Самохин Дмитрий. Меняла Душ

   Матвей подскочил с земли точно ужаленный и замер в нерешительности. Пацаны были ему почти ровесниками, но их было восемь. К тому же по виду сразу ясно — бойцы, закаленные в уличных разборках.
   Ставрогин бросил короткий взгляд на Юлю и увидел в ее глазах смесь страха и надежды. Страха за свою судьбу и надежды на геройское поведение Ставрогина, который в одиночку разметет всех хулиганов и вынесет красавицу из беды на руках.
   Кипучую энергию в своих жилах Матвей ощущал. Желание расправиться с уродами — тоже. Но вот возможности… он прекрасно понимал, что они у него несколько ограниченны.
   — Ну что, петушок, покажи своей курочке, какой у тебя член, — предложил «человек-заклепка» и вразвалочку подошел к Матвею.
   Отступать было некуда. В глазах девушки, пусть он и собирался с ней расстаться, Матвей упасть не мог. Поэтому, не тратя время на раздумья, он засадил Заклепке между глаз. Такого хулиган не ожидал и упал навзничь в сугроб.
   Его товарищи задорно хохотнули над неудачей атамана, чем привели того в ярость. Он вскочил на ноги, утер с лица кровь и проорал:
   — Ну, сучонок, теперь мы тебе пощупаем потрошка!
   Парень сунул руку за пазуху и вытащил нож. Холодное лезвие мрачно блеснуло в свете фонарей.
   «Кажись, всё!» — мелькнула у Матвея мысль.
   Он увидел в глазах Заклепки твердое желание убить, чтобы отомстить за унижение.
   И с такой силой почувствовал, как хочет жить, как хочет гулять в обнимку с девушкой, как хочет однажды обзавестись семьей, чтобы воскресным утром на кухне зимой пить горячий чай в окружении жены и троих детей, которые будут требовать включить им мультики и искренне радоваться похождениям диснеевских героев, наполняя дом теплым смехом.
   Матвей почувствовал, как разворачивается в его душе энергия жизни. Он четко понял, что сегодня он будет жить.
   И произошло непонятное. Время остановилось. Фигура Заклепки расплылась белесым туманом, на фоне которого явно проступила скорлупка грецкого ореха, внутри которого было пусто. Скорлупка была опутана искрящимися разноцветными проводами, точно трансформатор. Проводки, будто иголки ежа, торчали в разные стороны и терялись в пустоте, уводя в неведомое. Матвей почувствовал, что волен распоряжаться своим видением. И, точно кто-то подсказал, он понял, что сейчас в состоянии исправить ситуацию, в которой оказался. Ставрогин мог выбить нож из рук Заклепки, не применяя физической силы. Из пустой скорлупки исходило множество проводков, быть может, даже несколько тысяч, но только один был гнилостного цвета с потрепанной изоляцией, и Матвей понял, что именно этот проводок ему и нужен. Мысленно Ставрогин потянулся к нему, ухватил, дернул на себя и понесся сквозь пространство и время. Мимо мелькали лица, выполненные черной тушью, фонарные столбы, на которых полоскались даты, словно верстовые вешки.
   Гнилой провод привел Матвея в прошлое. Быть может, на несколько лет назад от того момента, когда он, вынужденный провожать Юлю домой, нарвался на компанию пьяных подонков. Он увидел Заклепку, сидящего на берегу реки возле большого костра. Над костром колдовал седой мужчина, чье имя в первую секунду Матвею было незнакомо, но затем он узнал, что зовут его Сергей Владимирович и он приходится Заклепке дядей, братом его матери. Сергей Владимирович творил шашлыки. Капал в огонь соус. Валил чадный дым. Вечерело. Над озером разливались оранжевые солнечные волны.
   — Ты это, следи за мясом, а я пока купнусь пойду, — сказал Сергей Владимирович, вытирая руки о штаны.
   Он подхватил с песка початую бутылку водки и нацедил себе рюмаху. Опрокинув ее, он сунул голову в дым, а затем довольно потер толстый живот, покрытый жестким черным волосом.
   Заклепка и Сергей Владимирович выбрались на шашлыки экспромтом. Дядя приехал рано утром из города на дачу к родителям с твердым желанием порыбачить. Но тут же был атакован племянником, который истосковался по вниманию взрослых и также был не прочь закинуть в озеро удочку. Пришлось пацана брать с собой. И от ночной рыбалки, на которую рассчитывал Сергей Владимирович, отговорить Заклепку не удалось. Уперся малец до слез. А чтобы не скучать, Владимирович замариновал мясо и прихватил с собой шампуры.
   Дядька поеживаясь вошел в черную воду, крякнул от удовольствия и побежал, поднимая вокруг себя фонтаны брызг. Ухнув, он прыгнул вперед и исчез под водой.
   Заклепка времени не терял. Ему было пятнадцать, и с друзьями в тесной компашке он уже пробовал водку, глушил бутылками пиво и не брезговал дешевым вермутом. В особенности летом, на даче, когда можно, отпросившись у бабушки, допоздна играть в футбол на поле у речки, забуриться к кому-нибудь и с музыкой и водкой играть в карты на деньги, или, если в компании окажется девчонка, на раздевание. Отвинтив пробку, Заклепка припал к горлышку и сделал глубокий глоток. Закашлялся. В первый момент водка сделала слабую попытку вырваться наружу, но Заклепка удержал ее и добавил еще глоток для кондиции. Голову слабо повело. Потянуло горелым дымом. Заклепка обратил внимание на тухнущий костер и дернул из него шампур. Сочное, чуть подгорелое мясо. Он перевернул его и собрался было сесть на прежнее место, когда услышал слабый крик:
   — Ко-оль!
   Заклепка подумал, что ему показалось, но крик повторился.
   — Ко-оль!..
   Он посмотрел в сторону доносящегося голоса и увидел, как то выныривает, то пропадает над толщей воды голова дядьки.
   Сперва никаких мыслей не было. Затем появилась робкая надежда, что дядя плавает и крикнул, чтобы племяш обратил внимание на спортивные достижения родственника. Но эта мысль пропала тут же, сменившись пониманием. Дядя тонул. Что случилось с ним, Заклепка не знал. Как так получилось, что мастер спорта по плаванию стал тонуть, Заклепка не понимал. Но его охватил гнетущий страх. Первым порывом было броситься в воду и плыть к гибнущему Сергею Владимировичу. Но мелькнула и вторая — о выпитой недавно водке, которая тут же бросится в нос дядьке несмотря на то, что он в двух шагах от гибели. И миновать этого было никак нельзя при столь тесном контакте.
   Вторая мысль оказалась настолько сильной, что Заклепка испугался. Еще ни разу его не застукали на выпивке. У родителей и родственников имелся возвышенный образ отпрыска, который в отличие от множества сверстников и водки не пьет, и матом не ругается, и даже не курит. Разрушать созданный с таким трудом образ Заклепка не хотел, но это произойдет, если только племянник отправится на спасение дяди.
   Колебания, трусливые сомнения крали драгоценные секунды. Вот уже Сергей Владимирович всё реже и реже всплывал над поверхностью. Он уже не кричал. Сил не было. Заклепка отвернулся от речки и заплакал. Крупные жалкие слезы текли из глаз и капали в костер. Дядька утонул.
   Матвей, оказавшийся сторонним наблюдателем этой сцены, почувствовал, что именно этот момент привел Заклепку в хулиганскую компанию к водке и ножу и вечернему гоп-стопу. Гибель Сергея Владимировича стала отправной точкой, за которой душа Заклепки приобрела необратимые изменения.
   Матвей догадался, что образы, которые он видит, не что иное, как человеческая душа, опутанная проводами-событиями, которые влекут за собой ее изменения. Он почувствовал, что волен изменить судьбу Заклепки и тем самым спасти себя и Юлю от хулиганского ножа.
   Матвей неумело потянул за гнилой провод, возвращаясь к тому моменту, когда Сергей Владимирович, хлебнув жадно водки, вбежал в воду. Изменить ситуацию можно было двумя способами. Воздействовать на Заклепку, чтобы он воздержался от выпивки. В таком случае исчезнет причина его страхов и неуверенности, но как Ставрогин ни старался, Заклепка всё же тянулся к бутылке. Его тяга к водке в этот вечер была непреодолимой. И ничего с этим Матвей поделать не мог. Ставрогин дождался первых призывов о помощи, накатившего на Заклепку приступа страха и представил себе громадный ботинок размером с собачью будку, затем мысленно всунул в этот ботинок свою ногу, для которой обувь неожиданно пришлась впору, и со всей силы прописал Заклепке пинок пониже спины.
   Парень, только что трясшийся от страха и неуверенности, неожиданно подскочил с места и с разбега влетел в воду. Несколько сильных гребков руками — и Заклепка оказался возле барахтающегося Сергея Владимировича. Подхватив неимоверно тяжелого дядьку под мышки, мальчишка повернул к берегу.
   Вытащив Сергея Владимировича на песок, Заклепка тяжело рухнул рядом.
   — Вот черт, ногу-то как свело! — откашлявшись, буркнул дядька. — А ты, Коляш, молодец! Не растерялся. Только вот с водочкой поосторожней. Молодое дело, горячее! Кажется, у нас шашлыки подгорают…
   Сергей Владимирович поднялся с песка и захромал к костру.
   Тут же Матвей ухватился за красный сияющий провод, тянувшийся из прошлого в реальность, и вынырнул в настоящее. Он увидел шарик зефира, окутанный проводами, с которого слетали последние осколки от скорлупы грецкого ореха, и время возобновило свой ход.
   Матвей зажмурил глаза от яркого слепящего света, отражавшегося от снега, и заморгал. Когда зрение восстановилось, он обнаружил, что стоит один на вечерней улице. Юли рядом не было, как, впрочем, и толпы пьяных парней вместе с Заклепкой.
   — Хей, брат, тебе плохо? — раздался знакомый голос. Ставрогин обернулся и обнаружил у себя за спиной Заклепку в расстегнутой дубленке, из-под которой выглядывал черный костюм, и с толстой кожаной папкой под мышкой.
   — Нет, всё в порядке. Спасибо, — отозвался Матвей. Заклепка хлопнул его по плечу и пошел дальше по улице.
   А Матвей задумался. Он понял внезапно, что, изменив душу Заклепки, внес коррективу и в собственную жизнь. Теперь он не был знаком с Юлей, которую всего лишь пару минут назад провожал домой, но его это смутило мало, и забивать себе голову размышлениями над случившимся он не собирался. Не знаком, так и не знаком. К тому же его тяготили эти отношения.
   Ставрогин решил вернуться на вечеринку. Повернул назад, засунул руки от холода в карманы дубленки и вдруг нащупал заманчивые хрустящие бумажки. Приблизившись к фонарю, он достал их из кармана и увидел, что это деньги. Развернув смятые купюры, он пересчитал их и чуть не грохнулся в снег. Он держал в руках двенадцать тысяч рублей. Приличная сумма! Полторы зарплаты его родителей. Откуда появились эти деньги, Матвей не знал, но твердо был уверен, что раньше такой наличности в кармане не было. Может, Заклепка подбросил в благодарность за то, что он сделал для него? Но ведь парень и не ведает, что произошло в его судьбе!
   Оставив загадку без решения, Матвей спрятал деньги во внутренний карман дубленки и отправился к Большеглядовой на вечеринку, заглянув по пути в ларек, чтобы купить пару бутылок дорогого немецкого пива.

Глава 3
КОРОЛЬ УМЕР! ДА ЗДРАВСТВУЕТ КОРОЛЬ!

   Ярослав держался в стороне от всех. Он хмуро осматривал свору прихлебателей, собравшихся на поминки Папы и на чествование нового предводителя семьи: «Король умер, да здравствует король». Поздравить Семена Костарева с восхождением на вершину пирамиды слетелась тьма народу. Здесь были крупные бизнесмены и банкиры, прикормленные депутаты, боязливо жавшиеся по углам, опасаясь, что затесавшийся на прием журналист сумеет заснять их физиономии скрытой камерой, представители шоу-бизнеса и звезды крупной политики, даже Карим, сын Ивана Хасановича Боголюбова, оказался в числе гостей. После демонстрации силы у Карима Ивановича не было иного выхода, как искать благосклонности Костарева. Гибель Ивана Боголюбова не так сказалась на благосостоянии семьи, как смерть профессора Крида — главный бухгалтер оказался самой важной фигурой в схеме. После того как его не стало, цепочка замкнулась. Семья перестала функционировать. Чтобы машина снова заработала, требовалось единовременное капитальное денежное вливание, но на это семья Боголюбовых оказалась неспособна. Нужна была поддержка, а ее не было. Все, кто когда-то находился в стане Боголюбовых, отвернулись от семьи и встали под флаги Костарева. Он сумел доказать, кто сильнее в городе. Кариму не оставалось ничего другого, как пойти на поклон к Семену. Боголюбова-младшего уже окрестили Вассалом. И никто не звал его по-иному. Только Вассалом. Ибо Боголюбов поклялся в вечной преданности делу Папы и семье Папы.
   Сегодня был день Семена Костарева. Он радушно обходил гостей, улыбался и прихлебывал из бокала вино. Ярослав совсем не пил. Он помнил о нелетной погоде и о том, что ему еще предстоит возвращаться домой. Оставаться после смерти Пруткова в особняке его не прельщало. В том, что Пруткову помогли забраться в петлю, сомнений не было.
   Первым делом после прибытия Ярослав в сопровождении Сергея заглянул в комнату Пруткова, где и было обнаружено тело. Яровцев выставил из комнаты всех, кроме Зубарева. Вдвоем они учинили тщательный обыск, который привел их к единственному выводу: в комнате перед повешением состоялась короткая схватка. Следы, после того как тело перестало трепыхаться, оказались затерты, но кое-что всё-таки осталось. Так, под кроватью Ивана Яровцев нашел лучевой «Паркер» с дарственной гравировкой. С этой ручкой Прутков не расставался. Она была дорога ему как память. Ее подарил отец на окончание школы. Вскоре после этого отец Пруткова умер. Другое обстоятельство, которое прямо-таки вопило об убийстве, Зубарев нашел в шкафу. Аккуратно свернутая штора, края которой оказались порваны.
   — Когда Пруткова душили, он, видно, за штору схватился, она и оборвалась, — предположил Сергей.
   — Теперь ты видишь, что творится в этом доме? — спросил его Яровцев.
   Зубарев кивнул.
   — Нам пора убираться отсюда. В этом доме начался передел влияния.
   — Но ведь Семен нам друг? — попытался возразить Сергей.
   — О какой дружбе ты говоришь?! Он слил Пруткова потому, что тот имел постоянный контакт со мной. О чем это говорит?
   Зубарев задумался.
   — Когда заканчивается твое дежурство?
   — Завтра в полдень.
   — Отпросись в город по делам. Обратно не возвращайся. У меня будет для тебя работа, так что о деньгах можешь не беспокоиться, — обнадежил Ярослав.
   — Глупо это как-то, — пожаловался Сергей.
   — Мы для Семена конкуренты, у старой гвардии пользовались большим доверием. Вот он и избавился сначала от гвардии, а теперь и наш черед.
   — Ты думаешь, он нас уберет?
   — Не знаю, — честно признался Ярослав. — Я теперь о Семене ничего сказать не могу. Он для меня черная книга с замком, а ключа нет.
   Яровцев внимательно наблюдал за гостями, продолжая отмечать каждую деталь и анализировать поведение приглашенных. Чисто профессиональная привычка, от которой не так-то просто избавиться. Поэтому он и не заметил, как к нему подошел Семен Костарев. Приблизился сзади с двумя бокалами вина и громко откашлялся. Ярослав даже виду не подал, что появление Костарева было для него неожиданным.
   — Чего ты не пьешь, друг мой? — спросил Костарев, протягивая Ярославу бокал. — У нас же сегодня праздник как-никак. Папа, конечно, был дельным мужиком, и его жаль, но всему свое время, а теперь власть в наших руках, и уж мы-то ее не выпустим. Не правда ли?
   — Точно, — согласился Яровцев. — Только мне еще в город возвращаться.
   — Я думал, ты останешься здесь. Почему в город? Что-то ты зачастил в город. Какие-то проблемы? Ты только скажи, мы теперь любые проблемы в миг ликвидируем. Давай, давай!
   Костарев насильно впихнул в руку Ярослава бокал:
   — Пригуби, а то обидишь.
   Ярослав послушался. Сделал два глотка и поставил бокал на поднос проходящему мимо официанту.
   — Ты заметил, как Боголюбовы облажались? Стоило им хвост прижать да пощипать маленько, как они сразу на задних лапках, да к нашему столу за подачкой. Я никогда не понимал: почему Папа с ними церемонился?
   Яровцев невольно оглянулся на Карима Боголюбова. Он стоял в компании оживленных людей, изрядно набравшихся, но вид у него был невеселый. Трудно пребывать в чудесном расположении духа на банкете у врага, празднующего над тобой победу в день, когда впору пребывать в трауре по отцу.
   — Семен, ты уж меня извини, я поеду. Делов накопилось выше горла. Даже не знаю, как всё это разгрести. А еще на работу скоро выходить.
   Ярослав состроил жалостливое выражение лица и уставился на Семена. Костарев ухмыльнулся и впился в него глазами. Несколько секунд длилась дуэль взглядов. Яровцев чувствовал, как его исследуют, как разглядывают каждое движение и дрожание ресниц, и во взгляде друга не было ни грамма дружелюбия. Так хищник изучает на расстоянии жертву.
   — Конечно, Ярик, о чем может быть разговор. Ты прилетел, уважил меня, и на том спасибо! — Семен хлопнул Ярослава по плечу. — Я распорядился, чтобы твой флаер помыли и дозаправили. Чистого тебе неба. Прощай!
   Костарев покинул Яровцева и направился к гостям.
   Ярослав не стал искать Зубарева, посчитав, что Сергей простит ему уход по-английски, и направился на парковку.
   Снегопад усилился. Густая патока снега струилась с черного, затянутого тучами неба. Ярослав нахлобучил на голову зонт в виде ермолки и включил защитный экран. Снег расступился, только одинокие крупинки косой шрапнелью залетали под экран.
   Яровцев добежал до флаера и запрыгнул в салон. Отключив экран, он сбросил его на соседнее сиденье, набрал код доступа к запуску двигателя, подтвердил его и включил разогрев движка. Несколько секунд Ярослав сидел неподвижно, наблюдая за ярко освещенным домом. Его не оставляло чувство, что он делает грубую ошибку, что улетает с вечеринки. Что-то должно произойти. Яровцев собрался было уже заглушить двигатель и отправиться на поиски Зубарева. Душа неспокойно дрожала от мысли, что Сергей остался в стане врага один. Но Ярослав подумал, что один вечер погоды не сделает. Костарев не станет убирать Зубарева в день своего торжества.
   Ярослав взялся за штурвал и поднял флаер в воздух. Он сразу почувствовал, что машина плохо слушается управления, но не придал этому значения. Попрощавшись на волне с диспетчерами воздуха, Яровцев набрал высоту, увеличил скорость и нацелился на город. Из-за снежной стены не было видно ни зги. Яровцев включил экран сканера и вывел его на лобовое стекло. Изображение со сканера наложилось на снежную пургу. Яровцев тяжело вздохнул, сбавил скорость и стал осторожно продвигаться вперед, стараясь не заблудиться в снежной круговерти.
   Он снова почувствовал, что с флаером что-то не так, когда пересек черту города. Ярослав попытался снизиться, сбросив пару сотен метров, и дернул штурвал на себя, когда с ужасом обнаружил, что на него с угрожающей скоростью несется черный, в грязной снежной каше асфальт. Флаер резко ушел носом вверх. Ярослав с трудом удержал управление в руках и попытался перебросить флаер на автомат, но автоматика отказалась включаться, обнаружив сбитые настройки руля высоты. Яровцев судорожно сглотнул накопившуюся во рту слюну и обнаружил, что руки мелко дрожат, выплясывая на штурвале зажигательный танец.
   Руль высоты не мог оказаться сбит в результате технической поломки: если он не работает или показывает не те параметры, значит, это кому-то оказалось нужно. А в гибели Яровцева заинтересован только Костарев. Вот, значит, откуда такое радушие! А Семен еще и попрощался с ним, как будто отправлял камикадзе на достойный вылет.
   Ярослав стиснул зубы и попытался снизиться. Он осторожно отодвигал от себя штурвал, наблюдая за показаниями приборов и напряженно вглядываясь в экран. Посадить флаер с поврежденным рулем высоты без поддержки с земли казалось практически невозможным. Яровцев не знал случаев, когда флаеры падали по причине неисправности руля. Если так и было, то компании, которые занимались производством флаеров, и в частности рулей высоты, постарались бы скрыть сей факт от потребителей. Кто будет покупать флаер у компании, которая хоронит клиентов в результате собственных ошибок.
   И тут Яровцева осенило. Если он сейчас разобьется, причиной назовут вовсе не руль управления. Следствие придет к выводу, что он производил пилотирование флаера в состоянии алкогольного опьянения. Анализ крови покажет наличие алкоголя. Недаром Костарев настаивал на бокале вина.
   — Вот сука! Врешь, не получишь меня! Сволочь! — заорал Яровцев.
   Сканер показывал, что он находится в двух минутах лета от дома. Яровцев вслепую сбросил скорость и в последнюю минуту увернулся от смертельного поцелуя со спутниковой антенной. Царапнув крышу днищем, он поднял машину вверх и тут же резко бросил вниз, стараясь уменьшить скорость, добившись мгновенной остановки. Салон наполнил жуткий скрежет. Штурвал в руках Яровцева забился в истерике, но он не выпускал его. Снежная каша мешала рассмотреть место посадки, поэтому он и увидел чужой флаер, мирно стоящий на приколе, в последний момент, когда до столкновения оставались считаные секунды. Ярослав бросил штурвал, рванул дверцу на себя и вывалился в снежное марево.
   В следующую секунду его флаер врезался в чужую машину и взорвался. Ярослав упал лицом в снег, уклоняясь от расплавленных осколков металла, разлетевшихся словно шрапнель в разные стороны. Тело налилось болью, как яблоко соком.
   Ярослав медленно поднялся с бетона, выругался, стряхивая с себя снег, и вытащил трубку. Он набрал номер Зубарева, но Сергей не отвечал. Тогда Яровцев позвонил отцу Святославу на номер, который оставил ему тот при аудиенции.
   — Я приду к тебе сегодня, — сказал ему Ярослав и разорвал связь.

Глава 4
ПОГРУЖЕНИЕ В ПРОШЛОЕ. ЭПИЗОД 2: ДЕНЬГИ ЗА ЧУДО

   Ваня Буров рос мальчиком болезненным и медлительным, точно ему в голову вставили размыкатель, который срабатывал каждый раз, когда требовались решительные и быстрые действия. Когда мальчишки в школе делились на уроке физкультуры на команды, чтобы сыграть в футбол, волейбол или баскетбол, никто не хотел брать Бурова к себе. Все помнили, как он стоял под кольцом противника, а когда ему кинули мяч для победного, решающего в матче броска, боднул его в сторону зрителей. А сколько раз он путался под ногами и мешал как противнику, так и своим? Вскоре участью Бурова на игровых уроках физкультуры стало сидеть на скамейке запасных, откуда шансов подняться не было. Дружить с ним также никто не хотел. Мальчик вялый, безынтересный. Учился, правда, хорошо, но брал зубрежкой и усердием, а не талантом, отчего к нему всегда подсаживались на контрольных, чтобы затем воротить от него нос. Классический пример неудачника-одиночки. И вроде даже изменять нечего. Он был рожден с такой программой. Так всю жизнь и обязан провести на заднем плане второсортных фильмов, неизменно проваливающихся в прокате. Но у Бурова был один шанс. Матвей увидел это явственно. Всего один шанс, когда всё можно исправить, когда жизнь его могла лечь на иной курс. Но этот шанс Ваня Буров, как это часто бывает с неудачниками, профукал, особо не задумываясь о его содержании и влиянии на всю последующую жизнь, и, как оказалось, шанс этот представился Бурову совсем недавно — два с половиной месяца назад.
   Будучи от природы одинок и нелюдим, поскольку с девушками отношения не клеились, им атлета подавай с отлично подвешенным языком и патологической тягой к остроумию, Ваня увлекся сочинительством. Любимой тематикой в глобальной литературе у него оказалось героическое фэнтези, где если даже у героя и подкачали мускулы, то соображалки и магии хватит на двоих. Сначала он долго с упоением читал современных авторов, напитываясь атрибутикой, тематикой, символикой и штампами, а затем осторожненько взялся за гелевую ручку. Первый опус он писал год, истратил две толстые тетради, исчиркав их таким мелким почерком, что сам его разбирал лишь при помощи увеличительного стекла, и остался доволен проделанной работой настолько, что несколько дней ходил счастливый, почитая себя если уж не Толкином, то по крайней мере Желязны. Два месяца Ваня набирал свое сочинение на домашнем компьютере, который раздражал его своей медлительностью, а затем разослал рукопись по издательствам при помощи Интернета. Никто ему не ответил. Он повторил рассылку и снискал с десяток ругательных отзывов, в которых ему холодно намекали на то, что его место на скамье запасных, а не в числе игроков. Буров обиделся, отправил рукопись в огонь и увлекся театром. Первые же опыты на подмостках показали, что талант у него есть, причем недюжинный, а вот старательности и ума Бог не дал. Буров с рвением принялся окучивать делянку шекспировских пьес и вскоре вместе со школьным драматургом из старшего класса поставил первый в своей жизни спектакль — «Гамлет». Спектакль прошел под овации всей школы. И после этого триумфа его еще долго узнавали в лицо и называли Гамлетом или просто принцем Датским.
   Успех воодушевил Ваню, и он решил поступать в театральный. Стал готовиться. Зубрил монологи из «Войны и мира» и зачитывал их вслух. Запоминал собрания сочинений поэтов Серебряного века и кое-что из золотой эпохи. Даже поступил в театральную мастерскую, которую вскоре бросил, убедившись в бездарности всех окружающих.
   К экзаменам Ваня готовился с особенной тщательностью. Репетировал, репетировал и репетировал. Даже забросил учебу, отчего завалил письменный выпускной экзамен по математике. Написал он его на «два», но комиссия с усилием вытянула его работу на «тройку», проявив чудеса каллиграфии и подделки.
   Ваня Буров окончил школу, спокойно миновал выпускной вечер, впервые попробовав в больших количествах водку и тут же смешав ее с чем-то не менее крепким И вроде бы всё складывалось у него нормально, в пределах общего коэффициента везучести, но невезуха подкралась незаметно и тюкнула его по голове так, что оглушила надолго, сбив жизненную программу. А всё ведь удачно складывалось!