчи Гудвин, средний полицейский-латинос был не в состоянии. Не все знакомы с классикой детективных романов. А в форумах знакомств мелькало такое количество имен и ников, что отследить искомое было так же трудно, как выловить в озере, заполненном колонией окуней, карася.
Диего Моран убивал одиноких женщин или девчонок, которые еще не успели войти в возраст разума. Именно такой контингент в основном и искал счастья на форумах знакомств.
Хорхе Луис решил ловить на живца — он считал, что только таким путем реально изловить злодея. Для этой цели Рино Родригес, напарница Кавареса, сделала несколько предельно откровенных голографий, которые должны были выступить в роли приманки. Вдвоем с Хорхе они сочинили письмо в стиле «одинокая женщина, истосковавшаяся по мужской ласке, желает познакомиться» и стали ждать появления в сети очередного детективного ника.
Его вычислил Хорхе. На этот раз Диего Моран назвался именем Глебски. Хорхе Луис попытался вычислить, кому принадлежит электронный адрес, но почтовый ящик был зарегистрирован на Уильяма Шекспира и находился где-то в России. По таким данным, понятно, убийцу не вычислить. Родригес отправила Глебски письмо, в котором предложила встретиться на нейтральной территории, в качестве каковой был избран отель «Карлито», в котором на имя Родригес был забронирован номер.
Хорхе Луис и Рино устроили засаду, в которую Диего Моран и угодил. Каварес застрелил убийцу. Он всадил в него целую обойму. Одна из пуль угодила в голову. В смерти Диего Морана не было никаких сомнений… В то же время Диего Моран подошел к веранде, на которой сидел Хорхе Луис, ухмыльнулся дьявольски и спросил:
— Что, лягаш, не ожидал меня увидеть?
— Ты должен быть мертв! — дрожащим голосом произнес Хорхе Луис.
— Мне тоже так кажется, — согласился Диего, поглаживая волосатое пузо. — Но, как видишь, я цел и невредим. Или, быть может, ты попал в ад, лягаш? В таком случае тебе может не поздоровиться. Я не прощаю никогда! Тем более тех, кто пытался меня замочить.
Хорхе Луис готов был согласиться с версией Диего. Каварес вполне мог тихо скончаться, сам того не заметив, сидя на веранде своего бунгало и попыхивая трубкой. А теперь он находился в другом мире, в котором Диего Моран мог свободно летать на аэрокарах и носить джинсовую куртку на голое тело.
— Всё бы хорошо, но я жив и так же реален, как твой застарелый геморрой. И я очень недоволен тобой!
Хорхе Луис догадывался, с какой целью мог к нему явиться Диего Моран, но его револьвер тихо ржавел в кобуре, висящей в спальне на стене, а охотничье ружье находилось в чулане. Хорхе даже не знал, где к нему патроны.
Диего расплылся в колючей улыбке, распахнул полу куртки и достал лучевой пистолет, похожий на модернизированный фонарик.
— Ты мне задолжал, лягаш, и я пришел забрать долг! — Моран направил на старика лучевик.
Хорхе Луис Каварес не испытывал страха. Он даже не успел толком удивиться тому, что к нему пришел мертвец, желавший поквитаться за собственную гибель.
Каварес был полицейским. Он сопротивлялся до конца.
Хорхе упал вместе с креслом на пол и выкатился из него. В ту же секунду кресло вспыхнуло — по нему лучом полоснул Моран.
— Крыса решила побегать! — хохотнул Диего и следующим выстрелом проделал в стене отверстие размером с кулак. — Далеко не уйдешь, сука! — предрек он.
Новый выплеск излучателя ударил Хорхе в грудь, прожигая в ней дыру. Крови не было. Кости оплавились.
Мышцы обуглились. И только обнажившееся сердце заплакало кровью…
Каварес упал на дощатый пол. Его сознание угасло, как разгулявшийся вулкан во время Всемирного потопа. И последней мыслью в стертом сознании было удивление: его убил мертвец, собственноручно отправленный им на тот свет!
«Что за чертовщина творится в этом мире?..»
Волна раскатывалась по Земле.
Дождь лил вторую неделю. Яркий сочный дождь, наполненный изумрудом листвы и дурманящим свежим воздухом, пропитанным ароматом апельсинового дерева. На незастекленной веранде большого бунгало в плетеном кресле сидел седой мужчина в распахнутой на груди рваной рубахе, хлопчатобумажных белых штанах и широкополой плетеной серой шляпе. Его небритое, коричневое от загара лицо находилось в тени шляпы, и при взгляде на него ничего нельзя было сказать о возрасте человека. Только волосы с проседью и дырки в неровном ряду зубов говорили о том, что мужчина, отдыхающий в дождливый день на веранде своего дома, давно уже перешел границу, разделяющую поле жизни напополам. Мужчина, выставив босые, черные от грязи, в мозолях и шишках ноги под дождь, задумчиво посасывал длинную изогнутую трубку, которую придерживал возле живота. Клубы ядовито-серого дыма окутывали его голову и медленно рассеивались в воздухе, уступая место новой волне смога.
Мужчину звали Хорхе Луис Каварес. Он наслаждался дождем и своей безмятежностью. Нечасто выпадает такой случай, когда можно посидеть на веранде, ничего не делая, и покурить трубку. Хотя Хорхе Луис мог признаться себе честно, что последнее время таких дней становилось всё больше и больше.
Он старел и становился всё менее нужен. На его место приходили молодые ребята, полные энергии и с ясной головой. А что может дряхлеющий капитан полиции, если из пистолета он уже не попадает в десятку, схватиться с преступником в рукопашную для него равноценно самоубийству, а просиживать в участке, ломая голову над очередной криминальной головоломкой, изнывая от жары, становится всё обременительнее и обременительнее.
Хорхе Луис понимал, что его время прошло. Он уже не тот, да и время не то. Когда он пришел в полицию, ему приходилось охотиться за ворами-карманниками, лазить по городским трущобам в поисках бедолаги, убившего свою жену в приступе ревности, а ныне — наркотрафики и организованные преступные кланы, торговля виртуальными наркотиками и технологиями. Вместо трущоб — разросшиеся ввысь мегаполисы, вместо привычных рукам и сердцу автомобилей — аэрокары. Вместо верного «Кольта» скорострельный массивный «Магнум».
Всё изменилось. Мир стал другим.
И с грустью Хорхе Луис понимал, что в этом мире для него оставалось всё меньше места. Он был старым тряпьем, отправленным на свалку. Ныне свалок не существовало. Старые вещи отправлялись в комплексы переработки. Но Хорхе по старинке вспоминал о свалке.
Кто в старости греет душу и сердце? Кто напоминает о том, что ты еще кому-то нужен и не бесцельно коптишь небо, омрачая его собственным пребыванием на Земле? Родные и близкие. Но у Хорхе Луиса никого не было. Он был один. Детей не нажил, да и жены-то никогда не было. У человека, который посвятил себя служению закону, не остается времени ни на что другое. Большая часть жизни проходит на работе. Полицейский образ жизни впитывается в кровь. Он меняет разум, и уже становится трудно подстраивать себя под кого-то, находить компромиссы, уживаться с чужим мировоззрением.
У Хорхе Луиса были женщины. Много женщин. Но это были беспорядочные связи. Ни одна из них не переросла в нечто большее. Он продолжал оставаться одиночкой. И теперь, когда к нему подобралась старость, а на горизонте замаячила пенсия, Хорхе Луис стал задумываться о том, чем ему заняться в дальнейшем. Ведь на пенсии жизнь не кончается. Но он не мыслил для себя ничего иного, как гоняться за преступниками, вести допросы и раскалывать орешки криминальных загадок. Да, ему это давалось труднее, чем в юности, но он давно превратился в робота, запрограммированного на исполнение строго заданных функций. Робота устаревшей модели, но всё еще на что-то годного.
Хорхе Луис задумался о собственном агентстве. Частная сыскная контора — довольно прибыльное дело, но она должна полностью соответствовать своему времени. Стало быть, Хорхе Луису требовался компаньон из юнцов, как он называл ребят, пришедших в полицию, когда ему оставалось лет пять до пенсии.
Пока дальше мыслей его идея не продвинулась. Но Хорхе полюбил сидеть на веранде и обсасывать идею, подбираясь к ней с разных сторон. Уже замаячила на горизонте подходящая фигура для компаньона. На следующей неделе должна была состояться встреча, и Хорхе Луис готовился к ней, продумывал свою речь, которая должна была заразить идеей будущего напарника.
Опыт и энергия, ум и сила — у них должен был получиться великолепный союз!
От приятных мыслей Хорхе Луиса отвлек посторонний шум. Сквозь лавину дождя пробился сильный звук, напоминающий вой аэрокара, идущего на посадку. Хорхе сдвинул с лица шляпу и стал всматриваться в открытый для обзора участок неба.
Прямо перед его бунгало расстилалась небольшая полянка, за которой начинался лес. На эту полянку и садился каплевидный двухместный аэрокар.
— Кому это я потребовался? — пробурчал Хорхе Луис, но из кресла не встал.
Так и сидел, продолжая посасывать трубку.
Поднялась передняя панель аэрокара, и из него выбрался высокий мужчина в черных джинсах, того же цвета джинсовой куртке на голое тело, в легких мокасинах с бахромой и в джинсовой шляпе. Он направился к бунгало.
Как ни силился Хорхе Луис рассмотреть лицо незнакомца, оно расплывалось в мутное пятно. Зрение в последние годы часто подводило старого копа.
Визитер шел быстрым шагом. Его походка была несколько развязной. Так ходят нувориши, чувствующие в своем кармане кучу денег и уверенные в том, что способны купить всё и вся.
По мере того как визитер приближался к веранде, его лицо обретало четкость, стали проступать отдельные черты, и вскоре Хорхе Луис узнал его.
Узнал и ужаснулся. Этого не могло быть! Это было нереально!..
Трубка выскользнула из его рук и упала на пол. Хорхе нагнулся, не вставая из кресла, и поднял трубку, но раскуривать не стал. Положил ее на столик рядом с собой.
Хорхе Луису было страшно. К нему приближался человек, которого вот уже тридцать лет как не было в живых. Каварес собственноручно убил его. Еще когда был лейтенантом полиции.
Человека, который приближался к нему от аэрокара, звали Диего Моран по кличке Динго. Это была первая серьезная работа Хорхе Луиса Кавареса. Он был молод, и ему впервые доверили крепкий орешек, который оказался не по зубам более опытным коллегам.
Диего Моран был убийцей. Сначала никто не знал, кто он такой и как его зовут. Происходили убийства, причем смерть к жертвам проникала через компьютерную сеть. Там, в паутине Интернета, будущие жертвы знакомились с человеком, который выступал в чатах и в форумах под псевдонимами, взятыми из классических детективных произведений. То он именовал себя профессором Мориарти, то патером Брауном, то выступал как мисс Марпл, то представлялся Арчи Гудвином, то скрывался под именем Марка Гирланда. Характерный почерк легко раскрывался. Беда оказалась в том, что догадаться, кто такой Марк Гирланд или Арчи Гудвин, средний полицейский-латинос был не в состоянии. Не все знакомы с классикой детективных романов. А в форумах знакомств мелькало такое количество имен и ников, что отследить искомое было так же трудно, как выловить в озере, заполненном колонией окуней, карася.
Диего Моран убивал одиноких женщин или девчонок, которые еще не успели войти в возраст разума. Именно такой контингент в основном и искал счастья на форумах знакомств.
Хорхе Луис решил ловить на живца — он считал, что только таким путем реально изловить злодея. Для этой цели Рино Родригес, напарница Кавареса, сделала несколько предельно откровенных голографий, которые должны были выступить в роли приманки. Вдвоем с Хорхе они сочинили письмо в стиле «одинокая женщина, истосковавшаяся по мужской ласке, желает познакомиться» и стали ждать появления в сети очередного детективного ника.
Его вычислил Хорхе. На этот раз Диего Моран назвался именем Глебски. Хорхе Луис попытался вычислить, кому принадлежит электронный адрес, но почтовый ящик был зарегистрирован на Уильяма Шекспира и находился где-то в России. По таким данным, понятно, убийцу не вычислить. Родригес отправила Глебски письмо, в котором предложила встретиться на нейтральной территории, в качестве каковой был избран отель «Карлито», в котором на имя Родригес был забронирован номер.
Хорхе Луис и Рино устроили засаду, в которую Диего Моран и угодил. Каварес застрелил убийцу. Он всадил в него целую обойму. Одна из пуль угодила в голову. В смерти Диего Морана не было никаких сомнений… В то же время Диего Моран подошел к веранде, на которой сидел Хорхе Луис, ухмыльнулся дьявольски и спросил:
— Что, лягаш, не ожидал меня увидеть?
— Ты должен быть мертв! — дрожащим голосом произнес Хорхе Луис.
— Мне тоже так кажется, — согласился Диего, поглаживая волосатое пузо. — Но, как видишь, я цел и невредим. Или, быть может, ты попал в ад, лягаш? В таком случае тебе может не поздоровиться. Я не прощаю никогда! Тем более тех, кто пытался меня замочить.
Хорхе Луис готов был согласиться с версией Диего. Каварес вполне мог тихо скончаться, сам того не заметив, сидя на веранде своего бунгало и попыхивая трубкой. А теперь он находился в другом мире, в котором Диего Моран мог свободно летать на аэрокарах и носить джинсовую куртку на голое тело.
— Всё бы хорошо, но я жив и так же реален, как твой застарелый геморрой. И я очень недоволен тобой!
Хорхе Луис догадывался, с какой целью мог к нему явиться Диего Моран, но его револьвер тихо ржавел в кобуре, висящей в спальне на стене, а охотничье ружье находилось в чулане. Хорхе даже не знал, где к нему патроны.
Диего расплылся в колючей улыбке, распахнул полу куртки и достал лучевой пистолет, похожий на модернизированный фонарик.
— Ты мне задолжал, лягаш, и я пришел забрать долг! — Моран направил на старика лучевик.
Хорхе Луис Каварес не испытывал страха. Он даже не успел толком удивиться тому, что к нему пришел мертвец, желавший поквитаться за собственную гибель.
Каварес был полицейским. Он сопротивлялся до конца.
Хорхе упал вместе с креслом на пол и выкатился из него. В ту же секунду кресло вспыхнуло — по нему лучом полоснул Моран.
— Крыса решила побегать! — хохотнул Диего и следующим выстрелом проделал в стене отверстие размером с кулак. — Далеко не уйдешь, сука! — предрек он.
Новый выплеск излучателя ударил Хорхе в грудь, прожигая в ней дыру. Крови не было. Кости оплавились.
Мышцы обуглились. И только обнажившееся сердце заплакало кровью…
Каварес упал на дощатый пол. Его сознание угасло, как разгулявшийся вулкан во время Всемирного потопа. И последней мыслью в стертом сознании было удивление: его убил мертвец, собственноручно отправленный им на тот свет!
«Что за чертовщина творится в этом мире?..»
Глава 11
В ОТДЕЛЕНИИ
И надо же было так глупо попасться! Патрик клял себя за непредусмотрительность. Вылететь на полицейского, упрятав баллончик с краской в рюкзак, хотя кто мог предвидеть, что полицейский, вместо того чтобы преследовать странного человека, станет его обыскивать. Теперь же мало того что Патрик оказался в районном отделении полиции, где пока что не решили, что с ним делать, так еще и человека с красным платком упустил. А ведь за этим событием явно крылось что-то таинственное, что недурственно было бы попробовать на зубок.
Патрик находился в районном отделении вот уже два с половиной часа. О принятии в ряды Клуба можно было забыть. Максим Кривой не простит ему провала верной операции, да и рисунка было жалко. Хорошо, что Патрику удалось запечатлеть рисунок — так у него хоть появился шанс не пропасть. А Патрику очень не хотелось, чтобы его мечта исчезла, отправилась на переработку и так и осталась никому не известной и не нужной.
Районный участок № 28 в начале ночи был заполнен людьми, словно приемный покой скорой помощи в разгар праздника. Люди в форме и в штатском сновали из кабинета в кабинет, спускались на лифте на этаж арестантской, откуда поднимались уже с задержанными. Несколько раз взвывала сирена тревоги и к лифту пробегала группа захвата в боевой броне с автоматами наперевес. Лифт доставлял их на парковку, что располагалась на крыше, откуда через некоторое время к району, в котором случилось ЧП, вылетал грузовой флаер темно-синей полицейской расцветки.
Патрик сидел в кокон-кресле, пристегнутый наглухо, так что даже пошевелиться не мог. Онемение медленно охватывало тело. Патрик уже почти не чувствовал собственных рук и ног. Это превращалось в пытку.
Несколько раз он пытался привлечь внимание дежурного, сидящего за пуленепробиваемым стеклом, но молодой полицейский с нашивками сержанта был слишком занят экранами слежения, транслировавшими картинки с вверенных отделению участков улиц, проспектов и дворов.
Постепенно Патрик убедился в том, что о его существовании забыли. Въедливый сержант, доставивший его в отделение, исчез за дверью с табличкой «Дежурная комната», но обратно так и не появился. Произошло это без малого три часа назад.
Патрик представил, что за коричневой дверью со стандартной надписью скрывается портал в другое измерение, который открылся в тот момент, когда легавый (так полицейских называл его отец) отворил дверь, и тотчас схлопнулся за спиной незадачливого копа. Патрик явственно увидел, как господин Проныра в погонах сержанта оказывается в незнакомом ему месте, где-нибудь посреди непроходимых джунглей, напичканных смертоносными сюрпризами в виде саблезубых тигров, кровожадных подземных червей, улавливающих жертву по тепловому излучению, и хищных лиан, выныривающих из гущи листвы, когда их никто не ждет. Сержант Проныра оборачивается, намереваясь сбежать назад в участок из этого кошмара, но кошмар продолжается — двери нет! Она исчезла. Его со всех сторон обнимает девственный лес. И господин Проныра чувствует, что лес чрезвычайно голоден…
— Эй ты, пацан, — раздался окрик, который вывел Патрика из мечтательного оцепенения, — оторви свою задницу от кресла и дуй в восемнадцатую комнату, там уже приготовили ремень для тебя!
Из окошка дежурки высунулся сержант, которому не: сколькими минутами ранее не было никакого дела до паренька.
— Я не могу. Я же закован, — робко напомнил легавому Патрик.
Полицейский потер нос, долбанул кулаком по пульту управления, и кокон-кресло раскрылось, выпуская мальчишку на волю.
— Не пытайся сбежать. Это нереально, сопляк. Мой тебе совет.
Патрик, понурив голову, отправился к месту «казни», которая ожидалась по адресу: комната номер восемнадцать. Комната эта находилась напротив коричневой двери, где скрылся пронырливый сержант. Открыв дверь, Патрик осторожно постучал по дверному косяку и несмело поднял взгляд.
— Можно? — спросил он.
— Заходи! — рявкнул сержант, который арестовывал Патрика.
Он сидел за письменным столом из голубого металла перед плоским экраном монитора. На его руках были надеты тончайшие прозрачные перчатки с сенсорами, которыми он управлял развернутыми на экране документами. На голове полицейского красовался шлем с усиками антенн прямого подключения к полицейской сети.
Помимо сержанта в кабинете находился еще один полицейский. Молодой парень, лет двадцати, по всей видимости практикант. Он осторожно примостился на стуле неподалеку от письменного стола своего наставника и строгим пронзительным взглядом разглядывал вошедшего.
Патрику стало неуютно под взглядом курсанта, но он всё же вошел, доплелся до табуретки, которая стояла прямо напротив письменного стола господина Проныры, и плюхнулся на нее с обреченным видом.
— Я разве сказал, что ты можешь сесть? — оторвав взгляд от экрана, спросил сержант.
Патрик поднялся с табуретки.
Он уже жалел, что вообще вызвался пройти вступительные испытания в Клуб. Лежал бы сейчас в теплой постели и тихо посапывал бы в свое удовольствие.
— Можешь сесть! — рявкнул сержант.
Ноги Патрика подкосились, и он упал на табуретку.
— Меня зовут Павел Васильевич Лешаков. Теперь твоя очередь.
— Моя чего? — переспросил Патрик, чуть наклонившись вперед.
— Твое имя, фамилия, откуда ты родом, кто твои родители?
Патрик послушно ответил на вопросы, понимая, что увяз по самые уши. Как теперь выпутаться из этой ловушки, в которую угодил по собственной глупости?
— Кто тебе приказал изуродовать кабину лифта на стоянке таксомотора? — рявкнул сержант Лешаков.
— Я не уродовал кабину, — попытался осторожно возразить Патрик, но получил в ответ яростный взгляд и новый рык:
— Брось мне врать! Кто приказал тебе изуродовать кабину лифта?
— Павел Васильевич, а вам не кажется, что нужно вызвать его родителей? Он же сопляк, что с него взять? Мозгов своих нет, вот он и… — робко попытался вступиться за Патрика курсант.
— А ты что, ему в адвокаты нанялся? — обратил свой гнев на стажера Лешаков. — Ты чего за него заступаешься? Да у меня из-за этих долбаных художников, которые своими погаными картинками все улицы засрали…
— Это не поганые картинки! — вскочив с табуретки, возмутился Патрик, внезапно обретя смелость.
— Нет, ты посмотри: совсем молокососы оборзели?! Я сказал поганые, значит, поганые! Ты как в «Малевичи» записался?
— Я не понимаю, о чем вы? — опустившись обратно на табурет, ушел в полную несознанку Патрик.
Курсант бросил на него восхищенный взгляд: совсем малец, а психологический прессинг сержанта вроде бы даже не замечает.
— Ладненько. Я вызываю твоих родителей! И завожу уголовное дело по фактам: умышленное причинение ущерба государственной собственности, совершение умышленных хулиганских деяний. Твоим предкам это влетит в кругленькую сумму! — пообещал сержант. — Леха, будь другом, отведи этого малолетнего уголовника к экспертам, пусть они откатают его по всем параметрам и занесут в уголовную базу.
Затем Павел Васильевич Лешаков обратил свой взгляд к мальчишке и изрек сакраментальную фразу, которую Патрику суждено было запомнить на всю жизнь:
— Тот, кто однажды ступил на скользкую дорожку, обязательно на нее вернется и как следует наследит.
Курсант поднялся исполнять приказание сержанта, высказанное в дружеской форме. Он приблизился к Патрику, хлопнул его по плечу и предложил:
— Пошли, что ли?
Когда они оказались за дверью, парень улыбнулся Патрику и попытался успокоить:
— Ты не бойся, это тебя господин сержант просто пугает. Не так всё страшно. Он у нас вообще грозный. Сейчас мы пальчики откатаем, снимок сетчатки сделаем, цепок зубов и анализ крови, а также… о черт! — Курсант хлопнул себя по лбу. — Подожди, я сейчас вернусь: сержант забыл постановление выписать о направлении в экспертную лабораторию. Посиди пока здесь. Это минутное дело.
Курсант усадил мальчишку в кокон-кресло, но застегивать арестантские ремни не стал, а бегом отправился назад в восемнадцатую комнату.
Патрик чувствовал, что поступает глупо, но его разум спасовал перед страшными фразами «уголовное дело», «откатаем пальчики», «кругленькая сумма», хотя главный ужас заключался в анализе крови, что заставляло его дрожать, вспоминая, как игла протыкает вену и как столбик крови медленно вползает в стеклянную капсулу.
Насилу удержав себя в сознании, Патрик поднялся из кресла-кокона и, оглянувшись по сторонам, точно вор, только что укравший палку копченой колбасы с прилавка нерадивого продавца, медленно, бочком-бочком двинулся в сторону выхода.
Он почти достиг своей цели, когда дверь восемнадцатого кабинета распахнулась и оттуда выскочил курсант с подписанным постановлением в руке. Заметив Патрика, парень окликнул его:
Патрик находился в районном отделении вот уже два с половиной часа. О принятии в ряды Клуба можно было забыть. Максим Кривой не простит ему провала верной операции, да и рисунка было жалко. Хорошо, что Патрику удалось запечатлеть рисунок — так у него хоть появился шанс не пропасть. А Патрику очень не хотелось, чтобы его мечта исчезла, отправилась на переработку и так и осталась никому не известной и не нужной.
Районный участок № 28 в начале ночи был заполнен людьми, словно приемный покой скорой помощи в разгар праздника. Люди в форме и в штатском сновали из кабинета в кабинет, спускались на лифте на этаж арестантской, откуда поднимались уже с задержанными. Несколько раз взвывала сирена тревоги и к лифту пробегала группа захвата в боевой броне с автоматами наперевес. Лифт доставлял их на парковку, что располагалась на крыше, откуда через некоторое время к району, в котором случилось ЧП, вылетал грузовой флаер темно-синей полицейской расцветки.
Патрик сидел в кокон-кресле, пристегнутый наглухо, так что даже пошевелиться не мог. Онемение медленно охватывало тело. Патрик уже почти не чувствовал собственных рук и ног. Это превращалось в пытку.
Несколько раз он пытался привлечь внимание дежурного, сидящего за пуленепробиваемым стеклом, но молодой полицейский с нашивками сержанта был слишком занят экранами слежения, транслировавшими картинки с вверенных отделению участков улиц, проспектов и дворов.
Постепенно Патрик убедился в том, что о его существовании забыли. Въедливый сержант, доставивший его в отделение, исчез за дверью с табличкой «Дежурная комната», но обратно так и не появился. Произошло это без малого три часа назад.
Патрик представил, что за коричневой дверью со стандартной надписью скрывается портал в другое измерение, который открылся в тот момент, когда легавый (так полицейских называл его отец) отворил дверь, и тотчас схлопнулся за спиной незадачливого копа. Патрик явственно увидел, как господин Проныра в погонах сержанта оказывается в незнакомом ему месте, где-нибудь посреди непроходимых джунглей, напичканных смертоносными сюрпризами в виде саблезубых тигров, кровожадных подземных червей, улавливающих жертву по тепловому излучению, и хищных лиан, выныривающих из гущи листвы, когда их никто не ждет. Сержант Проныра оборачивается, намереваясь сбежать назад в участок из этого кошмара, но кошмар продолжается — двери нет! Она исчезла. Его со всех сторон обнимает девственный лес. И господин Проныра чувствует, что лес чрезвычайно голоден…
— Эй ты, пацан, — раздался окрик, который вывел Патрика из мечтательного оцепенения, — оторви свою задницу от кресла и дуй в восемнадцатую комнату, там уже приготовили ремень для тебя!
Из окошка дежурки высунулся сержант, которому не: сколькими минутами ранее не было никакого дела до паренька.
— Я не могу. Я же закован, — робко напомнил легавому Патрик.
Полицейский потер нос, долбанул кулаком по пульту управления, и кокон-кресло раскрылось, выпуская мальчишку на волю.
— Не пытайся сбежать. Это нереально, сопляк. Мой тебе совет.
Патрик, понурив голову, отправился к месту «казни», которая ожидалась по адресу: комната номер восемнадцать. Комната эта находилась напротив коричневой двери, где скрылся пронырливый сержант. Открыв дверь, Патрик осторожно постучал по дверному косяку и несмело поднял взгляд.
— Можно? — спросил он.
— Заходи! — рявкнул сержант, который арестовывал Патрика.
Он сидел за письменным столом из голубого металла перед плоским экраном монитора. На его руках были надеты тончайшие прозрачные перчатки с сенсорами, которыми он управлял развернутыми на экране документами. На голове полицейского красовался шлем с усиками антенн прямого подключения к полицейской сети.
Помимо сержанта в кабинете находился еще один полицейский. Молодой парень, лет двадцати, по всей видимости практикант. Он осторожно примостился на стуле неподалеку от письменного стола своего наставника и строгим пронзительным взглядом разглядывал вошедшего.
Патрику стало неуютно под взглядом курсанта, но он всё же вошел, доплелся до табуретки, которая стояла прямо напротив письменного стола господина Проныры, и плюхнулся на нее с обреченным видом.
— Я разве сказал, что ты можешь сесть? — оторвав взгляд от экрана, спросил сержант.
Патрик поднялся с табуретки.
Он уже жалел, что вообще вызвался пройти вступительные испытания в Клуб. Лежал бы сейчас в теплой постели и тихо посапывал бы в свое удовольствие.
— Можешь сесть! — рявкнул сержант.
Ноги Патрика подкосились, и он упал на табуретку.
— Меня зовут Павел Васильевич Лешаков. Теперь твоя очередь.
— Моя чего? — переспросил Патрик, чуть наклонившись вперед.
— Твое имя, фамилия, откуда ты родом, кто твои родители?
Патрик послушно ответил на вопросы, понимая, что увяз по самые уши. Как теперь выпутаться из этой ловушки, в которую угодил по собственной глупости?
— Кто тебе приказал изуродовать кабину лифта на стоянке таксомотора? — рявкнул сержант Лешаков.
— Я не уродовал кабину, — попытался осторожно возразить Патрик, но получил в ответ яростный взгляд и новый рык:
— Брось мне врать! Кто приказал тебе изуродовать кабину лифта?
— Павел Васильевич, а вам не кажется, что нужно вызвать его родителей? Он же сопляк, что с него взять? Мозгов своих нет, вот он и… — робко попытался вступиться за Патрика курсант.
— А ты что, ему в адвокаты нанялся? — обратил свой гнев на стажера Лешаков. — Ты чего за него заступаешься? Да у меня из-за этих долбаных художников, которые своими погаными картинками все улицы засрали…
— Это не поганые картинки! — вскочив с табуретки, возмутился Патрик, внезапно обретя смелость.
— Нет, ты посмотри: совсем молокососы оборзели?! Я сказал поганые, значит, поганые! Ты как в «Малевичи» записался?
— Я не понимаю, о чем вы? — опустившись обратно на табурет, ушел в полную несознанку Патрик.
Курсант бросил на него восхищенный взгляд: совсем малец, а психологический прессинг сержанта вроде бы даже не замечает.
— Ладненько. Я вызываю твоих родителей! И завожу уголовное дело по фактам: умышленное причинение ущерба государственной собственности, совершение умышленных хулиганских деяний. Твоим предкам это влетит в кругленькую сумму! — пообещал сержант. — Леха, будь другом, отведи этого малолетнего уголовника к экспертам, пусть они откатают его по всем параметрам и занесут в уголовную базу.
Затем Павел Васильевич Лешаков обратил свой взгляд к мальчишке и изрек сакраментальную фразу, которую Патрику суждено было запомнить на всю жизнь:
— Тот, кто однажды ступил на скользкую дорожку, обязательно на нее вернется и как следует наследит.
Курсант поднялся исполнять приказание сержанта, высказанное в дружеской форме. Он приблизился к Патрику, хлопнул его по плечу и предложил:
— Пошли, что ли?
Когда они оказались за дверью, парень улыбнулся Патрику и попытался успокоить:
— Ты не бойся, это тебя господин сержант просто пугает. Не так всё страшно. Он у нас вообще грозный. Сейчас мы пальчики откатаем, снимок сетчатки сделаем, цепок зубов и анализ крови, а также… о черт! — Курсант хлопнул себя по лбу. — Подожди, я сейчас вернусь: сержант забыл постановление выписать о направлении в экспертную лабораторию. Посиди пока здесь. Это минутное дело.
Курсант усадил мальчишку в кокон-кресло, но застегивать арестантские ремни не стал, а бегом отправился назад в восемнадцатую комнату.
Патрик чувствовал, что поступает глупо, но его разум спасовал перед страшными фразами «уголовное дело», «откатаем пальчики», «кругленькая сумма», хотя главный ужас заключался в анализе крови, что заставляло его дрожать, вспоминая, как игла протыкает вену и как столбик крови медленно вползает в стеклянную капсулу.
Насилу удержав себя в сознании, Патрик поднялся из кресла-кокона и, оглянувшись по сторонам, точно вор, только что укравший палку копченой колбасы с прилавка нерадивого продавца, медленно, бочком-бочком двинулся в сторону выхода.
Он почти достиг своей цели, когда дверь восемнадцатого кабинета распахнулась и оттуда выскочил курсант с подписанным постановлением в руке. Заметив Патрика, парень окликнул его: