Щеглов Сергей Игоревич. Часовой Армагеддона

   – Какие именно поручения? – перебил его Валентин. Агентурная разработка тальменов его мигом заинтересовала.
   Мануэль бросил отрывистый взгляд на Талиона. Тот еле заметно склонил голову.
   – Каждый раз это было что-то другое, – пояснил Мануэль. – Громко рассказать историю о бесчинствах Серых в Фарингии. Устроить показательный арест купца за неправильное оформление бумаг. Подтолкнуть фара-беженца попросить помощи именно у Георга – он любит помогать. Одним словом, делалось все, чтобы как можно скорее убедить Избранных разобраться с Габриэлем. Кроме того, если получалось, я подслушивал их разговоры между собой, ведь Избранные считают ниже своего достоинства ставить завесу, – Мануэль презрительно усмехнулся. – Когда Георг и Детмар наконец изменили свой первоначальный план – путешествие на север – и решили заглянуть в Фарингию, я немедленно вернулся в замок и доложил об этом Хозяину. Это случилось вчера утром.
   – И каким же образом это подготовило битву? – спросил Валентин.
   – Последние инструкции, полученные мною вчера, – продолжил Мануэль, – предусматривали акции, в результате которых Георг и Детмар должны были определить точное время визита к Габриэлю. В данном случае, – он посмотрел Валентину в глаза, – мне не хотелось бы раскрывать подробности. Речь идет о тайне, которая мне не принадлежит.
   Хаям фыркнул, но ничего не сказал.
   – Не обижайся, Фалер, – попросил Талион. – Мануэль использовал уникальное заклинание, наложенное Хозяином на его кинжал. Похожим заклинанием был побежден сам Габриэлем в его поединке с Призраком. Эта тайна умерла вместе с нашим господином.
   Как же, как же, мысленно прокомментировал Валентин. Нам бы только место обнаружить, где он заклинание накладывал! Надо будет, мигом восстановим.
   – Акции завершились успешно, – доложил Мануэль. – Теперешний план Георга и Детмара таков: посетить Ганнед, Шингозак и Ганаган, после чего прибыть в Ампер к началу праздника Единения. Там, на центральной площади новой столицы Фарингии, они собираются судить Габриэля Воителя и казнить его за узурпацию власти и преступления против благороднейших семей Ландора. Это должно произойти вскоре после полудня. – Мануэль сцепил руки в замок и уперся локтями в стол. – Серый будет уничтожен, это вопрос решенный. Но я не знал, что после этого будет разрушен замок.
   – И половина Побережья, – эхом повторил Максим. Голос его был по обыкновению бесстрастен, однако Валентин заметил, что Максим легонько покачивается в своем кресле – взад-вперед.
   – Все наши истории говорят об одном, – заключил Талион глубоким и печальным голосом. – Великий Черный решился отдать тьме не только свою душу, но и целую страну с ее обитателями. Вместе с Эред Валлоном и Дол Амилен... – Он опустил голову, и золотые локоны его упали на стол. – И я помогал ему, я, последний из эльфов Эред Ганнор! Сердце мое разрывается от печали: Хозяин ушел из жизни с этими черными планами, и ничто теперь не в силах вырвать его из объятий Сияющей Пустоты.
   Талион покачал головой и умолк, словно лишившись сил.
   Сколь трогательная забота о душе душегуба, подумал Валентин. Ах, до чего благородны эльфы! Интересно, он так и будет сидеть и печалиться, или все-таки сообразит, что план Великого Черного теперь можно и пересмотреть?
   – Талион, – спросил Хаям, оторвавшись от листа бумаги, который он небезуспешно покрывал письменами вот уже минут десять. – Ты так и не сказал нам, в чем заключалась твоя собственная часть плана.
   Талион поднял голову, и Хаям изменился в лице, встретившись с ним глазами.
   – Мы заслужили это, – сказал Талион громко и ясно, – заслужили своей беспечностью и своей слепой верой в Хозяина. Я не стану рассказывать об этом. Сейчас вы все увидите и почувствуете сами.
   С этими словами он скользнул рукой за отворот плаща и бросил на стол сверкающий хрустальный сосуд, напомнивший Валентину глубокую пепельницу. Сосуд скользнул по гладкой поверхности стола и остановился в самом его центре. С мелодичным звоном крышка сосуда открылась, и комнату заполнил медвяный аромат, ударивший в нос подобно нашатырному спирту.
   Химическая атака, сообразил Валентин, сделав короткий вдох. И тут же понял, что уже поздно.

Глава 8

   Наши руки привыкли к пластмассе,

   Наши руки боятся держать серебро.

   Отравил-таки, сволочь! Выждал момент!
   Валентин зарычал от злобы – не столько на Талиона, сколько на самого себя, – и изо всех сил оттолкнулся от стола. Кресло упало назад, Валентин перекатился через голову, сгруппировался, выбросил вперед левую руку, сложенную в «козу», оттолкнулся и вылетел в коридор прямо через то, что мгновение назад еще было стеной. «Веер» он раскрыл уже в полете.
   Грохот разлетающихся камней застал его уже у противоположной стены. Трещина прошла до самого потолка; огромная глыба, опасно раскачивавшаяся рядом с проломом, наконец рухнула, подняв тучу каменной крошки. Валентин прикрыл глаза рукой. Ерунда; главное, воздух здесь чист. Он отнял ладонь: все нормально, поставленный щит держит, ни одна пылинка не попала на его половину коридора.
   Из Соборного зала донеслись между тем странные звуки. Валентин захлопал глазами: отравленные слуги Великого Черного не только не попадали на пол, сжимая руками горло, но, напротив, заметно оживились. Через пролом полетело кресло, за ним еще одно. Ударил слабенький – для Талиона – фаербол. Потом неровные края пролома покрылись толстым слоем инея – кто-то бросил холодильное заклятье.
   Валентин затряс головой. Похоже, я ошибся, это не совсем яд. Больше похоже на стимулятор.
   Опустив глаза на свои все еще сжатые кулаки и ощутив, как бесится сердце, Валентин присвистнул. До сих пор всего трясет, сообразил он. Останься я внутри, совсем бы разошелся. Талиона полез бы душить или Мануэлю сапогом заехал...
   Не без труда разжав кулак, Валентин засунул скрюченные пальцы за пазуху и вытащил шприц с транквилизатором. Ну ее на фиг, магию, решил он; пора на иглу садиться!
   Препарат сработал мгновенно – Валентин уже насобачился попадать в вену. Мышцы расслабились; багровый цвет окружающего мира сменился нормальным. Ай да эльфийская водка, подумал Валентин. Не удивительно, что их, эльфов, так мало осталось.
   В комнате оглушающе ухнул взрыв. Валентин замер с идиотской ухмылкой на перекошенном лице. Они ж там друг друга поубивают!
   Он сделал шаг вперед, кляня себя на чем свет стоит. Не только друг друга, отметил он про себя; меня тоже! Но, как всегда в подобных ситуациях, разум оказался бессилен. Валентин сделал второй шаг, оттолкнулся и, предусмотрительно задержав дыхание, прыгнул обратно в зал.
   Каменный стол, расколотый пополам, шатром возвышался посреди белого от снега зала. Прямо перед Валентином Бранбо, злобно ощерясь, расшнуровывал платье на лежащей без сознания Нинель. Хаям, наполовину вмороженный в огромный кусок льда, что-то хрипел в другом углу. Максим лежал на полу с огромной шишкой на лбу; его близость от вздыбившегося стола наводила на мысль, что удар этот не был нанесен рукой человека.
   А слева от Валентина драка продолжалась. Мануэль, выставив перед собой кинжал, с пеной у рта нападал на Талиона, который с эльфийской легкостью ускользал от его ударов. Похоже, хоть Талион-то в норме, констатировал Валентин: могучий маг, эльф тем не менее ограничивался пассивной обороной. Ну ладно, порезвились и будет!
   Валентин встряхнул кистями рук, сбрасывая накопившееся напряжение – еще бы, обычно он не был способен проломить двухметровую гранитную стену одним ударом, – сложил две «перчатки» и стукнул лбами Мануэля с Бранбо.
   Талион поправил волосы и выпрямился, слегка выставив вперед левую ногу. Валентин залюбовался на эльфа: после всего этого бедлама он был свеж и даже не помял плащ. Талион между тем снова сунул руку за пазуху, вытащил ее, сложенную горстью, и сдул с ладони тончайший белый порошок, рассеявшийся в воздухе.
   Хаям, хрипевший ругательства, почти сразу умолк и принялся озираться по сторонам.
   Валентин не без опаски сделал вдох. Все в порядке, медвяный запах пропал.
   – Ну, Талион, – сказал Валентин, – ну ты даешь!
   Талион без малейшей улыбки церемонно поклонился.
   – Я восхищаюсь тобой, Фалер, – сказал он, скрещивая руки на груди. На фоне окружающего хаоса он выглядел Нероном, взирающим на пылающий Рим. – Ты единственный из нас, кто не поддался древней магии злобы и ненависти.
   – Что это было? – спросил Валентин, опуская обратно закатанный еще в коридоре рукав. Объяснять Талиону свое поведение, продиктованное единственно стремлением смыться, Валентин не собирался.
   – Эликсир Сатаны, известный со времен Тенелдура, – произнес эльф, что-то высматривая в развалинах стола. – Наши лесные поселения неуязвимы для врагов, пока в сердцах эльфов живет хоть капля ненависти. Именно ее отдают они, безлунной ночью в свете синих костров смешивая эликсир. – Талион подобрал свой хрустальный флакон. – Брошенный в гущу врагов, такой фиал заставляет их забыть обо всем, кроме злобы на себе подобных. Нам не приходится пятнать себя кровью... – Талион заглянул в фиал и покачал головой. Хрустальный флакон был пуст. – Признаться, я не ожидал, что мы окажемся настолько сильны.
   Валентин выразительно посмотрел на пролом в стене, потом – на разбитый вдребезги стол.
   – О нет, – заметил его взгляды Талион. – Мы оказались куда сильнее в сопротивлении эликсиру, чем обычные люди или гоблины. В печали я выпустил в этот зал такое количество ненависти, которого хватает на целую армию... Тьма пустила глубокие корни в нашем замке, – вздохнул Талион. – Я сам поддался ненависти!
   – Твоя работа? – Валентин кивнул на Хаяма, дрожащего от холода посреди кусков льда.
   – Я не помнил себя, пока сорвавшееся с губ заклинание не причинило зла человеку, – пояснил Талион. – Только тогда я нашел в себе силы отстраниться от чувств; но пока Мануэль нападал, я не мог применить умиротворитель. Благодарю тебя за помощь, Фалер. Без тебя, возможно, многие бы пострадали гораздо сильнее.
   Особенно если бы я сам принялся проламывать головы, подумал Валентин.
   – Но зачем эта, гм, разминка? – спросил он у Талиона. – Как этот эликсир связан с твоей частью плана? Или...
   Валентин умолк, догадавшись. Черт возьми, неплохо придумано! Сунуть эликсир Сатаны под нос Избранным, чтобы они как следует отдубасили друг друга.
   – Никто из вас ни разу не видел действие эликсира, – ответил Талион. – Вы бы просто не поверили, что такое возможно. Теперь вы в состоянии понять, почему я вслед за Нинель говорю: Избранные будут биться, и битва их станет самой ужасной за всю историю Побережья.
   Валентин вспомнил свои ощущения под действием эликсира, и его пробил озноб. Проклятье, да они же будут драться из последних сил! Может быть, куда дольше двадцати секунд!
   – Погоди, погоди, – пробормотал Валентин. – Но ведь можно же и не применять эликсир?
   Талион покачал головой.
   – Поздно, – сказал он. – Вчера, незадолго до заката, я обильно смочил мостовые Ампера разновидностью этого эликсира, которая действует только на пришельцев. Весь воздух Ампера сейчас пропитан едва ощутимым запахом безумия. Можешь быть уверен, Фалер, в час битвы эликсир подействует на всех Избранных. И еще, быть может, на тех из нас, кто осмелиться появиться там в этот роковой час.
   – Ясно, – буркнул Валентин. Намек Талиона, прозвучавший в последней фразе, очень ему не понравился. Делать мне больше нечего, кроме как соваться разнимать тальменов.
   План Великого Черного, только что завершившийся последней, самой изощренной каверзой, стал наконец ясен от начала и до конца. Разумеется, ни Георг, ни Детмар не ведают, что никакого публичного судилища и казни не будет. Едва попав в Ампер, они воспылают столь ярой ненавистью к Габриэлю, что очертя голову бросятся в бой. Но и Серый, нанюхавшись эликсира, будет ждать их во всеоружии.
   Валентин пожал плечами. Зачем же Великому Черному понадобилось именно так обставлять последнее сражение? Разве Георг и Детмар не сладят с Габриэлем без допинга? Алефа-то они отделали играючи...
   Вот тут-то Валентин и вспомнил мысли, подслушанные в тронном зале. Клятва Великого Черного – пока последний враг не умрет как и первый! Они же против всех Избранных ополчились, а не только против Серого Воителя!
   Великий Черный нашел способ одним ударом исполнить свою клятву: опьяненные эликсиром Сатаны, тальмены будут продолжать драться слишком долго, и обезумевшие в Т-буре талисманы не смогут сохранить жизнь даже победителям! Ай да Великий Черный! Нехай весь мир погибнет, а соседу глаз выколю! Наконец все стало ясно!
   – Талион, – сказал Валентин, улыбнувшись. – Тебе не кажется, что план Великого Черного следует слегка подправить?
   Талион отступил на шаг и, откинув плащ за левое плечо, положил правую руку на желтый камень, висящий у него на груди.
   – Клянусь именами Аннуэль и Тенелдур, – произнес он громко, как на параде, – что я не ведал, что творил!
   – Ну, не ты один, – кивнул Валентин. – И что же теперь ты собираешься делать?
   Вообще говоря, подумал он, все уже сделано. Тальмены науськаны, эликсир распылен. Если просто ничего не предпринимать, они благополучно сойдутся в бою и разнесут пол-Побережья. Как дважды два разнесут. Валентин поежился. Ну ладно там, Талион; а мне-то что делать?
   Талион молча смотрел на Валентина, и взгляд его был достаточно красноречив. Это был взгляд приговоренного к смерти. Причем по заслугам.
   Валентин понял, что эльф уже смирился с поражением. Замечательно! Напортачил и готов понести заслуженную кару. А ведь после меня он здесь главный...
   Так-так! Валентин шмыгнул носом.
   Получается, что опять Шеллер крайний?
   – Теперь ты знаешь все, Хозяин, – сказал Талион, опуская глаза. – Только ты можешь решить, что будет дальше.
   Вот именно, констатировал Валентин. Крайний.
   – Ну, вот и сговорились, – сказал он. – Принимаю командование на себя. Сколько времени тебе понадобиться, чтобы воскресить эту гору полутрупов? И стол починить?
   – Я сделаю все необходимое за четверть часа, – ответил Талион.
   – Вот и замечательно, – Валентин повернулся к двери, покосился на пролом в стене, покачал головой. Ладно, потом. – А я пока кое-что посмотрю. Кстати, где в замке установлен визомон?
   Талион еще шире раскрыл свои и без того огромные глаза. Ну да, подумал Валентин, пришелец я, пришелец! И маг. И шпион. И посланник Сумрака. Все, что угодно. Визомон где?
   – Тебе достаточно только пожелать, и ты узнаешь это, словно вспомнив давно забытый дом своего детства, – сказал Талион. – Замок позаботится о своем Хозяине. Попробуй прямо сейчас.
   Визомон, подумал Валентин, поднимая глаза к потолку. Нет, он же сзади, и направо... Черт! Как просто!
   – Я сейчас, – быстро сказал Валентин, буквально выскакивая в коридор. Талион не стал провожать его взглядом, тут же повернувшись к Нинель. Судя по тому, что пророчица все еще не пришла в себя, пострадала она посильнее других.
   Пробежав десяток метров, Валентин заставил себя успокоиться и перешел на шаг. Значит, так, сказал он себе. Сначала снимаем завесу, потом для порядка глянем, что там дома происходит, а уж потом – за колечком. Что-то ведь Великий Черный с ним сделал, раз сам позвонить сумел, может быть, токен-ринг теперь кто угодно использовать может. Если так, то вообще никаких проблем.
   Валентин прошел через послушно растворившуюся дверь и остановился, ожидая, пока темный зал осветят занявшиеся при его появлении светильники. Великий Черный, очевидно, в качестве хобби увлекался дизайном по интерьерам. Меблировка нового зала не походила ни на что ранее веденное Валентином. В полном беспорядке зал заполняли расставленные деревянные трехногие столы разной высоты, гнутые полукресла, извивающиеся в разных направлениях узкие ковровые дорожки ярких, ядовитых цветов.
   А потом Валентин присвистнул от удивления. У противоположной стены, в уютной, увешанной гобеленами нише на низком столике громоздился хрустальный шар, очень похожий на визомон. Похожий всем, кроме своих размеров: в диаметре шар был больше метра!
   Валентин пошел к шару, изумленно покручивая головой. Метровый визомон! Ай да Великий Черный! Я даже не знал, что такие вообще бывают, думал Валентин. Шестое чувство – неслышный голос покорного Замка – уже подсказало ему, что шар – именно визомон, и визомон работающий.
   Остановившись перед талисманом и положив ладонь на его гладкую прохладную поверхность, Валентин попытался установить контакт. Обычно это удавалось раза с третьего – хотя визомоны и были талисманами меньшего ранга, чем его Обруч, они имели собственные требования к психике оператора. Вообще, управлять любым талисманом, кроме своего собственного, было все равно что с автомобиля на танк пересаживаться. То есть в принципе возможно, но без особой необходимости не хочется.
   На этот раз у Валентина просто ничего не получилось. Он пялился изо всех сил в прозрачную глубину хрусталя, пытаясь оживить скрывающиеся там картины. Ни малейшего намека на контакт. Чего и следовало ожидать, мрачно решил Валентин, визомон-то вон какой огромный, может, это и нечто большее, чем просто визомон; это тебе не со стеллиным футбольным мячом баловаться.
   Валентин сцепил руки в замок и сложил их на животе. Ну-с, гроза Великих и Черных, что делать будем? Хорошо бы головой об него постукать, место для разбега есть. Или просто Максима позвать? А почему, собственно, позвать?
   Валентин цокнул языком. Ничего себе идея – настройку на талисман прямо из ментала считать! Чего это я раньше ушами хлопал? Ну-ка, ну-ка...
   Он нырнул в ментал и без особого труда вошел в сознание Максима. Тот разглядывал с птичьего полета какие-то бескрайние лесные просторы, лишь в нескольких местах прорезанные дорогами. Визомоном Максим управлял в совершенно нетрадиционной манере: как телекамерой! Руки его совершали мелкие, наверное, даже бессознательные движения, поворачивая картинку, укрупняя ее или наоборот отъезжая назад, добавляя освещенности и подкручивая звук. Валентин, осененный внезапной идеей, рванулся назад во времени, к тому моменту, когда Максим только сел за талисманный столик. Так и есть; хитрый землянин включал талисман, бессознательно двигая большим пальцем, словно нажимая на кнопку!
   Надо же, подумал Валентин, оказывается, не только пришелец на талисман настраивается, но и тот к его привычкам приспосабливается. Надо было пальцами шевелить, а не бровями. Местный стиль.
   Покрутившись в ментале еще несколько минут, Валентин разыскал момент, когда Максим регулировал завесу. Она простиралась по всему объему Замка, создавая весьма реалистическую картинку внутренностей огромной скалы. Максим приспособил картинку к произошедшим после недавнего – для того времени – обвала изменениям и вернулся к наблюдению за личной жизнью Серого Воителя. Валентин повторил его жест – переключение между разними камерами – и счел, что полученных навыков будет достаточно.
   Выйдя из ментала, он сел в широкое кресло, где обычно располагался Максим, и шевельнул большим пальцем. Щелкнула несуществующая кнопка, визомон осветился видимым только Валентину светом, открывая взору окрестности замка. Над восточными низкими горами уже занимался рассвет; Элуни заваливалась за горизонт; волшебная тишина лежала над серебристо отблескивающими скалами. Валентин довольно улыбнулся – получилось, с первого раза получилось, – и переключил визомон на завесу.
   Здесь дело несколько застопорилось. Валентин не подсмотрел, как Максим ее снимал; да и снимал ли он ее вообще?! Конечно, можно было изменить картинку – написать, скажем, большими буквами «Здесь был Шеллер». Однако в этом случае сам Валентин остался бы по-прежнему невидим, а значит, и эвакуация не состоится. Нет уж, лучше слегка повозиться.
   Валентин принялся перебирать пальцами, нажимая на невидимые кнопки и дергая за короткие рычажки. Картинка меняла размер, интенсивность, прыгала в разные стороны, повисая скальной громадой высоко в небе и уходя бескрайним озером под землю, однако выключаться не хотела. Наконец Валентин разозлился как следует и представил себе большую красную кнопку – выключение всего. Картинка мигнула и исчезла; визомон показал Валентину его самого, потирающего руки у громадного хрустального шара.
   – Научиться не научусь, – прокомментировал Валентин свои достижения, – а работать заставлю.
   Он щелкнул языком, предвкушая самое интересное. И, уменьшив масштаб до орбитального, решительно направил визомон на восток.
   В поле зрения замелькали бесконечные горы – тысячи километров безжизненных, малоисследованных пространств, именуемых на побережье Поднебесной. Самые низкие из здешних вершин смотрели бы на Эверест сверху вниз. Легенды врали, что под всем этим бесконечным горным массивом существует сеть пещер, в которых живет горный народ, скрытый от всех с незапамятных времен. Однако сектора «Поднебесная» в Управлении не существовало, и Валентин с полной уверенностью мог сказать, что все это – выдумки. Он увеличил скорость – смотреть внизу было не на что.
   Горы кончились внезапно, точно отрезанные исполинским ножом. Резкий обрыв высотой в двадцать километров отделял Поднебесную от Восточных Пределов; Валентин повернул на юг, не желая погружаться в постоянно клубящийся в этих местах туман. Визомоны при всем их удобстве тоже не были всесильны – десятки мест на Панге виделись в них именно так, бескрайними клубами тумана. С этим оставалось только примириться.
   Проскочив над самым краем Восточных Пределов, Валентин повис над Жгучими Песками. Слегка волнистая громадная равнина, вся засыпанная тонким белым песком, тысячи километров жара и суши. Последствия какой-то древней катастрофы – видимо, тогдашний Серый чего-то не поделил с тогдашним Черным. Валентин поднялся повыше – ориентиров в пустыне не было, следовало просто высмотреть родную страну на горизонте.
   Впереди и слева в безоблачно-синем небе появилась маленькая белая полоска. Облака, отметил Валентин, и тут же понесся в их сторону. Страна Эбо, построенная принцем Акино в самом сердце Жгучих Песков, представляла собой пятисоткилометровый оазис с центральным озером, окруженным кольцом гор. Над ней постоянно клубились облака, создавая отличный микроклимат – плюс двадцать пять круглый год, хотя буквально в сотне километров в сухом жарком воздухе плевок испарялся на лету. Да, хорошо быть тальменом, подумал Валентин.
   Сам он жил на южном склоне кольцевых гор, с прекрасным видом на пустыню, в относительно холодном высотном поясе. Управление, напротив, размещалось на одном из бесчисленный островков, разбросанных по внутреннему морю Эбо. К счастью, здание Управления строго формальный прямоугольный небоскреб – резко выделялось на фоне экстравагантной архитектуры прочих островов. Валентин разглядел его за сотню километров, заложил вираж и влетел точнехонько в окно двадцать второго этажа, в операторскую к Стелле. Управлять визомоном оказалось ничуть не сложнее, чем Глазом Орла, а скорость его перемещений заставляла Валентина балдеть от ощущения полета.
   Стелла сидела в своем кресле, но почему-то задом наперед. Присмотревшись – визомон укрупнил картинку и сделал ее четче, добавил звук – Валентин присвистнул. Стелла сидела на бедрах какого-то мужчины, обнимавшего ее за талию, и движения ее таза не оставляли особых сомнений в том, чем они занимаются.
   Валентин усмехнулся – и за визомон-операторами можно подглядывать! Однако усмешка вышла кривоватой. Валентин как-то не предполагал, что Стелла и в самом деле трахается с техниками прямо в операторской. Воистину, век живи, век учись.
   Ладно, решил Валентин, сжимая кулаки. Допустим, она на меня забила. Ну а кольцо почему не работает?! Посмотрим, что там шеф делает.
   Кабинет Занга, куда Валентин скользнул по коридорам, оказался пуст. Интересно, подумал Валентин, куда это он делся? Пришла несуразная мысль – нырнуть в ментал прямо так, через визомон; но Валентин тут же пресек эту авантюру. И без того ситуация не сахар, не хватало еще в талисманах застрять. Кажется, я догадываюсь, где у нас Занг.
   Привычка шефа пить кофе, поглядывая на окрестности, была хорошо известна в Управлении. Валентин рванул вертикально вверх, на самую крышу. Там, в роскошно обставленном пентхаузе, из широких окон которого была видна половина островов Эбо, Занг любил вытянуть ноги, разлегшись в глубоком кресле, и выцедить чашечки три айс-кофе с коньяком. Обычно он проделывал это в одиночестве; на этот раз в соседнем кресле Валентин узрел длинную тощую фигуру, принадлежащую, несомненно, Грегори Ланда.
   Валентин тут же врубил звук на максимум и навострил уши. Шефы двух секторов встречались не так уж часто – Занг был чисто кабинетным работником, Ланда же до сих пор большую часть времени проводил на Побережье, общаясь со своим замом по токен-рингу. И раз уж они пьют кофе вместе...
   Первая же фраза, услышанная Валентином, подтвердила его подозрения.
   – Так как там поживают мои подопечные? – спросил Ланда, поглаживая подлокотник своего кресла.
   – Ваши бывшие подопечные? – уточнил Занг, делая акцент на слове «бывшие».
   – Да, я говорю о двух тальменах, столь долго странствовавших по моему сектору, – подтвердил Ланда. – Вы ведь получили мою записку?