Мысль это вспыхнула и угасла в моем сознании, но что-то вдруг неуловимо изменилось вокруг меня...
   Городские улицы вытянулись и превратились в зеленые равнины, многоэтажные дома стали еще выше, и скоро я с удивлением заметила, что не дома это вовсе а высоченные горы, с вершинами покрытыми снегом.
   В открытые окна нашей машины пахнуло свежестью, запахами каких-то трав. И, если я не ослышалась, издалека донеслось овечье блеянье...
   «Все, – мелькнуло у меня в голове, – приехали... У меня галлюцинации – явно вызванные черепно-мозговой травмой... Спасибо Васику за...»
   Додумать эту мысль я не успела, потому что позади меня раздался испуганный вскрик и, обернувшись, я убедилась, что – во-первых – я до сих пор сижу в машине Васика, а во-вторых, на заднем сиденья находится Даша.
   – Ольга! – вскрикнула Даша. – Что это такое вокруг?.. Куда мы попали?.. Это Кавказ? Нас похитили?
   – Пока нет, – сказала я, – просто это... это...
   – Что?
   – Погоди, погоди...
   Я попыталась сконцентрироваться и изменить окружающий меня пейзаж – несколько минут полнейшего напряжения всех моих сил привели только к тому, что горы отодвинулись еще дальше, а на горизонте показалась широко раскинувшаяся по зеленой равнине отара овец – теперь блеянье слышалось отчетливо, собаки еще лаяли...
   – Оля! – закричала Даша. – Что происходит? Объясни мне – это ты делаешь?
   «Спокойно, Ольга, спокойно, – беззвучно проговорила я, – сейчас ты успокоишься и галлюцинация прекратится сама собой...»
   – Черта с два! – закричал внутри меня непонятно откуда появившийся голос. – Ты же не можешь управлять своими галлюцинациями – попытка выбраться отсюда привела лишь к пространственному перемещению внутри самой галлюцинации...
   «Это так, – отвечала я сама себе, – но что – черт возьми – все-таки происходит?»
   – Неужели непонятно? – усмехнулся тот же голос. – То, что люди, получившие серьезную черепно-мозговую травму, могут страдать галлюцинациями – факт общеизвестный. Но то – обыкновенные люди...
   «Господи, – в ужасе подумала я, – моя галлюцинация – не совсем галлюцинация. Если я затащила в нее и Дашу, которая, кажется, головой не ударялось... это означает только одно – мое сознание, вооруженное исключительными экстрасенсорными способностями, получило основательную встряску и теперь выкидывает такие штуки... Самое страшное – это то, что у меня нет никакого контроля за моими галлюцинациями...»
   – Ольга! – снова позвала меня Даша. – Мне страшно! Куда мы попали? Где Васик?
   Я хотела ответить ей, что понятия не имею, где теперь Васик – и даже открыла для этого рот – но вдруг машину, в которой мы сидели, тряхнуло так, будто в нее снова врезался джип, мир вокруг вспыхнул ослепительным солнечным светом, а потом погрузился в кромешный мрак...
   Когда я снова открыла глаза, то первое, что увидела – раскрытый до недозволенных человеческой природой пределов рот Васика и изумленные рожи кавказцев – всех троих. Я огляделась и окончательно убедилась в том, что мы с Дашей вернулись обратно – на ту самую улицу, где джип врезался в вылетевший на проезжую часть автомобиль Васика.
   – Мамочки... – хрипло пробормотала с заднего сиденья Даша, – все кончилось... Что это было?
   – Что это было? – эхом повторил Васик. – Вы... вы куда-то исчезли вместе с машиной. Прямо секунд на десять. А потом вдруг снова появились...
   У меня снова закружилась голова. Опасаясь, что на меня свалится очередная галлюцинация, я вылезла из машины на свежий воздух.
   Кавказцы, настороженно следящие за каждым моим движением, попятились.
   – Ольга... – оглянувшись на них, шепотом позвал Васик, – это твои штучки?
   – Д-да... – только и смогла ответить я.
   – А почему ты меня с собой не захватила? – прошипел Васик. – Мы бы все вместе исчезли и все...
   Несколько секунд я молчала, вдыхая такие привычные городские запахи.
   – Не беспокойся, – так же – шепотом – сказала я, – эти дети гор, видно, здорово напугались. Теперь от нас отстанут – это точно.
   Кавказцы, пятясь, отошли к своему джипу и принялись вполголоса взволнованно беседовать между собой.
   – А что толку-то? – сказал Васик. – Стрелку мы все равно забили. И на бабки они меня поставили такие, что... Два джипа можно за эти бабки купить... Слушай, – помолчав, добавил он, – покажи им еще какую-нибудь фигню, чтобы они напугались окончательно и свалили отсюда на своем покоцанном джипе.
   Я стиснула зубы и зажмурилась. На мгновение мне показалось, что на меня стала наваливаться очередная галлюцинация, но... Но это мне только показалось.
   – Не стоит, – сказал я, – достаточно.
   Кавказцы, наконец, закончили совещаться и стали рассаживаться в джипе.
   – Братан! – крикнул кавказец в папахе, почему-то смотря на меня, а не на Васика. – Так договорились? Завтра в десять утра на старом стадионе, так?
   – Ага, – растерянно кивнул ему Васик, оборачиваясь.
   – Только один приезжай, – подал голос бритоголовый, – мужской разговор будет. Когда джигиты разговаривают, женщины не вмешиваются...
   Прежде, чем я успела перевести на него взгляд, он нырнул в машину и поднял стекло.
   Джип взревел, развернулся и быстро укатил подороге в том направлении, куда ехал до столкновения.
   Мы одни остались на тихой пустынной улочке возле тенистого бульвара.
   – Так, – закурив сигарету, проговорил Васик, – кто-нибудь мне объяснит, что здесь происходит?
   – Нужно вести машину правильно, – мрачно проговорила я, ощупывая внушительную шишку у себя на голове, – тогда ничего непредвиденного случаться не будет.
   – Да нет, – сказал Васик, – я не про аварию. Я про то, что ты сделала... Исчезла куда-то вместе с Дашей и моей машиной.
   – Это не я сделала, – вырвалось у меня.
   – Как это?! – в один голос воскликнули Васик и Даша.
   – А кто тогда? – тут же спросила Даша.
   – Кто? – эхом повторил Васик.
   Я немного помолчала, собираясь с мыслями, прежде, чем ответить.
   – Долго объяснять, – сказала я, – поехали скорее домой ко мне. Ужасно голова болит.
   – Не скорее! – крикнула Даша испуганно. – Помедленнее поехали!
   Васик качнул головой и, стрельнув недокуренной сигаретой в сторону, сел за руль.
   Несколько минут мы ехали в полном молчании. Я слышала, как дребезжала разбитая задняя дверца с левой стороны.
   – Слушай, – спросил вдруг Васик, – а если вас с Дашей не было здесь... Где вы были?
   – Не знаю, – честно сказала я.
   – Наверное, на Кавказе, – сказала Даша, – пейзаж больно характерный.
   – Дела-а... – протянул Васик, – ничего не понимаю...
 
   Двое оживленно разговаривали в несущемся по проезжей части джипе с помятым передним бампером.
   – Надо было сразу валить оттуда! – в который раз закричал Гиви и ожесточенно поскреб бритую наголо голову.
   – Вот и я говорю! – поддержал его огромный детина водитель неожиданно тонким для своей чудовищной комплекции голосом. – У меня чуть прямая кишка не выпала от страха, когда я увидел, что тачка исчезла...
   – Растворилась в воздухе! – подтвердил Гиви, помотав голой головой. – А потом опять появилась!
   – Вы меня знаете! – верещал водитель. – Я на любую разборку пойду без страха, я на мокруху пойду без страха – как настоящий мужчина... Но такие фокусы меня выводят из себя... Не-ет... Не надо было с ними стрелку забивать.
   – Теперь ехать придется, – вздохнул Гиви, – за базар надо отвечать. Если не поедем на стрелу, нас уважать перестанут... Я вот что думаю! – заговорил он быстрее. – Как поедем на стрелку – надо будет взять братвы – человек двадцать – и распихать их по сиденьям на стадионе. Каждому дать по гранатомету. Как только тот волосатый на своей тачане появится – пусть каждый по разу выстрелит... И все. И тогда эта странная тачка исчезнет навсегда. И больше никогда не появится... Правильно, я говорю, Армен.
   Молчавший на заднем сиденье Армен, поправил на голову свою высокую папаху и медленно выговорил:
   – Нет, Гиви, не правильно...
   – Почему? – недоуменно спросил Гиви.
   – Потому что так мочить – без базара – только беспредельщики могут. А мы разве беспредельщики?
   – Нет, – ответил Гиви, – но все же...
   – Мы пол-Москвы держим, – не дав ему продолжить, снова заговорил Армен, – и если мы не будем соблюдать законы, что тогда начнется? Весь этот поганый город через неделю взлетит на воздух. Каждая вшивая тварь, которая волыну в кармане таскает, каждый паршивый шакал будет думать, что ему можно все и что законы соблюдать не нужно...
   – Да нет, Армен, – не унимался бритоголовый Гиви, – я к тому говорю, что...
   – Не спеши, – снова перебил его Армен, – с гранатометами-то мы всегда успеем... А вот нам бы узнать, кто они такие на самом деле. И как научились таким фокусам. А если и нам можно будет научиться?
   Гиви минуту молчал, а потом оглушительно расхохотался.
   – А-а! Правильно говоришь, Армен! Умнее тебя еще не было джигита! Да! Да! Надо волосатого за горло взять и тряхнуть посильнее! Он все и расскажет. А когда мы научимся быть невидимками... Ух!!!
   Не находя слов для выражения своих чувств, Гиви потряс в воздухе кулаком – размером с средних размеров арбуз.
   – Да, – просто сказал Армен и снова замолчал.
   Гиви снова завел разговор с водителем, который принялся доказывать ему, что вариант с гранатометами не так уж плох, и что лучше было бы все непонятное и потенциально опасное уничтожать не глядя. Не рисковать, так сказать.
   А Армен думал о том самом недавнем разговоре со Славиком.
   «Может быть, – размышлял он, – эти странные люди как-то связаны с тем Захаром, которого так опасается Славик? Колдовство... Колдовства не бывает, но я же своими глазами видел, что... Сказать Захару об этом случае? Н-нет, не стоит... И пацанам закажу, чтобы ни слова никому. Сам разберусь – и если правда можно таким фокусам научиться, тогда... совсем другой разговор будет».
   Тут мысли Армена приняли совершенно другое направление. Он думал о том, что совсем неплохо было бы пригласить в Москву всех своих родственников, которые еще не успели переехать в столицу, и родственников своих родственников, и родственников родственников своих родственников, и...
   «А Славик... – подумал Армен, – что Славик. Он человек в законе, но если я и мои ребята сможем превращаться в невидимок, как эти вот... Тогда для нас законы перестанут существовать... Эхе-хе... Любые законы хороши только тогда, когда не имеешь возможности диктовать свои... Завтра утром на заброшенном стадионе... А ребят с гранатометами надо поставить – на всякий случай. Если что – ба-бах и дело с концом. Место там глухое...»
 
   Петр Иванович очнулся и понял, что абсолютно ничего не помнит из того, что было накануне.
   «Нажрался я, что ли? – удивленно подумал он. – Да вроде уже прошло то время, когда я так напивался, чтоб ничего не помнить... Ага, помню с Витькой поехали куда-то... Куда мы с ним поехали... Ни хрена не помню. А где это я, кстати, нахожусь?»
   Перед глазами Петра Иванович из полумрака выплыл низкий потолок – белый, сплошь покрытый змеящимися трещинами.
   «Явно не дома, – подумал Петр Иванович, – может, в вытрезвителе? Да их отменили уже несколько лет назад. Нет, что-то здесь не так. Надо встать и осмотреться...»
   Петр Иванович попытался встать, но не смог.
   – Что это еще за новости? – хотел грозно рявкнуть он, но не смог даже пошевелить языком.
   У него не получилось даже повернуть голову, чтобы лучше рассмотреть комнату, где он находится; более того – Петр Иванович вдруг понял, что он совершенно не чувствует своего тела.
   «Это сон, – почти теряя сознание от ужаса, подумал Петр Иванович, – просто сон. Закрою глаза. Потом открою их – и все пройдет... Я окажусь дома в своей кровати – рядом с любимой Риммой Михайловной, чтоб она сдохла...»
   Но веки не слушались Петра Ивановича – перед его глазами стоял белым потолок, переплетенный змеями трещин.
   «Что же это такое... – катились в голове Петра Ивановича коротенькие и легкие, как высушенные горошины, мысли, – что со мной? Почему я не такой, как всегда. Почему я не чувствую своего тела... А, может быть, никакого тела у меня уже нет! – вдруг толкнулась одна из горошин в воспаленный мозг Петра Ивановича, – ничего нет – ни рук, ни ног, ни туловища... Только голова... Нет, головы тоже нет – я и говорить не могу и глаза закрыть не могу... А чем же я тогда думаю... И, если я вижу, значит у меня есть глаза?»
   Тут гулкая пустота повисла в сознании Петра Ивановича и начала медленно таять, а когда она растаяла окончательно, Петром Ивановичем уже овладела ясная мысль:
   «Я умер, – догадался он, – я умер и поэтому у меня нет тела... А комната, где я нахожусь – это морг. Черт возьми, говорил же я этому придурку Витьке, чтобы не гнал так машину. Сам же и накаркал себе смерть – сам же говорил в машине про морг... А что, интересно, с самим Витькой произошло? Он тоже умер или теперь в больнице? А, может быть, его даже не поцарапало – бывают же такие случаи...»
   Если бы Петр Иванович владел бы своим природным голосовым аппаратом, он сейчас завыл от охватившей его смертельной тоски и неописуемой зависти к Витьке, который сейчас, должно быть, живой и ходит по земле в то время, как сам Петр Иванович – человек, безусловно, много более значимый для общества, чем этот никчемный Витька – лежит в ячейке городского морга.
   «Сука, – яростно подумал Петр Иванович, – поганая сука! Но почему я? Я – почему?»
   Тут потолок затуманился перед глазами Петра Ивановича.

Глава 4

   Уже вполне стемнело, когда шофера Витьку, скованного наручниками, вывели из машина два автоматчика.
   – Прямо стой, – приказал ему кто-то, Витька послушно выпрямился, успев, впрочем, оглянуться по сторонам.
   Более десяти человек окружали его – люди в милицейской форме, в военном камуфляже (сотрудники того самого отдела вневедомственной охраны, – догадался Витька) и люди в штатском, на лицах которых все равно прекрасно читался синий штамп ментовской печати – как на раскрытом удостоверении.
   – Давай-ка, иди сюда...
   Витька обернулся на голос и увидел того самого опера, который допрашивал его в кабинете несколько часов назад.
   Витька двинулся к нему. Автоматчики следовали за ним неотступно. Люди вокруг Витьки перебрасывались короткими фразами, значения которых Витька не вполне понимал. Он – после долгих часов в переполненной урками камере, где с него успели снять связанный женой свитер и дорогой кожаный ремень – перестал в полной мере воспринимать действительность.
   И теперь... Он даже не заметил, как освободили его руки, скованные за спиной, но тотчас же приковали к одному из автоматчиков.
   – Ну что, друг, – проговорил опер, – давай показывай, где она находится, твоя дача. На которой – как ты говоришь – проживает страшный бандит с пистолетом и золотыми цепями – тот самый, что похитил Петра Ивановича.
   Опер, широко ухмыляясь, оглянулся по сторонам, но никто из присутствующих его веселья не поддержал.
   – Не тяни, Олег Петрович, – грянул откуда-то сзади начальственный бас, – времени мало, а дело серьезное. Скоро совсем темно будет... Пускай подозреваемый покажет дачу...
   Опер Олег Петрович тут же стер со своего лица ухмылку и вытянулся.
   – Слушаюсь, товарищ полковник, – проговорил он.
   Автоматчик, повинуясь кивку опера Олега Петровича, двинулся за ним следом, увлекая прикованного Витьку. Отставая на десяток шагов вся процессия направилась за ними.
   – По какой улице вы ехали? – вполголоса спросил опер, когда прошли метров двести.
   – Вроде, по этой, – ответил Витька, – но сейчас темно... Я не вполне уверен...
   – Думай быстрее! – сквозь зубы прошипел Олег Петрович. – Сам полковник здесь, он что – ждать будет, пока ты вспомнишь... Или ты совсем уже в своем вранье запутался?
   – Я не вру, – устало проговорил Витька, – да, да... По этой улице, точно по этой. Вон – упавшее дерево. Я вспомнил – оно в темноте на дракона похоже... Я еще вздрогнул, когда здесь проезжал...
   Олег Петрович саркастически усмехнулся, но ничего не сказал.
   «Поскорее бы все кончилось, – подумал вдруг Витек, – устал я... Страшно устал. Смертельно. Пускай меня опять в камеру, только бы не мытарили больше... Я уже и сам не уверен, было ли на самом деле то, что было на самом деле – или нет. Отпустить они меня не отпустят – все равно, я наши законы знаю... Если настоящего преступника не найдут, то я сяду – это точно. Ментам лишь бы отчитаться перед друзьями Петра Ивановича... Что-то, однако, мы слишком долго идем. А той дачи – с забором из тонких металлических реечек – нет как нет. Даже странно...»
   К Олегу Петровичу подбежал невысокий человек в штатском – черноусый и сухопарый – очень похожий на популярного киноактера Олега Меньшикова. Витька вспомнил, что видел этого человека в том самом кабинете, где его несколько часов тому назад допрашивали. Этот в штатском – тоже был оперуполномоченным и звали его, кстати, насколько помнил Витька, Олегом Владимировичем – как популярного киноактера.
   – Ну что, тезка? – искоса взглянув на тоскливо озирающегося по сторонам Витьку, спросил Олег Владимирович у своего коллеги. – Успехи есть?
   – Ни хрена, – ответил Олег Петрович, смачно сплюнув в придорожные кусты, – только вертит головой и молчит. Ну, врал он все, как я и говорил уже... Надо его в отделение и колоть там дальше. К утра все расскажет... Слышал?
   – Через сто метров улица закончится, – заметил черноусый Олег Владимирович.
   – Это, наверное, не та улица, – подал голос Витька, – я, наверное, перепутал. По-моему, мы свернули на следующую. Да... Точно на следующую.
   Олег Петрович заскрипел зубами.
   – Время тянет, – сказал Олег Владимирович, – пора завязывать со следственными экспериментами и катить обратно в отделение. Пока мы тут прогуливаемся под луной, его дружки давно все следы замели.
   – Ничего, – промычал Олег Петрович, – они следы замели, а мы ихнего корешка замели... Вот этого вот унылого козла.
   – На следующей улице, – повторил Витька, – давайте посмотрим...
   – Конечно, посмотрим, – вздохнул Олег Владимирович, – сам полковник здесь. Придется этот номер до конца отработать. Сколько, тезка, здесь улиц – в этом поселке.
   – Пять, кажется, – сказал Олег Петрович, – или шесть. Не больше...
   – Вот все их и обойдем, – кивнул Олег Владимирович, – а вообще-то, я с тобой, тезка согласен. Время он тянет, а не это... И про поселок все наврал, и про дачу, и про костер, и про бандита... Ребята из охраны говорили, что никого в этом поселке уже неделю не было, а они врать не станут – зачем? Этого козла... – он легонько пихнул кулаком в бок дернувшегося Витьку, – нужно в отделение и колоть, колоть... Пока не расколется.
   Смутные мысли шевелились в одурманенной голове Витьки.
   «Улица та самая, – вяло думал он, – в этом я не ошибся – помню дерево. И вообще – на местность у меня память хорошая – я же шофер. Но, хотя улица та самая, дачи нет. Нет даже ничего похожего на ту дачу, на которой остался Петр Иванович. Что же это такое происходит, дорогие товарищи? Как это объяснить?»
   Вчетвером они дошли до конца улицы. Олег Владимирович побежал к полковнику докладывать, а Витька, сопровождаемый молчаливым автоматчиком и шипящим от досады и злобы Олегом Петровичем, повернул на соседнюю улицу.
   – Смотри, падла, – услышал он голос своего опера, – смотри лучше... Лучше смотри... Лучше... Лучше бы тебе вспомнить тот самый дом... ту самую дачу. Потому что иначе – я тебе все почки отобью за вранье... Понял? После того, как мне полковник голову оторвет за хорошую работу, – добавил он. – У-у, урод!
   Олег Петрович явно сдерживался от того, чтобы не ударить Витьку.
   «Ладно, – подумал Витька, – в моих же интересах подольше здесь побродить. Все лучше, чем в камере с уголовниками сидеть. А тут, глядишь – через несколько часов они все устанут и отстанут от меня на время... К тому же – можно просто указать на первую попавшуюся дачу. Пускай ищут. Может, найдут чего... А мне – все. Абзац. Менты мне не верят, дачу я почему-то найти не могу... Голова кругом идет. Все равно теперь...»
 
   Васик подкатил к моему подъезду и заглушил мотор.
   – Ольга, с тобой точно все в порядке? – в который раз озабоченно спросила Даша. – Может быть, лучше отвезти тебя в травмпункт?
   – Не стоит, – сказала я, – лучше полежу немного. Может быть, усну часа на два...
   Что мне этот травмпункт? Сделают мне рентгенограмму черепа, пропишут таблетки какие-нибудь, которые я пить, конечно, не буду во избежании... даже не знаю чего. Попытаюсь справиться со своей травмой сама...
   – Может быть, посидеть с тобой немного? – предложил протрезвевший и притихший после известных событий Васик. – Ну, там... вдруг ты пить захочешь или еще что...
   – Или плохо тебе станет, – подхватила Даша, – а мы тут как тут. Скорую вызвать или еще что.
   – Не нужно, – снова сказала я, – что вы каркаете-то? Скорая, скорая... Все со мной в порядке...
   Н-да, ребята. Видно, вы жизнью совсем не дорожите. Я не знаю, что со мной случилось из-за этого удара... Вдруг свалится еще одна галлюцинация – и не такая безобидная, как предыдущая – а я утащу вас с собой... Что тогда? Нет, не могу я рисковать жизнями моих друзей, не могу. Тем более, что в экстремальной ситуации мне одной легче справиться, а то еще спасать Васика и Дашу...
   – Ну ладно, – вздохнул Васик и завел мотор. – Я домой поехал. Ты мне звони, если что.
   – Ты сам звони, – сказала я, – ты же не думаешь на стрелку с хачиками одному ехать?
   – А как же... Они сказали – одному приезжать, – пожал плечами Васик, – у них с этим строго... Сделаешь что не так, еще не бабки поставят.
   – Кстати, насчет бабок, – встряла Даша, – ты где их брать собираешься? У тебя столько нет, я знаю... Сумма порядочная, что и говорить.
   – Бате надо звонить, – снова вздохнул Васик, – только он не даст. Начнет 0 орать, в РУБОП звонить, то-се... А только – что РУБОП, они повяжут этих хачей, а те через два дня выйдут. Найдут меня и...
   – Объясни ему ситуацию, – предложила Даша, – скажи, что лучше будет заплатить и не дергаться... Хотя... я слышала, что этим бандюгам только заплати один раз. Они потом тебя до нитки обдерут.
   – Так что же мне делать? – уныло протянул Васик. – Они ведь номер моей машины записали, а по номеру машины найти владельца – раз плюнуть.
   – Ого-го! – вдруг воскликнула Даша.
   – Чего ты? – обернулся к ней Васик.
   – Весело будет, если они твою фамилию узнают, – сказала Даша, – вот я о чем подумала. Фамилия-то твоя в городе известная. Бандиты сразу поймут, чей ты сын. А такой удачи они не упустят. Так что лучше тебе все сразу отцу рассказать. Да-а... влип ты, парень. А все из-за своей пьяной безалаберности...
   – Да пьяный я был, – буркнул Васик, – так... выпимши. И веселый еще.
   – Довеселился... И зачем ты согласился бабки завтра утром принести? – поинтересовалась Даша. – Попросил бы неделю на поиски денег – или больше недели. А то так сразу понятно, что для тебя означенная сумма – не такая уж и колосальнаяя...
   – Поторопился я, – сказал Васик и с досады куснул губу, – напугался тоже... как этот... как лох.
   Мы минуту помолчали.
   Потом Васик душераздирающе вздохнул и проговорил тоскливо:
   – Ольга бы разобралась с этими козлами за пять минут... Если бы у нее в голове ничего не путалось бы. Вообще я не понимаю – вроде и не такая страшная авария была – а вон оно что получилось...
   – Знала бы где упаду, соломки подстелила бы, – проворчала я, – если б ты не гнал, как сумасшедший, все в порядке было бы... Ну ладно. Я вот что предлагаю...
   Тут мне пришлось замолчать. Боль в затылке возникла внезапно, будто кто-то невидимый одним сильным ударом вбил мне в голову огромный тупой гвоздь.
   Я поморщилась, но покрепче сомкнула губы, стараясь не стонать. Боль все усиливалась и, достигнув, наконец, своего пика, начала опадать. У меня все поплыло перед глазами, я уцепилась за ручку дверцы, чтобы не сползти с кресла. Господи, да что же это такое...
   Придя в себя через несколько минут, я ощутила на своем плече руку Васика и услышала его встревоженный голос:
   – Оля! Оля!! Оля, ты чего? Даша, посмотри, у нее глаза, кажется, закатываются...
   – Не тряси меня... – получилось у меня выговорить. – Все уже прошло... Просто меня затошнило, и я... сделала над собой усилие, чтобы не запачкать салон твоей новой чудо-машины...
   Васик медленно отпустил меня и недоверчиво заглянул мне в лицо.
   – Бледная как смерть, – сказал он, – слушай, ты как хочешь, а я тебя в больницу отвезу...
   – И не вздумай!
   Я открыла дверцу и с большим трудом выбралась наружу.
   – Поезжайте! – махнула я рукой. – Мне нужно одной побыть, чтобы... привести себя в порядок. А утром, Васик, обязательно, позвони мне – перед тем, как на стрелку поедешь. Может быть, мне на утро будет полегче, я с тобой поеду и разберусь с этими хачиками. Позвонишь?
   Васик оглянулся на Дашу. Даша пожала плечами.
   – Позвоню, – сказал Васик, – если ты просишь. Ты только сама позванивай. Или мне, или вон Даше... Чтобы мы знали, что с тобой все в порядке... – он с сомнением посмотрел на меня и поправился, – то есть, чтобы мы знали, что с тобой все не так плохо.
   У меня даже получилось улыбнуться.
   – Хорошо, – сказала я, – не беспокойтесь... А отцу своему ты, Васик, пока не звони. Нечего его лишний раз волновать. Лучше завтра перебьем стрелку, а потом... потом видно будет. Или я поправлюсь, или...