Щеглов Сергей Игоревич. Тень спрута

   — Партнеры что надо, — кивнул Макаров, опробуя, как сидит на нем превратившийся в боевой скафандр комбинезон. — А сколько они весят, хотя бы примерно?
   — Ноль две — ноль три солнечных, — ответил Роберт. — Не так чтобы много, но...
   — Солнечных? — захлопал глазами Макаров. — А сколько это в килограммах?!
   — Да кто ж такие массы в килограммах меряет?! — возмутился Роберт. — Ну, пятьсот миллиардов миллиардов миллиардов. Много это тебе скажет?
   — Много, — ответил Макаров. — По крайней мере в рукопашную с ними я не полезу.
   — То есть как это не полезешь?! — встрял в разговор Астархан. — А кто скафандр будет испытывать?!
   — Ладно, — пожал плечами Макаров. — Скажите, чего сделать, я и сделаю.
   — Давно бы так! — одобрил Астархан. — Высадишься на платформе, подойдешь к супермаркету, свернешь направо, к служебным отсекам, около товарного телепорта остановишься и подождешь, пока к тебе не подойдут. У подошедшего эрэса спросишь по-ядреному — «Пьюти-Фью?». Если он покажет коробочку, вытащишь кредитку, рассчитаешься, не торгуясь, и заберешь товар. Если эрэс попятится и попытается уйти — выстрели из парализатора. Потом возвращайся на корабль. Понятно?
   — Куда выстрелить? — уточнил Макаров. — В эрэса?
   — В кого же еще? — фыркнул Астархан.
   — А кто он такой, этот эрэс? — поинтересовался Макаров.
   — Понятия не имею, — отмахнулся Астархан. — В Галактике миллион рас, всех не упомнишь!
   — Значит, — повторил Макаров, — дойти до товарного телепорта, подождать эрэса, купить коробочку и вернуться? Я правильно понял?
   — Абсолютно! — кивнул Астархан.
   — А где же тогда скафандр испытывать?
   Астархан посмотрел на Роберта, тот — на Ахмеда, и все трое дружно расхохотались.
   — Увидишь, — пообещал Астархан Макарову. — Ну, ни пуха!
   — К черту, — ответил Макаров и оказался в открытом космосе. Над его головой громоздилось дикое переплетение металлических труб, под ногами сверкали несколько подозрительно ярких звезд, а прямо перед глазами простирался губчатый край громадного толстого диска, на нижней стороне которого переливались огнями многочисленные искусственные сооружения. Сообразив, в чем дело, Макаров перевернулся ногами к станции — скафандр, как и звездолет, легко управлялся мыслью — и поплыл сквозь пустоту в сторону этого островка цивилизации.
   Когда под ногами Макарова промелькнул загнутый вверх край жилой платформы, скафандр резко пошел вниз. Гравитация, понял Макаров, переводя скафандр в планирующий полет. Снизу замелькали круглые домики, похожие на прилепившиеся к торту клюквинки, потом показалась самая настоящая дорога с несколькими приземистыми автомобилями, и дома потянулись вверх, загораживая обзор. Решив, что центр платформы неподалеку, Макаров опустился вниз, ступил на черный, в мелких пупырышках тротуар, мягко спружинивший под ногами, и сделал свой первый шаг в этом абсолютно чужом для него мире.
   Страха он не чувствовал — все вокруг выглядело настолько непривычным, что напоминало плохо продуманный сон. Дойдя до очередного перекрестка, Макаров привычно огляделся по сторонам — и разинул рот. Улица слева была наполовину завалена темно-красным песком, образовавшим на ней самые натуральные сугробы; а вот справа эта же самая улица сверкала несколькими оттенками белого, залитая ярким, напоминающим операционный зал светом. Нечего по сторонам глазеть, решил Макаров и продолжил свое движение к центру платформы. Пупырчатая резина под ногами превратилась в прозрачный кирпич с голубоватой подсветкой, потом — в хлюпающую вязкую жидкость, доходящую до щиколоток. К счастью, Макаров догадался подключиться к Сети и теперь шел прямо к цели, ведомый повисшей перед глазами контурной картой. До супермаркета оставалось всего два поворота, когда резкий звук справа заставил Макарова повернуть голову.
   В этом квартале улица представляла собой громадный желоб с двумя канавками тротуаров. Стены домов вырастали из краев желоба, соперничая с ним в кривизне. С противоположной стороны желоба, там, откуда и раздался злополучный звук, один из домов отступал от общего правила, отгородившись от желоба чем-то похожим на сад камней. На трех самых крупных камнях расположились существа, от одного вида которых душа у Макарова ушла в пятки.
   Их серая, висящая складками кожа лоснилась бесформенными маслянистыми пятнами. Большие головы с четырьмя расположенными по окружности глазами увенчивали пучки жестких волос, шевелившихся, точно усики насекомых. Многосуставчатые руки находились в постоянном движении, стремительно перемещаясь от раскинутого между камнями яркого покрывала к беззубому, отвратительно чавкающему рту. А толстые ноги, оканчивающиеся многочисленными когтями, крепко обхватывали камни, словно существам угрожала опасность быть унесенными ветром.
   Макаров сглотнул слюну и попытался сделать следующий шаг. К его ужасу, подошвы скафандра словно прилипли к тротуару!
   — Ху си му? — услышал Макаров гулкий голос одного из существ.
   — Зи везд, — ответило другое существо. — Зве рус!
   — My! — ухнуло третье, подхватывая с покрывала большую флягу с мутноватой жидкостью. — My из му!
   Это они про меня, догадался Макаров. Он подергал ногами, убедился, что тротуар держит крепко, и неожиданно успокоился.
   — Зве рус! — третье существо, отличавшееся от двух своих собратьев синеватой кожей да несколько большими размерами, подняло флягу и запрокинуло ее над своим беззубым ртом. Жидкость устремилась в бездонную глотку, забрызгав существо желтоватой пеной. Из глубины глотки высунулся черно-красный язык, слизнул пену и с чмоканьем скрылся. Существо срыгнуло, швырнуло опустевшую флягу через голову и рявкнуло:
   — Зве рус му-у!
   Сам ты му, пробормотал Макаров.
   — Вэй кер му-у!!! — перевел скафандр, неизвестно зачем усилив голос почти до болевого порога. Макаров втянул голову в плечи и с ужасом огляделся по сторонам. Напрасно; улица была совершенно пуста.
   Неужели это и есть вэйкеры, с ужасом подумал Макаров. Вот эти уроды — и массой в ноль три солнечных?!
   — Зве рус ве! — заблеяло второе существо. — Зве рус хо ма?!
   — Ма! — фыркнуло третье. — На ма?!
   Его многосуставчатые руки замелькали в воздухе, словно крылья колибри. Макаров явственно ощутил, как его шею охватывает невидимая удавка, машинально вцепился в нее обеими руками, сумев немного ослабить мертвую хватку, и упал на гладкую поверхность желоба, сбитый с ног невидимой силой. Перед глазами промелькнули разноцветные разводы инопланетного асфальта, горизонт встал на дыбы, вернулся в горизонтальное положение, и Макаров обнаружил, что висит в воздухе перед главарем вэйкеров, из последних сил цепляясь за невидимую удавку.
   — Ты дерьмо, зверус, — на чистом русском языке произнес вэйкер. — Ты и твоя раса. Дерьмо. Понял?
   По крайней мере нас не выгнали с инерционных шоссе, подумал Макаров. За ненадобностью.
   — Па ху, — перевел скафандр, — то на цер шо па, ка вэй кер!
   Какого черта он все им переводит, успел подумать Макаров. А потом удавка на шее сжалась с такой силой, что захрустели пальцы. Макаров взвыл от боли и сам не зная зачем отпустил удавку.
   Боль мгновенно исчезла, и перед глазами Макарова вспыхнул разноцветный узор прицела. Все три вэйкера оказались захвачены в концентрические круги, но только вокруг ближнего, самого злобного, круги эти были красного цвета. Не дожидаясь очередной волны боли, Макаров напряг обе кисти, открывая огонь.
   Красный прицел замигал, вэйкер недоуменно повел головой. Не то оружие, догадался Макаров. Сейчас, во время боя, он мыслил на удивление четко и ясно. Какой, к черту, парализатор, для такой туши! Ноль три Солнца! Здесь чем-то другим надо...
   Макаров опустил взгляд, увидел острые когти вэйкера, по-прежнему отчаянно цеплявшиеся за камень, и едва заметно улыбнулся. А в следующее мгновение из его рук ударили молнии. Ударили прямо в камни, на которых сидели вэйкеры.
   Невидимая удавка дернулась и порвалась. Вэйкеры стремительно увеличились в размерах, на миг превратившись в громадные серые шары, и лопнули, ударной волной сбив Макарова с ног. Серые камни заходили ходуном, как если бы вместо молний Макаров подвел к ним высоковольтные провода. А прицелы, по-прежнему висевшие у Макарова перед глазами, наконец окрасились зеленым. Цели поражены, констатировал Макаров. Но скафандр-то каков, а? Только драться и умеет!
   Ближайший к Макарову камень вспучился каким-то серым наплывом. Макаров проворно вскочил на ноги и протянул перед собой руку, готовый в любую минуту разразиться очередной серией молний или чем еще похуже. Но серый наплыв выпучил наружу четыре глаза, раскрыл маленький беззубый рот и прошамкал на ломаном русском языке:
   — Мир, начальник! Вэйкер, русич — маладцы оба!
   Макаров захлопал глазами. Так значит, настоящие вэйкеры — серые камни?! А уроды с четырьмя глазами — всего лишь голосовой аппарат?!
   Как же это я догадался по камням врезать?!
   — Мир, — ответил Макаров, отступая на шаг. Рука его по-прежнему целилась прямиком в камень. — Только чтобы без фокусов!
   — Да, да, — закивал вэйкер жалким подобием головы. — Как скажешь!
   Чем же это я их шарахнул, подумал Макаров. А, скафандр?
   Гравитационный удар с положительной обратной связью, мрачно ответил скафандр. Из-за ошибки в оценке массы объекта допущен перерасход энергии. Рекомендуется немедленное возвращение на корабль.
   — Оп-ля, — воскликнул Макаров. — Перерасход, говоришь? Ну, тогда можно и на корабль возвращаться. Такой боевой скафандр нам не нужен!

Глава 12
Право на смерть

   Дело не в том, что мир стал гораздо хуже, а в том, что освещение событий стало гораздо лучше.

Г. Честертон

1

   Артем Калашников потер переносицу, пытаясь поправить несуществующие очки.
   — Тут же ясно написано, — пробормотал он. — Мы поняли, о чем речь, и готовы на многое.
   — Они поняли, — согласился Штерн. — А вы сами-то поняли?
   Калашников скрестил руки на груди и откинулся на спинку стула. От выпитой у Лапина водки его клонило в сон; думать совершенно не хотелось.
   — Я же гипотезу проверял, — попробовал оправдаться Калашников. — Кто знал, что они вообще ответят?!
   — Кто у нас лучший в Галактике эксперт по спонкам? — задал Штерн риторический вопрос.
   — Ладно, — сдался Калашников. — Каюсь, недоработал. Думал, начну переговоры, а там видно будет.
   — Ну и как? — полюбопытствовал Штерн. — Теперь видно?
   Калашников уныло покачал головой:
   — Теперь думать надо!
   — Думайте, — предложил Штерн. — Можно вслух. Разрешаю!
   — Спасибо, — съязвил Калашников и вдруг почувствовал, что спать ему больше не хочется. — Сейчас я тут такого напридумываю!
   — Давайте, давайте, — кивнул Штерн. — Я с удовольствием послушаю.
   — Это в час ночи-то? — скептически хмыкнул Калашников. — Ладно, сами напросились. Мое первое письмо из двух частей состояло — сначала «дайте денег», а потом намек, что мне кое-что известно. В ответе спонков о деньгах — ни слова. Следовательно, они меня правильно поняли: деньгами здесь не отделаться! Звездный Пророк от них чего-то другого хочет, и ему есть что предложить взамен. Значит, нужно переговоры начинать. Я бы на их месте так и написал: ладно, вы нас раскусили, чего на самом деле хотите? А спонки личную встречу предложили. Зачем?
   — Действительно, зачем? — спросил Штерн. — Вероятность утечки информации при личных контактах намного выше, чем при обмене защищенными сообщениями!
   Калашников победно усмехнулся:
   — А в глаза посмотреть? Есть у меня подозрение, что спонки эти — неслабые телепаты! Иначе как они столько времени на стольких планетах орудуют, и ни разу не прокололись? Ну а раз уж они телепаты, то ждет меня на Бадарамхаз-Карамхе допрос четвертой степени. Под гипнозом. Кто такой, откуда взялся и кому еще про спонков успел рассказать.
   — Вполне возможно, — кивнул Штерн.
   — То-то и оно, — развел руками Калашников. — Кто их знает, этих спонков, — вдруг они и вправду меня зателепать сумеют? Я ведь им тогда все выложу, до последней государственной тайны!
   — Ну, это вряд ли, — покачал головой Штерн.
   Калашников фыркнул:
   — А вы почем знаете?! Разве русичи уже бывали на телепатических допросах? Уже сталкивались нос к носу с пустотными шейхами?!
   — С шейхами — нет, — спокойно ответил Штерн. — А вот с другими любопытствующими расами сталкивались, и не раз.
   — Вы хотите сказать, — нахмурился Калашников, — что звездных русичей уже захватывали в плен и подвергали допросу?!
   — Само собой, — кивнул Штерн. — В Галактике жить — под Богом ходить.
   Калашников задумчиво поскреб подбородок.
   — А как же безопасность? — пробормотал он. — Допросы, они, знаете ли, всякие бывают...
   Он замолчал, увидев, что Штерн встает из-за стола.
   — Вы совершенно правы, Артем Сергеевич, — официальным тоном произнес Штерн. — Безопасность, к которой вы уже успели привыкнуть, заканчивается на границах Звездной России. Во всей остальной Галактике единственной привилегией звездных русичей было и остается право на смерть.
   Калашников вздрогнул и тоже поднялся на ноги.
   — Что вы хотите этим сказать? — спросил он, запихивая за пояс выбившуюся из брюк рубашку. — Каждому туристу — ампулу с ядом?!
   Штерн молча прошелся вдоль стены и остановился в двух шагах от Калашникова.
   — Перед тем, как мы продолжим наш разговор, — сказал он, глядя Калашникову в глаза, — вы должны пройти еще одно стандартное испытание.
   — Да я уже догадался, — пробормотал Калашников, трясясь от нервного напряжения. — И что же за испытание?
   — Вы можете отказаться, — сухо сообщил Штерн. — В этом случае...
   — Нет уж, спасибо, — перебил его Калашников. — Сначала скажите, в чем оно заключается!
   — Смертная казнь, — четко, по-военному отрубил Штерн.
   — Через повешение? — криво усмехнулся Калашников.
   — Через кремацию, — качнул головой Штерн. — Заживо.
   Калашников задрожал и оперся рукой на спинку стула.
   — Прямо сейчас? — спросил он упавшим голосом.
   — Вы можете отказаться, — повторил Штерн. — Ваш отказ не повлечет за собой никаких последствий.
   Калашников раздраженно махнул рукой:
   — Чушь! — Он постучал костяшками пальцев по голове. — Вот где будут последствия, мало не покажется... Черт, ну почему всегда приходится выбирать что-то одно?!
   Штерн удивленно посмотрел на Калашникова.
   — Вы что же, — спросил он, — хотите пройти испытание дважды?..
   Калашников широко раскрыл глаза.
   — Дважды, — повторил он. — А что, это мысль!
   Он отпустил спинку стула, засунул руки в карманы брюк и весело посмотрел на Штерна:
   — Давайте кремацию! Но только при условии, что потом я смогу ее повторить.
   — Подождите, — нахмурился Штерн. — Вы хорошо понимаете, что вас ожидает?
   — Думаю, да, — кивнул Калашников. — Пристегнут к направляющей, и в топку.
   — Это достаточно неприятная процедура, — заметил Штерн. — Зачем вам вторично испытывать такой стресс?
   — Именно потому, — ответил Калашников, — что процедура уж слишком неприятная. Настолько неприятная, что у меня руки от страха трясутся, видите? А ведь я еще и пальцем до огня не дотронулся! Что же со мной после кремации будет?! Когда я взаправду узнаю, каково оно — сгорать заживо? Паранойя и пирофобия, каких свет не видывал, я себя знаю! Вот тогда-то, — Калашников поднял трясущийся указательный палец, — и наступит момент истины. Если я во второй раз в крематорий полезу, значит, способен себя контролировать. Ну а если нет — то увы. Придется менять профессию.
   Калашников развел руками и опустил голову.
   — Хорошо, — сказал Штерн. — Сделаем для вас исключение. Пойдемте, я вас провожу.
   Он подошел к двери, открыл ее и вышел в коридор.
   Калашников закусил губу и на негнущихся ногах заковылял следом. Спокойно, говорил он себе, это же Звездная Россия. Подумаешь кремация — больно, но не смертельно.
   Оглядевшись по сторонам, он увидел, что длинный пустой коридор упирается прямо в узкую черную дверь. Штерн остановился около нее и сделал приглашающий жест. Калашников сделал двадцать шесть шагов и оперся рукой о стену. Штерн открыл дверь и посторонился, уступая дорогу двум человекообразным роботам.
   Жесткие цилиндрические пальцы схватили Калашникова за руки и вмиг уложили на низкую закопченную кушетку. Лязгнули стальные захваты, фиксируя колени, бедра и локти; голову обхватил металлический обруч. Калашников понял, что не в силах сделать даже самого маленького движения; тело выгнулось дугой в отчаянной попытке избавиться от этого кошмара. На белый потолок лег багровый отсвет, и Калашников услышал ровное гудение пламени.
   — Сейчас вы еще можете передумать, — сказал Штерн.
   — Нет! — воскликнул Калашников, почувствовав, что вот-вот передумает.
   — Тогда поехали, — бесстрастно произнес Штерн, и Калашникова обдало жаром. А потом жар превратился в боль, и она в мгновение ока заполнила собою весь мир.

2

   Калашников блаженно улыбнулся и с наслаждением потянул носом воздух. Прохладный воздух.
   — С вами все в порядке? — осведомился Штерн.
   Зато какой кайф, вспомнил Калашников старый анекдот. Когда промахиваешься.
   — Более чем, — проговорил Калашников, не переставая улыбаться. — Просто неизъяснимое блаженство. Как это, оказывается, замечательно — когда ничего не болит!
   — У меня есть к вам один вопрос, — сказал Штерн, и Калашников уловил в его голосе легкое беспокойство. — Почему вы смеялись?
   Калашников медленно открыл глаза.
   — Это в печи, что ли? — уточнил он.
   — В печи, — кивнул Штерн. — За несколько секунд до смерти.
   Калашников нервно хихикнул.
   — Было дело, — сказал он. — Это когда по-настоящему припекло. Я уж кричать хотел, да некстати вспомнил, что добровольно в печь сунулся. По собственному желанию. Это же надо быть таким идиотом!
   Калашников махнул рукой и заерзал на стуле, устраиваясь поудобнее.
   — Не понимаю, — нахмурился Штерн. — Что же здесь смешного?
   — Ну, — развел руками Калашников. — Я не ожидал, что будет так больно. Ждешь одного, а получаешь совсем другое; типичный анекдот! Очень похоже на прыгуна вниз головой. Или на говорящую лошадь, помните?
   Штерн наклонил голову и несколько секунд смотрел куда-то в сторону. Потом на лице его появилась легкая улыбка.
   — Кажется, я понял, — кивнул Штерн. — Все дело в том, что вы умирали в первый раз.
   — А что, — поинтересовался Калашников, — во второй раз это уже не так интересно?
   — Это зависит от того, — ответил Штерн, — хорошо ли вы научились умирать.
   — Что значит — научился умирать? — спросил Калашников. — Вы имеете в виду вот это?
   Он прикрыл глаза и вспомнил последнюю секунду своей предыдущей жизни. Ту самую секунду, когда боль стала совершенно невыносимой и вдруг исчезла, уступив место бесконечному падению в черную, бездонную пропасть. Тело Калашникова выгнулось дугой, и он с ужасом понял, что снова летит в ту же самую пропасть.
   Снова ощутив под собой стул, Калашников поспешно открыл глаза.
   У ног его лежал одетый в белую рубашку и черные брюки человек, не подававший признаков жизни. Путем несложных умозаключений Калашников понял, что видит свой собственный труп.
   — Я не стал убирать тело, — пояснил Штерн, — чтобы вы несколько поостыли. Умирать прямо в моем кабинете — это, знаете ли, слишком!
   — Прошу прощения, — пробормотал Калашников. — Я не знал...
   Но догадывался, добавил он про себя.
   — Теперь — знаете? — спросил Штерн. Калашников молча кивнул.
   — Повторять испытание будем? — задал Штерн следующий вопрос.
   Калашников помотал головой.
   — Правильно, — одобрил Штерн. — Времени у нас немного, а в печи вам теперь делать нечего. Помрете еще до первого ожога.
   — Да, — кивнул Калашников. — Но теперь у меня есть один вопрос. Если я помру за пределами Звездной России, то где я воскресну?
   — У себя дома, — ответил Штерн. — Правда, на это потребуется чуть больше времени.
   — А как это достигается технически? — поинтересовался Калашников. — Здесь я постоянно в Сети, а там, в Галактике?
   — Тоже, — ответил Штерн. — Лирк самостоятельно выбирает наиболее экономичный режим связи, а в случае ее потери переходит на прямой нуль-канал и передает аварийное сообщение. После этого восстановлением связи занимается Служба Спасения, имеющая на то соответствующие полномочия.
   — Круто! — восхитился Калашников. — Прямо как во сне — чуть что не так, просыпаешься себе дома, под одеялом. Да здравствует Звездная Россия! Но! — Калашников поднял указательный палец. — Как же все-таки быть с телепатией?! Под гипнозом я вряд ли смогу реализовать свое право на смерть!
   — Сможете, — заверил Калашникова Штерн. — А если по каким-то причинам вы перестанете себя контролировать, соответствующую команду вашему телу отдаст даймон.
   Вот как, подумал Калашников. Мой ехидный даймон будет распоряжаться жизнью Звездного Пророка?! Придется подольше сохранять над собой контроль!
   — Ну хорошо, — сказал Калашников, неодобрительно поглядев на свое предыдущее тело. — Вы меня убедили. Никаких секретов спонки от меня не узнают, даже если с ног до головы загипнотизируют. Осталось вторую проблему решить: а мне-то что с ними делать?!
   — Вы все еще не придумали? — удивленно спросил Штерн.
   — Некогда было, — развел руками Калашников. — То кремация, понимаете, то тренировки в праве на смерть...
   Он пихнул ногой свое мертвое тело и подавил мгновенно вспыхнувший ужас.
   — Ну так придумайте, — посоветовал Штерн. — У вас целая ночь впереди!
   — Спасибо, — язвительно ответил Калашников. — А я-то, дурак, надеялся, что вы мне чего-нибудь посоветуете...
   — Посоветую, — сказал Штерн. — Во-первых, перестаньте притворяться Звездным Пророком. Начните думать, как настоящий глава Церкви. Изучите технотронную религию, решите, в каком направлении ее следует развивать. Напишите манифест Возродившегося Пророка. Словом, станьте самим собой. А во-вторых, — смело требуйте от пустотных шейхов открыть карты. Вы — Звездный Пророк, вы — надежда Галактики; пусть выбирают — с вами они или против вас.
   — А если со мной? — спросил Калашников. — Чего от них тогда требовать?
   — Да чего захотите, — пожал плечами Штерн. — Совместного освоения Галактики или признания технотроники официальной религией спонков...
   Калашников в ужасе всплеснул руками:
   — Ни в коем случае! Тогда нами займутся всерьез!
   — Видите, — улыбнулся Штерн, — вы же лучше меня все понимаете. Еще вопросы?
   Калашников почесал в голове.
   — Да вроде нет, — сказал он, вставая. — Пойду Звездным Пророком становиться. Между прочим, участие в конгрессе сто эйков с конфессии стоит, а я до сих в церковную казну не заглядывал. Как бы занимать не пришлось!
   — Не придется, — успокоил Калашникова Штерн. — У Технотронной Церкви хорошие казначеи.
   — Тогда я пошел? — спросил Калашников, ожидая какого-нибудь напутствия.
   — Постарайтесь прожить подольше, — без тени улыбки сказал Штерн. Он встал из-за стола и подошел к Калашникову, протянул руку. — Удачи!
   — Спасибо, — растроганно ответил Калашников, пожимая руку своему странному шефу. — А может быть, мне охрану нанять? — сообразил он в последний момент.
   Штерн пожал плечами:
   — Хоть целую армию. Вы же, в конце концов, Звездный Пророк!
   Калашников раскрыл рот, чтобы порассуждать о подобающей Звездному Пророку армии, но вдруг увидел раскрывшийся слева от себя телепорт. Хватит болтать, осадил он сам себя; работать надо!
   Кивнул на прощание Штерну, он шагнул в светящийся прямоугольник и оказался в темноте покинутого шесть часов назад кабинета. Желтая круглая луна висела над черным частоколом далекого леса, отбрасывая на пол длинную тень от стоящего посреди комнаты высокого кресла. Не зажигая света, Калашников подошел к окну и поглядел на раскинувшийся перед ним лунный пейзаж. Красиво, подумал он; совсем как в двадцатом веке. И чего мне дома не сидится?!
   Усмехнувшись — назвался Звездным Пророком, так тяни лямку! — Калашников зажег настольную лампу и вытащил на поверхность стола большой лист бумаги. Вооружившись видавшим виды огрызком карандаша, специально созданного коттеджем именно в таком доисторическом виде, Калашников разделил лист на две части. «Религия», написал он на одной половине, немного подумал и решительно вывел на второй: «Экономика».
   Слева от стола послушно засветился виртуальный экран. Несколько секунд Калашников всматривался в заполненную разноцветными числами таблицу, представлявшую собой ежедневный финансовый отчет Церкви, а потом ткнул пальцем в зеленую строчку «Свободные средства» и громко свистнул. Пятнадцать миллионов ЭЕ?!
   Да это побольше будет, чем мой «неограниченный» бюджет!
   Недолго думая, Калашников размашисто написал на правой половине листа: «Без проблем». А затем материализовал себе стул, уселся поудобнее и навис над левой половиной, покачивая зажатым между двумя пальцами карандашом. Ну что ж, религия так религия; посмотрим наконец, чего там мой предшественник напророчил!